- Долго ж тебя носило, - Ушаков не стал скрывать неудовольствия. - Другой с первыми петухами б ко мне прибежал, а ты никак в полдень пожаловал. Пушка только-только жахнула. Я уж солдат за тобой отправлять хотел.

- Простите за опоздание: к лекарю заходил, - сознался я. - После того, как с вашими катами вплотную наобщаешься, полжалованья на лекарства извести можно.

Генерал засмеялся.

- Хватит ужо жалиться, фон Гофен. Глянь на себя в зеркало - здоровый как буйвол, тебе не по дохтурам ходить надо, а девок окучивать. Иль ты и там тоже поспел?

- Полноте смущать меня, Андрей Иванович. Я в делах амурных секретность люблю.

- Надеюсь, не только в амурных. Задал ты мне вчера задачу с Пандульфи энтим. Долго голову ломал, полночи не спал, на кровати ворочался, а к утру смекнул, как мы с тобой всё обстряпаем. Пока ты у лекаришки своего пропадал я уж и распоряжения отдать успел, и человека нужного нашёл, а чтобы он, голубчик, к беседе долгой и серьёзной подготовился, велел его, сокола, в холодной подержать. Догадываешься, о ком речь веду?

- Никак нет, Андрей Иванович. Ни на грош понятия не имею.

Ушаков расплылся в улыбке:

- И я тоже думаю, куда тебе догадаться. Хоть и умный немец ты, фон Гофен, но к полёту мысли российской не привычен. Я такую персону для Пандульфи припас - уж он все пальчики как котяра сметану оближет. Знатная может авантюра выйти. Порадуешься за меня, старика, что в скудоумость не впал ещё, несмотря на преклонность лет.

- Андрей Иванович, что вы право слово загадками со мной разговариваете! Да и вам грех на возраст жаловаться. Считайте, полжизни всего прожили, впереди ещё столько же.

- Ох, и льстец ты, барон. Знаешь, как ключик к старости моей подобрать. Ну, так и я тебя уважу, потерпи токмо чуток. Сейчас приведут человечка, натешишь своё любопытство. Да и я весь в гаданьях - получится ль у меня, иль не получится. Хучь монетку кидай.

- Нельзя вам в трудах ваших методой сей пользоваться, ненадёжная слишком, - усмехнулся я.

- И то правда.

Ушаков снял парик, помахал им будто веером:

- Жарко мне. Ну да пар костей не ломит. Любишь в баньке париться?

- Конечно.

- Вот и я сызмальства большой любитель. Раскалю камни докрасна, водичкой колодезной наподдам, хорошо... Душа в небеса улетает, музыку ангельскую слушать. Арфы там али скрипки какие. А потом в прорубь горячим нырнуть. Ух! - генерал задвигал сжатыми в локтях руками. - Ты на чины мои высокие сейчас не смотри, я ведь начинал когда-то с самой ни наесть сошки мелкой. Всё прошёл: и бедность, и скудость. И повоевать при Петре Ляксеиче довелось. С простого солдатика карьер свой зачинал. Теперь вишь, как возвысили меня. А я каким был, таким и остался. Простой как лыко. И ты гляди на меня и на ус мотай, покуда из ума я не выжил. Пригодится наука в будущем.

В дверь постучали.

- Заходите, - крикнул Ушаков.

В проём протиснулся капрал со смуглым обветренным лицом:

- Приказывали арестанта к сему часу доставить.

- Вот и славно, - заурчал великий инквизитор. - Заводите сюда, сокола ясного.

Караульные втолкнули связанного человека в офицерском мундире. Он поднял мутные глаза, и я с удивлением узнал своего ротного.

- Капитан-поручик Басмецов!

- Позор на мою голову это, а не капитан-поручик, - зло произнёс Ушаков. - Я ведь с его батюшкой почитай не один пуд соли съел. Мы ж как побратимы были, а этот... - генерал произнёс обидное слово, - крестником мне доводится. Андрюхой в мою честь назвали! Я ж его поганца на этих коленках держал, по грибы с ним ходил, на охоту ездил. Басмецов-покойник на сынишку нарадоваться не мог - умный, грил, растёт, старательный, уважение и почёт проявляет, к наукам тянется. Всё просил пристроить сынка за ради дружбы нашей. Я, дуралей, слушал его, ухи как лопухи развесив. И что из того вышло? Из полка Семёновского в гвардию новую с повышением отправлял, думал, от сердца отрываю. А он как бурьян в огороде вырос, хоть с корнем дери. Все труды впустую пропали. Что делать-то мне с тобой, Андрей Пантелеевич?

- Делайте что хотите, - угрюмо произнёс офицер. - В вашей я власти. Готов понести любое наказание.

- Вот ты как глаголешь! Верно, что хочу, то и ворочу. Долго шкуру твою да качан пустой спасал, перед матушкой-царицей покрывал, пятнами от стыда покрываясь как леопарда какая. Видел надысь эту животину при дворе императрицы, - Ушаков, не сдержав эмоций, сплюнул.

Басмецов ещё ниже склонил голову.

- А почему стеной за тебя стоял? - спросил великий инквизитор и сам ответил:

- Всё потому, что Пантелей Басмецов от пули швецкой меня заслонивший, в глазах до сих пор стоит. Я ему кажинную неделю за упокой свечи ставлю, да молебен делаю. Но не знал, не ведал я, что придётся мне сына крёстного в колодки заковывать. Знаешь, чего императрица наша, Анна свет-Иоанновна на днях мне сказала?

- Откуда знать мне, Андрей Иванович? - опустил глаза капитан-поручик. - Пьян я был как сапожник. Вроде как зачал намедни австерии одну за другой обходить, так и не мог остановиться. У вас, дядюшка, в гостях токмо и очухался, когда в холодную приволокли да на пол земляной бросили.

- Велела она тебя в солдаты разжаловать, да в армию, что на войне турецкой сражается, направить.

- Может это и к лучшему, - вздохнул Басмецов. - Что может быть сиятельней, чем сложить голову не во славу Бахуса, а отечества ради!

- Приятно слышать мне речи такие, - успокоено произнёс Ушаков. - Вижу, не всю совесть ты, Андрюха, в кружке пивной оставил. Об отечестве вспомнил. И оно о тебе помнит, горе луковом. Хочешь, чтобы вместо абшида, карьер твой наладился, мундир офицера гвардейского остался?

- Вестимо хочу, Андрей Иванович, - с нескрываемой надеждой сказал Басмецов.

- Тогда слушай меня внимательно, капитан-поручик. Поговорил я с матушкой маненько, слово дал своё честное, умилостливил и отложил приказ её гневный ненадолго. Но от тебя теперь всё зависеть будет. Как поведёшь себя, такой и прибыток получишь.

- Андрей Иванович, да я... - Басмецов не веря в собственное счастье, едва не заплакал, - землю из-под ног ваших горстями есть буду, ноги поцелуями покрою, на колени паду, и за вами ходить так буду. Что скажете, всё сделаю. Хучь на плаху пойду.

- Кто ж знает, может и до плахи дойдёт дело. Смотри, Андрюха, подведёшь меня - лучше сам удавись!

- Вот те крест, Андрей Иванович, какую бы муку не принял, не подведу, - истово закрестился офицер.

- Даже пред искушением Бахусовым устоишь?

- В рот не возьму заразу огненную!

- Ладно, памяти светлой отца твоего, Пантелея, прощаю и всецело на тебя полагаюсь в деле важном и государственном. Сколько долгов накопил, крестничек?

- Много, Андрей Иванович, не одну тыщу рубликов. На распутство, девок гулящих, водку окаянную тратился, ничего не жалел. Деньгами швырялся направо и налево. Да и в карты везти перестало. В долгах как в шелках я.

- М-да, - почесал затылок Ушаков. - Хорошо погулял, крестничек, нечего сказать. Ладно, мы тебя из долговой ямы выручим. Не сразу, но выручим.

- Каким образом, Андрей Иванович?

- Да таким, - Ушаков откинулся на спинку кресла. - Пойдёшь с подчинённым своим, сержантом фон Гофеном, сразу после обеда к ростовщику - итальянцу Пандульфи, вещицу ему вот эту заложишь, - великий инквизитор вытащил из стола ларец, украшенный драгоценными камнями, - о себе, ничего не таясь, кроме встречи нашей, расскажи, речи его послушай. Позовёт тебя Пандульфи к себе на вечер званный, соглашайся, но не сразу, манер держи. Ужом проскользни, но войди к итальянцу в доверие. Это и будет для тебя задание, капитан-поручик. Что у Пандульфи узнаешь, мне пересказывай. Если зачнутся речи подозрительные, 'слово и дело' кричать прилюдно не вздумай. Выслушал, запомнил, ко мне приходи. Я тебе раскумекаю, как дальше быть. А о мундире своём не беспокойся. И он, и чин пока при тебе будут. И для всех ты лейб-гвардии офицером останешься. Возникнет интерес, я тебя и выше чином двину. А сейчас иди, умойся, платье в порядок приведи. Я для тебя комнатку особливую приготовил.

Ушаков вызвал секретаря, и тот, отпустив караул, увёл моего ротного куда-то вглубь секретарских конторок.

- Вы на самом деле верите в то, что он искренне хочет искупить вину? - спросил я.

- Я Андрюху хорошо знаю, из-за бабы своей сорвался он. Дура она оказалась, рога мужу наставила, с его лучшим другом махаться начала. Оттого и запил крестничек. Любовь и не такие кунштюки с человеком проделывает. Жаль, вовремя наставить не успел. Не кручинься, фон Гофен, выйдет из капитан-поручика толк. Я породу Басмецовскую знаю. Когда зарок дают - умрут, а на своём стоять будут.

- Но зачем всё это? - удивился я.

- А затем, - спокойно заговорил Ушаков, - Пандульфи твой наверняка не только фальшивомонетчикам помогает, но ещё и в шпионах чьих-то ходит. Очень полезно человека верного подле такого подлого типа держать, Андрюха мой сгодится. Слава худая о нём по всему Петербурге разнеслась. Итальянцу легче будет в оборот его взять. Долгами опутает, запугает. Кой в чём Басмецов ему и вспоможет. Глядишь, в доверие к итальянцу войдёт. А там посмотрим - будет день, будет и пища.

- А мне что делать?

- Ты сведи ротного своего с итальянцем, увидишь, что Пандульфи перед ним стелиться начнёт, придумай предлог какой и уходи. Не мешай, Андрюшке, - Ушаков погрозил пальцем. - Завтра чтобы как штык у меня к восьми утра тут был, есть у меня для тебя и другие порученьица.

Умытый, причёсанный, с завитыми буклями, в наутюженном и почищенном кафтане, Басмецов производил другое впечатление. Сейчас это был настоящий гвардейский офицер - холёный и бесстрашный.

Пандульфи встретил нас с распростёртыми объятиями, сам открыл двери, залопотал-залюбезничал:

- Господа гвардейцы! Как я рад видеть вас на пороге моей скромной обители! Прошу вас проходите, не стойте в дверях.

Басмецов оглядел обстановку, воровато оглянулся и, достав из-под мышки шкатулку Ушакова, показал итальянцу:

- Вот, бери в заклад, чума ростовщическая.

Пандульфи на оскорбление не обиделся, даже бровью не повёл. Пригласил за стол, велел подавать кофе с угощениями.

Я же зная, что на том обязанность моя закончилась, от приглашения отказался и, простившись с итальянцем и Басмецовым, ушёл восвояси. Дорога как-то сама собой привела меня на полковой двор. Давно хотел навестить капитана Анисимова, узнать, далеко ли он продвинулся в изысканиях.

Выстроенная для него за три дня деревянная избушка успела внутри закоптиться, хоть топилась она не по-чёрному. Как наш огненных дел мастер не спалил её до головешек, осталось для меня загадкой.

Артиллерист в кожаном фартуке стоял возле верстака и с критическим видом рассматривал зажатую в маленьких тисках деталь.

- Как успехи, господин капитан? - спросил я, вместо приветствия.

- Вот, идейку одну хочу апробировать. Изготовил партию пробных пуль, сегодня счастья на поле попытаю. Составите кумпанию, господин сержант?

- С великим удовольствием. Позволите взглянуть?

- Отчего ж не позволить. Глядите, фон Гофен.

Пуля, придуманная капитаном, немного напоминала те, которыми я в детстве стрелял в тире из пневматической винтовки - с круглым отверстием у основания.

- Зачем оно? - удивлённо спросил я.

- Долго рассказывать, - отмахнулся капитан. - Потом как нибудь объясню.

- Договорились, ловлю вас на слове, господин капитан.

Мы решили взять с собой двух мушкетёров, Анисимов лично отобрал несколько фузей, из которых собирался производить пробные выстрелы. Я сходил за ростовыми мишенями и с большим трудом приволок к избушке. Погрузили добро на две подводы и выехали за пределы города. До 'кампанентов' полка было далеко добираться, поэтому решили направиться в другое место.

- Есть одно у меня на примете, - сказал Анисимов.

- Главное, чтобы зевак не было, а то подстрелим кого случайно, хлопот потом не оберёмся, - предупредил я.

- Не волнуйся, фон Гофен. Там редко кто бывает.

- Отлично. Дорогу-то помнишь?

- Как не помнить, не раз туда ездил. Если всё пройдёт благополучно, в реке скупнёмся. Она неподалече.

- Это дело. Давно в водичке не плавал, аж соскучился, - обрадовано произнёс я.

И правда, так хочется нырнуть в прозрачную, будто в озере Байкал воду, отплыть от берега, перевернуться на спину и любоваться редкими облаками на небе. Тем более с экологией пока полный порядок. Земля и водичка ещё не отравлены ядовитыми сбросами и отходами жизнедеятельности. В любом месте набери котелок водички и пей некипячёной. М-да, это не хлорка из водопроводного крана.

Капитан нашёл подходящую лужайку неподалёку от устья Невы. Одуряюще пахло нескошенной травой, высоко в небе порхали птички. Неподалёку покачивались на ветру берёзки.

- Благодать, - сказал Анисимов. - Зачнём, помолясь.

Мы установили мишени на обычном расстоянии. Капитан-артиллерист отсчитал полтораста шагов, велел фузилёрам взять оружие на изготовку.

- Пали!

Грохнули обе фузеи, испуганные птицы поднялись ещё выше, издавая тревожные звуки.

- Попадание! - отметил я. - Увеличим расстояние?

- Пожалуй, - согласился Анисимов.

Мушкетёры перезарядили фузеи, отошли ещё на полсотни шагов.

Выстрел! Клубки дыма, быстро развеянные дымом. В мишенях появились две новых дырки.

Дистанция - триста шагов. С такого обычно не стреляют, просто нет смысла переводить патроны. Анисимов встал на колени, истово перекрестился:

- Не подведите, братцы. Пли!

Громкий хлопок, яркая вспышка, будто от салюта, металлический треск. В ушах у меня зазвенело.

- Аааа! - Один из мушкетёров, взмахнул руками и повалился на траву.

- В чём дело? - закричал Анисимов, бросаясь к нему.

- Фузею, фузею разорвало, - будто сам виноват, объяснялся второй мушкетёр.

Губы его тряслись.

- А твоя как?

- С моей всё в порядке, ваше благородие.

- Живой! - капитан склонился над мушкетёром, облегчённо вздохнул.

Лица раненого солдата было не видать из-за крови. Я вытер его чистой тряпицей, с грехом пополам соорудил повязку на голове. С помощью остальных погрузил на телегу, укрыл епанчей, запрыгнул и присел рядом.

- В госпиталь! Гоните в госпиталь!

- Как же так, ваше благородие? Что теперь с ним будет?

- Не знаю, ничего не знаю. Авось довезём, а там, что доктор скажет.

Я обернулся и увидел, что мишени были поражены с трёхсот шагов. В каждой зияло по новенькой дырке. Похоже, Анисимов находится на верном пути. Жаль, что такая ерунда с разорвавшейся фузеей получилась. Да и солдат пострадал невинно. Что ещё будет в итоге, даже загадывать страшно.

Караульные возле госпиталя остановили нас.

- Кто такие? - сурово зарычал капрал-преображенец.

- Уйди прочь, не видишь - раненого везём, - Анисимов спрыгнул с подводы и с грозным видом пошёл на капрала. - Дохтура скорей зовите. Умрёт солдат, я вас всех в капусту порублю.

- Но, не замай, - отстранился капрал. - Сейчас вызовем.

Он поднёс к губам висевший дотоле на шее свисток, дунул. Полилась приятная мелодичная трель.

Всё как-то буднично и в то же время невероятно.

Из госпиталя вышел и поспешно направился в нашу сторону врач с несколькими санитарами. Я с радостью узнал вчерашнего знакомца - доктора Кука. Он тоже вспомнил меня, деловито поздоровался, бросил короткий взгляд на раненого и приказал:

- В операционную его. Немедленно.

Санитары осторожно опустили тело на носилки. Фузилёр застонал.

- Доктор, что скажете - он будет жить?

- Не могу ничего обещать, уважаемый фон Гофен. Я всего лишь врач. Всё в руках Господних, - Кук пошагал за носилками, а я долго смотрел ему вслед, надеясь, что новый знакомый способен воскресить даже покойника.

Анисимов стал рядом, вытащил трубку, набил табаком, и после нескольких неудачных попыток, высек огонь и закурил.

- У него всё получится, - сказал он.

- А? Что? - очнулся я, непонимающе повёл глазами.

- Получится, говорю у лекаря этого. С того свету выдернет мушкетёра моего. Сердцем чую. Ох, и напьюсь я сегодня.

И капитан выпустил в небо густое колечко дыма.