Маг с Явы

Данаос Коста

Глава 6. УРОКИ, КОТОРЫЕ НАДО ВЫУЧИТЬ

 

 

ЭКЗАМЕН

Когда в следующий раз я увидел Учителя, шел сильный дождь. Джона не было целую неделю. Он уезжал за город по делам. Я провел это время, путешествуя, читая и обдумывая уроки предыдущих встреч. Поездки меня не слишком развлекали – я уже изучил всю страну, а город, в котором жил Джон, ничем не выделялся. Джон позвонил сразу, как вернулся. Вечером я по обыкновению взял такси до его дома – мне не терпелось снова увидеть его.

Я стряхнул капли дождя с плаща и вошел. В доме было много людей и царило возбуждение. Казалось, все ждут начала вечеринки. Джон приветствовал меня возгласом:

– Коста! Сегодня тебе везет. Я буду экзаменовать двух учеников, переходящих на Второй Уровень. Мы как раз готовимся.

Прежде я ни разу не наблюдал подобного экзамена, так что моментально почувствовал волнение. Ради такого стоило ждать неделю. Наверное, самое важное в возможностях моего Учителя были приобретенные им навыки, те, что он способен передать другим. Этим вечером я впервые увижу такую передачу опыта. Надо заметить, что в принципе не каждый может стать таким, как Джон Чан, как не каждый может стать олимпийским чемпионом; хотя практически любого здорового человека можно научить бегать, а если уж не бегать, то, по крайней мере, тренироваться. Второй Уровень – что-то в этом роде. Почти любой желающий, проявляя упорство и дисциплинированность, может завершить его (хотя у некоторых такой процесс занимает более пятидесяти лет). Однако стать таким, как Чан-шифу, удается одному из тысячи.

Так или иначе, я страстно желал увидеть, что могут делать эти двое.

Они одни не выглядели радостными. Оба явно нервничали, то и дело удалялись в туалет или выходили на балкон, чтобы ненадолго углубиться в медитацию и восстановить контроль над своим разумом и телом. Мне сказали, что ученикам неизвестно, когда начнется экзамен. Джон обычно сам выбирает время и место и говорит: «Пора». Это означает начало теста – считают, что надо застать ученика врасплох, так у него вырабатывается готовность к любым происшествиям в реальной жизни.

Я был рад, что не нахожусь на их месте. Один выглядел особенно потерянным.

Тем временем события начали разворачиваться. Один из присутствующих, знакомый мне, вдруг стал громко протестовать против чего-то. Другой ученик, вероятно более старший, не обратил на это никакого внимания. Он взял у моего знакомого пачку сигарет, вытряхнул содержимое, вернул хозяину, а пачку оставил себе. Курильщик с угрюмым видом переместился в угол, рассовывая сигареты в карман. Затем старший ученик достал еще две пустые пачки и поставил все три на столе в ряд – так, чтобы мы видели названия фирм.

Это было задание для экзаменуемого. Ему предстояло передвинуть пачки с помощью телекинеза, отойдя не менее чем на четыре фута.

Джон подошел ко мне.

– Ты понимаешь, чем мы здесь занимаемся? – спросил он. Я кивнул. – Им нужно передвинуть пачки, находясь на расстоянии, равном длине пяти предплечий; это наша традиция.

Он взглянул на мою руку с длинными пальцами и усмехнулся.

– В твоем случае это расстояние составило бы более полутора ярдов.

Я смутился к его явному удовольствию.

Джон был большим шутником. Как-то мы ехали в лифте еще с двумя десятками человек. Дело было в торговом центре: застекленный лифт перевозил посетителей с этажа на этаж. Внутри лифта были стальные перильца, на которые люди ставили сумки. Мы с Джоном собирались перекусить в ресторанчике на последнем этаже.

Вдруг по перильцам прошел сильный разряд. Одна из женщин вскрикнула, и все мы отшатнулись, испугавшись короткого замыкания. Джон тоже отпрянул, но мне хватило беглого взгляда, чтобы заметить сдерживаемую с трудом усмешку и понять, что же произошло. Это он послал импульс биоэнергии через металл! Лифтер попросил всех держаться подальше от загородки, а как только мы достигли верхнего этажа, вызвал по рации техников и отключил лифт.

Что ж, это было забавно.

Итак, ученики страшно нервничали. Им требовалось сдвинуть все три пачки, чтобы сдать экзамен.

Первый приступил к испытанию. После того как были измерены его предплечье и кисть, на полу провели черту, через которую он не должен был переступать. Джон сам встал на эту линию и строго посмотрел на приближающегося ученика, чтобы убедиться, что тот не посмеет сжульничать. Экзаменуемый остановился перед чертой в позе всадника, поднял ладонь, сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться, и начал.

Он направлял свою энергию ци через ладонь на пачки из-под сигарет. Одна из них упала.

– Не вышло, – прошептал человек передо мной. – Сейчас еще раз попробует.

Джон сделал ученику замечание, и тот предпринял новую попытку. На этот раз в нем чувствовалась решимость; он знал, что может выполнить задание. Он сильно сконцентрировался и толкнул. Все три пачки упали. Одна даже свалилась со стола. Экзамен был сдан.

Перед проверкой второго ученика устроили небольшой перерыв, и мне разрешили подойти к месту испытания.

– О'кей, Коста, – сказал Джон. – Давай-ка проинспектируй тут!

Он был прав. Я выискивал магниты, проволоку, вентиляторы, что-нибудь электрическое или химическое со всем умением, полученным за двенадцать лет инженерного труда. Ничего. Стол был деревянный; я приподнял его. Под ним не было ни проволок, ни веревок. Только пачки от сигарет – и все; они были целы, разве что пустые. Я вынул из нагрудного кармана маленький компас, который всегда ношу с собой, живя на Востоке, и с его помощью исследовал стол и все вокруг. Никаких магнитов, хотя бы следов намагниченности, не обнаруживалось. Не находил я и признаков каких-либо химикатов. Комната была прекрасно освещена, и все происходило на наших глазах. Никаких фокусов-покусов.

Проверка моя была излишней; я делал это скорее для присутствующих, чем для себя. У меня не было никаких сомнений в том, что я увижу. В любом случае у собравшихся не было причин меня обманывать.

– Я хотел бы осмотреть все еще раз после окончания экзамена, – сказал я Джону, и он охотно согласился.

Подошел черед следующего ученика; он очень нервничал. Всем, кроме меня, было ясно, что у него ничего не выйдет. Повторили процедуру обмера, начертили новую линию; ученик, как перед ним первый экзаменуемый, занял свое место.

И провалился. Ничего не произошло.

Джон подбодрил его, посоветовал расслабиться и повторить попытку.

Тот попробовал, но опять безуспешно. Слишком он был возбужден. Я думал, его остановят, но ошибся.

Джон разрешил ему уменьшить расстояние до ярда; на этот раз пачки не просто упали, а отлетели со стола на землю на добрый ярд. В тот момент я понял кое-что важное: область феноменов, связанных с этим действием, убывает по экспоненте. На графике это выглядит так:

«Когда-нибудь я нарисую схему и опишу этот процесс», – подумал я. И даже представил, как это сделаю.

Ученику дали еще один шанс. Вновь неудача. Джон велел ему остановиться. Он будет сдавать другой экзамен на следующий год, но пока его возможности не выявлены; с момента провала тебя считают негодным и не допускают к новым заданиям.

– Ну и что еще ты хочешь проверить? – спросил Джон.

Я вынул перочинный ножик и разрезал пополам пустую пачку. Фольги внутри не было, стало быть, на нее никак не могли воздействовать силой магнетизма. Я опять сделал это для других, а не для себя; казалось, всем было очень важно, чтобы я убедился в том, что ничего не подстроено, и мне пришлось доказать, что я действительно убедился.

У меня хорошо получались такие вещи. В прошлом году один из друзей Джона попытался разыграть меня. Он дал мне пластинку жевательной резинки, а потом спросил, хочу ли я почувствовать его силу. Я ответил утвердительно, и он погрузил обертку от жвачки в воду.

– Теперь возьми ее и сожми, – сказал он.

Мне не потребовался осуждающий взгляд Джона, чтобы понять, что меня дурачат; опустив обертку в воду, человек выдал себя. «Щелочной металл», – подумал я, и лишь притворился, что сжал руку. Обертка была покрыта воском; сдавливание разрушило бы это покрытие и позволило бы натрию реагировать с водой, выделяя интенсивное тепло.

Шутник пришел в замешательство; он ожидал, что я брошу обертку от боли. Я расстроил его своей безмятежностью.

– Можешь разжать руку, если жжет, – сказал он. – Не доводи до ожога.

– Мне вовсе не жжет, – заверил я невинно. – Смотри! – Я отдал ему обертку, которую аккуратно скатал в шарик. На его лице появилось озадаченное выражение. Он взял обертку и сжал ее как можно сильнее. Он сморщился и бросил ее. Потом с удивлением посмотрел на меня – почему фокус не сработал с иностранцем?

Джон был в восторге. Итак, в вечер экзамена я знал, что необходимо убедить их в своей вере в реальность происходящего, а потому разрезал пачку.

– Сколько времени вы занимались? – спросил я у человека, который прошел испытание.

– Около двенадцати лет, – сказал он.

– И сколько тратили в день на тренировки?

– Всего один час. Потому и понадобилось столько времени. Но что я мог поделать? Приходилось работать, чтобы жить.

Подошел Джон и долго разговаривал с учеником. Он хорошенько отчитал его, а затем отпустил и подозвал меня.

– Я сказал ему, что теперь он должен быть очень осторожен, – объяснил Джон. – Когда ты заканчиваешь Второй Уровень, твоя энергия ци готова устремиться дальше. Чаще всего ею управляют твои эмоции. Если теперь ему случится ударить со зла кого-нибудь, то энергия ци столкнется с телом того человека и сокрушит его сердце. Наступит смерть.

– А если он ударит противника по руке? – спросил я.

– Неважно, куда он ударит. Энергия ци в любом случае перейдет в сердце жертвы, и это вызовет смерть. И знаешь, ни одна западная клиника не сможет помочь тому, кого так ударили. Он умрет в течение суток, если кто-нибудь вроде меня его не вылечит.

– Ты прав. Он должен быть теперь очень осторожен.

– Да. Когда мы учим новичков кунфу, то всегда двигаемся медленно и без приложения силы. Безопасность превыше всего. Люди смотрят и думают, что мы слабы; ужасная ошибка.

– Шифу, что они делали, чтобы передвигать предметы? Это удалось им с помощью собственной силы, или вы им немного помогли?

Он удивленно посмотрел на меня.

– Я немного помог им, как ты говоришь. Они могут пропустить энергию ци через свое тело, но это всего лишь мужская энергия ци ян-ци. Во время экзамена я вызвал в себе женскую энергию ци – инь-ци и действовал как противоположное поле, стоя по другую сторону от пачек. Это стимулировало их ян-ци распространиться до моего инь-ци, что и позволило сдвинуть пачки из-под сигарет. Вообще-то этот экзамен показывает, насколько хорошо развита у ученика его мужская энергия ци.

– Понятно. Итак, если они ударят кого-то, то передадут ему свою энергию ци. Чтобы сделать это, они должны дотронуться до человека, да?

– Да. Потому что они все еще используют только ян-ци. Чтобы толкнуть кого-то на расстоянии, необходимо использовать инь и ян вместе. Это уже Четвертый Уровень.

– Шифу, – спросил я, – с точки зрения физиологии в чем разница между тем, что я недавно видел, и Четвертым Уровнем?

Мы подошли к столу, и Джон начал набрасывать для меня рисунки на листке бумаги.

– Смотри, – сказал он, – я уже говорил тебе, что на Первом Уровне ты всего лишь заполняешь свое «киноварное поле» – даньтянь мужской энергией ци, так? На это уходит восемьдесят один час чистой медитации. К тому же в начале ученик не может надолго сконцентрироваться. Возможно, просидев час, он проведет в медитации всего одну целую три десятых минуты. Это означает, он медитировал только две целых две десятых процента времени. Таким образом, если он будет сидеть по часу в день, ему понадобится десять лет тренировок, чтобы набрать восемьдесят один час медитации.

– А в чем суть медитации? – спросил я.

– Медитация – это состояние, при котором нет мыслей и чувства времени. Если ты думаешь о чем-нибудь, значит, ты не медитируешь. Если осознаешь самого себя, то также не медитируешь. Ты должен стать как ребенок в утробе матери. Медитация – грань между сном и бодрствованием, между сознанием и бессознательным состоянием.

– Очень сложно.

– Не так уж сложно, Коста. Ты подолгу медитировал, когда был эмбрионом и младенцем, и теперь проходишь через это состояние, когда засыпаешь. Надо лишь вспомнить, как это происходит.

Я почувствовал себя неловко.

– А как насчет Второго Уровня? – спросил я, чтобы сменить тему.

– На Втором Уровне мы наполняем каналы тела энергией ян-ци, одновременно формируя энергию ци в нашем даньтянь. И тогда становимся способны вытолкнуть из тела ян-ци – но пока еще не в пространство. Когда ученик становится достаточно искусен в этом, он может сдать экзамен, который ты наблюдал нынешним вечером.

– А Третий Уровень?

– Третий Уровень пройти очень трудно. Требуется по крайней мере три часа непрерывных тренировок каждый день, а возможно, даже больше.

– Вы не хотите говорить об этом; что ж, разумно. А Четвертый Уровень?

– Четвертый Уровень – рубеж, с которого мы начинаем использовать инь и ян вместе. Когда ты завершаешь Четвертый Уровень, оба начала – и мужское и женское – помещаются в твоем даньтянь. Вот так. И он нарисовал схему:

– Похоже на символ инь-ян, – сказал я. Он кивнул. – Почему же в популярной литературе в центрах окружностей рисуют две точки и говорят, что в инь есть ян и наоборот?

– Не знаю. Думаю, со временем знания перепутались под влиянием политических событий. Хотя, может быть, я не прав.

«Вряд ли», – подумал я. А вслух сказал:

– Многие пишут, что инь со временем переходит в ян и так далее

– Не все так просто, как кажется, – ответил он.

– Пишут еще, что человек развивается от инь и ян, к тай-ци.

– Это и есть тай-ци. Все правильно.

– ... и оттуда уже к у-ци, – закончил я.

– Что такое у-ци? – спросил он.

Я был поражен. То, что произошло, можно было бы сравнить только с тем, что пророк Магомет спросил бы у мусульманина, кто такой Аллах. У-ци – главная концепция даосизма, и о ней меня спросил человек, которого я считал главой даосизма.

– Мм... у-ци – ну это что-то между инь и ян, – произнёс я, запинаясь, и нарисовал на бумаге:

– Ясно. Никогда не видел ничего подобного, – признался Джон.

– Но все книги по даосизму на это ссылаются, – сказал я. – Это решающий шаг, когда человеческая сущность возвращается к Истоку.

– Ясно. Я тебе много раз говорил, что я не даос. – Он поднял руку, чтобы я не перебивал его. – Да, я знаю, знаю. В моем учении много вещей, которые, безусловно, относятся к даосизму, и мои Учителя пришли с даосской горы. У тебя есть все основания, чтобы запутаться. Однако, я себя, считаю просто профессионалом нэйгун. – Он посмотрел на круг, который я нарисовал. – В нашей школе человек никогда не может стать таким. Люди – это те, кто может закончить Четвертый Уровень, вот и все. Стремись к тай-ци на всем пути к Семьдесят Второму Уровню. Мы не придерживаемся концепции у-ци. Возможно, другие школы, такие как Маошань или У Тан [10], нашли метод, чтобы достичь у-ци, но я ничего не знаю об этом, и не видел тому примера. Так или иначе, мы приверженцы школы Мои не стремимся к у-ци. Что еще ты прочел?

«Много разных переводов, – подумал я, – но сейчас не время говорить об этом».

– Проблема печатного слова в том, что на бумаге каждый пишет, что хочет, Джон, – сказал я.

– Хорошо, – ты сам напишешь книгу.

– Вы серьёзно?

– Да. Я хочу поведать людям об энергии ци – что она реальна и какова ее природа. Хочу, чтобы они знали, что цигун и нэйгун – это не фокусы-покусы, а наука.

«Ну и ну! – подумал я. – Пришла пора повеселиться».

 

Китайская история

Незадолго до смерти Ляо-шифу часто читал лекции двум своим ученикам о поведении, соответствующем даосским канонам, которых придерживался его клан. В один из вечеров произошел такой случай.

Джон Чан, тогда двадцатилетний, сидел у ног Учителя со своим соучеником Чань Тяньсунем. Ляо-шифу должен был покинуть Китай в течение месяца, после этого он прожил еще два месяца.

– Скажи, Джон, если бы мы трое страдали от смертельной болезни и вдруг в твоей руке появилась бы бутылка с лекарством, которое может ее вылечить, что бы ты сделал? – спросил Ляо-шифу. – Знай ты, что в бутылке хватит лекарства, чтобы вылечить только одного, а двое других должны умереть?

Джон не колебался ни минуты. Только одна забота уже давно терзала его сердце и разум. Он любил старика страстно, беззаветно и не мог сказать ему об этом. Учитель был для него больше, чем отец, он был частью древней китайской культуры. По конфуцианской этике, которая доминировала в китайском обществе с тех пор, как умер Конфуций, не следовало выражать нежные чувства, которые он испытывал к Учителю. Уважение и преданность почитались, но любовь оставалась уделом поэтов. Хотя Ляо-шифу был даосом, он все еще сдерживал себя; английский лорд мог бы гордиться таким самообладанием.

Джон был человеком нового времени, но при этом китайцем; на его мысли и чувства влияли многие культуры, в том числе информация, поступавшая с Запада. По сути, у него было много вариантов поведения в обществе. Ляо-шифу сказал, что скоро умрет, а потому уедет в Китай, чтобы в последний раз увидеть свой дом. Как мог он сказать старику, что любит его, что тот заменил ему отца? Просто прийти и сказать было невозможно. Но что, если этот миг дает ему единственный шанс выразить свои чувства?

– Я бы отдал бутылку с лекарством вам, Ляо-шифу, – сказал он с глубоким волнением.

«Боже мой, – подумал старый Учитель. – Как объяснить этому мальчику, что он должен подняться выше своих эмоций, приоритетов и неприязней и быть полезным Вселенной целиком? Как научить его, что истинная любовь приходит с небес, что человек может только приблизиться к этому чувству? Он должен ставить человечность выше своей любви или желания!» Внезапно Ляо-шифу понял, что должен делать, и ожесточил свое сердце.

Старик стремительно вскочил и ударил ученика; он сшиб Джона с ног с такой силой, что юноша отлетел в другой конец комнаты. По-видимому, Ляо-шифу был взбешен услышанными словами.

– Поскольку ты слушал свое сердце, а не разум, на этот раз я прощу тебя, – сказал он Джону. – Я так сильно ударил тебя, и теперь ты запомнишь этот случай на всю жизнь. Правда в том, что если бы на самом деле такое лекарство существовало, то мы сражались бы друг с другом за право выпить его, потому что жизнь – самое драгоценное из сокровищ, и никто по доброй воле не откажется от нее. То, что это лекарство оказалось в твоих руках, означает, что тебе выпала судьба принять его; поэтому только ты – и никто другой – должен выпить лекарство. Сначала определи свое место, а потом можешь помогать другим! Понял?

Джон кивнул. Он и вправду не забыл этот урок.

 

СИЛА

В ту ночь я не мог уснуть. Чем больше я думал о написании книги, тем больше понимал, какая это проблема. Текст должен будет сочетаться с видеозаписью. Как убедить людей в реальности того, что они увидят на пленке? Почти все подумают, что это мошенничество, устроенное с помощью спецэффектов и какого-нибудь добровольца. А я был ученым, инженером, с врожденной неприязнью ко всяким космическим пришельцам и прочему необъяснимому. О да, как и все остальные, я с увлечением смотрел «Секретные материалы», но по-настоящему интересовался реальностью, а не выдумками.

– Знаете, не думаю, что написать книгу – хорошая мысль, – сказал я Джону после некоторого раздумья (в принципе тут и думать было нечего, такой я испытал страх). Я был рационалистом: книга вызовет серьезный резонанс, очень трудно предвидеть все случайности. Более всего я стремился оградить Учителя от вторжения в его жизнь. Вместе с тем мне хотелось, чтобы информация, которой я обладаю, стала обычным научным знанием хотя бы для того, чтобы уберечь людей от полуправды.

Идея обрушилась на меня посреди ночи, как тонна кирпичей, и я вскочил вне себя от волнения. Я понял, как это сделать! Решение пришло ко мне во сне. Джон получит книгу, а люди поймут, что мир не такой скучный и серый, каким его представляет наше материалистическое общество.

Джон тоже был ученым, только немного иного рода. Он был частью китайских мифов и легенд, но это было только на руку. По опыту своей родины я знал: до того как Шлиман начал раскопки в Гиссарлыке, многие исследователи XIX века считали Трою мифом; многие именитые ученые так же неистово опровергали теорию, согласно которой жители Микен были греками, до тех пор, пока в 1952 году Вентрис не расшифровал линейное письмо Б. Все эти люди ошибались, и только несколько мечтателей, которые осмеливались противостоять им, оказались правы. И в наши дни научное сообщество не воспринимает ничего, что выходит за рамки утвердившихся норм, и частенько борется с незнакомым с пеной у рта. В 1600 году инквизиция сожгла на столбе Джордано Бруно за предположение, что Солнце, а не Земля, является центром Солнечной системы. Интересно, не попытается ли ученый мир и меня сжечь таким же образом?

«Ну и пусть», – подумал я. Джордано Бруно был прямодушным итальянцем, а я коварный грек и использую Троянского коня, чтобы разрушить их стены.

Джон был творцом легенд, это правда, но он былнастоящим, так же как Троя была на самом деле, так же как микенские греки действительно существовали.

Что такое наука, в конце концов? Наш западный подход опирается на два основных положения: тщательное и объективное наблюдение и воспроизводимые результаты. Пока я придерживаюсь этих критериев, мои выводы можно ставить под сомнение, но нельзя огульно отрицать.

Я был уверен, что Джон совсем не склонен ходить по местным университетам и устраивать там демонстрации для профессоров; впрочем, я тоже этого не хотел. Тем не менее, существовал прецедент, на который я рассчитывал. В 1978 году в национальном парке Серенгети были найдены отпечатки ног. Им было три с половиной миллиона лет, и они неопровержимо доказывали, что первые гоминиды ходили прямо и едва ли не лучше, чем современный человек. Следы обнаружили в вулканическом пепле, который вскрылся после тысячелетней эрозии; отпечатки были очень хрупкие и не могли долго храниться. Чтобы скопировать их, группа ученых сделала гипсовые образцы и тщательно сфотографировала их. Желая сохранить следы, исследователи вновь покрыли их слоем песка, что привело к пагубным результатам. Песок, который они использовали, был пригоден для местной африканской растительности; в итоге на нем выросли акации, и корни их разрушили отпечатки, которые так старались уберечь. И все же на основе гипсовых образцов и фотографий было написано бесчисленное множество работ. А сколько человек видели настоящие следы собственными глазами? Возможно, меньше дюжины. Однако никто не сомневался, что следы существуют (или, по крайней мере, существовали), уже потому, что доказать их наличие можно было, заново расчистив площадку.

Метод «захоронения документального источника» был распространен также у археологов в моей родной Греции. Страна существует уже 5 000 лет, повсюду руины; трудно было, закладывая фундаменты, не найти хоть что-нибудь. Поэтому, когда строительство только начиналось и обнажились руины, стали приглашать археологов; обычно они просто фотографировали и описывали территорию, покрывали ее защитным составом и разрешали продолжать стройку. При этом хватало свидетелей, которые ходили вокруг, так что никто не сомневался в подлинности этого места и не подозревал, что кто-то все выдумал.

Итак, я знал, что тысячи людей видели Джона и готовы подтвердить его способности в суде. Он сам может в любое время продемонстрировать их, если захочет. Я понимал: все, что мне нужно сделать, это зафиксировать документально факты проявления его силы и запомнить учеников, которые могут быть надежными свидетелями перед присяжными, и успех мне обеспечен. Важно очень тщательно выбрать очевидца – такого, с которым никто не посмеет спорить.

Я был так взволнован, что на следующее утро без приглашения устремился к его дому, даже не позвонив заранее. Это было ошибкой, обычно я так не делал. Было десять часов, и Джон еще не переоделся. В пижаме он выглядел так, будто по нему проехал грузовик.

– Я не мог заснуть всю ночь, – сказал он. – У меня в спальне сломался кондиционер.

Он налил себе чашку кофе, а я расхохотался, не в силах сдержать себя. «Джон Чан – человек контрастов», – подумал я. Человек, который так поздно встает, он же йог, способный по собственному желанию остановить сердце. Однажды он провел восемь дней в медитации, после чего еле дышал, а показатели жизнедеятельности его организма были настолько слабы, что доктор собирался объявить его умершим. Теперь я понимал, насколько этот человек важен для человечества; он первый подобный персонаж в истории. С одной стороны, он может быть душой компании, проводить дни, смотря футбол или заключая прибыльные международные сделки по поставкам промышленных товаров; с другой стороны, он счастлив в уединении, нося простую хлопковую одежду, которая не пропускает ни жар, ни холод. Это человек, который может одним ударом убить медведя; человек, который провел два года вдали от всего мира, в горной пещере, практикуясь в медитации (питаясь кореньями и травами); человек, который разговаривает с духами и исцеляет парализованных...

Поистине он человек двух миров.

– Я знаю, как поступить с твоей книгой, – сказал я.

Он уставился на меня. Сейчас его больше интересовала чашка кофе. Я уловил направление его мыслей: «Почему бы тебе не сбегать куда-нибудь и не поиграть в игрушки, малыш». Я широко улыбнулся, и вдруг он рассмеялся вместе со мной.

– Ладно, рассказывай, – сказал он. Я изложил свой замысел.

Он был раздражен.

– Все понятно, – сказал он. – Знаешь, я могу устраивать демонстрации только перед учениками или пациентами.

– Что ж, это камень преткновения. Я подумаю, как быть с этим.

– И я не могу зарабатывать деньги своими опытами. Если ты снимешь меня на пленку, я не должен получить с этого ни гроша. Помни о моей клятве.

– Что ж, пожертвуй деньги на благотворительность.

Он бросил на меня испытующий взгляд. Идея ему понравилась.

– Знаешь, – сказал он, отпивая кофе, – я всегда хотел построить приют для сирот. – Джон выпрямился и взглянул на меня с интересом. – Если только знать, что его не продадут, – продолжил он. – Нэйгун всегда был только для избранных. Можешь себе представить обычного человека, ежедневно проводящего часы в тренировках?

– Нет, – ответил я, – но обычный человек не изучает и ядерную физику. И это не значит, что не существует таких вещей, как атомные электростанции.

Он улыбнулся и отхлебнул кофе.

– Будем надеяться, что твой пример не самый подходящий и то, что случилось с ядерной энергией, не случится с нэйгуном.

– Ты имеешь в виду возможность производить разрушительное действие?

– Да.

– Не думаю, что так произойдет. Даже если все откроется до конца и станет доступным для всего человечества. Меня больше заботит, как не нарушить твое уединение.

– Об этом не беспокойся, Коста.

– Я имею в виду, что репортеры со всех концов света станут тебе докучать.

– Они не смогут войти в дом, если я им не позволю, а если будут очень надоедливыми и несговорчивыми, я отправлю их обратно.

Джон был большим шутником, но вместе с тем человеком со сверхъестественными способностями; я пожалел бедных журналистов, которых ожидало нечто исключительное.

– Кроме того, к тебе будут приходить тысячи больных, надеющихся на исцеление.

– Но ты же не собираешься сообщить в книге мой адрес?

– Конечно, нет.

– Вот и хорошо. Тогда, если больные смогут меня найти, значит, это судьба, и мне будет приятно помочь им, как я всегда и делал.

Джон принимал с десяток пациентов в день, обычно по утрам. Я хотел удостовериться, что он понял – число их может возрасти до пятидесяти в день. Он остался невозмутим.

– Я и раньше все это предполагал, Коста. Но это пустяки. Настоящей проблемой будут китайцы, которые могут приехать и вызвать меня на поединок.

– Что? – изумился я.

– В Китае существует, по крайней мере, десять таких Учителей, как я, – сказал он. – Один из них или все сразу могут прибыть сюда, чтобы сразиться со мной.

– Почему? Зачем, черт возьми?

– Потому что такова традиция.

– Ты меня разыгрываешь!

Теперь пришла очередь Джона повеселиться; я разгорячился.

– Не надо упрекать меня, Коста, – сказал он. – Я прекрасно тебя понимаю. Но ты снова доказал, что не знаешь китайскую культуру. К сожалению, мы, китайцы, в массе своей расисты и националисты. Есть вероятность, что многие Учителя кунфу будут оскорблены тем, что мы откроем нашу тайную китайскую науку любопытному Западу. Сейчас это действительно не имеет значения. Оскорбленные, возможно, сами не владеют всей истиной. Кроме того, в Китае есть традиция, что один Учитель кунфу может вызвать другого на поединок, чтобы определить, чья школа сильнее; многие мастера боевых искусств не возражают против этого и следуют правилу без колебаний. Словом, можно всего ожидать. Понимаешь? Одно из моих желаний – представить китайскому народу пять учеников, закончивших Четвертый Уровень, по одному от каждой человеческой расы. Я хотел бы пойти еще дальше и воспитать по одному такому ученику в каждой стране. Как и ты, я верю, что человечеству пришло время двигаться вперед и преодолеть свою ограниченность. Но в Китае многие люди, совершенствующиеся в традиционных искусствах, придерживаются иных взглядов. Некоторые из таких мастеров гораздо сильнее меня; тем не менее, ты не должен их бояться, Коста. До тех пор пока я не причиню им вреда, они ничего плохого мне не сделают.

– Это как в истории о Ляо-шифу, когда он, будучи на Сороковом Уровне, напал на Лима, который был на Пятьдесят Первом, – сказал я. – Лим даже не обратил на это внимания.

– Да, – подтвердил он. – Это как если бы ребенок напал на взрослого мужчину. Настоящая опасность исходит от тех, кто находится на Уровне, отличном от моего на пять ступеней в ту или иную сторону, потому что тогда он захочет сражаться. В этом случае он использует боевую технику, а не способности, связанные с достигнутым Уровнем силы. – Он глотнул кофе и добавил мягко: – Один из нас может умереть.

«Черт возьми, – подумал я. – Ты слишком ценишь человечество, если берешь на себя подобный риск».

– Как такое может быть, чтобы некоторые из этих продвинутых людей до сих пор остались настолько глупыми? – спросил я.

– Не торопись судить, – ответил он. – Многие из них живут в глухих районах Китая и не общаются с современным миром. Традиции – все, что они знают.

Я подумал о телевизионном сериале «Горец». Дуэль бессмертных возобновляется... Как глупо!

В этот момент в комнату вошел один из учеников Джона. Он снимал обувь у порога и слышал конец нашего разговора.

Я знал этого человека. Он был учеником Третьего Уровня, мастером кунфу стиля «богомол» и весьма хорошим бойцом.

– Почему ты против честного боя? – спросил он меня.

– Потому что бой ради боя – это чушь! – почти закричал я. – Мы, греки, отказались от этой дурости после Троянской войны, а она была более трех тысяч лет назад! Вот почему мы первые придумали Олимпийские игры; мы устали от наших смельчаков, которые убивали друг друга просто для того, чтобы выяснить, кто из них лучший боец.

– А что, если бы я тебя вызвал?

– На смертный бой?

– Необязательно.

– Тогда я бы дрался с тобой с противоречивыми чувствами и прежде всего заботился о том, чтобы ни я, ни ты не пострадал. Например, я лучше бы проиграл, чем ранил тебя.

Я покривил душой. На самом деле я не стерпел бы и принял вызов как всякий настоящий боец. В одной драке я поранил даже нескольких человек. Тем не менее после каждого такого события я чувствовал боль в животе. И все же сейчас я высказывал не свою точку зрения.

– А если бы я вызвал тебя на смертный поединок?

– Для чего? Просто чтобы узнать, кто из нас лучший боец? Я воспринял бы это как агрессию и обрушил бы на тебя весь свой арсенал. Использовал бы технологии, и химию, и современную технику до тех пор, пока не убил бы тебя. И при случае застрелил бы тебя в темноте с расстояния двухсот ярдов из снайперской винтовки; я учился стрелять.

– А если бы у нас с тобой были личные разногласия? Серьезные личные разногласия?

Я поморщился – он меня победил. По правде говоря, я сторонник дуэлей и немного жалею, что они теперь вне закона. По моему мнению, дуэли были запрещены правящими классами прошлого столетия, чтобы защитить от расправы свое слабое потомство. Однако я пытался убедить других, что сражаться не на жизнь, а на смерть только для того, чтобы понять, кто более искусный боец, – предельно глупо. Зачем драться, если можно стать друзьями и вместе пропустить пару кружек пива?..

– Тогда мы сражались бы лицом к лицу, – прорычал я. Он рассмеялся.

– На Востоке у вас, греков, репутация жестоких воинов – и в прошлые века, и сейчас. Твой народ завоевал уважение – например, в Корее.

– Да, черт возьми, стоит сражаться за жизнь и за свой дом, чтобы защитить невинных, но не просто для того, чтобы выпендриться! Никогда!

Джон был недоволен моей вспышкой. Он поднялся и вышел. А когда вернулся, я уже успокоился.

– Представьте, – предложил я, – что будет, если четверо или пятеро таких людей, как вы, соберутся вместе и станут работать в согласии – например, как западный университет или исследовательский центр– вместо того, чтобы драться друг с другом? Представьте, что будет, если вы начнете делиться опытом друг с другом?

– Я хотел того же, Коста, – сказал он тихо. – Дважды я ездил по Китаю в поисках таких людей, как я, надеясь найти брата. Но оба раза поиски оказались безуспешными.

– Но теперь вы знаете об их существовании? – спросил я.

– Да, – ответил он. – Двух знаю наверняка и чувствую присутствие еще восьмерых. Думаю, их, по крайней мере, десять.

Учитель снова сел.

– Несколько лет назад, – сказал Джон, – трое из моих учеников Третьего Уровня поехали в Китай и провели там месяц в поисках профессионалов нэйгуна. Они искали их повсюду, Коста, – в даосских центрах, в храме Шаолинь, в больших городах. Но никого не нашли, совсем никого. Под конец, за день до того как они собирались уезжать, один владелец магазина в Пекине сказал им: «Эй, я слышал, вы ищете мастеров нэйгуна. Что ж, приходите в такой-то парк в четыре утра. Один старик там упражняется в тайцзи-цюань; он настоящий мастер». И вот они пошли в назначенное место и спрятались в кустах неподалеку. Ровно в четыре часа появился пожилой человек и начал тренироваться. Закончив занятия, он подошел к огромной каменной глыбе (очевидцы утверждали, что она была в ярд высотой) и сунул руку прямо в нее. Затем отошел и с расстояния примерно в десять или более ярдов ударил по ней с помощью энергии ци. Глыба раскололась надвое. Мои ученики вышли из укрытия и преклонили перед стариком колени, прося позволения поговорить с ним, но он проигнорировал их и ушел; они не посмели остановить его. Конечно, старик знал, что они подсматривали за ним, и просто хотел, чтобы они поняли, как мало умеют – не больше, чем ребенок.

– Шифу, – спросил я, – а эти люди понимают, как устроен мир и что им управляет? Знают ли они, насколько большой вклад могут внести? Не исключено, что с их помощью мы в силах предотвратить несчастья для всех человеческих рас. Вы и еще десять таких, как вы, должны работать вместе!

– Коста, ты наивный мечтатель, – сказал он. – Ты ждешь, что, встретившись, мы вдруг станем хорошими друзьями и создадим новую науку вне традиций прошлого?

– Почему бы и нет? Вас осталось так мало, что каждый драгоценен и вне всякой конкуренции. Почему бы не создать новую науку? Как Йодо в фильме Джорджа Лукаса «Звездные войны», который создал уникальную технологию благодаря внутреннему совершенству. Взять надо лучшее из обоих миров, шифу.

Он улыбнулся.

– Это хорошая мечта, Коста, – сказал он. – К сожалению, я не единственный, кого тебе необходимо убедить.

– Хотите знать, во что я верю? – спросил я. К моему огорчению, оба застонали.

– Я не уверен, что хочу, – засмеялся Джон. – Но думаю, у нас нет выбора. Так что излагай.

– По моему мнению, человечество идет по двум разным дорогам, – начал я. – На Западе у нас доминирует мужской – ян – подход, направленный на внешнюю среду. Мы изменяем и приспосабливаем окружающую природу под собственные интересы. Наша наука – мужская наука, наши жизни – мужские жизни. На Востоке у вас женский – инь – подход, устремленный внутрь. Вы изменяете и тренируете тела и ум, чтобы стать сильными и искусными в той среде, которую уже создала для вас природа, вы стараетесь достичь высших возможностей, не изменяя ничего вовне. Оба подхода – и западный, и восточный – подразумевают развитие силы, но пока мы следуем различными путями, и ни тот ни другой не является единственно верным и полным. Итак, пришло время для воссоединения мужского и женского начал, как это происходит на Четвертом Уровне. Человечеству пора развивать инь-ян гун.

Я хотел еще много чего сказать им, но языковой барьер не позволил сделать это. Интуитивно я знал, что они поняли суть сказанного, однако остались некоторые детали, которые я страстно желал обсудить с ними. Мы слишком далеко зашли у себя на Западе, и пришло время таких людей, как Джон, последних настоящих представителей другого полюса развития человека, которые могут спасти нас от нас же самих.

Процесс индустриализации для человеческой расы, с одной стороны, безусловно, благодеяние. Но с другой – бедствие. Он позволил нам достичь высот технологического развития. Но он также отделил ремесленников от продукта их труда, положил начало долгому процессу отчуждения людей друг от друга и от окружающего мира. По сути, и индустриализация, и защита интересов потребителя основывались на изоляции, разобщении. Каждый индивид вносит свой маленький вклад; только люди, находящиеся в высших сферах общества, могут соединить все эти вклады. Однако Восток – и даосизм в особенности – результат синтеза; они были в единстве с миром, в котором индивид черпал свою силу. Истинный даос не возводил стену между собой и миром, человеком и кем-либо другим. Мы должны выучить все это заново. Пришло время.

– Смотри, – доброжелательно сказал Джон. – Все мы подходим к жизни так, что выявляется, кто мы есть в действительности. И никак иначе. Порой жизнь испытывает нас, открывает наши слабости. Профессионалы кунфу не исключение; иногда обстоятельства вынуждают нас сражаться друг с другом; это наша судьба, если так тебе больше нравится. Такие люди не являются злом. Это просто их способ испытать самих себя. Можешь ты это понять?

Я продолжал думать о сериале «Горец».

– Понять я могу, – ответил я, – но не соглашаюсь с твоими выводами.

– Интересно, – неожиданно произнес Джон, после чего поднялся и ушел.

– Знаешь, – заговорщицки сказал ученик, – в молодости Джон сам постоянно вызывал других, и его тоже вызывали. Он всегда сражался; никогда не отказывался от вызова. Я сам тому пример. Я тренировался и учился стилю «богомол»; вызвал Джона, потому что не верил историям, которые про него рассказывали. Он победил меня, и с тех пор я стал его учеником.

– Что произошло?

– А как ты думаешь? Невозможно сражаться с кем-то, обладающим такой силой, как у него. Для него это было все равно, что драться с ребенком.

– Но он не ранил тебя.

– Конечно, нет! Хочешь, расскажу историю типичного вызова?

– Еще бы!

– Джон уехал в США, в Калифорнию, потому что услышал, что в китайской общине есть люди, которые обладают энергией ци. Он искал их повсюду, но никого не нашел. В конце концов он отыскал одного парня в Сан-Франциско, который был мастером цигун. Джон попросил показать, на что тот способен. Парень взял два глиняных горшка, по одному в каждую руку, и, выдохнув со всех сил, сдавил их. Горшки разлетелись на куски. Молодой человек посмотрел на Джона, но он ничего не сказал. Тогда юноша взял гвоздь и загнал его в стол кулаком. Но и тогда Джон промолчал. Затем парень попросил своего ученика принести мачете, после чего начал делать дыхательную гимнастику (цигун), которая называется «железная рубашка», и попросил ученика напасть на него с мачете. Ученик не смог нанести ему ни одного повреждения. Тут Джон повернулся к одному из своих учеников, которого взял с собой, и отослал его с каким-то поручением. Потом он обратился к мастеру цигун: «Закончили?». «Да», – ответил тот, довольно холодно. «Хорошо. У тебя есть какие-нибудь монеты?» – «Монеты? Какие именно?» – «О, любые подойдут». – Человек дал ему два квотера. Джон положил их на ладонь и сжал руку. Затем отдал их обратно разломанными пополам. При виде этого парень вытаращил глаза. «У тебя есть палочки для еды?» – спросил Джон. Человек нашел палочку, и Джон вогнал ее ладонью в стол прямо рядом с гвоздем. Мастер цигун молчал. Затем вернулся ученик Джона; ему удалось найти острую бритву в местном магазине ножей. Джон дал бритву мастеру цигун и попросил резать его без опаски. Но как ни старался тот человек, он не мог поранить Джона, даже приложив все свои силы.

– А что случилось потом? – спросил я.

– Ничего. Этот парень проиграл состязание.

– Он стал учеником Джона?

– Нет. Он был слишком гордый.

– Знаешь, почему тот человек проиграл? – спросил Джон, незаметно подошедший сзади. Оказывается, он слушал наш разговор.

– Потому что обладал только ян-ци? – предположил я.

– Верно. Он был добросовестным практиком, но не владел полной информацией. То, чем он занимался, – цигун, но не нэйгун. Человек может тренироваться всю жизнь и не продвинуться ни на шаг, если тренируется неправильно. Неважно, сколько ты тренируешься; важно, как ты это делаешь.

– Для нас на Западе, – сказал я, – медитация – это сложно.

– Да, – подтвердил он. – В наше время трудно оставаться в неподвижности, но усидчивость – ключ к успеху. Нас чересчур возбуждает окружающая среда. Трудно думать о настоящем, не так ли? Мы всегда смотрим вперед или оглядываемся назад, беспокоимся об этом, злимся. Ты должен сохранить свой разум в том времени, в котором находишься сейчас, а не там, где был когда-то или где хочешь побывать.

– Как же это сделать?

– Не могу тебе сказать. Каждый должен найти собственный путь.

«Великолепно, – подумал я. – Надеюсь, когда-нибудь это мне удастся». Я спросил:

– Шифу, Четвертый Уровень завершается именно медитацией, не так ли?

– Да, – сказал он. – Медитация наиболее важна. Ты балансируешь на грани сознательного и бессознательного состояния. Ныне мы отключились от лимфатической системы, спинного мозга и сконцентрировались исключительно на головном мозге и простой логике. Но это противоречит нашей природе и ограничивает наши возможности. Все равно что использовать только одну руку, имея обе.

– Но как можно не поддаваться стрессам и бешеным ритмам, которыми наполнена наша жизнь? – спросил я.

– Сложно. Тебе необходимо сделать сознательный выбор, соответствующий твоему стилю жизни. Например, чтобы закончить Четвертый Уровень, я ушел на год из дома в джунгли. Я сделал это, чтобы достичь состояния полного покоя. Я вел простую жизнь, что очень важно. Твой мозг должен упорно пытаться соединить инь и ян. Мне удалось завершить Четвертый Уровень через год после окончания Третьего.

– Как это было?

– Становишься очень слабым, возможно, даже более слабым, чем в самом начале тренировок. Соединяешь два центра – позитивный и негативный – вместе, как любовников. В первый раз, когда мне удалось соединить их, сила была настолько мощной, что я ослабел, как уже говорил тебе. Но книга о внутренней энергии, которую дал мне мой Учитель, гласила: «Игнорируй боль. Не обращай на нее внимания; в противном случае она только усилится». Я последовал этому совету, но при следующей попытке вновь не смог устоять. Только с третьего раза я ухватил силу и продержался с ней десять минут. После этого она уже была моей.

– И вы стали тем, кем являетесь сейчас? Он засмеялся.

– Конечно, нет! Мне по-прежнему нужно было развиваться, Коста. Знаешь, когда находишься на Четвертом Уровне, надо потеть и бороться пятнадцать минут, чтобы заставить силу выйти наружу. Только окончив Пятый Уровень, я начал применять ее.

– Что ж, в животе у тебя есть батарейка, но по-прежнему необходимо подключать провода.

– Безусловно! И твоя мощь зависит от того, сколько проводов ты поначалу можешь подключить.

– Поначалу?

– Да. Затем все становится гораздо сложнее.

– Но когда человек завершает Четвертый Уровень, он становится сянь, то есть бессмертным, правильно?

– Я так не считаю. Я думаю, что человеку необходимо завершить более Тридцати Уровней, чтобы стать сянь.

Я хотел спросить почему, но понял, что Джон не в настроении продолжать разговор. Его сын Иоганн спас положение; он вошел и позвал отца сыграть партию в пинг-понг.

Джон никогда не мог отклонить вызов.