Вот он - момент истины. Сумею ли повести за собой людей на дело, перспективы которого столь туманны? Доверяют ли они мне, пойдут ли за мной?

Пока что мой авторитет в капральстве 'дутый', гвардейцы не видели меня в бою, если и исполняют приказы, то больше из соображений дисциплины. По большому счёту - я никто, ноль без палочки. Грустная, но всё же, правда.

Люди вокруг имеют за плечами суровую школу жизни. Это не изнеженные барчуки, к которым можно смело приравнять меня. Они воевали, а война всегда оставляет свой отпечаток на человеке. Можно вспомнить 'афганцев', тех, кто прошёл Чечню. Это не видно сразу, но потом становится ясно - они другие! Не лучше, не хуже - просто не такие как все. Тот, кто шёл в атаку, смотрел смерти в лицо, не мог остаться прежним.

Я прекрасно осознаю, что тот же Чижиков знает и умеет многое гораздо лучше меня. Он понюхал пороха ещё в крымских степях, отбиваясь от наседающих татар, рубясь в кровавой сече, едва не угодил в плен. Жаль, наш 'дядька', которому на самом деле стукнуло всего сорок, не любит распространяться на эту тему. А таких 'чижиковых' только в моём капральстве больше десяти - остальные либо совсем 'зелёные', вроде меня и Карла, либо солдаты, переведённые из гарнизонных полков Москвы и Петербурга. Ну и Михай... Он вообще случай особый.

Гренадеры выстроились в одну линию.

- Вот что, братцы, - сказал я, прохаживаясь вдоль строя, - я не имею права приказывать вам в этом случае. Решайте сами. Я возьму с собой только охотников. Думайте, гренадеры.

- А чего думать, - выступил вперёд Чижиков. - По себе знаю: ради хорошего дела можно и животом рискнуть. Глядишь, на небесах, когда дадут раскалённую кочергу лизать, зачтётся.

Гренадеры заговорили:

- Надо выручать Михая, не по христиански это, товарища в беде оставлять.

- Жаль хлопчика, молодой совсем.

- Он мне алтын должен, что я теперь без денег своих останусь опосля энтого? - с хитринкой в голосе произнёс Михаил Михайлов - гренадер, успевший обзавестись семьей и настрогать трёх детишек.

Он хлопнул себя по ляжкам и со скорбной миной добавил: - Меня ж баба моя со свету сживёт. Что же получается: заместо одного Михая двое сгинут и все Мишки. Выручайте, братцы!

Его шутка разрядила обстановку. Солдаты заулыбались.

- Не волнуйся Михайла, мы и тёзку твово спасём, и тебя самого от супружницы выручим.

- Могём и в чём другом с женой подсобить, ежели сам не справляешься.

Снова грохнул смех.

- Благодарю честное обчество, - Михайлов согнулся в шутливом поклоне.

- Так что насчёт охотников? - спросил я.

- А ничего, - спокойно ответил Чижиков. - Все пойдём, господин капрал, полным капральством выступим.

К горлу подкатил упругий комок, на глазах выступили предательские слёзы. Вроде считал себя непрошибаемым циником, а тут...

- Спасибо, - кивнул я, отворачиваясь в сторону.

Всем капральством зашли в дом, в котором была устроена полковая церковь, помолились. Даже Карл, крестился, глядя на образа православных святых.

- Кузен, надеюсь, ты знаешь, что делаешь, - произнёс он, подойдя поближе.

- Мне бы твоей уверенности, - глухо произнёс я.

Меня колотил нервный озноб. Понимающий 'дядька' предложил пропустить по чарке водки, но я отказался:

- Нельзя на такое с тяжёлой головой идти.

- Так рази с эдакой плепорции голова затяжелеет? - усмехнулся он. - Тут только усы окропить. Так что, господин капрал, дёрнем по славянскому обычаю?

- Не буду, и тебе не советую переувлекаться... славянин.

- Не извольте беспокоиться, господин капрал, буду трезвым аки... - он не нашёлся, чего сказать дальше и просто махнул рукой.

Стоит отметить, что водкой от него в тот день так и не пахло.

Хозяйственному Чижикову удалось договориться с извозчиками, и нам выделили три подводы под честное слово. Как ни крути, а ехать всё же веселей, чем топать на своих двоих.

Голыми руками противника не возьмёшь, стоило подумать о вооружении. Я не собирался устраивать в доме Сердецких побоища, однако, если паны занимаются серьёзными делишками, обычной потасовкой не обойтись.

Прихватить из цейхгауза фузеи не получилось бы при всём желании, партизанщина в полку не поощрялась, поэтому у гренадер при себе имелись только шпагами. Да и не хотелось привлекать к себе внимания пальбой на городских улицах.

Не доезжая имения Сердецких, мы остановились, быстро обсудили план действий.

На первом этапе предстояло перемахнуть через забор, связать сторожа, потом ворваться в дом, обезвредить управляющего, лакеев и двух людей Потоцкого, приставленных к неизвестному грузу. Эта часть операции была самой ответственной и сложной.

Я разбил гренадер на три пятёрки, под командованием Карла, Чижикова и меня. Стиснул зубы, чтобы не стучали, размял одеревеневшие после долгого сидения в возке мышцы.

Молоденькие девки, шедшие за водой к колодцу, посматривали на нас с интересом.

Вёдра пустые, машинально отметил я. Считается, что не к добру. Скверно, очень скверно... или нет? А, плевать! Ничто не вечно под Луной. Двум смертям не бывать... а ведь я однажды уже умер. Врёт, получается, поговорка: можно умереть дважды. А ведь не хочется пропадать...

- Только никого не убивать, - предупредил я. - И не увечить! Предупреждаю особо ретивых.

- Понятно, господин капрал, - закивал Чижиков. - Будем без смертоубийства. Как никак христиане.

А ведь христиане друг дружку резали за милую душу. Хоть и говорят про азиатскую жестокость, но не нам мусульман укорять. У самих руки по локоть в кровищи.

А забор у Сердецких хиленький, на Рублёвке куда выше и толще у буржуев водятся. И лакеи у тамошних 'хозяев жизни' вооружены покруче. За каждым поворотом по пулемёту. Не то, что местные мушкеты, помнившие времена Алексея Михайловича.

Зря трясусь. Со мной как никак пятнадцать здоровенных мужиков, это ж такая силища. Мы ведь не только пару челюстей, горы свернуть можем. Если захотим...

- Побежали, - тихо скомандовал я.

Момент вроде удобный, на улице свидетелей нет, а нас надёжно укрыли раскидистые лапы елей. Из дома Сердецких не рассмотришь. Даже не верится, что это исторический центр Санкт-Петербурга, глухомань глухоманью. Грибы собирать можно, не покидая 'фазенды'. Рыбку ловить из открытого окошка.

Башмаки утопали в грязи... весна, как много в этом звуке... много, много лишних звуков: плеск луж, невольный возглас поскользнувшегося Михайлова, тихий мат Чижикова. Далеко нам до спецназа, вышедшего на тропу ниндзя.

Через забор перелетели одним махом, будто некая сила подбросила вверх. Не зря отрабатывал с парнями это упражнения, пригодились тренировочки.

Кажется, Сердецкие ещё не додумались до псовой охраны, иначе собачки такой бы лай подняли - на другом конце Питера услышали. Да и порвать человека натасканной псине труда не составит. Это только в кино Шварценеггер двух доберманов голыми руками грохнул, в жизни они бы задали ему перца.

Я краем глаза заметил движение.

Сторож Сигизмунд подскочил, вытаращил глаза, выдохнул:

- Курва!

И упал, получив могучим кулаком Чижикова в висок.

- Оглоушили, господин капрал, - жарко прошептал 'дядька'.

- Свяжите и рот заткните, чтобы как очнётся, панику не поднял.

- Сделаем.

Чижиков извлёк заранее подготовленную верёвку, скрутил незадачливого сторожа.

- Бегом, бегом, - торопил я.

Зеркальные двери распахнулись, показалась полная женщина с деревянным тазиком, в котором плескалась мыльная вода. А это к чему? Что за примета?

Увидев меня, она охнула, отлетела в угол и захлопала большими ресницами.

- Ой, батюшки святы!

- Молчи, тётка! - скорчил страшную рожу Михайлов.

Он взмахнул шпагой, будто собирался проткнуть как шампуром. Глаза у женщины закатились, она без чувств растянулась в мыльной луже. Надеюсь, не утонет.

Наверху громко заговорили по-польски, загромыхали шаги по деревянной лестнице. Я ринулся навстречу, налетел на испуганного лакея и одним ударом отправил его в нокаут. Парень кубарем покатился вниз, угодил под ноги гренадер, кто-то, кажется, Михайлов вновь потерял равновесие:

- Да что ж такое деется!

Солдаты разбежались по комнатам, круша мебель, посуду.

Грохот, шум, недоумённый взгляд управляющего, до которого стало доходить, что не всё в порядке в доме Сердецких.

- Господин капрал, что вы себе позволяете?

- Тебя не спросил! Где, Михай?

- Михай.... Я же вам ответил, что отправил его в имение. Обещаю, что завтра, нет, сегодня отправлю замену. Вы странным образом ищете себе рекрутов. Неужели в русской армии так плохо с солдатами?

- Договоришься у меня, сволочь, - Михайлов двинул его так, что клацнула челюсть.

- Постой, ты убьёшь его, - остановил я, повторно занесённый кулак гренадера.

- Да он издевается, скнипа!  - произнёс разгорячённый солдат.

Управляющий поднялся, из разбитого рта сочилась кровь. Он вытер её кружевным манжетом, выплюнул на паркетный пол раскрошенный зуб.

- Я буду жаловаться на вас обер-полицмейстеру.

- Жалуйся кому угодно.

- Дозвольте мне, господин капрал, - снова высунулся Михайлов.

- Давай, - разрешил я.

Гренадер вытянул руки вперёд, схватил управляющего за шиворот будто кутёнка, без видимого усилия оторвал от земли и стал трясти, словно тряпичную куклу. Голова несчастного болталась из стороны в сторону.

- Оставьте меня, - жалобно попросил он. - Мне дурно.

- Отпусти, - разрешил я.

Михайлов тряхнул его напоследок и разжал руки. Тело управляющего с гулким стуком опустилось. Он встал на четвереньки, икнул. Послышались неприятные звуки, управляющего тошнило.

Я подцепил кончиком шпаги скатерть, сдёрнул со стола и бросил к нему:

- На, утрись.

- Спасибо, - он вытер лицо, посмотрел на нас и съежился в непритворном ужасе:

- Я... я провожу, ключи у меня.

- Прекрасно, - сказал я, упирая в его грудь лезвие шпаги. - Только будь благоразумным.

Мы нашли Михая в подвале, бледного и безмерно уставшего. Похоже, парень давно распрощался с жизнью. Управляющий разомкнул цепи.

- Вставай парень. Мы за тобой.

- Вы?! - Михай всмотрелся в меня с изумлением. - Вы, господин капрал?!

- И не один, - выступил вперёд Михайлов. - Собирайся, тёзка. Думал, мы тебя здесь помирать заставим?

- Я не верю своим глазам! Вы, господин капрал. Мишка, - освобождённый заплакал.

- Что же вы аспиды с человеком делаете, - укоризненно произнёс Михайлов.

Он обратился ко мне:

- Разрешите, ваше благородие, пана управляющего на цепочку посадить, как собачку. Чтобы не убёг, значица.

- Валяй, - разрешил я.

Пока гренадер громыхал цепями, мы с остальными солдатами из моей пятёрки вывели пленника на свет.

- За что же они тебя так? - спросил я.

- Давайте провожу вас, господин капрал. Сами посмотрите, - предложил парень.

- Веди.

Мы двинулись по коридору, но нас, похоже, опередили. Навстречу бежал Чижиков:

- Ваше благородие, идите сюда, гляньте, что мы нашли.

За выбитыми дверями оказалось тёмное помещение, похожее на маленький склад, заставленное от пола до верха дубовыми сундуками, окованными железом. Один из них был открыт.

- Посветите, - приказал я.

Чижиков придвинул чадящий светильник. Я запустил руку в сундук и выудил горсть непонятных округлых предметов, поднёс поближе к глазам и изумлёно произнёс:

- Пятаки?!

Сундук оказался набит медными пятикопеечными монетами. Кому понадобилось столько? Что за странный способ хранить капиталы?

- Эхма, скока же тут их, - присвистнул запыхавшийся Михайлов, снимая шапку. - Цельное состояние.

- Не одна тыща поди, - поддакнул Чижиков. - Скока же времени их сюда возили?!

- Долго, - произнёс Михай. - Только при мне пан Потоцкий возков десять привёз. При мне сундучок треснул, и денежки посыпались. Пан заприметил и осерчал. Чуть не зарубил, курва.

Гренадеры смотрели на это богатство как зачарованные. Вряд ли им раньше доводилось видеть перед собой столько денег. Помещение походило сейчас на сказочный клад пиратов Карибского моря.

Я повертел пятак в руках, вынул из кармана подобный, оставшийся с последнего жалованья. Оба похожи как близнецы, с одинаковой надписью 'пять копеекъ', разве тот, что из сундучка выглядел не в пример новым. Да и дата на нём стояла другая, на моём 1723 год, а на новом - 1728-й. Других различий я не нашёл.

- Думаю, надо в полицию идти, а ещё лучше в Тайную канцелярию. Пущай знающего человека пришлют. Пяточки-то вдруг того... не настоящие, - высказал вслух предположение Чижиков. - Много фальшивых ходют, нас предупреждали. В приграничных гарнизонах жалованье пятаками выдавать запрещают.

- Так и сделаем, отправим гонца к Ушакову. Дело, судя по всему государственной важности, - кивнул я. - И будем молиться, что это на самом деле фальшивки, иначе...

Я не договорил. И без моих слов всё было понятно.