Свадьба… Весь дом светится, залитый яркими огнями… Окна и двери открыты настежь. Гремит джаз-банд. И когда он умолкает, слышатся веселые голоса, смех, громкие возгласы…

Вся улица веселится. На шум и свет, словно мотыльки на огонь, слетелись непрошеные гости со всего квартала. Тут и женщины, и мужчины, и ребятишки. Одни с любопытством наблюдают за свадебным пиршеством с улицы, другие — те, что посмелее, — пробрались через открытую калитку в сад и уселись прямо на цветочные клумбы, за которыми так старательно ухаживал хозяин дома.

Али Риза-бей потихоньку ушел от гостей. Выбравшись через черный ход, он направился к небольшому холму, который возвышался над кварталом, шагах в пятистах от дома. Там он сел на валун и, обхватив голову руками, уставился в темноту.

Как был он похож на несчастного — погорельца. Человек оказался бессильным перед стихией. Надежд на спасение больше нет!.. Дом сгорел на глазах…

Он мужественно сражался все эти годы, пытаясь выстоять перед бурей, что бушевала за стенами обветшалого дома. Он упорно затыкал щели, закрывал двери и окна, но усилия его были тщетны. Эта борьба принесла ему только душевные страдания…

Свадьба, точно порыв ветра, распахнула настежь окна и двери в его доме, и все беды, которых он опасался всю жизнь, обрушились на него самого.

Да, больше нет никаких надежд! Он потерял своего главного союзника, Шевкета. У него теперь никого нет, он — один как перст…

Последние недели пронеслись, словно в кошмарном сне. И теперь он может наконец восстановить в памяти и осмыслить все пережитое за эти дни.

Едва в доме стало известно о предстоящей свадьбе, все, даже благоразумная и рассудительная Фикрет, будто посходили с ума. В один голос дочери требовали новых нарядов…

Ждать поддержки от жены было бесполезно. От Шевкета проку тоже было мало — у бедняги и без того голова шла кругом.

Али Рига-бей растерялся. Он пробовал объяснить детям, что радоваться нечему: свадьба — всего лишь вынужденный шаг, дабы предотвратить несчастье, и, вместо того чтобы бить в барабаны и трубить во все трубы, надо отметить это событие как можно тише, без излишней помпы. А потом, говорил он каждому, откуда у них деньги на наряды, на свадебное пиршество? Денег и без того — кот наплакал! Если они влезут в долги, то через несколько месяцев придется голодать. И позора не оберешься!

Как-то раз, не подумав, он позвал Айше к себе и несколько часов подряд втолковывал девочке, как плохи их дела, показал ей счета, долговую тетрадь, квитанции… Однако все его усилия оказались напрасными. Более того, дочери перестали его уважать. Теперь, разговаривая с отцом, они недовольно морщили лоб — ну прямо как их мамаша! — и упрекали его в скупости: «Заладил свое! О нас не хочешь подумать! Что же мы, хуже нищих? Вон другие исполняют любую прихоть дочерей, а мы, по-твоему, должны быть на свадьбе брата чумазыми служанками?»

До сих пор Али Риза-бей смотрел на мир философски. Он допускал, что в жизни человека может всякое случиться, но никогда не думал, что доживет до таких дней, когда дети будут упрекать его за честность и порядочность, как за великий грех.

И дело не в нарядах — это еще, как говорится, полбеды. В доме старались переменить и обновить буквально все. Продавали старые кровати, столы, стулья и вместо них покупали новые. В некоторых комнатах меняли обои. Конечно, все стоило больших денег. Али Риза-бей был в отчаянии. Страшно подумать, как бедняга Шевкет будет выкручиваться, чтобы покрыть эти расходы… Не раз он порывался поговорить с сыном начистоту, но тот, отведя глаза, виновато бормотал: «Правильно, отец… А что поделаешь?»— и под каким-нибудь предлогом убегал.

Хайрие-ханым проявляла неумеренную щедрость: из сундуков и корзин вытащили все, что копилось годами. Были проданы последние драгоценности. Но и это не помогло — в доме по-прежнему все были недовольны. Каждый вечер только и слышались жалобы да причитания.

Когда не хватало денег, чтобы расплатиться за очередную покупку, Хайрие-ханым кидалась к Али Риза-бею и, хотя сама ни во что его не ставила, начинала попрекать и требовать от мужа решительных действий.

— Ты ведь мужчина! Хозяин в доме! — кричала она. — А я беспомощная старуха! Что я могу сделать? Это ты должен что-то придумать!..

Но еще печальнее было то, что невестка Ферхунде с самого начала пришлась ему не по душе. Али Риза-бей долго не мог отделаться от неприятного впечатления после первого знакомства с нею. Вместо кроткой женщины, до слез благодарной великодушному свекру за спасение ее доброго имени, перед Али Риза-беем предстала легкомысленная, самоуверенная и даже наглая особа, нисколько не сомневающаяся в своих правах.

Он собирался сказать этой женщине несколько прочувствованных слов о том, что ей вверяется счастье их сына и честь всей семьи. Но, едва взглянув на нее, понял: говорить с этой женщиной не о чем, — пусть все идет своим чередом, по прихоти судьбы…

Не смолкая играл оркестр. В освещенных окнах мелькали тени танцующих. Гости кричали, скакали, кружились, как бесноватые.

Али Риза-бей подумал о Хайрие-ханым. Сейчас она, наверное, внизу в темной кухне возится с грязной посудой или готовит закуску для пьяных гостей. У Али Риза-бея были в, се основания гневаться на жену — ведь она первая предала его в трудную минуту. И все же, несмотря на это, сегодня ему было жалко ее. Сколько бедняжке пришлось хлебнуть горя, прежде чем она вырастила пятерых детей?! А когда пришло время заслуженного отдыха, вместо того чтобы спокойно наслаждаться жизнью, она должна опять торчать на кухне, выбиваться из последних сил, — незавидная доля на старости лет.

Впрочем, Хайрие-ханым, женщина вполне заурядная, провела всю свою жизнь в четырех стенах дома и ничего в этом мире не знала, кроме своих детей. Так что вряд ли под старость у нее могли появиться новые взгляды на жизнь или перемениться характер. А если и заметны какие-то перемены, то только в ее любви к детям, — эта любовь стала слепой и безрассудной.

В общем, Хайрие-ханым никогда умом не блистала, вперед не заглядывала, а делала то, что подсказывал ей материнский инстинкт: любой ценой защищала покой своих детей, чтобы, не дай бог, им не причинили каких-либо неприятностей или вреда… И если она готова была смириться со своей участью, которая ей, надо думать, совсем не нравилась, то опять же только потому, что все делалось ради счастья детей, — так она считала!.. И перечила она ему во всем, и изводила его — ради счастья детей… Впрочем, он тоже любил своих детей, и, конечно, не меньше, чем она. Только проявлялась его любовь совсем по-другому…

Али Риза-бей был сердит и на Шевкета. Но в этот день он прощал ему все. Он жалел сына… В свадебной суматохе отец несколько раз видел Шевкета, правда, мельком, и успел заметить, что мальчик его растерян, даже подавлен. Черный свадебный костюм лишь подчеркивал бледность его умного, красивого лица, которое казалось восковым.

Улучив момент, когда поблизости никого не было, Шевкет несмело подошел к Али Риза-бею.

— Отец… Я хотел с тобой поговорить… — с трудом выдавил он из себя, и на глаза ему вдруг навернулись слезы. Однако в этот момент Шевкета позвали, и он убежал.

Интересно, что хотел сказать ему мальчик? Если бы им удалось поговорить, то и у отца и у сына в этот час, наверное, стало бы легче и спокойнее на душе…