Кочерга выпала из рук Сары. Даже если бы у нее была возможность собраться с духом, то она не смогла бы приготовиться к такому горячему, такому жадному поцелую. Он прижался губами к ее губам, требуя ответной реакции. И кроме мысли о нем, все остальные мысли в мгновение ока улетучились из ее головы.

Ей хотелось, чтобы он прижал ее ближе к себе. Хотелось острее ощутить жар его кожи, который приятно согревал ее. Хотелось, чтобы его руки крепче держали ее. И чтобы его тело еще теснее прижималось к ее телу.

Словно прочитав ее мысли, он еще крепче обнял ее и приподнял над землей. Она обвила руками его шею и изо всех сил ухватилась за него. Почувствовав, что он повернулся вместе с ней, она поняла, что он прислонился спиной к дереву.

Расставив ноги, он прижал ее к треугольнику между бедрами, к тому самому месту, которое идеально подходило для ее тела.

Однако в спальне он, соблазняя ее, действовал медленно, нежно, а сейчас делал это под воздействием страстного желания, требующего удовлетворения. Его язык метался в ее рту, а руки все крепче прижимали ее к себе. Жар его тела обволакивал ее, а его твердое, предельно возбужденное мужское естество, прижимавшееся к стыку ее бедер, вызывало ни с чем не сравнимое ощущение. Он потерся о нее, и у нее подогнулись колени.

Страстные поцелуи следовали один за другим, потом его губы обласкали шею. Она выгнула ее, чтобы обеспечить ему более удобный доступ, и он немедленно воспользовался этим приглашением и, проделав поцелуями дорожку вдоль горла, прикоснулся языком к ямочке у его основания. Запустив пальцы в его шевелюру, она откинула назад голову и полностью отдалась сладостным ощущениям.

Издав глухой стон, он поднял голову, но, вместо того чтобы продолжить целовать ее, осторожно убрал с ее лица выбившуюся прядь волос. Она с трудом открыла глаза и увидела, что он смотрит на нее очень серьезным взглядом.

Должно быть, удивление, вызванное тем, что он перестал ее целовать, отразилось на ее лице, потому что он тихо сказал:

– Только не думай, что я остановился, потому что не хочу тебя. Проблема в том, что я хочу тебя слишком сильно. Моя способность сопротивляться этому желанию не беспредельна, и сейчас она почти выработала свой ресурс.

Все дремавшие чувства, которые он разбудил своими поцелуями и прикосновениями, отодвинули на второй план правила приличия, требовавшие, чтобы она молчала. Собрав всю свою храбрость, она сказала:

– А если я не хочу, чтобы вы сопротивлялись своему влечению?

У него потемнели глаза.

– Поверь, я с трудом сдерживаю себя. Если бы я не остановился, то…

– Если бы вы не остановились, то что?

Он удивленно взглянул на нее:

– Разве ты не знаешь? Даже после того, что было между нами в твоей спальне, ты не знаешь, что происходит между мужчинами и женщинами?

Она покраснела до корней волос.

– Я знаю, что происходит.

– Потому что у тебя это было с Франклином?

– Нет! Никогда… Никто никогда не прикасался ко мне и не целовал меня, как вы. Никому никогда не хотелось это сделать.

Он приподнял пальцами ее подбородок, и их взгляды встретились.

– Мне этого хочется. Хочется так сильно, что я теряю разум.

– Это, наверное, должно нагнать на меня страху. И мне хотелось бы испугаться. Но к стыду своему, должна сказать, что меня это не пугает.

– А тебе следовало бы испугаться, Сара. Я мог бы причинить тебе боль. Сам того не желая.

Она вгляделась в его лицо, понимая, что он имеет в виду не физическую боль, а то, что она может в него влюбиться. То, чего следовало бояться, уже случилось. И ее сердце будет разбито, потому что, как она узнала, он в ближайшее время должен будет жениться на другой женщине…

Она замерла, словно ее окатили ведром ледяной воды.

«Должен жениться на другой женщине…»

Как она могла забыть об этом хотя бы на мгновение? Осознав, что она сделала и что произошло бы, если бы он не остановился, она пришла в ужас от стыда. Он был обязан жениться на другой женщине. В течение ближайших нескольких недель. Еще хуже было то, что этой «другой женщиной» могла стать одна из ее ближайших подруг.

Боже милосердный, если он женится на Джулиане, то как она сможет смотреть в глаза и ей, и ему?

Она отступила на шаг, высвободившись из его объятий, и сама не могла бы сказать, почувствовала облегчение или унижение, когда он, не сопротивляясь, выпустил ее из рук.

– Что я наделала? – прошептала она.

Он протянул к ней руки, но она отступила на пару шагав и покачала головой. О чем она думала? Беда в том, что она вообще ни о чем не думала. Он прикасался к ней, целовал ее, и она забыла обо всем, кроме Мэтью. Кроме тех чувств, которые он вызывал. Было бы совершенно неприлично, если бы на его месте оказался кто-то другой, но тот факт, что он, возможно, в ближайшее время женится на ее подруге, делал эту ситуацию еще более неприемлемой. Во всех отношениях.

– Я должна идти.

Он шагнул в ее сторону, но не попытался прикоснуться к ней.

– Сара, ты не сделала ничего плохого.

– Разве? – У нее вдруг сорвался голос, и она расстроилась еще больше. – Вы ищете себе жену. И возможно, остановите выбор на одной из моих близких подруг, которую я люблю.

Он провел руками по лицу, явно испытывая такие же мучения, как она.

– Я несу всю ответственность за то, что произошло между нами.

– Это щедрое предложение, но я не могу его принять. Вы не допускали вольностей, на которые я не соглашалась бы по доброй воле. Откровенно говоря, именно у вас хватило самообладания и здравого смысла, чтобы остановиться. Если бы не вы, я бы согласилась на все, что вам угодно. – Это была унизительная горькая правда. – Вы явно остановили свой выбор на Джулиане, – сказала она, ненавидя себя за то, что эти слова ранят ее, словно удар ножа, и ненавидя еще больше тот факт, что он не стал отрицать сказанное. – Каковы ваши чувства по отношению к ней?

– Я считаю ее милой молодой женщиной, но никаких других чувств к ней не испытываю. – Он снова провел рукой по лицу. – Я не в состоянии думать ни о ком, кроме тебя.

– Я не являюсь богатой наследницей, – сказала они, впервые в жизни пожалев об этом.

– К сожалению, я об этом знаю.

– А это означает, что мимолетное безумие, которое было между нами, как бы оно ни называлось, закончилось. А если вы остановите выбор на Джулиане, вам придется рассказать ей правду о своем финансовом положении.

– Уверяю вас, что молодая леди – будь то леди Джулиана или кто-нибудь другой, – а также ее отец получат полную информацию об этом факте, – сказал он. – Хотите – верьте, хотите – нет, но большинство богатых наследниц даже не рассчитывают на брак по любви.

– Мне никогда прежде не приходилось бороться с соблазнами такого рода, – сказала она. – И это хорошо, потому что я, как оказалось, не умею этого делать. Но мне придется обязательно научиться этому. Немедленно. – Она сделала глубокий вдох, потом продолжила: – Я предложила вам помочь расшифровать последние слова вашего отца и не отказываюсь от этого. Но никаких интимных отношений между нами больше не должно быть.

Они еще несколько мгновений смотрели в глаза друг другу, потом он кивнул.

– Никаких интимных отношений между нами больше не должно быть, – безжизненным тоном повторил он. – Приношу вам искренние извинения за свое поведение.

– А я прошу извинить меня. Теперь, с вашего позволения, я хотела бы вернуться домой.

– Я вас провожу, – сказал он таким тоном, что было ясно: никаких возражений он не потерпит.

Она кивнула и, подняв выпавшую из рук кочергу, быстро пошла по направлению к дому.

Когда они добрались до стеклянных раздвижных дверей, сквозь которые она вышла из дома, он, положив руку на бронзовую ручку двери, сказал:

– Если завтра утром после завтрака вы придете в мой кабинет, я покажу вам запись последних слов моего отца.

Она кивнула:

– Я приду.

Он открыл дверь, и она проскользнула внутрь.

Его рука прикоснулась к ее предплечью, от чего по спине пробежали мурашки, но даже когда он прошептал «Сара», она не обернулась, боясь, что если сделает это, то не найдет в себе сил уйти. Ей хотелось поскорее остаться одной, и она поспешила к лестнице. Войдя в свою спальню, она закрыла за собой дверь и, тяжело дыша, прислонилась к ней спиной.

На какое-то волшебное мгновение она позволила себе забыть о том, кто она такая. Она почувствовала себя увядшим растением, которое наконец удосужились полить и которое впитывало теперь каждую каплю дивных, незнакомых ей чувств. А потом на нее тяжелым ударом обрушилась реальность.

Ей нужно было забыть его поцелуй. Его прикосновение. Его улыбку. Его смех.

Ей нужно было забыть его. К сожалению, именно это ей меньше всего хотелось сделать. Хотя это было единственным, что она могла сделать.

Придет ли она?

На следующее утро Мэтью, прохаживаясь туда-сюда перед письменным столом в кабинете, задавал себе все тот же вопрос, который мучил его с тех пор, как она ушла от него прошлой ночью. Придет ли Сара, как обещала? Или передумает?

Может быть, она, как и он, провела бессонную ночь? Может быть, она занималась упаковкой вещей, готовясь уехать и никогда больше не вернуться?

Мысль о ее отъезде вызывала мучительную боль. Остановившись, он сердито взглянул на каминные часы, с огорчением обнаружив, что сколько бы сердитых взглядов ни бросал на стрелки, заставить время бежать быстрее было невозможно.

С усталым вздохом он опустился в кресло возле камина. Упершись локтями в расставленные колени, опусти и на руки голову и закрыл глаза.

Перед внутренним взором немедленно материализовался ее образ. Она предстала перед ним такой, какой была прошлым вечером в своей спальне: голой, мокрой, возбужденной, с волосами, которые он привел в беспорядок своими нетерпеливыми руками. Ее веки отяжелели от возбуждения, соблазнительные губки были влажны, полуоткрыты и припухли от поцелуев. Руки крепко обнимали его. Мягкие округлости ее тела таяли от наслаждения, прижимаясь к нему. Потом, когда она появилась в саду, она показалась такой беззащитной, что его желание, которое ему как-то удавалось до тех пор держать под контролем, вырвалось наружу. Пришлось призвать на помощь всю силу воли, чтобы остановить безумие, охватившее его сразу же, как только он прикоснулся к ней.

«Если бы вы не остановились, я бы согласилась на все, что вам угодно».

Ее слова преследовали его всю долгую ночь, порождая десятки чувственных образов всего того, что ему хотелось бы проделать с ней. И он подумал, что ночь могла бы пройти совсем по-другому, если бы не вмешалась его проклятая совесть.

Но почему? Почему именно эта женщина? Что в ней такого, что заставило его совсем потерять самообладание?

И вдруг он нашел ответ. Нахмурив лоб, он несколько мгновений обдумывал его, прикидывая так и сяк, словно примеряя сюртук нового покроя. И чем больше обдумывал, тем отчетливее понимал, что нет смысла отрицать правду: его не просто отчаянно влекло к Саре Мурхаус, а он был искренне влюблен в нее. Очень сильно. Даже слишком сильно.

Он любил ее прямолинейность. Ее интеллигентность и острый ум. Ее умение сострадать. Ее любовь к своей сестре. Ее способность быть выше недоброжелательного отношения к ней со стороны собственной матери. Ее талантливость. Ее беззащитность, которую она старательно скрывала. Ее внешность. Ее запах. Ее смех и улыбку. Тот факт, что в отличие от других женщин, которые обычно его окружали, ее интересы не ограничивались балами и поиском женихов или – если женщины были старше – балами и выбором следующего партнера для любовной интрижки.

Все в ней его радовало.

А это, как он понял, было у него впервые.

У него бывали знакомые женщины, которые ему нравились и к которым его влекло физически, но за пределами спальни говорить с ними было не о чем. Интересно, влекло ли его к Саре потому, что она ему нравилась? Или же он полюбил ее из-за того, что его к ней влекло?

Он, черт возьми, не имел понятия. А знал он лишь то, что, увидев ее в ванне, прикоснувшись к ней, наблюдая ее оргазм, он испытал нечто незабываемое, что теперь нужно во что бы то ни стало забыть. Проклятие! Вот если бы она была богатой наследницей…

Он вдруг замер. Ему необходимо жениться на богатой наследнице только в том случае, если он не найдет деньги. А если найдет, он сможет жениться на ком пожелает.

Он мог бы жениться на Саре.

Его охватила бурная радость. Он даже рассмеялся. Почему, черт возьми, эта мысль не пришла ему в голову раньше?

И тут он снова вернулся к действительности. После нескольких месяцев бесплодных поисков практически не оставалось никакого шанса найти деньги, даже если предположить, что они вообще существуют.

Но все же был еще крошечный проблеск надежды им то, что ему повезет. Теперь этот проблеск приобрел еще большее значение, потому что найденные деньги не только решили бы его финансовые проблемы, они дали бы ему возможность жениться на женщине, которая ему нравилась, которой он восхищался и к которой его безумно влекло. На женщине, которую он любит.

«Не возлагай на это слишком больших надежд», – предупредил его внутренний голос. Это он и сам понимал. Он был бы дураком, если бы всерьез строил планы на будущее на такой призрачной основе. Поэтому, спрятав крошечный огонек надежды в самый дальний уголок сердца, он сосредоточился на трезвой, лишенной романтики оценке собственной ситуации: неудача практически гарантирована.

Когда придет Сара, он покажет ей листок бумаги, на котором записаны предсмертные слова отца о спрятанных деньгах, чтобы она попробовала разобраться в них, с точки зрения садовода. Потом он с новыми силами принялся бы за решение своей задачи, надеясь, что ему повезет. А если не повезет, то ему придется просто забыть о ней.

Ну что ж, возможно, это будет не так просто, но он сделает это. Будет вынужден. Другого выбора не было. Она всего-навсего женщина. А что говорил о них Дэниел? Что все они в темноте одинаковы. Как кошки…

Однако… он несколько раз был с Сарой в темноте и узнал бы ее даже с закрытыми глазами. Ее запах отпечатался в его мозгу. Его пальцы на ощупь узнают ее шелковистые волосы, ее атласную кожу даже в темноте. Он сразу же узнает вкус ее поцелуя. И этот мягкий звук удивления и радостного возбуждения, который она издавала всякий раз, когда он прикасался к ней.

Он прижал ладони к глазам и покачал головой. «Не думай о ней. Не думай о том, какова она на вкус и какова на ощупь. Вообще не думай о ней».

Да, ему надо думать о леди Джулиане, чье прекрасное лицо…

Он не мог даже вспомнить его. Особенно теперь, когда надежда жениться на Саре укоренилась в его мозгу.

– Трус! – пробормотал он.

В дверь постучали, и он вскочил, как будто его выбросила из кресла, распрямившись, гигантская пружина.

– Войдите! – сказал он.

На пороге появился Тилдон:

– К вам мисс Мурхаус, милорд.

Он сердито нахмурился, недовольный собой, потому что почувствовал, как учащенно забилось сердце при одном упоминании ее имени. Силы небесные, он ведет себя как желторотый юнец!

– Спасибо, Тилдон. Проси.

Он поправил сюртук и развернул плечи, стараясь придать себе самый бесстрастный вид. Что особенного, если он видел ее голой? Если ласкал ее обнаженное тело? Он видел и других обнаженных женщин. И ласкал их обнаженные тела. И тот факт, что он теперь не может вспомнить ни имени, ни лица ни одной из них, еще ничего не значит.

Она всего лишь женщина. Вот именно. Такая же, как и любая другая. Женщина, настолько неподходящая для него, что это даже смешно. Женщина, которая исчезнет из его жизни через несколько дней, которую он больше никогда не увидит и о которой не вспомнит.

Отлично! Теперь, когда все расставлено по своим местам, она может входить, а с ним при этом будет все в полном порядке. Он…

Она вошла в комнату, и он почувствовал себя так, словно его ударили по затылку сковородой. Сердце его перевернулось в груди при виде ее огромных глаз, которые, судя по всему, долго плакали, и этих губ, по которым было заметно, что их целовали.

Она явно приложила немало усилий, чтобы обуздать непослушные волосы, уложив их в аккуратную прическу, из которой уже выбилось несколько прядей. Ему безумно захотелось запустить пальцы в шелковистую массу волос и выпустить на волю все остальные. Одетая в простенькое коричневое платье, она совсем бы не должна была воспламенить его желания. Однако одного взгляда на нее было достаточно, чтобы все его твердые намерения вылетели через окно.

И тут уже было не до бесстрастия. Не до безразличия. И вместо незаинтересованности его охватило страстное влечение. Это было нечто большее, чем просто желание Он знал, как чувствуешь себя, когда охватывает примитивная похоть. Это была простая физиологическая страсть, которую можно без труда удовлетворить. Но в том, как эта женщина действовала на него, не было ничего простого. Да, это было желание, естественное мужское желание обладать женщиной.

Потому что он не хотел просто заняться с ней любовью, а потом приняться за свои повседневные дела. Нет, ему хотелось поговорить с ней. Посмеяться вместе с ней. Вместе позавтракать. Узнать о ней все. И хотя все это совершенно сбивало его с толку, нельзя было отрицать, что так оно и было.

«Никаких интимных отношений между нами больше не должно быть».

Она так сказала – и была права. И он согласился – и тоже был прав. Боже милосердный, она не была какой-то опытной женщиной, с которой можно было бы подумать об интрижке. Она была девственницей. Гостьей в его доме. А ему было необходимо жениться на богатой наследнице. Не будет он еще более усложнять и без того уже запутанную ситуацию. Если он найдет деньги, то попросит ее выйти за него замуж. Но поскольку он не мог рассчитывать на успех, ему пока нужно в своих действиях исходить из необходимости жениться на богатой наследнице. Поэтому он с обычной светской любезностью встретил ее у дверей.

– Входите, пожалуйста. Не хотите ли чаю?

Она покачала головой:

– Нет, благодарю вас.

Очки ее немедленно соскользнули на кончик носа, и он увидел, как она водворяет их на место, с трудом подавляя желание подойти к ней и поправить их собственными руками.

Кивком он отпустил Тилдона, и дворецкий ушел, тихо прикрыв за собой дверь. Мэтью показалось, что щелчок дверной защелки и удары его сердца громко прозвучали в тишине комнаты.

Он понимал, что ради соблюдения приличий и для того, чтобы избавить себя от искушения, следовало бы, наверное, приказать Тилдону оставить дверь открытой, но он опасался, что кто-нибудь может их подслушать. Ему хотелось начать разговор с какой-нибудь безобидной фразы, но в голове было пусто. Все заслонял собой ее образ в его объятиях. Может быть, спросить, хорошо ли она спала? Нет, не стоит. Если он спросит, она, возможно, почувствует себя обязанной задать ему тот же вопрос, а что он сможет ответить? Конечно же, неправду. Потому что правда заключалась в том, что он не спал вообще. Потому что он всю ночь пытался убедить себя, что она для него ничего не значит. Что он сможет забыть ее.

С одного взгляда на нее он убедился, что абсолютно не прав. По правде говоря, одного мгновения в ее обществе было достаточно, чтобы понять, что он понапрасну тратил время, пытаясь убедить себя, что чувство к ней было просто временным помрачением рассудка. Несомненно, оно таковым не было.

Однако пока он не нашел денег, следует скрывать свои чувства. Было бы несправедливо и жестоко обольщать ее надеждой на замужество, которой, вероятнее всего, не суждено когда-либо сбыться.

– Вы дословно записали то, что хотите дать мне прочесть? – спросила она абсолютно бесстрастным тоном. Вопрос вывел его из ступора, и он кивнул:

– Старался. Запись лежит на моем столе. – Он пересек комнату, взял перечень и предложил ей сесть.

Она чуть помедлила, потом быстро подошла к нему. Когда она остановилась перед стулом, он встал за ее спиной. Ему пришлось крепко ухватиться за спинку стула, что бы не протянуть руки и не обнять ее. Ее шея, этот маленький участок матовой кожи, который, как ему было известно, был подобен на ощупь теплому бархату, находилась теперь менее чем в двух футах от его губ.

Осознание того, что стоит ему сделать всего шаг вперед, и его губы прикоснутся к ее коже, заставило его резко втянуть в себя воздух, а это привело к дальнейшим мучениям. На него пахнуло ее запахом, тем нежным цветочным ароматом, который заставлял его почувствовать себя стоящим среди залитого солнцем сада, и он скрипнул зубами, чтобы не застонать.

В отличие от него она, казалось, была абсолютно спокойна, и это даже действовало ему на нервы. Отлично! Едва ли он может желать ее, если она так на него влияет. По правде говоря, чем большее раздражение она вызывает, тем лучше. Она села на стул, и он остановился рядом с ней.

– Вот что я записал из того, что говорил отец в последние минуты жизни, – сказал он, указывая на лист веленевой бумаги. – Его слова было почти невозможно понять, он то и дело запинался, переходил на шепот.

Водя по бумаге пальцем, она стала читать, произнося каждое слово вслух:

– «Деньги. Спасти поместье. Спрятаны здесь. Сад. В саду. Золотой цветок. Папоротник. Флер-де-лис». – Не отрывая взгляда от бумаги, она сказала: – Расскажите мне о том, как вы вели поиски до сих пор. Догадываюсь, что, основываясь на этом, вы искали возле всех растений, цветущих золотистыми или желтыми цветами.

– Да. Сделав вид, что меня давно интересует цветоводство, особенно желтые цветы – желтый – мой любимый цвет, – я проконсультировался с Полом. Тот был счастлив показать мне множество цветов всех оттенков желтого, росших в цветниках и на всей остальной территории поместья.

Она повернулась и взглянула на него:

– Желтый действительно является вашим любимым цветом?

– Нет. – Его взгляд переместился на ее платье, потом он снова взглянул ей в глаза. – Я предпочитаю коричневый. А вы, Сара? Какой цвет предпочитаете вы?

Она взглянула на него и чуть покраснела от смущения.

– Мне нравятся все цвета, милорд, – сказала она, намеренно подчеркивая последнее слово, чтобы придать деловой характер их разговору. – После раскопок возле желтых цветов вы, наверное, стали копать рядом с папоротниками?

– Именно так. Я перекопал несколько акров земли под папоротниками. Они, как и желтые цветы, растут на территории поместья повсюду. И имеют обыкновение неожиданно вырастать там, где их прежде не было. Этим я занимался всю весну. – Он наклонился и указал на последние слова: – Я не уверен, что правильно записал это. Как я уже говорил, его слова было очень трудно понять.

– Буквальный перевод этих слов означает «цветок лилии», – пробормотала она. – В вашем саду есть много разновидностей лилии.

– И я вскопал землю вокруг всех. После того как закончились безрезультатно поиски вокруг желтых цветов и папоротников, я начертил карту территории поместья и тщательно обследовал каждый участок. Необследованным остался только розарий, где вы обнаружили меня прошлой ночью. Основываясь на его словах «спрятаны здесь», я решил, что отец имел в виду цветники на территории Лэнгстон-Мэнора. Несмотря на это, я обыскал также небольшой цветник за нашей лондонской резиденцией, а также оранжереи здесь и в Лондоне. Но не нашел ничего.

– Это означает, что вы уже обыскивали участки, где посажены ирисы?

– Кроме розария, я обследовал все. Почему вы спрашиваете?

Она повернулась и снова взглянула на него. Поскольку он наклонился, его лицо было менее чем в футе от ее лица. Он заметил, что дыхание у нее стало прерывистым, а глаза потемнели. Очевидно, она была не такой уж равнодушной, какой хотела казаться. Ну что ж, тем лучше. Ему, черт возьми, совсем не хотелось страдать одному.

Помолчав в задумчивости с минуту, она ответила:

– Я спрашиваю, потому что флер-де-лис (геральдическая лилия) является также символом ириса.

Мэтью замер.

– Я этого не знал. Вы уверены?

– Да. А это имеет какое-нибудь значение? Я думала, что вы уже искали возле ирисов.

– Искал. И не нашел ничего. – У него появилась крошечная искорка надежды. – Но слово «ирис» может оказаться важным ключом к разгадке нашей головоломки, потому что оно означает не только название цветка.

– А что же еще так называется? – спросила заинтригованная Сара.

– Ирис, или Айрис, звали мою мать, – сказал он. Искорка надежды разгорелась чуть ярче. – А самым любимым материнским уголком на территории поместья была та его часть, которую отец обустроил специально для нее, посвятив любимому цветку матери. Это единственное место, где я не закончил поиски.

Она сразу же поняла, о чем идет речь.