Одноколейка превращалась в ключевой плацдарм, без захвата которого захлебнется и провалится тщательно подготовленное наступление.

На следующее утро Коломнин направился с визитом к начальнику областного РУБОПа полковнику Роговому.

– А, главный развратитель, – поднялся ему навстречу невысокий лобастый человек.

– Почему собственно? – пожимая руку, деланно удивился Коломнин.

– Так половину райотделов, считай, перекупил. Перестали заниматься повседневной работой. Сидят и ждут, когда от золотоносного Коломнина команда «фас» поступит, – язвительные замечания Рогового вполне уравновешивались насмешливо-добродушным тоном. – Или – наговаривают?

Они уселись друг напротив друга за журнальный столик.

– Если разговор между нами, то – не очень наговаривают. Но вношу поправку: не развращаю, а оплачиваю работу по заслугам. Чего МВД сделать, увы, не может. А с истинной ценой этой работы знаком не понаслышке.

Коломнин вытащил две приготовленные визитки.

– Прошу ознакомиться. Это моя нынешняя должность, – перед Роговым легла узорчатая визитка банка «Авангард».

– А вот это, чтоб видели, что не чужой к вам пришел, – и Коломнин выложил вторую – «Начальник отдела Главного управления по борьбе с экономическими преступлениями МВД России», – как козырного туза отщелкнул.

– Старая, – повертел ее Роговой.

– Вечная. Хотя в отставку аж в девяносто шестом вышел, – Коломнин, казалось, сам удивился произнесенной цифре, – но контактов с прежними коллегами не теряю.

– И что же нужно от прежних коллег сегодня?

– Помощь.

– Это кто бы сомневался? И, конечно, на коммерческой основе?

На этот раз за добродушным тоном равно могли скрываться и угроза, и скрытое предложение.

– Как сами определите, – уклонился от прямого ответа Коломнин. – Вам, должно быть, известно, в настоящее время банк «Авангард» занимается санацией компании «Нафта». Понимая значение месторождения для области, мы решились не банкротить должника, а помочь выкарабкаться. Это и рабочие места, и – крупные платежи в бюджет…

Коломнин сделал паузу, давая возможность Роговому высказаться и тем хотя бы предварительно определить свое отношение к предстоящему разговору.

Но многоопытный начальник РУБОПа лишь нетерпеливо пошевелил пальцами, предлагая перейти к существу вопроса.

– Кое-что вроде удалось сделать. Но – возникла проблема: единственный на сегодня способ вытянуть компанию – резко снизить себестоимость газоконденсата.

Коломнин нахмурился: скучающий вид Рогового не предвещал удачи.

– Короче, уперлись в «железку». Одноколейка – восемьдесят километров до большой железной дороги. Нам выставили цены за перевозку. С такими ценами легче удавиться или – плюнуть на все интересы области и по-быстрому обанкротить компанию, – рубанул он.

– Да, тяжелое ваше коммерческое дело. Чуть ослаб, тут же и сожрут. Но причем тут я? – патетические ссылки на интересы области никакого впечатления на Рогового не произвели.

– Формально ни при чем. А фактически одноколейку эту просто подмяла под себя чеченская мафия.

– Откуда вестишки? – лениво поинтересовался начальник РУБОП.

– Да все знают.

– Ах, все? Все – это никто. Факты есть?

– Только то, что директором компании-оператора Бари Гелаев. Слышали о таком?

– Да, конечно. Действительно чечен. И что с этим прикажете делать дальше? – ответа Роговой не дождался. – Впрочем, если у вас и впрямь есть подозрения, почему не съездить прямо в райотдел по месту нахождения Узловой? Может, они помогут? Вы же мастер договариваться.

– А может, прямо к самому Гелаеву пойти? – не сдержался Коломнин. Обоим собеседникам было понятно, что райотдел, на территории которого процветает мафиозная группировка, – это последнее место, куда следует обратиться за помощью. – Так, мол, и так, брат Гелаев. Порулил и будет. Хватит с тебя, нахапал. Довольно ты подкормил русскими «бабками» чеченских боевиков.

– Откуда насчет боевиков взяли? – встрепенулся Роговой.

– А на что еще деньги со всей России чеченские группировки собирают? Если вы и этого не знаете, так, похоже, я и впрямь не туда зашел. Орден-то не за Чечню, случаем?

Коломнин давно разглядывал планку на кителе Рогового.

– За нее, родимую.

– Оно и видно, что родимая. Пацанов ваших, ОМОНовцев, небось, до сих пор на мясо посылаете? – присмотрелся к утратившему прежнюю снисходительность собеседнику. Поднялся. – Вот ведь любопытное коловращение: русские создают условия для бандитов, чтоб те нахапали в России денег, накупили оружия, из которого их же самих потом и поубивали. И передо мной сидит человек, который ТАМ побывал. И теперь с ухмылочкой смотрит, как стригут деньги, чтоб убивать других. По-моему, это называется – «маразм крепчал». За сим, как говорится…

– Садись. Не отпускал.

– Что-то не припомню, чтоб мы на «ты» переходили, – взъелся Коломнин.

– Так перейдем, – неулыбчивый Роговой потянулся к бару. – Коньяку будешь? Да садись же: хватит злобную нюню строить.

Наполнил пару рюмок, выгрузил блюдце с засохшими кусочками лимона:

– Конечно, оперативной информацией по этому Бари хренову у меня с избытком.

– Так и в чем же дело?

– Говорю же – оперативной. Фактов железных нет. Так что… Вот дай доказательства, тогда и – взрыхлим это гнездо.

– А арестовать его за тебя не надо? – Коломнин вслед за Роговым опрокинул стопку. -Что ты мне тут, извини, лапшу на уши вешаешь? Больно вы, РУБОПовцы, доказательствами себя когда утруждали? Операция «Рылом в снег», а там и доказательства появляются.

– Вот и видно, что давно из ментовки ушел. Теперь не просто стало. Так все смешалось, что и сам порой утром не ведаешь, кто у тебя к вечеру во врагах окажется. Ты-то вон ментам платишь. А преступник – тем более. И не только ментам. Он, понимаешь, стремится втянуть как можно больше влиятельных фигур.

– Раньше это называлось «замазать».

– А теперь по-научному – «переплетение экономических интересов».

Натолкнулся на сделавшийся недобрым взгляд визитера.

– Чего сверлишь? Прикидываешь, не состою ли на прикорме? Слишком просто мыслишь. Ты вот из органов шесть лет назад уволился, а я как раз примерно столько на этом месте и сижу. И знаешь, почему сижу? Понимаю, какая ниточка с какой переплетена. И что будет, если Бари этого гребаного за усы дерну. Понял, к чему клоню?

Коломнин, не скрываясь, скривился:

– Куда ясней? Потому и сидишь, что никого не дергаешь.

– Да у меня одних бандгрупп выявленных знаешь сколько?! – залепил кулаком по столу Роговой. Но Коломнина тем не испугал. А сам смутился. – Это я к тому, чтоб не упрощал. Выдергиваю, между прочим, периодически. Только не как сорняк на прополке, – весь подряд. А как минер: прежде другие ниточки из-под нее потихоньку убираю, корешки подрубаю. Понял, наконец? Результат, его тоже готовить надо. Скажу тебе как полкан полкану, давно у меня на это зверье челюсти клацают. Вот приди ты ко мне с этим через полгодика, обниму и напою за свой счет.

– Через полгода от «Нафты» одни мертвые вышки торчать будут. Мне «железка» сейчас необходима.

– Тогда извиняйте, дядьку. Итак больше, чем имел право, проболтался. Одна надежда, что свой – не выдашь.

Роговой склонился над селектором:

– Дело по «Зеленке» принесите.

Вновь подсел. Сочувственно оглядел расстроенного Коломнина.

– Пойми меня. Через полгода, если получится за это время корни подрубить, я их без всяких процессуальных тонкостей повыкорчевываю. И даже теперь – рискнул бы, пожалуй. Но только, если под задницу железный криминал подложу.

– Разрешите?

Роговой кивнул, принял из рук вошедшего объемистую папку, кивком отпустил.

– Вот все их игрища, – он принялся перелистывать папку, приподняв ее так, чтоб сидящий напротив не мог даже случайно увидеть что-нибудь внутри. – Дважды на этого Бари выходил. Один раз совсем зажал. Так они обоих свидетелей убрать успели. Не умеем мы свидетелей защищать. Вот люди и не доверяются. Хотя…

Роговой задержался на одной из страниц. Задумался.

– Сколько у тебя там акций не хватает, чтоб «железку» под контроль взять?

– Одиннадцать, – удивленно ответил Коломнин. – Если, конечно, мелких владельцев не объединить.

– Об этом и не думай, – отмахнулся, подобно Мамедову, Роговой. – Пока Бари не завалим, никто против и не вякнет. Дураков собственную шкуру дырявить нет. Тебе Рейнер нужен.

– Рейнер? – второй раз Коломнин слышал эту диковинную фамилию.

– Темная это история, – Роговой закинул папку в сейф. – По моей информации, вскоре после того, как в Москве «пришили» Фархадова… В смысле сына. – Чечены?! – вскинулся Коломнин.

– Доказательств нет. Хотя там ведь кто только не рыл. Фархадов – старший деньги направо и налево швырял. И мы на совесть отработали. Но – ничего! Сами – открещиваются наглухо.

– Это как раз понятно.

– Понятно-то понятно. Но и оперативных данных не надыбали. Хотя косвенно – если по интересу глядеть – им его убийство в самый цвет пришлось. «Железку» они как раз после его убийства и подмяли. Знаешь, поди?

Коломнин кивнул.

– А про то, что Рейнера этого они отловили и в тайгу вывезли?.. А потом стало известно, что он передал права по управлению акциями Бари и исчез. Навсегда.

– Так передал же!

– А может, и нет, – Роговой подмигнул. – Я вот тут высчитывал по минутам: где он мог передать, если со следующего дня никто его не видел? В тайге нотариусы не водятся.

– Могли с собой прихватить, прикормленного. Эка невидаль!

– Могли. Тем более если с паяльничком. Любимый у бандюков процессуальный аргумент, – согласился Роговой, показывая голосом, что он как раз наслышан о противном.

– Чего теперь гадать? – Коломнин глянул на часы: два часа оказались потрачены впустую. Потянул с вешалки тулуп. – Рейнер этот давно покойник. А покойника в качестве свидетеля допросить, – такого я что-то не слышал.

– Пойдем провожу. Все-таки хорошо посидели, – игнорируя разочарованный взгляд посетителя, Роговой прошел с ним к выходу.

– Морозец, – определил он на крыльце. Недоброжелательно ощупал глазами двух прошмыгнувших оперов. – Рупь за два: за водкой стервецы гоняли. А еще и обед не подошел. Вот и поддерживай тут дисциплину.

Увлек Коломнина чуть в сторону, склонился к уху:

– Иногда бывает, что и покойники говорят. Только не дергайся, за нами из дежурки наблюдают: по моей информации, Рейнер жив. Прячется.

Коломнин все-таки не удержался: вздрогнул.

– Сбежал он тогда от них в тайге и заныкался со страха. Так вот и ныкается.

– И…ты знаешь, где?

– Точно не знаю. Хотя пытался узнать. Но – не говорит, сволочь. Боится, видно, что не сбережем. И правильно, между нами говоря, делает. У Бари среди моих тоже агентура имеется.

– Кто? Кто боится?! – не понял Коломнин.

– Так Резуненко ваш. Разве я тебе не сказал? Я его сам вычислил. Они ведь все друзья были: он, Тимур покойный, Ознобихин…

– Николай?!

– Ну да, ваш нынешний вице. Тоже здесь одно время крутился. А как Тимура в Москве убили, так уж не вернулся. Вот и Рейнер с ними дружковал. Положим, найти Рейнера я бы смог. Включил бы машину розыска. Сам понимаешь.

– Тогда почему?!..

– А для чего? Если бы он был готов дать показания. Так нет. Запугали его тогда в тайге, похоже, на всю оставшуюся жизнь. Зверье это умеет. А найти просто так? Чтоб на моих плечах дурачка этого боевики Бари достали? Им-то он живой точно не нужен. Да и выждать хотел, пока готов буду.

– А откуда проведал, что Резуненко знает? – Коломнин торопился получить как можно больше информации. – И кто еще, кроме тебя?..

– Никто больше, – успокоил его Роговой. – Виктора я личным, можно сказать, сыском вычислил. Уж как уговаривал свести с Рейнером. Но ни в какую. А вот тебе, может, и расскажет. Вы ведь теперь, как говорят, единым экономическим интересом связаны. Против этого никакая дружба не устоит.

Внимательно оглядел огорошенного собеседника, белеющими руками сам запахнул его тулуп:

– Стало быть, так, ты ко мне за помощью пришел. А я чуть иначе предлагаю: потрудиться друг на друга. Если показания Рейнера против Бари добудешь, считай, я – твой! А значит, и «железка» твоя. Хотя даже в этом случае подставлюсь.

Увидел в руке Коломнина ключи от пустого промерзшего джипа. Покачал сокрушенно головой:

– Так и гоняешь сам по себе?

– Люблю за рулем.

– А жить любишь? Мил мой, ты вообще-то соображаешь против кого охоту начинаешь? Знаешь, сколько у меня там трупов наскирдовано?! – Роговой ткнул в сторону своего окна, за которым в глубинах сейфа покоилось агентурное дело «Зеленка». – Значится так, еще раз без охраны увижу, порву всякие контакты. Мне, понимаешь, союзники живые нужны.

Коломнин, полный симпатии к этому хитровану, благодарно пожал ему локоть.

Прямо от здания РУБОПа Коломнин проскочил к офису, этаж в котором занимала компания по поставке и монтированию буровых установок.

Коломнина здесь хорошо знали, так что в кабинет Резуненко проник он без задержки и даже поприсутствовал на окончании планерки.

– По договоренности с «Нафтой» мы становимся единственным – прошу проникнуться ответственностью – поставщиком и монтировщиком труб для бурения по всему периметру Верхнекрутицкого меторождения, – явно для пришедшего кстати гостя отчеканил Резуненко. – Это большая честь для нас. Но и большая ответственность. Совсем другой масштаб. И другие заработки.

Послышался оживленный гул.

– Через месяц вылетаю на завод для подписания контракта на поставку большой партии труб. До этого времени мы должны все рассчитать, подготовить. Еще и еще раз перепроверить укомплектованность бригад монтажников. Сам я сейчас, как вам известно, по просьбе Фархадова, сосредоточился на поставках конденсата, но каждые два дня буду приезжать и заслушивать отчеты! Все, на сегодня свободны.

Не дождавшись, пока выйдут последние, подсел к Коломнину, возбужденно поиграл плечами:

– Запарка – во! Такие масштабы! Веришь, газеты некогда читать. Новости по дороге ухватываю. Собственный шофер за политинформатора. Вменил сволочуге в обязанность. Чтоб вместо «калыма».

Последнюю фразу произнес он без начального энтузиазма, с возрастающей тревогой вглядываясь в пасмурного визитера.

– Слышу, о новых контрактах размечтались, – плотоядно ухмыльнулся Коломнин. – Планов громадье. Просто-таки майский день, именины сердца.

– Что случилось? Выкладывай.

– Да вроде как ничего особенного. Просто нам «железку» перекрыли. Вот полюбуйся на досуге, – и небрежно метнул на стол прайс-лист. Лицо Резуненко, едва глянул он на цены, вытянулось.

– Да это ж полный… – он прервался, растерянный.

– Вы как всегда безупречны в формулировках: именно – финита ля комедия, – по-своему закончил его фразу Коломнин. – Так что насчет контракта и прочих глупостей не извольте больше беспокоиться.

Тяжело поднялся. Сочувственно оглядел обескровленное лицо Резуненко.

– Вот такое паскудство приключилось. Столько трудов, планов, – и все псу под хвост из-за того, что «железку» подмяли под себя бандюки. Я-то поначалу думал с нашими сорока процентами еще одиннадцать у остальных нефтяников позаимствовать, да и помести всю эту нечисть с ОМОНом, – говоря, заметил, как азартно вспыхнул Резуненко. – Но куда там: все, оказывается, хвосты от страха поджали. Так что… Главное, что обидно – своими руками отдал Фархадов контроль. Ведь были, оказывается, еще одиннадцать процентов. Так передал их за здорово живешь другому. А тот после Гелаеву перепродал.

– Не было этого, – резанул Резуненко.

– Чего не было?

– Не отдавал Рейнер – ты ж о нем говоришь – акций. Доподлинно знаю.

– Но договор-то на продажу есть?

– Значит, подделка. Надо провести эту…экспертизу. И все выявится. Так ведь? – в голосе Резуненко теплилась надежда.

Но Коломнин растоптал ее безжалостно:

– По одной-то подписи? Уж если сфальсифицировали, так и подделывали наверняка тщательно. Да и – какой суд ее проводить станет? А если станет, то сколько вся эта хренотень процедурная месяцев займет? И даже если подтвердят подделку, что с того? Раз все остальные передрейфили и по указке Гелаева голосуют, то мы все равно в меньшинстве, как ни крути. Нет, только если бы акции эти вместе с нами проголосовали. А так…

Коломнин замотал головой, как человек, потерявший надежду.

– И что теперь? – выдавил Резуненко.

– Глупый вопрос. Дня через три проведем итоговое совещание, и, если не произойдет какого чуда, придется лететь докладывать в банке. А дальше понятно, – и он перекрестил руки, лишая собеседника последних иллюзий. – Кстати, приглашаю на вечер к нам в сауну. Будет Богаченков, Мамедов. Отметим несвершение, так сказать, надежд. Все-таки спайка у нас неплохая могла получиться.

К вечеру в предбаннике сауны за накрытым столиком собрались Коломнин, Мамедов. Последним приехал Резуненко. Все выглядели подавленными. Выпили молча. Вдогонку еще. Отсутствовал единственно Богаченков. Как мрачновато пошутил Коломнин, готовит погребальный отчет для банка.

На шутку эту неожиданно остро отреагировал Резуненко, с момента прихода державшийся настороженно:

– Тебе Роговой сообщил, да?

Мамедов непонимающе вскинул голову.

– Да, – подтвердил Коломнин.

– Пусть так. Знаю я, где Рейнер. Знаю, да! Но не скажу.

– Знаешь, да?! – вскинулся Мамедов. – Живой, да? Тогда почему молчишь? Он «бабки» наварил и свинтил. Всех предал. Почему не скажешь? Разве не должник ты дяде Салману?

– Подожди кричать, Казбек, – осадил его Коломнин. – Говори, Виктор.

– Нечего мне говорить, – огрызнулся Резуненко. – Потому и знаю, что друг я Жене. А друзей не сдают.

Он заметил перекосившийся, готовый взорваться новым криком рот Мамедова и попросту показал массивный, как задубевший гранат, кулак – как пластырем опечатал.

– Никаких денег он за эти акции не получал и договора не подписывал. Хотя и предлагали, и пытали даже. Просто сбежал ночью в тайгу и – все дела. Он же таежный человек, Женька Рейнер. Всегда таким был. Что называется, не от мира сего. Юродивый. – Дурачок, значит? – подковырнул Мамедов.

– Поумней нас с тобой вместе взятых. Говорю – юродивый. Стишки пописывает. Питаться сутками может чем ни попадя. Лишь бы по тайге своей бродить. Там он царь. А среди людей выживать не научился. На медведя – это мы можем. А самое меленькое, никчемное начальство хуже огня боится. Ему Тимур УАЗ подарил. Так на права сдал, а получить не мог. Оказалось, какой-то лейтенантик оборзевший на него наорал и выгнал, так он полгода вернуться боялся. Я узнал, с ним туда подъехал, из лейтенантишки этого вмиг права вытряхнул. Ты думаешь, Женька обрадовался? Жди, как же! Хуже того испугался: а что если, говорит, теперь паспорт отберет, а то и дом подожжет. А чего? Власть. Может.

Коломнин невольно улыбнулся.

– О, уже и расплылся! – поспешил охолодить его Мамедов. – Наивный, слушай, какой! А еще милиционером был. Он нам тут по ушам ездит. Может, вместе и доллары поделили? Да, нет?!

– "Леща" тебе дать, что ли? – прикинул Резуненко. – Доллары! Он слов таких не знает. Ты что, Сергей, и впрямь думаешь, Тимур ему эти акции подарил? Да для Женьки это как фантики. Просто надо было распылить, чтоб под монопольный закон не попасть. Вот и использовал. Они их с Салман Курбадовичем в Женьку, будто в сейф вложили. Знали, что не пропадут. Ведь просил не втягивать его. Лучше мне, говорю, передай, если позарез надо.

– О даже как?! – Мамедов вскочил, предлагая Коломнину оценить сделанное признание. – Вон оно куда все шло. Понял, да?

– Не отдал. Остерегся. Меня, друга, остерегся. А Женьку нет. Вот и накликали на него. Так что третий год высунуться боится.

Он жестко глянул на Коломнина:

– И никакие шкурные интересы не заставят меня…Потому что бывают не только деньги. Есть еще такое слово, как…

– Понял, не дурак, – невозмутимо подтвердил Коломнин. Разлил по стаканам оставшуюся водку. – Имеем, стало быть, высокий порыв? Друга он от нас прячет! А мы здесь кто для тебя? Ну ладно, мы – похоже, никто. – И дядя Салман никто, да?!

– А сотни семей, что по миру пойдут?! Сам же витийствовал. Теперь оно тоже не в счет?!

Резуненко рыкнул безысходно.

– А его самого – так и полагаешь до смерти в лесовиках держать?! Пока от собственного страха не загнется?

Дверь «предбанника» распахнулась, и в нее вбежал непривычно возбужденный Богаченков. Живо огляделся.

– У меня абсолютное зрение! – с порога сообщил он.

– С чем и поздравляю! – буркнул Резуненко.

– Если абсолютное, так видишь, что Абсолют кончился! – в восторге от удачного каламбура загоготал Мамедов. – Сбегай наверх за бутылкой. Так говорю, да?

– У меня абсолютная зрительная память! – горячо повторил Богаченков, обращаясь на этот раз к Коломнину. И тот сделал знак остальным успокоиться, – таким возбужденным Юра бывал очень редко. И неспроста. – Я помню все машины, что стоят возле офиса «Нафты». Даже если в стороне, на обочине. Там три дня простоял брезентовый УАЗ номер… Номер тоже помню.

– И чем он так запомнился? – Мамедов, ожидая забавы, подмигнул остальным.

– Да ничем не запомнился. Говорю же, – просто зафиксировал, – Богаченков рассердился. – Я сегодня не на машине вернулся. Вернее, на попутке. Подбросили до перекрестка. Решил прогуляться дворами, – голова гудела. И как бы сбоку зашел.

Сбивчивый, нервный тон его заставил наконец всех напрячься.

– Там этот УАЗ стоит в темноте. Поначалу решил, – пустой. Пригляделся, есть человек! Он меня потому не заметил, что как раз коттедж наш разглядывал. И у глаз что-то похожее на.. как это?.

– Что-то из приборов ночного видения? – подсказал Коломнин. Он уже одевался.

– Да, наверное. Батюшки мои! Я глянул. Его самого не видно. А оттуда такой полный обзор! Все двери, окна! Я сразу обежал и подъехал на такси, вроде как обычно.

– Сейчас я с охраной тряхнем этого соглядатая! – Мамедов азартно полез за пистолетом.

– Тут еще что важно, Сергей Викторович, – Богаченков что-то про себя еще раз просчитал. Притянул к себе ухо Коломнина.– Могу, конечно, и ошибаться. Но, мне кажется, это тот белесый. Помните, из аэропорта, на которого Лариса Ивановна…

– Помню, – подтвердил Коломнин. Решительно остановил приготовившегося выбежать Мамедова. – Вот что, мужики, отставить суету. Если Юра не ошибся, это, вполне возможно, киллер.

– За кем же он? – голос Резуненко невольно просел.

– Да уж не за нами, – ядовито отреагировал Богаченков. – Кому мы с вами нужны? Ясно – за Сергей Викторовичем. Это ведь он гнездо разворошил. Вот и начинается. Говорил же насчет охраны!

– Ничего. Это к лучшему. Он за твоей головой пришел. Но на свою голову он пришел! – азартно закричал Мамедов. – Сейчас с охраной через задний ход вылезем, обойдем и возьмем.

– Не горячись, – остановил Резуненко. – Он на машине. Одного мог не заметить. А двух-трех увидит, уйдет.

– Верно, – Коломнин с трудом подавил поселившийся в нем озноб. – Кроме того, не факт, что оружие сегодня с ним. Может, пока разведку ведет. Возьмем, и с чем? Его спровоцировать надо. Имею на этот счет предложение – сработать на живца.

Спустя полчаса из парадной двери высыпала пьяная ватага, возглавляемая шумным от выпитого Мамедовым.

– Серега! – заорал он внутрь дома. – Не передумал? А то мы уезжаем к Салман Курбадычу. Охрану тоже велел с собой взять.

– Поедемте, Сергей Викторович! – слезно попросил Богаченков. – Чего одному оставаться? Главное, и прислугу отпустили. Тем более Фархадов велел и вам быть.

– Куда я поеду пьяный?! – к двери изнутри подошел Коломнин. – Без вас хоть отосплюсь перед самолетом. А то в Москве потом неделю как бобику крутиться придется. Катитесь!

Он решительно захлопнул за ними дверь.

Ватага тронулась к стоящим во дворе машинам.

– Выспется, как же! – захохотал Резуненко. – Я ему сюда часика через два пару телок организую. То-то поглядим утром, чего от этого хитрована останется.

Идея была матерно одобрена. Машины зарычали. Двор опустел.

Прошло полчаса, час. В комнате Коломнина горел тусклый ночник. Сам он вместе с остальными, вернувшимися через тайгу, затаился в комнатах вдоль коридора. Причем в самом его начале расположилась ударная группа захвата: Резуненко и Мамедов с охранником. Идея была проста: другого способа попасть в комнату Коломнина, как пройти через русло коридора, не существовало. И в этом месте Резуненко должен был, пропустив киллера мимо себя, обхватить его своими лапищами сзади. Даже если тот почувствует чужое присутствие, использовать оружие в тесноте против могучего Резуненко ему будет затруднительно. Главное, отчего зависел успех, – перехватить руки, в одной из которых должен находиться приготовленный пистолет. Мамедов и охранник, оба вооруженные, тут же, наставив стволы, блокируют попытку сопротивления. Если же паче чаяния киллер вырывается и бежит вперед, в него должен стрелять приставленный к Коломнину охранник. Задачу ему Мамедов поставил самую что ни на есть простенькую. «Это, – он показал на Коломнина, – твое святое. Если его убьют, я убью тебя. Понял, да?». На всякий случай на первом этаже путь к отступлению отсекают еще один охранник и Богаченков с резиновой дубинкой.

Гулкая тишина заполнила дом. Ждать с непривычки было трудно. То и дело кто-то откашливался, сморкался. Внезапно послышался скрип паркета, отчего все разом затаились. Но тут же тихий, извиняющийся голос Мамедова: «Совсем дом сгнил, слушай. Ремонт, вижу, пора делать». Смешливый Богаченков сдавленно хихикнул.

И в это время отчетливо послышалось позвякивание металла, – отмычка вошла в замочную скважину.

Казалось, время не бежит, – едва струится. Шелест шагов на первом этаже, поскрипывание деревянной лестницы, – «нет, все-таки хорошо, что не сделали ремонт». Первый проем пройден. Еще один! Теперь вступает в коридор. Виски Коломнина отчаянно пульсировали.

Осталось шаг-два до Резуненко. Внезапно: резкий посторонний звук, быстрое движение и – два подряд выстрела. Вскрик и стук упавшего на пол тела.

Голос Мамедова, озлобленный, какой-то взмыленный, снял напряжение.

– Готов вроде! – закричал он. – Оружие опустить. Пока друг друга не перестреляли. И – свет кто-нибудь!

Коломнин, оттолкнув охранника, подбежал к нему, болезненно жмурясь от вспыхнувшего электричества.

На полу лежал человек, загороженный склонившимся над ним Резуненко.

– На хрена стрелял?! – озлобленно закричал Резуненко. – Ну, на хрена, спрашивается?

– Это ты мне? – разозлился Мамедов. – Лучше бы поблагодарил, что жизнь спас, чем туфтеть.

Он заметил подошедшего Коломнина.

– Что у вас звякнуло? – спросил тот.

– Да вот, понимаешь! – Мамедов яростно ткнул в живот сконфуженного охранника. – Запонкой мой пистолет задел, обалдуй. Говорил же, чтоб ничего железного не оставить. Говорил, нет?! Завтра же вышибу.

– Зачем стрелял? – жестко повторил Резуненко. – Он от меня в шаге был. Руку протянуть.

– Ну да, протянул бы, как же. Ноги. Он профи, понимаешь? И на звук сразу реагирует. Опередил я его, понимаешь, нет?! – огорчение от несостоявшегося захвата причудливо перемешалось у Мамедова с восторгом от собственной удали.

В самом деле в полуметре валялся пистолет с глушителем.

Из-под Резуненко послышался булькающий хрип.

– Жив! Тащите в комнату, – распорядился Коломнин.

Резуненко отодвинулся, пропуская охранников. Лицо лежашего на полу открылось. Коломнин и Богаченков переглянулись, – это был белесый. На куртке расплылись два объемистых кровяных пятна.

Его перенесли на кровать, и здесь он открыл глаза. Дыхание со свистом вырывалось наружу и обрывалось кровавой пеной на губах.

– На кого заказ?! – Мамедов, поставив колено на кровать и помахивая пистолетом, склонился над раненым. – На кого заказ, спрашиваю, сука?!

– Ему врача надо, – заметил один из охранников.

– Я ему за врача! – яростно закричал Мамедов. – Слушай, ты. Жить хочешь? Врач есть внизу. Говоришь – тут же зову. Нет – подохнешь. Понял, да?!

Киллер прикрыл глаза, – он понял.

– На кого заказ? Ну?

Белесый повел мутными глазами. Взгляд остановился на Коломнине.

– Это и так понятно! – поторопил Богаченков. – Главное – кто послал?

Мамедов отмахнулся:

– Кто послал? Кто его «заказал»?

– Гы-ы!…– прохрипел белесый, и новый кровавый пузырь вздулся на губах.

– Гелаев, да? Говори, Гелаев? – Мамедов в нетерпении ткнул дулом пистолета в зубы. Так, что послышался хруст.

Раненый прикрыл глаза.

– Гелаев, точно! – Мамедов торжествующе огляделся. – Вот твари. Едва мы первый шаг сделали. Тут же отреагировали.

Коломнин решительно отодвинул его. Склонился над киллером. Глаза в глаза.

– Тимура Фархадова ты убил? – к общему изумлению, требовательно произнес он. – Говори, ты?

Дрогнувшие веки стали ему подтверждением. Но открываться они не спешили.

Коломнин с силой, болезненно тряхнул раненого. Веки вновь размежились.

– Кто «заказал» Тимура? – раздельно, стараясь прорваться в уходящее сознание, произнес Коломнин. – Кто заказал Тимура Фархадова?

– Гы-ы!.. – сделав над собой усилие, вновь прохрипел киллер.

– Тоже Гелаев, да?! – закричал Мамедов. – Я всегда знал. Всегда!

Коломнин не отводил глаз от умирающего. В мутновеющих глазах белесого почудилось ему что-то вроде усмешки. И с этой усмешкой он и затих навсегда.

– Вызывайте милицию, – Коломнин распрямился.

Похоже, тайна гибели Тимура приоткрылась. Единственные, кому сейчас была нужна смерть Коломнина, были чечены. Подосланный киллер оказался тем самым, что убил Тимура. Все становилось на свои места. Но до чего же непредсказуемые узоры выписывает жизнь! Судьба Коломнина все более переплеталась с судьбой покойного Тимура Фархадова.

Осмотр места происшествия, допросы, – лишь к утру коттедж вновь затих.

Едва уехала опергруппа, засобирался и Мамедов.

– Шесть уже. Дядя Салман рано встает. Поеду отвезу подарок. Кровь Тимура отомщена… Пусть хоть отчасти, – добавил он, заметив, что остальные не разделяют его энтузиазма.

И уехал, полный нетерпения поведать, как собственной рукой покончил с убийцей Тимура.

– Может, и нам пора собираться, Сергей Викторович? – с зевком предложил Богаченков, значительно скосившись на впавшего в прострацию Резуненко. – А то ведь и впрямь подстрелят вас ни за что ни про что. И то, если честно, чудом в этот раз пронесло. Во второй раз так не подфартит. – Почему думаешь, что будет второй? – Резуненко встряхнулся.

Наивный вопрос заставил Богаченкова иронически пожать плечами:

– Так они, чечены, не знают ведь, что мы сами отступились.

Резуненко подхватил Коломнина за локоть, вывел на крыльцо.

– Вот что. Рейнер за двести километров отсюда. Я тебе даю водителя, газон свой. Но, во-первых, сам с тобой не поеду, – жестом пресек возражения Коломнина. – Не могу с этим ехать. Женьке передам, что ты вроде как охотник-любитель. Я ему иногда подсылаю подзаработать. С ружьишком-то ходил когда?

– Нет.

Резуненко досадливо поморщился.

– Ладно, скажу – начинающий. Ружье дам из своих – вертикалку.

– Так у тебя с ним есть связь?

– Есть, – неохотно признал Резуненко. – Мобильный я ему подарил. Чтоб на случай моих звонков держал. Так что едешь поохотиться, понял?

– Чего не понять?

– Не знаю чего. Но – проникнись. Как ты там говорить будешь, твое дело. Но чтоб никаких запугиваний. Его так пытали, что страх – он внутри засел. Чуть что – вообще в тайгу уйдет в какое-нибудь зимовье. Потом не выколупнешь. И еще – паспорт я ему замастырил. Так что он там для всех – Бугаев. Даже водитель мой, что тебя повезет, не знает, кто он на самом деле. Охотник и охотник.

Внезапно обхватил Коломнина за плечи, всмотрелся, будто пытаясь проникнуть в самые глубины души.

– Имей в виду, Коломнин, грех на себя беру. И если с Женькой что, то и на тебя ляжет.

Через час, прежде чем город проснулся, ГАЗ-66 выехал на трассу. В металлическом чреве его, на откинутой от стены койке, покачивался во сне в такт движению Коломнин. «Заказанный», но пока еще «недостреленный».

Проснулся он в полной темноте, от того, что внезапно прекратилась качка. Сел, с удивлением ощущая надсадную ломоту в теле, – очевидно, машину изрядно поболтало на таежных дорогах. Дотянувшись, зажег лампочку.

Послышался призывный сигнал клаксона. Затем похрустывание унтов по снегу. Дверь распахнулась снаружи, и в проеме показалось утомленное лицо водителя.

– Приехали. Сильны вы придавить подушку! – шумно позавидовал он.

– Сколько ж я проспал?

Водитель глянул на часы, прикинул, прищурившись.

– Да уж немало, – исчерпывающе ответил он. Сделал широкое движение в темноту. – Добро, как говорится, пожаловать, в поселок Крутик, – самый что ни на есть медвежий угол всея Руси.

– А дом… Бугаева? – Коломнин выпрыгнул на дорогу.

– Тоже мне дом. Как раз возле него и стоим.

– А где?.. – Коломнин огляделся.

– Да где ему быть? Затаился. Чудной малый. Женька! Не дрейфь. Мы от Резуненко! – и чему-то захохотал.

На крик его из-за палисадника послышался заливистый лай. Одновременно застонал проржавевший засов. Дверь приоткрылась.

– Так заходите. Только в коридоре свету нет. Правее. Ведра на лавке не заденьте.

Тут же, конечно, Коломнин и задел. А, шарахнувшись, ударился лбом обо что-то, висящее на гвозде.

– То ерунда, то коромысло, – успокоил его голос хозяина.

Внутри дом состоял из двух смежных комнаток, уставленных подержанной, явно стянутой из разных мест мебелью. На диван-кровати бок о бок расположились баян и гитара. Обстановку венчала побеленная, в разводах пузатая печь, на которой стояли два эмалированных ведра с водой. Из внутренней комнатки виднелся угол дощатой, уставленной книгами полки. От порога разбегались потертые, бахромящиеся дорожки.

Дом был беден, но прибран. На мужской взгляд, конечно. На женский, должно быть, – замусолен.

– Ничего, ничего, проходите, не натопчите. А натопчите, так тоже ничего, – я после приберусь, – по-своему понял заминку вошедший следом хозяин. Он обошел гостя. Повернулся. – Так что? Будем знакомы?

Перед Коломниным стоял всклокоченный тридцатилетний человек, худощавый, сутулый. Редеющие рыжие волосы и куцая рыжая бородка курчавились вкруг изможденной, спекшейся физиономии. Но из запавших глазниц пытливо выглядывали внимательные, наивные глаза, будто пересаженные с лица ребенка.

– Кем интересуетесь? Зайчиком? Кабаном? Или?..

«Тобой», – промолчал Коломнин.

– Это что такое? И стол до сих пор не накрыт?! – в избу вошел грозный водитель. – Где балычок? Коньячишко не вижу. Ты чем гостей кормиться собираешься, а, Женька?!

– Так я это, – хозяин смешался. – Разве только картошечки в подполе немножко осталось. Лучку могу по соседям.

– Картошечки! – передразнил водитель. – На тебя рассчитывать, так с голоду подохнешь. Держи с барского плеча. Мечи на стол!

Он протянул туго набитую сумку и, довольный собственной шуткой, вновь захохотал. Смех оборвался отчаянной зевотой.

– С ног валюсь! – признался водитель. – Пойду прикимарю. Все-таки двести километров по тайге – это неслабо.

И, не спрашивая разрешения у хозяина, прямо в унтах прошагал во внутреннюю комнату, оставляя за собой грязевые потеки.

Чистоплотный Рейнер расстроенно шмыгнул носом. Но любопытство оказалось сильнее огорченья, – он ухватил сумку, подтащил к столу и принялся разгружать.

– Глянь-ка. Эва чего бывает, – то и дело удивлялся он.

– Вы что ж, в городе не жили?

– Почему не жил? Очень даже.

– Давно, наверное. Там этих лакомств сейчас во всех магазинах полно. Может, назад вернуться?

– Как это? – Рейнер внезапно перепугался. – Мне и здесь хорошо.

– А я бы здесь не смог. Да и всякий, кто пожил в большом городе, думаю, уже без него не сможет. Въедается, как зараза!

Коломнин распечатал бутылку «Мартеля», разлил по граненым стаканам – на треть.

– За знакомство, – он залпом выпил.

Рейнер поступил иначе. Прежде всего обнюхал стакан, поморщился неприязненно и, закинув острый, поросший рыжими волосиками кадык, принялся малюсенькими глоточками заталкивать коньяк в себя. Продолжалась эта мука довольно долго. Так что, когда поставил он наконец опустошенный стакан, глазки уже блестели вовсю.

– Какая штука забористая, – подивился он.

– Понравилось. А в городе его полно, – Коломнин поймал себя на том, что разговаривает с Рейнером, как с ребенком, – пытаясь сманить игрушкой. – Неужто назад не тянет?

– Не-к-ка. Здесь все есть. У меня здесь мой собак. Лайка. А с едой – так по-разному. Когда охочусь, так и мясо есть. А нет, так и – ништо. Картошечки в подполе наберу, морковку там, – супчик сварю. И мне, и собаку моему хватает. Соседки когда чего подбросят. Потом магазин в поселке есть.

– Так на магазин деньги нужны.

– Нужны, конечно, – печально согласился Рейнер. – Но я ведь учительствую. Школа у нас здесь начальная. Прежде восьмилетка была. Но как леспромхоз закрыли, все разъехались. Но тоже ничего. – И что преподаешь?

– Так… словесность.

– Платят, небось, копейки?

– Твоя правда. Но я вот, знаешь, чего про деньги думаю? Сейчас они есть, завтра, глядишь, нет. А ты всегда есть. С ними, без них. Значит, и без них можно.

Расслабленный Коломнин, дивясь странной, незатейливой этой логике, откинулся на диване, отбросив ладонью диванную подушку, под которой обнаружилась раскрытая общая тетрадка, исписанная какими-то стихами. Но прежде чем не в меру любопытный гость поднес тетрадь к глазам, Рейнер с внезапным проворством выхватил ее, непроизвольно прижав к рубахе, как бы намереваясь спрятать под ней.

– Твои стихи? – догадался Коломнин.

Рейнер запунцовел:

– Так, балуюсь. Пустое это.

И поспешно запрятал тетрадку за спинку дивана, как бы прекращая тему.

– Тем более, если ты поэт, – скучно вот так, целыми днями без впечатлений. Одна тайга кругом.

– Это в тайге-то скушно?! О! Сказал тоже. Тайга – это столько всего! Ее только понимать надо. Вот завтра пойдем, сам увидишь, как скушно. Посмотрим, что к вечеру скажешь. Да и потом, – он склонился к Коломнину, как бы собираясь посвятить в некую тайну. Так что тому показалось, что Рейнер захотел поделиться причиной своего вынужденного затворничества. – Я тут концерт готовлю.

– Концерт?!

– А то. В поселке на май хочу дать. Сюрприз. Погляди, чего научился.

Он схватил гитару, достал засаленные ноты. Разложил, послюнявив. И – заиграл. Сложную какую-то мелодию. Здорово, кстати, заиграл. С переборами. Иногда прикрывая глаза. Иногда показывая слушателю, – вот-вот, здесь сейчас самое трудное место пойдет. Проскакивал его и эдак кокетливо поводил узкими плечиками: мол, погляди каков, – и это осилил.

Закончив, не сразу отложил гитару. А, подобно опытному актеру, как бы на мгновение замер.

– Да ты мастер! – искренне позавидовал Коломнин. Когда-то он сам пытался научиться играть на гитаре. Даже ходил во Дворец пионеров. Но после полугода так и забросил, толком не освоив. – Сколько ж лет надо учиться, чтоб вот так?

– Третий месяц.

– Нет, я имею в виду вообще на гитаре.

– Так и я. Соседка, баба Маня, подарила. На чердаке нашла. Я ей тут по осени огород перекопал. Старая совсем.

– А баян?

– А, это давно.

«Давно» ему было неинтересно. Прав оказался Резуненко, – удивительный человек этот Женя Рейнер.

Они еще выпили. Рейнер, основательно пьяненький, вертел стакан, беспричинно улыбаясь. – Тебя, должно быть, люди сильно обидели, что в такой глухомани затаился? – Коломнин все время помнил о цели приезда.

Женя насупился.

– Люди злы. Во, глянь-ка! Каково?

Он приподнял рубашку, обнажив следы ожогов. Жестокие следы. На теле. И в глазах.

– Кто это тебя так?

Рейнер неопределенно повел плечиком, шмыгнул носом.

– Получается, пытали? И чего хотели? – Мало ли. Все равно не вышло по-ихнему. Я от них ночью утек.

– То есть убежал и – все? Неужто так и спустил? – вроде как не поверил Коломнин. Рейнер опасливо покосился. – Это ты зря. Такое нельзя прощать. Люди не все злы. Но зло оставлять безнаказанным нельзя. Иначе разрастется.

– Им и так воздастся!

– Так само собой ничего не воздается! Ишь как удобненько устроился. Ладно – тебя. А вот, скажем, если б жену твою так. Или – друга лучшего убили, тоже бы смолчал?

Рейнер наклонил голову.

– Нет, ты не уклоняйся! – Коломнин притворялся более пьяным, чем был на самом деле. – Вот знал бы кто! Тоже смолчал бы? Или – отомстил?! Да и больше скажу – если спустил, все равно тебя же и достанут.

– С чего бы это?!

– Да с того. А вдруг в другой раз не смолчишь. Спокойней тебя убить. Так-то.

– Что значит «убить»? Зачем убить? – пролепетал Рейнер, отворачиваясь к окну. Тельце его вроде само собой принялось подрагивать. И столько беспомощности проявилось вдруг в нем, что Коломнин не выдержал той игры, что сам же и затеял.

– Женя, я ведь на самом деле не охотник, – признался он. – Я с Салман Курбадовичем сейчас работаю.

Рейнер не обернулся. Просто затих. Даже трястись перестал.

– Понимаешь, чечены эти, что тебя пытали и Тимура убили, они после этого многих поубивали, – торопливо заговорил Коломнин. – И теперь процветают безнаказанные. Больше того – если мы их сейчас не победим, тогда и месторождение Фархадова разорится. А это, не тебе говорить, сколько людей. Мы договорились с милицией, но им нужны улики.

Он прервался, дожидаясь реакции. Ее не было.

– Твои показания нужны. Позарез, понимаешь? Я все продумал. Мы тебя не подставим. Привезем в Томильск. Допросят. И тут же увезем назад. Никто, кроме меня и Виктора, как не знал, так и не будет знать, где ты.

– А сейчас кто знает? – глухо произнес Рейнер.

– Говорю же: только я и Виктор. А вообще, как только дашь показания, их пересажают. Так что тебе и вовсе бояться нечего будет. В Томильск дорогим гостем приезжать станешь.

– Тебя когда-нибудь пытали?

– Нет. Но если бы со мной, как с тобой, я бы отсиживаться не стал, – Коломнин обошел его, требовательно тряхнул.

– Тогда давай спать.

– Что?!

– Ты ж охотиться приехал. Вот завтра с утрева и тронемся. Спать что-то жутко тянет. Ты на кровати ложись, а я на полу постелю. Ничо, я привык. Когда и один на полу ложусь, – тараторя, Рейнер сноровисто разобрал диван. Кинул скатку себе на пол. Стремительно разделся и, явно торопясь избегнуть новых вопросов, нырнул под одеяло.

– Так что по нашему разговору? – Коломнин слегка потеребил лежащего.

Ответа он не дождался.

Наутро Коломнин проснулся от звука ритмичных ударов. Сидя за столом, Рейнер кухонным ножом рубил свинец, – готовил заряды картечи. Тут же стояло привезенное ружье, – очевидно, подверглось проверке. Был Женя не то что хмур. Скорее – не по-утреннему задумчив. – Пора, – объявил он. Коломнин, хоть и хотелось еще с часик поспать, рывком соскочил на пол. И – поймал на себе внимательный, исподволь взгляд.

Наскоро перекусив, вышли из дома. Но даже на улицу доносился могучий храп изнутри, – водитель все еще отсыпался после автопробега.

У крыльца стоял снегоход «Буран», возле которого крутилась тронутая паршой лайка.

При виде хозяина собака принялась нетерпеливо повизгивать. Лизнула подставленную руку. Но Рейнер, к несказанному огорчению пса, ухватил ее за ошейник и затащил в дом, где и запер. Удивленный Коломнин быстро замотал рот шарфом, – стояло не менее двадцати пяти градусов. Сам Рейнер, несмотря на отчаянный мороз, вышел в тулупчике на распашку.

В сумрачном рассвете потихоньку проявлялись соседние, полуразваленные бараки. На ближайшем вообще оказалась снесена часть крыши. Но из-под нее струился дым. Удивительно, но там жили люди. Меж бараками возвышалась водонапорная башня, на крыше которой было что-то нахлобучено.

– Гнездо это под снегом. Аист сюда каждую весну прилетает. Красивый такой. Но – нахалюга! Целыми днями по поселку побирается, – Рейнер забрался на снегоход. Дождался, пока сзади устроится гость. Застегнул ворот байковой рубахи. – С Богом!

Они углубились в тайгу, свернули с ухоженной трассы на порошу. Коломнин оглянулся, – кругом тянулся лес, и ничто больше не указывало на близость человеческого жилья.

Минут через тридцать, попетляв, Рейнер заглушил снегоход.

– Здесь оставим, – объявил он. – Дальше на «Буране» не проедешь. Пешком погуляем. В самом деле тайга загустела. Сумрак в чаще неохотно отступал перед нарождающимся днем.

– А найдем? – опасливо засомневался Коломнин.

Рейнер недоуменно оглянулся, – он попросту не понял вопроса.

– Да нет, это я так.

Пожав плечом, Рейнер двинулся первым. Коломнин поплелся следом, старательно глядя под ноги.

– Тебе страшно здесь не бывает? – произнес Коломнин, пытаясь звуком собственного голоса заглушить собственный, нарождающийся страх, – тайга его откровенно пугала.

– Страшно? Это в тайге-то? – Рейнер по-особому хохотнул: то ли удивляясь предположению, то ли напоминая о вчерашнем разговоре. – Хотя всяко бывало. Тут по декабрю заплутал как-то. И так, и эдак. День истоптал. Вышел – не поверишь – к цыганскому табору. Они возле соседнего райцентра на краю тайги встали. Это аж за двадцать километров забрел. А ночь на подходе. Оставайся, смеются, все равно от нас никуда не уйдешь. У нас, мол, место заколдовано. Старуха там была такая. Ага, себе думаю: как же, – не уйду. Держи карман. Пошел. Только через три часа и впрямь опять на них вышел. Круг, понимаешь, оказывается, описал. Ну, что за напасть? А эти гогочут: ложись, мол, к костру. Ну нет вам, здрасте: чтоб я в своей тайге и не вышел? Опять пошел. Другие ориентиры взял.

– Это все по ночи?! И – дошел?

– Дошел-таки. Только сперва под лед провалился.

– Как под лед? – при одной этой мысли Коломнина охватил озноб.

– Да река попалась подзамерзшая. Не доглядел по темноте.

– И как?

– Да ничо. Костерок развел. Одежду поснимал живо. Подсушил кое-как. А там и – до дома. Главное – цыганский сглаз преодолел. Потом подсчитал – это я километров с пятьдесят, считай, накрутил. А то еще как-то волки достали. Такие приставучие попались… О, глянь-ка! – Рейнер вдруг остановился возле кустарника, взял в руку надломленную ветку. Лизнул. Достал скотч, собираясь обмотать.

– Весна вот-вот, – сообщил он растроганно.

Коломнин с восхищением разглядывал худенького, субтильного с виду человека. А на самом деле удивительно выносливого и бесстрашного. Представил себя вот так одного в ночной тайге и – непроизвольно придвинулся поближе.

– Женя! Надо что-то решать насчет чечен. Посмотри, какой ты в тайге великан. А в жизни…

Рейнер не вздрогнул. Не обернулся. Разом закаменел.

– Разный это страх, – пробормотал он.

– Любой страх – это всегда страх. Его преодолевать надо. Как хочешь. Но я без тебя не уеду, – стараясь выглядеть решительно, объявил Коломнин. – Не могу уехать. Слишком много от этого зависит.

– Значит, без меня не можешь? И полагаешь, нельзя в страхе? – Рейнер оглянулся, и Коломнину сделалось зябко: на него смотрели совершенно пустые глаза на застывшем лице.

– Нельзя. Он изнутри разъедает.

– Тогда давай охотиться.

– Что?!

– С разных сторон пойдем. Ты иди направо, охватом, а я с другой стороны пройду. – Но – куда идти?

– Да хоть вот туда, к кустам. Все время туда– туда. В-он вешка!

Коломнин пригляделся в указанном направлении. А когда обернулся, рядом никого не было, – как будто не было вовсе. Только веточка, искромсанная в человеческой руке, обреченно провисла.

Коломнин прислушался, пытаясь определить направление, в котором скрылся Рейнер. Но все было тихо. И не просто тихо. Неподвижно. Коломнин огляделся. Затем голова его невольно задралась вверх. Огромные мачтовые деревья нависли над ним, с холодным интересом разглядывая шевелящуюся внизу козявку. Теперь он ощутил могучую, абсолютную снежную тишину. И тишина эта все более проникала в него, нарастая гулом в ушах, заставляя тело встряхиваться от непрерывного озноба.

Он попытался крикнуть. Но слово: «Женя!» – оборвалось, еще не вырвавшись из груди. Собственный голос посреди полного, глубокого молчания перепугал еще сильнее. Если бы сейчас из чащи вышла стая волков, он, должно быть, облегченно перевел дух. Если бы появились убийцы с направленными на него автоматами, он бы, радостный, шагнул навстречу. Но никого и ничего не было. Лишь на десятки километров безмолвная, равнодушная к нему тайга. И исхода из нее он не знал. Коломнин еще пытался преодолеть внезапно народившуюся панику. Он пытался насмешливо сказать самому себе, что бывал в ситуациях куда худших и надо просто успокоиться. И вообще ничего страшного не происходит. Ведь где-то совсем недалеко стоит «Буран». В десятке километров – селение. Достаточно – сориентироваться. А еще лучше – просто ждать, пока не вернется Рейнер. Но ужас, безысходный, неконтролируемый, уже проник в него, ломая сознание. Такой же – теперь он понял, – что овладел несчастным Рейнером, сломав ему жизнь. И тогда Коломнин побежал. В том направлении, в каком, по его понятиям, должен был скрыться Рейнер. Не размышляя, не разбирая дороги, думая единственно о том, как побыстрее нагнать его, вцепиться и больше не выпускать. И пусть потом думает о нем все, что угодно. Плевать! Только бы он появился. Он зарывался лицом в иссиня-белые сугробы, вспарывая о слежанный снег кожу, вскакивал, вновь падал. И – бежал. Торопясь поскорее встретиться с оставившим его товарищем. О том, что его бросили, он не позволял себе даже подумать.

Потом – хруст под ногами. И еще прежде, чем понял, что произошло, очутился в воде, – под легкой ледяной коркой пульсировал незамерзший «ключ». С усилием подтянулся, оперся на край полыньи, по счастью крепкий, и медленно, извиваясь, принялся выкарабкиваться, ощущая на себе непомерную, тянущую под лед тяжесть, – унты и полушубок моментально набухли. Кое-как выбравшись на крепкий участок, Коломнин попробовал отдышаться, чтобы набраться сил. Теперь надо было подняться. Он привстал на колено. Дотронулся до одежды и – едва не свалился назад, в полынью. Одежды больше не было, – были доспехи. Стащить которые казалось невозможным. В следующую секунду он почувствовал, как жгучий холод передается от них внутрь. И тело, только что послушное, горячее, стремительно дубеет. Он вспомнил недавний рассказ Рейнера и усмехнулся, как-то само собой поняв: помощи ему ждать не от кого. Его не оставили. Его бросили. Собственно, все логично. Он пришел за Рейнером. И тот сделал свой выбор. Странно, но теперь, когда оказался он в безыходном положении, постыдный ужас сам собой исчез и стало даже чуть смешно при воспоминании, как с вытаращенными глазами ломился он через кустарник. Очевидно, ужас, паника – это всегда порождение выбора. Должно быть, буриданов осел, прежде чем умереть с голоду, сошел с ума от невозможности сделать выбор. У него же теперь не осталось выбора. А стало быть, и оснований для паники. Не было с собой ни топора, ни спичек. Только выпущенное из рук совершенно бессмысленное ружье.

Подтянув его к себе, Коломнин засунул пальцы в рот. Покусал, отогревая. Спустил предохранитель и нажал сразу на оба курка.

Коломнин открыл глаза, ощущащая размеренный, долбящий стук в голове. Осторожно повел головой и обнаружил себя лежащим на больничной койке, но не в стационарной палате, а в какой-то избе, – от бревенчатых стен исходил густой запах мха. Подле кровати, на колченогом столике, лежали разбросанные в беспорядке таблетки, градусник, надколотая чашка с остатками питья,– все, чему полагалось быть у постели больного. Тут же Коломнин, казалось, обнаружил и причину головной боли, – над окошком тикали ходики, – металлический кот, конвульсивно дрыгающий облупленными лапами. Но звук, издаваемый им, был едва слышен и начисто забивался другим, гулким, требовательным. Тугие, увесистые капли ухали в подставленный снизу металлический таз, – в комнате протекала крыша.

– Капель, – пробормотал Коломнин, ощущая в себе сладостную слабость выздоравливающего.

– С возвращением на грешную землю, – ласково прошептали в ухо, и над Коломниным склонилось улыбающееся Ларисино лицо. Осунувшееся, с пыльными разводами под глазами. Заметив, что он разглядывает происшедшие в ней изменения, Лариса вновь спряталась.

– Мог бы и поделикатней быть, – пробормотала она. И тут же послышался шорох сгружаемой на простынь женской косметики. – Не вздумай обернуться.

Вопреки грозному предостережению Коломнин аккуратно, стараясь не трясти, перевернул гудящую голову в противоположную сторону.

– Ты мне так еще больше нравишься, – успокоил он смущенную Ларису. Всмотрелся. – Сколько ж ты надо мной просидела? И где мы?

– Недели две, – прикинула она. – Да, точно. Хоть ты этого и не стоишь. В тайгу он, видишь ли, рванул. Ничего не сказав.

– Но и Резуненко, и Богаченков потом…

– Да причем тут!.. – вскинулась Лариса. – Впрочем, мне-то что? А находишься ты в поселковом медпункте. Больницы на сотню верст в округе, извини, не оказалось. Не построили. Не знали, что ты заболеть соизволишь!

Полный умиления, Коломнин осторожно погладил ее пальцы.

– Охотник фигов, – презрительно отреагировала Лариса. – Твое счастье, что рядом настоящий таежник оказался. Рейнер тебя спиртом отогрел, укутал в свою одежду. А сам твое, непросохшее натянул. И – на себе до снегохода.

– Стало быть, не решился. – Ты про что это?

– Да так. Как же он сумел-то… – Коломнин живо представил тщедушную Женину фигурку.

– Чахлое дитя цивилизации – вот ты кто, – Лариса наморщила припудренный носик. – Женя сам нам позвонил, когда температура за сорок зашкалила. Пришлось взять бригаду из Томильской больницы и – сюда. Неделю просидели. Двустороннее воспаление легких кое-как сбили. Но все боялись, чтоб менингит не начался. Головку-то застудили. И зря, между прочим, боялись. Я им сразу сказала: «В этой голове студиться нечему. И без того сквозняк».

– Спасибо на добром слове.

– На здоровье. Вертолет еще из-за этой сволочи гоняли! Совсем с людьми не считается. То едва под пули не попадает. То еще хуже. Сегодня опять врача привезут. Решать будут, можно ли тебя транспортировать. Сволочь такую!

И сердитыми движениями принялась загонять рассыпавшийся по простынке макияж в сумочку.

– Лоричка моя, – Коломнин дотянулся щекой до ее ладони и принялся тереться. – Как же ты сюда? Что Фархадов?

Почувствовал, как она непроизвольно задрожала.

– Неужто без разрешения?!

– Так ведь испугалась за тебя, дурака. Похоже, что зря.

– А где Рейнер?

– Не знаю.

– То есть как это? А кто знает?

– Роговой.

Ошарашенный Коломнин принялся подниматься.

– Лежи! – потребовала Лариса, поспешно возвращая его на место. – В самом деле: Роговой его спрятал до суда. В общем не хотела пока говорить. Не заслуживаешь. Ну да черт с тобой! Женя дал показания. Оказывается, акции он не передавал! Это была фальшивка.

– Я знаю.

– Тем же вертолетом улетели они вместе с Резуненко в Томильск и сразу – в РУБОП.

Лариса отвлеклась на созерцание измазанного йодом платья. Горестно вздохнула.

– Ты долго меня мучить собираешься?! – рявкнул Коломнин.

– А чего говорить-то? Пока ты, крутой охотник, валялся на перинках, мы там все сами сделали.

Заметив новые неполадки, мучительница опять занялась туалетом, начисто игнорируя заалевшие в нетерпении щеки больного.

– Убью садистку.

Она фыркнула. Но сострадание взяло все-таки вверх над желанием поинтриговать.

– Ладно, чего там? Сережка, мы победили! РУБОПовцы на другой день вместе с ОМОНом чуть ли не двадцать человек арестовали. Так что следствие полным ходом. Говорят, еще несколько нераскрытых убийств подтвердилось.

– А по… Тимуру?

– Пока нет, – Лариса помрачнела. – Но «железка» теперь под нами. Как и следовало ожидать, после арестов все акционеры к нам переметнулись. Новый Совет директоров избрали: у нас там теперь трое из пяти. Гендиректора своего поставили. Уже первые собственные составы сформировали, – в интонациях Ларисы явственно проступила тоска человека, оказавшегося в стороне от магистральных событий. – Богаченков с юристами сейчас оттуда не вылезает. Чистит. Охрану расставляет. Кстати, любопытный субъект твой Богаченков. Негромкий, но, как бы сказать, обстоятельный. Какую-то программу бюджетирования нафантазировал. Взахлеб работает.

– Что ж, выходит не зря все было, – Коломнин почувствовал, что вдруг подступили слезы, – видно, здорово ослаб.

– Еще как не зря! – Лариса обхватила его, обрушив сверху водопад волос.

– А если войдут? – счастливо пробормотал больной, чувствуя, как стремительно идет на поправку.

Но главное, что бурлило в нем и стучало, в такт капели, – «победа»! Самое тяжелое препятствие было преодолено. Плотина прорвана, и два встречных потока устремились навстречу друг друга: газоконденсат, заполняющий резервуары нефтеперерабатывающего завода. И – исходящий оттуда финансовый поток, обильно орашающий полузасохшую «нитку».

Вертолет опустился на поляне точнехонько возле водонапорной башни. Из него вышли двое. Первый, полненький человек с выглядывающим из-под шубы белым халатом и с металлическим чемоданчиком в руке, поозиравшись, уверенно показал на стоящий в отдалении бревенчатый домик с вывеской «Поселковый медпункт» и тронулся по рыхлому снегу, утаптывая наст для бредущего следом высокого старика.

В таком порядке добрались они до домика, вошли в предбанник, так и не встретив никого. Не раздавалось ни звука.

– Наверняка спит. А Лариса Ивановна с медсестрой в поселковую лавку ушли, – предположил врач и тихонечко приоткрыл дверь в комнату, оборудованную для больного.

Хотел было тут же прикрыть, но не успел. Старик уже навис над его плечом, стремительно багровея.

На кровати спали двое. Коломнин раскинулся на спине, слегка похрапывая. А поверх одеяла, в накинутом на голое тело халатике, посапывала, уткнувшись носиком в его шею, Лариса.

Мелкий сухой кашель разорвал тишину: то ли не мог старик больше сдерживать подступившие спазмы, то ли – не в силах был выносить представшую картину.

Лариса спросонья приоткрыла глаза и – пулей взметнулась.

– Салман Курбадович, вы? – растерянно пролепетала она.

– Ну-с, посмотрим, – врач, чувствующий невольную вину за неловкую ситуацию, с деланной бодростью потер руки и подошел к настороженно затихшему Коломнину. – Как себя выходец с того света чувствует? А что думали? И впрямь ведь – извлекли. Еще чуть-чуть…Так, приподняли рубашку.

Он извлек из чемоданчика фонендоскоп и погрузился в прослушивание, торопясь отгородиться от повисшего тягостного молчания.

Фархадов вновь закашлялся.

– Может, сочку? – искательно предложила Лариса. Но вопрос ее он проигнорировал, сосредоточившись на изможденном Коломнине.

– Исхудал, гляжу.

– Есть малек, – понурился Коломнин так, будто в этом была его вина. – Но вообще-то, чувствую, силы восстанавливаются.

– Вижу, – не удержался Фархадов.

– Могу выходить на работу.

– А вот это ни боже мой! – врач, простукивавший грудь пальцами, поднялся. – Не только что на работу. Но и транспортировать пока нежелательно. Дыхание жесткое. Малейшее дуновение и – рецидив.

– Да вы что? Там такие дела, а я здесь валяюсь упакованный, – Коломнин отбросил одеяло.

– Ничего. Обойдемся. У нас незаменимых нет, – Фархадов жестом узловатого своего пальца уложил бунтаря на место. – Врач сказал, надо слушать. Зря не скажет. Через три дня заберем.

Он сделал знак врачу собираться.

– Вообще-то я проведать прилетал. Не умер ли. И – отметить хочу: удачно ты в целом с «железкой» сработал. Так что – поправляйся. Ждем.

Натолкнувшись на умоляющий взгляд поднявшейся невестки, насупился.

– Я сейчас соберусь. Пять минуточек, – пролепетала Лариса.

– Чего уж? Дежурь.

– Так есть сиделка.

– А ему теперь не сиделка; лежалка нужна.

В окно было видно, как в том же порядке, укрывшись от порывов ветра, движутся они к вертолету.

– М-да, несколько своеобразный у заслуженного нефтяника юмор, – прервал молчание Коломнин. – Но главное, у нас с тобой теперь три дня друг для друга. Представляешь, только мы вдвоем. По-моему, все славно образовалось.

– Да уж, славно, – заторможенно согласилась Лариса. Вид ее Коломнина огорчил: с жгучей досадой следила она за поднимающимся вертолетом. Мыслями Лариса снова была в компании.

– Не расстраивайся, Ларочка, – успокоил ее Коломнин. – Главное-то мы сделали. Теперь само собой потечет. Только отгребай.

Но само собой не потекло: через несколько недель руководству «железки» поступило жесткое предписание от налоговой инспекции – под угрозой безакцептного списания и ареста подвижного состава в трехдневный срок погасить задолженность перед бюджетом.

Главное – только три дня назад все текущие долги оплатили! – бесновался обычно выдержанный Богаченков. – Я копнул – за два года чечены налогов, считай, вообще не платили. И все тип-топ. А тут – только работать начали и – по сусалам. Что на это скажете, Сергей Викторович?

Ничего на это Коломнин не сказал. Поджав губы, поднялся и отправился в областной РУБОП. Так и вошел в кабинет Рогового – с подрагивающим от ярости лицом.

– Вы что ж это делаете? – с порога залепил он. – Разве мы не договорились?

– В чем дело? – осадил его хмурый, невыбритый Роговой. – Ночь не спал. Поэтому потрудись говорить внятно.

– На нашу «железку» наехали налоговики.

– В самом деле? – Роговой поднялся, подошел к двери, открыл, прочитал табличку снаружи, как бы желая убедиться, что место службы его не переменилось, недоуменно пожал плечами. – Вообще-то я налоговиками не командую. Эк как тебя болезнь по всем плоскостям скрутила. Мало – что с лица спал. Так еще и нервный, как погляжу, стал!

– Тут не нервным станешь. В психушку попадешь. Ты вслушайся! «Железка» два года не платила налогов. И ничего! Как будто и нет такой. На днях впервые за два года мы полностью оплатили текущие долги в бюджет. И вот – полюбуйся гостинчиком! Нас тут же парализуют за неуплату прошлых налогов. Но должна же быть хоть какая-то логика!

Он кинул перед Роговым копию предписания. Тот с интересом ознакомился. Хмыкнул:

– А говоришь, нет логики!

С холодным, отрезвляющим интересом оглядел возбужденного посетителя.

– Я ведь тебя предупреждал: любую акцию надо готовить. И тщательно. Вот не дал мне времени корни перерубить. И схлопотал.

– Да мы в любом суде раздраконим эту фитюльку! – Коломнин в сердцах разорвал копию. – У меня экономист экстра-класса: каждый рубль защитить может. Но ведь сколько убытков за это время понесем!

– Дерьмо у тебя экономист, – не поверил Роговой. – Потому что самого главного в рыночной экономике не постиг.

– Чего такого он не постиг?

– Не знает, когда в какой кабинет чемодан занести надо.

– С чем это?!.. Ты думаешь?

– Я думаю, перегрелся ты, Сергей Викторович. Прогуляться надо, – Роговой намекающе крутнул пальцем вдоль стен. – Пойдем провожу по старой памяти.

Они спустились с крыльца и с чавканьем ступили в тающий снег: весна все требовательней заявляла свои права.

– Значит, чеченцев не трогали, потому что платили администрации?

– Только сейчас дошло? Я ж тебе говорил – переплетение экономических интересов. А ты, гляжу, простых вещей не понимаешь. Налоги, конечно, налогами. Но – ты канал перекрыл. Левого нала. А этого не прощают. – И сколько чечены отстегивали?

– Понятия не имею! – быстро отреагировал Роговой. Так что Коломнину стало ясно: и знает, и не скажет.

– А как насчет корней? Не пришло время рубануть? – с тайной надеждой поинтересовался Коломнин.

– Увы! – огорчил его Роговой. – Теперь, наоборот, самого бы не рубанули. Поторопился я. Пошел у тебя на поводу. Вот и подставился. Здесь как снайперская игра в Чечне: кто себя первым обнаружил, тот и мишень. Но ты-то рано испугался. Вам пока всего-навсего флажок вывесили.

– К-какой флажок?

– По-другому, – стрелку назначили. Приглашение к разговору.

– В смысле, сколько отстегивать?! И ты, начальник РУБОПа мне советуешь?..

– Само собой. Договорись. Если действительно хочешь, чтоб компания поднялась.

Коломнин покрутил головой: что-то не сходилось в этом лучшем из миров.

– Конечно, можно предложить и другой вариант, – легко угадал его мысли Роговой. – Пометим деньги, подготовим разработку, да и возьмем на взятке! Мне как раз на руку. Сразу крупный сорняк выкорчую. Но только «Нафте» твоей после этого в нашей области не выжить. Понял?

– Чего не понять? Не себе одному берет.

– Вот и умница. Вижу, постигаешь азы рыночной экономики. Мать ее!

И Роговой, снисходительно-насмешливый циник Роговой, остервенело выругался.

– И к кому – на стрелку?

– Это уж ты сам соображай. Кто у нас в администрации налоговиков курирует? Туда и направляй стопы. Вижу, кстати, что ты так и не внял моему предостережению!

Он кивнул на ожидающий хозяина темный пустой джип.

– Так чего теперь? Ты всех пересажал.

– Во-первых, не всех! А во-вторых, не всех удастся за решеткой оставить! – неприязненно отчеканил он. – Между прочим, насчет покушения на тебя, – личность киллера до сих пор не установили. Не местный – это точно. Его никто не знает. – Смешно бы было.

– Его и чечены не знают!

– То есть?

– А вот как хочешь. Лупим по всем площадям. И на допросах, и оперативные разработки. Не тебе говорить. На таком просеве хоть кто-то да проколется. А тут – ни один. Ни намеком. Ни фактиком. Как будто и впрямь не они.

– Но – Тимур тогда. Теперь – я. Что еще может связать?

– Это ты думай. У меня другие проблемы. Не знаю, кстати, что с Рейнером делать. По оперативной информации, Бари передал на волю убить его. И резонно, – Рейнер теперь главный свидетель. А он уперся, рвется к себе в Крутик вернуться. Полагает дурачок, что если за два года не нашли, так и теперь не найдут.

– Так, может, и впрямь обойдется. Ведь, кроме меня, Резуненко, Шараевой да твоих подчиненных, никто не знает.

– Но мои-то знают, – с тоской процедил Роговой и, протянув Коломнину замерзшую ладонь, вернулся в здание.

Налоговые органы курировал вице-губернатор области Юрий Павлович Баландин [персонаж романа «Банк».М., 2000г, «Вагриус»], когда-то секретарь ЦК ВЛКСМ, затем – вице-президент банка «Светоч», где они с Коломниным и познакомились. Именно к нему Коломнин собирался обратиться за помощью в борьбе против чечен, – если бы визит в РУБОП оказался неудачным. По счастью, не обратился.

Прав все-таки знаток ниточных лабиринтов Роговой: если хочешь добиться результата в бизнесе, приходится кропотливо разматывать клубок человеческих хитросплетений и, развязывая перепутавшиеся узелки, выяснять осторожно, куда какая нитка тянется. Ты можешь не знать азов финансового менеджмента, быть вовсе дремучим в юриспруденции, начисто презирать всяческое налогообложение и все равно имеешь шанс выжить. Но, не разобравшись, кто из властей из чьего кошта кормится, – обречен. Наверное, в этом и заключается главное отличие капитализма европейского от российского – дико государственного.

Позвонив в приемную вице-губернатора, Коломнин назвал себя секретарю, уверенный, что Баландин, и прежде-то не упускавший случая поставить нижестоящего на место, заставит его пару раз перезвонить. Но, вопреки ожиданиям, через несколько секунд в трубке послышался знакомый благодушный бас:

– Здорово, Коломнин. Снизошел-таки. По моим сведениям, месяца два как на моей территории пиратствуешь, и – даже не вспомнил про старого боевого командира. И это, по-твоему, по-товарищески?

– Виноват, замотался, аки пес, – в тон ему повинился Коломнин. – Да и неловко было без дела: ты ведь у нас теперь большой человек.

– А я и раньше большой был, – отрезал Баландин. – Стало быть, дело, говоришь?

– И притом взаимолюбопытное. Когда могу заехать?

– Опять двадцать пять. Заехать! Да меня в этом кабинете без тебя заездили! – Баландин коротко, от души снецензурничал. – Думал, повидаемся, повспоминаем. Былое, так сказать, и думы.

– Где и когда? – уточнил Коломнин.

– Вот это по-нашему. По рабоче-крестьянски. Четко и без фальши. Давай через пару часов в ресторанчике «Арзу». Уютненький такой подвальчик. Тихонькой.

Подвальчик и впрямь оказался тихоньким: охрана Баландина попросту перекрыла его для посетителей.

Сам Баландин, когда Коломнин вошел, пребывал в тягостном раздумии: с занесенной вилкой колебался меж семгой и осетриной.

– Ждать заставляешь, – незлобливо упрекнул он, пожимая руку вошедшего. Рукопожатие его было по-прежнему крепкое. «Партийное», – почему-то подумалось Коломнину. И тут же Баландин, будто и сам припомнил о прежних ритуалах, притянул его к себе и троекратно облобызал. Вгляделся, придерживая за плечи. – Все такой же.

– Да и ты тоже. Комплимент Коломнина верен был лишь отчасти: Баландин был все так же полнокровен и краснолик. Но если прежде пигментация определялась количеством выпитого, то теперь широкое лицо его запылало непроходящим бурым оттенком.

– Давление скачет, – разгадал его взгляд Баландин, подтолкнул к столу. – Стреножили казака. Так что приходится себя ограничивать.

– Но не так, чтоб вовсе, – Коломнин похлопал опорожненную на четверть бутылку «Абсолюта».

– Мы – штыки! – послышалось в ответ. Но прежней удали в любимой Баландинской присказке не ощущалось. – Что о наших прежних знаешь? – он разлил по рюмкам, приподнял приглашающе. – Как там мой лепший друган Забелин поживает? – Мало что знаю. Слышал, институт поднял. Вроде докторскую диссертацию собирается защищать.

– Всегда с дурнинкой был, – Баландин скривился. – Ну, про Второва не спрашиваю. Наслышан. Опять какой-то банчок прикупил. Но в сущности кончился. В солидных кругах не принимают. И скажу тебе – правильно. Люди ведь как судят? Можно ли на тебя положиться? А как на него положишься, если в руках такое богатство держал, да со страху обдристался и бросил? Ответственности испугался. Кому он теперь надломленный нужен? А вот понять этой очевидной вещи не хочет. Все корчит из себя Наполеона, шебуршит чего-то. Звонил тут мне! Мол, прилетаю, встречай в аэропорту. Обсудим планы! А хрена не хочешь? Планов у него громадье, у карлика. Такую кормушку развалил. Паскуда!

Баландин тоскливо выругался. Подмигнул:

– Главное, человек точно должен понять, на что годен, и определиться, кого держаться. И тут уж, если к кому притерся, стой до конца. Не мельтеши, как бы плохо не было. Таких ценят. Вот я человек команды. Комсомол таким воспитал. Таким и останусь. Никогда втихаря копейки в свой карман не притер, чтоб с командой не поделиться. Вот такой я человек!

Хлебнув боржоми, он навалился на семгу, давая возможность собеседнику проникнуться тайным смыслом сказанного. В упреждение предстоящих переговоров вице-губернатор давал понять, что за плечами его сосредоточилась вся административная мощь области.

– Как там, кстати, Дашевский? – Баландин выудил застрявшую меж зубов веточку петрушки. Вот кого уважаю. Хоть и еврей. Это не Второв. Этот что ухватил, уж не бросит. Звонил он тут насчет тебя. Просил помочь, чем могу. Да и как не помочь? Свои все-таки.

– Хоть и бывшие.

– Свои бывшими не бывают. Взять хоть прежних моих корешей из ЦК комсомола. Когда еще разбежались. А друг друга держимся. И меня, едва из «Светоча» ушел, тут же подобрали. Теперь я других подсаживаю. Тем более дело-то привычное. «Единство» по всем районам ставим. Год-другой и – считай, та же КПСС. Недавно в администрации президента был. Новое направление поручили: молодежные ячейки воссоздавать. Одного боюсь: нынешних комсомолок. Такие, доложу, энтузиастки.

И, шутливо проведя вдоль ширинки, вновь потянулся к бутылке. Но Коломнин расслышал другое: поимей в виду, не только область за мной, но и Москва. Так что не вздумай брыкаться: не договоримся – размажу.

Что ж, вводная обозначена. Правила игры объявлены. Пришла пора сдавать карты – переходить к делу. Коломнин опрокинул рюмку. – Проблемы у нас в «Нафте». Одноколейку, по которой мы газоконденсат вывозим, до недавнего времени чечены контролировали. На днях, слава Богу, всех повязали.

– Да! Какой фурункул вскрылся, – возмущенно закивал Баландин. – И ведь не месяц, не два. Годами продолжалось! Ни хрена РУБОПовцы не делают. Под носом проморгали. Вчера как раз обсуждали в администрации Рогового: амбиций до хрена. А работу завалил начисто. Придется срочно укреплять руководство.

– Теперь, слава Богу, дорога у нас под контролем, – Коломнин поспешил вернуться к главному. – Наладили поставки конденсата. И все средства планируем на достройку «нитки».

– Все?

– Все, что возможно. Для нас эта нитка как дорога жизни. А для области! Представляешь, на какие объемы выйдем? Одними налогами бюджет зальем.

– Прекрасно! Прекрасно! – сочувственно покивал Баландин. – Благородные мечтания.

– Да не мечтания! У нас расчеты железные. Все можем предъявить. Только время нужно. Потерпеть немножко. А вместо этого, едва первые составы отгрузили, тут же налоговая кислород перекрыла. Для чего, спрашивается?

– Да, есть проблемы. Недавно собирал тут налоговиков. Вздрючил, конечно, чуток. Больно много нареканий. Но их тоже понять можно. Опять сверху такой план по налогам спустили, что с мертвого шкуру драть приходится.

– Так в том-то и дело, что не возьмут ничего. Ты ж понимаешь, нефтепродукты – дело тонкое. Тут без налички не обходится. Попробуют перекрыть кислород, добьются только одного. Всю основную массу в нал уведем. Кому это нужно? И бюджету выгоды никакой. И мы темп потеряем.

– Ну, на левый нал налоговая полиция существует, – Баландин сделал знак, чтоб подавали второе. – Но и компанию вашу губить не хочется. Да и Салман Курбадович в области не последний человек. Можно сказать, национальное достояние. Обидно, если все вдруг порушится.

– Вот и я о том. Интерес у компании и администрации общий. Для вас ее значение очевидно. Но и мы осознаем, на чьей земле существуем. И ваши усилия по улучшению жизни в области для нас не чужды. Масштаб задач такой, что одним официальным бюджетом не обойдешься, – Коломнин сам поразился той штамповщине, что полилась с его языка, едва начал он лицемерить. – Другие, чуть какие проблемы на местах, разом в Москве перерегистрируются, и – налогов как не бывало. А Фархадов патриот. На возрождение Сибири нацелен. Поэтому готовы всемерно поучаствовать.

– То есть?

– Мы тут прикинули размеры финансовых потоков от конденсата. Конечно, каждый рубль на счету. Но кое-что для нужд области выкроить сумеем. Если, конечно, рьяные налоговики мешать не будут. Примерно это выглядит так…

Но прежде, чем Коломнин назвал цифру, Баландин кинул ему салфетку и сам же припечатал ее паркеровским пером. Увиденная цифра расстроила его чрезвычайно.

– Это просто явное недопонимание масштабов задач, стоящих перед администрацией, – упрекнул он Коломнина. Потянулся к ручке. – Как минимум…

Теперь уже голова закружилась у Коломнина.

– Побойся Бога, Юрий Павлович, – стараясь выдержать шутливый тон, взмолился он. – А имя Фархадова чего-то стоит?

– А это как раз с учетом заслуг Салман Курбадовича.

Собеседники склонились над столом, то и дело перехватывая друг у друга ручку.

– А учет политического фактора? А экономическая составляющая? – доносилось до восхищенных официанток, – даже на отдыхе вице-губернатор радел о пользе вверенного его заботам населения.

Через полчаса собеседники распрощались у выхода из подвальчика.

– Не журись, Серега, никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь, – подтолкнул Коломнина разыгравшийся, изрядно нагрузившийся Баландин, – прежняя крепость незаменимого тамады дала утечку. – С этой минуты считай, что переходите под полное покровительство властей. И тут уж можете на меня положиться, – всегда и во всем! И на меня. И на тех, кого подпираю.

Коломнин сдержанно пожал протянутую руку, – матерый переговорщик Баландин затащил-таки его на запредельную цену.

Усаживаясь в джип, припомнил Коломнин про корни, что не успел дорубить Роговой. «Удачи тебе, милый», – искренне пожелал он.

При виде входящего Коломнина Лариса вскинула сияющие глаза. – Сереженька! У меня новость.

– У меня тоже, – крайне удрученный, он молча положил перед ней заляпанную бумажную салфетку.

– Итак вижу, что из ресторана, – Лариса двумя пальчиками недоуменно приподняла ее.

Коломнин, спохватившись, перевернул салфетку другой стороной, ткнув в выведенную посредине цифру.

– Что это?

– Цена вопроса. Завтра с утра «железка» будет разблокирована.

– То есть это?..

– И причем налом.

– Они что, совсем охренели?! – Лариса подскочила.

– И много больше, чем ты думаешь. Речь идет о ежеквартальных платежах, – он приобнял ее за плечи, пытаясь слегка остудить неизбежный всплеск эмоций. Но всплеска не последовало. Поджав губы, Лариса осела на прежнее место.

– И ты согласился?

– Согласился, – ненавидя себя, подтвердил Коломнин. – И ты согласишься, когда пересчитаешь убытки от войны с налоговиками. Да и некогда нам разборками заниматься. Не забывай – через два месяца срок по кредиту.

– Вот ведь суки, – с некоторого времени, к огорчению Коломнина, Лариса перестала ограничивать себя нормативной лексикой.

– Ничего не поделаешь. Привыкай к извивам российской рыночной экономики. Тебе как будущему генеральному директору крупнейшей нефтяной компании без этого нельзя.

Хотя Коломнин вроде бы пошутил, Лариса зарделась, словно уличенная в потайных мыслях. – Ничего, дай срок! Когда на ноги встанем, со всеми разберемся, – она скрежетнула зубками. Перехватила удивленный взгляд Коломнина. – А ты как думал? Так и будем каждому крохобору кланяться? Черта с два! Это они сюда приползать должны. А мы – решать: кого и на какое место расставить.

Коломнин почувствовал себя озадаченным. Потому что перед ним была не прежняя Лариса. Безмятежная и мятущаяся одновременно. Стесняющаяся необходимости командовать другими и страдающая от неизбежных конфликтов. В голосе ЭТОЙ рассерженной женщины проглядывали интонации человека, осознавшего свою нарастающую мощь. И готового обрушить ее на непокорных.

Казалось, и сама Лариса удивилась внезапному выплеску. Во всяком случае улыбнулась искательно. И просияла, вернувшись к тому, что занимало ее до прихода Коломнина:

– Все это пустое по сравнению с главным: теперь мы можем быть вместе. Все время.

– Что ты хочешь сказать? – после выздоровления Коломнина виделись они, как и прежде, исключительно на работе.

– У меня был разговор с Салман Курбадовичем. Ты знаешь, оказывается, он к тебе очень проникся, – глаза Ларисы сияли.

– Рад слышать. Мне старик тоже симпатичен.

– Он сам заговорил. Молчал, молчал. А потом вдруг рыкнул, долго, мол, с женитьбой тянуть думаете. Сережка, он нас благословил!.. Ты даже не представляешь, что это для него.

– Ларка, милая моя! – растроганный Коломнин подхватил Ларису и закружил. – Уж и надеяться перестал – Потому что дурашка и спешишь о людях плохо подумать. Больше того, настаивает, чтоб жили у него в доме, – Лариса почувствовала невольное его движение отодвинуться. Поспешно обхватила. – Надо согласиться, Сереженька. Ведь для него с внучкой расстаться – и думать не хочет.

– Примаком, что ли?

– Ну, почему примаком?! Что за нелепые сравнения, право? – расслышав звук открывающейся двери, Лариса инстинктивно отпрянула и обернулась раздраженно. – Кто разрешил без стука?!

– Извините, я позже, – появившийся в проеме бледный Богаченков кивнул неловко и закрыл за собой дверь.

– Ну вот, из-за тебя человека ни за что обидела, – посетовала Лариса. – Почему примаком?! Ты совсем Фархадова не ценишь. Чтоб он собственную невестку выдал замуж без состояния!

Она помолчала, интригуя.

– Ладно, скажу, чурбан! Он тебе в качестве свадебного подарка собирается передать несколько процентов акций компании.

Отступила с видом доброй феи, только что укомплектовавшей Золушку для бала. Но Золушка оказалась неблагодарной.

– Я, между прочим, на тебе жениться хочу, а не на акциях. Мне чужого не надо.

– Зато мне надо! Чтоб мы жили, ни в чем себе не отказывая. Что в этом преступного, моралист хренов?

– Ларочка! Я не хотел обидеть, – промямлил Коломнин. – Но чего доброго решат, что вообще из-за денег!

– Пусть только попробуют вякнуть! Живо рты позатыкаем! – от полноты чувств она притопнула каблучком. Чуть смутилась. – Что нам до других, Сережа? Если сами про себя все знаем.

– Не могу. ТАК не могу.

– То есть принять подарок от человека, искренне к нам расположенного, ты не можешь, – губы Ларисы обиженно поджались. – А жениться, не имея средств на содержание семьи, – это мы с нашим удовольствием. В этом твоя логика?

По счастью объясняться Коломнину не пришлось. И это спасло их от ссоры, – в дверь постучались – намеренно-громко.

– Да, да, войдите, – на этот раз Лариса обернулась неспешно, демонстративно не выпуская руки Коломнина из маленькой своей ладошки.

На пороге появился Хачатрян в сопровождении Богаченкова.

– Прошу прощения, что помешали, – плохо скрывая удивление, Хачатрян с трудом оторвал взгляд от переплетенных рук. – Но у меня очень срочное. Сергей Викторович, позвонили от Янко. Передали, что компания «Хорнисс холдинг» ("Это на которой акции «Руссойла», – пояснил он для Ларисы), – полностью переоформлена на вас. И кипрский адвокат ждет вашего приезда, чтоб вручить сертификат. – Вот теперь и долгами займемся вплотную, – азартно пообешал Коломнин. – Что у нас с иском к «Руссойлу»?

– Увы, – Богаченков удрученно помотал головой. – Как раз вчера уточнял. Иск к «Руссойлу» от имени «Нафты» находится в Гамбургском суде. Но дата слушания до сих пор не назначена. Юристы боятся, что дело сильно затянется. – И плевать. Главное теперь, что у нас в руках контрольный пакет «Руссойла». Сегодня же отправляем требование о созыве внеочередного собрания. И ручаюсь, двух суток не пройдет, как Бурлюк сам объявится. Потому что если заартачится…

– Уже объявился, – Богаченков протянул телефонограмму. – В Москву на три дня прилетает президент компании «Руссойл» господин Бурлюк. Просит вас о встрече. – Чего ж молчал-то?! – Почему молчал? Заходил с этим, – с некоторой желчностью отреагировал Богаченков.

– Засуетились голубчики! – Коломнин прихлопнул ладони. – Сколько нам не хватает, чтоб быстренько «нитку» дотянуть? Я не я буду, если два-три миллиона не выну из него прямо сейчас.

– Может, не стоит так сразу соглашаться на встречу? – прикинул Хачатрян. – Теперь он на крючке. Пускай побегает за вами, помучится. Легче потом на переговорах ломать будет.

– Не силен я в этих тонкостях, – Коломнин неприязненно припомнил, как запросто поставил его на колени Баландин. – Сейчас главное темп. Чтоб деньги пошли! Так что завтра же с утра вылетаю в Москву. Не хочется, конечно. Но интересы дела прежде всего. Так ведь?

Последние слова были обращены к притихшей Ларисе.

– Езжай, конечно. И – жду с удачей, – в тоне ее переплелись огорчение и нетерпеливое предвкушение успеха. Остальные деликатно отвели взгляд. Тайное было объявлено явным: впервые Лариса Шараева прилюдно обратилась к Коломнину на «ты».

Присутствие посторонних помешало Коломнину сообщить Ларисе и другую новость – лететь в Москву ему бы пришлось так и так. Накануне позвонила жена и в своей манере, эдак между прочим, сообщила, что на завтрашний день в народном суде назначен их бракоразводный процесс.

«Хотя это та новость, о которой куда приятней сообщать как о свершившемся факте».