Люди, друзья, я сразу заметил разницу между тремя европейцами, с которыми меня познакомила Мария.
Осанистый Брут — явно самый умный (сообразительный) из тройки. В нем чувствуется притягательная сила. Быть может, влекущая не только двух других. О, он держится как человек, умеющий заствить — у! — уважать себя. Подчинить себе.
Кучерявый Кассий предан Бруту. Изо всех сил ему подражает, так что они даже похожи.
Друг на друга. А?
Я понял еще одну вещь: между Брутом и сестрой Кассия что-то есть (любовь?). Да, да, между Брутом и красавицей Марией, которой, увы, безумно (до смерти) охота запустить руки в мусор.
Грешница. Глупенькая. О-о, очень плохо!
Ясно, Кассий рад, что у сестры шашни с Брутом.
Костлявый Гораций?
У! У этого юркие, бегающие глазки хитреца. Типа, который внешне с вами заодно, а в действительности себе на уме, знает, что ему выгодно, и в случае чего поступает (действует) по-своему.
У!
Люди, сколько я узнал о вас, читая приключенческие романы! Дорогие моему сердцу книги.
Прочесть (проглотить) книгу, у, никому не вредно. В том числе (и-хи-хи) и вам.
— Лучше вернуться в Европу. — Брут не обращает внимания на мое присутствие. — Это не страна, а сумасшедший дом.
Упрямая Мария ничего не желает слышать.
— Кто сумасшедшие, так это мы: не воспользоваться богатством, которое само просится в руки! Не хотите — не надо. Без вас обойдусь!
Я бросаюсь к ним.
— Если вы ее любите, скажите, чтоб не трогала мусор. Нельзя, запрещено. Закон есть закон. Он неумолим.
— Какой еще закон? — сердито спрашивает Мария.
— Наш.
— А мне на него плевать!
Я не одобряю ее слов, но мне нравится смелость Марии, если, конечно, это можно назвать смелостью. А?
Я хотел бы ее спасти — за красоту (у!) и за то, что она не обзывает меня хромым пауком.
Стараюсь говорить убедительно. Будто я — вот тебе и на! — наставник какой или — ну и ну! — учитель.
— Мария, когда ты станешь гражданкой великой Страны, у тебя не только пропадет желание ковыряться в мусоре, но ты сама будешь мчаться из магазина домой, предвкушая удовольствие, с которым выбросишь все, что накупила.
А?
Гораций дополняет мою мысль:
— И тем самым внесешь свою лепту в мусорную сокровищницу.
Сметлив, ничего не скажешь. У! У такого все строится на разуме и расчете.
А вот Марию трудно назвать благоразумной.
— Слышь, приятель, брось меня разыгрывать, — говорит она мне. — Ты хочешь, чтоб я работала, надрывалась, а заработанные деньги — псу под хвост? Да мне того только, что я в этом зале вижу, на сто лет хватит барыней жить!
Жалко. Такая молодая. Красивая.
— Значит, не боишься?
— Ни капельки.
Я отдергиваю лапы.
О!
— Откровенно говоря, следовало бы на тебя донести, пока меня не сочли твоим сообщником. Но я ничего не знаю. Ничего не знаю и ничего не увижу. — Я порываюсь уйти. — Кто из вас может сказать мне, что такое лютня?
Все четверо качают головами. Пожимают плечами и смеются.
— Кажется, музыкальный инструмент.
— Первый раз слышу.
— На что она тебе?
Поправив для равновесия горб, ковыляю под его тяжестью к выходу.
— Постой!
Это Брут. Меня оклинул он, вожак.
Тут же к нему присоединяется Кассий:
— Да, да, подожди! Сам-то ты кто, нельзя ли узнать?
А?
— (Ишь ты!) Лучше вам не знать.
Живо отсюда!
Ах, чертова хромота!
Я хочу понаблюдать за ними при помощи телекамер.
Вот они, все четверо (Мария дрожит от нетерпения), перед роскошной грудой добра (мусора).
Достаточно протянуть руку.
У, нет!
О, нет!
Ах!
— Ну? Чего ж мы ждем?
Искусительница. О, она неисправима!
Говорит Гораций. Он против. Но и выделяться не хочет.
— Если они нас застукают, этим троглодитам ничего не стоит пустить нас в расход.
Троглодитам! А! Ишь ты!
Немного прибавляю звук.
— Они слишком глупы, — смеется Мария. Насмешница!
А! Так и знал! Она хватает коробки — цап-царап, — целую охапку.
Ух ты!
Кричит как безумная:
— Смотрите, смотрите, какие хорошие вещи! Красота!
Я все угадал, люди, Брут у них вожак: следуя примеру Марии, он подает пример остальным.
Протягивает кощунственные руки и поднимает несколько свертков.
— Даже не распакованные.
Ему вторит Кассий:
— Перевязаны серебряной ленточкой.
Ленточкой?
Глупцы. Либо сумасшедшие.
Мария прямо-таки ошалела. А? Рвет пакеты, открывает коробки. И-их!
— Подарочные упаковки! Подарки для нас! Гораций, а ты?
Что решит Гораций?
— Не зевай! Чем плохо обновить гардероб? — подзадоривает его Брут.
Похоже, Брут шутит. Но для Горация это приказ.
Костлявый наклоняется и что-то поднимает (нерешительно).
Всего-навсего пачку сигарет. Он держит ее двумя пальцами, словно она жжет ему руку. Ух ты!
Ой-ой-ой.
Остальные распоясались вовсю. Скандальный разгул.
Вакханалия, профанация мусора — ах! — они вырядились как попугаи, в глазах рябит, понапялили на себя костюмы, брюки, куртки, рубашки (вещи, которые никому из нас в голову не придет надеть), туфли, колготки, носки, перчатки, галстуки, шляпы, ремни, юбки, кофточки, пуловеры (и-и-и!) и еще не знаю что. Ой, лучше уж я отвернусь!
Дикий крик Кассия возвращает меня к происходящему в тронном зале.
Кассий поднимает в качестве трофея бутылку. У!
— Товарищи, смотрите! Шампанское!
Брут размахивает двумя баночками — жестяной и стеклянной.
— А вот вам семга и икра. — Ага, его внимание тоже привлекает какая-то бутылка. — Виски! Лучшей марки! Не сравнить с гадостью, которую пьют у нас в Европе.
А Мария-то, Мария!
Какой ужас, друзья!
Она надела горностаевую шубу — у! — даже не сняв с нее ярлык, а на шею повесила жемчужное ожерелье.
Последние покупки Маргариты, моей бедной мамочки.
Она ревностно следовала требованиям веры. Раз в пять дней покупала по шубе.
Святая женщина, а. Безусловно достойная высокого положения папской жены.
Мария не в силах — ах! — сдержать своей постыдной (кощунственной) радости. Она счастлива.
— Просто не верится. Сказочный край. Эльдорадо, земля обетованная. Великая Страна — и впрямь великая. Теперь я понимаю, почему она притягивала наших предков.
— Нет уж, мы не станем довольствоваться ролью рабочих, — с грозным (свирепым) видом заявляет Брут.
— Рабов, — вторит ему Кассий.
Ух ты!
Брут окидывает Марию с головы до ног плотоядным взглядом.
— Ты великолепна. Прямо баронесса.
Баронесса. А?
Ай-ай-ай.
Они не знают про (грандиозную) ликвидацию аристократии.
Гораций вскидывает глаза (ах, сейчас они выскочат из орбит).
— Уйдем отсюда! Пока никто не пришел.
Остальные его не слушают.
Я выключаю монитор.
Хватит, больше не могу — у! — смотреть на это безобразие.
О-о! О!
Мне нужно собраться с духом. Чтобы действовать наверняка и оправдать ваши ожидания, люди. А для этого мой план должен быть головоломным от первого до последнего шага. С тысячью уловок, с контригрой. Пусть даже с риском запутаться (и-и-и, имея такие ноги, как у меня, это нетрудно) в собственных хитросплетениях.
И-хи-хи.
Ох уж эти европейцы!
Неверные! Выдать их или не стоит пока?
(Ах!)
Ах!
То-то был бы доволен кардинал Матфей, защитник культа! Да он бы от радости сигару проглотил! Всю, целиком. Не жуя.