Шерифа мы находим все на том же месте. Прищурив глаза, он смотрит на меня, как смотрят на солнце.
— Шериф, мы с малышом хотим сообщить вам печальную новость.
— Что вы говорите?
— Сгорело ранчо швейцарского ковбоя.
— Я надеюсь, что вместе с ним сгорел и сам ковбой, гнилой альтруист!
— Очень вероятно.
— Ну, и черт с ним! — подводит шериф итог жизни человека.
— По-моему, вам надо осмотреть место трагедии, так как за этим может скрываться криминальное преступление.
Взгляд его превращается в два плевка туберкулезника, наполненных кровью.
— Судя по вашему акценту, вы должно быть иностранец. И откуда вы прибыли, друг мой?
— Из Франции.
— Меня это не удивляет! И вы серьезно полагаете, что я стану прислушиваться к советам какого-то недоумка-француза?
Есть вещи, мимо которых я не могу пройти спокойно. Родина для меня всегда свята. Вспоминаю, что когда принц Шарль как-то заявил в мой адрес нечто подобное, то он тут же проглотил несколько своих длинных зубов. Но я держу себя в руках, так как момент очень ответственный.
— Шериф, — я с трудом сдерживаю гнев, — вы не имеете права так оскорблять меня и мою страну.
— Перестаньте нагружать меня, иначе вы рискуете оказаться за решеткой!
Он замолкает, подавившись моим кулаком. От града моих ударов лицо его взрывается в две минуты. И в довершение я валю его с ног!
Поверь, толпа аплодировала мне!
— Что вы наделали? — испугался малыш. — Он оторвет вам уши, нос и все, что торчит у вас! Это же настоящий садист! Вам надо смываться, пока он не очухался. Не надейтесь на людей. Да, они довольны, что вы расправились с шерифом, но свидетельствовать в вашу пользу никогда не станут. Уходите отсюда и немедленно уезжайте из Морбак Сити!
Глядя на отбивную, в которую превратилась физиономия полицейского, я потираю онемевшие фаланги пальцев.
— В вашем веселом городе есть почта? — спрашиваю я.
— В двух шагах отсюда.
— Подожди меня здесь. Когда он придет в себя, то скажи этому мешку, набитому дерьмом, что я сейчас вернусь.
Везет же мне!
Ровно через восемьдесят секунд я уже разговаривал с послом Франции в США. Я рассказываю ему о поведении гнусного шерифа, которое спровоцировало мой дерзкий и вместе с тем достойный поступок.
— Конечно, случай довольно досадный, — соглашается он.
Эти провинциальные шерифы распоясались вовсю и всласть издеваются над людьми. Я сейчас же свяжусь по данному вопросу с высшими инстанциями.
Немного ободренный, я возвращаюсь к своей жертве, которая по-прежнему находится в нокауте.
Тогда я решаю обратиться к жителям города.
— Дорогие жители города Морбак Сити! Я вместе с вашим очаровательным малышом Руаи обратился к шерифу, чтобы поставить его в известность о том, что сгорело ранчо швейцарского ковбоя, и что останки старика, очевидно, находятся под руинами. Вместо того, чтобы принять надлежащие меры, он осыпал меня гнусными оскорблениями. Вы слышали. Вот почему я. вынужден был защитить свою честь и честь моей родины. Разве этот пузырь достоин быть вашим шерифом, если его можно уложить одним ударом? Я только что позвонил в высшие инстанции, где у меня есть своя рука, — потому что у меня длинные руки! И сейчас расчитываю на порядочность американского народа, которым восхищается вся Франция. Вы должны теперь понимать, что из себя представляет этот блюститель порядка вашей прекрасной страны!
Публика аплодирует мне.
А в это время шериф достает свой кольт, но он еще не знает моей реакции! Кольт летит в сторону, а я добиваю шерифа словами:
— Успокойся, старая туша! Если ты хочешь драться как настоящий мужчина, то дерись голыми руками! Это было бы лучшим доказательством жителям города, что ты все- таки чего-то стоишь!
— Ларри! Ларри! Сукин сын! — орет шериф.
Я подумал, что он зовет своего помощника, но того и след простыл.
— Ну, — обращаюсь я к чудовищу Salt Lake1, — деремся или ты линяешь отсюда, жирный слизень?
Он не знает, что такое слизень.
— Именем закона, — бормочет он.
— Именем закона, подонок, иди и залепи свою рожу пластырем! Если понадоблюсь, запомни, я остановился в доме преподобного Марти. Чао, пузырь!
* * *
Люди, надо согласиться с этим, склонны к оптимизму. Получив по роже, они некоторое время пребывают в прострации, но очень скоро находят в этом причину для ликования!
Событие в Морбак Сити тому подтверждение. Немота, наступившая в городе после исчезновения скамейки, к вечеру перешла в стадию неуправляемой эйфории. Пропала скамейка? Ну и что! Муниципальные власти вместо нее установят мраморный обелиск, дескать, почитайте, чествуйте сумасшедших Сюзи и Макса, счастливых самоубийц, как назвал их местный журналист!
Иви снова отрезвила своего супруга кофе с нашатырем и холодным душем. Отец праведный произнес несколько наставлений и отбыл на всенощную службу вместе с Цезарем Пино.
Мои же членогоподобные калеки сегодня остаются дома залечивать свои раны. Как же они неосторожны и расточительны со своим природой данным богатством! Я советую им скоротать время в глубоком сне.
А дальше, как ты уже догадываешься, я попадаю в руки супруги пастора. Она убеждает меня, что я стал для нее своего рода наркотиком, что она теперь не представляет своей жизни без меня. И что она уже обо всем хорошо подумала и предлагает мне альтернативу: или я остаюсь здесь, или она едет со мной. Не склоняясь ни к одному из ее вариантов, я усиливаю ее наркотическую зависимость. Получив желанную дозу, она засыпает, а я остаюсь наедине со своей бессонницей и со своими мыслями о прошедшем дне. Вспоминаю швейцарского ковбоя, вспоминаю сгоревшее до тла его ранчо. Загадочный старик! Что же все-таки связывало его и Мартини Фузиту? Тайна какого преступления соединила их? И что это за обезумевшие типы так фанатично преследуют нас, уничтожая всех, кто имел дело с француженкой? Что же должно еще случиться?
Время скользит, словно вода в реке. И вдруг этот поток останавливают резкие удары в дверь. Так ломиться в дверь может только Берюрье.
Ты же знаешь, что кричит наш Толстяк в таких случаях.
— Кончай скорее! Это срочно!
— Пастор вернулся?
— Пока нет!
— Так что же тогда?
— Одевайся и пошли со мной!
Спрашивать бесполезно. Я уже знаю, что если этот сумасшедший что-то не договаривает, то случилось нечто чрезвычайное.
Улица еще пустынна. Но дело не в этом. Дело в том, что стены домов оклеены большими плакатами с цветной фотографией, на которой мы с Иви в такой позе, которая не оставляет никаких иллюзий на предмет наших безгреховных отношений. На фотографии надпись: «Когда наш пастор сдает свои комнаты иностранцам...»
Это мог организовать только шериф. Молодец, сработал быстро, качественно! Вижу, что около плакатов начинают собираться первые группы любопытных.
На полной скорости к дому подкатывает техпомощь малыша Руаи.
— Мартьен, чемоданы готовы? — кричит он.
— Но ведь не было разговора об отъезде, малыш.
— Что, и сейчас не будет такого разговора? Мартьен, головы людей разогреты спиртным. Если вы сейчас же не уедете, то в полночь они повесят вас на самом высоком дереве в сквере, а Иви поведут голой по улице, написав на спине и груди: «Проститутка». Мы должны немедленно уезжать отсюда! Захватите и жену пастора с собой!
Он говорит так горячо и так убедительно, что мне начинает казаться, я слышу трубный голос своего ангела- хранителя: «Сам Господь послал тебе этого сорванца! Делай все так, как он говорит!»
Я больше не сомневаюсь.
Настоящее нервное потрясение переживает Иви. Ее можно понять: спокойная жизнь лопнула. И глядя на фотографию, сделанную через щель в оконных ставнях, не скажешь, что ее насилуют. Многие жительницы Морбак Сити, увидев жену пастора в моих объятиях будут завидовать ей до конца дней своих.
Сначала она тоскливо завыла, потом начала рыдать, а позже принялась осыпать меня оскорблениями. Но разве я виноват? Виноват беспристрастный объектив какого-то негодяя!
Я наконец убедил ее в том, что если она останется, то дело может печально обернуться для нее. Она должна обязательно бежать отсюда!
Иви ответила по-французски: «Виви!»
— С вами хоть на край света! — добавляет она, бросаясь мне на шею.
Между нами, я не прошу ее об этом!
* * *
Мадам Марти садится на переднем сиденье между Руаи и мною. Пастор, не соображая что происходит, бессмысленно улыбается.
— Прощай, мой несчастный глупец!
Маркиз подхватывает пастора словно тюк с бельем, и относит в дом.
Теперь мы полагаемся только на нашего мужественного шофера, неповторимого малыша Руаи.
Увидев черного кота, переходящего дорогу, мой ангел- хранитель свернул в сторону и долго-долго колесил по обочине, прежде чем снова выехать на главную магистраль.
Я только потом понял, что, возможно, этот черный кот и спас мою жизнь. Потому что пока мы тряслись на ухабах, по дороге промчалась погоня, организованная разъяренным шерифом.
* * *
Когда мы начали огибать горный массив, я узнал знакомые места, где оставил автомобиль убитых негодяев.
— Здесь есть поблизости какой-нибудь населенный пункт? — интересуюсь я у своего бесценного водителя.
— Не знаю.
— Бензина хватит?
— Надеюсь! Но бак почти пустой.
Странно, но его детская беззаботность передается и мне.
Будем надеяться на удачу. А она улыбается только оптимистам.
— А родители не будут волноваться? — спрашиваю я чемпиона ралли по бездорожью.
— Когда они напиваются, им не до меня!
Я благодарю небо, пославшее нам паренька, который знает, как распоряжаться своей свободой.
Иви никак не может успокоиться. Периодически ее тело содрогается от рыданий. И это вполне естественно: бежать от спокойной жизни в неизвестность с почти незнакомым иностранцем ради удовлетворения своей плоти! Чтобы в зародыше убить все ее надежды на наше общее будущее, я спрашиваю:
— У вас есть где остановиться?
— Нет.
— А ваша семья?
— Отец, пастор.
— Братья, сестры?
— Я единственная дочь в семье...
Путешествие продолжается.
— Ты раньше ездил по этой дороге?
— Нет, отец запрещал, он говорит, что она очень опасная.
Я периодически бросаю взгляд назад, на своих дружков. Они беспробудно спят.
— Ты мог бы остановиться, отдохнуть.
— Еще не время. Главное, Мартьен, ваша безопасность.
— Ты великолепный мужик, малыш! Это счастье, когда в жизни встречаются такие, как ты! Кем ты хочешь быть?
— Богатым, Мартьен.
— Похвальное желание! И каким же образом?
— Главное, не прозевать удачу.
Двигатель начинает чихать.
— Бензин, да? — обращается ко мне водитель в коротких штанишках.
— Похоже.
Поскольку мы находимся на перевале, малыш не останавливает машину, решив спуститься с него самокатом. Техпомощь набирает скорость. Руаи, вцепившись в руль, изо всех своих детских силенок старается удержать машину в колее. Но (проклятый черный кот!) неожиданно отваливается переднее колесо, и машину резко разворачивает поперек дороги. Маркиз выпадает из кузова. «Может, хоть он один спасется!» — мелькает мысль. Свернув с дороги, наша карета мчится вниз под откос. Малыш уже не может ничего сделать. Я тоже не могу помочь ему. Не знаю, что происходит в кузове с моими друзьями, но я, как всегда в подобных ситуациях, спокоен и собран, испытывая бесконечное доверие к своей звезде.
— Прыгай! — кричу я малышу.
Но, парализованный страхом, он боится сдвинуться с места. Нас подбрасывает, слегка меняется курс нашего сумасшедшего спуска. Становится ясно, что избежать встречи с той жуткой скалой не удастся. Конец! Финито!
Закрыть глаза? Но зачем? Разве можно потерять такую исключительную возможность увидеть своими глазами то, что бывает только в кино.
— Да прыгай же ты, чертенок! — кричу я в последний раз Руаи.
Все происходит очень быстро. Долю секунды меня терзает вопрос: «Как ты поступишь, Антуан? Ты постараешься спасти свои кости, бросив на произвол судьбы остальных, или же ты из-за своих моральных соображений не убежишь, потому что капитан не покидает свой корабль, пока тот не перевернется как утюг?»
У меня уже нет времени ответить на этот вопрос. Страшный удар в правый бок. Голова моя погружается в кровавый туман. Но я все-таки выпрыгиваю из кабины! Тело мое сработало само, не дождавшись команды мозга! Это называется — инстинкт самосохранения!
Такое впечатление, что меня всего раздробило. Лежу не шевелясь. Огромная тишина. Странная мысль приходит в голову: «Нет ни взрыва, ни огня, потому что, к счастью, кончился бензин».
Хочу повернуться на спину и не могу. Неужели сломан позвоночник? И это в расцвете сил! Но такое случается с другими. А почему же не может произойти со мной? Если удастся выкарабкаться и не умереть, то придется пересмотреть свою жизнь и кое-что изменить в ней. Только и всего! Я уже готов к суровому удару судьбы и смиренно обращаюсь к Всевышнему: «О'кэй, Господи, я готов!»
Беспощадное солнце возвращает к сиюминутной действительности. Надо же что-то делать, пока жив! Начинай, Сана!
Левая нога? Сгибается! Значит, она в норме... Теперь правая? Господи, как она болит! Рука левая? Я поднимаю ее!
— Ты думаешь, что сможешь идти? — раздается надо мной голос Берю.
— Думаю, что да. Только не знаю, далеко ли?
— Не думай об этом, главное, что все действует!
— Пино? — спрашиваю я.
— Что? — отозвался тот.
Значит, жив!
— Феликс?
— С ним хуже. Груз, что находился в кузове, свалился на него. Вернее, на его торпеду! Он теперь не сможет участвовать в съемках того развратного фильма!
— Малыш?
— С ним все в порядке. Он словно гуттаперчивая обезьянка!
— Женщина?
Я задал этот вопрос последним, потому что уже знал ответ.
— Тебе придется искать новую подругу, шеф. Лобовое стекло снесло ей голову.
Я закрываю глаза. Меня поглощает холодная волна.