Я вернулся в дом и не застал Анастасии. Мне стало грустно, я надеялся, что наша предыдущая беседа получит какое-нибудь продолжение. Впрочем, гораздо сильнее меня сейчас занимали другие мысли и чувства. Дела принимали совершенно неожиданный оборот, я все сильнее втягивался в нечто такое, что все время создает для меня все большую угрозу моему привычному существованию и даже жизни. И едва ли не каждый день приносит мне нового врага. И я даже не знаю, кого мне следовало бы опасаться в первую очередь, кто способен из всех моих тайных и явных недоброжелателей на самые решительные действия?

Я взял листок бумаги и стал писать фамилии своих врагов. Первую строчку занял Сержант, на вторую – я поставил Гессена, почетное третье место занял Струганова. После этого я на некоторое время задумался. Затем я вывел фамилию Обозинцева, поставив возле нее знак вопроса. Когда я выводил фамилию Анастасии, ручка дрогнула в моей руке. И все же я дописал ее имя до конца.

Затем я прочитал список. Меня не покидало ощущение, что он далеко не полон. Но пока я терялся в догадках, кто еще е его должен пополнить? Ладно, решил я, события покажут.

Так как мне было грустно, я решил подремать. Разбудил меня стук в дверь. Я отворил ее и увидел Анастасию. Одета она была по походному, в темный, элегантный брючный костюм.

– Простите, что разбудила, – безошибочно определила она мое состояние, – но если вы не передумали, то нам нужно сейчас лететь к моим родителям.

– Я не передумал, – поспешно проговорил я.

Примерно через час мы уже находились на вертолетной площадке. Как всегда подтянутый, аккуратно одетый пилот вертолета нас уже ждал. Мы обменялись с ним дружеским рукопожатием.

– Далеко ли нам лететь? – спросил я, когда мы уже поднялись в воздух.

– Не очень, – ответила Анастасия, – всего двести километров.

– Вы считаете, это не далеко?

– У нас тут свои измерения. Если кто-то живет за двести километров, то для нас это как для вас на соседней улице.

Вертолет летел довольно низко, и я в какой уже раз любовался бескрайнем океаном тайги. Мне было очень хорошо, рядом сидела Анастасия, и впервые я не ощущал идущих от нее в мою сторону враждебных импульсов. Я бы назвал это дуновение нейтральным. И это было уже огромным достижениям, по крайней мере, дающим надежду на более благоприятное развитие дальнейших событий.

Внезапно я увидел, как посреди сплошного зеленого покрова вдруг появились яркие желтые вспышки. Я настолько отключился от действительности, уплыв куда-то далеко на корабле грез, что не сразу понял, что это пулеметные очереди. Несколько пуль пробили обшивку и прожужжали рядом с моей головой.

– В нас стреляют, падайте на пол! – крикнул я Анастасии.

Она среагировала мгновенно и вслед за мной бросилась на покрытый ковром пол.

Вертолет, уходя от обстрела, резко взмыл вверх. Я слышал, как внизу снова раздалось несколько поспешных очередей, но они уже не причинили нам вреда.

Я встал и подошел к кабине пилота.

– Все в порядке? – спросил я.

Борис был бледен, я заметил, как дрожали его лежащие на штурвале руки.

– Мы теряем высоту! – срывающим голосом крикнул он.

– Черт! Вы сможете посадить машину?

– Попробую, если найду место.

Я вернулся в салон. Анастасия снова сидела на прежнем месте.

– Что-то случилось? – спросила она.

– Мы теряем высоту, – не стал скрывать я.

Я боялся, что Анастасию охватит паника, но она бесстрастно восприняла мое сообщение. То, что произошло дальше, вызвало во мне безмерное изумление. Она вдруг встала на колени и начала молиться. Совершала обряд она совершенно спокойно и одновременно отрешенно.

Внезапно она замолчала и поднялась с колен.

– Теперь я готова к смерти, – спокойно объявила Анастасия она, словно бы речь шла о самой обыденной вещи.

А вот я нет, мысленно ответил я. Мне было стыдно, но мне было страшно.

Я посмотрел в иллюминатор и увидел, что мы летим совсем низко над верхушками деревьев. Еще несколько десятков метров – и мы рухнем прямо на них. По прежнему опыту я знал, что в этой ситуации самое опасное – это возможный взрыв и пожар.

Неожиданно между деревьями возник просвет. Когда-то давно тут похозяйничал огонь – и часть леса выгорело. Это было видно по обуглившимся остаткам деревьев. Чтобы благополучно сесть на такую сложную площадку, требовалось немалое мастерство.

Однако Борис проявил себя как настоящий виртуоз, можно сказать, что мы приземлились почти мягко. Нас лишь сильно тряхнуло, в результате сидевшую напротив Анастасию бросило прямо в мои объятия. Несколько мгновений мы обнимались как самые настоящие влюбленные. Затем она резко отодвинулась от меня.

Из кабины показался Борис. То ли от пережитого испуга, то ли от напряжения его пошатывало.

– Сели, – сказал он. – Мы сели. – Он опустился на скамью и сжал руками голову. Внезапно он по очереди посмотрел на нас какими-то странными безумными глазами. – А ведь я мог бы быть уже мертвым.

Мы могли бы быть уже мертвыми, мысленно поправил его я. Я подошел к нему и довольно сильно затряс авиатора за плечо.

– Кончайте хандрить, надо немедленно осмотреть машину. Мы не можем здесь оставаться. Нас уже ищут.

Я открыл дверцу и спрыгнул на землю. И сразу же на обшивке обнаружил следы от пуль. Даже странно, что ни одна из них не попала ни в меня, ни в Анастасию. Нам крупно повезло.

Я обернулся и увидел, что и она рассматривает пробоины. Впрочем, на ее лице признаков страха я не обнаружил. Откуда у нее такое самообладание? Как будто бы она побывала во множестве сражений. Удивительная женщина, таких одна на миллион! Я почувствовал, как мои чувства к ней стали еще горячей.

– Можно считать, что сегодня мы родились заново, – заметил я.

– В меня уже стреляли, так что это уже второе мое новое рождение.

– В таком случае я не исключаю, что вам предстоит сегодня родиться в третий раз.

– Что вы имеете в виду?

– То, что эти ребята, что по нам стреляли, находятся где-то поблизости. Они видели все, что с нами произошло. И будут нас искать. И я почти уверен, что скоро найдут.

Впервые за все время я увидел на ее лице тень тревоги. Но она почти тут же исчезла.

– Что же нам делать?

– Прятаться. У них есть даже пулемет, а у нас всего один пистолет. Дорога каждая секунда. Борис, – крикнул я, – вы где, черт возьми, застряли?

– Я здесь, – отозвался пилот из вертолета.

– Выходите немедленно.

Борис появился в дверях. Он все еще был в шоке, и я подумал, что, несмотря на свой бравый вид, он явно мне не помощник. Из этой ситуации мне придется выгребать одному.

– Бежим отсюда! – приказал я.

– А как же вертолет? – растерянно спросил Борис.

– Без нас он не улетит.

Я осмотрел местность. Со всех сторон нас окружал лес. Если бы знать, с какой стороны придут наши враги, можно было определить, куда нам бежать. А так, можно надеется лишь на случай.

– Туда, – махнул я рукой.

Мы побежали к лесу. Это решение оказалось более чем своевременным, так как едва мы углубились в чащобу на каких-нибудь пятьдесят метров, как невдалеке послышался характерный звук ломающихся веток, а затем до нас донеслись и мужские голоса.

Я махнул рукой в сторону завала, образованного из нескольких поваленных ураганов деревьев. Мы бросились к этому спасительному укрытию. Разбирать дорогу было некогда, и я почувствовал, как сухая ветка оцарапала мне лицо.

Мы едва успели спрятаться, как мимо нас прошествовала четверо здоровых мужчин. У троих из них в руках были автоматы Калашникова, один нес на плече ручной пулемет. Без всякого сомнения, что именно из него был обстрелян наш вертолет.

Наши недруги прошли от нас всего в метрах десяти. Будь они повнимательней, то легко могли бы заметить нас. Но я понимал, что до спасения нам еще очень далеко, сейчас они обнаружат пустой вертолет и тогда уже начнут настоящее прочесывание леса. И скрыться от них нам будет крайне затруднительно.

Я ломал голову, что делать дальше? Прятаться от них, словно зайцы, мне представлялось более опасным, нежели чем вступить с ними в бой. Когда я ходил в разведку, то всегда применял именно такую тактику; открытое столкновение давало больше шансов на выживание, чем отсидка в укрытие; если его обнаруживают, то надежды уцелеть практически не остается. А то, что эти бравые ребята, получили задание на наше уничтожение, я не сомневался, я уже понял, что живым я тут никому не нужен.

– Что будем делать? – вдруг придвинулась ко мне Анастасия.

– Они сейчас вернутся обратно. Нам нужно их уничтожить. Это единственный шанс на спасение.

– Но они же вооружены, у них пулемет, – не скрыла своего удивления Анастасия.

– Это не всегда самое важное. Если сделать все правильно, мы справимся. Вы умеете стрелять?

– Да, я ходила на охоту с десяти лет.

– Прекрасно. – Я протянул ей пистолет. – Когда они появятся, возьмите кого-нибудь на мушку. Но без моей команды не стреляйте. Борис, – позвал я пилота.

Тот успел забрести в какую-то лужу и теперь стал вылезать из нее. С его щегольской одежды стекала вода.

– Дай мне твой нож, – приказал я.

Он послушно протянул мне тесак. Я потрогал его, он был хорошо наточен.

– Вы собираетесь им убивать? – спросила Анастасия. В ее голосе смешалось отвращение с изумлением.

– А вы хотите, чтобы убили бы нас. Выбирайте, что вам дороже: ваша жизнь или этих подосланных подонков?

Но ответа я не дождался, так как снова послышался хруст веток под ногами. По звукам я определил, что если в первый раз они двигались неторопливо, то теперь шли очень прытко.

– Прячьтесь, – шепнул я.

Анастасия и Борис послушно укрылись за буреломом, я же притаился за стволом толстого дерева. Я внимательно прислушивался к раздающимся вокруг меня звукам, пытаясь определить по ним расположение противника. Судя по всему, они разделились, и каждый прочесывал свой участок. Именно на такой поворот событий я и рассчитывал. Теперь только оставалось ждать, пока кто-нибудь из них не окажется совсем близко от меня.

Ждать пришлось недолго. Я увидел, как в мою сторону идет один из этой четверки, высокий крепкий парень. Автомат он держал на изготовке. Я в мыслях проделал все то, что должен был сделать через несколько секунд на деле. Я боялся лишь одного, что из-за отсутствия практики могу допустить ошибку. А достаточно одного неточного движения, и я окажусь изрешеченным автоматной очередью.

Парень двигался прямо к дереву, за которым я стоял. Если бы он то и дело не озирался бы по сторонам, то вполне мог бы меня заметить. Внезапно он остановился, явно раздумывая, куда ему направиться дальше. Для него это было действительно судьбоносное решение: пойдет в одну сторону, найдет смерть. в другую… Я напряженно ждал, куда он сделает первый шаг, от этого зависело, рухнет ли мой план. Если он выйдет на то место, где прятались Анастасия с Борисом, то непременно их обнаружит. И тогда на всех нас можно ставить крест.

Парень продолжал двигаться вперед, неуклонно приближаясь к тому месту, где затаился я. Теперь нас разделяло всего несколько метров. Я буквально остановил дыхание и поднял нож. Ну, еще три шага, и я начинаю. Давно я так не волновался, как в эту минуту.

Парень сделал те самые три роковых для себя шага, и я оказался у него за спиной. Именно этого момента я с таким нетерпением и ждал. Стремительным прыжком я преодолел разделяющее нас расстояние и приземлился рядом с ним. Одной рукой я зажал ему рот, другой ударил ножом прямо в сердце.

Я вдавил ладонь в его рот и не позволил предсмертному крику вырваться из горла своей жертвы. Парень повернул ко мне голову, на миг наши глаза встретились. В его взгляде я словно бы прочитал вопрос: за что? Затем он стал падать. Я придерживал на всякий случай его тело, пытаясь определить, не имитация ли это. Затем отпустил его в свободный полет. Оно рухнуло на землю. Для него все было кончено.

Я поднял автомат, с пояса убитого снял запасной диск. Теперь, держа в руках оружие, я чувствовал себя гораздо уверенней. Сколько раз оно меня спасало из самых безнадежных ситуаций, дай бог выручит и на этот раз.

Я направился к бурелому. Анастасия вышла мне на встречу. Она все видела и все ее чувства открытым текстом были написаны на ее лице. Так смотрят, наверное, на страшного хищного зверя, растерзавшего невинное животное. Я бы много мог бы ей сказать в свое оправдание, если бы по лесу не гуляли еще трое желающих нас убить парней.

Где-то недалеко послышались чьи-то шаги.

– Прячьтесь! – прошипел я.

– Эй, Сержант, они убили Леху, – громко заорал хриплый мужской голос.

Наконец-то мне представилась возможность увидеть этого таинственного Сержанта. Это был верзила почти под два метра, косая сажень в плечах, грубое, перекошенное ненавистью лицо. В руках он сжимал ручной пулемет. Значит, это непосредственно ему мы обязаны тем, что вертолет вместе с нами едва не грохнулся на землю.

– Сука, этот парень убил уже второго! – громко воскликнул Сержант. – Дайте мне эту блядь, я его прикончу! Он должен быть совсем рядом. Ищите его! – приказал он своим подручным. – А ну-ка гляньте в том завале, – показал он пулеметом прямо туда, где притаились мы.

У этого парня была прямо звериная интуиция. Хотя вряд ли стоит этому сильно удивляться, так как по повадкам и по жестокости на эволюционной лестнице он располагался явно ближе к животному, чем к человеку. Сержант уже лежал на моей мушке, как в тот самый миг, когда я уже собрался надавить на гашетку автомату, он вдруг бросился на землю. Моя очередь пролетела над его головой.

– Пригнитесь! – крикнул я и что есть силы вдавил лежащую рядом Анастасию в землю. И в тоже секунду длинная пулеметная очередь вонзилась в высохший ствол совсем рядом со мной.

Нас спасло лишь то, что он не видел точно цели, и пока все очереди, которые он выпускал по нам, уходили мимо, их принимали на себя ни в чем не повинные деревья. Сержант понял, что выбранная им тактика не приносит желаемого результата. И надо отдать ему должное, он принял абсолютно верное с точки зрения тактики боя решение, что указывало на его военный опыт:

– Обходите его с двух сторон, – приказал он оставшейся у него живой силе, – я вас прикрою.

Дело принимало самый из всех возможных вариантов самый печальный оборот. Я не мог поднять головы, так как ее тут же? словно бритвой, срезала бы пулеметная очередь, а потому не мог и следить за передвижениями подручных Сержанта.

На раздумье у меня было вряд ли больше тридцати секунд.

Сержант лежал под деревом, прямо над ним нависала толстая тяжелая ветка. Она была сломана, но все же кое-как держалась.

– Анастасия, смотрите прямо вперед, – проговорил я. – Видите толстую, надломанную ветку?

– Вижу.

– Сможете попасть точно в место надлома?

– Я постараюсь.

– От меткости вашего выстрела зависит моя, да и ваша жизнь. – Цельтесь. Будете стрелять по моей команде. Пуль не жалейте, выпустите хоть всю обойму, лишь бы ветка обломалась. Я считаю: раз, два, три, четыре, пять. Стреляйте! – закричал я.

Анастасия произвела несколько выстрелов. Искалеченная ветка окончательно надломилась и упала прямо на голову Сержанта. Я вскочил на ноги, два бандита с двух сторон уже совсем близко подкрались к нашему лежбищу. Уверенные, что их главарь не позволит никому поднять головы, они пребывали в несколько расслабленном состояние.

Это-то их и погубило. Я выпустил очередь в одного, мгновенно развернулся и снова нажал на гашетку. Затем снова бросился на землю. Это я сделал более чем своевременно, так как Сержант за те несколько секунд, что я расправлялся с его людьми, успел сбросить с себя опутавшую его ветку и открыл по мне огонь. Но было поздно, оба бандита корчились в предсмертных муках, окрашивая зелень травы красной кровью. Их главарь не мог не видеть, что произошло с ними, и вперемежку с выстрелами в нас летели его яростные ругательства.

Я продолжал лежать, как можно плотнее прижимаясь к мягкому травяному настилу. Внезапно очереди и ругательства смолкли и, то ли мне показалось, то ли в действительности мой слух различил удаляющиеся шаги. Острожно я приподнял голову и увидел убегающего Сержанта. Я подтянул к себе автомат и послал вдогонку ему очередь. Но он спрыгнул куда-то вниз; по-видимому, там шел овраг. И это спасло его. Преследовать его я не стал, с меня было более чем достаточно только что завершившейся страшной бойни.

То, что я, то, что мы все остались в живых, с моей точки зрения было настоящим чудом из чудес. Почему-то я вспомнил Обозинцева, назвавшего как-то меня баловнем судьбы. Как ни странно, но он оказался недалек от истины, после всех этих ужасных событий, я сам начал в это верить. Сегодня я должен был как минимум дважды умереть: первый раз в вертолете, второй – здесь в лесу. А я даже не ранен. Если не считать царапины, правда, довольно глубокой, от которой неприятно саднит лицо.

И все же я все еще не верил в удачу и боялся, что Сержант вернется, да еще с подкреплением. Но интуиция мне подсказывала, что этого не случится, что мой страшный враг, которому я, кстати, не сделал ничего плохого, решил за благо ретироваться с поле брани.

Прошло не меньше пяти минут, прежде чем я осмелился встать в полный рост. Я бросил взгляд на два трупа, лежащих почти на равном расстоянии, только по разные стороны от меня. Сегодня я убил троих, а до этого еще одного. Когда я отправлялся в эти места, мне и в голову не приходило, что доведется участвовать в таких кровавых событиях. Я из армии то ушел, в том числе и потому, что не желал больше ни подставлять свою шкуру вражеским пулям, ни дырявить ее у других. И был абсолютно уверен, что больше заниматься такими делами никогда не буду. Но именно в этом глухом лесу прошлое снова накрыло меня.

Я подошел к Анастасии и Борису.

– Все, врагов по близости больше нет, – сказал я. – Можно вставать.

Анастасия первая поднялась с земли. Причем, вид у нее был такой, словно она прилегла ненадолго отдохнуть. Как ни в чем не бывало молодая женщина стряхнула с костюма налипшую на него землю и ветки. Ее взгляд задержался на двух неподвижных телах, но она ничего не сказала, лишь отвернулась. Зато Борис был в полуобморочном состоянии, он весь дрожал, как лист под напором ветра. Он даже не мог говорить, губы просто не слушались его. Но именно он-то мне был сейчас нужен больше всего.

Я схватил его за плечо и с силой тряхнул.

– Успокойтесь, вы живы, ничего больше вам не угрожает, – сказал я. Его поведение, его трясущийся, как у больного лихорадкой, вид был мне неприятен. Однако сейчас было не время для высказываний своего мнения о нем. – Пойдемте к вертолету, нужно посмотреть, что с ним.

За то время, что мы шли к машине, Борис немного пришел в себя и выглядел уже не столь жалко. Мы подошли к вертолету.

– Я свое дело сделал, теперь все зависит от вас. Делайте, что хотите, но вы должны починить этот драндулет. Иначе мы можем отсюда не выбраться.

Борис кивнул головой и стал осматривать подраненную машину.

Ему удалось починить ее через три часа. Пока он возился с ремонтом, мы сидели неподалеку и почти не разговаривали. Анастасия казалось настолько отрешенной от всего происходящего, что я не решался тревожить ее. Внезапно она словно очнулась и внимательно посмотрела на меня.

– Вы понимаете, то, что произошло, просто ужасно?

Почему-то я почувствовал раздражение. Ведь это я спас ей жизнь, а она готова осудить меня за смерть этих подонков. Хотя я лишь только защищался.

– А это уж смотря как посмотреть на все. Если вы считаете, то, что мы остались в живых. ужасным, то тогда мне ничего не остается, как согласиться с вами. Если вы имеете в виду гибель этих бандитов, – я особо выделил голосом это слово, – то они заслужили свою участь. Не рой другому яму, чтобы не попасть в нее самому. Лучше не сожалеть о происшедшем, а понять, почему они хотели нас убить, и кто заказал нашу смерть? Больше всего меня интересует именно этот вопрос. Не забывайте, что где-то по близости бродит Сержант, который мечтает о мести.

Анастасия несколько секунд молчала, словно переваривая мои слова, как плохо проваренную пищу.

– Извините, я должна вас поблагодарить за наше спасение. Вы действовали очень смело. – Однако в ее голосе не слышалось ни благодарности, ни признательности.

– Вы тоже вели себя очень мужественно. Если бы не ваши точные выстрелы, мы бы не выкарабкались из этой заварухи.

– У меня к вам будет просьба, не рассказывайте моим родителям о том, что с нами произошло. Это очень их обеспокоит, а им нельзя волноваться.

– Хорошо.

На этом наш диалог прервался. Возобновился он лишь через часа три, когда мы совершили посадку на краю какого-то селения. Анастасия уверенно и, не оборачиваясь, словно бы нас и не было рядом, зашагала вперед, мы с Борисом следовали за ней.

Это было не то большое село, не то небольшой районный центр. Деревянные, но красивые дома образовывали прямые улицы. На небольшом пригорке возвышалась старинная церковь. К моему удивлению Анастасия вошла в нее, мы – за ней.

В церкви шла вечерняя служба. Ее вел пожилой, статный, с красивым лицом священник. Мне оно показалось знакомым, хотя никаких сомнений, что этого человека я никогда ранее не видел, у меня не возникало.

Народу в церкви было довольно много, причем, не только старушки в повязанных платках, но я заметил много молодых лиц. Мы влились в число прихожан.

Я не был религиозен и почему-то всегда, попадая в церковь, испытывал приступ сонливости. Меня никогда не волновал вопрос: есть ли Бог или нет? Я считал его для себя не существенным: кто бы мне не дал эту жизнь, передо мной стояла задача прожить ее как можно приятней. Что там же случится после того, как она, подобно старому колодцу, окажется исчерпанной, меня волновало крайне мало. А потому сейчас я почти не слушал священника, а больше смотрел по сторонам, разглядывая расписанные библейскими сюжетами стены.

По-видимому, мы пришли к окончанию службы, так как она вскоре завершилась, и народ потянулся к выходу. Остались лишь мы трое, не считая священника.

Анастасия подошла к нему и поцеловала священника. Тот обнял ее и прижал к себе.

– Папа, я привезла к тебе гостей, – повернулась она ко мне. – Это Евгений Викторович Рунов, племянник Саши. Ну а Бориса ты знаешь.

Я почувствовал некоторое смущение. И как я сам не догадался, отец и дочь были удивительно похожи друг на друга. Теперь понятно, откуда к Анастасии пришла ее красота.

Священник с улыбкой подошел ко мне и протянул руку.

– Очень приятно с вами познакомиться. Меня зовут отец Мефодий или если вам удобней, называйте меня Мефодием Порфирьевичем. Весьма рад, что Настенька вас привезла. мы с вашим дядей были большими приятелями. Это был удивительный, по-настоящему божий человек, хотя он сам считал, что в Бога не верит.

– Он не верил в Бога? – сам не зная почему удивился я.

– Как вам сказать. Есть люди, которые вспоминают Бога едва ли не через каждую минуту, а ничего в них божественного нет. А есть люди, которым и Бога-то вспоминать не надо, так как их вся сущность озарена Его светом. Вот Александр Михайлович был как раз из таких.

– Мне кажется, что священники должны придерживаться немного иных взглядов, – проронил я.

– Папа, на многие вещи смотрит по своему, – присоединилась к нашему разговору Анастасия. – Поэтому я вас и привезла к нему.

– Ничего особенного в моих взглядах нет, я верю в троицу, в то, что Иисус – Сын Божий. Просто я хочу, чтобы люди не просто верили бы, а то чтобы эта вера озаряла бы своим светом их души, чтобы она была бы вечной путеводной звезду для всех их мыслей и поступков. Смысл всей проповеди Иисуса именно в этом. Впрочем, – внезапно улыбнулся он самой приятной их всех улыбок, какие я только когда-либо видел, – на эти все темы можно толковать бесконечно. А вы с дороги, проголодались. Пойдемте в дом.

Дом священника располагался рядом с церковью. Он был совсем не большим и каким-то благообразным, так гармонично сочетались в нем все элементы и конструкции. Там нас встретила приятная, но скорей некрасивая, зато подтянутая женщина. Я невольно подумал, что Анастасии очень повезло, что лепкой ее лица Богом было поручено заняться генам отца, а не матери.

– Познакомьтесь, – это Евгений Викторович, а это моя мама – Татьяна Тихоновна, – представила нас Анастасия.

Я быстро почувствовал особую атмосферу этого дома, пронизанную невидимыми, но очень прочными нитями взаимной любви, накрепко соединяющие в единый организм его обитателей. Я заметил, как преобразилась Анастасия, ее лицо посветлело, из глаз ушла печаль и настороженность. В каком-то смысле передо мной был совсем другой человек, и его я совсем еще не знал, но который вызывал во мне даже больший интерес и большее восхищение, нежели тот, с которым я уже успел более или менее познакомиться.

Я сразу же оценил кулинарные таланты хозяйки; давно я так вкусно и так много не ел. Я поймал себя на мысли, что даже забыл о тех страшных событиях, что произошли всего несколько часов назад. В этом уютном, гостеприимном доме они казались такими же нереальными, как увиденные в кино. Коль можно тихо и ясно жить в любви и согласии, почему надо непременно убивать друг друга?

Иногда я ловил на себе вопрошающий взгляд Анастасии, но что он означал, до конца не понимал. За этот день произошло столько разных, совершенно не похожих друг на друга событий, что свести их все к одному общему знаменателю было ничуть не легче, чем зашагать по воде. И насколько я помнил, такая прогулка удалась только Христосу. Так что во всем этих хитросплетениях предстояло разбираться и разбираться. И все же я решил, что непременно спрошу у нее, что она хотела узнать или о чем спросить, когда так странно смотрела на меня.

После ужина мы все, кроме хозяйки, которая убирала со стола, вышли из дома и сели в палисаднике на скамейку. На землю уже опустился вечер, легкий ветерок теребил листья, которые слабо шуршали, словно бы переговаривались между собой.

– Папа, – произнесла Анастасия, кутаясь в легкую шаль, – я специально привезла к нам Евгения Викторовича, чтобы он понял, почему мы тут такие, а не другие.

– А какие такие, ты мне можешь пояснить? – отозвался священник.

– Ну, ты же сам понимаешь, ты же жил и здесь и там у них.

– Вы жили в Москве? – спросил я.

– Жил, вернее учился на математическом факультете МГУ. Но, как видите, математиком не стал. Хотя очень люблю эту дисциплину.

– А можно узнать, почему?

– Я понял, что светская жизнь не по мне, что у меня есть другое, более высокое призвание.

– Быть священником?

– Не совсем так, – улыбнулся он, – служить Богу, тому высшему, что есть в человеке. Ну а священничество – это лишь одна из форм этого служения. Быть может, даже не самая удачная.

– Но вы могли служить высшему в человеке и в Москве.

– Мог, но, видите ли, в этом городе я так и не прижился. Человек, как растение, которое в полный рост вырастает только на той почве, которая наиболее пригодно для него, питает его дополнительными соками. А Москва у меня их, наоборот, отнимала.

– Не совсем понимаю, что вы имеете в виду. Лично я старался всегда жить там, где мне хорошо.

– Да, конечно, вы по-своему правы. Вопрос в том, что понимать под словом «хорошо».

– Хорошо – это когда хорошо. И этим, по-моему, все сказано.

– Но хорошо и алкоголику, когда он напьется и наркоману, когда примет свою дозу. Но должны ли мы принимать подобный образ жизни за образец хорошего? Видите ли, там, в Москве, меня как и всех, тащил за собой вихрь жизни. В большом городе все чувствуют себя чужими, непонятно, кому он принадлежит. Всем и как бы никому. Даже те, кто искренне его любят, на самом деле глубоко отчужденны от той среды, в которой обитают. В лучшем случае лишь прикасаются к ней краем своего существования. А мне же хотелось укорененности, хотелось ощущать непосредственную связь с землей, с людьми, которые на ней живут. Я знаком со многими столичными священнослужителями, их контакты со своей паствой ограничиваются преимущественно рамками церкви и носят во многом формальный характер. И священники и прихожане только играют свои роли. Но в их отношениях нет ничего божественного, это не более чем обрядовая сторона церковной жизни. Это не служение, а служба.

– Я не очень хорошо разбираюсь в церковной жизни, но мне кажется, что за такие речи ваше начальство должно лишить вас сана. Церковь не любит свободомыслия и критики в свой адрес.

– Будь я в Москве, так бы непременно и случилось. Но здесь многое иначе. Во-первых, не так-то легко найти человека, кто согласится возглавить приход в такой глуши. А во-вторых, мое, как вы выражаетесь начальство, во многом само разделяет эти взгляды. По крайней мере, они смотрят на мир несколько иначе, чем у вас.

– И вы смогли тут укорениться?

– Не простой вопрос. Кое-что мне удается. Может быть, вы заметили, как много в церкви молодежи. Когда я принял этот приход, она туда не заглядывала даже из любопытства. Теперь же молодые парни и девчата приходят ко мне советоваться по поводу своих любовных дел. За те годы, что я здесь священник, я спас десять душ.

– Что значит спасли?

– Нравы испортились не только в больших городах, но и здесь, молодежь вступает в половые связи без разбора. А иногда от этого появляются дети. Чаще всего нежеланные. И, к сожалению, многие молодые мамы хотят от них избавиться. Десятерых мне удалось отговорить от абортов. Теперь эти ребята растут на моих глазах. Я слежу за их судьбой. Удивительное дело, все они очень хорошие и здоровые. Бог любит своих спасенных. И матери счастливы, что родили детей. Вот только у Анастасии моей их пока нет. А давно пора.

– Папа, ты же знаешь, – прозвучал из темноты голос Анастасии.

– Да, знаю. Я пытался переубедить Александра Михайловича, но не удалось. Страх потерять ребенка был в нем сильнее желания его иметь.

– А вас не смущало то, что Анастасия и моей дядя жили невенчанными, то есть по вашей терминологии во грехе?

– Я понимаю, о чем вы говорите. И отвечу: не смущало. Я видел, как они любят друг друга. Я всегда считал, что прелюбодеяние – это не отсутствие узаконенных формальностей, а отсутствие любви. Если люди живут в браке, но не любят друг друга – вот они-то как раз и совершают прелюбодеяние.

– Вы в самом деле необычный священник, – оценил я отца Мефодия. – Теперь я начинаю понимать некоторые черты характера вашей дочери.

– Я рад, если наша беседа прошла для вас не без пользы.

Я грустно вздохнул.

– Польза, безусловно, есть, вот только на пользу ли мне эта польза?