Эгеге, люди!
— Эй, парни — эй, парни — эй, парни…
Я застаю Елизавету в тот момент, когда она (с развитым в ней эстетическим чувством) заканчивает тщательно укладывать поверх мусора утренние покупки.
Туфли, консервы, косметику, рубашки, зонтик.
То же, что обычно.
Елизавета не пропустит ни одной вещи с поощрительной скидкой. Из тех, что периодически пропагандируются (рекламируются) с целью привлечь к ним внимание наиболее сознательных домохозяек.
Эге.
Жена обнаруживает мое присутствие, почувствовав на себе язвительную тень, наползшую на нее как бы невзначай.
— Ай!
— Бетти, тебе записка.
— Эй, парни — эй, парни — эй, парни. — Она поворачивается ко мне. — Опять?
— Будь уверена, — говорю я раньше, чем это скажет она. — Нет, нет, на этот раз я нашел ее не среди мусора. Ее принес полковник Эней. А я любезно согласился выступить в роли второго посредника. Записка подписана А.
Ага!
— Опять А., как тогда?
— От него, от него. На этот раз не записка, а целое послание. Оцени, каких усилий стоило ему столько написать.
Она берет записку.
— Эй, парни, у!
О!
— Он тебя очень любит.
— Эй, парни — эй, парни. О’кей, ой, какой там о’кей, совсем не о’кей!
Однако ясно, что эта история с любовными записками — ишь ты! — начинает ее интересовать.
— Не бойся, жена. Хотя у нас в Стране нет развода, ваши любовные грезы очень скоро увенчаются законным браком.
— Не верю, будь уверен! Эй, парни — эй, парни.
— Оракул, действительно исправный компьютер, сказал мне, что скоро-скоро меня ожидает конец, достойный героя. Да-да, он так и сказал. Клянусь, если это неправда, пусть у меня вторая нога отсохнет. Ты останешься вдовой.
А знаете, в глубине души я бы не возражал, чтобы это была правда.
— Эй, парни — эй, парни — эй, парни.
Елизавета разглядывает (изучает) мою — ууу — гармоничную фигуру. Можно подумать, что она видит меня впервые.
Скорее удивлена, чем испугана.
Еще бы! Зрелище такого концентрированного уродства («Ричард неподражаем») может дать романтическое, я бы сказал, ощущение прекрасного.
Безграничной фантазии природы.
Я нахожусь на крайних точках шкалы фенотипической изменчивости. Там, где биологическая наука теряет (утрачивает) определенность.
Я прекрасен. О! Чем не Аполлон?
— Ты должен исчезнуть, Рикки? Эй, парни — эй, парни, э, это не о’кей. Сделай, чтобы вместо тебя исчез кто-нибудь другой.
Верно, верно, отлично.
Там видно будет. И-хи-хи.
Ишь ты!
— Неужели ты не понимаешь, Бетти? Во-первых, нельзя избежать участи, предсказанной компьютером. Во-вторых, конец, который меня ждет, будет грандиозным концом.
Под аккомпанемент лязгающих копий и звенящих мечей — Водан Майн Кампф Тивас: кто-кто, а я не собираюсь уподобляться крысе, тонущей в мусоре.
Наконец-то я замечаю на ее лице выражение мужественного смирения.
Она ведет себя в точности так, как я ожидал.
Как истинная женщина из народа — о да! Народа этой великой Страны. Ей на пользу посещение районного женского клуба.
— Тогда о’кей. Раз ты должен и хочешь уйти. Эй, парни — эй, парни.
— Будь уверена! Чуешь, как здорово, Бетти? Я разговариваю, как ты. Правда, что со временем муж и жена становятся похожими. Муж и жена — одна сатана.
Э, если бы бедная Бетти была на меня похожа!..
Она вытирает руки об одежду.
О балахон.
— Эй, парни — эй, парни. О’кей, Рикки, а твое исчезновение не связано с теми неизвестными, которые сюда приехали?
Как вам кажется, эээ, это интуиция или подозрение?
Смотря что ей известно.
Лучше ответить вопросом.
— Ты их видела?
— Будь уверен. Несколько раз. По-моему, они живут в дальних комнатах.
— Никто не знает, сколько комнат в этом дворце. Наверняка ты видела тени.
— Эй, парни — эй, парни. Эй, тени?
— Существа, которые не укладываются в твои двести слов. Они живут в древних замках, в Дании. Короче говоря, они есть и их нет. Не знаю, как тебе объяснить.
— А ты попробуй.
— Ух!
— Ох! — задумчиво вздыхает она.
— Эх!
— Ах! Будь уверен, я не могу себе представить того, кого нет. Эй, парни — эй, парни — эй, парни. По одежде те, которых, я видела, наверняка европейцы.
Нет-нет, друзья, это все что ей известно.
Но это и так слишком много. Э-ге-ге.
— Понял. Ты видела посетителей картинной галереи. Нашла о ком говорить!
Где-то здесь есть темные комнаты, в которых на стенах висят такие штуки.
Картины.
Как говорят, искусство.
Старье. Когда-то я их видел.
«Джоконда».
«Герника».
«Весна».
«Завтрак на траве».
Не знаю, что еще.
О! Огромные фотографии (гигантографии).
Диапозитивы, что ли.
Смотреть их никто не ходит, а если бы кому — у! — и взбрело в голову пойти, так он вряд ли бы там выключатель нашел. Да и света частенько нет. Нет, и все.
А без света они не существуют, эти вещи, и-хи-хи.
Ах!
Друзья, мне некогда, я спешу. У, колесо, которое я запустил, уже не остановить.
Оно катится вниз. С моими ногами, и-и-и, его не догнать. Ни в жизнь!
А я и не собираюсь.
Нет.
— Эй, парни — эй парни.
— Баста, ты ничего и никого не видела, Бетти. Жребий будет брошек сегодня. Пометь этот день в своем дневнике.
Дневнике? Мысленном.
Я переношу — у! — тяжесть тела на здоровую (правую?) ногу, собираясь идти. И-и-и, ать-два, ать-два.
— А что написано в записке?
— Пусть она будет у тебя. Прочту в другой раз. Теперь времени нет: судьба зовет.
Э-эх!
Э-хе-хе.
И-хи-хи.
Излишне, я думаю, вам сообщать, что эту записку написал я.
Печатными буквами.
Коряво.
Я положил ее на стол генералу Ахиллу (толстяка не было, он уехал за город, на смотр). А полковнику Энею велел взять записку — у! — и передать мне.
Ах-а-ха-ха-ха-ха-ха!
Ох!
Хотите знать, что я там написал? «ЭНБИ СГИФАНДЖ О УХ. ТЫЕМУРЕИЧВ ГРОГСЦВАЙ АХАХАХАХАХАХ. А.».
Для любви нет лингвистических барьеров.