Глава 31
Гуннара Нюберга кормили через зонд. Бесконечная река супа текла по трубке, которая уходила в отверстие огромной белой повязки, покрывавшей все лицо, от макушки до шеи. Единственное, что оставалось открытым — это глаза Нюберга, и они светились от счастья.
— Как я уже сообщил господину Нюбергу, — сказал врач, обращаясь к трем посетителям, — мы можем утверждать, что ткани горла полностью восстановятся. Пуля не задела сонную артерию, пройдя всего в сантиметре от нее, и не повредила пищевод, но прошила насквозь верхнюю часть глотки. Господин Нюберг скоро снова сможет петь, но прежде чем он сможет нормально есть, пройдет некоторое время. У него раздроблены левая скуловая и левая верхнечелюстная кости. Он получил довольно серьезное сотрясение мозга и множество повреждений кожи лица и шеи. Кроме того, у него перелом четырех ребер и правой руки, не считая множественных более мелких ранений по всему телу. Однако, — добавил врач, выходя, — при всем этом господин Нюберг чувствует себя довольно бодро.
Нюберг уже дотянулся до маленькой черной таблички, на которой и вывел дрожащим почерком: «Игорь?»
Йельм кивнул и ответил:
— Александр Брюсов. Твой идиотский таран сделал явной связь между Виктором-Икс и концерном «Ловиседаль». Брюсов, по-видимому, станет главным свидетелем.
Нюберг написал: «Но ведь он не наш человек?» Йельму пришлось прибегнуть к помощи Хольм и Чавеса для того, чтобы разобрать его каракули.
— Нет, — ответил Чавес. — Брюсов — не наш человек. Наш человек — это обычный шведский банковский клерк по имени Йоран Андерсон.
Повязка на лице Нюберга слегка задергалась. Наверное, это должно было означать смех.
— Мы объявили его в розыск по всей стране, — добавил Йельм. — Возможно, ты вернешься в строй раньше, чем мы поймаем его.
Нюберг выразительно завертел перевязанной головой. Трубки и провода, соединяющие его со множеством аппаратов, задумчиво качнулись. Один даже испуганно запищал. Нюберг написал: «Черт, да вы его вот-вот поймаете». Затем стер написанное и вывел: «Меса».
— Что это такое? — удивился Йельм.
— Может быть, он не смог дописать? — спросил Чавес.
— Ага! — догадалась Черстин Хольм, стоявшая в ногах у Нюберга. Она подошла к нему поближе, села на стул и взяла его за руку — единственное незавязанное место, которое можно было найти среди белизны бинтов. Она чисто и ясно взяла одну ноту, держала ее секунд десять, а потом запела. Это была партия для ведущего женского альта в «Мессе папы Марцелла» Палестрина.
Нюберг закрыл глаза. Йельм и Чавес стояли, не шевелясь.
Когда они вернулись в полицейское управление, на столе у Йельма лежал факс. Поскольку Хультин ждал их в Главном штабе борьбы, то Йельм лишь краем глаза пробежал текст. И только когда он вышел в коридор, его мозг отреагировал на имя отправителя. Комиссар криминальной полиции Эрик Бруун, полицейский округ Худдинге. Йельм вернулся к своему столу.
Бруун писал: «Думаю, будет лучше, если ты узнаешь об этом раньше прессы. Сегодня ночью Дритеро Фракулла покончил с собой в тюремной камере. Теперь его семье в любом случае разрешат остаться. Постарайся, чтобы эта новость не повлияла на твою работу. Ты поступил так, как тебе велел долг полицейского. Сердечно обнимаю, Бруун».
«Сегодня ночью», — подумал Йельм, держа на весу листок бумаги. Знаменательная ночь. Гуннар Нюберг ранен в Лидингён, Ульф Аксельсон убит в Гётеборге, Дритеро Фракулла покончил с собой в Норрчёпинге, а Йоран Андерсон опознан в Альготсмоле. И все это как-то связано одно с другим.
«Швеция — маленькая страна», — подумал Йельм, думая одновременно, что стоило бы думать о другом.
Так с факсом в руках он и вошел в Главный штаб борьбы. «Группа А» была уже в сборе.
— Вы отлично поработали в Вэксшё, — сказал Хультин, внимательно глядя в глаза Йельму.
«Лучше некуда», — подумал Йельм, и ему вдруг показалось, будто он по уши в дерьме, будто он становится на труп Дритеро Фракуллы, чтобы высунуть наружу хотя бы кончик носа. Он стряхнул с себя это видение, вынул факс из потной ладони и сел на свое место.
— Спасибо, — произнес он.
— Ваша работа была настолько безукоризненной, что я даже закрыл глаза на то, что с момента, как вы узнали имя преступника, до момента, как о нем было доложено мне, прошло немало времени.
Похвала Хультина редко бывала однозначной. Он спокойно продолжил:
— О’кей. Разумеется, вся охрана переброшена от членов правления концерна «Ловиседаль» девяносто первого года к членам правления «Южного банка» состава девяностого года. Даггфельдт, Странд-Юлен, Карлбергер, Брандберг и Аксельсон мертвы. К сожалению, правление было большим, и остаются еще двенадцать персон. Восемь из них в Стокгольме, два в Мальме, один в Эребру и один в Хальмстадте. Гётеборжец уже убит. Из оставшихся двенадцати девять получили охрану. Один человек находится за границей, а двоих мы пока не нашли. К счастью, оба они стокгольмцы, некие Ларс-Эрик Хедман и Альф Рубен Винге. Первым делом необходимо найти их. Зеленый «сааб 900», принадлежащий Йорану Андерсону, был объявлен в розыск и нашелся утром без номеров и с перебитым номером мотора рядом с полицейским отделением в Нюнэсхамн, где он простоял около месяца. Сейчас техники изучают его, но, как и ожидалось, первые рапорты свидетельствуют о том, что какие-либо следы и отпечатки отсутствуют. Что касается самого Андерсона, то он объявлен в розыск по всей Швеции, его последние фотографии разосланы по полицейским участкам и пограничным постам. Сейчас на самом высоком уровне обсуждается вопрос о том, можем ли мы обнародовать его фотографии и привлечь «детективов из широкой общественности».
— Боюсь, это может стать большой ошибкой, — вставил свое слово Сёдерстедт. — До тех пор, пока ему неизвестно то, что известно нам, он действует без оглядки на нас.
— Конечно, — согласился Хультин. — Главное, чтобы это также поняли Мёрнер и его ребята.
— Вы уж постарайтесь, — сказал Сёдерстедт. — В ваших руках тайное оружие.
Хультин грустно посмотрел на него и продолжил:
— Значит, приоритеты выглядят следующим образом: первое — локализовать Хедмана и Винге. Второе — найти все возможные контакты Андерсона в Стокгольме с тем, чтобы выяснить, где он жил в городе, начиная с февраля. Нам известен магазин принадлежностей для дартса в Старом городе, но должны быть и другие контакты, какое-нибудь общество любителей дартса или что-то в этом роде. Третье — немного поприжать Лену Лундберг через того местного полицейского, Вреде. Четвертое — взять портрет Андерсона и порасспрашивать о нем на столичном «дне».
Хультин взял паузу и заглянул в свои записи.
— Действуем так: в отсутствие Нюберга Чавес при поддержке Стокгольмской полиции берет на себя «дно», Хольм вернется в Вэксшё и продолжит вместе с Вреде исследовать круг друзей и контакты в Стокгольме, Нурландер занимается магазином принадлежностей для дартса и возможным обществом любителей дартса, а затем опрашивает разного рода случайных свидетелей и проверяет списки всех постояльцев гостиниц и квартир, сдающихся внаем, в период вокруг 15 февраля. Йельм и Сёдерстедт ищут Хедмана и Винге. Помните, что в вашем распоряжении весь личный состав полиции. И, разумеется, старайтесь избегать любых контактов с прессой и СЭПО. Итак, сейчас у нас двадцать девятое мая, двенадцать часов дня. Сегодня ровно два месяца с тех пор, как Йоран Андерсон начал свои серии убийств. Давайте же постараемся, чтобы число жертв остановилось на цифре пять и чтобы наше расследование не слишком затянулось.
Черстин Хольм снова уехала в Вэксшё и продолжила, как выразился Хультин, «исследования» вместе с Юнасом Вреде. Тот был несколько обескуражен, когда она снова вошла в его кабинет; он-то рассчитывал, что его недочеты в деле Треплёва канут в реку забвения. А теперь ему пришлось провести еще один день в тени своих угрызений совести. Хольм довольно скоро выяснила, что круг общения Йорана Андерсона ограничивался членами дартс-клуба. Он был его звездой, но не нашлось никого, кто назвал бы его другом. И никто не знал о каких-либо его контактах в Стокгольме. Они еще раз съездили к Лене Лундберг, но не смогли заставить себя «немного ее поприжать». В ее глазах ясно читалось, что она ничего не знает.
Работа Чавеса на стокгольмском «дне» тоже не принесла особенного успеха. Как и следовало ожидать, Йорана Андерсона никто не опознал. Чавес думал, что ему досталась самое дрянное задание из всех.
Так же думал и Вигго Нурландер. В магазине принадлежностей для дартса имя Йорана Андерсона пришлось разыскивать в списках клиентов. Продавец за прилавком вспомнил дротики с длинным острием — и ничего больше. Этот клиент всегда получал свой заказ по почте. В обществе любителей дартса Йорана Андерсона не знали вообще, но нашли его имя в списках участников местных соревнований в Смоланде, где он всегда занимал первые места. Странно, что он никогда не пытался участвовать в соревнованиях за пределами Смоланда, хотя несколько раз и был признан самым метким игроком своей провинции. Нурландер начал день с того, что, прихватив с собой целую команду полицейских из Госкрима и стокольмской полиции, стал объезжать все гостиницы и просматривать все объявления о сдаче квартир в утренних и желтых газетах, начиная с пятнадцатого февраля и далее. В гостиницах ему никакой информации выудить не удалось, но некоторые из хозяев сдаваемых квартир вроде бы по телефону узнавали Йорана Андерсона по описанию, однако когда Нурландер приезжал к ним с фотографией, всякий раз выяснялось, что они ошиблись. Однако Нурландер и его люди упрямо продолжали свои поиски.
Сотрудники стокгольмской полиции по прямому распоряжению Хультина отправились в офисы и дома стокгольмских жертв, чтобы показать фотографию Андерсона их семьям, коллегам и соседям. Полицейские в Гётеборге обходили со снимком Андерсона всех знакомых Ульфа Аксельсона. Но никто никогда не видел Йорана Андерсона.
Сёдерстедт и Йельм выбивались из сил, разыскивая двоих членов правления «Южного банка» состава 1990 года.
Арто Сёдерстедт посетил фирму Альфа Рубена Винге под названием «Урбоинвест», а также его дом в Эстермальме. Здесь никто не был встревожен его отсутствием; видимо, для Винге было обычным делом бесследно исчезнуть на пару дней, а затем вернуться как ни в чем не бывало. Как выразился один его остроумный сотрудник, у Винге было столько денег, что он мог позволить себе такую роскошь. Сёдерстедт даже сделал крюк и навестил дачу Винге на маленьком островке Вермдё в шхерах, но нашел ее запертой. Хозяин не приезжал сюда довольно давно.
На долю Пауля Йельма выпали поиски также отсутствующего бывшего члена правления Ларса-Эрика Хедмана. Хедман давно уже выпал из обоймы. В период с 1986 по 1990 год он представлял в правлении «Южного Банка» профсоюзы, ТСО. Считался ведущим специалистом по ведению переговоров о ТСО, добивался поста председателя, был женат, имел двоих детей и роскошную квартиру в Васастане. Сейчас он жил один в двушке в Бандхагене, его уволили из правления профсоюзов и лишили всех должностей в правлении банка. Пару лет на рубеже веков ему еще удавалось сочетать алкоголизм с работой и как-то его скрывать, но после ряда неприятных инцидентов терпение у всех лопнуло, и Хедмана убрали со всех его постов. Через бюро социальной помощи района Бандхаген Йельм сумел отыскать Хедмана на скамейке возле магазина спиртных напитков. Он весьма неделикатно доставил его домой, в его вонючую квартиру, где и дождался прихода двух полицейских, которым выпало сомнительное удовольствие защищать жизнь и здоровье Ларса-Эрика Хедмана. По определению невыполнимая задача.
Йельм вернулся в полицейское управление, будучи уверенным, что снова провел день впустую. Отвратительная мысль. Еще один печальный месяц. Несостоявшийся летний отпуск. А этот нахальный Йоран Андерсон бродит где-то по стокгольмским улицам со своим убойным дротиком.
Он сидел в своей комнате, невидящими глазами глядя на здание полицейского управления из окна полицейского управления, когда вдруг зазвонил телефон и время изменило свой ход.
— Йельм слушает, — поднял он трубку.
— Наконец-то, — сказал тихий голос, и его диалект заставил Йельма автоматически включить кнопку записи беседы. Человек говорил со смоландским выговором. — До тебя сложно добраться. Все время меняешь место работы. Пауль Йельм, герой Буткюрка. О тебе было написано столько же заметок, сколько обо мне этой весной.
— Йоран Андерсон, — угадал Йельм.
— Чтобы ты даже не начинал думать, как тебе засечь, откуда я звоню, я объясню, как лучше всего избежать слежки. Я украл мобильный телефон.
— Прошу меня извинить, но я все же скажу, — несколько несмело начал Йельм, — что ты ведешь себя не так, как мы могли бы ожидать. Звонить и бахвалиться? Это не соответствует твоему психологическому портрету.
— Если вы преуспеете в его составлении, вы прославитесь, — тихо ответил Йоран Андерсон. — Нет, я звоню вовсе не за тем, чтобы бахвалиться. Я звоню сказать тебе, чтобы ты держался подальше от моей невесты. Иначе мне придется еще дальше отойти от своего психологического портрета и убить и тебя тоже.
— Тебе никогда не убить меня! — воскликнул Йельм, отбросив все психологические экивоки.
— А это еще почему? — спросил Андерсон, и в его голосе зазвучала заинтересованность.
— Хелена Брандберг, дочь Энара Брандберга. Ты легко мог бы застрелить ее и забрать с собой свою кассету, а вместо этого ты сбежал, оставив кассету нам.
— Так вы вычислили меня благодаря кассете? — удивленно спросил Йоран Андерсон. — Должно быть, это было нелегко.
— Да, нелегко, — согласился Йельм. — А как, ты думал, мы тебя нашли?
— Через грабителя сейфа, конечно. Я все сидел и ждал, когда вся эта история выплывет наружу и вы начнете наконец за мной охотиться. Но когда этого не случилось, я снова взялся за свое. А затем вдруг его портрет появился в газетах, как если бы он был жив. А что, собственно, произошло?
«Почему бы мне не быть откровенным?» — подумал Йельм.
— СЭПО замяла следствие в интересах безопасности государства.
Йоран Андерсон громко рассмеялся. Йельм чуть было не сделал то же самое.
— Сами себя перехитрили, — сказал Андерсон после некоторого молчания.
— Завязывай ты со всем этим и сдавайся, — тихо произнес Йельм. — Ты уже сумел с предельной ясностью выразить свое недовольство банковской политикой на рубеже двух десятилетий. Хватит. Ведь ты же знаешь, что мы охраняем каждого члена правления.
— Не совсем… К тому же вопрос тут не в том, чтобы что-то выразить, здесь сошлось так много всего, что весь этот ком случайностей стал уже чем-то большим. Это судьба. Грань между случайностью и судьбой тонка, как волос, но если ты сумел перейти ее, то последствия неотвратимы.
— Что ты имеешь в виду?
— А разве вы не читаете газет? — изумленно спросил Йоран Андерсон.
— Редко, — признался Йельм.
— Да ведь я же народный герой, господи боже мой! Неужели вы не читаете раздел «письма в редакцию»? В чужом пиру похмелье — вот как чувствуют себя сегодня шведы. Все, кому дано говорить и воздействовать на общественное мнение, в один голос поют о том, что мы долго праздновали и теперь расплачиваемся за это. Кто праздновал, позвольте спросить? Вот то, что я устроил — это действительно праздник по заявкам народа! Почитайте письма, которые люди пишут в газеты, послушайте, о чем говорят на улицах! Я слушал и читал это, и вам тоже следовало бы. А вы заперлись в четырех стенах, думая, что все это вас не касается! Но разговоры-то в городе только обо мне. Сразу видно, кто сегодня трясется за свою шкуру, а кто торжествует.
— Только не называй себя борцом за идею!
— Я попал однажды на один такой бредовый праздник, — немного спокойнее сказал Йоран Андерсон. — В кабачке «Хакат и Малет» в Вэксшё двадцать третьего марта 1991 года. Там я видел, как выглядит праздник этих торгашей.
— Ты не тянешь на революционного мстителя, — настаивал Йельм. — Это все ты сочинил задним числом.
— Конечно, — четким голосом ответил Андерсон. — Я ведь всегда голосовал за буржуазию.
«Какой странный разговор», — подумал Йельм. Этот человек совсем не похож на серийного маньяка-убийцу, который часами караулит в гостиной свою жертву, пускает ей две пули в голову, а затем слушает джаз. Мистерия разбилась на тысячи маленьких осколков, миф лопнул, как мыльный пузырь. «Мистериозо», одно слово. Возможно, убийства каким-то странным образом вылечили его. Возможно, человек, с которым Йельм сейчас говорит, уравновешенный и здоровый — это лишь дневной вариант Йорана Андерсона, а ночью он преображается.
«Чужая душа потемки», — подумал Йельм, а вслух сказал:
— Только один вопрос, чисто профессиональный. Как тебе удавалось пробраться в дом?
— Если долго следишь за человеком, то рано или поздно к тебе попадают ключи от его дома, — равнодушно ответил Андерсон. — А сделать отпечаток на куске глины и выточить ключ — это пара пустяков. Не сложнее, чем выточить дротик для дартса. Ну, а потом ты изучаешь привычки человека и начинаешь ждать подходящего момента.
— Ты долго следил за своей следующей жертвой?
Ответом была тишина. Йельм даже испугался, что Андерсон отключил телефон.
— Достаточно долго, — признался он наконец и продолжал: — Но мы с тобой заболтались. Я позвонил только затем, чтобы сказать тебе, чтобы ты держался подальше от моей невесты. Иначе мне придется убить тебя тоже.
В голове у Йельма все время крутился один вопрос. Как тактически лучше поступить — задать его или оставить при себе? Как отреагирует Йоран Андерсон? Чем дольше тянулся этот жуткий разговор, тем менее уверенно чувствовал себя Йельм. Жуткий, потому что он кажется обычным. Наконец Йельм все-таки решился задать свой вопрос — быть может, вопреки здравому смыслу:
— Если ты поддерживаешь контакт с Леной, то наверное знаешь, что она ждет от тебя ребенка? Каким ты себе представляешь его будущее?
В трубке стало совершенно тихо.
Через десять секунд он услышал легкий щелчок, а затем разговор прервался. Йельм положил трубку, выключил диктофон, отмотал пленку на начало и отправился к Хультину.
— Я только что разговаривал с ним.
Хультин оторвал взгляд от документов и посмотрел на Йельма сквозь свои полукруглые очки.
— С кем?
— С Йораном Андерсоном, — ответил Йельм и помахал в воздухе кассетой с записью.
Хультин, нисколько не изменившись в лице, указал на свой магнитофон.
Они вместе прослушали запись. Порой Йельму казалось, что он вел себя слишком пассивно, а иногда — что он выглядит сущим дураком, но в общем и целом это был очень длинный и удивительный разговор между серийным убийцей и полицейским.
— Я понимаю твою осторожность, — произнес Хультин, когда запись закончилась. — Хотя, возможно, стоило немного побороться, чтобы получить побольше нитей. Пока я их вижу три. Первая: даже если истолковать его заключительное молчание как незнание о том, что его невеста беременна, все равно очевидно, что он поддерживал с ней контакт. А она просто-напросто умолчала об этом. А если предположить, что они общались вскоре после того, как вы нанесли ей визит, то похоже на то, что они время от времени как-то связывались и прежде; маловероятно, что их первый за три с половиной месяца контакт состоялся как раз в тот самый день, когда вы узнали об Андерсоне. Хольм следует хорошенько порасспросить Лену Лундберг. Она знает больше, чем говорит. Вторая нить: Андерсон ответил «не совсем», когда ты сказал, что мы охраняем всех членов правления. Это может означать что следующей жертвой намечен Альф Рубен Винге, он единственный, кого мы пока так и не нашли. Мы должны сделать все, чтобы разыскать его. Третья ниточка: когда ты спросил его, долго ли он выслеживал свою новую жертву, он ответил «достаточно долго». Это может означать, что он готов к очередному убийству уже этой ночью. О’кей, сведений не так много, но достаточно для того, чтобы начать действовать. Итак: адрес Андерсона в Стокгольме мы, возможно, сумеем узнать от Лены Лундберг, следующей жертвой, по всей вероятности, будет Альф Рубен Винге, а убийство, скорее всего, произойдет сегодня ночью. Я позвоню Хольм, а ты звонишь Сёдерстедту насчет Винге. Возьми мой мобильный.
Йельм замер на минуту; Хультин и на самом деле закусил удила. Он сразу схватил телефонную трубку и стал набирать номер Черстин. Их разговор уже почти закончился, когда Йельм взял со стола мобильник Хультина и позвонил Сёдерстедту.
— Арто, следующая жертва — Винге; возможно, прямо этой ночью. Кстати, где ты находишься?
— Здесь, — театрально отозвался Сёдерстедт, открывая дверь. Он нажал на клавишу «отбой» на своем мобильном, который держал в руке, и продолжил:
— Я был в своей комнате. А что, собственно, вам удалось узнать?
— Хольм едет к Лене Лундберг, — будто и не заметив эффектного появления Сёдерстедта, ответил Хультин. Лишь затем он повернулся к Арто лицом. — С кем ты успел поговорить о Винге?
Сёдерстедт сверился со своим списком:
— С его женой Камиллой на улице Нарвавэген, с двумя секретаршами фирмы «Урбоинвест» на Стурегатан, Лизой Хэгерблад и Вильмой Хаммар, двумя сотрудниками этой фирмы, Юханнесом Лундом и Вильготом Эферманом, а также с соседом по даче в Вэрмдё, полковником Михелем Шёльдом.
— Ты сильно на них давил?
— Не особенно.
— Есть ли какие-то намеки на то, что кто-то из них знает больше, чем говорит? Подумай, прежде чем ответить.
— Жена выглядела раздосадованной… В фирме царит обстановка какой-то общей таинственности…
— О’кей, известно ли вам, вернулись ли Чавес и Нурландер?
— Нет, оба еще на задании.
— Тогда мы возьмем это на себя, — сказал Хультин, поднялся и стал надевать пальто. — Сейчас… половина шестого. Возможно, в «Урбоинвесте» еще есть кто-то из сотрудников, мы позвоним туда по дороге. Каждый едет на своей машине. Арто берет на себя жену, мы с Паулем едем в фирму. Если там никого нет, мы отправляемся разыскивать остальных. И сообщаем друг другу обо всех результатах, позитивных или негативных, по мобильному. Рации, как обычно, избегаем. Я постараюсь найти Вигго и Хорхе и буду ждать результатов встречи Черстин в Альготсмоле. Все ясно?
— Никакого подкрепления? — спросил уже в коридоре Сёдерстедт.
— Позже, — ответил Хультин.
На лестнице полицейского управления они столкнулись с Никласом Грундстрёмом из отдела внутренних расследований. Взгляды Грундстрёма и Йельма встретились. Йельм почувствовал, как его ноги на мгновение словно вросли в ступени.
— Ого, расследование идет в гору, Йельм? — тихо спросил Грундстрём.
— Скорее катится с нее, — так же тихо ответил Йельм.
— Поднимайся к Грану и Дёосу, — сказал Хультин. — Там нуждаются в твоих услугах.
Грундстрём не сводил с них глаз до тех пор, пока они не вышли из здания. На улице они направились к машинам, а Грундстрём пошел в свой кабинет и подписал приказ об увольнении двух сотрудников СЭПО.
Хультин, Сёдерстедт и Йельм спешили в Эстермальм, прорываясь сквозь вечернюю пробку.
— Вильгот Эферман все еще на своем рабочем место в «Урбоинвесте», — сообщил Йельм по мобильному. — Он ждет нас. Остальные разошлись по домам. Я взял адрес одной из сотрудниц, Вильмы Хаммар, на Артиллеригатан. Двое других живут за городом. Мне поехать к ней?
— Да, — ответил Хультин.
Три автомобиля ехали по одному маршруту вплоть до Хумлегорден. Только возле пересесечения улиц Стурегатан и Карлавэген Хультин сказал:
— Черстин сообщает, что она у Лены Лундберг, Она вскоре снова позвонит. От Хорхе ничего. Вигго сейчас в районе Эсмо, он проверяет квартиру и вернется в штаб, как только закончит.
Сёдерстедт и Йельм свернули направо на Карлавэген, а Хультин проехал еще немного по Стурегатан. Через несколько кварталов Йельм свернул на Артиллеригатан, а Сёдерстедт поехал дальше, к площади Карла и Нарвавэген.
Йельм нажал на кнопку домофона возле надписи «Хаммар», и его впустил вежливый мужской голос. Дверь на третьем этаже открыл сам обладатель этого голоса, полноватый мужчина того возраста, который принято называть средним, с курительной трубкой в руке.
— Криминальная полиция, — сказал Йельм, помахав удостоверением, которое совершенно сбило мужчину с толку. — Мне нужна Вильма Хаммар. Это очень важно.
— Входите, — ответил мужчина и крикнул: — Вильма! Полиция!
Вильма Хаммар вышла из кухни, вытирая руки полотенцем. Это была невысокая толстушка лет пятидесяти.
— Простите, что побеспокоил, — с места в карьер начал Йельм. — Я думаю, вы догадываетесь, о чем пойдет речь. Мы подозреваем, что ваш шеф, Альф Рубен Винге, подвергается смертельной опасности, но при прошлом нашем посещении у полиции создалось впечатление, что от нее утаивают правду о его местонахождении.
Вильма Хаммар равнодушно покачала головой.
— Он исчезает на несколько дней каждый месяц, я уже говорила об этом другому полицейскому. Я в его дела не вмешиваюсь.
— Иногда так, а иногда этак, — произнес мужчина и снова принялся сосать трубку.
— Рольф! — шикнула на него Вильма.
— Вы знаете об «убийствах грандов»… — начал было Йельм, но тут у него зазвонил мобильный.
— Все о’кей, — послышался в трубке голос Сёдерстедта. — На этот раз жена призналась без обиняков. Она прилично пьяна. У него есть любовница. Повторяю: у него есть любовница. Но жена не знает, кто она такая. Хотя и заявила о своем намерении откусить ей соски, если мы ее найдем.
— Спасибо, — сказал Йельм и дал отбой.
— Вы хотите сказать… что Альфа Рубена могут… — вдруг испуганно вскрикнула Вильма Хаммар.
— Да, он следующая жертва, — сказал Йельм. — И не старайтесь спрятать его от нас в порыве ложно понятой преданности, это будет стоить ему жизни. Мы знаем, что у него есть любовница. Кто она?
Вильма Хаммар взялась за лоб.
— К сожалению, счет идет на секунды, — добавил Йельм, чтобы заставить ее поторопиться.
— Есть, — ответила Вильма. — Но я не знаю, кто она. Я пару раз брала трубку, когда она звонила. Она говорит с финским акцентом, это все, что я знаю. Лизе, конечно, известно больше.
— Секретарша?
Вильма кивнула:
— Лиза Хэгерблад.
— Она живет в… как это называется… Росунде? У вас есть ее адрес и телефон?
Вильма Хаммар раскрыла записную книжку и переписала адрес и телефон на маленький желтый стикер, который Йельм прилепил к своему мобильному.
— Спасибо, — сказал он и попрощался. Спускаясь по лестнице, он набрал номер, написанный на бумажке. Подождал десять сигналов, а затем разъединился. Тут же ему позвонил Хультин.
— Я здесь вместе с начальником отдела «Урбоинвеста» Вильготом Эферманом. После некоторого давления он назвал мне имя любовницы и описал ее. Больше он ничего не знает, я гарантирую. Она маленького роста, волосы пепельно-русые, носит стрижку «паж», зовут Аня.
— Могу добавить, что она, по всей вероятности, финского или финско-шведского происхождения, — добавил Йельм. В трубке раздался гудок.
— У меня звонок по второй линии, — сказал Хультин. — У тебя есть еще что-то важное?
— Секретарша из Росунда. Она не отвечает на звонки.
Голос Хультина на время пропал. Йельм остался сидеть в машине в томительном ожидании. Подъехал Сёдерстедт на своем «вольво» и остановился рядом. Раздался телефонный звонок. Оба подняли трубку.
— Это я, — сказал Хультин. — Говорю в режиме конференции. У меня на линии Черстин.
— Алло, — послышался голос Черстин Хольм из Альготсмола. — Я только что провела подробную беседу с Леной Лундберг. В течение нескольких месяцев она то и дело контактировала с Андерсоном. Она и в самом деле утаивала это от нас. Андерсон сказал только, что ему нужно сделать очень важное дело. А затем он вернется домой, и все будет по-старому. Как мы и предполагали, Лена не решилась рассказать ему о своей беременности.
— Дальше! — хмуро поторопил ее Хультин.
— Я вынуждена упоминать детали. Брат Лены живет в Стокгольме, и когда в последний раз он приезжал навестить ее, это было за несколько недель до происшествия в банке, то рассказал к слову, что сестра его коллеги по работе уехала по контракту в США и оставила пустовать свою квартиру в Стокгольме. Это то, что вспомнила Лена. Она забыла, как зовут уехавшую в Америку девушку, но уточнила у брата: Анна Вильямсон. Квартира находится в районе Фиттья. Остальное за вами.
— Отлично сработано, — похвалил Хультин.
— А как сама Лена? — спросил Йельм.
— Лена только сейчас начала подозревать, что между всеми этими фактами есть какая-то связь. Она так себе.
— До встречи, — сказал Йельм.
— Никуда не суйся, чтобы не получить пулю, — ответила она и пропала.
— Вы еще здесь? — спросил Хультин. — Отъединяйтесь, я узнаю адрес.
Йельм и Сёдерстедт снова оказались изолированными от мира в своих авто.
Телефон Йельма зазвонил. Но Сёдерстедт у себя в машине не взялся за мобильный, это было видно через стекло машины. Наверное, это не Хультин.
— Наконец-то, — услышал Йельм возле своего уха голос Чавеса. — Не поверишь, у меня украли телефон! Мне только что вернул его один наркоман. Что случилось за это время?
— Ты кстати, — ответил Йельм. — Где ты?
— На площади Сергельс Торг. У меня был чертовски трудный день. Я и не думал, что преступный мир Стокгольма так… велик.
— Отключись, я перезвоню тебе через несколько секунд. Хультин узнает адрес Йорана Андерсона.
— Тьфу, черт, — ответил Чавес и исчез.
Телефон тут же зазвонил снова. Йельм видел, как Сёдерстедт тоже нажал на кнопку своего мобильника.
— Алло, — произнес Хультин. — Квартира Анны Вильямсон находится на Фиттьявэген, 11 четвертый этаж.
Йельм громко рассмеялся.
— Что такое? — раздраженно спросил Хультин.
— Игра случая — ответил Йельм, заводя машину. — Это соседний дом с моим бывшим полицейским отделением.
Они доехали до площади Сергельс Торг, где подобрали Чавеса. Он вскочил в «мазду» Йельма, который тут же представил ему в общих чертах всю картину.
— Каким он тебе показался? — спросил Чавес, когда они выехали на Эссингеледен.
— Неприятным и проницательным, — ответил Йельм. — Как будто это и не он вовсе.
Йельм попытался навести порядок в хронологии. Если все верно, то Йоран Андерсон планировал свои преступления, живя по соседству с полицейским отделением Фиттья. Он входил и выходил через соседнюю дверь, и, возможно, они сталкивались друг с другом несколько раз в течение февраля-марта. Йельм задумался, мог ли он видеть Андерсона из окна своего кабинета. А затем Андерсон отправился в Дандерюд, где совершил свое первое убийство как раз перед тем, как Йельм отправился в контору по делам иммигрантов, чтобы освобождать заложников. А пока Грундстрём и Мортенсон поджаривали Йельма на медленном огне допросов, Андерсон совершил второе убийство, на Страндвэген.
Как он сказал тогда? «Весь этот ком случайностей стал уже чем-то большим. Это судьба. Грань между случайностью и судьбой тонка, как волос, но если ты сумел перейти ее, то последствия неотвратимы».
Пауль Йельм чувствовал, что переходит эту границу.
Несмотря на то, что они припарковались на полицейской стоянке возле отделения Худдинге, никому из них не пришло в голову идти туда за подкреплением. Они вошли в соседнюю дверь, поднялись на четвертый этаж и остановились у двери с надписью «Вильямсон». В доме было совершенно тихо.
Хультин позвонил. Никто не отозвался. Из квартиры не доносилось ни звука. Хультин позвонил еще раз. И еще. Они подождали несколько минут. Затем Йельм ударил в дверь ногой.
Они ворвались внутрь, держа пистолеты на изготовку. В маленькой двухкомнатной квартире было пусто. В спальне стояла аккуратно застеленная кровать с несколькими мягкими игрушками в изголовье. На стенах висели постеры, какие обычно вешают у себя юные особы. Чавес наклонился и заглянул под кровать. Он вытащил оттуда свернутый матрас, этакий рулет с одеялом вместо начинки. Под кроватью лежала еще дорожная сумка русского производства. В ней обнаружилось несколько десятков пачек с пятисотенными купюрами.
Гостиная выглядела такой же нежилой, как и спальня. Только угол одного из украшенных розочками постеров слегка отошел от стены. Сложно себе представить, что кто-то прожил здесь в течение нескольких месяцев, не сдвинув ни одной вещи. На плите в кухне стояла чистая кастрюля. На дне ее виднелись капельки воды. Под кухонным столом был приделан ящик. Хультин потянул его на себя.
Первое, что бросилось в глаза, это связки разнообразных ключей, вернее сказать — плоских, без выемок и зазубрин, болванок-заготовок. В большом ящике находился еще один ящик, поменьше. Он был подписан русскими буквами. Хультин натянул резиновые перчатки и открыл его. Там длинными рядами лежали девятимиллиметровые патроны из Казахстана; больше половины их уже были израсходованы.
Под ящичком с боеприпасами нашелся отпечатанный на машинке список из семнадцати имен. Хультин осторожно вытащил его и чихнул, словно бы в подтверждение собственной правоты. Куно Даггфельдт, галочка, Бернард Странд-Юлен, галочка, Нильс-Эмиль Карлбергер, галочка, Энар Брандберг, галочка, Ульф Аксельсон, галочка.
Последняя галочка стояла после имени Альфа Рубена Винге.
Йельм вышел в гостиную. Он потянул за угол отклеившийся постер на стене. Под ним оказалась мишень для дартса. Но дротиков нигде не было.
Они обыскали шкафы и письменные столы, но не обнаружили больше никаких следов столь долгого пребывания здесь Йорана Андерсона. Свернутый матрас, русская дорожная сумка с пятисотенными купюрами, кастрюля с каплями воды на дне, связки болванок для ключей, ящичек с патронами из Казахстана, мишень для дартса и список жертв. В общем, все выглядит так, как будто он заходил сюда лишь изредка.
Йельм связался с бывшими коллегами из полицейского отделения за стеной и отдал распоряжение организовать оцепление квартиры, круглосуточную охрану и обследование ее техническими специалистами. Когда они вышли на солнышко, несколько ледяных порывов ветра тут же напомнили им о том, что наступил вечер. На часах была почти половина восьмого. А они еще только начали.
Йельм и Чавес позвонили секретарше Лизе Хэгерблад, и на этот раз она ответила. Когда Йельм спросил, где пропадает Винге, в ее голосе послышались нотки протеста. Он не успел добавить, насколько важно выяснить его местонахождение, потому что она повесила трубку. Они глубоко вздохнули и отправились в Росунд, чтобы поговорить с ней лично.
Хультин и Сёдерстедт поехали в поселок Стура Эссинген, где в первоклассной вилле с первоклассным видом на озеро Мэларен жил молодой сотрудник фирмы «Урбоинвест» Йоханнес Лунд. На их звонки отвечал только автоответчик. Они не стали оставлять сообщение после сигнала.
Поскольку Стура Эссинген находилась явно ближе, чем Росунд, Хультин и Сёдерстедт первыми достигли своей цели. Мужчина в синем комбинезоне ходил по поросшему травой склону и методично обрабатывал газон при помощи какого-то валика, который выглядел, как сильно усовершенствованная газонокосилка. Из-под воротника синего комбинезона выглядывал воротничок белой сорочки и узел черного галстука. В кармане комбинезона виднелся мобильный телефон.
— Ну да, ну да, — сказал мужчина, увидев Сёдерстедта. Он выключил газонокосилку и отставил ее. — Вы были не совсем удовлетворены…
— Почему вы не отвечаете на звонки? — резко спросил Хультин.
— Городской номер используется для обычных звонков, они отсылаются прямиком на автоответчик. А вот сюда, — постучал он по мобильнику, — приходят только самые важные звонки. — Он счел их секундное молчание непониманием и пояснил: — Разговоры делятся на две группы. Так называемая группа «Б» адресуется жене, а группа «А» поступает прямо ко мне.
«М-да!» — подумал Сёдерстедт, а вслух сказал:
— Взгляните на небо! — Йоханнес Лунд послушно посмотрел на небо. — Сейчас половина девятого, и солнце еще высоко. Через два часа солнца не будет. И не будет Альфа Рубена Винге. Вы понимаете? Через несколько часов ваш шеф будет убит серийным убийцей, который уже убил пять высокопоставленных граждан нашей страны.
Йоханнес Лунд удивленно посмотрел на него.
— «Убийство грандов»?! — спросил он. — Черт возьми! А я-то всегда держал его за мелкую сошку. Ваши слова возвышают его в моих глазах.
— Расскажите все, что вы знаете о периодах его отсутствия, — сказал Хультин.
— Как я уже говорил раньше, мне ничего не известно, — сказал Лунд и задумчиво поглядел на небо. — Он относится ко мне с большим подозрением. Знает, что я делаю свою работу гораздо лучше, чем он свою, что я приношу ему гораздо больше денег, чем он сам себе приносит. Он нуждается во мне и ненавидит меня. Примерно так. Ненавидит меня, но не может без меня обойтись. Понимайте, как хотите. И он никогда не стал бы делиться со мной какой-то личной информацией.
— А есть у него близкие друзья, с которыми он стал бы? — спросил Хультин.
Йоханнес Лунд рассмеялся.
— Господи боже мой! Мы же бизнесмены!
— Вы никогда не встречали маленькую светловолосую финку со стрижкой «паж», которую зовут Аней? — спросил Сёдерстедт.
— Никогда, — ответил Лунд, глядя ему прямо в глаза. — Клянусь.
У Хультина зазвонил мобильный. Это был Чавес.
— Мы возле дома Лизы Хэгерблад на Росундавэген. Хотите ли вы сказать нам что-нибудь, прежде чем мы войдем?
— У нас по нулям, — ответил Хультин. — К сожалению.
— Ладно, — сказал Чавес, прервал разговор и положил мобильный в карман пиджака.
Чавес и Йельм позвонили в дом. Красивая блондинка ранних средних лет («так можно было бы сказать, если бы это не звучало столь ужасно», — подумал Йельм) открыла дверь и озабоченно выглянула наружу.
— Я так понимаю, полиция? — спросила Лиза Хэгерблад. — Но я думала, что уже…
— У нас крайне мало времени, — сказал Йельм, протискиваясь внутрь мимо хозяйки. Он не знал, стоит ли ему извиняться за то, что настало время пренебрегать условностями.
Квартира Лизы Хэгерблад была очень просторной: три большие комнаты с высокими потолками. Мебель относилась к тому стилю, который был последним писком моды в конце восьмидесятых годов — сочетание черного и белого, металлические детали, скошенные углы, асимметрия, легкий холодок нуворишей. Казалось, будто с той доброй поры время в этой квартире остановилось.
— Вы личный секретарь Альфа Рубена Винге, — начал Чавес. — Ясно как день, что вы знаете больше, чем сказали. Мы относимся с полным пониманием к тому, что вы не можете открывать секреты шефа при всей конторе. Но сейчас на кону стоит жизнь директора Винге, это совершенно точно. Через пару часов он будет убит.
— Ой! — взвизгнула секретарша. По-видимому, так у нее выражалось состояние максимального шока. — Белая швабра ничего об этом не говорила!
— Белая швабра пока ничего об этом не знает, — заверил ее Чавес. — Зато уже знает черная швабра. Краски сгустились, — не мог не добавить он.
— Ну же, — подхватил Йельм. — Она говорит с финским акцентом, ее зовут Аня, у нее светлые волосы и стрижка «паж», и именно с ней Альф Рубен Винге пропадает в своем любовном гнездышке по нескольку дней в месяц. Кто она?
— Я точно не знаю, — ответила Лиза Хэгерблад. — Я часто брала трубку, когда она звонила, но отъединялась сразу, как Альф Рубен отвечал ей. Я даже никогда не устраивала ни одной их встречи, хотя во всех прочих случаях этими вопросами занимаюсь я. А вы не разговаривали с Йоханнесом?
— Йоханнесом Лундом из Эссингена? Он ничего не знает, — сказал Чавес.
Лиза Хэгерблад рассмеялась.
— Как же! — ответила она. — Поскольку я предпочитаю иметь в качестве шефа Альфа Рубена, а не Йоханнеса, то для меня лучше будет все рассказать. Альф Рубен Винге и Йоханнес Лунд — это как отец и сын, и Альф Рубен уже назначил Йоханнеса своим преемником и завещал ему фирму. Если Альф Рубен умрет, дело перейдет к Йоханнесу, и тогда нас всех выгонят и заменят кем-нибудь помоложе.
— Знаете ли вы, встречался ли Лунд когда-нибудь с Аней?
— Я совершенно уверена, что да. У них часто бывали совместные ужины, и, насколько я знаю, они не всегда бывали чисто деловыми.
Чавес немедленно позвонил Хультину.
— Да? — отозвался тот.
— Где вы сейчас? — спросил Чавес.
— Мы возвращаемся к жене, чтобы проверить круг друзей. Прямо сейчас мы… (в трубке раздался треск) …в туннеле под Фредхэллем. Ты меня слышишь?
— Плохо. Разворачивайтесь и возвращайтесь к Лунду. Он наследует «Урбоинвест», повторяю: Йоханнес Лунд наследует «Урбоинвест» в случае смерти Альфа Рубена Винге. У него есть все основания молчать об Ане. Скорее всего, он отлично знает, кто она такая.
— Ясно, — протрещал в трубке голос Хультина. — Думаю, я уловил суть дела. Мы возвращаемся.
Едва Хультин закончил разговор, как его машина выехала из туннеля. Он вызвал Сёдерстедта, который ехал через две машины позади него, они свернули на Фредхэлльсмётет, снова вернулись в туннель и поехали на Фредхэлльский мост по направлению к Лилла Эссинген. Парочка смельчаков купалась у Фредхэлльских скал, где закатывающееся солнце уже начало окрашивать волны в красный цвет.
Но красоты озера Мэларен их не заинтересовали. Хотя они уже через несколько минут выскочили из туннеля, им показалось, что он бесконечный. В конце этого туннеля маячила тень человека по имени Йоран Андерсон, и сейчас там виднелась еще одна тень — тень Йоханнеса Лунда. Сёдерстедт, сидя за рулем машины, пытался удержаться на хвосте у бешено гнавшего Хультина. Он спрашивал себя, и даже с некоторой надеждой, не собирается ли Хультин снова применить свой коронный прием.
Лунд сидел у воды и курил. Синий комбинезон висел на садовых качелях. Они слегка покачивались, дымок, собиравшийся и тут же рассеивавшийся вокруг его крепкого затылка, создавал картину уюта и спокойствия.
Хультин схватился рукой за качели, когда они пошли в его сторону, и толкнул их. Йоханнес Лунд упал на свежескошенную траву и запачкал зеленым рукава своей белоснежной сорочки. Снова увидев полицейских, он не произнес ни слова, просто тихо поднялся на ноги. Теперь его взгляд стал другим. Он был готов защищать свое наследство зубами и когтями.
— Быстро, — спокойным голосом сказал Хультин. — Аня!
— Как я уже говорил, я ничего не знаю…
— Если Винге умрет, ты будешь привлечен как пособник в его убийстве. Сейчас у тебя есть самый последний шанс все рассказать. Иначе мы заберем тебя в полицию.
— У вас нет совершенно никаких доказательств, чтобы привлечь меня по этому делу, — негромко отозвался Лунд. Он осмотрел зеленые пятна на рукавах своей сорочки и затянулся сигариллой. — Я понятия не имею, кто такая Аня. А если я с ней когда-либо и виделся, то никто не потрудился представить ее мне.
— Ты уверен, что хочешь ответить именно так и тем усложнить дело? — спокойно спросил Хультин.
— А что? — дерзко сказал Лунд. — Хотите забрать меня в участок. Забирайте! Через какой-нибудь час меня освободят. А ваш драгоценный Альф Рубен Винге успеет умереть. Все это не имеет ко мне отношения.
— Ты не понял, — ответил Хультин и с размаху ударил его в правую бровь. — Поездка в отделение — это самая простая часть дела. А вот сложности начинаются прямо сейчас.
Йоханнес Лунд удивленно посмотрел на свою окровавленную руку, которой он только что ощупал лоб.
— Но как же это… — проговорил он. — Моя жена и дети смотрят на нас из окна.
— Им предстоит увидеть настоящее шоу, если ты сейчас же не назовешь нам фамилию Ани.
— А я-то думал, что грубость полицейских — это выдумки газетчиков, — сказал Лунд и тут же получил новый удар.
Его прижали к земле, и он запыхтел от негодования. Хультин наклонился к нему и спокойно произнес:
— Слишком многое сейчас поставлено на карту, чтобы я мог позволить себе любезничать. В ближайшие часы у нас есть шанс схватить самого серьезного серийного убийцу Швеции этого десятилетия. Или же он снова улизнет из наших сетей. Сегодня мы знаем, кому он собрался нанести свой смертельный удар. В другой раз мы этого не узнаем. И, как ты понимаешь, я не собираюсь дать осуществиться твоим карьерным планам. Ты рассматриваешь этого убийцу лишь как внезапно появившийся инструмент, позволяющий тебе взять власть в «Урбоинвесте». Я даже где-то могу тебя понять. Но если сейчас ты не выжмешь из себя все, что знаешь об Ане, тебе действительно не поздоровится. Все очень просто.
— У нее какая-то финская фамилия, — прошипел Лунд. — Парккила, Парикка, Парлиика. Что-то в этом роде. Она живет в Сёдере. Это все, что я знаю.
— Это ее дом стал их любовным гнездышком?
— Понятия не имею, клянусь!
— А какие-нибудь групповые секс-оргии, в которых ты и твои случайные знакомые принимали участие? — с дьявольской ухмылкой спросил Хультин.
— Ради всего святого! — завопил Лунд.
— Она проститутка? Девушка по вызову?
— Нет. Не думаю. Не похоже. Она совсем другая. Немного застенчивая.
— Спасибо за сотрудничество, — ответил Хультин и выпрямился. — Если выяснится, что вы дали нам ложную информацию, мы вернемся, чтобы продолжить этот разговор. Хотите что-нибудь изменить или добавить?
— Идите ко всем чертям!
— Что ж, и на этом спасибо, — ответил Хультин и ушел вместе с Сёдерстедтом. — Парккила, Парикка, Парлиика, — повторял он, идя к машине. — Что наиболее вероятно?
— Парккила и Парикка — это нормальные фамилии, — объяснил Сёдерстедт. — Парлиика звучит странно.
— Попробуй разыскать Аню Парккила или Аню Парикка в Сёдермальме, — сказал Хультин. — А затем и всех других людей с фамилиями Парккила или Парикка во всем Стокгольме и окрестностях.
Сёдерстедт набрал номер справочной. Нашлась Аня Парикка, проживающая на Бундегатан в районе Сёдермальм, но не нашлось никакой Ани Парккила. Кроме того, обнаружились еще шесть человек с фамилией Парикка: трое с начальным номером 08, два с номером 018 и один с номером 0175. Сёдерстедт с раздражением занес их в свою записную книжку.
— А что означает номер 0175? — спросил он.
— Халльставик-Римбо, — ответил голос телефонистки, а затем она продиктовала ему полный адрес в Римбо. Он оказался последним.
— Спасибо, — поблагодарил Сёдерстедт и тут же набрал номер Ани Парикка на Бундегатан. Никакого ответа.
— Аня Парикка, — сказал Сёдерстедт Хультину, который ждал у своей машины. — Никто не подходит к телефону.
— Я съезжу туда, — ответил Хультин, прыгая в машину. — Сколько остальных? — выкрикнул он из открытого окна, сдавая задним ходом.
— Шестеро с фамилией Парикка. Трое в Стокгольме и пригородах, два в Уппсале, один в Халльставик-Римбо.
— Разузнай, не приходится ли кто из них родственником Ане. Отправь Чавеса и Йельма по другим адресам. Они там неподалеку.
Хультин уехал. Сёдерстедт позвонил Чавесу.
— Ее зовут Аня Парикка, одно «а», одно «р», одно «и», два «к». Живет в Сёдере. Сейчас, вероятно, в отъезде. Хультин поехал по ее адресу. А вы где?
— Мы ждем у футбольного стадиона. Сине-белым только что досталось, и довольно здорово. Мимо нас едут сотни расстроенных болельщиков.
Сёдерстедт дал им номера 018 и 0175.
— Выясните, не приходятся ли они родственниками Ане. В худшем случае вам придется туда ехать.
— А где находится номер 0175?
— Римбо. У меня есть адрес. Позвоните, если он вам потребуется.
Сёдерстедт без промедления занялся тремя номерами на 08. Два в Шерхольмене, это, слава богу, близко, но один адрес в Хэссельбю.
Шерхольмцы оказались братьями, недавно переехавшими из Таммерфорса и никогда не знавшими никакой Ани Парикка.
— Кроме тетки моего папы из Эстерботтена, — добавил по-фински один из братьев. — Ей девяносто три года, она глуха, слепа, но еще довольно бодра. Может, вы ее ищете?
Сёдерстедт положил трубку и позвонил в Хэссельбю. Ирене Парикка, проживающая там, оказалась старшей сестрой Ани.
— Сколько лет вашей сестре? — по-шведски спросил Сёдерстедт.
— Двадцать, — ответила Ирене Парикка. — Она изучает экономику в университете. Господи, с ней что-нибудь случилось? «Vite Krist!», — подумал Сёдерстедт просветленно.
— Пока еще не случилось, но может случиться. Нам крайне важно немедленно найти ее. Вы не знаете, у нее есть любовник, который много ее старше?
— Между нами пятнадцать лет разницы. Мы не так уж часто общаемся. Я мало что знаю о ее личной жизни. Кроме того, что иногда в ней не хватает упорядоченности.
— И вы не знаете, есть ли у нее какое-то место, где она может проводить время со своим любовником?
— Любовником, любовником… Что за дурацкое слово!
— Сейчас не об этом. Пожалуйста, успокойтесь и подумайте.
— Единственная квартира, которую я знаю, это ее однокомнатная в Сёдере.
— Есть ли у вас еще братья или сестры, живы ли ваши родители, и находятся ли они в Швеции?
— Мой старший брат умер как раз перед тем, как родилась Аня. Но мама и папа живы, хотя они они уже плоховато соображают. Они живут в Римбо.
Сёдерстедт оставил ей номер своего мобильного, поблагодарил и попрощался. Время поджимало. Римбо находится в полусотне километров от Стокгольма. Он позвонил Чавесу:
— Как дела?
— В Уппсале полный ноль. По первому номеру никто не ответил, по второму я имел довольно странный разговор с одним пожилым господином по имени Арнор Парикка. Исландец, эмигрировавший в Финляндию и принявший финскую фамилию, а затем еще раз эмигрировавший в Швецию. Сначала утверждал, что приходится Ане отцом. Но в ходе долгого, доверительного разговора выяснилось, что в финскую войну он был кастрирован русскими. Я собираюсь звонить в Римбо.
— Отнесись к этому разговору серьезно. Это родители Ани. Возможно, они могли уехать к ним.
— Вот дьявол! — выругался Чавес. — Как бежит время…
— И мы вслед за ним, — добавил Сёдерстедт.
Он все еще оставался в Стура Эссинген, наблюдая, как окончательно исчезают последние остатки света — вместе с ним гасли и все идеи в его голове. Он сидел совершенно неподвижно, положив руки на руль. Ему казалось, что он промерз до костей. Время ускользало, и он был не в состоянии удержать его.
Был вечер двадцать девятого мая, часы показывали начало десятого, и, по всей вероятности, Йоран Андерсон уже поджидал Альфа Рубена Винге в какой-то гостиной.
Зазвонил мобильный телефон. Сёдерстедту вдруг показалось, что выстрел уже прозучал, и, когда он поднимал трубку к уху, он чувствовал, что его сковал холод.
Это был Хультин.
— Квартира Ани на Бундегатан пуста. Я взломал дверь. Никаких следов. Соседи ничего не знают. Со мной Вигго. Мы нашли ее записную книжку. В ней никакого Винге, но множество имен и адресов других людей, в основном, по-видимому, университетских друзей. Мы продолжаем их обзванивать. А как дела у Йельма и Чавеса?
— Не знаю, — только и смог выдавить из себя Сёдерстедт. Ледяной холод пронизывал его все сильнее. Пугающее бессилие в последний раз прокатилось волной по его телу, и оно совсем оцепенело.
Снова зазвонил телефон. Когда он наконец решился ответить, то услышал голос Чавеса. Он был удивительно похож на его собственный.
— У родителей в Римбо ничего.
Это было все. Сёдерстедт понял, что оцепенение грозит не ему одному. Йоран Андерсон вот-вот ускользнет из их сетей. Темп взлетел до максимального, а затем рухнул вниз, преодолев отметку «минимум». Яд бессилия вливался в их уши и распространялся по всему телу. Это было разочарование, которое они не в силах были даже осознать.
Снова звонок. Оказывается, Сёдерстедту все еще по силам отвечать по телефону.
— Алло, — раздался немного смущенный женский голос. — Это снова Ирене. Ирене Парикка. Сестра Ани.
Ледяная глыба внутри покрылась трещинами. Неужели там, в верховьях, появились признаки весеннего половодья?
— Да? — выжидающе спросил Арто Сёдерстедт.
— Мне кажется, я кое-что вспомнила, — нерешительно продолжила Ирене Парикка. — Возможно, вам это совсем не интересно.
Сёдерстедт ждал. Половодье приближалось.
— У мамы и папы есть дачный домик, которым Аня иногда пользуется. В Тантулунден.
Вот оно, долгожданное половодье, вода, затопляющая берега, смывающая своим потоком весь лед, заполняющая весь город, всю страну, вот он, тот ключ, который заводит почти остывший двигатель автомобиля!
— Есть ли у вас более подробный адрес? — спрашивает Сёдерстедт, выворачивая к Эссингеледен.
— К сожалению, нет, — отвечает Ирене Парикка. — Мне кажется, что этот район называется Южный Тантулунден. Это все.
Сёдерстедт поблагодарил ее, как ему показалось, очень искренне и перезвонил Хультину.
— Думаю, он у нас в руках, — спокойно произнес Арто. — Дачный домик в Тантулунден. Район Южный Тантулунден. Родители Ани.
В ответ тишина. Ломался лед. Он ломался по всему городу.
— Езжай к Ратуше, — отозвался наконец Хультин.
Не имея ни малейшего понятия, зачем, Сёдерстедт ехал к Ратуше. Город был почти пустынным. Когда он подъезжал к Хантверкаргатан, снова прорезался Хультин:
— Всем! — завопил он в трубку. — Мы окружили домик в Танту. Собираемся на Линьягатан, в самом конце. Мы справимся сами. Все мои немедленно туда! Кроме Арто. Я перезвоню тебе.
Уже успевшая остыть «мазда», которую Йельм припарковал возле футбольного стадиона, тут же ожила. Йельм вдавил газ в пол, и Чавес почувствовал, как его тело вжалось в спинку сиденья.
Они приехали на место первыми. Там было совершенно пустынно. Поселок Тантулунден черным пятном выделялся среди городских кварталов. То тут, то там в маленьких дачных домиках на холме горел свет.
Где-то там наверху и Йоран Андерсон.
Они сидели в машине совершенно тихо. Ни слова, ни движения. Йельм курил сигарету. Чавес как будто не замечал этого.
К их машине подъехало такси. На какое-то короткое ужасное мгновение Йельму показалось, что это Андерсон приехал, чтобы «убрать» его, как он сказал в телефонном разговоре. Но из такси вышла Черстин Хольм. Она быстро прыгнула на заднее сиденье «мазды».
— Я прямо из аэропорта, — еле слышно сказала она. — Просить коротко рассказать, что я пропустила, сейчас глупо?
— У родителей Ани Парикка здесь дачный домик, — объяснил Йельм, почувствовав, как рука Черстин слегка дотронулась до его плеча. В ответ он коротко погладил ее руку. Затем их руки расстались.
«Вольво-турбо» ворвался в маленький проулочек, гордо носящий название улицы. Из машины выскочили Хультин и Нурландер и быстро пересели в «мазду». В ней стало тесновато.
— Скоро приедет Арто, привезет карту, — сказал Хультин, слегка кивнув головой в сторону Черстин. — Ты уже приехала? Отлично. Я нашел одного чиновника в Реестре земельной собственности. Надеюсь, Арто уже поработал с ним в архивах Ратуши.
— А мы не пропустим здесь нашего стрелка? — с тревогой произнес Йельм.
— Нет, — коротко ответил Хультин. Это «нет» означало многое.
Но прошло довольно много времени, прежде чем машина Сёдерстедта, подпрыгнув, затормозила на Линьягатан. Он вышел из нее с картой в руках. Все высыпали ему навстречу. Хультин выхватил у него карту и с минуту разглядывал ее.
— Лед тронулся? — спросил Сёдерстедт у Чавеса.
— Наконец-то, — подтвердил Чавес.
— Все ко мне! — крикнул Хультин. «Группа А» собралась вокруг карты. — Вот домик, — указал Хультин пальцем место на карте. — Все видят? Домик находится по другую сторону от маленькой тропинки почти на самой вершине холма. По этой самой тропинке мы и можем добраться до домика, если будем чертовски осторожны. Здесь есть дом напротив, а также дом совсем близко от нашей цели. Его дверь выходит вот сюда, то есть в другую сторону от домика Парикка. Это наш первый пункт назначения. Пост номер один. Один из вас пробирается туда первым и выясняет, есть ли какое-либо движение внутри домика нашей основной цели. Далее: рядом есть еще две дачки, которые могли бы стать точками наблюдения, и обе они расположены напротив домика-цели; к ним вы можете подобраться, если спуститесь с вершины холма, вот отсюда. Один из домиков находится наискось и выше домика-цели, это пост номер два, второй стоит под ним, на склоне возле улицы Хорнстулль, вот здесь, это пост номер три. Заняв эти три поста, мы окружим домик-цель так, что никто не сможет войти в него или выйти незамеченным. Наблюдательный пост номер один охватывает всю территорию перед домиком-целью вплоть до дорожки. Пост номер два дает нам вид сверху и большую часть вида сзади. Пост номер три — это вид снизу и чуть сзади. Поэтому на наблюдательный пост номер один мы отправим нашего первого человека. Вслед за ним пойдет еще один, поскольку это наш основной пункт. А затем по одному человеку на посты два и три. Все понятно? Командный пункт и общий сбор внизу, у склона. Там останутся Нурландер и я — как глава группы.
Трудно было понять, что почувствовал Нурландер: облегчение или огорчение. Но Хультин подсластил пилюлю, сказав:
— Роль Вигго — самая важная из всех. Он — ваша ближайшая огневая поддержка. А теперь: кто из вас сможет быстро и профессионально вскрыть замок?
Члены «Группы А» переглянулись.
— Я могу, — отозвался Чавес.
— О’кей, — сказал Хультин. — Ты пойдешь первым. За тобой следом Йельм. Когда мы доберемся до пункта сбора возле склона холма, ты полезешь наверх. Вначале придется карабкаться прямо по склону, но затем станет проще. Первый домик, до которого ты доберешься, виден с пункта сбора, он находится вот здесь. — Хультин все время указывал на карту и чертил оранжевым фломастером линию, которая слабо светилась в темноте. — Ты проходишь этот дом, за ним еще три, вот они, видишь? Тропинка поворачивает как раз над постом номер один, ты должен увидеть ее сразу, как только пройдешь четвертый дом. Как только ты увидел тропинку, домик-пост номер один должен оказаться прямо перед тобой. Все это касается и тебя, Пауль.
— Только один вопрос, — перебил его Йельм. — Мы точно знаем, что в домиках-постах никого нет?
Хультин повернулся к нему.
— Нет, не знаем, — ответил он. — С равной долей вероятности может быть и так, и сяк. Большинство хозяев бывают здесь только днем, копаются в своих огородах. Но существует риск, что наши посты могут быть заняты хозяевами. Тогда придется менять планы. К тому же твой маршрут пролегает через несколько других участков. Представь, что будет, если кто-нибудь окажется дома и начнет кричать, что мы топчем его драгоценные тюльпаны.
— Поэтому схема наших действий требует тишины и профессионализма, — помолчав, продолжал Хультин, не сводя с Йельма глаз. — Разве не может быть такого, чего я могу не учесть? Поэтому держитесь от домиков как можно дальше. Мы даже не можем объявить эвакуацию людей, потому что Андерсон сразу все поймет. Итак, пост номер два — Черстин, пост номер три — Арто. Вы уходите вместе с Йельмом, затем Хорхе подает знак с поста номер один, и вы берете влево от пункта сбора, прежде чем начать подниматься по склону. Вскоре вы наткнетесь на более широкую дорогу, вот здесь, и пойдете по ней в обход. Когда дорогу пересечет тропинка, вы начнете считать: первый, второй, третий, четвертый, пятый, шестой, седьмой, восьмой, девятый дом. Возле девятого дома Черстин проходит насквозь три участка. Третий дом — это пост номер два. Его дверь находится выше по склону и не должна быть видна из домика-цели. Арто минует еще четыре дома вдоль дорожки и доходит до того места, где она круто обрывается. Возле четвертого домика, после того, как Черстин сворачивает, чтобы пройти насквозь, ты тоже сворачиваешь. И здесь тебе придется считать — вплоть до третьего домика. Дверь этого дома может быть заметна из домика-цели. Необходимо осторожно вскрыть замок в темноте так, чтобы никто не увидел и не услышал.
Хультин сделал паузу. Затем кивнул головой, и все ринулись вверх по травяному склону по направлению к Тантулундену, лежавшему в черной, как смола, темноте, к этому тихому темному пятну посреди шумного светящегося города.
— Здесь будет общий пункт сбора, — прошептал Хультин, велев остановиться. Он развернул карту и раздал маленькие карманные фонарики и рации, которые достал из сумки на плече. — Используйте наушники. Держите мобильные телефоны включенными, как запасной вариант связи, но ради бога, звоните друг другу только в крайнем случае. Звонок телефона, конечно же, будет слышен. Даже фонарики даю вам только на крайний случай. Хорхе, Черстин и Арто, у вас есть с собой набор подходящих отмычек? У меня в моей полезной сумке найдется все.
И Хультин раздал каждому по связке отмычек.
— Ну, пошел! — обратился он к Чавесу.
Хорхе начал взбираться по склону и вскоре исчез из виду. Остальные ждали в течение пяти невыносимых минут. Затем в наушниках у каждого прозвучал голос Чавеса:
— О’кей, — переводя дыхание, прошептал он. — Пост номер один занят. Дом пуст, слава богу. Пауль, во втором доме, который ты будешь проходить, есть люди. Мужчина сидит на веранде и смотрит на залив. Тебе придется обойти дом сзади. В остальном всюду пусто. Что касается нашей цели, то на окнах в доме опущены черные шторы. Однако за ними несомненно угадывается какое-то движение. Кажется, что где-то внутри горит свет. Там Йоран Андерсон. Повторяю: наш человек в доме. Идите.
— Высылаю оставшееся подкрепление. Ничего не предпринимай, пока все не окажутся на своих местах. Это всё! — отдал приказания Хультин.
Хольм и Сёдерстедт свернули влево, а Йельм направился по следам Чавеса. Мужчина из второго домика уже ушел с веранды. Он в полной темноте возился в розовых кустах. Йельм присел позади этих кустов и прождал три минуты, которые показались ему часами. Мужчина виднелся как черный силуэт в темноте. Он был слегка под градусом и осторожно ковырялся в своих драгоценных розах. Йельм слышал в наушниках, что Черстин уже на своем посту, а затем пришел на свой пост и Арто. Их домики также оказались пустыми. Он слышал их напряженное ожидание, но не мог ничего поделать. Наконец мужчина прекратил свою странную ночную работу и вернулся на веранду. Он шумно переводил дыхание, и в этот момент Йельм пронесся за его спиной и подбежал к Чавесу, который смотрел на него широко раскрытыми глазами.
— Что случилось, черт возьми? — спросил он.
— Твоему дядечке вздумалось окапывать розы. Я сидел на корточках в кустах в двух метрах от него. Что-нибудь произошло? — спросил Йельм и передал по рации, что он на месте.
— Нет, — ответил Чавес в тот самый момент, как Хультин отвечал Йельму по рации:
— Хорошо. Никто из вас не видит какой-нибудь щели в шторах?
— Пост номер один, — ответил Чавес. — С этой стороны ничего не видно.
— Пост номер два, — отозвалась Хольм. — То же самое. Я вижу нашу цель хуже, чем я могла себе представить. Щель есть только в верхней части окна, там шторы чуть-чуть не доходят до притолоки.
— Пост номер три, — произнес Сёдерстедт. — Я вижу узкую полоску света сбоку от штор, ничего больше. В этом просвете никакого движения. Я скажу, как только что-нибудь замечу.
Йельм повернулся к Чавесу. Был виден только его силуэт.
— И откуда только ты мог узнать, что он там? — прошептал Йельм.
— Могу поклясться, что я видел в окне какое-то движение, — прошептал в ответ Чавес. — Да и Арто видит свет. Нет, черт побери, он наверняка там.
Маленький домик по ту сторону тропинки тонул в совершенной темноте. Ничто не указывало на то, что внутри кто-то есть.
Ночь была темной и зябкой. Маленький узкий серп луны едва светился. Отдельные звезды мерцали глубоко внутри черного неба. Казалось, они находятся в какой-то глуши, совсем вдали от города. «Как будто в родных краях Йорана Андерсона», — подумал Йельм.
Они дрожали от холода в темном доме.
Они ждали. Им казалось, будто они слышат, как думает Хультин, стоя под склоном холма. Никакого точного плана не было, это понимали все. План формировался в процессе.
— Может, пойти с ним на контакт? — спросил Йельм.
В ответ тишина.
— Возможно, у него заложники, — наконец задумчиво произнес Хультин. — Он с равной долей вероятности может сидеть в доме вместе с Альфом Рубеном Винге и Аней Парикка. Одно неосторожное слово может стоить заложникам жизни.
— С чего бы это ему вдруг брать заложников?
— Ну, ты ведь сам говорил ему об этом в телефонном разговоре. Если, конечно, Винге придет вместе с Аней Парикка. Он оставил в живых Хелену Брандберг, хотя это стоило ему кассеты. Он не хочет убивать Аню. У него есть свой список, которому он следует в точности. И вот сейчас он сидит в доме с одним человеком, который есть у него в списке, и с другим, которого в списке нет, и совершенно не знает, что ему делать.
В ответ снова тишина. Холодный порыв ветра пронесся мимо маленького домика, подняв в воздух ворох сухой травы. Она кружились в воздухе, словно в замедленной съемке.
— Есть вариант, — сказал по рации Йельм.
— Какой?
— Он ждет.
— Чего?
— Меня, — объяснил Пауль Йельм.
Воцарилось молчание. Шум проезжающих ночных машин время от времени возникал где-то на заднем фоне, чтобы затем потонуть в молчании, став его частью. Тихо ухнула сова. Но даже она была частью молчания.
Чавес слегка пошевелился. Он вынул пистолет.
Время совершенно остановилось.
В наушниках раздался трещащий голос:
— Я видел его, — сказал Арто Сёдерстедт. — Я видел дуло пистолета в просвете черной шторы. Он прошел мимо, я видел его какое-то короткое мгновение. Он делает обход.
Время сжималось. Долгие секунды глухо тикали в их головах.
Хультин молчал.
Решал.
В маленьком дачном домике — цели их миссии — снова было совершенно тихо. Но вдруг там зажегся какой-то тусклый свет, не то чтобы видимый, но ощутимый.
Там внутри кто-то есть, возможно, не один человек.
Вдруг зазвонил мобильный Йельма.
Обычно кажущийся тихим звонок сейчас взорвал тишину, словно оглушительный, отдающийся эхом бой курантов.
Йельм схватил трубку.
— Вот оно где зазвонило-то, так-так, — послышался голос Йорана Андерсона. — Я хорошо слышал. Значит, ты в доме напротив. Я ждал тебя.
Йельм долгое время не мог выдавить из себя ни звука. Затем изменившимся голосом, который он сам едва узнал, сказал только два слова:
— Они живы?
— Это как сказать. Девчонка напугана, но жива. А он выглядел мертвецом уже с самого его прихода.
Снова воцарилась пауза. Чавес поднес рацию к мобильному телефону. Разговор стал передаваться во все окружающие домики.
— Ну, и что ты хочешь? — спросил Йельм.
— Что-я-хочу? — иронично переспросил Йоран Андерсон. — Что ты хочешь?
Йельм сделал глубокий вдох.
— Я иду, — ответил он.
Теперь настал черед Йорана Андерсона взять паузу.
— Иди, — ответил он. — Но на этот раз никакого пистолета в заднем кармане. И никаких включенных раций.
Андерсон отсоединился.
— Ян-Улов? — произнес Йельм по рации.
— Тебе не обязательно идти туда, — ответил Хультин.
— Да, я понимаю, — сказал Йельм, отдавая Чавесу свое оружие. Затем он снял куртку и положил на пол рацию и мобильник.
Хорхе посмотрел на него сквозь темноту, опустил руку ему на плечо и прошептал:
— Если в течение нескольких секунд после того, как ты войдешь, я не услышу ни звука, я разобью левое окно и влезу в дом. Я жду снаружи.
Йельм кивнул, и они вдвоем вышли навстречу темноте. Хорхе остановился позади дома. А Йельм повернул за угол.
В одной футболке, заложив руки за голову, он пересек узкую тропинку между домиками. Эти несколько метров казались нескончаемыми. Йельм подумал, что ему должно было бы быть холодно.
На какое-то мгновение ему представилось, как он бежит вверх по лестнице конторы по делам иммигрантов в Халлунде.
Дверь слегка приоткрыта. Никого не видно. Только яркий свет.
Он поднялся на небольшую веранду и заглянул внутрь сквозь приоткрытую дверь. Он увидел висевший высоко на дверном косяке маленький мобильный телефон. Телефон звонил, и Йельм краем глаза заметил, как Чавес крадучись пересекает тропинку.
Свет настольной лампы светил очень слабо, но совершенно ослеплял привыкшие к темноте глаза Йельма. Прошло некоторое время, прежде чем он смог хоть что-то различить.
На полу в дальнем правом углу находились двое людей, связанные и с заклеенными скотчем ртами. Ярко-голубые глаза Ани Парикка были широко раскрыты, а глаза Альфа Рубена Винге, наоборот, закрыты. Она сидела, а он лежал рядом, свернувшись калачиком. Их тела не касались друг друга.
У левой стены стояла маленькая кровать, незастеленная.
«Любовное гнездышко!» — Как будто чья-то чужая мысль пронеслась в голове у Йельма.
На стуле слева от двери сидел Йоран Андерсон. Он выглядел точно так же, как и на фотографии, и слегка смущенно улыбался Йельму. В руке он держал пистолет Валерия Треплёва, снабженный глушителем. Он был направлен как раз в Йельма, стоящего в двух метрах от него.
— Закрой дверь, — проговорил Йоран Андерсон. — Пройди вперед и сядь вон туда на кровать.
Йельм сделал так, как ему было сказано.
— Так-так-так, — повторял Андерсон, не отводя пистолета. — А снайперы кружат здесь, между домиками Тантулунден, правильно я понимаю?
Йельм молчал. Он не знал, что ему отвечать.
— Ты помнишь, что я обещал сделать, если ты будешь преследовать Лену? — сказал Андерсон, слегка улыбаясь. — Я только что разговаривал с ней. Отсюда. Она не очень хорошо себя чувствует.
— Но вряд ли это из-за нас, правда? — осторожно спросил Йельм.
— Я спросил, помнишь ли ты, что я обещал сделать? — снова сказал Андерсон с некоторым нажимом.
— Я помню.
— И тем не менее ты пришел?
— Ты не убийца.
Йоран Андерсон рассмеялся.
— Довольно интересное определение человека, сжимающего в руке оружие, из которого были застрелены в упор пять человек.
— Хватит, — сказал Йельм. — Ты ведь и сам хочешь положить этому конец.
— Вот как? — спокойно спросил Андерсон.
— Я не знаю, когда именно это началось. Можно предполагать три разных момента. Ты их знаешь?
— Нет.
— Два первых убийства были идеальными преступлениями. Ни следа. Совершенно и профессионально. Затем вдруг, в гостиной Карлбергера, когда ты, как обычно, стоял в окружении чудесной музыки и вынимал пули из стены своим пинцетом, что-то произошло. Ты оставил одну пулю. О чем ты тогда подумал?
— Продолжай, — ответил Йоран Андерсон, не изменившись в лице.
— Затем ты взял долгую паузу, вынудившую нас сделать множество ошибочных выводов. Ты мог бы остановиться на этом и вернуться к своей беременной подруге.
— Ты действительно так думаешь?
— Откровенно говоря, нет, — сказал Йельм. — Тот, кто однажды убил человека, никогда не остается прежним. Поверь мне, я знаю. Но жить все-таки можно. Убери пистолет — и ты еще увидишь, как будет расти твой ребенок.
— Хватит об этом. Продолжай.
— Хорошо. Чтобы спланировать столь элегантные убийства, как первые три, тебе потребовалось время. Жертва должна была прийти домой поздно, в доме, кроме нее, никого не должно было быть. Да, и еще сроки. Ведь в обоих случаях между убийствами миновало всего два дня. Теперь тебе предстояло спланировать остальное. Хотя я удивляюсь — неужели тебе действительно пришлось составлять план нового убийства так долго, полтора месяца, с ночи на третье апреля и до семнадцатого-восемнадцатого мая? Что ты делал все это время? Сомневался? Раздумывал?
— Прежде всего я слушал. Как я уже говорил тебе по телефону. Я ездил в общественном транспорте, садился в вагоны метро, автобусы, маршрутки — везде, где люди разговаривали, я садился и слушал, слушал их идеи, их теории, их мысли и чувства. Возможно, ты прав, я сомневался. Но реакция людей вынуждала меня продолжать.
— Маленький вопрос, — перебил его Йельм. — Почему два выстрела в голову? Почему такая… симметрия?
— Ты же был в Фиттья, — усталым голосом ответил Андерсон. — Разве ты не посчитал патроны? Семнадцать членов правления, тридцать четыре патрона. Все время все сходится. Ты понимаешь, как все сходится? Бык из банка дал мне пистолет, за кассету с музыкой меня жестоко избили — и по две пули на каждого члена правления. Все точно. А два выстрела в голову — это самое надежное, если у тебя есть всего две пули. Очень просто.
— А потом ты оставил именно кассету. Ведь ты же мог успеть забрать ее, даже не убивая девушку? Но ты ее оставил. Почему? Она же была для тебя настоящим источником вдохновения. А потом? Без музыки стало невыносимо? Тебе приходилось заглядывать в свое сердце? А затем разговор со мной, в котором ты совершенно сознательно дал нам нить расследования. И вот, наконец, все это. Ты уже хорошо изучил привычки Винге, ты знал, что он приедет сюда вместе с Аней. И ты знал, что не должен убивать Аню. Ты сидел здесь точно так же, как обычно, ожидая свою жертву. Они могли свернуть в другую сторону, отправиться не в свое любовное гнездышко, а в какой-нибудь ресторан, и ты остался бы с носом. Но это не обычная гостиная в обычном доме. И ты хорошо знал, что Винге придет не один. Ты хотел, чтобы все оказались именно в той ситуации, в которой мы сейчас и находимся. Это твой собственный, возможно, неосознанный, но все же планомерно воплощенный замысел. Ты хотел, чтобы я пришел сюда. Почему именно я? И почему ты хотел создать именно такую ситуацию?
Йоран Андерсон поднял на него глаза. Только сейчас Йельм заметил, какая в них невероятная усталость. Усталость от всего.
— Хватит, — сказал он. — Хватит с меня всех этих странных совпадений. Этих пируэтов случайностей, которые я считал судьбой. Возможно, я и сейчас продолжаю так считать. Но вместе с музыкой исчезла мистерия. И именно ты, Пауль Йельм, был гвоздем в крышке моего гроба. Та пустая квартира, о которой я случайно услышал в разговоре, как оказалось, находилась по соседству с полицейским отделением в районе Фиттья. Ладно, все это было естественно, все вписывалось в большой узор. То, что драма с заложниками разыгралась там как раз одновременно с моим первым убийством и отвлекла на себя все внимание прессы, это тоже естественно. Все это помогало мне. Но когда оказалось, что именно ты поехал в мой дом в Альготсмоле разговаривать с Леной, что именно ты охотишься на меня, тогда я понял, что наши судьбы связаны. Я знаю, что ты едва не лишился работы в полиции из-за той истории с заложниками. Знаю, что ты, как и я несколько месяцев назад, смотрелся в зеркало в своем доме в Норсборге и не видел никакого отражения. Знаю, что ты чувствовал, как почва уходит у тебя из-под ног. Знаю, что ты ощущал перед собой пустоту, что от души желал убить все начальство полиции, потому что оно не заступилось за тебя, а вело за твоей спиной какую-то свою игру. Может быть, тебе даже хотелось убить всех начальников сразу. Понимаешь, как мы похожи? Мы простые шведы, и время наше ушло. Ничто из того, во что мы верили, больше не существует. Все изменилось, Пауль, и мы уже не успеваем за поворотами судьбы. Мы ставим на статичный мир, это так по-шведски, мы с молоком матери впитали мысль, что все всегда должно оставаться одним и тем же. Мы те самые листы бумаги, которые перечеркнули буквой «z», потому что сочли, что они пустые. И возможно, так оно и есть. Мы пустые.
Йоран Андерсон поднялся и продолжил:
— Когда в следующий раз ты посмотришься в зеркало, Пауль, ты увидишь там меня. Я буду жить в тебе.
Пауль Йельм молча сидел на кровати. Ему нечего было сказать. Он не в силах был говорить.
— Если позволишь, — произнес Йоран Андерсон, — я хотел бы закончить партию в дартс.
Он вытащил из кармана рулетку и дротик для дартса. Положив дротик на стол перед собой, он стал отползать, нацелив пистолет на Йельма, к двум связанным фигурам в углу. От неподвижного массивного тела Альфа Рубена Винге он отмерил определенное расстояние, сделал на полу отметку чуть в стороне от стула и вернулся назад. Сел, положил рулетку на пол, взял дротик и взвесил его в руке.
— Ты знаешь, как играют в пятьсот одно, — сказал он. — Нужно идти от 501 очка до нуля. Когда в банке я встретился с Бычьим глазом, мне оставался один бросок до выхода. Он у меня остается до сих пор. А я никогда не оставлял партию недоигранной. Ты знаешь, что такое выход?
Йельм не отвечал. Он просто смотрел.
Андерсон занес дротик.
— Чтобы дойти точно до нуля, нужно попадать в определенные сектора внутри зоны удвоения. Именно так я сейчас и должен метнуть дротик. Но обычно игра длится меньше четырех месяцев.
Он поднялся и подошел к отметке на полу.
— 237 сантиметров. Ровно столько, сколько я отмерил в гостиной.
Андерсон занес дротик, прицелившись в Йельма. Йельм просто смотрел на него. Аня Парикка в ужасе наблюдала эту сцену. Даже Винге приоткрыл глаза. Они тоже были устремлены на дротик.
— Это тот самый дротик, который я пятнадцатого февраля вытащил из глаза Быка дома в Альготсмоле, — сказал Андерсон. — Настало время для выхода.
И он метнул дротик в Альфа Рубена Винге. Дротик попал в живот. Глаза Винге широко раскрылись, но из заклеенного скотчем рта не вырвалось ни звука.
— Зона удвоения, — пояснил Йоран Андерсон. — Выход. Игра закончена. Очень длинная партия.
Он снова подошел к Йельму и сел на корточки рядом с кроватью. Его пистолет все еще был направлен на полицейского.
— Когда я играю, — спокойно произнес Йоран Андерсон, — я становлюсь очень сосредоточенным. А когда игра заканчивается, я снова становлюсь обычным. Напряжение исчезает. И я могу окунуться в будни с новыми силами.
Йельм все еще не мог разомкнуть губ и не произнес ни слова.
— А будни, — продолжал Йоран Андерсон, — будни означают смерть. Я бы очень хотел, чтобы ты подхватил мое тело, когда оно упадет.
Он засунул глушитель пистолета себе в рот. Йельм не мог пошевелиться. «Окаменевший освободитель заложников», — мелькнуло у него в мозгу.
— Выход, — невнятно объявил Йоран Андерсон.
Прогремел выстрел.
Звук вроде бы оказался громче, чем ожидалось.
Андерсон упал прямо на Йельма. Тот подхватил его тело. Ему показалось, что стекающая по нему кровь была его собственной.
Он посмотрел на окно над Аней и Винге. Повсюду валялись осколки стекла. Шторы были разорваны. Черная голова Хорхе Чавеса виднелась в проеме окна.
— Плечо, — констатировал он.
— Аа, — только и смог вымолвить Йоран Андерсон.
