Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны. Не избежал и я этой участи. Только успели высохнуть чернила на моей докладной, как пришли грустные известия с Украины: в конце декабря татары прорвали линию укреплений между крепостями Святого Михаила и Слободской, разделились на небольшие отряды и принялись грабить окрестные поселения.

Наперерез татарам выступили малочисленные команды полковников Штокмана и Мельгунова, им удалось перехватить часть возвращающихся с богатой добычей неприятельских войск, но основные силы противника, захватив много пленников и скота, преспокойно ушли к Перекопу, раскопав и разломав вал защитной линии.

Говорят, на Миниха было страшно смотреть. Он не знал, как оправдаться, ссылался на огромную протяжённость границы и на леность запорожцев, которые не соизволили своевременно предупредить о набеге.

Императрица потребовала 'примерно наказать неприятеля', и тогда в наш план пришлось внести изменения. О немедленном заключении мира теперь можно и не мечтать. После такого успеха турки отклонят любое предложение.

Я засел за карты, вертел их так и эдак. Ясно, что набег татар продиктован в первую очередь желанием реванша. Разъяренный турецкий султан, которого задело за живое взятие русскими Азова, вышиб с крымского престола старенького хана Каплан-Гирея и заменил его храбрым и опытным Фети-Гиреем. Новому правителю Крыма надо показать себя, чем он и стал усердно заниматься. По всей вероятности нас ждут новые набеги. Пока что 'один-ноль' в пользу Фети-Гирея, однако ситуацию можно переломить.

Мотивы поведения хана ясны. Попробуем на этом сыграть. Набеги набегами, но турецкий султан хочет, чтобы крымчаки остановили завоевания русских.

Хан будет болезненно реагировать на дальнейшее продвижение наших войск. Если его хорошенько щёлкнуть по носу, он может забыть об осторожности. Чем гоняться за лёгкой татарской конницей по всей степи, проще собрать её в одном месте, и прихлопнуть как муху. А для этого надо как следует разозлить Фети-Гирея.

Продвинем нашу границу вглубь Крыма, скажем от Азова до того места, где в моё время находится Мелитополь. Пусть вперёд выдвинется относительно небольшой авангард: тысяч пять регулярной пехоты и столько же казаков. Они закрепятся, приступят к сооружению шанцев, редутов и ретрашаментов. В результате появится крупная база наших войск, основная часть которых расположится вблизи Азова. Не надо забывать о моряках. У Азова встанет на якорь Донская флотилия вице-адмирала Бредаля, готовая в любую секунду доставить по морю десант.

Уязвлённые татары постараются атаковать базу, вряд ли они придут в восторг от известия, что 'гяуры' спокойно хозяйничают на их землях. Нападение должно произойти быстро, Фети-Гирей прекрасно понимает, что русским нельзя дать возможность основательно застолбиться в Крыму, иначе их оттуда уже никогда не выгнать.

И вот тут авангард должен сразу известить Азов об атаке крымчаков. Для этого надо организовать систему оповещения кострами или конной эстафетой, желательно неоднократно продублированную для подстраховки. Как вариант использовать сигнальные ракеты. А что – фейерверки наловчились устраивать, не хуже китайцев, значит, пора приступить к созданию ракетных войск. Если уж в прямом смысле пускать деньги на ветер, то не обязательно для развлечения почтеннейшей публики.

Как только в Азове узнают о нападении, из города сразу двинутся по суше и по морю главные войска.

Пока 'мелитопольцы' отбиваются, татары окажутся в плотном кольце. Со стороны моря высадится десант, который отрежет пути отступления к Перекопу. В состав десанта войдёт не только морская пехота, но и лёгкая кавалерия. Казаки, выдвинувшиеся с Азова по суше, зайдут с другого бока. Как я и говорил раньше, армия и флот должны работать в спайке.

Ловушка захлопнется. Тех, кто откажется сдаваться, ждёт беспощадное истребление. Миндальничать и сиропничать не стоит.

После такого разгрома, Турция почти наверняка станет гораздо уступчивей и заключит мир. Тогда начнётся следующая стадия: захват польских территорий, выход к Молдавии.

Разумеется, на бумаге всё выглядело красиво, и я, памятуя навыки офисного прошлого, постарался сделать наш план ещё более убедительным, придав ему наглядность. Мой бывший шеф Сан Саныч Воскобойников приучил к тому, что начальство читать не любить, оно любит рассматривать картинки, поэтому для презентаций мы в отделе традиционно рисовали графики и таблички с минимумом текста. Нечто подобное я решил проделать и на новой 'работе'.

Густав Бирон вновь разыскал живописцев, для которых изобразить загадочную улыбку Джоконды, что высморкаться. Высунув от усердия кончики языков, Васнецовы и Шишкины восемнадцатого века вырисовывали на огромных плакатах схемы, снабжая их короткими и ёмкими примечаниями.

Вот по-военному грозный облик будущего Мелитополя, перевалочной и опорной базы в Крыму, вот рассекающая морские воды галера с десантом. Это скачущие на быстрых конях солдаты из специальной эстафетной команды. Здесь курящиеся дымки сигнальных костров, стартующие ракеты. Всё выпукло, красочно и наглядно.

Параллельно мы с Бироном забросили удочку насчёт новой военной реформы, предложили снова собрать комиссию с фельдмаршалом Минихом во главе.

Презентация у Анны Иоанновны прошла на ура. Императрица была в полном восторге, и, поскольку на одно ушко ей шептал фаворит, а на другое Остерман, дала нам полный карт-бланш, подключив Миниха и Ласси.

Графу Христофору Антоновичу Миниху исполнилось пятьдесят три года. Никогда не забуду первую встречу с ним. Узнав о наших приготовлениях, он влетел в дом Густава Бирона с яростью разбуженного во время зимней спячки медведя. Огромный, подвижный как ртуть, моложавый, с побагровевшим лицом. Громко стукнул тяжёлыми ботфортами по паркетному полу и с солдатской прямотой зарычал:

– Козни мне строить вздумали, господин Бирон. За спиной моей пакости творите, а в лицо взглянуть опасаетесь!

Его адъютант Манштейн, не поспевавший за фельдмаршалом, вынырнул откуда-то сзади, попытался урезонить начальника, но разбушевавшегося Миниха остановить было невозможно. Я никогда ещё не видел такого сгустка энергии. Его глаза метали молнии. Мокрый плащ упал на пол, улетела в угол треугольная шляпа с оперением.

– Ваше сиятельство, не делайте поспешных выводов, – поднялся с кресла Бирон, поправляя домашний архалук. – Никто из нас даже в мыслях не держал причинить вам урон. Всё, что мы тут делаем, обязательно пройдёт вашу апробацию, и лишь потом будет показано её величество.

Подполковник лукавил. Мы с самого начала договорились: если фельдмаршал заупрямится, Густав использует всё влияние среднего брата.

Слова Бирона подействовали. Фельдмаршал быстро успокоился. Слуги принесли огромное, под стать его могучей фигуре, кресло и установили рядом с камином. Миних с достоинством сел, поправил шпагу, и с наслаждением вытянул к огню сырые от петербургской непогоды ноги. Преданный как пёс Манштейн встал за фельдмаршалом тенью.

– Коли так, ладно, – шумно вздохнув, произнёс граф. – Показывайте, что удумали. И, проклятье, почему здесь так холодно?! Я пошевелил в камине дрова, тяжёлый груз упал с моих плеч.

Встреча с Ласси, лишь недавно произведённым в фельдмаршалы, прошла более гладко. Он спокойно принял известие о грядущих переменах.

Когда-то я опасался, что оба военачальника станут артачиться и вставлять нам палки в колёса, но, похоже, недавние неудачи сделали их покладистей. К тому же они сделали немало важных выводов и тоже пришли к мысли, что реформа жизненно необходима. Без неё нас ждут огромные потери и поражения.

Главная Военная Комиссия приступила к работе. Сразу пригодились наши с Густавом Бироном альбомы.

Флегматичный и деловитый Ласси быстро настроил на нужный лад бурлящего Миниха. Тот сумел оправиться от недавних разносов, и с головой окунулся в работу. Я формально считался мальчиком на побегушках, но после нескольких толковых замечаний, мои акции вдруг выросли.

– Садись с нами, – приказал Миних. – Будем мозговать вместе.

Манштейн, не пропускавший ни одного заседания, рта не открывал. Его, по предложению Миниха, выбрали секретарем. Похоже, адъютанту это даже понравилось. Он старательно конспектировал все выступления ровным красивым почерком. В этот момент в глазах его зажигался особый, присущий только мемуаристам, огонёк.

А натворили мы немало. Больше всего фонтанировал идеями Миних. Он ужасно переживал, что не сумел довершить до конца реформы начала тридцатых. Тогда ему не хватило денег и такта. Фельдмаршал в горячке поссорился с фаворитом императрицы и едва не угодил в опалу. Выручила полководца начавшаяся война за польский престол.

Мы разработали форму специально для действующей в условиях крымской степи армии: лёгкие суконные куртки светлых тонов, удобные и прочные штаны, каскетки с лопастями, наподобие тех, что когда-то ввёл одноглазый Потёмкин, сапоги, портянки, взамен дорогущих и непрочных чулок. Тут я вновь вернулся к задумкам, которые появились у меня во время подготовки проекта по созданию роты дворцовой стражи. Вспомнил о шинели, предложил полностью заменить ею непрактичные плащи-епанчи.

– А не слишком ли мужицкий вид получается? – покрутил носом элегантный и надушенный Ласси.

– Молодцу всё к лицу, а на корову никакое седло не приспособишь, – парировал Миних. – Если начнём лупить турку в хвост и гриву, все так переоденутся, даже цесарские модники. Гвардии можно оставить мундир прежнего образца. Пущай, петухами ходят, – пошутил он.

– Для гвардии можно пошить мундир особого типа, удобный, но более нарядный, – немного обиженно выступил Бирон. На том и порешили.

Комиссия подсчитала затраты на обмундирование, вышла вполне приемлемая сумма, тем более, что мы решили полностью отказаться от страусиных перьев, пышных плюмажей, шитья золотом и серебром.

Обоим фельдмаршалам понравилось введение погон, которые позволяли моментально определять чин офицера. Я честно слизал все просветы и звёздочки с армии двадцать первого века, хотя пришлось повозиться, многих званий в моём прошлом не существовало. Скажем, не было деления на премьер и секунд-майоров, капитан-поручиков и так далее. Но, голь на выдумку хитра, так что с этим управились.

Миних, у которого уже был печальный опыт крымской компании, с удовольствием принял волевое решение отказаться от напудренных париков и ввести для рядового состава обязательную короткую стрижку.

Он с какой-то мальчишеской радостью окунулся в реформирование. Я опасался, что у них с Густавом Бироном вновь начнутся трения, но обошлось. Увлечённые общим делом они вместе просиживали от зари до зари, порой ругаясь до хрипоты, отстаивая одним им ведомые нюансы, но потом приходили к компромиссу.

– Обязательно уберите у нижних чинов шпаги, – говорил Миних, выкуривая трубку за трубкой. – Ни к чему таскать в походе такую тяжесть. У себя я велел складывать все шпаги в обоз и не обременять солдат лишним весом.

– А чем обороняться, после того, как патроны расстреляны? – спрашивал Густав Бирон.

– Багинетом колоть, разумеется, – удивлённо поднимал вверх брови фельдмаршал.

– Тогда уж штыком, – вмешивался я. – Пусть у солдата будет возможность одновременно стрелять и колоть.

Удивительно, но и фельдмаршалы, и подполковник, казалось, забывали, что перед ним офицер, намного младше по чину.

Мы рассматривали штыки с креплением прапорщика Козыренкова, опытная партия которых недавно была изготовлена в Сестрорецке. Миних лично наколол соломенное чучело и остался в полном восторге:

– Пущай мастеровые наделают таких числом поболе. Тут мы всех обскачем.

– Ещё каждому солдату надо изготовить фляжку для воды, можно делать её из жести или из бересты. Как будет сподручней, – сказал я. – Саму воду обязательно кипятить, чтобы потом с животом не маяться.

– Верно толкуешь, барон, – кивнул Миних. – Токмо прикладываться к фляжке надо с умом, чтобы на переход от привала к привалу хватило.

Понравились комиссии и полевые кухни, призванные заменить артельные котлы. Тут уж, чего греха таить, я воспользовался служебным положением и передал крупный подряд Куроедову, который обязался в сжатые сроки развернуть производство и обещал денег не жалеть.

– Если какая-нибудь сволочь начнёт мешать, дай знать, мы его в порошок сотрём, – сказал я Фоме Ивановичу, памятуя, что наши чиновники могут загубить любое хорошее начинание.

– Вот те крест, Дмитрий Иванович. Да не изволь расстраиваться. Я сам из него душу выну, – поклялся Куроедов.

Как нельзя кстати, закончил свои изыскания капитан Анисимов. Благодаря разработанной им пуле, солдаты могли стрелять на значительно большее расстояние.

– Отлично, – хлопнул его по плечу Миних, – пущай в документах всех энта пуля твоим именем называется.

Польщённый капитан скромно улыбался. Его ждали заслуженное повышение в чине и немаленькая денежная сумма, выделенная Густавом Бироном из собственных средств.

– Теперь как бы такое сделать, чтобы секретная пуля не попала другим державам, – крепко задумался Ласси.

С этим горем вызвался помочь Ушаков. Иностранные посланники по своим каналам быстро разузнали о чудо-оружии и захотели раздобыть образцы. Тогда генерал-аншеф через доверенных людей подсунул им по нескольку экземпляров пуль, которые по заверению Анисимова хоть и летят на далёкое расстояние, но гарантируют разрыв фузеи в пяти случаях из десяти. Один из образцов понёс до чересчур любопытного ростовщика Пандульфи капитан-поручик Басмецов.

Надеюсь, полевые испытания быстро отобьют у иноземцев интерес к русским разработкам, хотя бы на некоторое время. Пока что нам лучше оставаться в амплуа ничего не сведущих лапотников. Дескать, чего ждать от этих русских…

Не обошла комиссия стороной и медицинские вопросы. Специальным постановлением мы открыли в Петербурге школу военных хирургов с Джоном Куком во главе.

Большинство лекарей по-прежнему составляли иностранцы. Считалось, что русские ленивы до наук и склонны к пьянству. Однако нам удалось набрать толковых учеников из разных сословий. Джону Куку велели держать всех в ежовых рукавицах и нещадно гнобить неспособных. Тем, кто пройдёт двухгодичный курс в полном объёме, обещалось большое жалование и личное дворянство.

– Не жирно ль будет? – щурился Миних.

– Нет, в самый раз. Свои хирурги нужны нам как воздух.

Я намекнул Куку о прививках. Англичанин сказал, что непременно приступит к исследованиям.

– Ничего не могу гарантировать. Я никогда не занимался этим, – предупредил он.

– У вас получится, – заверил я. Похоже, моя вера в его таланты стала сродни фанатизму.

– И ещё: учите будущих хирургов сражаться не только за жизнь подчинённых, но и за их здоровье. Не превращайте ваших подопечных в мясников, дорогой доктор. Зачем безжалостно ампутировать руки и ноги, если имеется хотя бы лучик надежды, что их можно спасти? Калек на Руси и без того хватит.

– А вы мне нравитесь, барон, – отрывисто пробормотал доктор. – У вас правильный подход к моему ремеслу. Правда всего два года на обучение… Это очень мало.

– Пускай больше практикуются. Теория должна быть разложена по полочкам без углублений в философию, теософию и прочую никчемную чушь. Никаких мёртвых языков. Пока во всяком случае. Если у студентов возникнет желание, пусть изучают латынь и древнегреческий самостоятельно.

– А учебники? Многие написаны на латыни.

– Так озаботьтесь переводом на русский язык. Только не надо тратить казённые средства на то, что никогда не пригодится в практике. Всё должно быть чётко и по существу.

Я уже начинал раскатывать губу о всеобщей воинской повинности, с помощью которой можно было изменить в лучшую сторону непростую солдатскую жизнь. Хотелось многого. Но время… его не хватало, как денег и друзей.

Я потерял из вида кузена, давно не видел своих гренадер: Чижикова, Михайлова. Ушаков ничего не говорил мне о судьбе Михая, лишь криво усмехался и советовал не совать нос 'куда не след'. Мы готовились в страшной спешке и не успевали.

Были такие, кто открыто саботировал распоряжения Комиссии. Миних поведал о том Ушакову, и генерал-аншеф вернулся с очередного ежедневного доклада к императрицы с длинным списком офицеров, приговорённых к аресту.

А после того, как расстреляли целую партию чиновников-взяточников, работать стало намного легче. Разумеется, всех проблем столь суровые меры не решали, но на короткое время отбили у недоброжелателей охоту вредить начинаниям Военной Комиссии.

Не всё гладко прошло и в гвардии. Семёновцы, измайловцы и преображенцы с тоской взирали на новые мундиры, но, узнав, что строить их будут за казённый счёт (хоть кое-кто из министров едва не грохнулся в обморок, узнав, в какую копеечку этот шаг обойдётся бюджету) слегка приободрились, а когда переоделись и приступили к учениям, смогли по достоинству оценить удобство и практичность формы образца 1737 года. Правда, рачительная Военная коллегия уменьшило всем годовое жалованье на рубль, но это были сущие пустяки по сравнению с прежними тратами.

Потёмкину его реформы давались гораздо трудней, но мы пока не делали коренных изменений. Более глобальные преобразования требовали немыслимых средств, так что от некоторых задумок пришлось скрепя зубами отказаться. Осталось проверить на практике правильность выбранного пути.