По дороге в Аямонте Хьюго попытался разговорить спутницу. Он тоже нуждался в информации.

— Что вы можете мне рассказать о матери Алисы?

Она искоса взглянула на него:

А может, начнем с того, что вы знаете? Он прекрасно понимал, чего добивается Анита. Уж ей-то прекрасно известна цена информации.

— Алиса рассказала мне довольно бессвязную историю. Я знаю, что ее мать очень богата. И, судя по всему, действует стремительно. С другой стороны, она сумела развестись с отцом Алисы, лишив его всех родительских прав… Кроме того, Алиса поведала мне про видеокассету, которую нашла дома, в Амстердаме, после чего и решила сбежать. Еще она болтала что-то о снах.

В глазах девушки мелькнула искра интереса, но она промолчала, напряженно размышляя, — Хьюго казалось, что он слышит, как скрипят извилины ее мозга.

— Что вы знаете о кассете?

Он подавил улыбку:

— Думаю, все. Полный мрак.

Она молча покачала головой, лицо было серьезным.

Значит, есть что-то еще. Он чувствует.

— Ладно, поговорим о Тревисе. Вы вроде считаете, что он связан с мафией…

— Знаете, у этой семьи вообще странная история… Будто раньше у него были какие-то отношения с сицилийскими гангстерами… Думаю, он мог нанять кого-то. Старого приятеля, что-то вроде того…

— Хорошо. А чем конкретно он занимается? «Коза ностра»?

— Не думаю. Он бывший моряк, служил в английском флоте. Потом в Испании познакомился с матерью Алисы. Они жили в Алгарве. Точно могу сказать, что он наркоман. И что строил свой корабль — «Манту» — вместе с одним типом, свидетелем происходившего…

Хьюго насторожился:

— Кто этот свидетель?

Анита колебалась, прикидывая, стоит ли отвечать, но потом решилась:

— Ладно, вы в любом случае могли прочесть это в газетах… Свидетель был дилером. Те ребята в Эворе достали его раньше нас, вчера вечером… Но в доме мне удалось найти кое-какую информацию…

Какая-то деталь начинала беспокоить Хьюго.

Скажите, — спросил он у въезда в город, — как, по-вашему, ребята из Эворы узнали, что мы с Алисой остановились в той гостинице?

— Понятия не имею, — ответила Анита. — Может, у них, как у мафии, повсюду осведомители? Или хозяин гостиницы стукнул, не знаю…

— Нет, своего они бы не прикончили… Мм сообщили не из гостиницы.

Наступило молчание.

Он затормозил перед телефонной будкой и еще раз изложил свой план Аните.

Спор разгорелся по поводу важного момента, который он считал давно улаженным.

— Нет, — настойчиво повторял он, — к телефону пойдем вдвоем. Я обязан принять все меры предосторожности.

Внутри у нее все кипело, глаза только что молнии не метали.

— Ну же, — уговаривал он, — потом я отвезу вас в дом, и если захотите изменить ту версию, которую сейчас изложите полиции, — ваше дело… Вам надо будет просто объяснить им первую ложь… Мы оба знаем, какому риску подвергается Алиса. Я должен подстраховаться — на всякий случай… Пошли, не упрямьтесь, скажите все, как мы договорились!

Она пристально взглянула на него, и Хьюго почувствовал, что опасность миновала.

— Ладно, — кивнула она с обреченным видом. Он открыл перед ней дверь кабины, встал рядом.

Первый звонок она сделала в Фару. По разговору он понял, что там царит паника. Никто не понимал, куда после ночной перестрелки пропала Анита, и она терпеливо изложила придуманную версию случившегося, упомянув, что находится к югу от Сетубала, как и просил Хьюго. Потом попросила, чтобы полиция начала искать судно «Манта», объяснив, почему все убийства последних двух дней были связаны с Тревисом и Алисой. Она обходила многие важные подробности, не сводя с него пристального взгляда синих глаз, и договорилась о следующем телефонном звонке около семи часов вечера с полицейским, который должен был возглавить поиски в портах Алгарве.

Когда Анита повесила трубку, в ее глазах он прочел вопрос: «Ну, как, господин Я-никому-не-доверяю?»

Хьюго, следя боковым зрением за окрестностями, бросил на нее быстрый взгляд и позволил себе улыбнуться:

— Отлично… Теперь звоните в Амстердам.

Ее глаза сверкнули в ответ синим, неожиданно злым огнем.

Они нашли заправку, залили бензин в бак и расплатились по карточке Цукора. Потом наведались в супермаркет, где Хьюго загрузил полную машину еды и одежды для Алисы. В книжном магазине купил огромную пачку португальских газет и разных книг на испанском (он знал, что Алиса прекрасно владеет этим языком). Еще взял две французские газеты двухдневной давности — заголовки сообщали о бойне в осажденной Сребренице, сравнивая ее с восстанием в Варшавском гетто ровно пятьдесят лет назад. Правильно. Хьюго с трудом сдерживал волну холодного бешенства, подступавшую к горлу при виде фотографии Караджича. Психиатр, переквалифицировавшийся в борца за расовую чистоту, гордо улыбался, стоя рядом с начальником своего генштаба генералом Младичем. Казалось, оба готовы сражаться со всем миром, бросая недвусмысленный вызов Западу. «Теперь, господа, — словно бы говорили они, — теперь слишком поздно». Хьюго спросил себя, есть ли возможность убрать их, и подумал, что идея «фетвы» против подобных мясников вдохновила бы мусульман всего мира куда больше, чем охота за писателями-"богохульниками».

Из португальских и испанских газет он понял, что в Сребренице идет разоружение мусульманских сил, а сербская армия и четники стоят на окраинах. «Господи, твоя воля! — подумал он. — Вот вам великолепная иллюстрация к пресловутому „не надо усугублять войну войной“…

В этот ясный день 23 апреля 1993 года происходили и другие, еще более мрачные, непонятные и обескураживающие события. Поскольку план Вэнса-Оуэна предусматривал разделение боснийского населения по этническому принципу, хорваты и мусульмане дрались друг с другом за контроль над Центральной Боснией, территорией, которая в соответствии с планом должна была отойти к боснийским «хорватам». Дьявольщина!.. Может быть, сейчас на этой покинутой всеми земле столкнулись силы Марко Людовича и Бешира Ассиневича. Отчаяние, переполнявшее его сердце, не омрачало спокойствия европейской дипломатии. Он вспомнил, что именно заставило его присоединиться к Ари, Витали и первому отряду колонн «Колокола свободы» летом 1992 года. В тот день, выступая по радио, Государственный секретарь по европейским делам1 спокойно утверждала, что сторонники вмешательства — это «пособники сил смерти, распоясавшихся в бывшей Югославии». (1 В то время — Элизабет Гигу) Он сразу позвонил Ари и сказал, что согласен.

Запад в очередной раз ничего не понял. И простодушные граждане могли по-прежнему осуждать эту «средневековую войну», не понимая, что это предтеча будущих войн. Что Европа отступила перед расистским пониманием раздельного развития и силового передела границ и создала порочный прецедент на пороге двадцать первого века. Он кусал губы, мучаясь над вопросом, не слишком ли поздно они приступили к формированию колонн «Колокола свободы», находившихся в зачаточном состоянии…

Он попросил Аниту перевести ему самые интересные места из статей, чтобы составить общее представление о содержании статей.

На внутренних полосах, в рубрике «Происшествия», сразу после описания убийства в техасском городке Вако, они наткнулись на заметку о перестрелке в гостинице Эворы. Там сообщалось, что Убийства грека-дилера в Беже и двух мужчин в Каштелу-Бранку могли быть связаны с инцидентом в Эворе. Насколько смогла понять Анита, половина личного состава полиции попала в ловушку, отправившись по ложному вызову. Еще четверых полицейских заперли в багажниках их автомобилей. Телефонные провода в полицейском управлении и казарме пожарников были перерезаны. Помимо нападавших, были убиты ночной портье и один полицейский. В розыск была объявлена банда, состоящая из десяти человек. Кроме того, разыскивали молодого человека и девочку с темными (или светлыми) волосами, в черной машине с французскими или немецкими номерами.

Хьюго понял, что «БМВ» засекли и разъезжать на нем дальше опасно…

Домой они ехали на предельной скорости.

Он поставил машину в парке, у задней ограды, так, чтобы ее не было видно с улицы, и задумался. Отсутствие колес значительно осложняет дело. Нужно будет взять напрокат тачку в Аямонте.

Хьюго повернулся к Аните:

— В эту машину можно будет сесть не раньше, чем найдем Тревиса… Я доеду до границы на автобусе и там арендую машину. А вы займитесь своей рукой и внимательно следите за домом. Запритесь…

Он вышел из машины, открыл багажник. Анита шла следом.

Открыв спортивную сумку, он выпрямился, держа в руках сверкающее помповое ружье.

В памяти мгновенно всплыла картина — Алиса тащит охапку ружей, которые он приказал ей собрать возле трупов, а сам он несет к машине потерявшую сознание девушку.

Нет, так не пойдет! Нельзя терять ощущение реальности… Сейчас не время витать в облаках.

— Я подобрал две штуки в гостинице и полную коробку патронов. Одно оставлю себе.

Он передернул длинный стальной затвор, издавший характерный щелчок.

— Готово к употреблению.

Анита с сомнением смотрела на мощный «ремингтон»:

— Честно говоря, не уверена, что это… что я с ним управлюсь… — И она кивнула на лубок и гипсовую повязку на плече; голая рука беспомощно свисала из отрезанного рукава черного свитера.

Хьюго не сразу понял охватившее его странное чувство. Почему он не может отвести глаз от этого кусочка плоти, уложенного в угольно-черный лубок, обмотанного белыми бинтами, от наспех разорванного свитера? Почему она кажется ему такой сексуальной?

Он хмыкнул и снова запустил руку в спортивную сумку, достав огромный блестящий пистолет:

— «Магнум». Тридцать восьмой калибр. Автоматический. Этим вы быка остановите. И ружье оставьте… Придумаете что-нибудь…

Ветви эвкалиптов и кедров качались под теплым ветром, напоенным запахами моря и песка. Ветер пустыни. «Из Африки», — подумал он. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь кроны деревьев, образовали вокруг них шатер перламутрового света. И вдруг он заметил, как хороша собой девушка в золотистом свете, обвеваемая сирокко, принесшим неведомо откуда аромат женщин далеких племен… Ласковый ветер словно призывал их отдаться на волю чувств…

Он снова хмыкнул, чувствуя смятение и неловкость, закрыл багажник, положил оружие и ключи от машины на крышу. Проверил, все ли взял, коротко взглянул в ее сторону и решил, что пора уходить.

— Поздно, я пошел.

Он повернулся и пошел по узкой дорожке, ведшей вдоль стены дома в гору.

Сзади послышался голос Аниты:

— Постойте…

Он притормозил и обернулся.

— По-моему, у меня тоже есть след…

Он внимательно разглядывал ее, понимая, что черные очки скрывают выражение глаз. Он мог бы стоять так часами, глядя на нее…

— В Тавире, в морских складах Корлау… Там есть человек, который знал Тревиса, некий Пинту, Жоакин Пинту… Может быть, ему что-то скажет название «Манта»…

— Тавира?

— Да… Это в пятидесяти километрах от границы, но я вас не прошу туда ехать. Могу устроить все отсюда, по телефону. По крайней мере, сделаю хоть что-то полезное…

— Отлично, Анита, займитесь этим, — коротко бросил он.

И направился к дороге.

Ему казалось, что спину прожигают два синих луча ее глаз.

В автобусе по пути в Аямонте Хьюго постарался сосредоточиться на практических задачах.

В гостинице Эворы он дал имена Бертольда и Ульрике Цукор. Под тем же именем он делал все покупки в Аямонте, но при найме дома инстинктивно решил воспользоваться другими документами, взятыми у Витали. По идее, это имя должно было использоваться при возвращении во Францию. Йонас Остерлинк, подданный Нидерландов. Теперь он может заниматься поисками, заставив всех заинтересованных лиц поверить, будто Цукор поехал в западном направлении. Тем самым удастся отвести полицию и всех прочих подальше от места, где они задержатся еще на несколько дней, не предусмотренных в плане. Он будет пользоваться документами Остерлинка в Испании, для аренды дома, а потом для возвращения, вернее — для бегства на север. Как только удастся найти Тревиса, он оставит след Цукора подальше от их убежища, а потом передаст Алису отцу, оставит Аниту в телефонной будке, а сам доберется до дома, сменит машину и рванет без остановок к Пиренеям.

Вот это уже было похоже на одну из «вирусных стратегий», которыми пользовался Ари при отладке тонкого механизма своих операций. С таким планом у него появлялись серьезные шансы на удачу…

Автобус прибыл в Аямонте. Он вышел на пыльное шоссе и направился к зданию автовокзала, где виднелась вывеска агентства «Хертц».

Взяв на неделю большой зеленый «ниссан» на имя Цукора, поехал прямо к границе. Переехал через Гвардиану у самого устья, любуясь через левое открытое окно залитым солнцем океаном, напоминавшим сейчас раскаленную плазму. Поразительно теплый ветер напоминал о приближении лета, в нем уже ощущался тропический зной. В Вила-Реал-ди-Санту-Антонью Хьюго шестым чувством сообразил, где находится порт, и оставил машину на набережной. На рейде стояло много судов, прибрежные улочки были заполнены народом.

Пришедшее вдохновение помогло ему сочинить подходящую легенду.

Мысленно проигрывая свою роль, он медленно подгреб к первому заведению.

В третьем баре придуманный им персонаж приобрел вполне реальные черты — не без помощи алкоголя! Всякая неловкость испарилась, ему удалось окончательно вжиться в образ.

Теперь Хьюго без малейших стеснений изъяснялся на странном еврожаргоне — смеси английского, испанского, французского и португальского, чтобы увеличить шансы быть понятым. Важные слова приходилось повторять на разных языках по три-четыре раза. «Я журналист, пишу о кораблях, — представлялся он. — Ищу человека по имени Стивен Тревис, чтобы расспросить его о судне „Манта“, построенном по его чертежам, мне говорили, он иногда бывает в вашем баре…» Таким образом он сразу заявлял свои намерения.

Пока хозяин разносил стаканы, он осмотрелся; вокруг царил полный покой. Перед ним поставили большой бокал пива, увенчанный шапкой пены, который помог ему еще лучше вжиться в роль.

Хозяин окинул взглядом помещение, желая удостовериться, что все клиенты довольны, и вернулся к Хьюго.

— Господин Тревис редко заходил к нам, но вот в «Атлантико» он бывал каждый день…

— Obrigado, честное слово, very much, — ответил Хьюго, отпив большой глоток.

— Скажите, — снова заговорил бармен. — Вы… в какой газете вы работаете?

— О, в «Яхтинг интернешнл», это немецкое издание…

— Вы немец…

— Да… немец… по происхождению, но родился в Швейцарии…

— Скажите, сеньор, а почему столько людей интересуются кораблем сеньора Тревиса?

Несмотря на легкое опьянение, Хьюго вздрогнул.

— То есть?

— Ну… другие газеты. Час назад еще один журналист заходил, он сказал, что работает для голландского журнала. Пишет статью о «самодельных» кораблях, и ему рассказывали о каком-то Тревисе и о строящемся корабле под названием «Манта»…

Боже правый!

Его опередили коммандос Кристенсен. Грек-дилер раскололся.

— Вы им сказали про «Атлантико»?

— Да, я знаю, что Тревис там часто бывал, вместе с этим парнем — Греком, о котором сейчас пишут в газетах… Вот ведь история, а? Вас именно это интересует? В чем там дело? Мафия? Наркота?

«Врать бесполезно», — сразу подумал он. Допил пиво.

— Да, я веду расследование этих событий. Спасибо за все. Вот, всем еще по бокалу.

Он поднялся, положил пачку долларов на оцинкованную стойку.

И вышел из бара, прежде чем кто-то успел среагировать.

В баре «Атлантико» повторился тот же сценарий. Теперь он совершенно уверенно играл роль прожженного журналюги, вдохновляясь воспоминаниями о нескольких типах, которых встречал в больших отелях в Сараеве и Сплите. В большинстве своем это были неплохие ребята, вовсе нет. Но за последнее время они столько раз становились свидетелями провалов гуманитарной политики Запада, что члены колонн «Колокола свободы» казались им милыми мечтателями. Некоторые из них вообще не покидали гостиниц в Загребе, Сплите и Дубровнике, другие действительно пережили ад артиллерийских обстрелов новых четников в Сараеве, кому-то удалось добраться до лагерей военнопленных в сербской зоне летом и осенью 1992 года, кто-то сопровождал конвои ООН, прорвавшиеся в феврале, после десятимесячной блокады, в Восточную Боснию, в области, где люди, чтобы выжить, становились каннибалами.

— Вы делаете свое дело, мы — свое, вот и все, — сказал он однажды чешской журналистке, с которой провел вечер в Дубровнике. Обоим предстояло уехать — ей в Прагу, ему — непонятно куда. — Конечно, но в чем ВАШЕ дело?

— В том, чтобы больше не пропадали такие люди, как Златко.

И он показал на Златко Вириановича, сербского журналиста из газеты «Ословоение», одного из тех демократически настроенных сербов, античетников, «боснийцев», которые воевали бок о бок с хорватами и мусульманами в окруженнои столице и повсюду в Боснии.

— Не порите чушь! — насмешливо воскликнула журналистка. — Я спрашиваю, чем именно вы занимаетесь, вот и отвечайте на поставленный вопрос.

Его слегка качало от выпитого, и скрытность сдала позиции под действием водки, как будто внезапно открылся какой-то клапан.

— Скажем так: мы — честные наемники, мы боремся за справедливость и свободу. Современный вариант средневековых рыцарей, братьев по…

Молодая чешка, потрясенно глядя на него, прошептала:

— Ой, только не говорите, что вы замешаны в этом деле…

— В каком именно?

— Не прикидывайтесь идиотом. (Ее очаровательный славянский акцент окончательно разрушил его оборону.) В этой организации, о которой говорят намеками во всех уголках посольства. Колонны «Колокола свободы». Я права?

Он улыбнулся, стараясь сохранять непроницаемое выражение лица.

— Нас горсточка, но скоро станет больше, мы распространимся, вирус. Скорее даже — антивирус, понимаете, ведь мы борцы с варварством и тоталитаризмом, сейчас — здесь, а потом и в других местах…

— Вы абсолютно ненормальные, — расхохоталась она. Музыка ее смеха, звонкого, как флейта, окончательно растопила лед, и он тоже рассмеялся.

— Да, мы психи. Мы думаем, что свобода и ложь — это вирус и вакцина, мы верим, что литература, биология и астрофизика — точное оружие, нацеленное на все, противное разуму, на тоталитарный бред, любой, все равно, какого цвета — коричневого или красного, если вы понимаете, что я имею в виду.

— Боже, да вы совсем безумны, еще хуже, чем я думала…

И они снова расхохотались.

Тем вечером он почувствовал, что вполне мог бы заняться любовью с этой девушкой, но что-то неясное, темное, смутное остановило его в последний момент.

За два дня до их встречи подразделение Хьюго освободило мусульманскую деревню, которая многие месяцы оставалась в оккупации, и зрелище резни, предшествовавшей отступлению сербских националистов, все еще стояло перед его глазами. Рассказы о групповых изнасилованиях будоражили память, и он чувствовал, что должно пройти не мало нормальных, обычных дней, прежде чем занятия любовью перестанут вызывать у него кошмарные ассоциации.

Он расстался с девушкой на рассвете, после того, как сжег на пляже свой смокинг (как было предусмотрено по плану).

Хьюго вдруг понял, что воспоминания унесли его далеко от действительности бара «Атлантике», где он уже изложил в общих чертах свою легенду и получил тот же ответ, что и в предыдущем кафе. Почему все журналисты разыскивают Тревиса? Это из-за Грека? Никто ничего не знает.

Судя по всему, язык великого Шекспира не был совсем уж чужд бармену. Наверное, летом сюда часто заходят английские туристы.

Хьюго заказал вторую кружку.

— Вообще-то меня интересует его судно, — повторил он по-английски. — Больше, чем история с наркотиками, — поправился он, решив на сей раз действовать в другом направлении.

— Судно?

— Да, «Манта», судно, которое он строил с Греком…

— И тот тип, что был до вас, говорил то же самое. Невероятно, вы что, договорились?

— Какой тип, журналист?

— Ну да, из голландского журнала про парусники.

— А, это, наверное, мой коллега Рийкенс. Можете его описать? — В любом случае стоило попробовать.

— Ну… Довольно высокий, спортивный, где-то под метр восемьдесят… Лет сорок, темный, глаза светлые.

Отлично.

— Он вам назвал свое имя? Маловероятно, но вдруг этот тип назвал свое настоящее имя.

— Нет, просто сказал, что работает для голландского журнала.

— Да ладно, в любом случае по описанию не похож… Ну и что вы поведали моему конкуренту из Амстердама?

— То же, что вам — что мы ничего не знаем. В этом баре договориться оказалось труднее.

— Ладно… выпью-ка я третью кружечку… Он положил доллары на прилавок.

— Единственное, что мы знаем, Тревис иногда заходил сюда с Греком. — К бармену, словно по волшебству, вернулась память. — Они садились вон там и выпивали по кружке, а потом уходили. Куда, не знаю… Но Грек жил тут неподалеку, — может, к нему шли…

М-да, этот след недалеко уведет.

Хьюго пристально посмотрел на усатого толстяка. Спокойно, как будто предлагая войти в игру. Его рука по-прежнему лежала на маленькой пачке зеленых купюр.

— Вот еще что. Вашему коллеге я еще сказал, что Тревис встречался здесь с парнем из Тавиры, он работает на судостроительную компанию…

«Черт, — подумал Хьюго, — информатор Аниты…»

Он внимательно взглянул в глаза бармену и допил шестую за этот день кружку пива.

Почувствовав, что совершенно опьянел, вышел облегчиться на задний двор, потом взял последнюю кружку в знак благодарности, после чего вывалился наконец на улицу и пошел к машине, наслаждаясь прохладой, царившей на набережной.

Четверть часа спустя, более или менее протрезвев, он отправился искать почту, которую и нашел каким-то чудом, двигаясь на ватных ногах и чувствуя чудовищную усталость.

Он позвонил Аните в Аямонте. Как было условлено. Три звонка. Повесить трубку, набрать еще раз. Если все в порядке, она должна ответить после четвертого. Если не ответит, он должен мчаться туда на всех парах, держа наготове заряженные автомат и ружье.

Она сняла трубку.

Ее очередь подать сигнал.

— Это Анита, я слушаю.

Это означало, что все в порядке. Если бы она назвалась по фамилии — Ван Дайк, — это означало бы проблемы.

Можно было говорить.

— Это я, Хьюго. У меня небольшая проблема…

— Какого рода?

— Коммандос вышли на след Тавиры. Еще какой-то тип всех расспрашивал. Смешно, он придумал ту же легенду, что я, ну, почти ту же. В общем, надо бы предупредить вашего тамошнего свидетеля. Пусть не говорит ни с кем, кроме меня, ладно? Вам удалось с ним связаться?

— Да, как только вы уехали, я ему позвонила, но он мне ничего не сказал о других визитерах…

— Это нормально, думаю, он опережает меня на час, не больше. — Хьюго нервно взглянул на часы. — Я потерял какое-то время, Быстро звоните ему. Я представлюсь как Цукор. Никому другому пусть ничего не рассказывает, ясно? Я перезвоню минут…. через десять, самое большее…

И он сразу повесил трубку. Пошел прогуляться в сторону садов, высаженных вдоль берега реки, откуда были видны белые домики Аямонте.

Через пять минут вернулся и набрал тот же номер.

Та же процедура…

— Это Анита, я слушаю.

— Хьюго… Ну и?..

— Какой-то тип приезжал…

— Дьявол.

— Нет… Жоакин ничего ему не сказал. Он меня заверил. Человек представился журналистом, сказал, что хочет сделать репортаж о необычных кораблях, но Пинту заявил, что ничего не знает про «Манту». Думаю, не врет. Он сказал тому человеку, что вообще плохо знаком с Тревисом, что они общались когда-то давно и что тот обращался к нему за какими-то техническими советами, когда готовил чертежи.

Хьюго облегченно вздохнул.

— Описание?

— Высокий, темные волосы, голубые глаза. Мускулистый, уверенный в себе.

— Так, а этот Пинту, он что-то знает или действительно не в курсе?

— Мне сказал, что ничего не знает… Что с момента нашей встречи ничего нового не выяснилось. Он не знает, где Тревис. Он понятия не имеет, где может находиться эта мифическая «Манта». Говорит, лучше бы его оставили в покое.

— Вы ему сказали, что я заеду?

— Говорю вам, он ничего не знает и… Он резко перебил ее:

— Скажите ему, что я заеду, Анита, мне нужна информация, и у нас нет никаких доказательств, что он говорит правду.

— Хорошо…

— Я буду там минут через сорок пять…

— Да…

— Ладно, перезвоню вам после разговора с Пинту.

— Договорились, Хьюго… Разрешите мне…

— Что?

— Могу я позвонить в Центральный комиссариат Фару вечером, до вашего приезда? Если вдруг они что-то нашли в одном из портовых управлений, вы могли бы туда поехать.

Он сообразил, что это отличная возможность выиграть время.

— Валяйте. Но не разговаривайте слишком долго. Скажите, что звоните из автомата где-то в районе Сетубала, как и раньше.

— Да, конечно…

— И скажите вашему свидетелю, чтобы был осторожен, вы знаете, на что способны эти ребята.

— Обязательно. Я предупрежу его. — Все, до вечера.

И он повесил трубку, стараясь не прислушиваться к внутреннему голосу, уговаривавшему его продлить разговор — ну хоть на несколько секунд.

— Зараза, сейчас не время…

Он сразу сел в машину и поехал на запад, по дороге, идущей вдоль берега.

Вондт остановился на обочине, чтобы в последний раз посмотреть на заводские строения Корлау через открытое окно. Нужно было подумать, составить план. Этот Пинту что-то скрывает, он чувствовал это на протяжении всего разговора. Не так чтобы что-то серьезное, нет. Но парень был настороже. Он признался, что знаком с Тревисом, но не видел его с тех самых пор, когда тот приезжал к нему в Вила-Реал, чтобы проконсультировать по поводу постройки судна. Это было года два назад. И где это судно, он тоже не знает.

Парень соврал. Точно. Все остальное наверняка правда, но вот с Тревисом они еще виделись. Вондт чуял это, словно уловил некий сигнал, указывавший на брешь в обороне врага. В течение почти десяти лет подобные сигналы помогали ему находить слабые места в прикрытиях и вранье дилеров, с которыми он имел дело. Будь голландская полиция немного умнее, она смогла бы извлечь пользу из его талантов, а не выкинула бы вон только потому, что какая-то сучка из Гарлема проболталась о мелких подарочках, которые он получал от своих стукачей.

Так… Надо вызвать Кеслера, пусть последит за этим Пинту, а он пока продолжит поиски. Вечер начинался неплохо, у него была назначена встреча в Фару с агентом от оптовика, который, возможно, выведет его на какой-то канал. Потом надо будет съездить в Сагриш, в Каса-Асуль, где остановилась Ева Кристенсен. Он двинулся в направлении Фару и связался по рации с Мончике.

Кеслера не пришлось упрашивать уехать из Мончике, где Сорван метался по дому, словно тигр в клетке.

Неторопливая еда позволяла подробно, пункт за пунктом, мысль за мыслью, проанализировать ситуацию. Во время неудачного нападения Сорван потерял пятерых лучших своих людей. К ним следовало добавить Бориса, двух парней из Каштелу-Бранку. Кеслер потерял только одного — Лемме — в Эворе и одного вместе с Борисом. Это все.

Не останавливаясь, он доехал до Фару, где встретился с нужным человеком. Он уже передал ему каналы Грека, и парень казался надежным.

Этот молодой австралиец летом болтался на пляжах, а зимой подторговывал наркотой. Разговор шел на английском, на отдаленной набережной близ порта.

Парень рассказал о судне, которое видел пару раз, недалеко от Сагриша, в море, черно-белом судне с названием «Манта», он прекрасно это помнил, дело было в конце осени 1992 года. В ноябре.

— Ну да, первый раз я его заметил еще на дороге, его везли на прицепе, вроде к «тойоте» 4x4, это было недалеко от пляжа, к северу от Сагриша, в сторону Одесеиксе. А второй раз, недели через две, уже на воде, у другого пляжа, немного ниже Синиша, я узнал его по виду и окраске, черно-белой. В первый раз я прочел на борту название — «Манта» — и тогда вспомнил.

— Синиш? Это немного южнее Сетубала, на западном побережье, правильно?

— Да, к северу от Сагриша. Вот и все, что я знаю.

Его улыбка ясно говорила, что пора переходить к расплате.

Вондт отблагодарил его тысячей немецких марок, как и договаривались, и сразу направился в сторону Сагриша. Черт побери, все так удачно складывается! Он разработает четкий план вместе с королевой-матерью, а после этого останется только добраться до Одесеиксе — это севернее по атлантическому побережью, за Серра-Мончике, — и начать систематически прочесывать местность до самого Синиша.

Рано или поздно он найдет этот треклятый корабль.