Коннор смотрел из окна гостиной, наблю­дая, как Филипп Гарднер шагает по выложен­ной кирпичом дорожке, ведущей от входной двери на широкую улицу. Кончиком трости Гарднер тыкал в белые сугробы по обе сто­роны от дорожки, оставляя дырки в сверка­ющем снегу.

— Этот Филипп Гарднер — типичный муж­чина вашего века?

— Он — типичный житель Бостона, — от­ветила Софи.

Коннор смотрел, как Гарднер миновал узорные железные ворота и забрался в черный экипаж, запряженный парой серых коней. Его походка была такой жесткой, а спина такой негнущейся, как будто в его тело, от макушки до пяток, вставили жесткий стержень. Неужели Лауре нравятся такие мужчины?

— От него пахнет, как в гареме у султана. Софи засмеялась, и он обернулся и недо­уменно взглянул на нее.

— Коннор, большинство мужчин в нашем веке пользуются духами.

Коннор мгновение размышлял над этим фактом.

— Не думаю, что захочу пользоваться та­кими духами.

— Конечно, — Софи улыбнулась, и ее тем­но-синие глаза весело заблестели. — Сомнева­юсь, что этот приторный аромат, излюблен­ный Филиппом, подойдет вам. Но вы можете попробовать лавровишневую воду. Она чрез­вычайно нравится… — Софи замолчала — в комнату ворвалась Лаура.

Она захлопнула за собой дверь, прислонив­шись у дубовой панели с бешено колотящимся сердцем, переводя взгляд с викинга на тетю — людей, перевернувших всю ее жизнь.

— Ты выглядишь так, как будто за тобой гналась тысяча разбойников, — сказал Кон­нор, и улыбка заиграла на его губах.

— Для меня более чем достаточно одного викинга!

— Я никогда не сделаю тебе ничего плохо­го, — Коннор прижал руку к груди. — Ты — мое сердце.

Лаура встретила его взгляд, и ей стало трудно дышать. Коннор стоял перед окном, в раме золотистых бархатных штор, окутан­ный сияющим ореолом солнечного света — во­площение силы и мужества.

Лаура впитывала в себя это зрелище, как промерзшая земля впитывает первые теплые лучи весеннего солнца. Ее сны могут стать правдой, и эта возможность нашептывалась ей на ухо, манила ее, как песня сирены.

Она отвела от Коннора взгляд, сжав паль­цы в кулаки и прижимая их к твердой дубовой двери за спиной. Она не могла даже себе вооб­разить жизнь с этим человеком. Это было опасно. Чересчур опасно.

— Тетя Софи, вы полагаете, что было ра­зумно знакомить Коннора с Филиппом?

— Он настаивал на знакомстве, — Софи взглянула на Коннора, очевидно, призывая его на помощь. — Не так ли?

— Я хотел видеть человека, который наме­ревается похитить мою женщину.

— Твою женщину? — глаза Лауры метали в наглеца молнии, внутри нее разгорался гнев, враждующий с возбуждением, которое она от­казывалась замечать. — Я не твоя женщина!

— Ты моя, — он опустил глаза, устремив на нее смелый, голодный взгляд, от которого у нее побежали по коже мурашки, как будто он сорвал с нее одежду и ласкал ее голую кожу. — Со временем ты поймешь, что мы принадле­жим друг другу.

— Ну ты, надменный варвар… — она на­правилась к нему, чтобы взглянуть ему прямо в лицо. — Викинг, пойми же, что я не при­надлежу ни тебе, ни кому-либо еще.

— Этот Филипп Гарднер считает, что ты — его собственность. — Глаза Коннора прищурились. — Я видел это по тому, как он прикасался к тебе.

— То, как ведет себя Филипп по отноше­нию ко мне, тебя не касается, — отрезала Ла­ура, сумев сохранить ровный тон.

— Неужели люди в вашем столетии не за­щищают то, что им принадлежит?

— Я — не движимое имущество. Очевидно, ты не имеешь ни малейшего представления о поведении джентльмена в нашем веке.

— Ты права. Я не знаю, как ведут себя эти джентльмены, — сказал Коннор, подходя ближе. Манящий запах его кожи дразнил ее. — Но я знаю, как мужчина должен обращаться с женщиной, которую он любит.

— Пусти меня! — выдохнула Лаура, когда он схватил ее за плечи.

— Я никогда не отпущу тебя, — прошептал Коннор, и его низкий голос обволакивал ее, как теплый бархат.

— Я требую, чтобы ты… — Но ее слова пропали в неожиданном вздохе, когда он при­коснулся к нежной коже за ее ухом. По телу Лауры пробежала дрожь. — Прекрати!

— Ты можешь себе представить, насколько ты прекрасна в моих глазах?

В его объятиях Лаура чувствовала себя пре­красной и любимой. Он заставлял ее испыты­вать чувство, как будто она была единственной женщиной, до которой он хотел дотронуться, единственной женщиной, которую он хотел це­ловать, единственной женщиной, которой он хотел обладать. Она старалась вырваться из его чересчур искушающих объятий, сражаясь с пробуждающимся в ней опасным желанием.

— Пусти меня!

— Ты, — дыхание, дающее мне жизнь. —

Он все крепче прижимал ее к себе, левой рукой обхватив ее талию, правую руку положив ей на спину. Тепло его тела стремилось к ней, окуты­вало ее, обволакивая манящим к себе жаром.

— Это неприлично, — пробормотала Лау­ра голосом, превратившимся в шепот.

— Может быть, но показать женщине, на­сколько она желанна, всегда прилично. — Кон­нор прижал раскрытые губы к шее Лауры, кончиком языка касаясь ее кожи. Огонь, раз­жигаемый им, спускался спиралями, как горя­щая стрела, по ее телу до кончиков ног. — Я хочу тебя, что бы это слово ни означало.

— Ox! — Лаура проглотила комок, пыта­ясь укрепить свою оборону, гибнущую в огне, который он разжег в ней. — Ты должен…

— Попробовать вкус твоих губ.

— О нет! — Она подняла глаза, но его пыл­кий взгляд лишал ее воли. — Как ты смеешь!

— Конечно, смею. — Он смотрел на нее, и на его чувственных губах играла улыбка, не давая ей вздохнуть.

Лаура глядела в его глаза, не только видя, но и чувствуя, что таится в бездонных синих глубинах — желание и нечто гораздо более пугающее, тепло, которое шептало о вечности:

— Ты должен отпустить меня!

— Неужели? — Он запустил пальцы в во­лосы у нее на затылке, взяв ее голову в чашу своей большой руки и привлекая ее к себе. — Вот так мужчина должен показывать своей? возлюбленной, как сильно он хочет ее.

Лаура уперлась сжатыми кулаками в его плечи.

— Ты не должен…

— Я ждал всю жизнь, чтобы поцеловать тебя!

Лаура ошеломленно глядела, как он опус­кает голову, и его улыбающиеся губы все при­ближаются, приближаются… Нежное и слад­кое дыхание опаляло ее щеку.

— Ты не…

Коннор заглушил слова протеста, готовые вырваться у нее изо рта. При первом прикосновении его губ Лаура почувствовала, как у нее остановилось сердце, затем снова забилось с бешеной силой. Его поцелуй был таким неж­ным и мягким, как теплый мед, сладко рас­текающийся по ее губам. Сколько раз она представляла себе это? Сколько раз просыпа­лась по утрам, прижимая подушку к груди, в огне и нетерпении, полная желания к этому человеку?

Нежное прикосновение его губ, его сильные руки, держащие ее, как будто она была самым драгоценным камнем в мире, его тепло, от­гоняющее зимний холод, — то, что раньше было фантазией, превратилось в реальность.

В его поцелуе таились обещания — обеща­ния, ожидающие, когда она потребует их, если найдет в себе храбрость признать их своей собственностью.

«Берегись! — кричал ее разум. — Этот поцелуй опасен! Этот человек опасен!» Он грозил украсть ее из мира, который она понимала. Он угрожал незаметно изменить ее, сделать дру­гой личностью.

Но… она всю жизнь ждала объятий этого, человека. И вот он здесь, в ее мире, обнимает ее и того, что происходило с ней сейчас, Лаура не могла себе вообразить ни в каком сне.

Она разжала пальцы, прижавшись ладоня­ми к его плечам, чувствуя крепкие мышцы, напрягшиеся под белой тканью, стремясь до­тронуться до его кожи. Его губы скользили по ее губам, его щетина колола ей подбородок в восхитительной пытке. По ее спине побежали мурашки, когда Коннор прикоснулся кончи­ком языка к ее губам, заставляя их открыться.

Чародей, оплетающий ее магией, окутыва­ющий золотым заклинанием, очаровывающий ее, — вот кем был Коннор, мужчина, который знал ее лучше чем кто-либо другой. Из ее рта вырвался стон, когда она поддалась его чарам, впитывая свет и тепло с его губ.

Его пальцы забирались ей в волосы, ос­вобождая их от заколок и гребней, чтобы те мягкими потоками окутывали его руки. Лаура вздохнула, когда тяжелая масса волос упала ей на спину.

— Прекрасная… — пробормотал Коннор, прикасаясь ртом к ее дубам. Он еще крепче обнял ее, и ее мягкие груди прижались к его крепкому телу. Лаура никогда не подозревала, какое удовольствие можно получить от физи­ческого общения.

Его язык проник ей в рот, пробуя ее на вкус, и позволяя ей отведать свой пряный аромат. Скользкое и теплое, влажное и твердое прикасалось к ее зубам, языку, дразня ее, искушая присоединиться к нему в этой чувст­венной игре.

Ее руки заскользили вверх, по гладкой тка­ни, покрывающей его широкие плечи. Она запустила пальцы в его длинные волосы; черные шелковистые пряди оказались на ощупь мягче чем она себе представляла.

Запах его кожи — острый и интригующе-пряный, принадлежавший только ему, — со­блазнял ее. Она глубоко вбирала в себя его запах. Ее губы скользили по его губам, она прижималась к его сильному телу, желая, что­бы он еще крепче обнял ее.

— Скажи мне, что чувствуешь то же самое, когда тебя целует Гарднер, — прошептал Коннор, сжимая руками ее талию. — Скажи мне о страсти, пылающей между вами.

— Ох! — Она отступила на шаг, вырываясь из его теплых объятий. Его слова хлестнули ее, как пощечина. — Как ты осмелился думать, что я позволю Филиппу или кому-либо дру­гому такие вольности?

Коннор лениво улыбнулся, как будто она уже принадлежала ему.

— Однако же ты целовала меня так, как будто высасывала из меня воздух.

— Ну ты… — Лаура прижала ладонь к гу­бам, оборвав свои язвительные слова до того, как они были произнесены. Этот человек об­ладал совершенно сверхъестественной способ­ностью внушать ей желание закричать, как базарная торговка. — Я никогда не встречала более наглого человека!

— А я никогда не встречал более собла­знительной женщины!

Лаура обернулась к Софи.

— Тетя Софи, вы видели, что позволял се­бе это человек?

— Да, дорогая. — Софи стояла в несколь­ких футах от них и с улыбкой следила за их перебранкой. — Видимо, в его время мужчины куда решительнее выражали свои чувства.

Лаура провела рукой по волосам, вытащив из них несколько оставшихся заколок.

— Вы должны что-то сделать с этим ви­кингом!

— Я думаю, что следует послать за па­рикмахером твоего отца.

Лаура удивленно выпучила глаза.

— За парикмахером?

— Опять вы пугаете меня своим парик­махером!

Софи отмахнулась от слов Коннора.

— Боюсь, что Филипп всего лишь пытался пошутить. Парикмахер — это человек, кото­рый причешет и побреет тебя. И ничего боль­ше.

Коннор провел рукой по волосам, оставляя борозды в их густых волнах.

— И тогда я буду больше походить на современного человека?

— Да. — Уголки рта Софи уныло поползли вниз. — Но должна признать, мне очень не хочется видеть, как эти чудесные волосы об­корнают. А тебе, Лаура?

Лаура бросила на Коннора презрительный взгляд и нагнулась в поисках заколок, рассыпавшихся по сложному узору из листьев и цве­тов, покрывавшему ковер.

— Стричь ему волосы не придется, если вы отправите этого негодяя назад в его время.

— Да. — Софи постучала пальцем по под­бородку. — Но, боюсь, у меня ничего не вый­дет.

Коннор опустился рядом с сидевшей на корточках Лаурой.

— Тебе к лицу распущенные волосы, — ска­зал он, поднимая пригоршню растрепанных локонов. — Они слишком красивые, чтобы за­плетать их в тугие косы.

Лаура вырвала волосы из его руки.

— Леди никогда не станет ходить растре­панной!

Коннор усмехнулся, и в его глазах зажегся озорной огонек.

— Даже ночью?

Лаура с яростью глядела на него, пытаясь не замечать огня, который разжигал в ней его взгляд.

— Это тебя не касается! Он встал и подмигнул ей. — Пока не касается.

— Ах ты… — Она обернулась к Софи, и во­лосы рассыпались по ее плечам. — Филипп на­помнил мне о дне рождения его матери, на который мы на следующей неделе приглаше­ны. Кроме того, он передал приглашение и этому викингу.

Софи кивнула.

— Конечно, Филипп — надутый зануда, но в хороших манерах ему не откажешь.

Лаура напряглась, внезапно ощутив жела­ние защитить Филиппа от этого разбойника-викинга.

— Филипп — вовсе не надутый зануда. Глаза Софи округлились.

— По его мнению, самое лучшее время­препровождение — разглядывать собрание кам­ней.

— Камней? — Коннор взглянул на Лау­ру. — Этот человек собирает камни? Лаура вздернула подбородок.

— Его очень интересует геология.

— Собирает камни! — Коннор только ус­мехнулся.

Лаура заплела волосы в тугую косу.

— А я нахожу его коллекцию камней очень интересной.

— Да, — кивнул Коннор, сложив губы в широкую, насмешливую улыбку. — Конечно, это очень интересно.

Лаура отвернулась от него и принялась разглядывать большие золотые снежинки, стройными колоннами марширующие по шелковым обоям цвета слоновой кости. Мо­жет быть, Филипп скучен, но он по крайней мере джентльмен. Ему даже в голову не придет поцеловать ее. От ее поясницы под­нялась новая волна жара, опаляя ей грудь, шею и щеки.

Кто-то постучался в дверь, и Лаура стис­нула зубы. Хватит c нее одного гостя. По приглашению Софи дверь отворилась, и вошла Фиона.

— Я подумала, что, может быть, вам хо­чется чаю, — сказала Фиона, переводя при­стальный взгляд с Лауры на Коннора.

— Не сейчас, Фиона, — нетерпеливо отка­залась Лаура. Нужно, наконец, найти способ избавиться от этого викинга! — Я позвоню, когда нам будет что-нибудь нужно.

Фиона кивнула, продолжая смотреть на Коннора.

— А вы, должно быть, мистер Пакстон?

Коннор улыбнулся.

— А вы — та милосердная леди, которая прислала мне тоник?

— Ну да, это я, Фиона Келли. Рада видеть, что мой тоник поставил вас на ноги. Вы с виду совершенно здоровы, честное слово!

— Да, я чувствую себя гораздо лучше, спа­сибо.

— Не за что, не за что, — Фиона стояла, улыбаясь Коннору, как будто собиралась гла­зеть на него весь день.

— Фиона, у вас нет никаких дел на кух­не? — осведомилась Лаура.

— Да, да, конечно, есть, — откликнулась Фиона, но не сдвинулась с места. Глядя на Коннора, она сияла от удовольствия. — Что бы вы хотели на обед, сэр?

— Я уверен, что все, приготовленное вами, будет восхитительно. Фиона захихикала.

— Да, надеюсь, что вы будете довольны. Думаю, что на обед приготовлю жареного ба­рашка с капелькой малинового соуса, — Фиона направилась в коридор, в дверях обернувшись и еще раз улыбнувшись Коннору. — И еще я испеку шоколадный пирог. Пальчики обли­жете!

— Буду ждать обеда с нетерпением. Когда Фиона вышла из комнаты, Лаура бросила на Коннора яростный взгляд. Неужели он способен очаровать любую женщину? Впро­чем, конечно, да. Какая женщина смогла бы спокойно смотреть в эти озорные синие глаза и не чувствовать сердцебиения? Без сомнения, этот человек давно потерял счет своим победам.

— Тетя Софи, как вы полагаете, удастся ли вам отправить нашего дорогого гостя об­ратно в его время, пока он не выставил нас на посмешище?

Софи глубоко вздохнула.

— Боюсь, мы должны быть готовы к тому, что мне не удастся отправить его назад.

Лауре захотелось закричать. Она закрыла глаза и медленно досчитала до десяти, потом до двадцати. Это не помогло, и она продол­жала считать, добравшись до сотни в надежде подавить огромное желание сорваться на крик.

— Лаура, еще ничего не известно навер­няка, — успокоила ее Софи, прикоснувшись к ее руке. — Я много над этим размышляла. Возможно, заклинание действует только в пол­нолуние. Коннор явился в полнолуние; воз­можно, в следующее полнолуние он покинет нас.

Лаура подумала о снах, о ночах, когда Кон­нор приходил к ней. Это всегда случалось в полнолуние.

— А если я не смогу отправить его назад, придется ему стать моим кузеном.

Лаура посмотрела на улыбающееся лицо тети, пытаясь отыскать надежду в ее темно-синих глазах, оптимизм, на который она сама была не способна.

— Неужели вы надеетесь, что удастся вы­дать этого викинга за джентльмена? Он даже ест пальцами!

— Это нехорошо? — спросил Коннор. Лаура взглянула на него. Он стоял, обло­котившись на ручку кресла-качалки, скрестив руки на широкой груди, и его черные кожаные штаны резко выделялись на фоне светло-зеле­ной бархатной обивки. Ни один современный человек не сможет выглядеть столь привлека­тельно. По ее коже побежали мурашки при воспоминании о прикосновении к его телу.

— Да, нехорошо, как и все твое поведение. Коннор кивнул, смиренно соглашаясь с ее словами.

— Я научусь есть так, как принято.

— Ты должен научиться еще тысяче других вещей.

Он усмехнулся.

— И научусь.

— Дорогая, все, чего ему не хватает, — не­множко тренировки, — сказала Софи, встав ря­дом с Коннором. — Если его правильно одеть, подстричь и обучить этикету, он великолепно приживется в нашем столетии.

— Обучение займет многие годы, а отец вернется сегодня вечером.

— Лаура, твой отец проводит в этом доме так мало времени, что даже не заметит Коннора. — Софи старалась произнести это помягче, но ее слова пронзили Лауру, точно раскален­ным железом. — Я не удивлюсь, если прямо с вокзала он отправится к себе в контору.

— Отец — занятой человек, но это не зна­чит, что он не заметит викинга в доме, — воз­разила Лаура. «Отец любит меня. Правда лю­бит, — уверяла себя Лаура. — У него есть бо­лее важные дела, только и всего. Бизнес есть бизнес. Постоянно приходится решать неожи­данно возникающие проблемы». — И даже ес­ли отец не заметит его, все равно остается бал у Гарднеров. Всего через неделю мы долж­ны будем представить Коннора высшему све­ту. Это же бал. Боже милосердный, бал миссис Гарднер!

— Почему ты боишься этой женщины? — спросил Коннор.

Лаура выпрямилась, пораженная его догад­ливостью.

— Кто боится?

— Ты говоришь о ней так, будто она — королева, которая может отсечь голову взма­хом руки.

— Ничего подобного! — Лаура отверну­лась от него, поглядев на Софи в поисках поддержки. — Правда, тетя?

— Коннор прав, дорогая. Ты говоришь об Эстер Гарднер так, как будто она королева. Лаура вздохнула.

— Что ж, возможно.

— А я думал, что Бостон не входит ни в какое королевство, — сказал Коннор.

— Ты не понимаешь. — Лаура, подойдя к окну, принялась смотреть на Общинный Луг. — Мой отец — ирландец, а это значит, что находятся люди, которые смотрят на него как на мужлана.

— Эти люди просто невежды. — Коннор обернулся к ней. — Они не понимают, что ирландцы — гордый народ. Им была знако­ма любовь к искусству и истории, у них бы­ли великие писатели и поэты, когда почти весь остальной мир пребывал во тьме.

— А им все равно. Для них история на­чалась тогда, когда первые поселенцы выса­дились на Плимут-Рок. — Лаура прижала ла­донь к стеклу, впитывая кожей ледяной холод. — И да поможет Бог твоим предкам, если они не смогут проследить свои корни в нашей стране по крайней мере до начала этого века.

— Почему тебя заботит, что думают эти глупцы? — спросил Коннор.

— По линии матери моя семья — одна из самых старых и самых уважаемых в Бостоне. Мы с тетей Софи — последние из Чандлеров. Мой отец хочет, чтобы я заняла должное место в обществе. — Лаура повернулась к нему ли­цом. — А бостонское общество — это миссис Гарднер. Если она примет тебя, ты будешь достойно вознагражден. Если она отвергнет тебя, ты навсегда станешь изгоем.

Коннор покачал головой:

— Судя по тому, что ты рассказываешь про бостонское общество, я предпочитаю быть изгоем.

Лаура вздернула подбородок.

— Я так и знала, что ты не поймешь.

— Но я все понял. — Коннор разглядывал ее так, как будто читал ее мысли.

«Царственный» — Лаура только сейчас до конца поняла значение этого слова. Этот че­ловек излучал власть, абсолютную власть, ко­торая решает судьбы наций.

— Я — сын короля и ирландской принцес­сы. И все же меня считали бы не более чем мужланом с сомнительной родословной, если бы Софи не назвала меня именем ее англий­ских родственников.

— Только не в моих глазах, — возразила Софи.

Коннор улыбнулся:

— Спасибо.

Лаура почувствовала себя отвратительной грубиянкой.

— Я не говорила, что это правильно.

— Конечно. — Коннор пристально смот­рел на нее. — Но ты сказала, что хочешь быть частью этого общества.

— Ты не понимаешь. — Лаура снова по­смотрела в окно. На Общинный Луг ложился снег, деревья умоляюще поднимали ветви к солнцу. — Моему отцу очень важно, чтобы я была принята в обществе. Он считает своей главной обязанностью найти мне мужа из хо­рошей семьи.

— В мое время тоже многие браки заклю­чались не по любви. Но они редко бывали счастливыми.

— Сейчас не твое время, Коннор. — Лаура обхватила себя руками, почувствовав, как при мыслях о будущем в ее кровь проникает холо­док тревоги. — Я не собираюсь разочаровы­вать отца.

Коннор мгновение молчал. Когда он за­говорил, его глухой голос ничем не выдавал его чувств.

— Я с нетерпением жду встречи с твоим отцом.

— Дэниэл должен вернуться вечером. — Софи посмотрела на Коннора и улыбнулась. — У меня есть предчувствие, что вы с ним отлич­но поладите.

— Коннор, ты не должен идти с нами на бал к Гарднерам. Мы можем сказать, что ты заболел.

— Но я себя отлично чувствую. — Коннор ухмыльнулся. — И мне очень хочется позна­комиться с королевой Бостона. Лаура застонала от отчаяния.

— Тетя Софи, расскажите ему о людях, которые будут там. Обо всех подругах мис­сис Гарднер. Вы знаете, что собой представ­ляют эти женщины! — Она потерла ладони, пытаясь справиться с мурашками, побежав­шими по коже, когда она представила, как миссис Гарднер и ее приятельницы будут раз­бирать Коннора по косточкам. Пусть ей не нравится этот человек, но у нее не было ни­какого желания видеть, как его унижают. — Ему нельзя там показываться!

— Я научусь всему, чему нужно научить­ся, — упрямо заявил Коннор, — и пойду с то­бой на этот бал.

— Мы сможем удержать его от появления на балу, только связав и заперев в доме. — Софи взглянула на Коннора и улыбнулась. — Я думаю, будет проще научить его хорошим манерам.

Лаура вздохнула, понимая, что у них нет выбора. Коннор появится на балу, чего бы это ему ни стоило.

— Я пошлю Ридли за портным твоего от­ца, а пока что отправим кого-нибудь из слуг в магазин готового платья. — Софи похлопала Коннора по руке. — Я уверена, что все будет отлично.

Коннор улыбнулся.

— Я постараюсь им соответствовать. Лаура нахмурилась, опасаясь, что отныне двери дома Гарднеров для них будут навсегда закрыты. Ведь ей никогда не сделать джентль­мена из дикаря.

— Невероятно! — Генри Тэйер сжал руко­ятку распылителя, окатив водяной пылью одну из дюжин орхидей, растущих в горшках в его теплице. — Туата-Де-Дананн в Бостоне! Ум заходит за разум!

Остин Синклер стоял у одной из прозрач­ных стен, глядя сквозь влагу, оседающую на стеклах, на Общинный Луг, и размышляя о юном чародее, оказавшемся по соседству.

— Согласно сообщению, полученному мной утром, он остановился у Салливенов, — сказал Генри.

— Очевидно, он прибыл сюда ради Лауры Салливен.

— Не понимаю, как такое могло случиться! — У Остина была своя теория о том, как это произошло, но он не собирался делиться ею с Тэйером. Он провел ладонью по лбу, вытирая влагу и откидывая назад мокрые чер­ные пряди.

— Просто невероятно… — еще раз пробор­мотал Генри.

Краем глаза Остин видел, как Генри дви­жется вдоль узорной железной решетки, кото­рая вилась среди пальм и банановых деревьев, теснившихся в оранжерее, упираясь зелеными листьями в стеклянные стены и потолок. Генри наклонялся над орхидеями в горшках, выстро­ившимися вдоль решетки, как солдаты перед генералом.

— Откуда он вообще узнал про Лауру Салливен.

— Это мы и должны выяснить, — пожал плечами Остин. Возможно, Коннор прибыл сюда, чтобы найти свою Эдайну? Могут ли быть связаны две души, разделенные време­нем? Остин подумал о Саре, своей жене. Хотя ему не пришлось путешествовать сквозь время, чтобы найти ее, он нарушил все законы своего народа, добиваясь ее руки.

Генри нажал на рукоятку, и из металличес­кого наконечника вырвалось облако тумана, добавив влаги в душном помещении.

— Вы думаете, что он может представлять опасность?

По шее Остина стекали струйки пота.

— Так некоторые считают.

— Да, знаю. Несколько часов назад я раз­говаривал с Фрейзером Беннеттом. — Распы­литель опять зашипел в руках Тэйера. — А что думаете лично вы?

— Я думаю, что узнаю более точно, когда встречусь с этим юношей.

— Вы знаете, что правящий совет предо­ставил мне полномочия предпринимать любые шаги, какие я сочту необходимыми в создав­шейся ситуации?

Остин стиснул зубы. Он не слишком до­верял суждениям Тэйера.

— Да.

— Если я сочту, что этот человек опасен, то уничтожу угрозу.

Остин повернулся лицом к эмиссару. Генри стоял рядом с банановым деревом, следя за его реакцией. Его карие глаза не потускнели от времени, седые брови хмуро сдвинуты.

— Я не думаю, что нам понадобится унич­тожить его, — сказал Остин.

— Уверяю вас, я уничтожу его только в том случае, если не останется иного выхода. Но не забывайте, я — по-прежнему эмиссар в этом городе, — Генри сорвал розовую ор­хидею с увядшими краями лепестков. Хмуро посмотрев на погибший цветок, он бросил его на серые плиты, которыми был выложен пол. — Я знаю, есть люди, считающие, что я слишком стар, чтобы справиться с этой про­блемой, но они заблуждаются. Пусть вы — английский маркиз и эмиссар в Нью-Йорке, но не забывайте, здесь вы всего лишь мой помощ­ник. Операцию провожу я.

— Конечно. И я уверен, что вы примете самое разумное решение, — сказал Остин. Он намеревался приложить все усилия, чтобы его слова оказались правдой.