— Вы меня избегаете.

Каприс резко обернулась и увидела бесстрастное лицо Куина. А она-то была уверена, что сумела от него скрыться!

— Нисколько, — быстро ответила она.

Он покачал головой, запоминая все оттенки выражения ее лица. Раз она не позволяет ему узнать ее с помощью слов, он обойдется тем, что сможет обнаружить самостоятельно — по крайней мере пока.

— Я не думал, что вы меня испугаетесь.

Она резко выпрямилась так, что, несмотря на невысокие каблуки, стала ростом полных шесть футов. Хотя вряд ли это имело значение. Рядом с Куин ом она все равно чувствовала себя маленькой, по-женски хрупкой и, как это ни странно, незащищенной. Все эти три чувства были ей невыносимы.

— Я не испугалась! — решительно возразила она.

Куин внимательно смотрел на нее, чуть нахмурив брови. Если бы он так пристально не наблюдал за каждым ее движением, то не заметил бы, как она нырнула в туалет, пока все рассаживались по лимузинам, чтобы вернуться в отель. Куин намеревался уехать с ними. Как шафер Киллиана, он должен был позаботиться о том, чтобы перед, во время и после церемонии все шло гладко.

— Тогда почему вы попытались от меня сбежать? — спросил он.

Каприс бросила на него быстрый взгляд Казалось, он до бесконечности готов был дожидаться, пока она придумает убедительнй ответ.

— Мне просто надо было заглянуть в дамскую комнату.

— Я мог бы возразить, что на это редко уходит сорок пять минут.

Каприс поморщилась:

— Надо было предвидеть, что вы из тех, кто все замечает. — Она вздохнула, глубоко и театрально. Она-то надеялась, что с помощью этой уловки сможет избежать конфронтации. Но единственное, чего добилась, это поставила себя в глупое положение. — Ладно. Вы меня вынудили: я не хотела на вас наткнуться, а поскольку вся моя семья охотно вас приняла, рассчитывать на это было нереально.

Куин кивнул, нисколько не смутившись ее откровенностью. Он так и думал. Он снова обхватил ее запястье и нащупал пульс, заметив, как под его прикосновением тот сразу же ускорился. В ее взгляде вновь появился страх, на этот раз более сильный, более настоятельно требующий его внимания. Ее реакция причинила ему боль — неожиданно сильную. Он принял и это, как следующий этап того, что его ждет.

— Я обещал себе и вам быть честным. Но это вас смутило, правда?

Он смотрел ей в глаза, находя там больше правды, чем в ее словах. Страх снова был разбавлен гневом. Он выжидал, готовый в любую секунду изменить себя и свои поступки в соответствии с ее потребностями. Его бдительность и умение ждать были следствием давней подготовки, привычками, усвоенными настолько крепко, что они стали неотъемлемой частью его существа, такими же, как мышцы и кости.

— А вы считаете, что я должна считать себя польщенной тем, что вы мне чуть ли не прямо сказали, что я — ваша собственность? Из какого века вы явились? — парировала она.

Но как бы ни сильна была ее воля, ей не удалось полностью спрятать за своими словами страх, который он в ней пробуждал. Не приходилось сомневаться в том, что он восхищен ее внешностью. Однако понимание, которое она читала в его прямом взгляде, не могло не вызывать ее опасений. И несмотря на все, что она могла в нем увидеть, очень многое оставалось от нее скрыто. В нем чувствовались тайные глубины. И опасность.

— Я по природе осторожна, — прямо добавила она.

— И я ставлю это под угрозу.

Он один раз кивнул, на секунду устремив взгляд куда-то мимо нее, прикрыв глаза немыслимо длинными ресницами. Когда-то он превосходно владел умением подготавливать почву: духовную, физическую, эмоциональную. Это было его специальностью. Он считал, что этот период его жизни закончен. Однако теперь, встретив то, чего ему необычайно сильно хотелось добиться, он принял неизбежную истину: никакой опыт нельзя забыть окончательно, какими бы сильными ни были воля и дисциплина. Он снова посмотрел в ее полное сомнений лицо. Ему предстояло выбрать между двумя способами действий: прямой атакой на ее чувства или тонкой политикой с использованием всех возможных видов оружия. Какой бы путь он ни избрал, награда будет одна.

Каприс наблюдала за ним, слишком остро ощущая, что его пальцы сомкнулись на ее запястье, словно наручники. Потребность вырваться была почти непреодолимой — но она сумела ее подавить. Его прикосновение не было ни болезненным, ни слишком сильным, хотя такая возможность скрытно присутствовала где-то в ее подсознании. Но сильнее осторожности и секретов было странное возбуждение, которое владело ею. Ни у одного мужчины не хватало решимости преследовать ее, когда она так прямо его отвергала. Никто не смотрел на нее так пристально. Ее влекло к Куину, как влечет к огню в холодную ночь. Но, как и огонь, он обещал разрушение, боль. Ни то, ни другое в ее планы не входило. И ни то, ни другое не заставит ее не видеть того, что ощущалось в этом человеке с серебристыми глазами и столь редкой улыбкой.

— Хорошо. — Куин выпустил ее запястье. Он принял решение. — Пообедайте со мной, пожалуйста.

На этот раз его слова прозвучали спокойно: вежливая просьба о встрече между двумя малознакомыми людьми.

Каприс изумленно выгнула брови — вопрос показался ей бессмысленным. Она собралась отказываться, слова уже дрожали у нее на губах. Но, приоткрыв рот, чтобы отказать ему, она всмотрелась в его лицо. Он вдруг перестал быть охотником. Опасность исчезла. Намек на тайны пропал. В его просьбе звучало лишь легкое дружелюбие. Она нахмурилась, сбитая с толку произошедшей в нем переменой, не доверяя ему и собственным чувствам.

— Не думаю…

Он слабо улыбнулся:

— Мне очень понравилась ваша семья, но существует предел тому, сколько я могу общаться с вашей сестрой, Ноэль, она слишком склонна философствовать, и потом, хоть я и получил удовольствие от свадьбы, повторение подобного мне тоже ни к чему. Пожалейте меня.

Куин взял ее руку и продел в свою, согнутую в старомодном жесте, полном мужской грации, — и Каприс почувствовала, что устоять невозможно. Он повел ее к выходу из ресторана.

Секунду Каприс упиралась: логика требовала, чтобы она выказала нежелание идти. Когда он остановился, вежливо-вопросительно посмотрев на нее, явно готовый выполнять ее желания, она почувствовала, что не может больше упрямиться. Она ощущала присутствие западни, но не видела никаких подтверждений этому чувству. Смутившись и досадуя на свою реакцию, она пошла рядом с ним. Его улыбка была непринужденной, приветливой и ничуть не многозначительной.

— Я еще никогда не видела, чтобы Ноэль так легко приняла незнакомого человека. Да и Леора тоже, — сказала она, пытаясь принять заданный им тон.

Конечно, потом она откажется от совместного обеда, но вежливость никогда не повредит. В конце концов, он пошел на немалые хлопоты и затраты: прислал за каждым из них свой личный самолет, чтобы привезти на свадьбу, забронировал всем номера в гостинице, устроил саму церемонию… И, кроме того, он был другом Киллиана, а теперь и Силк.

— Ваши сестры — очень интересные девушки. Немного стеснительные, но очаровательно своеобразные. — Он остановился на тротуаре, и к ним бесшумно подъехал лимузин, который явно дожидался поблизости. — Хотите, я пообещаю, что больше не стану говорить о том, что вас тревожит? — Он открыл перед ней дверцу, опередив шофера. — Тогда вы измените свое решение относительно обеда?

Она всмотрелась в его лицо.

— Вы — не такой, как все, — проговорила она, не давая ему прямого ответа.

— Мне понравилось то, что я в вас увидел. Мне показалось, что мой интерес встретил взаимность. Я ошибся. Вы мне об этом сказали. Я это принял. Вот и весь разговор.

Она снова нахмурилась, задетая тем, как, легко он смог изменить свои намерения, но уже секунду спустя возмутилась собственной капризностью. Ей следовало бы радоваться!

— Конечно, если вы меня невзлюбили…

Куин посмотрел прямо на нее, требуя, чтобы она отреагировала хотя бы на эти слова.

— Нет. Я вас не невзлюбила. С чего мне было это делать? Я же вас совсем не знаю, — не подумав, ответила Каприс.

На его лице, словно рассвет после темной ночи, появилась улыбка. Эта улыбка заставила Каприс растерять свою решимость. Неудивительно, что он так редко улыбается. Его улыбка грела, не обжигая, успокаивала и ласкала без прикосновения, приглашала, но не требовала. Ее губы невольно изогнулись в ответной улыбке.

— Ладно. Пообедаем. Но не больше.

Кроме того, ей, как и ему, не хотелось обсуждать с остальными свадьбу Силк. Это только снова напомнило бы ей о пустоте и ненадежности ее собственной жизни, а она не готова была в этом признаваться.

Каприс разглядывала свое отражение в зеркале. Выбранное платье, одно из немногих, которые она захватила с собой, было простым и элегантным, мягкого серо-зеленого цвета, не из тех оттенков, которые навязчиво требуют внимания, и все должные места — в меру подчеркнуты. Волосы она уложила мягким узлом. Украшения тоже ничего особенного собой не представляли.

— Скучный вид! — объявила она, возмущенно глядя на себя. — И почему меня это должно волновать? — Она стремительно отвернулась от зеркала и надела туфли на высоком каблуке, которые страшно любила, но которые редко имела возможность надевать, потому что в них оказывалась на голову выше большинства мужчин. Но не Куина.

Как раз в тот момент, когда она протянула руку за сумочкой, в дверь негромко постучали.

— Вы рано, — быстро сказала Каприс, открывая Куину дверь.

Он сдвинул манжет, чтобы взглянуть на часы.

Каприс громко втянула воздух, увидев шрамы, тянувшиеся по его запястью от самой кисти.

— Боже! Что с вами случилось? — спросила она, пораженная вандализмом по отношению к телу, бывшему когда-то настоящим произведением искусства. Она протянула руку и осторожно провела пальцами по шрамам, ощутив их неровности и понимая, что никогда не сможет представить себе, какая боль должна была сопровождать каждый подобный порез. — Это, вероятно, был какой-то несчастный случай, — прошептала она, испытывая непонятную муку при мысли о его боли, о ранах, из которых стекала на землю кровь.

Куин смотрел на мягкий бархат ее руки на фоне его бронзового тела. Свет и тьма. Солнце и тень. Он повернул свою ладонь, к. которой она прикоснулась, и спрятал в ней ее руки.

— Это было давно, — пробормотал он, радуясь тому, что его обезображенное тело не вызвало у нее отвращения. У многих женщин могло бы появиться именно такое чувство — и появлялось. Они не причинили ему боли. Но она могла бы.

Каприс подняла глаза, почувствовав его пристальный взгляд. Но она не успела его поймать, не успела испугаться — он улыбнулся.

— Надеюсь, вы любите танцевать.

— Да, — ответила она, почему-то снова почувствовав беспокойство. — То вы здесь. То вас нет.

— Загадки? — Он вопросительно поднял светлые брови и, не выпуская ее руки, вывел Каприс в коридор, закрыв за ними дверь.

— Вы все время меняетесь, — тихо сказала она, внимательно наблюдая за ним, пока они шли к лифтам.

— Как? — поинтересовался он, когда дверцы закрылись и они остались вдвоем на время спуска.

Она покачала головой:

— Не знаю. Знаю только, что это так. По-моему, вы — человек опасный, Рэндал Куинлен.

— Для вас?

В его вопросе прозвучали ироничные нотки, заставившие Каприс возмущенно выпрямиться.

— Почему я должна считать опасным человека, который просто пригласил меня пообедать?

— Это вы высказали такую мысль. Я просто пытаюсь довести ее до логического конца.

Дверцы лифта открылись. Каприс вышла в вестибюль, слишком остро ощущая его присутствие рядом.

— В вас нет ничего простого, — сердито пробормотала она.

Каприс была слишком занята своими чувствами, чтобы заметить, как изменилось выражение лица Куина и как он пристально посмотрел на нее, а потом успокоился, увидев, что она ничего не знает.

— Вы слишком осторожны, К. Р. — сказал он.

Каприс вздрогнула, услышав обращение из ее профессиональной деятельности.

— Откуда вы узнали?

Он предупредительно помог ей усесться в лимузин и только потом сел рядом.

— Ваша семья — забыли?

Она поморщилась:

— Не хочу даже думать о том, что они могли сказать!

— Ничего особо страшного, могу вас уверить.

— Значит, мать и отец ничего не говорили!

— Неужели все настолько плохо?

Она отвела взгляд, встревоженная тем насколько беззаботно звучат его ответы. Можно было подумать, что он выполняет этим вечером некий ритуал, выбирая манеру разговора, который создал бы определенное впечатление, некий образ.

— Ну, Силк наверняка рассказала вам о том, что мы четверо должны провести год вне дома.

Куин откинулся на спинку сиденья, собираясь слушать всю ночь, если только она будет готова с ним говорить.

— У нас не было времени, чтобы познакомиться ближе. В тот недолгий срок, что мы друг друга знали, мы были заняты другими вещами.

Каприс бросила на него быстрый взгляд:

— Какими же?

Куин ни на секунду не смутился. Киллиан предупредил его, что только родители Силк знают о происшедшем, и что все заинтересованные стороны хотят, чтобы никаких разговоров об этом не было.

— Помолвкой и подготовкой к свадьбе менее чем за неделю.

Она нахмурилась.

— Я бы поверила вам, если бы речь шла об одной только Силк. Она почти все делает с головокружительной скоростью. Но Киллиан не произвел на меня впечатления человека импульсивного.

— Наверное, влюбленному можно простить, если он совершает массу нетипичных для себя поступков.

— Вы говорите на основании собственного опыта?

— Нет.

Каприс проанализировала его ответ: как это ни странно, он рождал только новые вопросы.

— Вы верите в любовь?

— А вы?

Она пожала плечами, не отводя взгляда Слова звучали беззаботно. Тема разговора была достаточно интересной, чтобы заинтриговать даже в том случае, если за ней не стояло реальных чувств.

— В некоторые виды любви — да, — ответила она наконец с прямотой и откровенностью, которых не требовал тон его вопроса. — В любовь родителей к своим детям. Детей к родителям. В юношескую влюбленность. В сексуальную любовь.

— Но не в ту, что неподвластна времени и пространству, лжи и истине? — Он оторвал взгляд от города, беззвучно мелькавшего за затемненными стеклами лимузина. Мимо неслась жизнь — калейдоскоп энергии, надежд, стремлений, боли, ошибок… И любви. Самого великого и самого ранящего из всех чувств. Великого уравнителя.

— То вы здесь. То вас нет.

Он повернул голову, пронзив ее взглядом:

— Это пожелание? Вы изменили свое отношение ко мне?

Каприс застыла, встревоженная, испуганная, взволнованная.

— Не понимаю, о чем вы.

Машина остановилась. Куин всмотрелся в лицо Каприс, чувствуя ее отстраненность как нечто вещественное, вставшее между ними — как противника, единственным оружием против которого могли стать умение и хитрость из его прошлого.

— Пойдемте?

Он открыл дверцу и вышел, не дожидаясь ответа. И протянул ей руку.

Каприс посмотрела на изящные пальцы с уродливыми отметинами. Было бы лучше, если бы она испытывала отвращение. Но вместо этого она чувствовала потребность прикоснуться к нему, успокоить боль, прошедшую давным-давно. Она вложила свои пальцы в его руку, немедленно сжавшую их, но его сила не столько брала в плен, сколько защищала. Он помог ей выйти из машины.

— Только обед, — прошептала она, стоя рядом с ним.

В свете уличных фонарей его глаза странно блеснули.

— Как скажете. Только обед.

Куин откинулся на подушки, глядя в окружившую его темноту. Уже давно прошла полночь — время, когда он обычно засыпал. Вся его жизнь основывалась на строгом распорядке и дисциплине. Он двигался через время и пространство в равновесии с энергией и силами, которые текли вокруг него. Для всего было свое место, свое значение, свой урок, который надо было извлечь и усвоить. Он не боролся с невидимыми силами. Скорее он стремился понять и воспользоваться кажущимися причудами Творца — причудами, которые только люди непосвященные могли считать бессмысленными гримасами судьбы.

Пока не появилась Каприс. Она изменила распорядок, заставила его перестроиться переделать себя. Чувства, которые она будила, были сложными и совершенно для него незнакомыми. Будь на ее месте другая женщина, он мог бы уйти — и скорее всего именно так и поступил бы. Но у Каприс был ключ, хотя сама она об этом не подозревала.

Киллиан тоже помнил. Куин понял это по его взгляду в тот вечер, когда Силк впервые упомянула о сестре. Куин не был до конца уверен, пока Силк не сказала совершенно спокойно, — что Каприс по крови ей не сестра. Это было последним недостающим звеном. Силы, научившие его ценить терпение, дисциплину и веру в нечто ему неподвластное, начали действовать.

Долги. Он поднял руки, не видные в темноте. Шрамы служили ему напоминанием, хотя он в напоминаниях не нуждался. Предсказание начало сбываться.