Справедливости ради стоит заметить: что бы ни придумал Том, чтобы красиво уйти, я все равно была бы недовольна. Оказывается, я совершенно не настроена проявлять к нему хоть каплю справедливости, но, как бы то ни было, постараюсь быть точной.

Это был последний уик-энд в сентябре. Мы устраивали вечеринку. Наши гости должны были вот-вот прибыть. У меня закончилась дижонская горчица, без которой я не могла приготовить соус для курицы, поэтому я отправила за нею своего парня Тома — моего «живущего по месту работы» Тома, как его всегда называла моя мать — в бакалейную лавку. «Только не бери острую», — по-моему, именно так я сказала перед тем, как закрыть за ним дверь: одной из гостий была моя лучшая подруга Бонни, она ждала малыша и была на седьмом месяце. От острой пищи Бонни начинала потеть сильнее обычного, и я решила, что последнее, в чем нуждается моя вечеринка, — это огромная беременная женщина, истекающая потом. Впрочем, как оказалось, это была далеко не последняя вещь, которая нужна была моим гостям и мне. Вечеринке не хватало как раз того, что произошло на самом деле: через час после ухода Том позвонил из телефона-автомата и сказал, чтобы я не ждала его, что он не собирается возвращаться, что горчицы он не купил и что, кстати говоря, он любит другую.

А какая славная компания у нас собралась! Меня воспитали так, что перед гостями нельзя вести себя несдержанно, невежливо или хоть капельку по-человечески. Наверное, только этим и можно объяснить то, что я сделала дальше: заглянула в гостиную и спокойно сказала:

— Бонни, можешь зайти в кухню на секундочку?

Переваливаясь, как утка, Бонни вошла в кухню.

— А где Том? — поинтересовалась она.

— Он не придет, — ответила я.

— Почему? — спросила она.

— Не знаю, — сказала я.

— Что значит «не знаю»?

— Он позвонил и сказал, что не вернется домой. Я думаю, он меня бросил.

— Бросил? По телефону? Этого не может быть, — заявила Бонни. — Что именно он сказал?

Я рассказала ей.

— Боже мой, он так и сказал? — переспросила она. — Ты уверена?

Я разрыдалась.

— Ну, это просто отвратительно, — продолжала Бонни. Она крепко обняла меня. — Такого нельзя прощать.

Это и в самом деле было непростительно. На мой взгляд, непростительным оно становилось не только потому, что Том без предупреждения решил разорвать наши отношения, которые длились целых четыре года, не потому, что сообщил мне об этом по телефону, и даже не потому, что сделал это прямо посреди вечеринки, но и еще по одной причине: этот человек повесил трубку раньше, чем я смогла сказать хотя бы слово в ответ! А последнее, как мне казалось, было просто невыносимо. С точки же зрения Бонни, непростительным поступок Тома оказался потому, что так он решил увильнуть от следующего шага: в ближайшем будущем сделать мне предложение. Собственно, она даже высказала эту теорию, пока мы стояли и обнимались. Она думала, что так сможет успокоить меня.

— Мужчины стараются избежать супружества, — сказала мне Бонни. — Они не видят в этом ничего хорошего. — Она погладила меня по голове. — Их женатые друзья выглядят сломленными.

В этот момент, словно услышав ее слова, в кухню вошел Ларри, муж Бонни. За пояс брюк он засунул полосатое кухонное полотенце, а в руках держал две тарелки с курицей для нас. Ларри очень гордился тем, как он управляется с готовкой. Когда Том вовремя не появился с горчицей, Ларри предложил приготовить марсалу и сделал ее, вытащив грибы из салата. Я должна вам рассказать кое-что о Ларри: он изменял Бонни, когда они еще встречались, собственно говоря, он изменяет ей направо и налево, но вот сейчас, оставаясь отцом двоих детей и приготовив курицу, он буквально олицетворял домашнее спокойствие и правопорядок. Может быть, он и был сломлен; но он был сломлен и верен.

— Том не придет, — сообщила ему Бонни. — Он сказал, что любит другую.

— А кого он любит? — поинтересовался Ларри.

Ну конечно, я знала, в кого Том был влюблен. Мне даже не нужно было его спрашивать. Он был без ума от Кейт Пирс. И я знала об этом! Я знала об этом. И Бонни тоже знала — это было видно по выражению ее лица. Мы с Бонни уже некоторое время совещались, размышляя о старой подружке Тома по колледжу, Кейт. Наверное, с того самого момента, когда она пригласила Тома на первый из множества маленьких дружеских ленчей, что случайно совпало по времени с покупкой Бонни головной гарнитуры для телефона, которая оставляла руки свободными. Я упоминаю об этой покупке для телефона только потому, что моя подруга наконец купила ее. Почти все, чего хотела Бонни, — это почаще болтать по телефону.

— Вчера вечером, когда показывали фильм «Найтлайн», Том начал делать приседания, — поведала я Бонни во время одного из ее телефонных звонков. — Как ты думаешь, что это значит?

— Скорее всего, ничего не значит, — ответила Бонни.

— Не думаю, что кто-то мог бы начать делать приседания вот так: ни с того ни с сего, — заметила я.

— Несколько недель назад по ТНТ показывали «Рокки», и на следующий день Ларри поставил в гараже тренажер для поднятия штанги, так что это может ничего не значить.

— Он сказал кого? — спросил у меня Ларри. Он поставил тарелки с курицей на кухонный столик. — Он сказал тебе, кого он любит?

— Он влюбился в Кейт Пирс, — сказала я. Почему-то мне стало нестерпимо больно, когда я произнесла эти слова вслух Села за кухонный стол и быстро поправилась: — По крайней мере, он думает, что любит ее.

— Скорее всего, это просто прихоть, — встряла Бонни.

— А прихоть разрешается? — поинтересовался Ларри.

— Разумеется, нет, — сказала Бонни. — Я просто имею в виду, что у него, может быть, все и пройдет.

— Ты никогда не видела ее, — возразила я. — Она красивая.

— Это ты у нас красивая, — заметила Бонни, потом протянула руку и похлопала меня по плечу, отчего мне стало казаться, что я просто уродина. Никто и никогда не хлопает человека по плечу, говоря ему при этом, что он красив. В этом просто нет необходимости.

В кухню вошла моя подруга Корделия, чтобы посмотреть, что происходит, я посмотрела на нее и снова разрыдалась. Глядя на меня, Корделия тоже расплакалась, я встала из-за стола, и мы так стояли, казалось, целую вечность, обнявшись, на сером линолеуме, как бывает, когда у вас умирает кто-то из родственников. И только спустя довольно много времени я узнала, что в тот момент Корделия и в самом деле подумала, что у меня кто-то умер, и что если бы она знала, что произошло на самом деле, то не стала бы плакать так сильно. Она очень по-философски относится к сердечным вопросам, так по-философски, как только может относиться женщина, которая уже однажды была замужем и не собирается повторять этого снова. Корделия была замужем за Ричардом почти целых два года. У них были, как им казалось, обычные проблемы, поэтому они и испробовали обычное решение: взялись за лечение вместе. Оба приняли атмосферу открытости, которую поощрял их семейный адвокат, и Ричард признался Корделии, что он занимается любительской порнографией. Корделия подумала: ну что же, вероятно, это не идеальная ситуация, но сексуальность человека — штука непростая. Она решила, что, будучи женщиной широких взглядов, может примириться с маленькими грешками своего супруга. Ободренный таким открытием, Ричард решился на то, что можно было бы назвать кардинальным уточнением — как оказалось, он участвовал в любительской порнографии, — а Корделия поняла, что ее взгляды все-таки не настолько широки.

— Ну, он же не мог бросить тебя по телефону, — заявила Корделия, после того как ей все рассказала Бонни. — Вы живете вместе. У вас общее ложе.

— Я тебе этого никогда не говорила, — сказала мне Бонни, — но я всегда ненавидела этот диван.

— Том выбрал его сам, — ответила я. И опять заплакала. — Я совсем не хотела, чтобы он думал, что больше не сможет выбирать диваны только потому, что переехал ко мне.

— Именно этот диван, — заявила Бонни Ларри, — показывает, почему я не позволяю тебе выбирать диваны.

После этого Бонни вернулась в гостиную и отправила остальных гостей по домам. Потом они с Ларри прибрались в кухне, чтобы мне с утра не пришлось перемывать гору грязной посуды. А Корделия уложила меня в постель, пристроив на тумбочке бутылку вина. Я сказала им, что хочу побыть одна, и эта троица наконец убралась.

Вам следует знать, что первой мыслью, промелькнувшей у меня в голове после того, как я поговорила с Томом, было вот что: это, вероятно, просто ошибка. А случилась такая штука: несколько месяцев назад я наткнулась в журнале на фотографию обручального кольца. Оно мне так понравилось (я со стыдом должна признаться в этом), что я вырезала фото и, собственно говоря, подсунула его в портфель Тому, когда тот был в ванной и принимал душ (а это говорю с еще большим стыдом). Я не рассчитывала, что на следующий же день он пойдет и купит мне то кольцо. Просто подумала, что ему может нравиться что-то подобное и он поразмыслит об этом в каком-либо неопределенном будущем.

Когда Ларри спросил у Бонни, какое обручальное кольцо ей нравится, та ответила, что кольцо с одним бриллиантом ей не хочется, а хочется что-нибудь более необычное, и он ответил: «Отлично, давай так и сделаем». Но тут Бонни вдруг представила, что он может выкинуть на самом деле. (Однажды Ларри скрепил скоросшивателем два старых коричневых полотенца и повесил их на окно в своей спальне вместо штор, так они и провисели целых четыре года.) Поэтому она нарисовала на столовой салфетке широкое кольцо, опоясанное бриллиантами, и приписала слова «платиновое», «шестой размер», «большое» и «поскорее». Исполненный чувства долга Ларри отнес салфетку ювелиру, и теперь на пальце у Бонни красуется нечто, напоминающее здоровенную сверкающую гайку.

В конце концов, может быть, я придаю слишком большое значение этой истории с кольцом, но мне вообще свойственно сосредотачиваться на какой-либо одной подробности, не замечая всего остального. И так было всегда. В колледже я брала уроки рисования, и к концу первого двухчасового урока в моем альбоме появилось красочное изображение гигантского пениса модели. Сейчас я думаю, что мне совершенно очевидно не следовало подсовывать фотографию того кольца в портфель Тому. Совершенно очевидно, мне следовало топнуть ногой и прекратить его встречи с Кейт с самого начала. Теперь-то я все это прекрасно понимаю. Мне просто в голову не могло прийти, что Том способен завести интрижку на стороне! А вот это ложь. Мне это приходило в голову постоянно, но, стоило мне заговорить об этом, как Том уверял меня, что я сумасшедшая.

— Я не могу так жить, — заявил он мне однажды. — Если ты мне не доверяешь, то, может быть, нам стоит расстаться прямо сейчас, — вот что сказал он мне.

И был при этом так спокоен и логичен, что я подумала: «Он прав, это у меня поехала крыша, я — параноик, и все это из-за того, что мой отец бросил нас, когда мне было всего пять, у меня Эдипов комплекс, я испытываю иррациональный страх, что и меня тоже бросят, и нужно со всем этим что-то делать». А потом мне приходила в голову вот такая мысль: «Не старайся удержать воробья, разожми ладошку, если он вернется к тебе, он твой, а если не вернется, значит, он никогда не был твоим». И тогда в моей голове все становилось нормально, я приходила в настоящее состояние «дзен», а потом, когда пыталась вспомнить, откуда взялась эта поговорка о воробье, мне на память почему-то приходил «Маленький принц» Антуана де Сент-Экзюпери, хотя и дураку понятно, что здесь не может быть никакой связи, кроме юношеской чокнутой «просветленности». Вслед за этим начинала думать о любимой вещи Тома — расписанной вручную надписями «Маленький принц» тенниске невообразимой расцветки, которую подарила ему в колледже Кейт. Да-да, та самая Кейт, с которой он теперь встречается за ленчем; а я оказалась там, откуда начинала.

— Слушай, — сказала я как-то Тому во время одного из наших разговоров о Кейт, — я неуютно себя чувствую оттого, что ты постоянно встречаешься за ленчем со своей бывшей подружкой.

— Я способен остаться другом девушки, с которой раньше был близок, — заявил мне Том. — Ты же по-прежнему дружишь с Гилом.

— Во-первых, я больше не дружу с Гилом, — ответила я. — Во-вторых, Гил — голубой, так что даже если бы я и дружила с ним, это было бы совсем другое, поскольку секс со мной его не интересует. Даже когда он занимался со мной сексом, секс со мной ему был неинтересен.

— У Кейт есть приятель, — сказал Том. Я закатила глаза. — Они с Андрэ живут вместе, — продолжал он. Я едва сдержалась, чтобы не фыркнуть. — И вообще, я больше не собираюсь продолжать разговор об этом, — закончил он и отправился играть в сквош.

Нельзя сказать, чтобы эти стычки как-то помогли мне. Он продолжал встречаться с нею за ленчем. И даже предложил мне присоединиться к ним! Том дал ей мой рабочий телефон и все прочее.

— Кейт собирается позвонить тебе на следующей неделе. Она хочет пообедать с тобой, — сказал он.

Я провела весь уик-энд, обдумывая свой план. А потом решила, что не стану ей перезванивать. Просто не буду отвечать на звонки, а когда получу ее сообщение, то не стану перезванивать, и она все поймет. Знаете, что случилось на самом деле? Она не позвонила вообще! Уже тогда мне следовало понять, с чем я столкнулась. Хотя это знание ничем бы не помогло. Когда такой женщине, как Кейт Пирс, захочется увести у вас приятеля, не думаю, что вы успеете что-либо сделать.

Я вовсе не имею в виду, что Том был здесь ни при чем. Я его предупреждала.

— Она не просто хочет поддерживать с тобой дружеские отношения, — говорила я. — Это не то, что нужно женщинам. Она не остановится, пока не займется с тобой сексом.

А Том еще хотел пригласить ее к нам на ту вечеринку!

— У нее мало друзей, — заявил он.

И правильно, подумала я. Сначала приглашаете ее на вечеринку, потом она потихоньку втирается в круг друзей, и не успеваете опомниться, как она уже прибрала к рукам вашего партнера. Знаю, как это бывает, думала я. К несчастью, как обстоит дело в нашем случае, я не знала, потому что Кейт не стала утруждать себя предварительными мероприятиями. Она уже прибирала к рукам моего приятеля. Она делала это на протяжении целых пяти месяцев!

— У нас не хватит стульев для Кейт и Андрэ, — сказала я Тому, когда он предложил пригласить на вечеринку свою бывшую подружку.

— Кейт будет одна, — ответил Том. — А я буду сидеть на раскладном стуле.

— А что случилось с Андрэ? — спросила я.

— Он больше не вписывается в обстановку, — отозвался Том.

— Что ты имеешь в виду? Что значит «он больше вписывается в обстановку»? — спросила я.

— Они расстались. Я думал, ты знаешь.

— Откуда бы я могла об этом узнать?

Вероятно, вы задаетесь вопросом, почему, если его роман длился вот уже пять месяцев, Том не съехал от меня раньше. Замечательный вопрос. Мы не были женаты. У нас не было детей. Он мог порвать со мной, выехать и начать встречаться с Кейт, причем его моральный компас при этом указывал бы абсолютно верно. Но Том не совершил ничего из вышеперечисленного в должном порядке, потому что Кейт, как оказалось, не хотела спешить! А он не хотел отпугнуть ее! Словно она была олененком на лесной полянке или каким-нибудь робким зверьком! Самое же удивительное заключалось в том, почему именно Кейт не торопила события. Дело в том, что мать Андрэ была очень, очень больна — собственно говоря, у нее был прогрессирующий рак поджелудочной железы — и Кейт считала, что в такое тяжелое время бросить его будет нечестно. Итак, оставался Том, который ждал, пока мать Андрэ умрет от рака поджелудочной, а также чтобы потом прошло достаточно времени и Кейт могла со спокойной совестью оставить Андрэ, и вот тогда, только тогда, он намеревался покончить со мной. Мне же тридцать два! У меня просто нет впереди столько времени!

Хотя в тот вечер с горчицей я ни о чем этом еще не подозревала. В тот самый первый вечер я совершенно точно знала только одно: Том все лето встречался за ленчем со своей бывшей подружкой и читал книжку японских стихов о смерти, которая называлась «Японские поэмы о смерти». По крайней мере, уже одно это должно было послужить мне предостережением. Счастливый человек не станет читать стихи о смерти, особенно такие стихи, которые были написаны за мгновение до действительной кончины поэта, а таких в этой книге было полно. Подзаголовок книги гласил: «Написано дзен-буддистскими монахами и поэтами хайку на грани смерти». Том читал по нескольку таких стихотворений каждый вечер перед сном, а потом был не в настроении заниматься сексом. Иногда он даже читал мне вслух какое-либо из стихотворений, что даже нравилось мне — мы с Томом никогда не были парочкой, которая читает вслух друг другу. Наоборот, мы были как раз такой парой, которую можно было назвать «почитай мне, когда я закончу» — хотя теперь подозреваю, он поступал так потому, что хотел, чтобы и я была не в настроении заниматься сексом. Эти стихи были невероятно угнетающими.

Как бы то ни было, я лежала в постели, листая книгу со стихами о смерти, потягивая вино и пытаясь не думать о Томе. И о Томе и Кейт, и о том, чем именно они занимаются вместе. О том, занимаются ли они этим самым прямо сейчас… И тут зазвонил телефон.

Сердце у меня замерло.

Я подождала, пока включится автоответчик. Это оказалась Нина Пибл, одна из моих гостей, остававшихся в гостиной, пока я рыдала в кухне, и она звонила по сотовому телефону.

— Я просто хочу, чтобы ты запомнила одну вещь, Алисон, — сказала Нина автоответчику. — Они всегда возвращаются.