Хьюго оставил «БМВ» на стоянке аэропорта Фару, и они пересели в «фиат», арендованный Пинту для поездки к мысу Синиш.

Кеслер был в руках полиции, Анита займется им.

Хьюго решил, что они не расстанутся, нарушив тем самым обещание, данное им голландской полиции. «Сегодня — день лжи и предательств», — подумал он, но Пинту был нужен ему как переводчик, не могло быть и речи о том, чтобы оставить его прохлаждаться в гостинице.

После Одесеиксе и Алгарве они добрались до Алентежу. Машина ехала вдоль диких пляжей атлантического побережья, по маленьким дорогам, даже не указанным на карте, от бара к бару, от одной рыбацкой деревеньки к другой.

Они усаживались в баре — мужчины по бокам, Алиса посередине, или находили место, откуда можно было наблюдать за дорогой и выскочить в окно или уйти через неприметную дверь. Обычно в тот момент, когда они заказывали еду или расплачивались, Пинту задавал вопрос хозяину. Они ищут судно «Манта», принадлежащее одному англичанину по фамилии Тревис. Португальцы в большинстве своем — любезные, открытые и гостеприимные люди. В их отрицательных ответах не было ничего агрессивного, они только что не извинялись за то, что не могли сообщить ничего полезного. Пинту с блеском выполнял обязанности переводчика. Казалось, он отлично чувствовал себя в этих ресторанчиках на берегу моря и в маленьких кафе возле пляжей, где на песке сохли живописные разноцветные лодки.

Тревиса не знал никто. Они допивали свою порцию, платили, уходили и снова садились в машину. Хьюго настроился на благоразумие. Они не заказывали спиртного, не брали даже пива, довольствуясь по примеру Алисы кока-колой или кофе.

Так они провели большую часть дня, забираясь все дальше на север, и к четырем часам пополудни, переехав на другой берег Рио-Мира по дороге № 393, добрались до Вила-Нова-ди-Милфонтиш.

«Отсюда недалеко до Эстремадуры и мыса Синиш, — думал Хьюго, глядя на карту. — Может, Тревис решил, что от бывшего дома в Сагрише его должны отделять две провинции…»

В самом Вила-Нова они не нашли никого, но чуть дальше к северу на их пути лежала крохотная деревушка, где жило всего несколько семей.

Рыбацкий поселок примостился на маленьком пригорке, возвышавшемся над пляжем, где лежали лодки, выкрашенные в яркие цвета — красный, как плащ тореадора, белый, словно выгоревший под солнцем, изумрудный, напоминающий насыщенную хлорофиллом тропическую зелень.

Посреди пляжа несколько рыбаков вручную вытягивали из моря невод. Они по очереди перехватывали длинную сеть и, закрепив ее на плечах, поднимались с пляжа. Дойдя до границы дюн, рыбак обматывал сеть вокруг кола, вкопанного в песок, потом следующий выходил из пены, согнувшись под тяжестью, чтобы выполнить свою часть работы. Люди терпеливо сменяли один другого, и Хьюго несколько мгновений наблюдал за их работой, не изменившейся за тысячи лет.

У въезда в деревушку стояло небольшое здание — бывшее и гостиницей, и кафе, и игровым залом, и переговорным пунктом. Оно напоминало все заведения такого рода, встретившиеся им на пути. Главным украшением были рыбацкие сети и чучела рыб. Только сев с Пинту и Алисой за маленький стол в глубине зала, Хьюго заметил нечто особенное. Алиса пребывала в каком-то странном состоянии, как будто все ее чувства обострились до предела. Напряженная, почти впавшая в гипнотический транс. Она обводила глазами стены, будто пыталась разгадать древнюю тайну. Хьюго проследил за ее взглядом. Стены большого зала были увешаны картинами. Не меньше полудюжины, разного формата. Одна из них висела совсем близко, в простенке между двумя окнами, где они потягивали свою кока-колу.

«Напоминает манеру Тернера», — подумал Хьюго, рассматривая игру света и тени, создававшую ощущение сумерек на картине. Корабли, некоторые охвачены огнем. Стиль более жесткий и хаотичный, даже гротескный, вместо парусников — современные боевые корабли. Небо и океан почти сливались, угольно-черные, с белыми и оранжевыми вспышками и несколькими серыми, зелеными и голубыми пятнами. Картина напоминала кадр из фильма о ночном морском сражении. Ютландском сражении, запечатленном на черно-белой архивной фотографии, где древние гигантские броненосцы-дредноуты столкнулись с немецкими Kriegsmarine.

На другом конце зала, у входной двери, Хьюго увидел еще одну — маленькую — картину. Написанная в зеленоватых тонах, словно через ночной видоискатель, она изображала языки пламени и света, тянувшиеся за ракетой, выпущенной с ультрасовременного крейсера, подобно хвосту метеора, который почему-то устремлялся в небо, вместо того чтобы падать с него.

Он ощутил дрожь во всем теле, как будто ему ввели смертельную дозу истины.

Что там говорила Анита, черт бы ее побрал! Вывший военный моряк?

Он вскочил со стула, шатаясь, как пьяный, несмотря на данное воздержание, успел заметить, как Пинту удивленно поднял на него глаза, как Алиса повернула голову, пораженная его внезапным порывом. Перед ним мерцали охра и пурпур маленькой картины. Красный берег на фоне темного неба. На песке, на границе моря крови, возвышался стальной столб, увенчанный двумя красноватыми мегафонами. Словно одинокий сигнал бедствия, заброшенный I полный странной угрозы. «Красная сирена», — прочел он на черной картонной карточке. Эти слова вызвали в нем смутное волнение, причину которого он и сам не смог бы объяснить. В нижнем правом углу картины была подпись автора. Три буквы: SКР. По-английски это читалось как «escape», бегство. Он обошел зал и остановился, потрясенный, перед большой картиной, висевшей на задней стене, под чучелом меч-рыбы. Это полотно называлось «The Great Escape-1990». Великое бегство. На фоне волн — черно-белый корабль, похожий на те английские шхуны, которые отправлялись штурмовать мыс Горн или Индийский океан в прошлом веке. Утонченный силуэт парусника, быстрого, словно акула, с трудом угадывался в массе океанских валов, стремившихся навстречу бледной заре, мягко светившейся на горизонте.

Великое бегство.

Он бросился к бару, где хозяин читал газету и грыз соленые орешки, и сделал знак Пинту. Они облокотились на оцинкованную барную стойку, и пузатый трактирщик взглянул на них приветливо и внимательно:

— Чем могу служить, сеньоры?

Хьюго увидел искреннюю улыбку Пинту, услышал его спокойный голос:

— Мы ищем старого приятеля, нам сказали, что он сейчас живет где-то в этих местах. Англичанин. Его фамилия Тревис. У него есть судно, парусник, называется «Манта»…

Тишину нарушало жужжание игрового автомата на другом конце бара.

— Это имя ничего не говорит мне, сеньоры. Как вы сказали, Тревис?

С лица Пинту не сходила дружеская улыбка.

— Спросите у него, кто автор картин, — бросил Хьюго по-английски, когда Пинту скосил на него глаза.

— Кто нарисовал эти картины? — спросил он у хозяина, обводя зал рукой.

Тот колебался долю секунды, не более:

— Это не ваш приятель, художника зовут О'Коннелл, он ирландец.

— Дайте нам еще две кока-колы, пожалуйста. Воспользовавшись тем, что хозяин отошел, Пинту повернулся к Хьюго:

— Я знал, что Тревис рисует, но видел всего одну или две картины, давно, и они совсем не похожи на эти… Как вы догадались?

— Бегство, SКР, это вам что-нибудь говорит? Пинту на минуту погрузился в раздумье:

— Нет. Ничего.

— Тогда не знаю. Интуиция, чутье. Он бывший военный моряк, а эти картины…

Вернулся хозяин с двумя стаканами и двумя маленькими бутылочками с красно-белой этикеткой.

Хьюго откупорил бутылку и обратился к Пинту по-английски как ни в чем не бывало:

— Расспросите его про художника. Скажите, что я коллекционер, эти картины меня чрезвычайно заинтересовали. Добавьте, что Тревис тоже художник и что мы ищем его именно поэтому. Вы его немного знаете, а я хочу купить картины…

Нужно было запустить правдоподобную дезу, скрыть подлинную информацию, тот факт, что они разыскивают Тревиса.

Хозяин медленно вытирал стаканы, стоявшие на краю раковины.

Пинту откашлялся и заговорил:

— Знаете, мы вам признаемся, сеньор… Человек, которого я сопровождаю, — богатый коллекционер, он интересуется работами Тревиса, хочет купить кое-что, но должен сам с ним поговорить. Он решил, что эти картины тоже написал Тревис, и только что сказал, что хотел бы встретиться с художником. Как вы думаете, это возможно?

Хьюго вынул последнюю пачку долларов и небрежным жестом бросил деньги рядом со своим стаканом. Следовало вести себя прилично и ни в коем случае не обидеть этого человека.

Хозяин внимательно посмотрел в глаза Пинту, потом Хьюго. Он изучал их лица спокойно и холодно. Потом медленно подошел.

— Господина О'Коннелла не было здесь несколько месяцев. В последний раз он оставил мне маленькую картину, вон ту, что над дверью. Это было в январе.

— И он не дал вам никаких координат — ни адреса, ни телефона, ни номера почтового ящика? — настаивал Пинту.

Хозяин подошел, молча взял доллары.

Хьюго видел, что он пересчитывает их — глазами. Пятьдесят долларов. За пять кока-кол и небольшую информацию. По курсу эскудо получалась кругленькая сумма, особенно для прибрежного района Алентежу.

— Я… Не знаю, где он, сеньор, но… думаю, что знаю, кто мог бы нам помочь.

Зелень купюр явно выводила его из равновесия. Казалось, деньги жгут ему пальцы. Он долго перебирал их и наконец, бросив на посетителей смущенный взгляд, кинул банкноты в кассу.

Хьюго захотелось ободрить его: все нормально, такое сегодня время. Что значат эти пятьдесят долларов в сравнении с миллионными взятками? Королевским жестом, надеясь в душе на правдоподобие, он произнес на ломаном португальском:

— Сдачи не надо, сеньор

Хозяин с явным облегчением закрыл ящик кассы.

— Огромное спасибо, сеньоры, очень вам благодарен. Я попытаюсь связаться с человеком, о котором говорил… Не знаю, правда, дома ли он сейчас.

И он направился в конец бара, к телефону-автомату.

Кто-то ответил на его звонок. Хозяин говорил тихо, но Хьюго видел, что Пинту прислушивается. Разговор шел по-португальски, возможно, он ухватит какую-то информацию.

Вскоре толстяк положил трубку и вернулся к ним:

— Мой друг сказал, что сейчас будет непросто связаться с господином О'Коннелом, но он попытается. Он перезвонит мне часа через два-три…

Хьюго дал понять Пинту, что им не следует здесь оставаться, и после обычных слов благодарности, пообещав вернуться через два или три часа, они подхватили Алису и вышли на улицу.

— Алиса, ты когда-нибудь уже видела похожие картины?

Девочка не ответила. Казалось, что она погрузилась в воспоминания.

Хьюго посмотрел на часы. Немногим больше пяти. Воздух был теплым, но в нем уже чувствовалась океанская прохлада. Рыбаки закончили вытягивать первую сеть и собирались приступать ко второй, находившейся метрах в ста левее.

Хьюго решил, что может позволить себе пятнадцать минут покоя. Потом они продолжат поиски «Манты», главное — не упустить зря время.

Они оставили машину, но спортивную сумку Хьюго взял с собой.

Все трое уселись на песок, прислонившись спинами к склону дюны, и молча наблюдали за рыбаками. Их действия вокруг деревянных кольев напоминали танец, старинную церемонию поклонения сокровищам, погребенным в морской пучине.

Потом они снова поднялись к ресторанчику, сели в «фиат» и продолжили судьбоносное путешествие на север.

Уже давно Центральный комиссариат Фару не наблюдал столь бурной деятельности. Специальные бригады занимались допросом задержанных. Кеслера полностью изолировали от других.

Он сразу потребовал адвоката, но ему пришлось удовлетвориться присутствием Аниты и двух инспекторов из комиссариата, засыпавших его вопросами. Несмотря на магнитофонную запись, сделанную Хьюго, вначале он упорно хранил молчание.

Первыми сдались двое португальцев, захваченные в доме в горах. Они мало что знали, но их сведений хватило, чтобы уличить других в нападении на гостиницу и убийстве дилера-грека, К полудню «бельгиец», называвший себя де Вламинком, был опознан нидерландской полицией по фотографии и поддельным документам, переданным Анитой по факсу. На самом деле человека звали Ваарменк, и его разыскивали за совершение разных преступлений. Он часто посещал Йохана Маркенса.

Стена начала осыпаться со всех сторон.

В час дня из Амстердама прибыл Петер Спаак с интересной информацией, так что, возобновив допрос Кеслера, Анита смогла нажать на нужные рычаги.

— Итак, вернемся немного назад, а потом я задам тебе один-единственный вопрос: ты готов сотрудничать с нами и сдать госпожу Кристенсен или предпочитаешь гнить в тюрьме, ежеминутно спрашивая себя, как и откуда они тебя достанут?

Она дала ему несколько секунд на размышление и продолжила:

— Ты — единственный, кому известно ее имя, об этом свидетельствует пленка. Все остальные говорят, что слышали о какой-то госпоже Кристобаль. Это означает, что ты входишь в высший эшелон организации и твоя ответственность достаточно велика. Я уж не говорю о попытках похищений и убийствах — в том числе одного полицейского при исполнении служебных обязанностей здесь, в Португалии… Но даже с хорошим адвокатом, на которого ты получишь право по возвращении в Голландию, твое дело потянет на такой срок, что тебе только и останется, что считать годы. Поэтому я предлагаю тебе честную сделку: понимание — как во время следствия, так и на суде. В обмен на это и в интересах твоей же безопасности нужно, чтобы ты помог покончить с Кристенсен…

Она посмотрела в глаза киллеру-южноафри-канцу со всей возможной холодностью:

— Мне точно известно, что она где-то недалеко от Каса-Асуль, но я хочу знать, где именно.

Было заметно, что Кеслер лихорадочно размышляет.

— Я… Я уже говорил вашему коллеге, что ничего не знаю о Каса-Асуль. Мне сообщили, что Вондт поехал к мысу Сагриш, вот и все… Здешняя «точка встречи» была известна только ему.

— Ладно, это тебя не спасает. Второй вопрос: находящийся здесь Петер Спаак занимался финансово-юридической стороной этого дела, и нам интересна твоя реакция на такие названия, как «Голден Гейт инвестментс», «Холи Грааль интернешнл продакшн» и «Горгон лимитед».

Кеслер не шелохнулся:

— Не знаю ни одного. Я занимался только безопасностью дома и…

— И специальными операциями — это для нас не новость. Я вернусь к этому через пару минут, а пока что давай расскажи-ка нам во всех подробностях о структуре организации милейшей госпожи Кристенсен…

Информация, привезенная Петером Спааком из Амстердама, позволила ей получить ордера на обыск Каса-Асуль сразу после полудня. Вернувшись в маленький отдельный кабинет, Анита снова обратилась к Кеслеру:

— Я пока не знаю, что мы найдем в Каса-Асуль, но в твоих интересах рассказать все до нашего возвращения…

Никогда еще собственный голос не казался ей таким жестким.

То, что удалось выяснить Петеру Спааку, граничило с чудом. Владельцами Каса-Асуль были некий Ван Эйдерке, гражданин Нидерландов, и две компании — одна португальская, зарегистрированная в Лиссабоне, вторая — испанская, зарегистрированная в Барселоне. За барселонской компанией стояла «Голден Гейт инвестментс», финансовая группа госпожи Кристенсен, со штаб-квартирами в Швейцарии и в Нью-Йорке.

Местная полиция взяла под наблюдение Каса-Асуль, в ожидании кавалькады, выехавшей к ним по Дороге № 125. Анита, сидевшая во второй машине, ыталась сдерживать нетерпение, читая и перечитывая досье, доставленное Петером из Амстердама.

«Голден Гейт» владела еще одним центром талассотерапии в Барбадосе — им тоже руководил голландец, некий Лееварден. Как ни странно, судно, подвергнутое досмотру в Сен-Венсане, накануне было замечено свидетелем недалеко от центра талассотерапии.

В ее мозгу начинала складываться схема. Центры талассотерапии, разбросанные по всему миру, через них проходили кассеты… Там же собирались бандиты из местных, занимавшиеся наркотиками и оружием…

«Да-да, — возбужденно думала она, постепенно впадая в ярость. — Каса-Асуль — европейский вариант центра в Барбадосе…»

Однако досье Спаака приоткрывало завесу и над другими элементами тайной структуры «Кристенсен инкорпорейтед».

Компания «Холи Грааль», зарегистрированная в Нидерландах и Великобритании, имела филиал в Германии. Этот филиал при поддержке «Голден Гейт» контролировал работу небольшого общества «Горгон лимитед», специализировавшегося на разработке фотооптических киноэффектов. Это общество приобрело помещение старого мукомольного завода на территории бывшей ГДР, чтобы разместить в нем студии. Впрочем, немецкая полиция, обыскав накануне помещение, не нашла там ничего подозрительного. Это значило, что «Горгон» и «Холи Грааль» имели в Европе и другие помещения.

Теперь разработка дела шла одновременно в Германии и Нидерландах, Франции и Бельгии, но «потребуются недели кропотливой работы, чтобы вытащить все на поверхность», — сказал ей Петер, усаживаясь на пассажирское сиденье. Увидев огромный дом, показавшийся на горизонте, у подножия скалы, на границе высоких дюн, в парке, где росли кедры и эвкалипты, она ощутила уверенность в обратном.

Здесь они точно нароют много интересного.

Они въехали в институтский парк, и добрый десяток полицейских машин окружили дом.

Девушка, сидевшая в приемной, вытаращила глаза, увидев Аниту в сопровождении отряда полиции. Анита и комиссар, лично выехавший на место ради такого события, дали ей понять, что нужно шевелиться, срочно вызвать персонал и постояльцев: полиция будет обыскивать все здание. Девушка вернулась через две минуты, такая же перепуганная, в сопровождении уверенного в себе молодого мужчины с умным лицом, в строгом, хорошо сшитом костюме.

Он представился на безукоризненном португальском как Ян де Врис, личный помощник господина Ван Эйдерке, находящегося сейчас в отъезде, и спросил, о чем идет речь.

Анита решила атаковать.

— Я Анита Ван Дайк, из криминальной полиции Амстердама, у меня есть ордер на обыск и достаточно людей, чтобы обыскать и опросить всех в этом доме.

Она старалась, чтобы шипящие звуки звучали нежно, по-лузитански.

— В частности, я хотела бы опросить всех постояльцев и административный персонал, ваш заместитель директора на месте?..

— М-м… Да, да, у себя в кабинете, вы хотите, чтобы я за ним пошел?

— Вас будут сопровождать наши люди, а пока что я хочу просмотреть список ваших гостей.

— Конечно.

— Затем вы соберете весь персонал и попросите постояльцев спуститься в холл, после чего проведете нас по всей территории. Специальные бригады проверят ваши финансовые документы…

Она указала на Петера и двух инспекторов из португальской полиции.

— Наконец, — продолжила Анита, — пока мы будем осматривать территорию, вы мне расскажете все, что вам известно о господине Ван Эйдерке, о его поездках в Южную Америку и о некой госпоже Кристенсен или Кристобаль.

Мужчина отправился выполнять поручение в сопровождении четверых полицейских.

Пока комиссар и полдюжины инспекторов занимались присутствующими гостями, заместитель директора и весь административный персонал поступили в распоряжение Петера Спаака и другой группы инспекторов.

Анита спросила у де Вриса, где находятся двое отсутствующих постояльцев — голландец по фамилии Плиссен и некий Вагнер из Мюнхена.

Этот простой вопрос привел его в замешательство.

— Я… я не знаю, где эти люди, кажется, господин Вагнер собирался провести два дня в Лиссабоне… Господин Плиссен… не знаю.

Она сразу поняла, что молодой человек что-то скрывает, не знает, как поступить.

— В ваших интересах ничего от нас не утаивать. Если попытаетесь хоть в чем-то воспрепятствовать правосудию, обещаю вам настоящие неприятности.

Эти слова Анита произнесла по-голландски, на языке Иеронима Босха. Он, по ее мнению, лучше годился для запугивания.

Де Врис заметно терял самообладание.

— Я… Этот господин Плиссен общался с госпожой Кристобаль, о которой вы упоминали.

Он выпалил это на одном дыхании, как будто спешил поскорее закончить, и на родном языке.

— Откуда вы знаете?

— Мне позвонил господин Ван Эйдерке и сказал, что я должен уделять особое внимание господину Плиссену. У меня был телефон, по которому я мог связаться с некой госпожой Кристобаль…

— Зачем?

— Господин Плиссен оставил его — на случай, если кому-то понадобится срочно связаться с ним во время их встреч. Так и произошло, какой-то человек позвонил и сказал, что это срочно, и тогда я попытался дозвониться ему на судно…

— На судно?

Молодой человек набычился, поняв, что выдал важную информацию.

— Я… да, на судно.

— Какое именно?

— На яхту госпожи Кристобаль, она стояла тут на якоре… Но сегодня утром ее уже не было…

— Название яхты?

— Не знаю.

— Номер телефона у вас сохранился?

— Я… Да, я выучил его наизусть.

Анита записала номер на листке из своей записной книжки и сообщила его инспектору в Фару, чтобы тот узнал, на чье имя зарегистрирована линия и можно ли выяснить название судна.

— Скажите мне, господин де Врис, что скрывается за официальным фасадом этого райского уголка?

Анита подозревала, что управляющий не слишком много знает о делах госпожи Кристобаль и господина Ван Эйдерке, но решила выяснить все сразу, не теряя времени.

— Я… ну, честно говоря, ничего… Я понимал, что тут происходят странные вещи, но клянусь вам, я не был в курсе…

— Что значит «странные вещи»?

— Ну… эти передвижения судов. У господина Ван Эйдерке, как и у госпожи Кристобаль, есть любительская радиостанция… по ночам он часто закрывался у себя в кабинете и передавал сообщения… Иногда неподалеку вставали на якорь суда, и господин Ван Эйдерке посещал их… но в большинстве случаев я ничего об этом не знал. Он просил меня заниматься текущими делами заведения, а сам много путешествовал…

— Как и сейчас. Он ездил в Южную Америку? Куда конкретно?

— Точно не знаю…

— Говорите правду, господин де Врис!

— Уверяю вас, он собирался уехать далеко, возможно даже в Бразилию, но детали мне неизвестны.

— Барбадос? Он собирался ехать через Барбадос?

Минутное раздумье.

— Как будто да, и через Венесуэлу…

— По делам?

— Мне не все известно, я вам уже…

— Ладно, теперь ответьте прямо и не задумываясь на следующий вопрос: вам приходилось смотреть видеокассеты, проходившие через Каса-Асуль?

— Видеокассеты?

— Да, видеокассеты, видеопленки, вы что, внезапно поглупели?

— Извините меня! Да, у нас есть кассеты в видеотеке. Фильмы, чтобы развлекать гостей, и аудиовизуальные курсы — восстановление формы, морская фитотерапия, в таком роде.

— Покажите.

Де Врис провел их в большую видеотеку, размещавшуюся в подвале. Просторная комната — скорее всего, бывшая прачечная, рядом с погребами.

Анита спросила у де Вриса, где взять видеомагнитофон, и один из полицейских принес аппарат из кабинета заместителя директора.

Здесь было около двухсот кассет. Многочисленные фильмы почти на всех языках мира и около тридцати кассет со специальными программами. Талассотерапия, диеты, морская биология, релаксация, «современная» астрология. Анита вздрогнула, увидев, что большая часть кассет изготовлена компанией «Холи Грааль», но ни на одной из них не нашли ничего шокирующего. Никаких сцен убийств и пыток, ни даже детской порнографии, ничего — только учебные или рекламные фильмы, расхваливающие новые методики, новые продукты или центры здоровья, описывающие предстоящее открытие центров люкс в Бразилии и на Сейшелах.

— Другие кассеты где-нибудь есть?

— Нет, не думаю… Только те, что взяли гости…

— Другие видеомагнитофоны?

— Ну… да, то есть… да, есть еще один у меня в кабинете и в одной комнате на первом этаже, ну и, конечно, во всех номерах.

Он хотел сказать: «У нас высококлассное заведение!»

— Так, мне понадобится штук шесть, полиция должна просмотреть все ваши пленки…

— Господи, да что вы ищете?

В его удивленном возгласе слышалась неподдельная искренность.

— Этого я вам сказать не могу, но мне нужны ваши видеомагнитофоны. И экраны для просмотра.

С разных этажей принесли еще пять магнитофонов, которые подключили тут же в прачечной, через тройники, найденные в кладовой.

Шесть полицейских в форме начали отсматривать кассеты в ускоренном режиме, ища подозрительные кадры.

Потом Анита приказала де Врису провести ее по заведению.

В основном здании она не нашла ничего и попросила показать ей другие помещения. Речь шла об отдельных павильонах: в каждом были оборудованы «апартаменты» высшей категории, и о пристройке, примыкавшей к западному крылу здания. Один из павильонов был снят Плиссеном, и она попросила де Вриса отпереть дверь. Вместе с двумя португальскими полицейскими они перерыли Желтые апартаменты от пола до потолка, но не нашли ничего, что позволило бы точно установить личность Йохана Плиссена, хотя Анита была уверена в том, что это Лукас Вондт, бывший полицейский из Амстердама, ставший в восьмидесятые годы частным детективом и руководивший теперь группой головорезов здесь, в Португалии.

Постоялец не оставил в номере ничего, но Анита попросила снять отпечатки пальцев со всех предметов в павильоне.

Выйдя на улицу, она увидела, что с юго-запада, затягивая небо, надвигаются облака. Картина навевала тревожную меланхолию. События развивались не по сценарию. Сеть снова оказалась пустой. Обыск в Каса-Асуль вряд ли принесет какие-то плоды, только насторожит Еву Кристенсен, и она исчезнет.

Анита устало попросила де Вриса открыть им пристройку.

Пристройка служила складом и была забита самыми разнообразными предметами, словно старый чердак. Правда, чердак роскошного дома, где были свалены старинные бронзовые, чугунные и фаянсовые ванны, хромированные краны в стиле артдеко, старые шторы из красного поплина, свернутые, покрытые пылью восточные ковры, старинные кровати со спинками из кованого железа, кухонная утварь, паровые утюги двадцатых годов, старые телевизоры, в том числе французские, фирмы «Томпсон», сделанные в шестидесятых.

Де Врис спокойно наблюдал, как Анита бродит в пыли посреди этой свалки.

— Господин Ван Эйдерке говорит, что здесь полно очень редких вещей и что он собирается реставрировать самые красивые…

Анита постепенно продвигалась в глубь помещения, преодолевая баррикады из ковров и ящиков.

Вскоре она вынырнула на поверхность — в волосах паутина, куртка и брюки покрыты серой пылью.

— Там какой-то люк, закрытый на новый замок, вы можете найти мне ключ? — возбужденно спросила она.

На лице де Вриса застыло непонимание. Он тщательно перебрал всю связку ключей, потом с виноватым видом поднял голову:

— Знаете, инспектор, я не понимаю. У меня нет ключа от этого… люка. Думаю, его ни у кого нет, это старый ход, которым давно никто не пользуется.

— К чему тогда новый замок?

Его унылая физиономия доказывала, что он действительно ничего не знает.

— Ладно. Не важно… Следуйте за мной.

Ей удалось отпереть замок специальной отмычкой, и один из полицейских-португальцев потянул на себя железное кольцо. Анита заметила, что на массивной квадратной дубовой крышке скопилось не слишком много пыли.

Маленькая деревянная лесенка, очень простая, но крутая, вела на два метра вниз и упиралась в толстую деревянную дверь, тоже закрытую на висячий замок. Анита зажгла фонарь — металл заблестел в круге света. Она посветила вокруг. Стенки колодца были выложены обтесанными камнями, явно ровесниками дома.

— Полагаю, и от этой двери у вас нет ключа? Де Врис молча покачал головой.

Она скользнула в дыру, спустилась по ступенькам и подошла к двери.

Покопавшись минут десять в связке ключей, сделавшей бы честь любому домушнику, она сумела открыть и этот замок.

Дверь открылась с характерным скрипом ржавых петель.

Комната была пуста, если не считать составленных в разных местах картонных коробок. Анита вошла в маленькое темное помещение с низким потолком. Полицейские с шумом спускались следом.

В комнате на стене не было никакого выключателя. В этот сводчатый подвал свет проникал через крохотное окошко, выходившее на другую сторону пристройки. Коробки были аккуратно заклеены широким коричневым скотчем. Анита осторожно подошла к одной из коробок. Взрезала скотч кончиком перочинного ножа и слегка приоткрыла крышку.

Фонарь осветил черный блестящий пластик футляра видеокассеты.

Анита вздрогнула и открыла коробку пошире.

Там были десятки кассет. Очень похожих на аудиовизуальные программы института. Эта видеотека напоминала особую, очень ценную коллекцию, на торце кассет красовалась маленькая красная русалка в золотом круге.

Изящная надпись «Нью Лайф Пикчерс».

Анита вынула из кармана шелковую перчатку, натянула на правую руку, вынула наугад одну кассету и посветила на нее фонарем.

«Сила преображения».

Молодой полицейский нагнулся над ящиком:

— Что это?

— Точно не знаю, — прошептала она. Разогнувшись, обвела взглядом десяток коробок, стоявших по углам комнаты:

— Надо немедленно просмотреть все это.

Десять минут спустя коробки перенесли в бывшую прачечную. Де Врис, как завороженный, наблюдал за происходящим: шесть стоящих в ряд видеомагнитофонов, показывавших в ускоренном темпе джакузи и океанские волны, были выключены. Анита взяла шесть новых кассет, вставила их в черные глотки аппаратов и стала терпеливо ждать появления картинки.

Ей попались пять разных фильмов, один из них шел одновременно на двух крайних экранах. Между двумя «Силами преображения» можно было увидеть «Горячую и красную, как жизнь», «Сестрицу Полную Луну», «Праздник сумерек» и «Культ пилы».

Шесть бесконечных повествований о зверствах, жуткие видеоклипы для просмотра в аду.

Крики и мольбы, несшиеся из динамиков, были настолько невыносимы, что пришлось приглушить звук. Некоторые ленты шли на никому не понятных иностранных языках. «Возможно, на славянских», — думала Анита, окаменевшая перед чудовищным зрелищем. Молоденькие девушки, иногда совсем девочки. Лет по четырнадцать-пятнадцать…

Истязать человеческое тело можно воистину бесконечно. В каждом фильме была сцена казни, которой предшествовали длинные сеансы пыток и мучений. Изображение было четким, глубоким, насыщенным, с хорошим разрешением. Снимали наверняка профессионалы. Красивые световые и дымовые эффекты. И музыка. Классика, джаз тридцатых и сороковых годов. Словно контрапункт мольбам и животным воплям.

Потрясенная невыносимым зрелищем, Анита начала кое-что понимать.

В «Празднике сумерек», например, палачей-мужчин и женщин — было около дюжины, все в масках, они пили кровь своих жертв, подвешенных за ноги, из великолепных хрустальных бокалов. То же самое делали и две пары в «Горячей и красной, как жизнь».

В «Культе пилы» двое мужчин и одна женщина с лицами, скрытыми кожаными капюшонами, насиловали и расчленяли заживо четырех девушек-подростков из разных стран Восточной Европы, Юго-Восточной Азии и Ближнего Востока.

В «Сестрице Полной Луне» группа женщин в красных масках медленно пытала двух подростков восточного типа — индусов или пакистанцев, двух чернокожих женщин и маленькую тощенькую девочку-подростка с рыжими волосами.

На лицах окружавших ее людей, помимо ужаса и отвращения, Анита видела жалость и сострадание к жертвам.

Несколько пар черных гневных глаз были обращены на де Вриса, который стоял опустив голову… Вот в чем было дело. Запретными съемками наслаждались не только Ева К. и ее новый любовник, они делились своим опытом с другими. Наверняка входной билет стоил недешево. Частный клуб, для самых избранных, где в выходные можно позволить себе предаться дикости в самом чистом виде, снимая ее роскошной аппаратурой, а не вульгарной камерой. Наверное, потом эти ленты продавали за большие деньги другим приверженцам «стиля», готовым, в свою очередь, вступить в секту избранных. Во всем мире. Организация с четким разграничением ответственности и с обществами-прикрытиями.

Во всем мире, на протяжении многих месяцев, даже лет, мужчины и женщины регулярно предавались чудовищным играм и хранили напоминания о своих извращенных развлечениях в укромных уголках личных библиотек. Другие наслаждались ими тайно, в ожидании, когда смогут и сами испытать подобное… Да, Ева Кристенсен изобрела куда более мощный наркотик, чем белый порошок, распространяемый мафией.

Наркотик — красный и горячий, как жизнь. Кровь. Насилие. Террор.

Чистая Власть.

Самый безжалостный из наркотиков.

Они довольно быстро пересекли границу Эстремадуры, и в Танганейре Хьюго нашел телефонную кабинку, откуда позвонил в Центральный комиссариат Фару. Как и было условлено, он представился «инспектором Хьюго из Амстердама» и попытался объясниться по-английски. Если он правильно понял дежурного, Аниты в комиссариате не было — она оставила телефон, по которому просила с ней связаться.

Хьюго взглянул на часы. До шести оставалось совсем мало времени.

Он набрал номер и услышал молодой женский голос, напряженный и растерянный: «Каса-Асуль, Добрый день». Он попросил позвать инспектора Аниту Ван Дайк, и ему ответил угрюмый голос по-португальски, — судя по всему, человек интересовался целью его звонка.

Хьюго произнес по-английски, как можно четче, акцентируя каждый слог:

— Я — инспектор Хьюго из Амстердама, мне нужно с ней поговорить.

Человек с трудом отвечал на ломаном английском:

— Инспектор Ван Дайк уехала в Фару, вы можете найти ее там… теперь уже скоро.

«Вот черт, — подумал Хьюго, — не надо было тянуть».

Переведя дух, он спросил, все так же по слогам:

— Можно ли связаться с ней в машине и попросить, чтобы она встретилась со мной в условленном месте?

Долгая пауза, прерываемая треском в трубке. Собеседник Хьюго переваривал информацию.

— Да… Где вы хотите с ней встретиться?

— Скажите, чтобы она доехала до Вила-Нова-ди-Милфонтиш, потом свернула на узкую дорогу, идущую вдоль берега, и остановилась в первой рыбацкой деревне. У въезда есть бар. Я буду там ждать ее.

Снова пауза, на этот раз еще более долгая.

— Вила-Нова-ди-Милфонтиш… Узкая дорога… первая деревня… хорошо, сеньор.

— Передайте, что это инспектор Хьюго, не забудете? Пусть едет туда сразу, как только получит мое сообщение, хорошо?

— О'кей, инспектор…

— Бесконечно вам благодарен. Obrigado…

Он повесил трубку в надежде, что его послание быстро дойдет до Аниты.

Нужно было убить еще немного времени, и Хьюго решил ехать дальше на север. Дорога № 120 в направлении Синиша шла через холмы, окаймляющие пляжи в этом районе, а потом, у высокого мыса над океаном, сворачивала к востоку.

Внезапно ему в голову пришла мысль.

— Скажи-ка, — обратился он к Алисе, сидевшей на своем привычном месте сзади. — Тебе что-нибудь говорит фамилия О'Коннелл?

По лицу девочки он понял, что она погрузилась в раздумья.

— Да… Кажется, это фамилия моей бабушки по отцу… Но я ее никогда не видела…

— Бабушки по отцу, мамы твоего отца?

— Да, — вздохнула она.

Хьюго и Пинту понимающе переглянулись.

— Так, теперь скажи мне… Ты уже видела когда-нибудь картины вроде тех, что висели в баре, например картины твоего отца?

Девочка медленно кивнула.

Он ненадолго остановился перед мысом, выраставшим на горизонте. Потом свернул с шоссе и поехал по узенькой песчаной дорожке вдоль моря.

Здесь пляж изгибался дугой, на дальнем конце его ровную поверхность нарушали маленькие пригорки. То тут, то там росли сосны разной высоты. Вдоль дороги беспорядочно рос густой кустарник.

Хьюго посмотрел на небо — вокруг огненного шара, висевшего над горизонтом, появились мазки оранжевых оттенков.

Значит, О'Коннелл — это Тревис. Если немного повезет, они смогут встретиться уже сегодня вечером.

Его полупобег-полупогоня подходит к концу. Он и сам не понимал причин, по которым это дикое приключение увело его с севера на юг Европы. Как будто кто-то дал ему непонятный знак из будущего. Почему это должно было случиться с таким человеком, как он, балансирующим на волнах хаоса истории? С несостоявшимся писателем, который в один прекрасный день решил: раз он человек, то не может допустить гибели всех своих надежд, поскольку бред о чистоте рас, однажды уже чуть было не погубивший Европу, снова расползался по миру.

Возможно, он просто увидел все происходящее в новом свете? Когда по пути в Амстердам он остановился у Витали, они долго разговаривали. Витали рассказал ему, что в Германии повсюду, главным образом в больших городах, молодежь объединяется в группы, олицетворяя собой надежду и начало противостояния.

— Если они замечают, что в их районе появились неонацисты, сразу дают им понять, чтобы убирались — побыстрее и подальше… Называют себя «Пантеры паники».

«Неплохо», — подумал тогда Хьюго. Ядерное поколение принимает эстафету.

— Ты с ними уже контактировал?

— Да. Отличные ребята. Они абсолютно невосприимчивы к идеям тоталитаризма, любого толка. Занимаются музыкой, многие превосходно разбираются в компьютерах…

Хьюго расхохотался:

— Вижу, ты времени не теряешь…

— Ты не хуже меня знаешь, что наш срок отмерен.

— Точно… Ладно… И ты всерьез надеешься внедрить их в какую-то из наших «черных программ»?

— Мы с Ари думаем, что первый узел можно будет создать довольно быстро.

— Где? В какой программе? Прежде всего — в «КиберФронте». «КиберФронтом» называлась операция по взлому и разрушению компьютерных сетей неонацистов и необольшевиков, расползавшихся по всему миру, — их следы они находили в США, Латинской Америке, России, Европе… Программа должна была затронуть и базы данных, принадлежащих фондам, газетам и группировкам тоталитарного толка, главным образом — в Западной Европе. Хищение файлов, рассылка вирусов последнего поколения и все прочее. Они думали над этим много месяцев. Хьюго осознал — машина будет запущена, и попросил пару недель отпуска.

«А что происходит там?» — спросил его тогда Витали. «Ситуация не блестящая, — ответил Хьюго. — В худшем случае нас ждет тотальная война на Балканах, которая охватит весь регион и дестабилизирует ситуацию даже в бывших советских республиках, в России, Украине… О вероятности ядерного конфликта ты, сам знаешь. В „лучшем случае“ сербы согласятся с „мирным планом“ наших дежурных Чемберленов, и тогда на побережье Адриатики появится своя ЮАР с новыми четниками во главе… Нам придется нанести очень сильный удар до лета».

Их задача была проста. Заставить снять эмбарго, мешавшее борьбе новых демократических сил, увеличить количество колонн «Колокола свободы», расширить подпольные операции, поставку вооружений и снаряжения боснийским силам. Тогда Витали мрачно заметил: — Этот чертов вирус размножается. Наши корреспонденты в Москве сообщают о тесных контактах коммунистов с неонационалистами…

Хьюго ничего не ответил. Он имел возможность наблюдать этот новый тоталитарный гибрид вблизи. Иногда среди отрядов милиции новых четников попадались русские и украинские наемники. Те, кого они захватили в плен, были либо бывшими кагэбэшниками, либо сторонниками крайнего крыла компартии, либо полуграмотными казаками, зараженными крайним национализмом с оттенком православного интегризма. Многообещающий конец века…

«А теперь, — думал Хьюго, глядя на солнце, медленно и неотвратимо скатывавшееся к горизонту, — дело дошло до того, что появились условия для развития этакой „капиталистической“ копии вируса тоталитаризма. Частный нацизм? Ошеломляющее тому доказательство — вся эта сволочная фирма Евы Кристенсен…

Ох, дерьмо, — думал Хьюго. — Неужели в ближайшем будущем колоннам «Колокола свободы» придется вести борьбу с новой породой серийных убийц? Раззолоченные нацисты, вампиры, не имеющие никакой иной идеологии, кроме жестокости и желания унижать других людей, хищники с гладкими лицами и загорелыми телами, реализующие себя в убийствах и терроре?»

Неужели именно здесь таится смысл того хаоса, в котором он оказался?

Небо озарилось ослепительным диким светом, и это зарево словно таило в себе ответ.

Внезапное появление Алисы прервало его размышления.

— О чем вы думаете, Хьюго?

Ни о чем он не думает, просто наслаждается несколькими мгновениями, украденными у природы, у красоты неба и океана, у песчаного берега и скал, к которым спускается Пинту, засунув руки в карманы. Всей этой светлой безмятежностью стихии, деревьев, камней и морских птиц, с криком летающих над волнами.

Девочка казалась взволнованной и одновременно заинтригованной. Она явно долгое время размышляла над какой-то проблемой.

Хьюго постарался улыбнуться в ответ как можно дружелюбнее и теплее.

Она не ушла, осталась рядом с ним на вершине дюны и тоже погрузилась в созерцание окружавшей их красоты.

Там, где дальний конец пляжа заканчивался маленькой скалой, к морю спускались своеобразные бетонные сходни. Они доходили до легкого алюминиевого строения, которое под оранжевыми сполохами неба казалось сделанным из чистой меди. Ангар для яхты. Именно этот ангар, который Алиса заметила с дороги, привел их сюда. С точки зрения статистики, у них было мало шансов встретить здесь Тревиса, но, с другой стороны, после Одесеиксе им попадалось не так уж много подобных строений. Казалось, его специально установили на пустынной и труднодоступной части побережья. Стоило потратить десять минут на то, чтобы убедиться

Несмотря на строгую функциональность, ангар был по-своему красив. Блестящий металлическими боками, простой и чистый, он сиял в лучах прожектора, освещавшего все пространство вокруг и несоразмерно удлинявшего тени, придавая всему теплый красноватый оттенок.

Хьюго внезапно ощутил, как гармонично все вокруг. Этот уголок мира, находившийся всего в нескольких часах перелета от ада цивилизации, был красивым, подлинным, живым. Казалось, это место существовало здесь всегда и ждало его, чтобы привнести в душу мир и облегчение. А он сам, разве не был он частицей всепоглощающей гармонии? Разве он не был просто человеком, живущим в конце двадцатого века, отправляющим в море будущего свои послания в бутылке? Послания самого простого содержания: «Привет, ребята, я был здесь в благословенном 1993 году, мы сумели сделать, что хотели!» Ему захотелось оставить память о себе в этом месте, и он нацарапал на большом камне перочинным ножом слово «FOX».

Фокс. Имя, под которым он участвовал в тайных операциях. «О» закручивалось змеей, словно символ вируса познания и слова. «X» можно было понимать как две скрещенные сабли, или две стрелы, или две кости под черепом — в зависимости от настроения.

Алиса внимательно следила за его действиями. Закончив писать, он передал ей нож, она молча взяла его и нацарапала свое имя — Алиса — с другой стороны скалы. «Алиса К, 1993».

Несколько веков спустя кто-нибудь обнаружит их следы…

Хьюго выпрямился, подхватил тяжелую спортивную сумку, повесил на плечо и тоже спустился к океану. Компания двинулась через пляж, вдоль кромки пены. Он заметил, что Алиса шла по воде, даже не пытаясь увернуться от бесконечных наскоков волн. Раз или два она оглядывалась на них: ее лицо выражало крайнее напряжение, в живых глазах не было настоящего веселья. «Не так-то часто она смеется», — подумал Хьюго, перебирая в памяти прошедшие дни.

Они стали бесконечной вереницей дорог, насилия и тревоги. Она убегала от самого страшного врага, которого только можно себе представить, — от собственной матери, социопатки худшего типа. «Конечно, интуитивно она чувствует, что почти у цели, что отец близко», — подумал Хьюго, уворачиваясь от высокой волны. Да, конечно. Алиса, как он уже не раз замечал, обладала редким и загадочным даром — удивительной интуицией, а в сочетании с умом вундеркинда это составляло гремучую смесь. Алиса бежала перед ними, далеко впереди, к камням и бетонным сходням.

Рядом с ним шагал Пинту. Прекрасная погода. Чистое небо. У подножия скалы, спускавшейся в море, вода была глубокого темно-зеленого цвета. Поднявшийся свежий легкий ветерок облегчал идущий от земли зной.

Только подойдя к подножию скалы и сходням, он увидел, что поведение Алисы изменилось. Самым радикальным образом.

Она стояла перед дверью ангара, обращенной к океану. Хьюго видел ее в профиль: она подняла глаза и видела что-то, остававшееся скрытым для них, и словно окаменела. На лице ее читалось невыразимое потрясение.

Хьюго внезапно осознал, что бежит. Опершись на камень, он перебрался через нагромождение глыб возле сходней. Пинту следовал за ним.

Когда он выбрался наверх, Алиса стояла все так же неподвижно. Она разглядывала высокую металлическую дверь, закрывавшую вход в ангар. Автоматическую дверь, поднимающуюся вверх.

На двери было два предмета. Кнопочный пульт с интерфоном. И маленькая табличка из прозрачного пластика. За табличкой была надпись и рисунок. Ему не нужно было читать эту надпись.

На рисунке был изображен электрический скат, похожий на живой черно-белый самолетик.

«Что-то не склеивается», — почти сразу подумал Хьюго. Алиса не должна была знать об этой стороне жизни своего отца. Он подошел к ней и положил руку на плечо:

— Скажи, этот скат тебе о чем-то говорит? Она подняла на него глаза, горевшие яростным огнем.

— Это папино… Здесь. Он посмотрел ей в глаза:

— Что ты хочешь сказать? Откуда ты знаешь? Дьявол, Хьюго готов был поклясться, что ни он сам, ни Пинту, ни Анита ни разу не говорили при ней об этом, даже не намекали.

Алиса показала пальцем на табличку:

— Манта. Это знак моего папы, я точно знаю… Внезапно Хьюго осенило.

— Слушай… ты хочешь сказать, что тайно общалась с отцом?

Он понял, что попал в точку. В глазах Алисы что-то промелькнуло.

— Что ты знаешь об этом скате, Алиса?

Хьюго видел, что девочка колеблется, размышляет, сомневается, пытается привести в порядок мысли.

— Нет, папа никогда мне не говорил… но это странно… Как только мы вошли в тот бар, я почувствовала, что папа недалеко, а теперь все еще непонятнее…

— Что именно кажется тебе странным?

— Это место, все похоже на…

Она осеклась.

— Давай, Алиса, прошу тебя, я должен знать. Еще чуть-чуть — и он перешел бы на крик.

— Это еще один сон. Последнее время мне часто снился металлический дом на берегу моря. Но настоящий дом, понимаете? В этом доме меня ждал папа и…

Хьюго удержался от вздоха, чтобы не выдать нетерпения, подступавшего к горлу, словно неудержимая тошнота.

— В этом доме был океанариум, ну, такой… а в нем — дельфины, киты, акулы, а еще — электрические скаты. Очень много скатов. В конце сна мой папа тоже превратился в ската… Та-а-к, приехали…

Он повернулся к Пинту, тоже не сводившему глаз с таблички. Алиса. Табличка.

В два или три прыжка он подскочил к интерфону. Нажал на большую кнопку вызова.

Он позвонил несколько раз подряд. И вдруг ему ответили. Единственная проблема состояла в том, что это голос раздался сзади и человек произнес: — Не двигайтесь, господа. И все будет хорошо… Судя по всему, им целились в спину.

Анита получила послание Хьюго в патрульном автомобиле, где вместе с ней находились Оливаду и двое полицейских в форме. Она попросила водителя посигналить фарами передней машине, в которой ехали Петер Спаак и комиссар Фару. Отчаянно кокетничая и безнадежно упрямясь, она сумела уговорить толстого полицейского оставить ей машину без мигалок, чтобы она «могла встретиться с коллегой из Амстердама в районе мыса Синиш. С ним могут быть важные свидетели»…

Услышав это объяснение, Петер поднял на нее недоумевающий взгляд, но, увидев ее серьезное лицо, не стал задавать вопросов. Они подмигнули друг другу. Анита попросила его вернуться в Фару вместе с остальными и продолжить допрос Кеслера. Сейчас они находились между Лагоу и Алькантарией, километрах в пятидесяти от Фару. Развернув старый серый «датсун», Анита направилась в сторону Вила-Нова-ди-Милфонтиш, от которого ее отделяло сто пятьдесят километров.

Прошло почти два часа, прежде чем она остановилась перед ресторанчиком, стоявшим в стороне от въезда в городок. Небо на горизонте стало красно-фиолетовым, солнце только что опустилось в пучину океана.

Машин поблизости не было. Никаких признаков синего «фиата» в поле зрения.

Она вошла в ресторан с неприятным предчувствием. До сих пор Хьюго никогда не опаздывал. Человек за стойкой приветливо улыбнулся и пожелал ей доброго вечера. Анита села на табурет и попросила чашку кофе.

Когда хозяин принес ей дымящийся «эспрессо», она обратилась к нему по-португальски:

— Простите, я иностранка, ищу своих друзей. Они назначили мне встречу в этом месте… Двое мужчин, один местный, второй — иностранец, с ними маленькая девочка…

Выражение лица хозяина изменилось. Он смотрел на нее, но ничего не отвечая.

— Послушайте, — вздохнула она, вытаскивая свое удостоверение, — я офицер полиции, приехала из Нидерландов и сотрудничаю с португальской полицией…

Ей удалось придумать правдоподобную ложь.

— Эти двое тоже из полиции, один из голландской, второй — из комиссариата Фару… Мы договорились встретиться у вас.

Она посмотрела на часы:

— Это очень важно. Вы можете мне сказать, где они?

Хозяин ресторана вздрогнул, словно внезапно вспомнил что-то.

— Простите меня, мадам, но эти двое представились покупателями картин.

Он обвел комнату взглядом:

— Они искали какого-то человека, художника, и сказали, что картины их тоже интересуют…

Анита обернулась, чтобы оценить картины, развешанные по стенам, снова взглянула на хозяина, поднесла к губам чашку.

— Кто их написал?

— Один ирландец… Он тут бывает иногда. Продал мне одну или две картины, а остальные отдал — вроде как на хранение… Я… Я знаю кое-кого, кто мог бы с ним связаться, и жду звонка от этого человека с минуты на минуту… И ваши друзья-полицейские тоже должны вот-вот подъехать.

Анита расслабилась, сделала еще один глоток кофе. Хозяин продолжал:

— Послушайте, тут вот еще что…

Анита взглядом попросила его продолжать.

— Около часа назад сюда заезжали еще двое, тоже иностранцы. И они тоже искали этого человека…

— Тревиса? Вы имеете в виду Тревиса? — Да, его.

— О чем они вас спрашивали?

Она сделала стойку, как охотничья собака.

— Все о том же: Тревис, судно «Манта», но для меня все это темный лес, я им так и сказал…

Анита застыла с чашкой у рта.

— Они расспрашивали вас о картинах?

— Нет… почти сразу же уехали, не обратили на них внимания. Они выглядели усталыми и… как бы это сказать… нервными, напряженными… но в то же время уверенными в себе, вы меня понимаете?

Еще как!

— Что еще они хотели узнать?

— Э-э… ну… они спрашивали, не проезжали ли здесь после обеда еще какие-нибудь люди, которые тоже искали Тревиса…

— И что вы ответили?

— Ну… я колебался, но они мне не слишком понравились, и я сказал — нет, никого я не видел, и тогда они расплатились и уехали.

— А как имя этого ирландского художника?

— О'Коннелл. Он подписывается S.К.Р.

S.К.Р. Уменьшительное от «Skip», капитан. «Черт возьми», — подумала она, оцепенев, — этот О'Коннел и есть отец Алисы».

— Вы знаете, куда они поехали?

— Ваши друзья поехали на север. А эти двое сели в большую черную машину и отправились в том же направлении примерно час назад… Но я им ничего не сказал…

«К северу»… Это слишком неопределенно.

— А мои друзья вам больше не звонили?

— Нет, мадам, нет. Но они скоро будут здесь… Анита медленно допила кофе. Переполнявшая ее тревога с каждой секундой усиливалась. Эти двое неизвестных, скорее всего, уцелели после облавы. Из компании Вондта, Сорвана и их людей. Если они рыщут здесь, значит, тоже выслеживают «Манту». Кроме того, это означает, что Хьюго, Пинту и Алиса в опасности. В смертельной опасности.

Она уже собиралась попросить хозяина подробно описать незнакомцев, чтобы срочно объявить их в розыск по всей Португалии, но тут на другом конце бара зазвонил телефон.

— Наверное, это мой друг… Или ваши… Хозяин подбежал к телефону и снял трубку:

— Жоржи у телефона…

Тихий быстрый разговор. Она расслышала только неопределенное «сейчас позову», и хозяин направился к ней, поставив аппарат на стойку.

— Это вас, мадам… э-э-э… Ван Дайк… Какой-то господин Хьюго…

Взяв трубку, Анита услышала знакомый голос. Он звонил из какого-то богом забытого уголка, с пляжа к югу от Синиша. Из корабельного ангара.

Он нашел Тревиса.

«Вернее, — поправил он себя с легким смешком, — Тревис нас нашел».