Наутро после свадьбы София проснулась в отличном настроении, обиды прошлого вечера растворились в пяти часах спокойного, легкого сна. Габриэль уже исчез. У него было полно ангельских обязанностей, и София не могла удержать его при себе хотя бы в течение суток. Кто знает, возможно, на его попечении находились еще полдюжины беременных девственниц. Либо ему просто не требовался долгий сон. Или еще что-нибудь. Опять же, почему бы не предположить, что Габриэль, несмотря на бледно-голубое свечение и нежное не-касание прекрасной кожи, сматывается с утра пораньше по той же причине, что и обычные парни, — из боязни, что София своими заморочками втянет его в очередную дискуссию о нынешнем состоянии их любви/вожделения. Дискуссию, в которой никто не ведает, что дозволено и что — табу. И в которой столь остро ощущается нехватка практики в контактах поверх ангельско-человеческой бездны. И последнее — неприятное — предположение: а вдруг Габриэля вообще нет и вчера вечером не было, а София по-настоящему нормальна только по утрам, когда просыпается в одиночестве. А если так, самое время подниматься, прежде чем шторы станут слишком тяжелыми, чтобы их раздвинуть, и София начнет погружаться в густую синь. Стать матерью ее вынудило отсутствие выбора, считала София. Но надеялась, что зыбучей депрессией она пока в силах управлять, если такое вообще возможно. В конце концов, София всего лишь сделала то, о чем ее просили, — сохранила ребенка. К своему удивлению, она торговалась с Богом, даже не зная, верит ли в Него. Что же тут психопатического? Вполне ординарная ситуация.

София вылезла из постели, по дороге в ванную посмотрела в зеркало и обнаружила, что вид у нее, как ни странно, на редкость здоровый, если учесть, сколько она выпила накануне. Правда, полуночные танцы и ангельский секс — как раз те упражнения, что лучше прочих компенсируют алкогольную невоздержанность. София собралась было врубить на полную громкость Марту Ривз и отправиться в душ, но вовремя вспомнила: верно, Джеймса ничем не разбудишь, но насколько чутко спит Марта, неведомо, а ей не хотелось разрушать фасад соседского дружелюбия, возведенный накануне. Не теперь, когда они наконец уперлись в некую безвыходную ситуацию, которая вполне могла сойти за дружбу — на людях, по крайней необходимости. Не теперь, когда Марта превзошла себя, смирившись со свадьбой в ее саду. Не стоило злить новую подружку. Пока. Лучше потянуть с этим до следующих выходных. И уж во всяком случае не раньше, чем София напьется кофе.

Остатки уныния она смыла с себя очень горячим, а затем очень холодным душем, отскребла мочалкой и, вернувшись в спальню, раздвинула шторы, — за окном голубое лондонское небо традиционно пряталось за тончайшей сероватой летней дымкой. Яркий рассеянный свет поначалу ослепил, а затем явил во всех подробностях сад, нуждавшийся в серьезной уборке. Кусты и цветы в основном уцелели, — правда, по нежной лаванде топтаться можно было и поменьше и рододендрон очень некстати болтался под ногами плясавших в кругу, однако у газона, при условии тщательного ухода в течение месяца, оставался шанс выправиться. Обычно чистые плиты у двери в кухню были завалены пустыми бутылками и банками, бумажными тарелками и стаканами — столь же помятыми, как и гости к часу ночи, когда праздник благополучно и окончательно завершился. София понимала, что Марта, проснувшись, ужаснется столь неприглядной картине, и, внезапно исполнившись духом соседской благодарности, схватила мешки для мусора и отправилась творить добро.

Обитатели первого этажа не подавали признаков жизни, потому София, напялив шорты, в которых она обычно малярничала, и коротенькую маечку, двинулась поверху, чтобы не выходить в сад через квартиру Джеймса. Вылезла из окна спальни, прошла по вспученному железному выступу в шесть футов шириной — крыше кухни, обогнула водосточную трубу, которую давным-давно следовало заменить, перешагнула на крышу уличного туалета — древнего и ненужного приспособления, переделанного в сарай, — и спустилась по ограде в сад. Трехминутный путь взломщика, проделанный в обратном направлении, и ни единой царапины на лодыжке или сломанного ногтя. И лишь достигнув земли, София вспомнила о своей беременности, потрогала живот с удивлением и — что еще удивительнее — с беспокойством. С проклюнувшимся беспокойством за ребенка. Она глянула на крышу сарая и решила, что обратно пойдет кружным путем.

Газону и рододендрону София не могла оказать существенную помощь, но спустя три четверти часа весь мусор был тщательно сметен в мешки, а грязная посуда сложена в стопки для отправки в раковину. София прожила в квартире на первом этаже три года, она знала, как открыть заднюю дверь без ключа, сколько раз она проделывала этот трюк в прошлом, как правило, изрядно пьяная. Потянуть дверь на себя, повернуть ручку влево, слегка приподнять дверь, опять повернуть ручку, толкнуть дверь, яростно покрутить ручку туда-сюда, снова толкнуть, а потом сильно и резко дернуть на себя. Замок щелкнул и подался, София вошла в кухню Джеймса. Несмотря на вчерашнее затянувшееся торжество, помещение выглядело куда опрятнее, чем во времена Софии. Опрятнее и на порядок чище. Хотя Джеймс регулярно и с готовностью убирал грязь за Софией, они не утруждали себя мытьем полов, ограничиваясь помахиванием веником. Самое большее, на что они были способны, — убрать раскиданные вещи. Отскабливать кухонный пол никому даже в голову не приходило. Марта определенно ни о чем ином и не помышляла. София знать не знала, что на старом линолеуме имеется рисунок — лиловые и желтые завитки. Какое счастье, что она их раньше не видела, за что отдельное спасибо ее неряшливой натуре.

София наливала горячую воду в раковину, когда Марта распахнула кухонную дверь. Марта была голой. Чего София не ожидала. Если бы она потрудилась задуматься, то скорее представила бы Марту спящей в хорошенькой ночной рубашечке с цветочками. И пижамных штанах — для пущей безопасности. Потому вид обнаженной кожи ее ошеломил. Следующим открытием стало потрясающее тело Марты. И зачем эта дура прячет такое сокровище под унылыми одеяниями социального работника, скроенными по моде семидесятых, недоумевала София. Окончательно добила Софию внушительных размеров татуировка; пропитанный алкоголем мозг с трудом воспринимал явленную картину: цепочка китайских иероглифов — никаких изображений — изящно змеилась от левой груди до самого паха. Марта явно не ожидала обнаружить фею-уборщицу в своей похмельной кухне.

— София?! Что ты тут делаешь, черт возьми… Ой! Да, конечно… Понятно. М-м, спасибо, но… э-э, я… Погоди. Сейчас вернусь. Помогу. Извини… черт…

Полусонная Марта вытаращила глаза — кто бы мог подумать, что София затеет уборку. И заметно расстроилась от того, что упустила шанс укрепить свой статус прекрасной хозяйки. И смутилась собственным голым видом, обрадовалась — ей не придется возиться самой, — но более всего изумилась. Эмоции захлестывали ее одна за другой, а потом, сплетясь, потрясли до основания.

Она попятилась из кухни, бормоча на ходу:

— Вернусь через минуту. Только оденусь. Да, э-э… конечно. Я помогу.

София выгнула бровь, предвкушая, как она при удобном случае заведет с Джеймсом разговор про татуировку, затем закрыла горячий кран и достала с полки кофейник Редчайшее зрелище обнаженной Марты настолько ее развеселило, что она даже не поленилась вытащить из цветочных горшков, гордости Марты, размокшие бычки, воткнутые в землю бывшим бойфрендом.

Когда Марта вернулась — скромно облаченная в чистые джинсы и выглаженную футболку, — София протянула ей чашку с кофе. Марта смущенно улыбнулась и с благодарностью взяла чашку, несмотря на то что уже три года не пила кофе по утрам. Минут десять девушки трудились почти в полном молчании, затем София осведомилась, намерен ли Джеймс подняться и оказать посильную помощь. Марта ответила, что у него болит голова и он не в силах пошевелиться. Обе одновременно потянулись к ручке громкости на си-дипроигрывателе, и Рэй Кудер запел на несколько делений громче. Джеймс отлеживался — в надежде, что его бывшая и нынешняя любови отыщут способ поладить друг с другом. Чего он не предвидел, так это того, что они используют его в качестве боксерской груши в стремлении утрамбовать неровное начало их взаимоотношений. Глупец. Когда часа через полтора он наконец встал, Марта и София смеялись и шутили, как старинные подруги. София была особенно мила с Мартой, потому что выдала ей кое-какие неприглядные секреты Джеймса, втайне надеясь приблизить таким образом разрыв этой парочки. Марта отвечала любезностями, потому что расположение Софии пойдет на пользу ее отношениям с Джеймсом. Классическое поведение бывшей и нынешней: каждая лезла из кожи, пытаясь манипулировать другой с целью упрочить свое положение при оспариваемом любовнике, и лишь Джеймс остался в проигрыше. Не то чтобы девушки этого не понимали, но считали, что так ему и надо. Валяясь в постели в такое чудесное утро, он заслужил стервозный расклад.

Спрятав в шкаф последнюю чашку, София собралась уходить.

— Спасибо, я отлично провела время. Джеймс бывает иногда ужасным идиотом. Разве можно хотя бы на пять секунд оставлять старую и новую подружку наедине, когда не знаешь, что у них на уме. И за вчерашнее отдельное спасибо. Век не забуду. А сейчас мне, пожалуй, пора, пойду наводить порядок в своей берлоге.

Марта удержала ее:

— Это тебе спасибо, София. Послушай… я давно хотела улучить момент, чтобы поговорить с тобой с глазу на глаз. Хочу кое о чем тебя спросить. Если ты, конечно, не возражаешь…

У Софии заныло сердце: а ведь все так хорошо начиналось! Почему бы им не ограничиться подтруниванием над Джеймсом, ведь нет лучше способа сохранять видимость дружбы. Но Марта опять превратилась в добродетельную паиньку. Серьезный вид социального работника, озабоченно нахмуренный лоб — складки, словно трамвайная линия, — успокоительно прохладная ладонь на предплечье Софии. И тошнотворно понимающий взгляд.

София отодвинулась от Марты.

— Знаешь, мы отлично пообщались, прибрали и все такое. Но, видишь ли, мы с тобой толком не знаем друг друга, и не лучше ли все оставить как есть. Хорошо повалять вместе дурака, но вряд ли мы обе хотим и дальше измываться над Джеймсом, правда?

— Я не о Джеймсе хотела поговорить, София…

— А я не этого боялась. — София тряхнула головой. — Знаю, о чем ты хочешь меня спросить, на твоей профессионально озабоченной физиономии все написано. Но я не хочу говорить ни о себе, ни о ребенке, понятно? Ей-богу, Марта, это не твое дело. И не Джеймса, его это никак не касается и, уж поверь, никогда не касалось. Его сперма так себя не ведет.

— Да, я знаю, что ребенок не Джеймса, а теперь окончательно в этом убедилась. Но не о нем и не о ребенке… хотя, возможно, опосредованно и о ребенке тоже… Я хотела тебя спросить, вчера вечером…

Софии надоело играть в лучших подружек:

— Ради бога, Марта, скажешь ты наконец, чего тебе надо?

Марта глубоко вдохнула, положила на стол кухонное полотенце, подняла глаза на Софию.

— Даже не знаю, как начать…

Софии хотелось двинуть ей.

— Ну?

Марта кивнула, словно подбадривая себя.

— Ладно. Тот парень, с которым ты танцевала вчера вечером…

— Что?

— Тот человек. Он часто бывает с тобой, держится позади. Кто он? — Марта опустила голову, нервно потирая руки, потом вновь вопросительно, с тревогой уставилась на Софию: — И чем он занимается?