Наше новое существование, его и мое, постепенно налаживалось. Через несколько дней он возобновил работу и стал все позже и позже возвращаться в Леопольдвиль. Часто приготовленный мною ужин оказывался нетронутым. С этого времени моя жизнь превратилась в ожидание Джесса. Возвратившись, он сразу же поднимался в спальню, походя бросив мне что-нибудь приятное.

Через неделю после несчастья у него появился новый автомобиль — прекрасный «меркури» цвета антрацита, с серыми и коралловыми сиденьями, которые я чистила каждое утро. Я никогда не откажусь от убеждения, что он остался в доме исключительно благодаря мне или, скорее, той атмосфере, какую мне удалось создать, но я отлично видела, что ему больше не нравится здесь, что дом особенно ночью, ему в тягость, как если бы здесь бродил призрак Тельмы. Переживал ли он по-настоящему? Я не переставала размышлять над этим. В первый день я была в этом совершенно уверена, но уже на следующий он снова стал таким спокойным, что меня взяло сомнение.

В тот день, когда тело отправляли в Америку, я пристально наблюдала за Джессом. Вы не можете себе представить, какое печальное зрелище являл собой массивный гроб, который устанавливали в брюхе гигантского самолета компании «Пан-Америкэн». Я робко стояла в стороне рядом с полицейским комиссаром. Не знаю, почему мне пришло в голову, что мы походим один на другого свойственным только нам способом восприятия жизни и умением молча страдать.

Самым волнующим моментом был взлет самолета. Когда загудели пропеллеры и он двинулся к взлетной полосе, провожавшие замерли. Генерал стал по стойке смирно. Джесс только чуть побледнел, но и то не слишком, как если бы он провожал на аэродроме живую Тельму. Когда самолет поднялся в воздух, Джесс следил за ним взглядом, потом на секунду закрыл глаза, и я думала, что он упадет в обморок, так внезапно обмякло его тело. Потом все разом заговорили, и Джесс снова стал самим собой, спокойным и даже умиротворенным.

Установилась великолепная погода. Лето было исключительным, даже слишком сухим, по мнению наших земледельцев. Когда они отправлялись в поле на своих тракторах, огромные облака пыли еще долго клубились вслед. Я решительно не похожа на девушек моего возраста. Любая из них бежала бы прочь от того пустого времяпрепровождения, в какое была погружена я. Постоянно одна в большом доме, хранившем воспоминание об умершей, постоянно в ожидании мужчины, который и не смотрел на меня — это любому показалось бы, в конце концов, невыносимым. А вот на меня это действовало колдовским образом. Я упивалась окружавшим меня одиночеством и тишиной. Несмотря на равнодушие Руленда, я чувствовала, что он принадлежит мне, является исключительно моей собственностью и что рано или поздно он поймет это. Тогда все станет возможным. Я ждала — с абсолютной верой в будущее.

Солнце и жара напоминали мне то время, с которого все началось. Я представляла, как бродила когда-то вокруг дома, и старалась припомнить прошлогодние ощущения. Однажды после обеда я вышла за ограду, чтобы посмотреть на дом со стороны. Опершись о калитку, я долго размышляла, пытаясь угадать, чего не хватало открывшейся передо мной картине «острова», чтобы он принял прежний вид. В ней был какой-то пробел. И вдруг меня осенило: недоставало дивана-качелей, которые мы спрятали в сарай, когда пришли холода, да так и оставили там.

Я побежала к сараю. Качели спали под слоем пыли. Синий тент поблек, но когда я потрясла его и прошлась пылесосом по бахроме из плотной ткани, качели стали такими же нарядными, как прошлым летом, если не считать немного заржавевших креплений. С помощью тачки мне удалось подтащить их к тому месту, где они стояли в прошлом году. Теперь стало ясно — дому не хватало именно качелей, чтобы снова обрести облик счастливого «острова». Я расположилась на широком сиденье, уцепившись за опоры.

Я вспоминала, как мы вместе с Тельмой и Джессом проводили воскресенья. Я вновь видела белые сандалии месье, когда он опирался ногой о землю, чтобы толкнуть качели.

Я чувствовала аромат духов его жены. Не знаю, где она их покупала, вероятно в Соединенных Штатах, так как в Париже таких не производят. Это была смесь запахов корицы, жасмина, чуть-чуть перца. Я где-то читала, что парфюмеры добавляют такое для пикантности.

Но в этот день, покачиваясь на диване, я вдыхала только удушливый запах лилий. Для меня этот запах всегда был связан с церковью. Мне кажется, лилия — цветок для алтаря. Возможно, к этому выводу я пришла, рассматривая в местной церкви фигуру святого Иосифа, почему-то держащего в руке стебель лилии с таким смущенным видом, что во время уроков катехизиса я посмеивалась над его неестественной физиономией.

Я все продолжала покачиваться. «Остров» представлялся мне каким-то первозданным, более таинственным, более колдовским, чем при Тельме. Времени у меня сколько угодно, я как на каникулах: месье возвращается поздно, а домашняя работа уже позади.

Внезапно знакомый шум вырвал меня из приятного оцепенения. Я приподнялась и увидела автомобиль Джесса, остановившийся перед воротами. Открывая их, он весело крикнул: «Хелло, Луиза!»

У меня замерло сердце. Вот уже несколько месяцев он не возвращался так рано. Не предвещает ли этот нежданный приезд начало новой жизни? Могу ли я считать себя выигравшей? С сегодняшнего вечера Джесс снова почувствует тягу к дому, снова привыкнет к нему, и мы вдвоем, он и я, проведем много прекрасных вечеров, о которых я столько мечтала! С глазу на глаз!

— Какой приятный сюрприз, месье!

— Приготовьте нам славный вкусный ужин, Луиза. О'кей?

— О'кей, месье.

Моя радость была такой яркой, такой обжигающей, что я страдала как от острой боли, когда знаешь, что она благотворна, но тем не менее пронизывает тебя резкими уколами с головы до ног.

Он сказал «славный вкусный ужин». ПРИГОТОВЬТЕ НАМ вкусный ужин… О! Джесс, мой дорогой Джесс…

Теперь он заводил машину в сад. Я стояла на дорожке и прыгнула на газон, чтобы освободить проезд. Вот в этот момент я и увидела ее. Она сидела рядом с ним, ее рука лежала на подлокотнике. Выпуклое ветровое стекло, с внешней стороны отражавшее, как зеркало, помешало мне с самого начала заметить ее. Она была очень красива. Несравненно красивее меня, естественно, но и Тельмы! Блондинка! С почти белыми волосами и глубокими голубыми и презрительными глазами…

Когда она вышла из машины, я призналась себе, что такой потрясающей фигуры никогда еще не встречала. Самые дорогие манекенщицы не шли ни в какое сравнение с этой девицей.

Я остолбенела, будто колом вбитая в газон. Джесс улыбался. Он был почти горд собой и, по-видимому, воображал, что преподнес мне приятный сюрприз!

— Подойдите, Луиза…

Я пошла к ним навстречу, стискивая пальцы в кулак до невыносимой боли.

— Здравствуйте, мадам!

Джесс представил нас друг другу по-американски, так как девица не понимала ни звука по-французски. Я сумела сообразить, что ее зовут Дженнифер. Когда Джесс назвал мое имя, она пробормотала «хмм… хмм», как это делается при дублировании фильмов, когда синхронизаторам не удается найти точного эквивалента.

Джесс замер при виде синих качелей. Приехав, он взглянул на них, как бы не видя, как бросают взгляд на привычную, ставшую частью обстановки и потому не замечаемую вещь.

Он был явно недоволен. Должно быть, вспомнил вечера, проведенные в саду в обществе Тельмы. В довершение всего девица прямиком направилась к качелям потрясающей походкой осторожно крадущейся пантеры.

Где Джесс выловил эту золотую рыбку? В штаб-квартире НАТО? Я-то думала, что им привозят из Америки лишь автомобили и консервы!

«Приготовьте нам славный вкусный ужин!»

Теперь я понимаю, в каких случаях прислуга плюет в суп хозяев!

Однако я приготовила им неплохой ужин: запеканку по-лотарингски и «птичьи завитки», а на десерт — шоколадный мусс. Возясь на кухне, я не теряла из виду ни малейшего их движения, ни малейшего жеста. Уверяю вас, их поведение было смехотворным. Девица строила из себя роковую женщину. Она принимала соответствующие позы, гримасничала. Она посчитала бы свое достоинство ущемленным, если бы позволила себе сесть так, чтобы не были видны подвязки чулок, или же закурить сигарету, не прикурив одновременно еще одну для своего партнера.

Одним словом, кино да и только! А чего стоили томные взгляды! Или мяуканье «хмм, хмм» и облизывание мокрым язычком губ, чтобы придать им больше чувственности. Этот вдовец с прекрасным положением, новым «меркури» и золотистой кожей, должно быть, как следует пробудил аппетит Дженнифер. Такое солидное предприятие нельзя было упускать!

Они пожевали, потом вернулись под синий тент на качели, чтобы насладиться сумерками, бледными звездами, легким ветерком и шальными мотыльками. Джесс частыми быстрыми поцелуями чмокал свой трофей в шею. Девица кудахтала от удовольствия.

Их пальцы переплелись. Интересно бы узнать, собирается ли она провести здесь ночь? Было похоже на то. Как бы невзначай я подошла к машине стереть тряпкой пыль и на заднем сиденье увидела маленький кожаный чемоданчик. Так и есть: мадемуазель собиралась залечь здесь, как сказал бы Артур. Меня трясло от злости и ненависти! Мне хотелось закатить скандал, выплеснуть свои чувства, чтобы освободиться от них, чтобы успокоить боль, рвавшую меня на части.

Кузов еще хранил тепло. Я оперлась двумя руками о багажник и с ненавистью смотрела на них через сдвоенную толщу стекол. Затененные, как и в предыдущем автомобиле, они придавали этой парочке потусторонний вид. В общем их жеманничание на качелях выглядело вполне романтически. Никогда еще мое сердце не билось так редко и сильно.

Но что я могла поделать с этим новым счастьем Джесса, которое он завоевывал частыми лихорадочными поцелуями? Что я могла? Кто подскажет мне, как остановить это? Только не добрый боженька. Может быть, Тельма? Если существует другая жизнь, то мадам тоже приходится сейчас несладко, не правда ли? Я напряженно думала о ней, прося помощи и поддержки. И хотите верьте, хотите нет, ответ не заставил себя долго ждать!