Из лондонской газеты «Таймс»:

«Еще несколько разъяренных отцов присоединились к охотникам за Похитителем Невест и увеличили сумму за его поимку. Теперь она достигает семи тысяч фунтов. Адам Стратон, судья округа, где было совершено последнее похищение, заявил, что удвоил усилия по поимке преступника и уверен, что ему вскоре удастся схватить Похитителя. „Я не успокоюсь, пока он не будет болтаться в петле“, — пообещал Стратон».

Эрик смотрел в окно кабинета. Теплый золотой свет солнца, сверкающий среди деревьев, и вид его конюшни вдали обычно доставляли ему удовольствие. Однако сегодня этого не случилось. Он никак не мог забыть Саманту Бриггем.

Прошло три дня с тех пор, как он побывал у нее. С тех пор, как его очаровали ее честность, ум и бесхитростность, как было и во время двух других встреч. Три дня, в течение которых он так тосковал по ней, что готов был снова отправиться к Бриггемам.

Пропади все пропадом! Ведь ему больше не нужно беспокоиться о ее благополучии. Никаких неприятных последствий это неудавшееся похищение не возымело. И все равно, он никак не мог выбросить ее из головы.

Почему? Что так привлекло его в ней? Конечно, можно было солгать самому себе, объяснив это тем, что он чуть было не похитил эту девушку. Но лгать самому себе — занятие бесполезное.

Нет, было что-то в Саманте Бриггем, что привлекало его, что именно, он и сам не знал. Она далеко не красавица, хотя сочетание слишком больших глаз и слишком полных губ увлекло его так, как никогда не увлекала классическая красота. Он повидал немало красавиц, от которых дух захватывало, но они быстро забывались. Он даже не мог вспомнить лица ни одной из них. Лицо, которое не шло у него из головы весь день и не давало уснуть ночью, не было бриллиантом чистейшей воды, оно принадлежало непритязательной деревенской барышне, к которой его неудержимо влекло. Но почему?

Он налил себе немного бренди и долго смотрел на янтарную жидкость, словно мог там найти ответ на мучивший его вопрос.

Положим, он находит ее заурядную внешность интересной. Приятной. Но это не объясняет его увлеченности ею. Прислонившись к столу красного дерева, он отпил немного бренди, с удовольствием ощутив, как разлилось внутри тепло. И снова перед глазами мисс Бриггем. Вот она прячется за пальмами в зале миссис Нордфилд. Вот смеется, когда они смотрят на чудовищные картины мисс Нордфилд. Вот дрожит от страха во время похищения, потом с задумчивым видом признается Похитителю Невест, как жаждет приключений, как хочет искупаться в Адриатическом море.

Проклятие, может, дело именно в этом? Он знал о мисс Саманте Бриггем то, что ему знать не следовало и чего он не узнал бы, не встреться он с ней в качестве Похитителя Невест. И дело не только в ее жажде приключений. Он помнил, как ее нежное тело прижималось к нему, когда они галопом мчались сквозь мрак, возбуждающий медовый запах ее кожи.

И еще ее негодование… нет, раздражение… когда он неодобрительно отозвался о Похитителе Невест, которым девушка явно восхищалась. Ее нежную любовь к брату и снисходительное отношение к матери. Ее честолюбивые замыслы изобрести крем, чтобы помочь подруге. Она умна, добра, верна, забавна, откровенна и…

Она ему нравится.

Эта мысль отбила у него охоту выпить еще бренди, он так и не донес бокал до рта.

Проклятие. Она ему, видите ли, нравится.

Нравится ее улыбка, смех, даже возмущение. Она не заносчива, как множество его знакомых женщин. Мечтает о научных достижениях, о приключениях, а не о нарядах и украшениях.

А ее глаза… эти необыкновенные аквамариновые глаза, исполненные надежд, необычных желаний, порой в них были страдание, печаль и еще какие-то неведомые ему чувства.

Он глотнул бренди и приступил к составлению плана, как делал это в армии. Определил проблему — значит, половина сражения выиграна: он не может не думать о мисс Бриггем, она ему нравится, и он хочет получше ее узнать.

Но как разрешить эту проблему?

Пожалуй, есть два пути: забыть о ней или снова встретиться и получше узнать ее. Забыть ее он не может. Значит, остается второй путь. Они поговорят, он удовлетворит свое любопытство и тогда увидит свою увлеченность под правильным углом зрения. Превосходно.

Он поднял бокал, салютуя своей блестящей логике, во здравие своего безотказного плана.

Эрик остановил лошадь позади дубовой рощицы на опушке леса. Прищурившись от сверкающего солнца — день был в разгаре, — он смотрел, как мисс Бриггем приближается со стороны деревни. На этот раз он шла не бодрым шагом, как во время их последней встречи, а медленно брела по зеленой луговине, подняв лицо к солнцу, явно наслаждаясь его теплом. Шляпка висела на спине, держась на лентах, и каштановые волосы блестели, словно ловили золотистый отблеск солнечных лучей. Улыбка освещала ее лицо. Саманта закружилась, размахивая своей корзинкой, затем наклонилась, чтобы понюхать полевые цветы.

Внезапно он позавидовал ей. По-доброму позавидовал. Он не припомнит, когда в последний раз так беспечно наслаждался солнечным светом. Радовался прекрасному дню, запахам и звукам природы, забыв о грозящей ему опасности.

Ни разу с того лета, когда вступил в армию. Они с Маргарет любили совершать дальние прогулки верхом по их поместью, прихватив с собой свертки с едой. Иногда не решались уйти дальше конюшни и проводили весь день, вместе с Артуром обихаживая лошадей.

Прошло чертовски много времени с тех пор, как он свободно и беспечно проводил время, и ему захотелось подойти к мисс Бриггем, обнять ее и закружиться с ней, ощутить ее восторг, растревоживший его душу, что, разумеется, не приличествовало графу. Он, не отрываясь, смотрел на нее, и улыбка заиграла на его губах, когда она перепрыгнула через кучку камней прямо-таки со щенячьей энергией.

Он прятался, пока она не подошла совсем близко. Потом, тронув каблуками Императора, выехал на дорожку.

— Ах, мисс Бриггем, как я рад снова встретиться с вами!

Она остановилась как вкопанная, словно наткнулась на стену. На щеках вспыхнул румянец, выражение лица то и дело менялось. Она удивилась при его появлении, однако недовольства не выказала.

— Лорд Уэсли, — произнесла она еле слышно. — Как поживаете?

— Очень хорошо, благодарю вас. Вы возвращаетесь из деревни? — спросил он, словно Артур не сообщил ему, что мисс Бриггем проходит по этой дорожке каждое утро.

— Да. Я навещала подругу, мисс Уэйнзборо-Пакстон.

— И как она себя чувствует?

— К сожалению, хуже. Я принесла ей еще баночку медового крема. Втерла ей в кисти рук, и боль в пальцах немного утихла. — Она взглянула на него, заслонив глаза рукой. — А вы едете в деревню?

— Нет, просто прогуливаю Императора и наслаждаюсь прекрасным днем. — Он улыбнулся ей. — Мне кажется, Император устал. Можно мне пойти рядом с вами?

Император прижал уши, заржал, а потом ударил по земле копытом. Саманта усмехнулась:

— Конечно. Но мне кажется, Император не оценил вашей попытки усомниться в его выносливости. Я, знаете ли, никогда не видела, чтобы у лошади был возмущенный вид — до сих пор. — Погладив лошадь по шее, она добавила: — Если хотите, мы можем пойти окольным путем, мимо озера. Император попьет там воды.

— Превосходное предложение.

Эрик спешился и хотел предложить ей понести корзинку, но когда посмотрел на нее, слова замерли на устах. Блики солнечного света рождали восхитительную гамму вибрирующих золотых оттенков в ее сияющих волосах. Они были в беспорядке, видимо, оттого, что Саманта только что кружилась на месте. Казалось, будто это мужская рука растрепала их.

Яркий свет отражался от ее очков, притягивая его взгляд к ее глазам… Они смотрели на него мягко и выжидательно. Но он не в силах был вымолвить ни слова.

Кожа у нее пылала, словно от солнечных поцелуев, они цвели на ее щеках, будто розы. Его взгляд опустился на ее полные губы, где медлила полуулыбка, и он с трудом отвел глаза. На ней было платье из бледно-голубого муслина, очень скромное, но сердце у него замерло.

В его воображении возникла Саманта, одетая в прозрачный кружевной пеньюар, не скрывающий ее соблазнительных форм. В чреслах его вспыхнул жар, и он с трудом сдержал готовый вырваться стон.

Проклятие, что с ним происходит? Он тряхнул головой, чтобы отогнать волнующее видение.

— Что-нибудь случилось, лорд Уэсли?

— Э-э-э… нет.

Она подошла к нему и, прищурившись, заглянула в лицо. Он ощутил слабый запах меда и стиснул зубы.

— Вы уверены? Вы почему-то покраснели.

Покраснел? Она, конечно, ошибается, хотя он действительно чувствовал себя так, словно кто-то развел огонь в его чреслах.

— Это от жары. Солнце палит нещадно. — Проклятие, он не узнал собственного голоса — похож на зубовный скрежет. Предложив девушке руку, он кивнул на тропу, ведущую в лес. — Пойдемте?

— Конечно. В тени гораздо прохладнее.

Да, прохладнее. Именно это ему и нужно. По непонятной причине солнце как-то странно действует на него. Держа в одной руке поводья, в то время как рука мисс Бриггем легко лежала на локте другой его руки, он вошел с ней в лес.

Граф с облегчением вздохнул, когда тень от высоких деревьев поглотила жар и даровала ему необходимую прохладу. Они шли медленно, тишину нарушали тихий шелест листвы, птичий щебет, хруст сухих сучков под ногами, мягкое дыхание Императора.

Эрик пытался найти тему для разговора, сказать что-то умное, рассмешить ее, но чувствовал себя зеленым школяром, лишившимся дара речи. Единственный вопрос, который пришел ему в голову, был: «А вы такая же лакомая, как ароматная?» Но не мог же он задать ей подобный допрос! Впервые выдержка изменила ему. Будь у него свободная рука, он запустил бы ее ей в волосы. Ему так хотелось увидеть ее, поговорить с ней, узнать о ней побольше. И вот она здесь, а он будто язык проглотил.

Они подошли к озеру, и это спасло его от необходимости придумать тему разговора. Блестящая вода казалась темно-синей, в ней отражались золотые полосы солнечного света. Он отпустил поводья, чтобы Император мог подойти к воде и напиться. Мисс Бриггем, к его великому сожалению, высвободила руку, подошла к развесистой иве и прислонилась к ней.

— Предыдущие вечера были необычайно ясными, — заметила она, нарушив молчание. — Вы наблюдали за звездами?

Он ухватился за эту тему, как собака за кость:

— Наблюдал. Кстати, Хьюберт доволен своим новым телескопом?

— Да. Это превосходный прибор, но Хьюберт решил сконструировать собственный. Более мощный. Чтобы обнаружить новые планеты.

— Так поступил Уильям Гершел, когда открыл Уран, — заметил Эрик.

Самми была приятно удивлена.

— Хьюберт преклоняется перед ним, — сказала она.

— У меня гершелевский телескоп.

— Гершелевский? Вот как! — Она посмотрела на него с благоговением. — Это, должно быть, замечательный прибор.

— Да, замечательный, — согласился Эрик. — Мне сильно повезло — я познакомился с сэром Уильямом Гершелом несколько лет назад и купил телескоп у него самого.

— Господи, неужели вы с ним знакомы?

— Да. Замечательный человек.

— Еще бы! Его теория о двойных звездах просто блестяща. — Самми просияла, словно он преподнес ей пригоршню жемчужин, точнее, звезд. — А из вашего телескопа виден Юпитер?

— Да. — Он подошел к Саманте, стоявшей под деревом. — Вчера вечером я видел несколько падучих звезд.

— Я тоже! Это чудесно, правда?

Кивнув, он сказал:

— Они напоминали бриллианты, когда прочертили небо и оставили за собой алмазную пыль.

Она улыбнулась:

— Очень поэтичное описание, милорд.

Очарованный ее улыбкой, он шагнул к ней:

— А как бы вы описали их, мисс Бриггем? Она не сразу ответила. Запрокинула голову и посмотрела на небо, просвечивающее сквозь густую листву.

— Слезы ангела, — произнесла она едва слышно. — Я смотрела, как падают звезды, и думала: кто плачет там, на небесах? И почему? — Она снова остановила на нем взгляд, и у него перехватило дыхание. — Как вы думаете, почему ангелы плачут?

— Понятия не имею.

На губах ее мелькнула улыбка.

— Слезы ангелов. Я знаю, это ненаучно и нелогично.

— Зато очень точно. Когда в следующий раз увижу падающие звезды, тоже подумаю, что это ангелы плачут.

Их взгляды встретились, сердца забились в унисон, и он мог поклясться, что между ними пробежала искра.

Почувствовала ли она это? Тут Самми отвела глаза и сказала:

— Мне не терпится рассказать Хьюберту, что вы знакомы с сэром Уильямом Гершелом и купили у него один из его телескопов. — Улыбка тронула ее губы. — Лучше, конечно, не говорить ему об этом. Иначе он замучает вас вопросами.

— С удовольствием отвечу на все его вопросы, — сказал он. — Никто из друзей или знакомых не разделяет моего интереса к астрономии. А не хотите ли приехать с Хьюбертом в Уэсли-Мэнор посмотреть на мой тепескоп?

Глаза ее за стеклами очков широко раскрылись, и он стиснул руки, чтобы не поддаться желанию снять с нее эти очки.

— Хьюберт просто умрет от восторга, милорд, — ответила она.

— А вы, мисс Бриггем, вы тоже умрете?

— Конечно, — ответила она совершенно серьезно, — я и не мечтала о такой возможности.

— Превосходно. — Он взглянул на безоблачное лазурное небо сквозь листву ивы. — Похоже, ночь будет ясная. Вы свободны сегодня вечером?

— Свободна. Но вы уверены?.. — Голос ее замер, и она испытующе взглянула на лорда.

— Вы, кажется, обескуражены моим приглашением, мисс Бриггем. А я-то думал, многосложные слова годятся только для характеристики моей личности.

В глазах Самми заплясали веселые огоньки. Она улыбнулась, и сердце у него подпрыгнуло.

— Уверяю вас, — сказал он, — я буду очень рад принять у себя сегодня вечером вас с Хьюбертом.

— В таком случае, милорд, благодарю вас за столь любезное приглашение.

— Вот и прекрасно. Пришлю за вами экипаж в восемь. Согласны?

— Благодарю вас.

Он медленно подошел к ней. Глаза ее округлились, и она смущенно посмотрела на него. Его близость явно взволновала ее.

Об этом говорили вспыхнувший на лице румянец и участившееся дыхание. Исходивший от нее аромат сводил Эрика с ума.

— Вы пахнете как… овсяная каша, — тихо произнес он. Она дважды моргнула и скривила губы.

— Ах, милорд, благодарю вас. Но хочу предупредить, что столь красочное сравнение может вскружить мне голову.

Его брови поползли вверх. Неужели он сравнил ее с овсяной кашей? Как удалось этой девушке лишить его всякой утонченности? Он склонился к ней еще ближе, теперь их разделяло всего несколько дюймов.

Глубоко вздохнув, он пробормотал:

— Овсяная каша, политая медом. Я ее очень люблю и всегда ем по утрам. Теплая. Сладкая. Восхитительная.

Господи, она так пахнет, что ее хочется съесть. Желание было настолько сильным, что вывело его из оцепенения. Господи, что он делает? Он явно не в себе.

Он отстранился от девушки и отошел на несколько шагов. Черт побери, он даже не прикоснулся к ней, а дышит так, словно пробежал целую милю. И одного взгляда, брошенного на нее, хватило, чтобы понять: она так же взволнована, как и он. Эрик лихорадочно сглотнул.

Почему он не поцеловал ее? Здравый смысл подсказывал, что мисс Бриггем — порядочная девушка и нельзя позволять себе вольности. Но внутренний голос шепнул, что не поцеловал он ее по той причине, что знал: поцелуем дело не кончится.

Проклятие. Лучше уехать прямо сейчас, пока он не натворил глупостей. Отойдя от нее еще на несколько шагов, он чопорно поклонился.

— Мне нужно идти, — сказал он, стараясь не смотреть на нее. — До вечера.

Граф нахмурился. Напрасно он пригласил ее к себе в дом. Но он тут же прогнал тревогу. Ведь с ней придет ее брат. Да и сам он полностью овладел собой, и мисс Бриггем может чувствовать себя в его обществе в полной безопасности.

— До вечера, — сказала она совершенно спокойно, и это спокойствие задело его.

Он подошел к Императору, взлетел в седло. Кивнув мисс Бриггем, резвой трусцой направился по дорожке к своему дому.

Эта девушка сводит его с ума. Зачем он пригласил ее к себе в дом? Но не важно, это ведь только на один вечер. На пару часов. Все обойдется.

Разве он не доказал только что, что вполне владеет собой?

Самми так и стояла, прислонившись к дереву, точно приросла к месту, и долго смотрела на дорожку уже после того, как он исчез из виду.

Господи, он чуть было не поцеловал ее. Своими прекрасными губами. Вздох слетел с ее губ. Глаза закрылись — она вспоминала, как он оперся рукой о дерево, как склонился к ней, обдав чистым лесным запахом. От него исходил пульсирующий жар, и ей пришлось прижать ладони к шероховатой коре ивы, чтобы не прикоснуться к нему и не проверить, действительно ли он такой горячий, каким кажется.

Она снова мечтательно вздохнула. А потом, как это всегда бывает, здравомыслие вернулось к нему.

Конечно, она ошиблась. С какой стати лорд Уэсли станет ее целовать? Несомненно, у него вызвал любопытство исходящий от нее запах. Почему от нее пахнет овсянкой?

Но как он смотрел на нее… От его взгляда у нее дух захватило.

А она что сделала? Вела себя как последняя дура, затаила дыхание, колени ослабели от его близости, сердце гулко билось от предвкушения, она жаждала ощутить на своих губах его губы.

Саманта была в полном смятении. Неужели он это понял? Неужели ее желание отразилось в ее глазах? Она прижала руки к пылающим щекам. Человеку всего-то захотелось стать в тень, и вся ее способность мыслить логически развеялась, как пепел на ветру. Господи, что на нее нашло? Непонятно, но нельзя отрицать, что человек этот действует на нее самым сокрушительным образом.

Пожалуй, не стоит ехать к нему домой… но нет, желание увидеть гершелевский телескоп слишком сильно. Она не может лишить такой возможности ни себя, ни Хьюберта. И потом, она пойдет не одна, а с братом. И у лорда Уэсли не будет никаких причин стоять рядом с ней, а значит, сердце ее не будет взволнованно биться, а дыхание останавливаться. Просто она разделяет интерес лорда Уэсли к астрономии. Да ведь это все равно, что рассуждать о звездах с Хьюбертом.

Саманта оторвалась от ствола и бодрым шагом пошла по тропинке, ведущей к дому. Вздохнув, она поняла, что единственная проблема, которая может возникнуть в связи с визитом к лорду Уэсли, это матушка. Она чего доброго неправильно истолкует приглашение графа, являющееся не более чем желанием показать друзьям-энтузиастам телескоп, созданный самым известным из всех ныне живущих астрономов. Лорд Уэсли просто благожелательный человек. Впрочем, его благожелательность вызывает тревогу и удивление.

Да, придется объяснить матери, что за этим ничего не стоит. Иначе в ее голове, набитой мыслями о замужестве дочери, поселятся ничем не оправданные надежды.

Да и Самми не следует забывать, что надежды эти неосуществимы и нелепы.

Однако суровое предостережение внутреннего голоса не смогло погасить желание находиться рядом с лордом Уэсли. Этого жаждало ее сердце.