Тори остановилась у двери в гостиную, стараясь успокоить дыхание, чтобы войти в комнату гордо и с достоинством, как подобает леди. Но Флора не успела остановить свой стремительный шаг и, со всего размаху ударившись грудью о Тори, втолкнула ее в комнату.

– Ой, простите! – жалобно вскрикнула она.

Кинкейд стоял у самой двери, а потому, когда Тори влетела в комнату, успел подхватить ее, не дав ей упасть. От неожиданного толчка Флоры Тори еще могла бы оправиться, но, так же неожиданно оказавшись прижатой к сильному мужскому телу, она потеряла дар речи и лишь молча смотрела на Спенса, который держал ее в надежном кольце своих рук. Солнце, заливавшее комнату, освещало его правильные, словно высеченные искусным скульптором черты. Даже ямочка на подбородке была совершенна. Но самое главное – это не было холодное лицо манекена. От Кинкейда, казалось, исходили жизненные токи, настолько он был переполнен силой и энергией. Тори даже почудилось, что ее тело пронзает поток пульсирующего света. И ей стало страшно: она ощущала себя мотыльком возле яркого огня – такого влекущего, но такого опасного… Кинкейд взглянул на нее сверху вниз, и губы его тронула улыбка. А потом улыбнулись и глаза – невероятные, темно-золотые, как у хищника, обрамленные густыми черными ресницами. И что-то еще было в этих глазах – то ли удивление, то ли радость… Тори резко отстранилась.

– Пустите меня!

Удивленный ее тоном, он приподнял темную бровь.

– Должен заметить, мисс Маккензи, вы здорово изменились! – язвительно произнес он.

– Вы прекрасно знаете, что я не Шарлотта, – рассердилась Тори, надеясь, что он не узнал ее. – Так что отпустите меня, и немедленно!

– Не раньше, чем вы представитесь как положено. – Он усмехнулся. – Я бы хотел знать имя женщины, которую обнимаю.

Его глубокий, низкий голос звучал слегка тягуче, и Тори подумала, что он наверняка уроженец Техаса.

– Только и всего, мистер Кинкейд? – насмешливо протянула она.

– Вы застали меня врасплох, – укоризненно произнес Спенсер, с легкостью пресекая все попытки Тори вырваться. Он просто стоял и держал ее в объятиях, а она вдруг со страхом почувствовала, что ни шерсть, ни лен, никакие юбки и сорочки не смогут защитить ее от жара его тела. Собственная плоть неожиданно показалась ей слишком мягкой и чувствительной, а кровь превратилась в жидкий огонь.

Набрав в легкие побольше воздуха и стараясь говорить спокойно, она выдохнула:

– Я Виктория Грейнджер. И я вовсе не рада нашему знакомству, мистер Кинкейд.

Руки Спенса упали, и он отступил назад, глядя на нее с изумлением:

– Дочь Куинтона Грейнджера?

– Да. – Виктория нервно одернула жакет. – Вы знаете моего отца?

– Можно даже сказать, что мы старые друзья. Я только что с ним расстался.

– Неудивительно – мой отец никогда не был особо разборчив в знакомствах.

– Похоже, мисс Шарлотта насплетничала вам обо мне. – Он криво улыбнулся.

Быстро поставив между собой и Спенсером Кинкейдом стул с высокой резной спинкой, Тори почувствовала себя увереннее.

– А что вы вообще тут делаете, мистер Кинкейд? – холодно спросила она.

– Я хотел бы задать вам тот же самый вопрос. – Он не отвел взгляд, хотя заметил, что серые глаза Тори подернулись льдом. «Какой странный холодно-серебристый взгляд», – подумал Спенс.

– Я помогаю в миссии несколько дней в неделю, – машинально ответила Тори, пытаясь понять, почему у нее дрожат ноги. – Вас это удивляет?

– Сказать по правде, так и есть. Не ожидал, что дочь Грейнджера будет работать в миссии.

– Уверяю вас, мистер Кинкейд, я отлично справляюсь.

– Не сомневаюсь. Более того, я верю, вы справитесь с любым делом, за которое возьметесь, – вежливо ответил Спенс.

«Да уж, ты веришь, как же!» – подумала Тори. И в Санта-Клауса он тоже верит? Должно быть, он рассчитывает очаровать ее дешевыми комплиментами. Не выйдет.

– Ну, раз мы выяснили, что я тут делаю, может, теперь вы ответите на мой вопрос относительно цели вашего визита? – Тон ее был таким же ледяным, как и взгляд.

– Я приехал справиться о мисс Клер Баттерфилд, которую привезли в миссию сегодня утром, – спокойно ответил Спенс.

– Клер наверху. Она отдыхает, и доктор категорически запретил ее беспокоить.

– Я и не собирался ее беспокоить. Просто хотел быть уверен, что с ней все в порядке.

– Доктор сказал, что для нее главное – это отдых и калорийная пища. Мы позаботимся о ней. – Тори отвела глаза. Ей вдруг стало трудно выдерживать его прямой взгляд. Какой странный цвет глаз, похож на темное золото, она никогда раньше не видела такого.

Тут Тори заметила Флору, которая замерла у порога и с нескрываемым восхищением смотрела на Кинкейда. «Еще одна жертва обаяния донжуана», – с грустью подумала Тори. Но она сама не должна, не может попасться в эту сеть. Она глубоко вздохнула, постаралась взять себя в руки и приготовилась отразить очередное нападение.

– Когда она поправится, ей понадобится одежда. – Кинкейд вынул из кармана пачку банкнот, сколотых золотым зажимом.

– Ей не нужны ваши деньги, мистер Кинкейд.

– Боже мой! – тихонько охнула Флора и прижала к сердцу пухлые ручки.

– Может, стоило бы спросить у нее самой, мисс Грейнджер? – насмешливо спросил Спенс.

– Вы ошибаетесь, если думаете, что вам удастся купить эту девушку. – Тори начинала сердиться. – Если вы еще не поняли, повторю: ее удерживали в том доме силой и против ее воли.

– Пойду помогу Марии на кухне, – пробормотала Флора и поспешно покинула комнату, воздух в которой вдруг опасно накалился.

– Значит, вы считаете, что если мужчина предлагает женщине помощь, он непременно собирается ее купить? – Спенс сделал шаг к ней.

Они вновь оказались так близко, что Тори ощутила странный, волнующий и очень мужской запах – смесь аромата цветов восковника и специй. Она даже не поняла, от чего шел запах – от одежды или от его тела. Потом ей пришла в голову и вовсе неуместная мысль: какие красивые у него волосы – густые, волнистые, почти черные. Она торопливо напомнила себе, что красота этого мужчины и манеры джентльмена – это лишь внешняя, обманчивая сторона.

– Меня абсолютно не интересует, что на уме у мужчин, мистер Кинкейд.

– Прежде всего я не сторонник рабства. – Голос Спенса звучал ровно и спокойно, но в глазах разгорался опасный огонек.

– Да что вы? Никогда бы не подумала, зная, с кем вы водите компанию!

– Значит, Оливия вам здорово досаждает?

– Друзья Оливии Фонтейн не могут рассчитывать на радушный прием в этом доме. – Тори демонстративно повернулась к нему спиной и направилась к выходу. Каблучки ее сердито стучали по деревянному полу. Распахнув дверь, она оглянулась через плечо и жестом дала понять Кинкейду, что ему следует покинуть этот дом.

Но он не двинулся с места. Он по-прежнему стоял посреди гостиной и молча ее разглядывал. Через несколько томительных секунд она пришла к выводу, что он не просто занимает большую часть комнаты – от него исходят магнетические волны, воздух пульсирует вокруг его тела, и тут же вспомнила, каким она увидела его сегодня утром – нагим и прекрасным. Она моргнула, стараясь поскорее отогнать недостойные леди воспоминания.

– Я бы не назвал Оливию Фонтейн своим другом, – примирительно произнес он.

– Я полагаю, это потому, что вы больше, чем просто друзья. – Виктория сама не заметила, как руки ее нервно сжались в кулаки при этих словах.

Кинкейд покачал головой и потер шею, словно у него заныли мышцы. Губы его неожиданно расплылись в мальчишеской улыбке.

– Что ж, все мы иногда ошибаемся.

– Наверняка так говорит каждый преступник, пойманный с поличным, – холодно отозвалась Тори, не желая самой себе признаться, что сердце ее начало биться чаще при виде этой улыбки. Он, несомненно, опасен.

– Поверьте, когда я пришел туда вчера вечером, я вовсе не собирался сводить близкое знакомство с кем-либо из обитателей дома. – Он смущенно потер щеку.

– О да. – Тори улыбнулась, – Разумеется, большинство мужчин ходят к Оливии только затем, чтобы поболтать о пустяках.

– В любом случае я никогда не навязываю женщинам свое общество против их воли.

Единственным ответом на эту реплику были насмешливо поднятые брови.

– Один из моих друзей пригласил меня…

– Ах вот как! Значит, это он во всем виноват?

– Так и есть. – Спенс замолчал и некоторое время внимательно вглядывался в лицо Тори, будто пытаясь угадать, что она прячет под маской сдержанной леди с безупречными манерами. Словно он знал, что ей есть что скрывать. – Мисс Грейнджер, не знай я, что это невозможно, я подумал бы, что вы ревнуете.

– Что?! – Тори пришла в ярость от такой наглости и одновременно удивилась его проницательности. – Ах вы, высокомерный, самоуверенный…

– Не надо так много слов, леди. Но знаете, вы так прелестны, когда сердитесь. – Он придвинулся еще ближе. – Ваши щечки заалели, как розы.

– Не разговаривайте со мной, как со школьницей! – Тори отступила на шаг.

– О нет, вы не школьница. Вы женщина. – Взгляд его нарочито неторопливо скользнул с ее окрашенных румянцем щек на блузку, под которой от учащенного дыхания грудь поднималась весьма заметно. Потом Кинкейд снова взглянул ей в лицо, – И очень красивая женщина, должен сказать.

Тори задохнулась и вдруг напряглась, словно он коснулся ее груди не взглядом, а рукой.

– Мне безразличны ваши слова, – заявила она, отступая. Хорошо бы это было правдой, а то от его близости и бог знает от чего еще у нее мысли путаются в голове. – Советую вам испытать свое очарование на ком-то, кто не знает, насколько вы порочны.

– А вы, выходит, знаете? – Кинкейд неумолимо придвигался к ней. – Вы все обо мне знаете? И кто же я? Негодяй, насилующий невинных женщин после завтрака, обеда и ужина?

– А я должна поверить, что вы милый, наивный паренек, которого соблазнила дурная женщина? – Тори растерялась – отступать дальше было некуда. Ее спина коснулась стены.

Он улыбался и подходил все ближе. Теперь их разделяло всего несколько дюймов, и она могла разглядеть каждую точку в его золотистых зрачках. Как он близко… Слишком близко!

– Когда я был ребенком, я обычно старался читать не те книги, что мне советовали родители, а те, что находил я сам, а они считали дурными.

– Это меня не удивляет, – бросила Тори, пытаясь продвинуться вдоль стены и тем самым ускользнуть от опасной близости. Но Кинкейд пресек ее попытку сбежать, опершись рукой о стену над ее плечом.

– Однажды в кабинете моего отца я нашел книгу в яркой обложке и с многообещающим названием. Я спрятал ее под рубашкой и убежал в холмы, неподалеку от дома – там никто не мог меня видеть.

Это невозможно, невыносимо! От его большого тела исходил жар. И этот огонь не просто согревал ее, он порождал где-то внутри ее ответное горение. Еще немного – и огонь поглотит ее, и она попадет в ад…

– Я ожидал, что в книге будет много стрельбы, погонь и… – он усмехнулся, – красивых женщин.

– Мистер Кинкейд, – предостерегающе проговорила Тори, одарив его взглядом, который многих наглецов до него обратил в бессловесные статуи.

Но этот только подмигнул и продолжил:

– Содержание оказалось несколько иным, но книга увлекла меня. Я читал ее тайком, прятал под кроватью…

Она чувствовала его дыхание на своей щеке – теплое и свежее, как трава после дождя.

– Только дочитав почти до конца, я сообразил, что мой отец наклеил обложку от какой-то глупой книжки на «Одиссею» Гомера.

Его глаза сияли. Они притягивали ее, как лампа мотылька. Такие глаза – гибельная ловушка для женской души.

– Я пытаюсь вам объяснить, что иногда, чтобы разобраться, что же перед вами, нужно время… И что обложка не всегда совпадает с содержанием.

– Когда мой отец давал мне читать книги, ему не приходилось переклеивать обложки, и я всегда знала, что именно читаю, – сердито пробурчала Тори.

– А когда вы слышите, что мужчина проводит время с дурной женщиной, вы сразу же можете точно сказать, что он за человек?

– Нетрудно понять, что вы собой представляете. – Она вздернула подбородок. – Достаточно увидеть, как вы ведете себя здесь и сейчас.

– И как же я себя веду? – Он наклонился, и его губы чуть коснулись кончика ее вздернутого носа. – Как мужчина, который встретил красивую женщину?

Виктория с силой прижала ладони к стене за спиной – больше всего ей хотелось протянуть руку и коснуться его. Нет, не просто коснуться, а прижаться к этому сильному, большому, горячему телу. Ей казалось, что кости внутри тают, а кровь уже давно превратилась в огонь.

– А как насчет вас, мисс Грейнджер? – вдруг спросил Спенс, и ей показалось, что золотистые глаза видят все ее секреты.

Виктория снова сделала попытку отодвинуться, стремясь ускользнуть от пронизывающего, всезнающего взгляда, от смущающего ум и душу жара, который исходил от тела Кинкейда. Но тут он опустил руки ей на плечи, и она поняла, что ей некуда убежать и негде скрыться от него. Прикосновение было едва ощутимо – он лишь слегка касался ее плеч, а пальцы его нежно ласкали кожу над краем ее крахмального воротничка. Кинкейд как будто плел вокруг нее сверкающую паутину, из которой, по правде говоря, вовсе не хотелось убегать.

– Вы не имеете права…

– Что вы прячете там, внутри, под маской?

Должно быть, он вдохнул в себя весь воздух. Она не может больше дышать, не может думать… но чувствовать, к сожалению, может.

– У вас чудесные губы. – Его горячее дыхание обжигало висок, она слышала громкие удары его сердца. Или это ее собственная кровь шумит в ушах? – Они созданы для страстных поцелуев.

– Мистер Кинкейд, я требую, чтобы вы отошли от меня! – То, что задумывалось как сердитый окрик, прозвучало еле слышной мольбой.

– А как вы чудесно пахнете. – Его губы коснулись завитков волос на девичьей шее, пока трепещущие ноздри впитывали ее запах. – Так пахнут розы в саду после дождя…

Голос, дыхание, жар его тела словно окружили ее золотистым дождем. Тори позволила себе забыться и вдруг услышала полустон-полувздох. Этот звук – предательски страстный – сорвался с ее губ.

– У вас наверняка очень длинные волосы. Наверное, ниже талии. Вы распускаете их когда-нибудь? Чтобы они мягкими волнами спадали по спине? – Теплые губы прижались к ее виску. – Они прекрасны – шелковистые, блестящие, а на солнце кажутся золотыми, почти рыжими!

– Мистер Кинкейд! – Тори уперлась ладонями в широкую грудь. – Я вам не Оливия Фонтейн!

Он опустил руки и отступил назад. Бежать, решила Тори.

Но ноги ее не слушались. Она оперлась спиной о стену, чтобы он не догадался, что колени у нее дрожат.

– О нет, мисс Грейнджер, вы не Оливия, это я понял. Но я хотел бы знать, кто прячется под маской холодной, благонравной леди. Интуиция подсказывает мне, что там совсем другая женщина.

– Зато мне не надо приглядываться – с первого взгляда видно, что вы высокомерный, самодовольный, напыщенный сластолюбец!

– А вы женщина, которая боится почувствовать себя женщиной! Вам нужен мужчина. Мужчина, который сможет научить вас быть женщиной.

– Как вы смеете! Вы считаете, что раз я не упала к вашим ногам, очарованная, так я и не женщина?

– Неправда. Я уверен, что вы больше женщина, чем все, кого я знал раньше.

– Включая вашу подругу Оливию?

– Конечно. Она просто использует мужчин. Так она добивается власти и ощущения собственного могущества. А вы убегаете от мужчин.

– Возможно, это потому, что я предпочитаю джентльменов.

– Пока они не подходят слишком близко, да? – Губы его скривились в странно невеселой улыбке.

Тори опять захотелось убежать и спрятаться. Эти красивые глаза видят слишком много. А Спенс не спеша достал пачку банкнот и положил на стол пять бумажек по пятьдесят долларов.

– Распорядитесь ими, как сочтете нужным, – спокойно сказал он. – Я вполне доверяю вашему здравому смыслу.

Отвесив преувеличенно изысканный поклон, он повернулся и пошел к двери, но на пороге оглянулся. Убедившись, что она по-прежнему смотрит на него, Спенс произнес:

– До встречи, мисс Грейнджер. – И вышел.

– Мужчины! – Это было единственное, что Тори смогла процедить сквозь стиснутые зубы, прислушиваясь к звуку его удаляющихся шагов. Этот человек…. он смутил ее, рассердил… он прикасался к ней, как никто не смел прежде… Хлопнула дверь. Он ушел.

Тори стояла у стены и рассматривала комнату, виденную тысячи раз. Обстановка гостиной состояла из разнокалиберных стульев орехового или красного дерева и двух диванов – один обтянут темно-зеленым плюшем, другой – тканью в желто-синий цветочек. Обивка стульев не подходила ни к одному из них. Вся мебель представляла собой пожертвования и была порядком потрепана. Тори комната всегда казалась скромной, но уютной, а теперь стала унылой и бедной. И она знала почему. Потому что он ушел. Еще минуту назад солнечный свет был ярче, все вокруг жило, воздух, казалось, был пронизан энергией, а мебель была роскошной, как в волшебной сказке. Но после его ухода свет померк, и комната погрузилась во тьму, и мебель выглядела безликой и серой.

Она вздохнула, стараясь избавиться от наваждения. Этот Спенсер Кинкейд относится к тому типу мужчин, которые могут уничтожить женщину. Люди вроде него коллекционируют разбитые сердца, как другие коллекционеры бабочек, прикалывая их булавками к доске и лишая их жизни. Она не позволит, чтобы такое произошло с ней. Это не должно случиться снова.