Миссис Уилсон отказалась добавить хоть слово. Никакие мольбы подвердить, узнала ли она нападавшего, не помогли. Потерянный ребенок был теперь ее единственной заботой. Она изложила нам свои условия помощи, и мы были вынуждены их принять.

Мы с Рори мало говорили о возвращении в Лондон. Мы оба устали, и нам пришлось спешить на поезд. Когда я сидела в вагоне, ощущая толчки колес и прислушиваясь к звуку гудящего двигателя, я начала осознавать масштабы наших невиданных нарушений. Мы украли автомобиль работодателя, хотя теперь он был возвращен, и мы отсутствовали целый день без разрешения. И что мы могли противопоставить этому? Нападение на миссис Уилсон было очень реальным, но все остальное было предположением и догадкой. По горькому опыту я знала, как на это отреагирует мистер Бертрам. Я украдкой бросила взгляд на профиль Рори. Его лицо было мрачным.

— Сожалеешь? — спросила я, и слова резко заскрежетали у меня в горле.

Его лицо слегка смягчилось. — Нет, девочка. Мы сделали то, что должны. И будь, что будет.

— Тебе не нужно было, — сказала я.

— Да, но я не мог позволить тебе делать это одной, не так ли?

Двойное бремя вины и ответственности легло на мои плечи, и к тому времени, когда мы добрались до Лондона, они давили так сильно — я боялась, что не смогу стоять прямо.

Когда мы вернулись в отель, было время предобеденного чая. Поездка на поезде оставила меня растрепанной и грязной, я не чувствовала себя готовой встретиться с мистером Бертрамом в столь неряшливом виде. Я предложила оставить на стойке регистрации для него сообщение, что мы вернулись и будем ждать его в любое удобное для него время после обеда.

— Хорошая идея, — одобрил Рори. — Он обязан злиться. Но если он злой и голодный, у нас нет шансов заставить его выслушать нас.

— Я могу увидеть его одна, — сказала я.

Рори покачал головой. — Это потребует присутствия нас обоих. Не каждый день ты говоришь мужчине, что у него есть незаконнорожденная сестра.

— Мертвая незаконнорожденная сестра, — поправила я. — Я только надеюсь, что он поверит нам.

Одна из роскоши проживания в отеле, независимо от того, насколько небольшая комната вам была предоставлена, это горячая вода когда угодно. После того, как я погрузила свое утомленное тело в ее тепло, я поняла, насколько голодна. Я позвонила портье и попросила прислать мне омлет и салат. Заодно я спросила, есть ли какое-нибудь сообщение для меня, и мне ответили, что нет.

Я почти закончила легкий и пышный омлет, достойный миссис Дейтон, когда моя дверь без стука открылась. Мистер Бертрам стоял в дверях с бутылкой вина и двумя бокалами в руке. Я приподнялась, но он отмахнулся. — Не беспокойтесь, Эфимия. Вы, очевидно, больше не работаете на меня, поэтому я принес вам бокал вина, чтобы выпить за ваши новые начинания. Должен ли я пожелать вам и мистеру МакЛеоду счастья?

Я сразу увидела, что это была не первая бутылка, которую он откупорил сегодня вечером. — Нет, ничего такого, — осторожно сказала я. — Я искренне надеюсь остаться в вашем штате. У меня есть очень важная информация для вас. Мне жаль, что я не могла довериться вам раньше, но вы были заняты похоронами бедной мисс Уилтон.

Мистер Бертрам сел напротив меня. Хотя моя комната была более чем достаточной, чтобы вместить маленький стол и два стула, а также спальную мебель, она внезапно показалась тесной. Он поставил бокалы и небрежно налил вино из открытой бутылки в оба бокала. — Где служанка научилась говорить, как вы? — спросил он. — Ричард думает, что вы высококлассная куртизанка, которая изучает новый вариант карьеры. Он надеется, что вы оставите праведный путь и вернетесь к своей истинной природе. Но я думаю, что вы девственница. Я прав?

— Боже мой, мистер Бертрам! Вы не можете задавать мне такие вопросы!

— Почему? — Он наклонился над столом, и я увидела, как его глаза блестят от выпитого. — Почему я не могу задавать вам непристойные вопросы? Вы сочли возможным украсть мой автомобиль и гонять по стране со слугами моего брата, что любой порядочный человек счел бы аморальным.

— Мы одолжили машину, но я не делала ничего аморального. Я клянусь. — я выкинула из головы, как сильно я наслаждалась рукой Рори на моей руке. По сравнению с тем, что я собиралась рассказать мистеру Бертраму, это казалось незначительным и далеким.

— Я всегда слушаю вас, не так ли? — продолжал мистер Бертрам. — До того, как вы переступили наш порог, моя семья была счастлива. Отец был жив. Кузен Джордж был жив. Наши друзья никогда не были свидетелями убийства под нашим кровом. Мы с братом и сестрой были дружелюбны. Мама разговаривала со мной. Знаете, Эфимия, с тех пор как она уехала в Брайтон, моя мать больше не общалась со мной? Она выразила мнение, что я попал в низкую компанию, которая манипулирует мной. Она имеет в виду вас.

— Я собираюсь позвонить, чтобы принесли кофе. — Я была в ярости, но сдерживалась, не желая дать мистеру Бертраму бой, которого он так явно искал. — Мне есть, что вам сказать, и было бы лучше, если бы вы были трезвым.

— Не могу дождаться, чтобы услышать. — сказал Бертрам, откидываясь на спинку стула. — Ваши рассказы достойны романа.

— О, прекратите, — я начинала злиться. — Они не так плохи.

— Собираетесь ли вы призвать Рори МакЛеода на помощь?

Я колебалась. Я очень хотела, чтобы Рори помог мне объяснить ситуацию, но боялась, что его присутствие разожжет огонь еще больше. — Нет, — я сказала. — Я думаю, что мы должны сначала уладить вопросы между нами.

— Так что же происходит в этот раз, Эфимия?

— Я подожду, пока вы выпьете свой кофе, — холодно отрезала я.

И я так и сделала. Хотя он и насмехался и произносил в мой адрес слова и комментарии, которые я не хочу вспоминать. Мой отец никогда не злоупотреблял алкоголем, но беседовал со мной о пороках употребления слишком большого количества вина. Он говорил, что это приводит несчастного человека к конфликту с самим собой и направляет его злобу наружу, нацеленную разрушить невинных. Я цеплялась за это воспоминание, а не прислушивалась к потоку мерзостей, произнесенных мистером Бертрамом. Я видела в его страданиях мужчину, сильно горевавшего о женщине, которая умерла, находясь на его попечении. Ему было вдвойне хуже, чем мне.

Я ждала, пока он не закончит свою третью чашку. К этому времени он начал хмуриться. Я надеялась, что это признак того, что он осознал, как плохо себя вел.

— Сожалею, что взяла автомобиль. Мне нужно было посетить приют в деревне. Мистер Эдвард прислал мне адрес, хотя он не сказал или, возможно, точно не знал, почему. Он только сказал мне, что ваш отец делал пожертвования этому приюту вплоть до своей смерти.

— Я подозревал, что вы проигнорировали мой приказ об Эдварде, — угрюмо сказал Бертрам. — Но зачем моему отцу такое делать?

— Это детский приют, и работающая там женщина сказала нам, что заботилась о племяннице вашего отца, Софи, до ее перевода в лондонское заведение.

— Какая племянница? Все мои кузены — мужчины.

— Приют, в который ее перевели, был целью расследования мисс Уилтон.

— Что вы сказали?

— Я надеюсь, что полиция вернула записную книжку Беатрис вам или ее семье.

— Мне ничего не дали. — Бертрам вытер лицо носовым платком. — Я фантазирую или вы предполагаете, что эта Софи может быть ребенком моего отца? И что он поместил ее в учреждение, чтобы скрыть правду?

Я покачала головой. — Она была тем, что называют «шестимесячным ребенком». Простой и ласковой, но неспособной жить в реальном мире.

— Но ее мать?

— Миссис Уилсон до недавнего времени считала, что девочка умерла при рождении.

— Боже! Неужели мой отец мог быть таким злодеем!

— Может быть, — мягко сказала я, — он ошибочно полагал, что был добр, позволяя ей поверить, что ребенка больше нет.

— Вы уверены, Эфемия, что это правда?

Я отметила, что несмотря на все разногласия между нами, он не считал, что я могу лгать или пытаться шантажировать его. — Все аккуратно встает на свои места, — продолжала я. — Думаю, что Беатрис заподозрила существование Софи и толкнула стакан, чтобы увидеть реакцию миссис Уилсон. Конечно, я не могу знать наверняка, но надеюсь, что ее записи подтвердят это.

— Но как она узнала?

— Не имею представления, но миссис Уилсон — это ее мы посетили вчера — признает, что был ребенок. Она говорит, что у нее есть несколько семейных бумаг, способных раскрыть ряд загадок, к которым мы прикоснулись. Она передаст их нам, если мы раскроем тайну того, что случилось с Софи.

— Но вам уже известно, что с ней случилось, — не понял Бертрам.

— Мне очень жаль говорить вам, — тихо сказала я, — но ваша сводная сестра недавно умерла.

— Как?

Я беспомощно покачала головой.

— О, нет, — воскликнул Бертрам. — Вы не собираетесь сказать мне, что нападение миссис Уилсон, смерть мисс Уилтон и смерть Софи связаны между собой? Вы не скажете мне, что подозреваете…?

— Убийство, — произнесла я. — Да, я боюсь, что так и есть.

Именно в этот момент Бертрам согласился вызвать Рори, и мы снова и снова перебирали все детали. Я не могу сказать, что мы продвинулись в этом вопросе, за исключением того, что заставили г-на Бертрама наконец признать: есть серьезные основания для беспокойства и необходимо провести расследование.

— Я не оправдываю ваши поступки, — сказал он, — но я признаю, что вы оба действовали в интересах семьи. — Он сосредоточил свое внимание на Рори. — Мы с Эфимией подозревали моего старшего брата в более чем одном гнусном поступке, но я не могу представить, чтобы он убивал или устраивал убийство своей сводной сестры.

— Разве это невероятнее, чем убийство собственного отца? — спросила я.

— Доказательств не было, — защищался Бертрам.

Я понимала. Когда-то, в пылу горя и страсти к справедливости, он был уверен в вине своего брата. С течением времени пыл утих, и он, как и большинство мужчин, стремился найти легкое решение.

— Вы слышали, как он спорил с миссис Уилсон в тот вечер, когда на нее было совершено нападение, — сказал Бертрам. — Возможно ли, что он не знал? Что откровение, которое Беатрис развязала, застало его врасплох? Мой отец умер внезапно. Возможно, он намеревался рассказать нам, или по крайней мере Ричарду, о Софи, но не успел.

— Вы думаете, миссис Уилсон ошибалась, считая, что он знал? — спросил Рори. — Миссис Уилсон говорила то же самое.

Бертрам нетерпеливо кивнул.

— При всем уважении, сэр, вам не кажется, что это подтолкнуло бы его к действиям?

— Но это не имеет смысла, — возразила я. — Она не будет иметь права на что-либо по завещанию, не так ли?

Бертрам покачал головой. — Не будь она умственно отсталой, возможно, но нет, вообще ничего. Единственное требование к семье было бы моральным. Конечно, Ричард, избегая нежелательной для члена парламента огласки, должен был бы заплатить ей или миссис Уилсон, Но он достаточно богат, чтобы это не имело значения.

— Беатрис хотела написать историю об этом, — напомнила я. — И она убедила вас помочь ей.

Бертрам опустил голову на руки. — Я знаю. Я знаю. Я завел ее в опасность. Моя жалкая, жалкая семья.

Рори кашлянул. — Возможно, мы все должны разойтись сейчас, сэр. Это был долгий день, и нам есть над чем подумать.

— Да, — одобрила я. — Думаю, это было бы разумно. Если бы вы могли попросить на время записную книжку Беатрис у полиции или ее семьи — у кого бы она ни была — это может прояснить ситуацию.

— Мне нужно подумать. Надеюсь, что после всего этого у меня будет повод поблагодарить вас обоих. Я согласен с тем, что вас заботили интересы справедливости.

И с этим Бертрам неуверенно вышел из комнаты.

— Ох, эти Стэплфорды, — сказал Рори. — Они заставляют меня сожалеть, что я когда-либо приехал на юг из нагорья. Я отправляюсь в постель, и ты должна сделать то же самое, девочка. Без сомнения, у тебя утром будет хороший план.

То, как он произнес «хороший», свидетельствовало — он думал, что это будет что угодно, но не хорошо. Я не могла не согласиться. Я спала бесспокойно, волнуясь о том, что принесет утро.

Я проснулась навстречу ослепительному дню с захватывающим дух синим небом, заглядывающим сквозь мои шторы. Посмотрев в окно, я увидела, как жители города бодро спешат по своим делам, которые всегда появляются в такой солнечный день. Это напомнило мне, что несмотра ни на что, мир продолжает вращаться. А также, что всего несколько дней назад мисс Уилтон смотрела бы на утреннюю суету из своей комнаты, не подозревая, что это последнеe место, где она спала, и что она никогда не увидит свой дом.

Борясь с унылым настроением, я спустилась в зал для завтраков. Бертрам уже сидел за столом. Я не была уверена в протоколе, теперь, когда Беатрис ушла. Но это было публичное место, и я выдавала себя за ее компаньонку, поэтому я села рядом с ним. Рори, конечно, как дворецкий, не смог присоединиться к нам.

Мистер Бертрам решительно срезал верхнюю часть яйца. — Я решил, каким должен быть наш следующий шаг. Мы с Эфимией посетим приют доктора Фрэнка и напрямую узнаем, что случилось с Софи. Я скажу, что только недавно узнал о ее существовании, и хочу услышать, что с ней случилось.

— Это очень прямой курс действий, — сказала я.

— На стойке регистрации мы оставим записку, в которой говорится, куда мы уехали. Вы также можете отправить сообщение Эдварду, если хотите. Я упомяну это, если ситуация покажется угрожающей. Видите, я все обдумал.

— Но если приют каким-либо образом причастен к ее смерти, что заставляет вас думать, что они это признают? — спросила я. — Мы уже встречались с доктором Фрэнком. Он прекрасно знал, кто вы, и не проявил ни малейших признаков защиты или нервозности.

— Он не позволил нам осмотреть приют, как ни настаивала Беатрис, — ответил Бертрам.

— Но я не думаю, что это разрешено сейчас, — возразила я. — Доктор сказал нам, что есть эксперты, которые проверяют их и могут нагрянуть с осмотром в любое время.

Бертрам вздохнул. — Вы очень наивны, Эфимия. Скромная взятка нужному человеку гарантирует, что приют заранее уведомлен о таких посещениях. Клерки зарабатывают очень мало денег.

— Я чувствую, что это опасно, сэр.

— Ну, я поеду после завтрака, — отрезал мистер Бертрам. — Вы можете поехать со мной или подождать в отеле, как вам угодно. Пока что вы и Рори провели все расследования. Однако это семейное дело, и я должен заняться этим лично.

Его челюсть была упрямо выдвинута. Знакомое выражение, которое я видела на его лице, когда он отказывался слушать мои предупреждения о подвале Уайт-Орчардс. — Я поеду с вами, — сказала я. — Пожалуйста, дайте мне несколько минут, чтобы подготовиться.

Я вернулась в свою комнату и схватила пальто. Затем я поспешила к регистрационной стойке. Мистера Бертрама не было видно. С помощью моего друга, консьержа, я получила от оператора нужный номер. Моя рука дрожала, когда я держала телефон. После бесконечного ожидания мне ответили.

— Могу я поговорить с миссис Мейсон, пожалуйста?

— Могу я спросить, по какому вопросу? — спросил вежливый женский голос.

— Я посетила приют два дня назад. Моя дочь, возможно, присоединится к вам. Мне бы не хотелось называть свое имя.

— Конечно, мэм.

После нескольких щелчков раздался голос миссис Мейсон. — Чем я могу помочь, моя дорогая?

— Я не могу принять окончательноe решение. Меня мучает мысль о том, что будет дальше. Когда она вырастет. Интересно, можно ли поговорить с одним из ваших подопечных, который перешел на следующий этап?

— Понятно, — миссис Мейсон колебалась. — Существует проблема конфиденциальности.

— Конечно, но вы упомянули кого-то — Эми, не так ли? Подруга Софи?

— Да, упоминала, и что же?

— Мне было интересно, находится ли она в том же приюте, в который перевели Софи.

— Я не слышала, чтобы она переехала.

— Мне хотелось бы с ней поговорить, но может быть, она слишком расстроена, чтобы увидеться со мной. Что случилось с Софи недавно?

На другом конце телефона послышалось дыхание.

— Семья не говорит об этом, — быстро добавила я. — Точно так же, я представляю, они не будут говорить о моей дочери, когда придет ее время. — Мне удалось жалобно всхлипнуть.

— Вы так любезно учитываете чувства Алисы. Алиса, а не Эми. Я не знаю, как она это воспримет. Иногда эти простые души воспринимают вопросы жизни и смерти гораздо легче, чем мы.

— Так что это случилось недавно, — догадалась я.

— Очень, — сказала миссис Мейсон. — Не хочу быть грубой, но я чувствую, что уже сказала больше, чем должна. Даю вам слово: если вы решите разместить свою дочь с нами, я позабочусь о том, чтобы ей был обеспечен самый высокий уровень заботы и внимания.

— Не сомневаюсь в этом, — искренне заверила я. — Спасибо.

Я закончила телефонный разговор и села в одно из кресел в фойе в ожидании Бертрама. Я чувствовала невероятную вину, но, по крайней мере, теперь у меня был план. Это было намного лучше, чем предлагал мистер Бертрам, но это было также намного, намного более опасно.