Выйдя из вирта, я с удовольствием снимаю скаф, сажусь в кресло и на несколько минут расслабляюсь.

Все-таки не приспособлены мы для вирта. Недаром у жены ничего не получается. Да и я после погружений устаю так, что потом неделю ничего не хочется делать. Но – надо. Функция еще не завершена.

Я называю номер Смирнова, через мгновение его лицо появляется на дисплейчике теркома.

– Юрчик, как ты? Живой?

– Вроде бы…

Лицо у него бледное, но глаза блестят. Смирнов уже знает, что удалось взять секту сатанистов – во многом благодаря его наводке. Хотя сам он действовал, понятно, не лучшим образом.

– Зайди, обменяемся впечатлениями.

Юрчик заходит как-то странно. И вообще он производит впечатление человека, перенесшего болезнь и только-только поставившего в ближний угол костыли. И это при том, что на нем, как и на всех копах, была кираса. Как же чувствуют себя после вирт-смерти те, кто не имеет права на броню? А ведь это – подавляющее большинство виртлян. Конечно есть умельцы, нелегально производящие кирасы и сбывающие их по бешеным ценам. Но таких Винтерпол вычисляет и привлекает. Потому что вычислять и привлекать – основная задача Винтерпола.

– Присаживайся!

Юрчик садится осторожно, словно на шаткий стул, который в любой момент может развалиться.

– Ну и чем все кончилось? – спрашивает он.

Да, дружок, самое интересное ты пропустил. Впрочем, с неопытного копа взятки гладки. Если бы не амбиции Юрчика, я бы его даже похвалил.

– Двоих сатанистов удалось захватить, четверых застрелили, остальные, в том числе главарь и жертва, сбежали. В целом исход операции оценивается положительно.

Юрчик довольно улыбается. Еще бы: и наводку на клуб дал он, и время узнал точное. .

– Но то, что сатанисты так легко вычислили и застрелили копа, оценивается крайне отрицательно, – добавляю я, дав Юрчику вволю поулыбаться.

– Они значок копа засекли! И стреляли – двое одновременно, без предупреждения! Не думаю, что допустил какую-то ошибку! – ерепенится Юрчик.

– Со значком разберутся. Но тебе не кажется, что реакция копа должна быть несколько быстрее?

– Они стреляли даже не из пальца, а глазами. Все что я мог сделать, – это начать стрелять раньше. Но у меня оснований не было.

– Ты должен был, едва заметив охранников, сразу же исчезнуть в стене. Ноты этого почему-то не сделал.

– Да они как-то неожиданно выскочили… Я не сразу сообразил, что нужно делать.

– А у них приказ был – уничтожать любого нелегала на месте. Ладно, на первый раз прощается, хоть ты и не оправдал моих надежд.

– Вы тоже не оправдали моих надежд. В отделе говорили, вы один способны пятерых вычислить! А тут – вместе с группой захвата только двоих.

– Правильно говорили. Бывало и такое. Но ты вроде вообще ни одного не вычислил?

– В следующий раз буду стрелять без предупреждения.

– Не советую: затаскают по судам.

– Ну вот: это нельзя, то не можно, а сё вообще запрещено… – ворчит Юрчик. – Спасенная девушка, кстати, хотела бы отблагодарить своего спасителя. Просит познакомить, и не в вирте, а в реале.

– Эта девушка – наверняка одинокая женщина сорока с лишним лет, прекрасно обеспеченная, лечилась от алкоголизма, замужем, без детей. Пыталась развлечься, но напоролась на сатанистов, была ими изнасилована и напугана, но еще больше испугалась огласки, потому и сбежала после освобождения. Пусть спит спокойно: никто ее не собирается вычислять. Улик и так предостаточно.

– А вот и нет. Лет двадцати пяти, замужем не была, красавица. Насчет развлечься – да, было такое желание. Думаю, больше не возникнет.

– Откуда ты все про нее знаешь? – Знаком с нею по вирту. Она меня, собственно, и предупредила о возможном групповом сеансе приема виртаина, перед тем как идти в клуб. Ей обещали увлекательное приключение с незабываемыми ощущениями. Она решила, что это – виртаин. Хотела понаблюдать за поведением наркоманов. Пробовать виртаин она, конечно, не стала бы, но боялась, что могут заставить, поэтому сказала обо всем мне. Так ты будешь знакомиться?

– Нет. Я женат, а развлечься могу и в вирте, это безопаснее.

– Тогда можно я представлюсь напарником ее спасителя? Спасителем уже не могу – засветился.

– Можно.

– Ты не будешь жалеть?

– Я никогда не жалею о своих поступках.

Юрчик выводит на экран наручного теркома портрет, показывает мне.

– Смотри, какая красавица! Только я не скажу ей, что так опростоволосился, ладно? Навру, что мы вместе ее спасали…

– Можешь сочинить, что специально вызвал огонь на себя. Операция ведь твоя, ты и спаситель. А я так, на подхвате был.

Юрчик откровенно любуется изображением. Наверное, он не равнодушен к этой красивой, даже по меркам вирта, девушке.

– Вообще-то она портрет для тебя передала. Но ты ведь не жалеешь?

– Действительно красавица. Toп-модель, да?

– С нее виртело «Клеопатра» делали.

– Хорошие у тебя осведомители.

– Она не осведомитель. Мы просто так… Дружим.

– Не забудь на свадьбу позвать, друг! – усмехаюсь я.

На моем лице – смесь восхищения красотой девушки, легкая грусть по поводу того, что я женат и уже не могу приударить за красоткой, и толика зависти к Юрчику, у которого с этим прототипом виртела «Клеопатра» может что-то быть. Или уже что-то есть? Тогда моя зависть должна быть чуточку сильнее.

– Ладно, иди восстанавливайся. Завтра и послезавтра можешь не выходить. Считай, заработал два дня отпуска за удачно проведенную операцию.

– В следующий раз буду осторожнее, – улавливает мою иронию Юрчик. – До свидания.

– Счастливо.

Ну вот, очередной трудовой день позади. Хотя нет, только треть дня. Я сегодня должен выполнить еще одно, довольно-таки деликатное поручение, а потом поработать с женой и, главное, дочерью. Не ошибиться бы, не ляпнуть лапушке чего лишнего. Говорят, дочь очень гордится своим КИ и именно по этому критерию оценивает всех окружающих. Не хотелось бы упасть в ее глазах…

Выйдя из Управления, я обнаруживаю, что в реале, оказывается, идет дождь.

Очень хорошо. Самое время выполнить поручение предка.

Я сажусь в свое авто и еду на одно из немногих оставшихся в Москве кладбищ. Теперь в моде кремация, да и немудрено: на земле и для живых места не хватает, мертвым приходится потесниться. Но некоторые состоятельные люди предпочитают хоронить своих родственников по старинке.

Я выхожу из авто, раскрываю зонт, вынимаю из багажника четыре пятилитровых пластиковых бутыли, укладываю их в две сумки и вхожу в гостеприимно распахнутые ворота. Расспросив вышедшего из сторожки сгорбленного старичка, довольно быстро нахожу восемьдесят первый участок. Здесь несколько свежих могил. Нужная мне уже не крайняя, хотя похоронили дистриба только три дня назад.

Я внимательно осматриваюсь. Дождь усилился, вокруг нет ни души. Новая похоронная процессия тоже не наблюдается.

Закрыв старомодный зонт с изогнутой ручкой, я втыкаю его в еще не осевшую могилу, нажимаю кнопку. Вскоре ручка зонтика меняет цвет. Навинтив на крюк пустую пластиковую бутыль, я поворачиваю ручку вокруг оси зонтика. В емкость льется густая темно-коричневая жидкость. Дождавшись, пока тара наполнится, я вращаю ручку в обратную сторону, снимаю с крюка бутыль, закручиваю крышечку и повторяю ту же самую операцию с тремя оставшимися емкостями. Пока они наполняются, я внимательно обозреваю окрестности. Не хотелось бы, чтобы кто-нибудь застал меня за столь странным занятием. Подумают черт знает что…

По мере наполнения четвертой бутыли жидкость меняет свой цвет, и верхний слой ее, словно в коктейле «кровавая Мэри», получается почти прозрачным.

Это значит, что я все сделал правильно.

Подойдя к авто, я укладываю сумки в багажник, еще раз оглядываюсь. Никто не обратил на меня внимания? Кажется, никто.

Дома, поцеловав жену и поздоровавшись с дочерью, я выливаю темно-коричневую, дурно пахнущую жидкость в ванну, включаю холодную воду, плотно закрываю дверь и топаю в детскую – доложить дочери о том, что только что проделал.

– Ты хочешь с ним поговорить? – спрашивает она.

– Да, прямо сейчас.

– Я с тобой. И мама пусть послушает – ей это полезно.

Когда мы заходим в гостевую ванную комнату, дистриб уже сидит на краю огромной розовой ракушки. Кран закрыт, на дне ванны блестит лужица – в канализацию стекают излишки воды. Дистриб только-только принял форму и даже не догадался стянуть с вешалки халат. Увидев жену и дочь, он изображает смущение, закрывает ладонями обильно поросший волосами пах, но, разглядев на обеих Знаки, опирается руками на край ванны-ракушки и счастливо улыбается.

– Ну и как это понимать? – спрашивает он, еще не догадываясь, что здесь вопросы задает дочь.

– Обыкновенно, – спокойно отвечаю я. Мой статус выше, я имел полное право вывести лысого толстяка из Функции. – Все прекрасно знают: давать виртаин в вирте категорически запрещено. И тем не менее твои распространители нарушили запрет. Вот и пришлось снять тебя с доски. Или ты хотел, чтобы через тебя вышли на лицензиата?

– Я не дистриб, – огорошивает меня голый толстяк. – И никакого отношения к распространителям виртаина не имею – ни в реале, ни в вирте. Так что мне совершенно непонятно, за что меня вывели из Функции. Если бы я был обывателем наверняка открыл бы рот.

– Тогда что ты делал возле коттеджа установщика?

– Выполнял работы по контракту. В интересах Функции я освоил следующую область деятельности: защита от несанкционированного прослушивания и наблюдения. Владелец коттеджа нанял меня за хорошие деньги проверить его жилище и сад; Что я и пытался сделать. Но обнаружил, что коттедж обложен, словно волчье логово, решил ретироваться во избежание нежелательного контакта с полицейскими, а тут ты…

– М-да. Ошибочка вышла, – вынужден признать я. – А зачем ты начал стрелять?

– Но ты же сам показал мне Знак Смерти! Твой статус выше, спорить не приходилось, да и времени на это не было. Вот я и дал повод себя убить.

– Ничего страшного не произошло, – спокойно говорит дочь. – Логвин, показавший тебе Знак Смерти, выполняет очень важную функцию. Намного более важную, нежели освоение полезной профессии. Я бы рекомендовала в качестве компенсации предоставить ему двух-трехнедельный отпуск, – говорит дочь уже мне. – Поговори об этом со своим предком – я еще не уполномочена решать подобные вопросы. Думаю, руководство Функции пойдет вам навстречу.

– А что потом? Заново входить в Функцию? – огорчается мнимый дистриб.

– Я позабочусь о том, чтобы этот процесс прошел как можно быстрее и безболезненнее, – обещает дочь, – У вас будет та же профессия, единственное неудобство – придется поменять семью.

– Семьи у меня не было. Жену вывели из Функции в прошлом году.

– Тем лучше. Значит, вы получите отпуск и почти ничего не потеряете. Логвин, оформи ему краткосрочный отпуск, – приказывает дочь и вслед за женой выходит из ванной.

Я приношу и укладываю в ванну чистую двадцатилитровую бутыль со снятой крышкой, деликатно выхожу. Вернувшись минут через десять, я обнаруживаю, что темная жидкость уже полностью всосалась в бутылку, занимая примерно четыре пятых объема и, в нарушение законов физики, не выливаясь из открытого резервуара. Повернув бутыль вертикально, я выношу отпускника в кладовку. Здесь я скармливаю ему два килограмма сахара, доливаю воду.

Пусть бродит.

Хотя дистриб и не заслужил этого.