Этан и Касси шли вслед за Хвостоловом по тропинке, бегущей к берегу через густую рощу, и изо всех сил пытались забыть о поцелуе. Но с таким же успехом можно было стараться повернуть назад морской прилив. Какой-то частью сознания Этан был ужасно раздражен тем, что, пробыв в обществе Кассандры всего несколько минут, позволил себе потерять самообладание. Другая же часть торжествовала – наконец-то он выпустил на волю так долго подавляемые желания! И одновременно он проклинал себя за это. Потому что хотел большего, потому что теперь сходил с ума от потребности осыпать ее поцелуями. Совсем как десять лет назад.

Воспоминания о целомудренном поцелуе, которым они обменялись когда-то на конюшне, вернулись снова, такие же яркие, словно все произошло вчера. В тот короткий миг он попробовал ее на вкус – вкус рая! – и понял, что больше ему не придется гадать, так же мягки и сочны ее губы, как прежде. Точно так же… Та ее просьба о поцелуе ошеломила его и рассердила, потому что он прекрасно знал: Касси всего лишь хотела сравнить поцелуи, его и проклятого жениха. Но он так и не смог отказать. Ни ей, ни себе. А узнав ее вкус, он захотел целовать ее снова и снова и захотел куда сильнее, чем дышать.

Черт возьми, ей следовало дать ему пощечину! Вылететь из конюшни в припадке ярости. Он так на это надеялся! Но вместо этого она смотрела на него потрясенно, заставляя его чувствовать себя подонком. И хотя он против воли восхищался тем, что она не отступила и приняла его вызов, все же ради них обоих надеялся, что она сбежит. Но ему следовало знать, что такого не произойдет. Его Касси никогда не была трусихой.

Его Касси…

Глупые слова, которые давно бы нужно выбросить из головы. Она никогда не была его Касси, ни тогда, ни сейчас, ни в будущем. И все же она здесь, и они всегда были друзьями, а он ведет себя как неотесанный болван. Не ее вина, что он влюбился в нее, да так и не смог забыть. Но, черт бы все побрал, как он может провести с ней весь день, выслушивая истории о лондонском обществе, балах, вечеринках и ее муже?!

«Что ты знаешь о моей жизни?» Ее голос звучал рассерженно, хотя он не мог понять почему. Уэстмор наверняка боготворил землю, по которой она ступала. Может, она так расстроена кончиной мужа?

Они продолжали идти вперед, и, несмотря на возраставшее между ними напряжение, он чувствовал, что этих лет словно не было. Сколько раз они исследовали земли Гейтсхед-Мэнора? Иногда пешком, иногда верхом. Иногда болтали, не переводя дух, словно не хватало дня, чтобы все высказать. Иногда просто молчали. Конечно, и молчание было дружеским. Им было хорошо в обществе друг друга, вот и все. Хорошо молчать с тем, кто разделяет твои мысли и надежды. Обсуждает твои страхи и неприятности. Смеется и расстраивается вместе с тобой.

Он любил Касси столько, сколько помнил себя, но в пятнадцать лет, поняв, что влюблен в нее, часто гадал, о чем она думает. Представлял себя титулованным джентльменом, приехавшим ухаживать за ней. Он осыплет ее драгоценностями и цветами и попросит выйти за него замуж. И тогда сможет проводить с ней целые дни. Обнимать и целовать. Касаться. Любить. Спать рядом с ней. Тогда она будет принадлежать ему.

И теперь, годы спустя, он по-прежнему гадал, о чем она думает.

– Как здесь красиво!

Мягкий голос вернул его к действительности, и Этан повернулся к Кассандре. Солнечный свет пробивался сквозь густые древесные кроны, желтыми пятнами ложась на ее блестящие волосы. Шляпа Кассандры, откинутая на спину, висела на лентах. Он вспомнил, что стоило только ей уйти из дома, как она немедленно сбрасывала шляпку. Мать часто предупреждала, что нельзя подставлять лицо солнцу: от этого бывают веснушки и дочь обязательно испортит кожу. Но ему всегда нравились золотистые пятнышки, украшавшие ее переносицу.

– Очень, – согласился он, не сводя глаз с ее профиля.

– Как давно ты живешь в Сент-Айвзе?

– Четыре года.

– А до этого?

– Сменил много мест. Искал такое, которое мог бы назвать домом. И наконец нашел здесь.

– Ты так и не женился?

– Нет.

Он надеялся, что резкий ответ обескуражит ее и оградит его от дальнейших вопросов, поскольку не собирался ни в чем признаваться.

К счастью, Кассандра замолчала, и несколько минут тишину нарушал только шелест листьев на ветру и треск сломанных веток под ногами.

– Ты сказал, что искал место, которое мог бы назвать домом, – пробормотала она наконец, – но твоим домом был Гейтсхед-Мэнор.

– Когда-то. Однако потом настало время с ним распрощаться.

– Ты так неожиданно уехал… Даже не попрощался. И это было труднее всего.

– Я оставил тебе записку.

– В которой удосужился сообщить лишь то, что тебе предложили выгодную работу в другом поместье, куда просили немедленно прибыть.

– Мне больше нечего было сказать.

Она повернула голову.

– После всех этих лет, полагаю, можно сказать, что твое бегство ранило меня, и очень глубоко.

«А меня едва не убило».

– Не понимаю почему. Менее чем через две недели ты выходила замуж и покидала Корнуолл.

– Ты был моим другом. Единственным другом. Наверное, я просто не ожидала, что ты сбежишь от меня без объяснений, даже не попрощавшись, если не считать поспешно нацарапанной записки. – В ее голосе отчетливо звенели гнев, обида и недоумение.

Этану стало нестерпимо стыдно. Он ненавидел себя за то, что уехал, не повидавшись с ней. Но в то время иного выхода у него не было.

– Прости, Касси, – пробормотал Этан, и, Богу известно, он действительно раскаивался. – Я не хотел, поверь…

– Я все ждала от тебя письма. Но так и не дождалась.

– Я не большой мастер посылать письма.

Совесть терзала его, хотя он, в общем, не солгал. Потому что действительно не послал ни одного. Зато столько их написал! Десятки.

– Собственно говоря, я подумал, что лучше не писать. Конюхи не переписываются с графинями.

Судя по молчанию, она понимала, что он прав. К несчастью, легче от этого не становилось.

– Я спрашивала отца, в каком поместье ты работаешь, но он не знал, – проговорила она наконец.

– Я ему не сказал.

– Почему?

– Он не спрашивал.

– Но почему?

– А вот это ты спроси у него.

Этан приготовился к очередному вопросу, но, к счастью, здесь дорожка делала поворот, и Кассандра замерла, задохнувшись от восхищения при виде неожиданно открывшегося великолепного пейзажа. Да и сам он каждый раз потрясенно застывал, когда оказывался в этом месте. Перед ними расстилался океан – синее покрывало, украшенное белыми гребешками волн, спешивших к золотистому песку. Высокие скалы выдавались в воду на одном конце берега: острые зубчатые камни, о которые разбивались волны, посылая в небо фонтаны соленой воды, и солнечные лучи пронизывали каждую каплю, превращая ее в сверкающий бриллиант. Пронзительно кричали чайки, то ныряя в волны, то взмывая к небу. Некоторые парили на свежем ветру, словно подвешенные в воздухе.

– О, Этан, – прошептала Касси, – это поразительно! – Закрыв глаза, она откинула голову, и яркий свет упал на ее лицо. – Как давно я не видела океана, не дышала соленым воздухом, не ощущала морской прохлады… Я и забыла, какое он приносит чувство покоя. Я так тосковала по океану. И не только…

Кассандра открыла глаза и просияла ослепительной улыбкой. И, как всегда, ее улыбка заворожила Этана, пригвоздила к месту, заставила сердце забиться сильнее.

– Разве это не самое прекрасное на свете зрелище? – со смехом спросила она, раскидывая руки.

– Самое прекрасное, – согласился он, не в силах оторвать от нее взгляд.

– Я должна почувствовать под ногами песок, – объявила она. – И воду. И набрать раковин и камешков, чтобы «печь блинчики». – С этими словами она схватила Этана за руку и рванулась вперед, увлекая его за собой.

В Гейтсхед-Мэноре она часто дотрагивалась до него: брала за руку, дружески толкала в плечо, стряхивала соломинки с волос и одежды. Небрежные, мимолетные прикосновения, которые он одновременно обожал и ненавидел за контраст невероятного наслаждения и невероятной муки, которые при этом испытывал.

И теперь неожиданное ощущение теплых пальцев в его ладони послало волну жара по его руке, и Этан едва не споткнулся. Но быстро взял себя в руки и, не в силах устоять, побежал рядом. Ветер трепал его волосы и одежду, солнце согревало шею и плечи. Пес летел впереди, разбрасывая песок задними лапами. Смех Касси окутывал Этана, как мягкое одеяло. Он не помнил, когда в последний раз чувствовал себя таким беззаботным, но знал, что это бывало всякий раз, когда они оставались вдвоем. Он и Касси.

Они остановились у кромки песка. Она отпустила его руку, и ему сразу стало не хватать ее прикосновения. Широко раскинув руки, она со смехом стала кружиться. Темно-синяя юбка вихрилась, открывая тонкие щиколотки. Когда она остановилась, ее глаза сверкали, как сапфиры, и несколько прядок рыжеватых волос прилипло к раскрасневшимся щекам.

Жаль, что он не умеет рисовать! Как бы ему хотелось запечатлеть ее в этот момент на фоне моря и усеянного облаками лазурного неба, золотого песка… и вся она окутана золотистым солнечным светом, а волосы растрепал ветер!

Не в силах сдержаться, он протянул руку и откинул с ее лба непокорный локон. Простой, обычный жест, который для него не был ни простым, ни обычным. Он мог бы поклясться, что и для нее тоже, поскольку она мгновенно застыла.

Какая у нее бархатистая кожа…

Он помедлил несколько секунд, позволяя ветру обвить шелковистые пряди вокруг пальцев, прежде чем опустить руку.

– Если ты искала Касси, она здесь, – прошептал он. – Смеется в солнечных лучах.

Закрыв на секунду глаза, она набрала в грудь воздуха и медленно кивнула:

– Я чувствую ее. Она там, глубоко. И отчаянно хочет вырваться на свободу.

– Насколько я вижу, она уже вырвалась.

Что-то промелькнуло в ее глазах, но что именно, Этан не смог определить. И это что-то побудило его спросить:

– А о чем ты еще тосковала, Касси?

Свет мгновенно померк в ее глазах, и она повернулась к воде, оставив его изучать ее профиль. И так долго молчала, что он уже отчаялся дождаться ответа. Наконец она подняла глаза. Лицо ее было непроницаемым.

– Мне так не хватало прогулок по берегу. Так отчаянно хотелось «печь блинчики»! И плескаться в воде. Собирать раковины и ловить крабов. Смотреть на звезды. Строить песочные замки. И чтобы был кто-то, с кем можно поговорить. Кого можно выслушать. С кем можно скакать верхом на рассвете, делиться глупыми мечтами, сочинять истории и устраивать импровизированные пикники. Мне не хватало смеха и веселья.

Этан молча смотрел на нее. Все это они проделывали вместе. Потому что их странная дружба родилась из одиночества и поразительного количества общих интересов.

Прежде чем он успел сказать слово, она вложила ладонь в его руку.

– Тебя, Этан, мне не хватала тебя.

Эти слова, тепло ее мягкой руки, покоившейся в его ладонях, лишили Этана дара речи. Он еще не опомнился, когда она вдруг спросила:

– А ты? Ты скучал по мне?

Дьявол! Он непременно рассмеялся бы, если бы смог. Скучал? Да он умирал от тоски! Каждый день. Каждый час.

– И-иногда, – с трудом выдавил Этан.

Нижняя губа Кассандры задрожала, и Этану стало не по себе. Еще секунда – и он упадет перед ней на колени и признается в своей глупой, невозможной любви и, может, даже станет молить об ответной…

При этой мысли кровь у него заледенела. И чертов разговор вдруг стал слишком личным. Вынудив себя вздохнуть, он поддел Касси:

– Хотя ты была ужасной неженкой.

– Неженкой?! – возмутилась Касси. Убрав руку, она вызывающе подбоченилась. – Ничего подобного! Разве я боялась насаживать наживку на крючок?

– Ну… нет. Но тебе редко удавалось поймать рыбу.

– Только потому, что ты бессовестно плескался в воде. Может, я боялась лазить на деревья?

– Нет. Однако мне так часто приходилось тебя спасать, когда твои девчачьи платья цеплялись за сучки!

– Пфф! Меня вовсе не нужно было бы спасать, согласись ты одолжить свои брюки, как я просила!

Скорее всего она права. Но тогда пришлось бы спасать его. При одной мысли о том, как она будет выглядеть в его одежде, у Этана сердце останавливалось!

– Ладно, так и быть. Ты ничуть не была неженкой, – сдался он. – И вообще ты практически была мальчишкой. Удивляюсь, как это ты не отрастила бороду и не начала курить.

Касси смешно сморщила нос.

– Спасибо, меня не интересует ни то ни другое! – объявила она, вздернув подбородок. – И не вижу в неженках ничего плохого!

– Особенно если неженка – девочка.

– Тебе следовало одолжить мне штаны.

– Твоя матушка упала бы в обморок.

Касси фыркнула, весело блестя глазами:

– У мамы всегда наготове нюхательные соли. А если бы даже отец схватился за ружье, ничего не вышло бы! Стрелок из него никудышный.

«Не всегда…» Этан вздрогнул, осознав, что трет изборожденную шрамом щеку, и поспешно опустил руку. Стряхнул непрошеные воспоминания. Скрестил руки на груди и принял самый строгий вид:

– Молодые дамы не носят штанов. Никогда.

Касси преувеличенно громко вздохнула:

– Знай я, что ты такой знаток приличий, попросту бы стащила их из твоей комнаты.

– Молодые леди не крадут. Никогда.

– Ханжа!

– Наглая хулиганка!

Губы Касси дрогнули.

– Приговор: виновна.

– Тогда шагай на эшафот!

– Сначала поймай меня!

– Вряд ли это будет сложно, учитывая… – он нарочито презрительно оглядел ее платье, – твое девчачье облачение.

Касси хихикнула.

Сердце Этана глухо забилось, на этот раз от удовольствия. Только потому, что она была рядом. Десяти лет как не бывало. Ему снова двадцать, и он просто наслаждается обществом любимой девушки.

Он втянул носом воздух и уловил легкий аромат роз. И едва подавил стон. В какие бы опасные приключения они ни пускались, какими бы грязными в результате ни оказывались, от Касси всегда пахло так, словно она только сейчас побывала в розарии.

Черт побери, сколько летних вечеров было проведено в розарии Гейтсхед-Мэнора! Он сидел, закрыв глаза, наслаждаясь ароматом, так живо напоминавшим о Касси. И предавался бесплодным грезам, представляя то счастливое место, где конюх по неведомому волшебству превращается в принца и может с полным правом ухаживать за дочерью виконта.

Смех в ее глазах медленно растаял. Она вдруг уставилась на его шрам, постоянное неприятное напоминание о том, что ему удалось на секунду забыть. Его внешность сильно изменилась. И далеко не к лучшему.

Она протянула руку и провела кончиками пальцев по уродливой бороздке. Этан мгновенно напрягся, готовясь увидеть в ее глазах жалость.

– Очень больно? – тихо спросила она.

Боясь заговорить, он отрицательно покачал головой.

– Ты, должно быть, много страдал. Мне… мне так жаль, Этан.

«И я тоже жалею. О многом…»

Не в силах вымолвить ни слова, он не шевелился, предоставляя Касси гладить его щеку. Потребовались поистине геркулесовы усилия, чтобы не повернуть головы, не поцеловать ее ладонь, не схватить ее в объятия.

– Как это случилось?

– Меня ударили ножом, – сухо обронил он и, отступив от Касси, направился к берегу.

Касси последовала за ним. Сзади бодро трусил Хвостолов. Не желая говорить о шраме на лице, он сухо сообщил:

– У меня есть и другие.

– Что именно?

– Шрамы.

– И каким образом ты их получил?

Этану не слишком хотелось продолжать этот разговор, но она твердила, что хочет знать о его жизни, так что, пожалуй, лучше сразу все объяснить и покончить с этим.

– После ухода из Гейтсхед-Мэнора я пошел в армию. И был ранен в битве при Ватерлоо.

Воспоминания обрушились на него с новой силой: крики людей, ржание коней, грохот выстрелов. Разрывы, огонь, мечущиеся люди.

Этан посмотрел на Касси и увидел в ее взгляде ужас и сочувствие.

– Господи Боже, какой ужас! Но ты никогда не выказывал желания вступить в армию.

Он никогда и не хотел стать солдатом. Но поскольку тогда ему было все равно, жить или умереть, он рассудил, что может умереть с пользой, и армия казалась самым подходящим местом, чтобы достичь цели. И, видит Бог, он лез в самые опасные места, чтобы встретить смерть, вызывался выполнять самые опасные задания, но почему-то выживал и получал чертовы медали и отличия.

– Решил, что кто-то должен поставить на место этого ублюдка Наполеона.

– И тебе это удалось.

– Но какой ценой… – Этан покачал головой и вздохнул. – Столько хороших людей погибло. Слишком много.

– Я благодарна Богу, что ты не оказался одним из них.

– Не оказался, – выпалил он, прежде чем успел сдержаться. И как всегда, когда находился в обществе Касси, он признался в том, что никому и никогда не говорил: – Тогда я так устал смертельно. И раны сильно болели… Я не раз молился о том, чтобы уснуть и больше не проснуться.

Его слова были встречены долгим молчанием.

– Но ты все-таки сумел идти дальше… – пробормотала Касси наконец.

Стоит ли быть честным до конца?

Он долго спорил с собой, прежде чем пожать плечами. Какой смысл говорить правду: завтра ее здесь не будет. «Да, она уедет и заберет с собой еще одну частицу твоей души», – шепнул внутренний голос.

– Я думал о тебе. О том, сколько раз ты убеждала меня делать то, на что сам бы я никогда не отважился. Учила арифметике. Танцевать вальс. Пришивать пуговицы. Выучить названия всех цветов в саду. – Этан нагнулся, поднял камешек и бросил в волны. – Я помню, что ты сказала и сделала, когда умер мой отец. Как ты держала мою руку и говорила: «Ты не один, Этан. Твой отец всегда будет жить в твоем сердце. И я всегда буду твоим другом. Мы оба знаем, что он был лучшим из людей».

Кассандра смотрела на него огромными глазами.

– Твои слова помогли мне вынести немало трудностей. И многое пережить.

– Я… я рада. И удивлена. И тронута, что ты помнишь.

– Я помню все, Касси.

«Каждое прикосновение. Каждую улыбку. Каждую слезу. Каждую сердечную рану». Она не отвела глаз.

– Я тоже.

Этан вынудил себя отвернуться. Уставиться на песок.

Несколько минут они молча шли рядом не останавливаясь, пока Кассандра не нашла красивую раковину. Смахнув песок со своего розового сокровища, она спросила:

– Как ты стал хозяином «Синих морей»?

– В армии я помог другу, тоже солдату. Он оставил мне немного денег, на которые я купил гостиницу. Правда, здание требовало ремонта, ну а потом мы открылись. Дела пошли хорошо, и два года назад я построил платную конюшню.

– Каким образом ты помог другу?

Еще одна картина… еще одна битва…

– Билли. Его звали Билли Стайлз. Билли придавило упавшей лошадью. Я вытащил его.

«А потом потратил последнюю пулю, чтобы покончить со страданиями несчастного животного».

– Ты спас жизнь друга…

– Билли был хорошим человеком. Тогда он сломал ногу, и она плохо срослась. Бедняге пришлось уйти из армии. Он вернулся домой, в Лондон. Но через два года умер от лихорадки, примерно в то время, когда меня ранило. Его поверенный нашел меня и рассказал о завещании. Немного оправившись, я стал искать место, которое мог бы назвать домом.

– И нашел эту гостиницу.

– Да. А теперь твоя очередь. – Изо всех сил стараясь не выказать одолевавшей его горечи, он попросил: – Расскажи о своей роскошной жизни. Как блаженствовала графиня Уэстмор?

Прошло несколько длинных секунд, прежде чем Кассандра негромко ответила:

– Если ты хочешь услышать нечто чудесное, боюсь, мне нечего рассказать.