Ночь.
Восемьдесят первая военная ночь спустилась над Черным морем. Порывистый ветер разводит крупную волну; покатые валы, белые гривы которых различимы даже в темноте, с шуршанием обтекают корабль, разбиваются о его крутые скулы, обдавая холодными брызгами рубку и мостик. Ни огня, ни постороннего шума — лишь розный гул котельных вентиляторов да тяжкое дыхание ночного моря врываются в уши. Но эти звуки привычны, и временами кажется, что мы в учебном походе, что вот-вот по трансляции последует отбой тревоги и люди разойдутся по кубрикам и каютам.
Однако такие мысли гаснут, едва успев зародиться, и сознание властно обращает тебя к суровой действительности, к тому, о чем думаешь даже во сне. Война. И поход не учебный, а самый что ни есть боевой, в котором возможны и потери и жертвы. И над всем этим одна мысль — тяжелая и горькая: мы идем на помощь осажденной Одессе — расстреливаемой из орудий, умирающей от недостатка пресной воды, истекающей кровью, но не сдающейся.
Вглядываясь в темноту, в ту сторону, откуда доносится все усиливающаяся артиллерийская канонада, вспоминаю первые дни августа, начало немецкого наступления на Одессу и шум, который подняла гитлеровская пропаганда по этому поводу. «Одесса падет в два-три дня!» — кричали фашисты. Более того: обнаглевшие оккупанты назначили даже день взятия города — 10 августа 1941 года. В этот день в Одессе должен был состояться парад немецких войск, после чего, по мнению горе-стратегов «третьего рейха», следовал «отдых и конец войны».
Но враг жестоко просчитался. На защиту Одессы встала Приморская армия, морская пехота, береговая артиллерия флота и, конечно, сам флот. И вот уже второй месяц двадцать вражеских дивизий перемалываются под стенами Одессы. Само собой разумеется, что назначенный на 10 августа парад пришлось отложить. Его перенесли на 20 августа, затем на 1 сентября, после чего разговор о триумфе был поспешно скомкан и замят.
* * *
Все учли в своих планах немецкие генералы, не учли лишь одного стойкости защитников Одессы. А ими стала не только армия — весь город. Все население Одессы в те незабываемые дни работало на оборону. По решению городских партийных и советских организаций с 20 августа на оборонительные работы ежедневно направлялось по 10-12 тысяч человек, до 100 автомашин и 400 подвод.
Было создано три рубежа обороны. Передовой рубеж имел протяженность до 80 километров и проходил в 20-25 километрах от города. Второй рубеж, главный, был удален от города на 15-17 километров, и, наконец, в 6-10 километрах от Одессы находился рубеж прикрытия. Все они были насыщены всевозможными огневыми точками, дотами, дзотами, подходы к которым прикрывались противотанковыми рвами, проволочными заграждениями, минными полями. Кроме того, в самом городе имелись внутренние полосы обороны, насчитывавшие около 250 уличных баррикад.
К середине августа общая численность советских войск, сосредоточенных в Одессе, достигла 35 тысяч человек, но тем не менее перевес в силах был в пользу немцев, которые к этому времени стянули под город 18 дивизий. В таких условиях требовалось немедленное создание единого центра обороны. И он был создан: решением Ставки Верховного Главнокомандования от 19 августа 1941 года образовывался Одесский оборонительный район (ООР), на который целиком возлагалась ответственность за оборону Одессы. В состав ООРа вошли соединения и части Отдельной Приморской армии, Одесской военно-морской базы и часть состава Черноморского флота. Создание единого командования всеми силами армии и флота, оборонявшими Одессу, упростило и улучшило управление войсками, позволило значительно шире и целеустремленнее использовать ресурсы большого промышленного города для нужд обороны.
Ее задачам была подчинена работа всех городских предприятий. Было организовано собственное производство вооружения и ремонт боевой техники. На заводе имени Октябрьской революции рабочие наладили выпуск танков. Базой для этого служили имевшиеся в городе тракторы. За время обороны на заводе было изготовлено 55 танков и 40 отремонтировано. Помимо этого, трудящиеся Одессы дали фронту 3 бронепоезда, свыше 1200 минометов, 200 тысяч гранат, десятки тысяч мин и много другого вооружения.
Одесса давала фронту и людские резервы. Немало жителей города вступило в ряды народного ополчения. Только одесский комсомол направил на фронт свыше 18 тысяч человек.
Славные революционные и боевые традиции города, где в 1905 году поднял красный флаг восстания броненосец «Потемкин», проявились в дни обороны с новой всеохватывающей силой. С беззаветным мужеством дрались под Одессой полки морской пехоты, набранной из моряков-добровольцев, черноморские корабли под бомбежками и обстрелом доставляли в окруженный город подкрепления, продовольствие и боеприпасы, громили коммуникации немцев огнем тяжелой артиллерии.
* * *
Сегодня мы в первый раз шли под Одессу. Поход не был неожиданностью. Мы давно ждали его, и командир бригады крейсеров Черноморского флота капитан 1-го ранга С. Г. Горшков уже 5 сентября объявил нам о нем. «Красному Кавказу» надлежало прибыть в Одессу в район между Большим Фонтаном и Аркадией и подавить там огневые точки противника.
В напряженном ожидании проходит час за часом. Тьма уступила место рассветному сумраку. И вскоре все находившиеся на мостике увидели далеко впереди огромное зарево. Казалось, горело само море. Но то был обман: прямо по курсу перед нами в огневых сполохах вставала Одесса.
Гнев и боль стеснили наши сердца. Одесса... Город белокаменных дворцов, тенистых каштановых аллей, синих булыжных мостовых. Город, воспетый и прославленный писателями. Край гордых, красивых и смелых людей. Дерибасовская, Оперный театр, Потемкинская лестница. Город Пушкина и декабристов, цитадель свободомыслия.
И этот город пылал! Фашистские варвары разрушали его мосты и набережные, его памятники и священные места!..
Зарево разрасталось, занимая полнеба. Клубы черного дыма застилали горизонт. По мере приближения крейсера к назначенному месту все ярче разгорались красные костры пожарищ; багровые отблески заплясали по броне корабля, по стволам орудий, по каскам наблюдателей и зенитчиков.
В точно назначенное время «Красный Кавказ» прибыл в заданный район. Якорь к отдаче изготовлен, и, пока его отдают, я вызываю на мостик командира артиллерийской боевой части капитан-лейтенанта Коровкина. Нам предстоит сложная стрельба: крейсер должен огнем своего главного калибра разрушить оборонительные сооружения немцев, удаленные от моря на десятки километров. Такую стрельбу надо корректировать, то есть посылать на берег корректировочный пост и по его заявкам вести стрельбу. Именно об этом мне и нужно поговорить с Коровкиным. Капитан-лейтенант не заставляет себя ждать.
— Кто пойдет в составе поста? — спрашиваю я.
— Командиром старший лейтенант Мартынов, наблюдателем краснофлотец Бердников, радистом — старшина 1-й статьи Бовт, — не задумываясь, отвечает Коровкин.
Ясно: командир БЧ-II уже продумал этот вопрос, ибо не хуже меня знает, что времени нам отпущено в обрез. С минуты на минуту к «Красному Кавказу» должен подойти катер с представителями штаба ООР, и тогда заниматься рассуждениями будет некогда.
Я одобряю выбор капитан-лейтенанта. Мне хорошо известен и командир дивизиона главного калибра лейтенант Мартынов, и двое других. Все они специалисты высшего класса, и лучших вряд ли можно было подобрать. А задание им предстоит сложное. Они пойдут на берег, занятый врагом, и от их действий будет зависеть успех всей операции.
Пока мы с Коровкиным даем уходящим последние напутствия, к борту подходит катер с представителем штаба Одесского оборонительного района. Он торопит Мартынова и его товарищей. Те быстро спускаются в катер. Круто развернувшись, он уходит к берегу. Одновременно с ним уходим подальше в море и мы: крейсеру требуется оперативный простор и для маневрирования, и на случай налета немецкой авиации.
Последнего ждать долго не пришлось. Несмотря на все наши предосторожности, немцы не могли не заметить появления вблизи берега такого большого корабля, как «Красный Кавказ». И вскоре мы были атакованы «хейнкелём». Фашист, конечно, рассчитывал застать нас врасплох, но корабельные наблюдатели обнаружили самолет еще на дальних подходах.
— Справа, курсовой угол пять, высота 4700, «хейнкель»! — доложили мне с сигнального мостика. И тотчас заработали 100-миллиметровые зенитные орудия крейсера. Разрывы снарядов вставали на пути «хейнкеля», но летчик все-таки сделал попытку прорваться к цели. Он упрямо вел машину на сближение с нами и отвернул с боевого курса лишь в последний момент, когда несколько снарядов разорвались буквально в двух метрах от самолета. Фашист резко взмыл вверх, но сбросить бомбы успел. Я отчетливо видел их — четыре продолговатых тяжелых тела, устремившиеся к кораблю.
— Вперед, самый полный, право на борт!
Накренясь, «Красный Кавказ» стремительно покатился вправо, и почти в ту же секунду бомбы взорвались слева от нас с недолетом около ста метров.
— Ложиться на обратный курс!
— Есть ложиться на обратный курс! — как эхо откликается рулевой.
Маневр уклонения корабля от самолета противника, называемый также описанием координат, занимает считанные секунды и со стороны кажется делом нехитрым. Однако это не так. Благополучный исход этого маневра зависит от слаженности действий многих людей на корабле, начиная от командира и кончая матросом-турбинистом. Ошибись кто-нибудь из них — и результат может оказаться роковым...
Отогнав «хейнкель», мы продолжали маневрировать, дожидаясь радиограммы от корректировочного поста. А ее все не было. Зато опять прилетели самолеты. На этот раз два. И снова начался поединок нервов и мастерства.
И снова самолеты были отогнаны. Они превратились в точки и скоро скрылись из виду, когда наконец была получена долгожданная радиограмма. Пост запрашивал огонь по району Ильинки, где обнаружилось большое скопление немецких войск.
— Действуй, Василий Александрович, — сказал я Коровкину.
— Есть! — отозвался артиллерист и полез по скобтрапу на командно-дальномерный пост. Теперь все зависело от нашего «бога войны». И хотя внешностью командир БЧ-II не напоминал сурового и воинственного Марса, я прекрасно знал, что он превращался в такового возле своих пушек.
Ожили башни главного калибра. Словно живые, вздрогнули длинные стволы стовосьмидесятимиллиметровок, разворачиваясь в сторону невидимого противника. Томительные секунды — и вслед за тем залп. Другой и третий. Огненные языки вырвались из стволов. С характерным шуршанием полетели на головы немцев тяжелые снаряды крейсера. После каждого залпа корректировочный пост докладывал о результатах стрельбы, вносил в нее поправки.
Немцы предприняли попытку сорвать нашу стрельбу. Их тяжелая батарея, расположенная у Дофиновки, открыла огонь по квадрату, где находился «Красный Кавказ». Водяные столбы поднялись в непосредственной близости от крейсера. Чтобы не отрывать артиллеристов от выполнения основной задачи, мы не стали вступать с батареей в дуэль. Зная возможности своего главного калибра, я приказал отвести крейсер подальше в море. Расчет оправдался наилучшим образом: мы без усилий доставали противника, в то время как его снаряды падали с большим недолетом.
Мы вели огонь всю ночь, а с рассветом пост запросил усилить обстрел, и «Красный Кавказ» обрушил на берег всю мощь своего главного калибра.
Взбешенные немцы вновь двинули против крейсера авиацию. Но на этот раз это были не одиночные налеты, а массированные атаки в составе трех или шести самолетов. Они заходили с разных углов и, противно воя, пикировали на корабль. Бомбы густо ложились вокруг «Красного Кавказа». Разрывы следовали один за другим, обрушивая на палубу многотонные водяные столбы. И в это время пост снова запросил огня. Маневрировать и одновременно стрелять? Это было сложнейшей задачей, но мы не колебались ни секунды.
— Раз просят — дадим прикурить! — поддержал меня старший помощник капитан-лейтенант Агарков.
И главный калибр снова открыл огонь. Ему вторили зенитки, не подпуская к кораблю самолеты. Фашистам так и не удалось сорвать нашу стрельбу. Мы прекратили ее лишь по просьбе сухопутного командования, выпустив за время артналета 80 тяжелых снарядов по немецким позициям. Приняв на борт корректировщиков, «Красный Кавказ» лег курсом на Севастополь. Из радиограммы, полученной с берега, мы узнали, что крейсер своим огнем разметал крупную группировку немецких войск, готовившихся к атаке. В радиограмме наше командование благодарило экипаж «Красного Кавказа»: «Работали успешно, спасибо за помощь. Желаем счастливого плавания».
«Лиха беда — начало», — говорится в пословице. Не успели мы прибыть в Севастополь, как меня вызвали в штаб базы и вручили новый приказ: высадить под Одессу подразделения 3-го полка морской пехоты. Выходит, десант?
— Десант, — подтвердил начальник штаба флота контр-адмирал Елисеев. Гитлеровцы любой ценой пытаются выйти к Одессе, и Военный совет принял решение нанести немцам контрудар силами двух дивизий с одновременной высадкой морского десанта в район Григорьевки. По данным разведки, здесь расположены наиболее слабые части противника. По ним и ударим...
Григорьевка большое село близ Аджалыкского лимана. До Одессы оттуда рукой подать, и этот факт имел немаловажное значение: вот уже почти месяц противник обстреливал из пушек с григорьевских позиций город и порт, держа под прицелом подходные фарватеры. Требовалось вновь овладеть этим важным для Одессы плацдармом, к чему и готовился матросский полк, насчитывавший около 1800 штыков.
Первоначально планировалось произвести высадку десанта в ночь на 15 сентября. Флагманским кораблем был определен «Красный Кавказ», кроме него, в отряд входили крейсер «Красный Крым», эсминцы «Бойкий», «Беспощадный», «Безупречный». Но командиров кораблей, и меня в том числе, терзали сомнения: смогут ли бойцы десанта, непривычные к морским переходам, высадиться быстро и без потерь? Ведь стояла осень, а Черное море в это время редко бывает спокойным.
Нужна была специальная тренировка, чтобы отработать быстроту и четкость действий.
Своими сомнениями я поделился с командующим эскадрой контр-адмиралом Л. А. Владимирским, который отвечал за организацию высадки, и с его заместителем по Григорьевской операции командиром бригады крейсеров капитаном 1-го ранга С. Г. Горшковым. И хотя обстановка требовала незамедлительных действий, оба руководителя согласились со мной. Мы изложили свое мнение командующему флотом. Вице-адмирал Октябрьский тотчас оценил ситуацию и предложил свое решение: потренировать десантников на пути к Одессе. В зависимости от результатов мы были вольны либо продолжить путь, либо возвратиться на базу.
Не теряя времени, мы погрузили людей и вышли в море. На траверзе Херсонесского маяка встали на якоря и приступили к тренировке — вывалили трапы, спустили на воду высадочные средства. И тут ясно увидели, что следовать в Одессу сегодня не придется.
Дул свежий ветер, по морю гуляла крупная волна, и наши баркасы швыряло как щепки. Нижние площадки трапов то уходили в воду, то взлетали вверх. Лишь несколько бывалых бойцов благополучно сели в баркасы, остальные же беспомощно толпились у борта, не решаясь спускаться вниз. Словом, такая выгрузка не укладывалась ни в какие нормативы. Мы возвратились на базу и, не мешкая, приступили к упорным тренировкам. Они продолжались несколько дней до тех пор, пока десантники приобрели настоящую сноровку. Теперь можно было выступать в поход без риска потерпеть неудачу.
21 сентября «Красный Кавказ» принял на борт тысячу десантников. Тысячу, хотя считалось, что крейсер может разместить не более пятисот человек. Но то были установки мирного времени, война же ломала привычные представления, меняла укоренившиеся взгляды. Забегая вперед, скажу, что впоследствии мы принимали на борт и по две тысячи человек, а однажды перебросили в нужный район 4700 десантников!
Сыграна боевая тревога. Один за другим корабли выходят в море и строятся в походный ордер. Все в готовности — сигнальщики на мостиках, зенитчики у орудий, десантники в кубриках и на палубе. Но день прошел спокойно, и только под вечер прилетели немецкие самолеты. Однако мы были начеку — загрохотали орудия эсминцев охранения, а вслед за ними заработали зенитные установки «Красного Кавказа» и «Красного Крыма». Огненный еж встретил приближавшиеся самолеты, которые пытались сначала маневрировать, а затем отвернули и убрались восвояси.
Быстро наступала темнота, и так же быстро корабли приближались к назначенному району. Вот уже берег, а немцы молчат. Видимо, не допускают мысли о возможности высадки десанта. Что ж, тем хуже для них.
Во втором часу ночи «Красный Кавказ» застопорил машины. В полнейшей тишине были спущены на воду шлюпки и баркасы, которые на глазах заполнялись десантниками и уходили в ночь, к берегу. Один, другой, пятый.
Спускаюсь на палубу, иду к третьей башне, где уже спущены трапы. Возле них очередь десантников. Ни суеты, ни поспешности, ни признаков робости. Вот что значит своевременная тренировка! Те же люди, которые несколько дней назад с трудом заставляли себя спуститься в шлюпки, сейчас деловито и спокойно оканчивали последние приготовления — потуже затягивали ремни, удобнее прилаживали оружие.
До сих пор помню сцену, когда один из десантников, вытряхнув из вещевого мешка продукты, набил его под самую завязку патронами.
— Харчи мы на берегу возьмем, — ответил боец на недоуменный взгляд нашего боцмана, — а вот патронов нам там не поднесут.
По примеру товарища многие десантники оставили продукты на корабле, заменив их пулеметными лентами и винтовочными обоймами.
Уходят и уходят баркасы. К берегу, в ночь... И вдруг из темноты навстречу им протянулась длинная огненная плеть и донеслась трескотня пулеметных очередей. Заметили! Но было поздно. Первый вал десантников уже устремился с яростным кличем на позиции немцев, а с подходящих баркасов прыгали в воду все новые и новые цепи атакующих. В несколько минут было смято боевое охранение врага, выставленное на побережье. Хорошо использовав эффект внезапности, полк начал стремительный рейд в глубь расположения противника. Ударили станковые пулеметы поддержки, затем все покрыл грохот пушек крейсера. Огненный шквал двигался впереди десанта, не давая немцам вести прицельный огонь. Под прикрытием этого шквала морские пехотинцы ворвались в окопы. Донеслась знаменитая «полундра!», послышались взрывы гранат — десантники вступили врукопашную.
Немцы не выдержали штыкового удара. Охваченные паникой, они спешно оставляли окопы, доты и блиндажи, бросали технику и вооружение. В числе трофеев, доставшихся морякам, были и четыре дальнобойных орудия, которые обстреливали Одессу. Они оказались совершенно целыми и исправными, прислуга не успела даже снять с них замки. Неубранными оказались и знаки на берегу, указывающие границы минных полей. Словом, успех на этом направлении был полный.
Немного больше времени потребовалось десантникам на то, чтобы выбить немцев из населенного пункта Чебанка. В нем находился штаб одной из неприятельских частей, который и организовал более или менее упорное сопротивление. Чтобы подавить его, десантники попросили корабли поддержать их артиллерийским огнем. Просьба была исполнена немедленно, после чего Чебанка была взята.
А вскоре поступили доклады из других батальонов 3-го морского полка: немцы выбиты из Старой и Новой Дофиновок. Таким образом, к концу дня 22 октября весь восточный берег Аджалыкского лимана оказался в руках морских пехотинцев.
Три часа продолжался бой, и все это время орудия «Красного Кавказа» и других кораблей утюжили немецкие позиции. Наконец последовал приказ: крейсерам сниматься с якорей, следовать в Севастополь. Для артиллерийской поддержки оставлялись только эсминцы.
Но и в огне боя десантники не забыли о нас: не успели мы развить ход, как Сергею Георгиевичу Горшкову передали радиограмму с берега. Морские пехотинцы желали нам счастливого плавания. А вечером, уже в Севастополе, радио принесло еще одно сообщение: «Десант соединился с частями Одесского оборонительного района. Морские пехотинцы овладели Чебанкой, Новой и Старой Дофиновками».
Весть была радостной. Она означала, что гитлеровцы отброшены от побережья, что морские подступы к Одессе по-прежнему находятся в наших руках. Несколько дней спустя стали известны практические результаты боя под Григорьевкой. Развивая его успех, войска Одесского оборонительного района заставили немцев отступить на 5-8 километров. При этом противник потерял убитыми и пленными до двух тысяч человек. Нашим войскам достались богатые трофеи — 50 орудий и минометов, 127 пулеметов, 1100 винтовок и автоматов, 13500 мин и ручных гранат, 3 тысячи снарядов. Соединившись с десантом, части ООРа прочно закрепились на новой линии фронта.