26 юньйо, 5068 года от сотворения Гошты, Западный тракт на расстоянии двух шавров пути от Жанхота, столицы Энгарна.

Ялмари почувствовал их раньше, чем увидел: ветер донес запах чеснока — им злоупотребляли только простолюдины. Парень невольно поморщился: "Удивительно, как с такими ароматами разбойникам удается устроить внезапное нападение. Вернуться в столицу или продолжить путь? — он придержал лошадь. — По крайней мере, надо посмотреть, сколько их и что замышляют".

Движением колена повернул лошадь в лес. Полад, безраздельно властвующий в Энгарне, приказывал хорошо следить за королевской конюшней: тренированные кони слушались самого легкого прикосновения. Направившись в лес, скакун не издал протестующего ржания, лишь замедлил шаг, осторожно переступая в темноте через коренья. Сквозь деревья Ялмари пытался разглядеть, что происходит впереди — в бледно-розовом свете луны западный тракт просматривался хорошо.

Вскоре он различил шум. "Если это засада, то разбойники не очень-то скрываются. Или уже поймали кого-то?" Еще немного и он услышал громкий разговор:

— Не трогайте мою жену! — в голосе больше отчаяния, чем требования, явно дела плохи.

— А ну сядь, дворянская рожа! Если хочешь остаться в живых, не дергайся.

— Отпустите нас, мы заплатим вам, сколько хотите!

— Вот именно. Только с собой-то у тебя денег нет, верно? Вот и поедешь их собирать. А пока мы ждем, попользуем твою жену, чтобы ты поторопился. Или ей зазорно обслуживать солдата? — раздался пьяный смех следом звук удара, женский крик.

Подъехав ближе, Ялмари разглядел распахнутую карету, вокруг которой копошились четверо бандитов. Двое из них напоминали вилланов: холщевые рубахи до колен, вот только вместо бечевки подпоясались широкими ремнями. У некоторых на поясе болтались примитивные ножны у кого из кожи, у кого из дерева. Они суетились возле сундуков на облучке. Третий разбойник в солдатской кожаной безрукавке склонился над женщиной, лежащей на земле, прижимая ее руки к земле. Она кричала и вырывалась. Четвертый в жилете, укрепленном на груди стальными полосами, стоял перед графом, тыча ему в грудь коротким мечом. По манере обращаться с оружием Ялмари определил, что мужик явно не новичок. Возможно, не самый лучший боец, но с таким как граф легко не справится.

Ближе к нему стояли две разбойничьи лошади. Они всхрапнули, почуяв его приближение, но к счастью, никто не обратил на это внимания.

— Не трогайте меня! — кричала женщина. — Не прикасайтесь! Не… — разбойник с треском оторвал кусок ткани от платья и запихал ей в рот, после чего слышалось лишь мычание.

Луна осветила исказившееся лицо графа. Он вдруг нырнул под меч, попытавшись дотянуться до кисти бандита и вырвать оружие. Мужик стукнул его гардой по голове. Женщина закашлялась и, вытолкнув тряпку, заголосила. Тот, что разбирался с графом, предложил:

— Фаллу, может не здесь? — повернулся к насильнику разбойник, стороживший графа, не выпуская из виду пленника и готовясь нанести еще один удар, если тот поднимется. — Лучше бы уйти пока не поздно, а то еще "волки" нагрянут…

"Хорошая мысль", — усмехнулся Ялмари, доставая лук и накладывая стрелу.

— Успею, — прохрипел Фаллу, стараясь прижать руки женщины к земле и одновременно развести ей ноги. Не получилось, он со злости отвесил ей звонкую пощечину. — Перестань вырываться, с…, а то пришибу!

Первую стрелу Ялмари пустил, целясь в шею, но в тот же момент жена графа вырвала руку и попыталась ударить разбойника. Тот дернулся, и стрела вонзилась в плечо, мужик вскрикнул и оглянулся — второе острие воткнулось в глазницу, он медленно завалился на спину. Женщина, всхлипывая, оттолкнула тело и поползла к мужу, лежащему на земле.

— Какого шереша…?! — изумился один из тех, что стаскивали сундуки, и захрипел. Падая на спину, он схватился за стрелу, торчащую в горле.

Двое других укрылись за каретой.

— Предупреждал же — "волки"! — злобно шептал один.

— Одиночка, — возразил другой. — Было бы их много — измельчили бы нас уже как паштет, а не прятались в лесу. Эй, ты! — крикнули громче. — Мы ведь до тебя, добреемся, подонок. Ты заплатишь за моих братьев!

Главаря убили, и теперь его роль взял на себя другой. Возникла небольшая пауза. Ялмари выжидал. Лошади рядом тревожно переступали копытами недалеко от него. Даже чтобы сбежать разбойникам непременно придется выбраться из-за кареты. Он слышал, как разбойники негромко переругивались, потом раздался легкий шорох. Ялмари натянул тетиву, целясь в то место, откуда должен появиться человек. Тетива тоненько тренькнула. Еще один бандит, со стрелой в сердце, охнув, упал на землю, когда попытался захватить лошадь. Второй вскочил на лошадь и скрылся в лесу по другую сторону дороги.

— Думаешь, скот, я это так оставлю? — услышал Ялмари оттуда злобное шипение. — Я скоро вернусь, и ты пожалеешь, что родился на свет.

Удар плетью, жалобное ржание лошади и треск ломающихся ветвей сообщили, что разбойник исчез в лесу. Теперь Ялмари мог познакомиться с путешественниками. Ялмари надвинул шляпу на глаза и тронул поводья лошади. Граф уже пришел в себя. Он медленно встал и помог подняться жене. Вместе они с тревогой всматривались в фигуру всадника. Ялмари спешился. Подойдя ближе, парень склонил голову, коснулся кончиками пальцев шляпы:

— Добрый вечер! Ялмари Онер, — представился он, — лесник в Жанхоте. С кем имею честь?

Граф отер кровь с губы, окинул взглядом странного человека в черной кожаной куртке спускающейся ниже колен, и произнес с достоинством.

— Граф ми Цагуц, — подождал несколько секунд, ожидая, не вызовет ли зубоскальства эта приставка "ми", обозначающая графа, не имеющего ничего кроме титула. Насмешки не заметил, поэтому продолжил с волнением. — Сердечно благодарим вас, сударь, за своевременное вмешательство. Мы с женой путешествуем в Жанхот и вот, когда мы почти доехали, на нас напали эти нечестивцы. Как хорошо, что…

— Простите, что прерываю, господин Цагуц, — вклинился Ялмари в нервное бормотание, — но мы все еще в опасности. Вы же слышали — бандит обещал вернуться с подмогой. Возможно, менее чем через полчаса он будет здесь. Где ваш кучер?

Граф смутился. Глядя в сторону, заговорил тише.

— Мы наняли его в городе. Он был одним из разбойников, и вы убили его. К счастью.

— Вы сможете вести карету?

— Вероятно, да, — граф неуверенно оглянулся на жену. Графиня, кажется, не слышала их, она с трудом стояла на ногах и явно мечтала куда-нибудь спрятаться, чтобы побыть одной, но муж этого не заметил, снова посмотрел на спасителя. — Смогу.

— Тогда помогите развернуть карету, — Ялмари решительно направился к беспокойно всхрапывающим и переминающимся с ноги на ногу лошадям.

— Но зачем? — изумился Цагуц.

— До Жанхота — около двух часов пути, — объяснил Ялмари. — До сигнальной башни — полчаса с четвертью. Если хотим выжить — надо ехать туда. Может, разбойники не сразу поймут, куда мы направились, тогда у нас будет еще немного времени. И посадите жену внутрь — она еле стоит.

Граф машинально повиновался, посадил жену, с сожалением глянул на разбросанные вещи, помог развернуть карету. Ялмари порадовался, что не задержались из-за вещей: у графа хватило ума правильно оценить опасность. Цагуц сел на козлы, и хлестнул лошадей, они тронулись. Он держался очень уверенно, видно было, что этим он занимается не в первый раз. Скорее всего, кучера наняли, чтобы торжественно въехать в столицу — и совершили ошибку.

Ялмари поехал возле кареты.

— Никогда не слышал, что в Жанхоте есть лесник. Кроме того, мне кажется, вы слишком молоды для этой должности, — заметил граф, как только лошади тронулись. В голосе не появилось подозрительности — он констатировал факт.

— Я служу недавно, охраняю лес, примыкающий к дворцу от браконьеров, — обронил Ялмари. — Мои способности оценила королева и пожаловала эту должность.

— То есть вы служите королеве? — уточнил граф.

— Да, — подтвердил Ялмари.

Мимо проплывала темная стена леса. Цагуц еще раз взмахнул кнутом. Припомнив о пропавших вещах, пробурчал себе под нос.

— С нас берут дорожный налог, содержат за наш счет огромное количество солдат в сигнальной башне, а по тракту невозможно проехать, чтобы не наткнуться на разбойников. За что с нас берут деньги в таком случае?

— Может, за то, чтобы дорогу не развозило во время дождя? — предположил лесник и тут же продолжил, чтобы граф не заподозрил непочтение. — Почему вы не переночевали в сигнальной башне? Это разумней, чем пускать в путь ночью.

Цагуц фыркнул.

— Вы полагаете, провести ночь среди "волков" в сигнальной башне, лучше, чем попасться разбойникам?

— Разве нет?

— Я бы мог сказать свое мнение, но лучше не буду. Говорить на эту тему небезопасно.

— Вы так считаете?

— Что за вопрос! — мгновенно вспыхнул граф. — Как будто вы не знаете, что творится в Энгарне. Откуда я знаю, может, вы из тайной полиции, — Цагуц хлестнул лошадей. Они побежали резвее. Теперь от кареты стоял такой грохот, что разговор пришлось прервать. Вскоре лес закончился, и перед ними раскинулась ночная степь, залитая розовым светом луны. Впереди светилась огнями сигнальная башня — кажется, до нее рукой подать, а на самом деле ехать около получаса. Ялмари чуть отстал, чтобы убедиться, что им ничего не угрожает и чуткое ухо тут же различило стук лошадиных подков — еще четверть часа и их нагонят. Он пришпорил лошадь, чтобы нагнать Цагуца.

— Граф, — тон Ялмари изменился. Он уже не поддерживал вежливую беседу, а распоряжался. — Разбойники близко. Скачите в башню так быстро, как сможете.

— А вы?

— Я их задержу.

— Но вы не справитесь один. Я вас не покину!

— Граф, не спорьте. Подумайте о жене. Чем быстрее вы доберетесь до башни, тем быстрее мне на помощь придет отряд "волков". Скачите.

— Да благословит вас Эль-Элион, добрый юноша, — с дрожью в голосе отозвался

Цагуц.

— До встречи, граф, — Ялмари натянул удила. Теперь в лунном свете виднелись разбойники на лошадях. Лесник быстро достал лук. Всех перестрелять он не успеет, но хоть кого-то…

За неделю до этого.

Сокол, высматривавший добычу, парил высоко в небе. Ни одного взмаха крыла. Казалось, он и не движется. На поляне у озера деревья открывали небольшой участок синего неба. Стоит сделать всего два-три шага — и под сенью деревьев уже не сможешь разглядеть зоркого охотника. Внезапно птица сложила крылья и словно камень упала в лес, исчезнув из поля зрения. Илкер проследила за ним взглядом. Странно, что он появился здесь, обычно они охотятся дальше от города, там, где раскинулась степь и крестьянские посевы.

Только сейчас Илкер заметила, что солнце уже скрылось за деревьями. Что-то она сегодня сильно замечталась, если бы не сокол, просидела бы еще дольше. Девушка нехотя поднялась с земли. Пора возвращаться во дворец — еще немного и совсем стемнеет, тогда можно и заблудиться.

Отряхнув платье, она поправила русые волнистые волосы, никак не желавшие лежать в прическе, и помчалась по тропинке в город.

Она всегда любила гулять в лесу. Тетя за это в шутку называла ее ведьмой, но Илкер не обращала внимания на эти выпады. Когда-то они с отцом проводили много времени в собственной дубраве, пока братишка спал в колыбели. Но с тех пор так многое изменилось в жизни, что те годы казались сказочно прекрасным сном.

Девушка остановилась ненадолго, чтобы перевести дух. От воспоминаний о родителях все еще сжималось сердце. Хоть и говорил священник, что смерть — это еще не конец, что родители живут где-то у Эль-Элиона, ее это мало утешало.

Успокаивали только прогулки в лесу. Когда Илкер приходила сюда, то часто забывала о времени. Сегодня госпожа уехала и девушка, захватив с собой немного хлеба с сыром, провела на прогулке целый день. Забралась так далеко, как никогда раньше. Нашла небольшое, заросшее камышом, озерцо и просидела возле него до вечера, глядя в воду. Отец говорил, что человек может бесконечно смотреть в воду и огонь. "И еще в небо", — добавила она.

В лесу стремительно темнело, и девушка беспокойно вглядывалась вперед — успеет ли выйти на тракт? Днем она легко находила нужную тропинку, но ночь пугала. Тропинка разделилась на две. Илкер вспомнила нужную примету. Вот знакомое дерево — здесь необычное черное дупло величиной с тарелку. Отсюда направо.

Вечером лес затихает. Не слышно кузнечиков, дневные птицы не поют песни, а ночные только просыпаются. Кажется, что в тишине, можно услышать, как растет лес. Листья высоких вязов и дубов, создают особую музыку, ветви поскрипывают, иногда раздается резкий щелчок обвалившейся сухой ветки — она знала эти звуки очень хорошо, привыкла к ним. Лес разговаривал с Илкер на своем языке. Пробежав еще около двух лавгов, девушка снова остановилась у развилки. Теперь налево. Главное, добраться до закрытия дворцовых ворот, а то после пересудов на месяц будет — где это она задержалась так поздно.

Вскоре стемнело так, что не побежишь — того и гляди наткнешься на какой-нибудь корень, дерзко выставленный дубом поперек тропинки. Не хватало еще подвернуть ногу в лесу — помощи ждать не от кого. Она пошла медленнее, внимательно глядя под ноги.

Опять развилка. Илкер замерла: места она не помнила. По телу пошли мурашки от страха. Заблудилась? Несколько раз глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. Обычно в минуты, когда накатывал страх, она представляла, как бы успокоила мама. "Ты заблудилась, но это нестрашно. Лес рядом с Жанхотом. Волки и другие хищники не водятся — жизни ничего не угрожает. Разбойники тоже не свирепствуют так близко от столицы. Кроме того, сейчас тепло. В крайнем случае, ты заночуешь в лесу. А как только станет светлее — пойдешь во дворец. Все равно твоя госпожа вернется завтра не раньше полудня".

Сердце стало биться ровнее и сразу пришло верное решение: последнюю развилку Илкер помнила очень хорошо — там она ошибиться не могла. Кажется, пропустила нужный поворот. Надо вернуться.

Девушка пошла обратно. Но уже шагов через двадцать перестала узнавать лес. Вот дуб, с расколотым у корней стволом. Если бы заметила его днем — ни за что бы не забыла. В таком дупле можно всем горничным госпожи спрятаться. Илкер провела рукой по шершавой коре и заглянула внутрь. Может, здесь и обосноваться на ночь? Кажется, ни один зверь еще не успел облюбовать его в качестве логова.

В этот момент за спиной раздалось покашливание. Девушка вздрогнула и быстро повернулась. На тропинке стоял мужчина. Шляпа, с высокой тульей и широкими полями, надвинута глубоко на глаза — где только нашел такую, уже лет тридцать как вышла из моды. Черная куртка, длиной почти до колен, несмотря на лето, застегнута на все пуговицы. "Довольно мрачный тип, — подумала Илкер, успокаивая дыхание. — Весь в черном. Но он же один. Бояться нечего!" — она подбадривала себя, зная, что в опасности страх может лишить сил.

— Простите, сударыня. Я напугал вас, — голос молодой, уверенный.

— Немного, — согласилась девушка. — Вы кто?

— Ялмари Онер, — представился он. — Лесник ее величества.

— Илкер Лаксме, — сообщила она в свою очередь. — Горничная в королевском дворце, — и добавила со свойственной ей прямотой. — Никогда не слышала, что тут есть лесник.

Парень смутился и склонил голову ниже.

— Меня приняли недавно, — и тут же перевел разговор на другую тему. — Мне показалось, вы заблудились.

— Я… в общем-то, да. А вы что давно за мной наблюдаете? — она пыталась понять, стоит ли доверять незнакомцу.

— Не очень, — он покачал головой. — Вас проводить?

Девушка мгновение помолчала.

— Да. Если вас не затруднит, — наконец решилась она, надеясь, что сразу увидит, если парень поведет ее в глубь леса, а не к дворцу.

— Следуйте за мной, — лесник двинулся по тропинке так спокойно и уверенно, что остатки подозрений развеялись. Почему-то Илкер казалось, что человек, замышляющий низость, будет вести себя иначе.

Илкер последовала за ним. Лесник будто бы точно знал, с какой скоростью надо идти, чтобы ей не пришлось за ним нестись. В одной трости перед ней маячила черная спина. Тревога улеглась — уж с таким провожатым как лесник, она точно вовремя придет по дворец. Вот только… "Все-таки в нем очень много странного, — размышляла она. — Хотя бы эта шляпа — надо снять ее, когда знакомишься. А он и не поздоровался, как положено…"

Задумавшись, девушка перестала смотреть под ноги и, конечно, споткнулась. Громко ойкнув, Илкер присела, чтобы растереть ушибленную ногу. Онер не сделал ни одного шага навстречу, не подал ей руку. Стоя невдалеке, наблюдал, как она шипит и морщится. Наконец, поинтересовался:

— У меня с собой небольшой факел… Может, зажечь?

— А сколько еще идти?

— Четверть часа

Девушка нашла в себе силы выпрямиться. Покрутила ногой — кажется, вывиха нет.

— Не стоит. Я вижу дорогу, просто замечталась. Пойдемте.

Парень кивнул — по-видимому с облегчением — когда она согласилась идти без огня — и пошел дальше.

Илкер почудилось, что они шли почти полчаса — может, потому что нога болела? Наконец, деревья поредели, в лесу посветлело. Выйдя на тракт, она убедилась, что еще не так поздно. Есть около полутора часов до того, как закроют ворота.

Они стояли друг напротив друга. Лесник снял шляпу. Илкер с любопытством рассматривала спасителя. Невысокий, молодой — около двадцати четырех лет и… чрезвычайно странный. Работая во дворце, девушка знала, что среди аристократии модно коротко стричь волосы и брить бороду и усы. Немногие из старшего поколения вопреки требованиям моды не признавали бритвы. Простой народ наоборот не стригся и не брился. Этот же лесник оказался по середине: волосы стрижет как аристократ, а на щеках заметная щетина. В целом лицо неприметное — ни худое, ни толстое. Единственное, что можно запомнить — это глаза. Острый взгляд исподлобья, словно пронзал насквозь.

"Наверно, тоже рассматривает меня, — занервничала Илкер. — А на что тут смотреть? Слишком тонкий нос, слишком большой рот". Ей всегда казалось, что она чем-то похожа на лягушку. Это мало огорчало — она видела, что бывает с красивыми горничными во дворце. Ей пока удалось избежать их участи. Девушка сомкнула пальцы за спиной и перекатилась с носка на пятку и обратно. Надо как-то заканчивать это знакомство.

— Ну… я пойду? — неуверенно произнесла она.

Брови лесника удивленно дрогнули, словно он ожидал другой реакции.

— Ты недавно работаешь во дворце? — спросил Онер невпопад, незаметно переходя на "ты".

— Почти месяц, — ответила Илкер, решив, что наверно, она все же понравилась, и парень не знает, как задержать ее еще немного.

— Ясно, — промолвил он. — До свидания, Илкер, — и парень ушел в лес, ни разу не обернувшись.

Илкер пожала плечами за его спиной, еще раз отметив про себя: "Очень странный лесник!"

26 юньйо, 5068 года от сотворения Гошты, Западный тракт, недалеко от города Биргер в трех шаврах от границы Энгарна.

Ранели проснулась, потому что луч солнца, пробрался сквозь дырявую крышу заброшенного сеновала и упал ей на лицо. Она зажмурилась. Просыпаться мучительно не хотелось. Девушка перевернулась на другой бок, распущенные темно-каштановые волосы упали на смуглое лицо, закрывая его от солнечного света.

Вчера она преодолела почти два шавра — не всякая лошадь выдержит такое напряжение и даже оборотню это трудно. Разве что нужда заставит, как ее, например. Ранели покинула родной город на рассвете, незаметно пробралась мимо стражей, охраняющих покой лесных жителей. Примерно через юлук от границы Умара — страны оборотней, начиналась земля людей — Энгарн. Молодым девушкам здесь быть строго запрещено. Да и замужние женщины и мужчины ходили только если нужно было продать излишки сыра и шерсти, а так же травы и лечебные мази — это единственный уважительный повод для общения с людьми. Незачем лишний раз прикасаться к миру, который забыл об истинном поклонении Эль-Элиону.

До сих пор никто не осмеливался ослушаться закона стаи. Никто, кроме Ранели. Такой уж у нее характер — ничего не хочет принимать на веру. Ей с детства внушали: "Люди злые, они не знают Бога, не соблюдают Его заповедей, их существование на земле плод нелепого недоразумения. Что стало бы с Гоштой, если бы не оборотни, единственные, кто сохранил истинную веру?" Ранели слушала и… сомневалась. Не она одна. Некоторые ровесники тоже говорили: "Если у людей так плохо, почему стая боится, что мы станем такими же, запрещают с ними общаться? Почему боятся показать их мир?" Были те, кто возмущались несправедливым решением спрятать от них другой мир, но одна Ранели рискнула нарушить закон стаи и познакомиться с людьми ближе. Не потому, что в стае ей не нравилось, но потому, что жаждала узнать о Гоште как можно больше, не просто послушать чьи-то рассказы, а самой посетить другие страны.

Два года назад она впервые покинула Умар, чтобы познакомиться с Энгарном. С тех пор Ранели бывала среди людей хотя бы раз в месяц. Она поняла, почему оборотни стараются держаться от них подальше. В большинстве своем люди были лживы, надменны, ленивы или злы. И если бы не одна встреча, возможно, она никогда бы сюда не приходила…

Для того чтобы не вызывать подозрений у энгарнцев, Ранели надевала людскую одежду. Прятала ее на сеновале (с тех лет, когда Энгарн находился под властью Кашшафы, в лесу осталось немало таких вот заброшенных строений). Она перемещалась по Энгарну, притворяясь деревенской девушкой, ищущей работу в городе. Таких юниц встречалось немало.

Ранели еще немного поворочалась на покрывале, которое набросила на сено (иначе потом долго будешь приводить волосы в порядок). Спустя некоторое время поднялась, проверила спрятанную одежду. Все в порядке: чистая и затхлого запаха не появилось. Быстро сбросила традиционное для женщин-оборотней платье: темно-синее, свободно спадающее от груди. Немного полюбовалась обнаженным телом, вскинув руки вверх. Потом надела длинную холщовую рубашку, сверху темно-коричневое платье из грубой льняной ткани. Рукава по-летнему короткие. С особым удовольствием стянула шнуровку на груди — в этом прелесть людских платьев: подчеркивают и талию, и грудь. А вот что не нравилось — приходилось собирать волосы в прическу. Хорошо еще, что последний год женщинам позволялось не надевать летом ужасные чепчики.

Ранели быстро заплела косу, и уложила кольцом вокруг головы. Посмотрела в небольшое зеркало, принесенное из Умара — в Энгарне лишь богатые горожанки и аристократки имели такие. Большие карие глаза (как у всех оборотней), длинные черные ресницы, тонкие брови в разлет. Изящный нос, с легко вздрагивающими ноздрями. Нижняя губа более пухлая, но когда она улыбается, это незаметно. Темная коса короной лежит сверху.

Сегодня Ранели собиралась посетить храм в Биргере. Говорят, там есть удивительный священник — он может предсказать будущее и подсказать правильное решение. Именно то, что ей нужно. Она подобрала котомку, закинула на плечо — там немного хлеба и денег. Все остальное тщательно спрятала. Кто знает, когда вернется обратно. Окинула взглядом временное убежище. Весной девушка заменила сено и теперь на все лето имела постель на территории Энгарна.

Наконец, распахнула дверь… и замерла. Напротив двери на низкой ветке вяза сидел сокол. Ранели скрестила руки на груди, и несколько минут наблюдала за ним. Немного погодя без колебаний направилась к птице — сокол не шелохнулся. Встала боком, чтобы не смотреть в черные глаза-пуговки, и заговорила негромко:

— Ты опять? Как мне уговорить тебя не преследовал меня? Я обещала, что дам тебе ответ через месяц. Я хочу знать, что поступаю правильно. Как только я приму решение, ты первый узнаешь об этом. Прошу тебя, улетай. Не преследуй меня хотя бы одну неделю. Пожалуйста! — последнее слово она произнесла умоляющим шепотом.

Раздалось хлопанье крыльев. Ранели облегченно провела по лбу рукой, провожая взглядом птицу, взмывавшую в небо. Есть надежда, что хотя бы семь дней она будет предоставлена самой себе.

В ближайшей деревне Ранели нашла себе подругу — Фема направлялась в Биргер в поисках работы и очень обрадовалась попутчице.

— Сейчас одной ходить опасно, — объяснила девушка.

— А что случилось? — поинтересовалась Ранели, поправляя косу надо лбом.

— Оборотни появились, — испуганно поведала та.

— Да ты что? — ахнула девушка-оборотень — она уже знала, как надо реагировать на подобные заявления. — Кого-то убили? — продолжила расспросы Ранели. — Расскажи, пожалуйста.

Путь до Биргера занимал примерно два часа, и Ранели за это время узнала много интересного о себе и своем народе.

Оборотни, по словам попутчицы, отличались особой хитростью и жестокостью. Они обманом проникали к людям в дома, а после обращались в волков, жестоко мучили хозяев и после этого съедали их. Именно так они поступили с одной семьей из соседней деревни. Феме брат рассказывал леденящие кровь ужасы, он специально туда ходил.

Во время рассказа, Ранели в нужных местах испуганно вскрикивала, прижимала руки к груди, закатывала глаза и сообщала, что вот-вот упадет в обморок. Люди всегда боялись оборотней, и никто не пытался изменить такое отношение. Ранели тоже не порывалась. На самом деле, если оборотню приходилось убивать человека, он перегрызал горло. Но есть человечину — фи! — что может быть противней? Любое сырое мясо отвратительно, а человеческое вдвойне. Единственным виновником этих пугающих смертей мог быть проклятый — человек, на которого наложили заклятие луны. Такие люди в полнолуние превращались волков — зрелище жуткое и отвратительное. В диком безумии, они могли творить страшные бесчинства, а когда первые лучи красного солнца касались земли, снова превращались в людей и не помнили, что происходило ночью. Если действительно появились проклятые — это плохо. Встреча с таким чудовищем опасна даже для Ранели.

С оборотней их беседа плавно перешла на вампиров. Эти слухи Ранели восприняла серьезней. Уж кому, как не ей знать, насколько опасны эти существа. Один из них напал на оборотня на территории Умара. Парень еле выжил. Фема рассказала, что в другой деревне, вампир выпил — девушка употребила именно это слово — одного пьяницу, частенько поколачивающего жену и детей.

— Может, он и заслуживал наказания, — размышляла Фема, — но не такого. Представляешь, лежит весь белый и будто высохший — это уже я сама рассматривала. Он такой пышный был, а то как будто скелет кожей обтянут — белый, худой и сморщенный. Бррр! — она зажмурилась. — Его и жена с первого взгляда не узнала.

— А вампира, — уточнила Ранели, — видел кто-нибудь?

— Кто говорит, что видел, а мне кажется, брешут, — пожала плечами девушка. — Говорят глаза красные, когти — во, — она показала расстояние в пол-локтя. — А зубы до подбородка достают. Ежели бы такое чудище в лесу жило, так мы бы сразу заметили. Мужики-то часто в лес ходют. Мне вот кажется, притворяются вампиры, как и оборотни. Кажется, с человеком говоришь, а он — цап тебя за шею.

— Жуть какая! — съежилась Ранели. — Представляешь, если на нас вот так кто-нибудь нападет!

— Не успеют, — беспечно махнула рукой Фема. — Вон он Биргер. Дошли уже.

Тропинка вывела их из леса в степь. Впереди в пяти лавгах появились стены города. К главным воротам вел западный тракт. Эту дорогу по приказу Полада вымостили камнями и тщательно за ней следили. Энгарнцы же регулярно платили за это налоги. Причем независимо от того, пользовался человек ею или нет. Абсолютно всем от виллана до принца плюс ко всем налогам — церкви, сеньору, королеве, городскому совету — еще и дорожный налог. Стоит ли говорить, что никому это не нравилось. Но Полад везде расставил верных людей. Малейшее подозрение в измене — и ты можешь бесследно исчезнуть. Когда Ранели слышала, как вполголоса, оглядываясь вокруг, люди проклинали человека, неведомым образом околдовавшим королеву и поработившим всю страну, она по-новому ценила Умар. У них такое не могло произойти — князем в городе избирался самый достойный. Если же князь совершал какой-то проступок несовместимый с этим званием, он немедленно переизбирался.

У ворот Биргера она заметила заминку — Ранели не помнила, чтобы у города собиралась такая толпа. Она тревожно всматривалась вперед и скоро заметила, что городская стража — их называли "волками", хотя они-то точно были чистокровными людьми — проверяет каждого входящего.

— Видишь, — объясняла Фема, склоняясь к ее уху. — Я слышала, добрый маг приезжал в Биргер, после того как оборотни убили пять человек в деревнях и трех в городе. Он дал старейшинам камень, который светится, если подходит оборотень. Теперь "волки" всех проверяют. Я так трусила в деревне! Каждый день плакала перед отцом, чтобы отпустил меня в Биргер работать. Отец и отпустил — я кого хочешь переплачу!

Ранели согласно кивала, а внутри метались мысли: "Что делать? Уходить? Фема, может заподозрить что-то, расскажет стражникам. На меня начнется охота — с моей внешностью затеряться трудно, дорога в Биргер будет закрыта навсегда. Идти дальше? Но как избежать досмотра?"

Девушки приближались к длинной очереди желающих попасть в Биргер. Тут были купцы из Лейна, с огромными крытыми повозками, в которые запрягли тяжеловозов. Они в пути не одну неделю, поэтому повозки — настоящий дом на колесах. Ремесленники из Сальмана несли на плечах огромные мешки. Эти к вечеру уже будут дома. Вилланы из соседних деревень, кто с тачкой, кто на телеге везли в город овощи и хлеб, домашнюю птицу и скот.

Ранели подняла на мгновение голову: высоко в небе кружил сокол. Напрасно она радовалась — сокол все равно следил за ней. В другое время девушка бы разозлилась, но теперь это несколько успокоило. Он, конечно, не всемогущий, но то, что он рядом, вселяло веру в благополучный исход.

Вдруг раздался шум: прямо на них надвигалась карета, запряженная шестеркой лошадей:

— Дорогу графу Хецрону! Дорогу графу Хецрону! — орал кучер, нахлестывая лошадей.

Судьба послала единственный шанс на спасение. Она не знала, что собой представляет граф, но опыт общения с людьми говорил о том, что они очень падки на женщин. Девушка быстро бросилась к карете, пытаясь заглянуть в окошко:

— Господин граф, будьте милосердны! — крикнула она, распрямляя плечи, чтобы граф мог оценить грудь.

Старания не прошли напрасно.

— Останови! — раздался голос из кареты.

Кучер дернул поводья, в окошке кареты, отдернулась занавеска.

— Господин граф, я так много слышала о Вас… — Ранели застенчиво улыбалась, демонстрируя ровные белые зубы. На смуглом лице они смотрелись особенно красиво. В основном жители Энгарна отличались светлыми волосами и кожей, поэтому на необычную внешность Ранели сразу обращали внимание.

— Чего ты хочешь, детка? — благожелательно поинтересовались из кареты. Ранели не видела лица графа, но это не имело значения. Пусть он будет даже самым безобразным уродом, ей главное попасть в город.

Девушка потеребила шнурок на груди.

— Господин граф, я сирота, — легкий жест рукой, чтобы граф посмотрел на грудь, это движение всегда срабатывало именно так. — Я так мечтала найти покровителя, который помог бы найти мне работу в Биргере. Будьте милосердны граф, не оставьте одинокую девушку в этом опасном городе, — она быстро взглянула в окно, тут же опустила ресницы. Грудь вздымалась от глубокого дыхания.

Дверца кареты скрипнула и приоткрылась.

— Садись сюда, детка. Полагаю, я смогу помочь в твоей беде.

Второго приглашения не потребовалось, Ранели поспешно запрыгнула в карету, успев заметить завистливый взгляд Фемы. В карете она моментально склонила колени и поцеловала руку, усыпанную перстнями.

— Спасибо, мой благодетель!

Хецрон не отнял руку, хотя промолвил снисходительно:

— Ну-ну, детка, не стоит право. Садись на скамейку.

Ранели быстро поднялась, мельком глянула на "благодетеля": не слишком старый, не слишком страшный. Словом, бывало и хуже. Тут же повернулась к окну:

— Какая у вас чудесная карета, граф! Я еще ни разу в жизни не ездила в такой!

Аристократ снисходительно улыбался ее наивности, девушка же наблюдала за людьми, желающими войти в город.

Свистнул кнут, карета поехала вперед под возгласы кучера:

— Дорогу графу Хецрону!

Вот мимо проплыл стражник, она заметила, как блеснул и угас камень в его руке. Отпрянула от окошка, наблюдая, как воин озадаченно вертит головой. Наконец мимо проплыли городские ворота. Вот она и в городе.

— Я могу дать работу у себя в доме, — предложил граф, стараясь заглянуть ей в глаза. — Ты хотела бы работать у меня?

— Конечно, Ваше сиятельство! — воскликнула Ранели, не оборачиваясь. Она высматривала удобное место, для того чтобы выйти. — Я обязательно воспользуюсь вашим щедрым приглашением… В следующий раз! — девушка быстро открыла дверцу, на ходу выпрыгнула на мостовую, обернулась к карете, расплылась в улыбке, помахала графу ручкой, и исчезла в узкой улочке.

Люди, видевшие побег Ранели испуганно ахнули, какой-то парень восторженно присвистнул. Из кареты послышался резкий раздраженный голос. "Интересно посмотреть, какое теперь у графа лицо", — девушка весело рассмеялась, подобрала юбку и помчалась — мало ли, вдруг граф пошлет кого-нибудь вдогонку.

Она еще несколько раз сворачивала, прежде чем остановиться передохнуть. Убедившись, что все прошло благополучно, приняла настолько благочестивый вид, насколько было в ее силах, и поинтересовалась у престарелой горожанки, как ей попасть в храм.

Около часа ходила Ранели по улицам, уворачиваясь от жадных рук праздно шатающихся горожан и весело огрызалась на шутки ремесленников. Наконец добралась до городской площади. В центре издалека чернело пятно от догоревшего костра. Ранели остановилась в недоумении: с каких это пор на площадях жгут костры?

— Что, испугалась, красавица? — раздался громовой голос над ухом, и грубая рука ухватила за талию. — Эх, какое зрелище ты пропустила! Вчера "волки" поймали оборотня — пытался пробраться в город. Сожгли в тот же день!

Ранели змеей выскользнула из рук бородатого мужика.

— Говорила маме, чтобы отпустила меня вчера! — беспечно хихикнула она. — Опять самое интересное из-за нее пропустила.

Девушка пересекла площадь, стараясь не смотреть на камни, испачканные углями — все, что осталось от одного из стаи. Может быть, она знала его… Губы по-прежнему были сложены в мечтательную улыбку, а сердце билось часто-часто, так что больно становилось от его ударов о ребра…

26 юньйо, 5068 года от сотворения Гошты, Западный тракт на расстоянии двух шавров пути от Жанхота, столицы Энгарна.

Ялмари уже направлялся к башне, когда встретил отряд, посланный на помощь. Полад ввел единую форму для своих людей: кожаный жилет, застегнутый на ряд пуговиц с воздушными петлями, закрывал бедра. Вокруг круглого выреза смутно белел в темноте отложной воротник холщовой рубахи. Широкие штаны заправили в мягкие кожаные сапоги выше колена. Передний край широкополой шляпы поднимался назад и вбок. Среди простонародья это считалось модным головным убором. Лесник привычным жестом надвинул на глаза шляпу. Ехавший впереди капитан "волков" — его узнавали по белому перу в шляпе — осадил коня рядом с ним и не спросил, а потребовал:

— Кто такой?

— Ялмари Онер.

— Лесник?

— Да.

— Где разбойники?

— Остались в степи, — Ялмари махнул за спину.

— Отпустили тебя? — капитан прищурился.

— Они не смогли возразить.

— А сколько их было?

— Семеро, — этот диалог напомнил Ялмари допрос, но капитан выполнял долг, и поэтому он ничем не выразил недовольство.

— И ты справился со всеми? — на этот раз он спросил, не ожидая ответа. — Интересно… — хмыкнул он. — Ладно, едем в башню, а утром посмотрим, что к чему.

Круглые сигнальные башни олицетворяли власть Полада, поскольку построили их по его приказу. Около шестнадцати тростей в диаметре и половины лавга в высоту — они являлись грандиозными сооружениями, хотя их ничем не украсили. Вход — узкая дверь, в которую всадник может проехать только согнувшись, а лошадь едва не отирала боками косяки. Окна — узкие крестообразные бойницы на разной высоте. На верхушке нет изящных машикулей, лишь дозорный путь с такими же строгими бойницами. Казалось, башни такие же, как Полад — грозное свидетельство мощи, ненавидящей жизнь, знающей только войну. Эта башня не предназначалась для жилья, там всегда темно и мрачно. "Волки" проводили там ночь, а днем рыскали по окрестностям, наводя порядок. Вилланы жаловали их больше чем знать, поскольку чаще сталкивались с разбойниками, но и они недолюбливали солдат. Ялмари знал, что "волки" никому не причиняли зла — любая жалоба на превышение полномочий расследовалась Поладом. Люди боялись "волков", как боялись всего нового, более сильного и непонятного.

Возле башни Ялмари разглядел карету: ее пришлось оставить снаружи за небольшой оградой. Отряд проехал внутрь: сначала капитан, потом Ялмари, за ним остальные солдаты. Редкие факелы на стенах внутри башни освещали земляной пол и стойла для лошадей — здесь нашли приют и лошади графа. Они тоже оставили своих коняг тут. После этого поднялись по витой лестнице, прилепленной к стене, на жилые этажи. Лесник шел за капитаном. Тот вроде бы уже и забыл о диковинном человеке, для спасения которого он напрасно прервал ужин.

В круглом обеденном зале, может, только чуть меньшим, чем вся башня, света не жалели. Обилие факелов и огонь каминов делали комнату почти уютной, не смотря на отсутствие ковров и картин. Их встретил аромат жареного мяса и картофеля. Длинные деревянные столы стояли постоянно, как в трактире, хотя даже в некоторых замках на окраине страны и у обедневших дворян столы до сих пор представляли собой временную мебель — доски ставили на козлы лишь для трапезы.

За одним столом сидели солдаты. Прибывшие с ним, тут же присоединились к товарищам. Послышались обычные в таких случаях грубые шутки, смех. Цагуц для позднего ужина выбрал место как можно дальше от них. Увидев Ялмари, он тут же поднялся:

— Вы живы! — с восторгом воскликнул он. — Как же я рад, что все обошлось. Прошу вас, сударь, присаживайтесь к нам за стол.

Лесник нерешительно постоял.

— Я благодарен вам, граф, но мне кажется…

— Пожалуйста, сударь, — он просил, забыв о том, что по положению должен приказывать. — Мы обязаны вам жизнью. И более того… честью! Вы очень огорчите нас, если откажетесь отужинать с нами.

Цагуц чувствовал себя очень неуютно, как будто из одной неприятности попал в другую. Ему требовалась хоть какая-нибудь поддержка… Ялмари обреченно направился к нему. Сев за стол, лесник в замешательстве посмотрел на вилку и нож, с которыми ловко управлялся граф, разрезая куски мяса на тарелке. Жена графа выглядела усталой и явно больше всего мечтала, чтобы ее оставили в покое, и она могла вдоволь наплакаться. Но тем не менее, она заметила сомнения спасителя.

— Не смущайтесь, кушайте так, как привыкли. Это ничего…

Он благодарно кивнул и, положив на тарелку несколько картофелин и куски мяса, стал есть руками. Теперь он мог рассмотреть тех, кого случайно спас. Цагуц ел с таким достоинством, будто присутствовал на королевском приеме. Острая седая бородка вызывающе торчала вверх, жидкие волосы на голове он успел аккуратно уложить. Вот только потертый сюртук, да старые перстни на руках, один из которых лишился камня, громко кричали о том, что все это позерство, попытка сохранить достоинство и в нищете. "Интересно, зачем он ехал в столицу, если даже кучера пришлось нанимать в соседнем городе да еще и самого дешевого, раз он оказался разбойником?" — Ялмари перевел взгляд на графиню. Сорокалетняя женщина еще сохранила красоту — может быть, граф берег ее, а может, дела пошли плохо не так давно. Она сочетала в себе два важных качества: мужество и вежливую доброжелательность, поэтому лесник невольно проникся уважением к ней. Представил горничную леди Асгат. Почему-то казалось, Илкер тоже такая. Было в этой девушке что-то от настоящей леди — прекрасные манеры, сочетавшиеся с внутренней красотой. "Как она встретит меня? Жаль не смог проститься с ней перед отъездом…" Исподволь Ялмари поглядывал на жену Цагуца, сравнивая ее с Илкер. Пожалуй, девушка не хуже бы смотрелась в роли жены аристократа.

Цагуц тараторил без умолку.

— Так сложно встретить родственную душу, и мы благодарны Эль-Элиону за то, что в трудный момент, он послал вас к нам на выручку. Так приятно среди развращенных нравов современного поколения встретить человека, которому не чужды понятия чести и достоинства, кто не побоится столкнуться и с превосходящим по численности противником. Мы теперь ваши вечные должники… Разве это не удивительно, что в наше тяжелое время, — он понизил голос и чуть наклонился к Ялмари, — когда нельзя доверять даже самым близким, я встретил родственную душу.

— Почему же нельзя доверять? — спросил лесник, чтобы поддержать разговор.

— Как почему? — граф заговорил еще тише. — Кто-нибудь из них может донести на тебя Поладу.

— Мне кажется, вы преувеличиваете, — засомневался Ялмари и отправил еще кусок картошки в рот.

— Вы еще очень молоды, сударь, — авторитетно заявил граф. — Вас еще не коснулась людская злоба и зависть. Но, поверьте, вы успеете узнать, что это такое. Кстати, вы упомянули, что охраняете королевский лес. Может, вам и с Поладом приходилось сталкиваться?

— Он бывает в лесу, — согласился Ялмари и обернулся. Солдаты не обращали внимания на "гостей". К тому же они так шумели, что даже если бы граф говорил громче, их бы не расслышали.

Цагуц заметил его взгляд и понимающе кивнул:

— Вот видите? Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. Скажите, какое Полад произвел на вас впечатление?

— Меня учили не судить о людях по внешности, — пожал плечами Ялмари и бросил взгляд на графиню. Та положила ладонь на руку графа, будто пыталась сдержать его горячие речи. Но видимо счастливое избавление от опасности лишило графа остатков благоразумия. Ялмари уже сталкивался с таким: люди иногда теряли голову, когда смерть внезапно отступала. Он слегка кивнул обеспокоенной женщине, показывая, что он все понимает, и она может не волноваться. Женщина виновато улыбнулась ему в ответ. А Цагуц все продолжал "неположенные" речи.

— Вы видели Полада, так скажите, ведь это правда, что внешностью он напоминает злодея? Только поэтому вы не желаете судить о нем по внешности, — сделал вывод граф. — А я вот привык доверять впечатлениям. Например, встретив вас, я сразу почувствовал, что вы хотя и бедный, но смелый и, не побоюсь этого слова, благородный человек. Ведь вам можно доверять? Можно говорить с вами откровенно? — граф еще ближе наклонился к нему

— Этот разговор останется между нами, — после паузы заверил Ялмари.

— Прекрасно. Тогда скажите мне откровенно, — с готовностью продолжил граф, — вы что считаете, что все слухи, которые ходят о Поладе — это исключительно вранье?

— Что именно вы имеете в виду?

Граф заговорил горячим шепотом, пристально глядя в глаза Ялмари.

— Что Полад — чернокнижник, что он околдовал королеву и именно он повинен в душевной болезни принца. Я уже не буду упоминать о грязных слухах, которые ходят о его отношениях с ее величеством. А смерть короля? Неужели есть кто-то в бедном Энгарне, кто считает, будто Полад не имеет никакого отношения к его внезапной гибели? Скажите искренне свое мнение.

Ялмари помолчал несколько секунд. В сознании возникла картинка, как стучат капли водяных часов, отсчитывая этот отрезок времени: кап-кап-кап-кап… Он видел, что графиня внимательно всматривается в солдат: не притворяются ли они, что заняты своими делами?

— Мне кажется, — заговорил лесник, — что выдвигать подобные обвинения без доказательств — это как раз распространять слухи. Власть королевы ограничена решением Совета. Полада не имеет на нем право голоса. Если есть какие-то улики, можно представить их в Совет — и участь телохранителя ее величества будет решена.

— Вы о чем? — Цагуц подскочил на скамье, но тут же снова наклонился к собеседнику. — При всеобщей слежке, тайной сети, которой телохранитель королевы — как вы точно подметили всего лишь телохранитель! — опутал всю страну, как можно говорить о каких-то доказательствах? Тот, кто только помыслит воспротивиться, сразу попадает в темницу. Хорошо живут исключительно лизоблюды, во всем угождающие Поладу…

— Вы так смело выступаете… — сумел прервать этот горячий монолог Ялмари. — Но до сих пор живы, — он поддерживал беседу скорее из вежливости, но Цагуц в азарте ничего не замечал. А вот графиня, теперь с тревогой всматривалась в него.

— Потому, что я очень осторожен, — с гордостью произнес граф и выпрямился. Лесник иронично поднял брови, но Цагуц и это пропустил. Графиня снова взяла его за руку стараясь обратить внимание мужа на поведение лесника, но он отбросил ладонь, не желая внять голосу рассудка. Тогда женщина умоляюще посмотрела на лесника, но тот не успел ответить.

— Вы обратили внимание, — опять начал граф, — как называют в народе прислужников Полада — "волки"! — он тоже бросил взгляд на солдат, но не со страхом, а с презрением. — Разве это ни о чем не говорит?

— Сколько мне известно, Полад сам назвал их так, — мягко возразил Ялмари.

— Если бы это имя не соответствовало их настоящему характеру, вряд ли бы оно прижилось, — настаивал Цагуц. — Закон стаи — вот чем руководствуются эти люди, большая часть которых — простолюдины. Скажите мне, аристократы становятся "волками"? Нет! А ведь именно они всегда являлись опорой государства.

— И устраивали перевороты, — ввернул лесник.

— Вы в чем-то правы, мой молодой друг. Но лишь отчасти. Если среди знати находился какой-нибудь отщепенец, который организовывал переворот, то и те, кто наводил порядок в стране, тоже принадлежали к аристократии. Народ же в основной своей массе — я не хочу обидеть вас, сударь, но согласитесь, что я говорю истину — так вот народ легко управляется свыше, а собственного мнения не имеет.

— Выходит, кто-то настаивает народ против Полада? — невинно поинтересовался Ялмари.

Граф даже не замечал, что с ним спорят. Он считал, что наставляет молодого человека на путь истинный.

— Сейчас нет необходимости настраивать кого-либо против Полада. Политика этого монстра настолько очевидна… Он устанавливает капкан, в который сам же и попадется. Он хочет погрузить страну в пучину страха, но любое свободное существо однажды устает бояться и…

— Скажите, граф, — не выдержал Ялмари. — Вам ведь около пятидесяти, вы должны помнить темные времена Энгарна. Тогда жилось лучше?

— Вы ожидаете правдивый ответ, не так ли? — конкретизировал Цагуц, почувствовав, как изменился тон лесника.

— Конечно, — Ялмари отставил тарелку и облокотился подбородком сложенные в замок руки.

— Так вот было так же. Так же! Мы жили в страхе за свою жизнь, за судьбу детей. Затем наступил короткий период благоденствия, когда Энгарном правил мудрый король Ллойд. Но он погиб — и у власти оказался этот отвратительный Полад. Без его ведома, королева ничего не делает. И не удивляюсь, если однажды он пожелает короны. Но вот уж этого мы не допустим!

Граф замер на полуслове. Его жена запричитала:

— Да замолчите же вы, — чтобы не оскорбить мужа, она объединила его с Ялмари. — Сюда идут, неужели вы не видите?

Не спрашивая разрешения, на скамью рядом с графиней точно напротив Ялмари опустился капитан.

Цагуц задохнулся от такой наглости, он раскрывал и закрывал рот, словно его внезапно лишили воздуха. Капитан же — широколицый мужчина с пышными темными усами и бородой — сверлил глазами Ялмари. Лесник вновь подвинул себе тарелку и, отправив в рот кусок мяса, равнодушно жевать, будто не замечая пронзительного взгляда "волка".

— Чудной ты парень, — наконец вынес вердикт капитан. — Так говоришь, их было семеро? — лесник молча кивнул. — И ты справился со всеми, а тебя при этом даже не ранили?

Ялмари опустил голову, быстро взглянув на порванную куртку, и нашел нужным сообщить:

— Вскользь прошло. Повезло.

— Надо же какой везунчик! Ребята, вы слышали? — капитан повернулся к солдатам, которые разом замолчали и настороженно прислушивались к беседе. — Семеро разбойников, а у него только куртка порвана!

Цагуц обрел дар речи.

— Послушайте… Что вы себе позволяете? Кто вам дал право? На что вы намекаете?

— Помалкивайте! — прервал его капитан, так грозно взглянув на графа, что тот сразу осел на скамье как тесто на сквозняке. Бывалый солдат всмотрелся в Ялмари, на лице которого не дрогнул ни один мускул. — Так ты ничего не хочешь объяснить? Когда ты встретил графа, как я слышал, их было четверо. Ты перестрелял их из леса, но одного упустил. А тут сразу семеро… И все мертвы.

— Я хотел бы поговорить с вами наедине, — ответил лесник спокойно.

— Наедине, говоришь? Ладно, поговорим и наедине. Завтра утром я съезжу и посмотрю, что там произошло. Потом с тобой наедине покалякаю. Пока не проведу расследование, никуда не уезжай. Находясь в замке, из комнаты не выходи. Если кто-то из моих ребят увидит, что ты шатаешься в башне, где не положено — пеняй на себя. Где встретим, там и прирежем.

Лесник уверенно посмотрел на командира "волков".

— Мне все же хотелось бы прямо сейчас переговорить с вами наедине. Мне надо уехать рано утром.

— Слушай, ты зарываешься, парень, — сдвинул густые брови капитан. — Я что не ясно тебе объяснил, что наша беседа состоится завтра?

— Ясно, — вздохнул Ялмари и поскольку капитан не оставил ему выбора, прежде чем он поднялся, легко хлопнул по столу ладонью. — Я уеду на рассвете и мне нужна лучшая лошадь.

Он убрал руку. На темных досках, сверкая в свете факелов, осталась лежать золотая монета. Вместо герба на ней скалилась морда волка.

Отношение к Ялмари сразу изменилось. Зловещий Полад сделал так, что почти все, кто носит оружие в Энгарне — городская стража, отряды сигнальных башен и приграничных замков — подчинялись телохранителю королевы, то есть принадлежали к тем, кого называли "волками". Среди них действовал закон стаи, деливший всю страну на "своих" и "чужих". Своим посланникам, Полад выдавал особые монеты, чтобы каждый, к кому он обратится, оказывал содействие. В зависимости от важности дела, знаки могли быть медные или серебряные. Золотой знак говорил о том, что "волк" выполняет особое поручение королевы. В одно мгновение Ялмари из стана графа шагнул в стан "волков". Лицо капитана расплылось в радостной улыбке, все вопросы отпали:

— Так ты из наших? Что же сразу не сказал? — он вскочил, обогнув стол, подошел к леснику, приобнял его, похлопал по плечу. Солдаты за соседним столом оживились. — Пойдем к нам, гость дорогой. Мы тебя угостим по-свойски. Не каждый день к нам заглядывает особый посланник королевы!

Ялмари взглянул на спасенных спутников: граф и его жена побледнели, лица вытянулись и моментально осунулись. Казалось, они уже и не дышали.

— Я сейчас, — глянул лесник на капитана снизу вверх.

— Жду, — он еще раз хлопнул парня по плечу, отчего того немного перекосило, и ушел.

Ялмари повернулся к Цагуцу.

— Извините, что так вышло… — лесник сдвинул брови, но ничего путного в голову не приходило, поэтому он махнул рукой и поднялся.

Граф ожил, схватил лесника за руку и заговорил горячим шепотом, просительно заглядывая тому в лицо.

— Молодой человек… Сударь… Я хочу попросить вас… Наш разговор… Вы же понимаете, я был напуган… раздражен… в таких ситуациях… У меня двое детей: сын и дочь, — на глаза навернулись слезы. — Я вас умоляю… Мы отблагодарим вас, — спохватился он, считая, что его посетила прекрасная идея. — Пожалуйста, скажите, куда мы должны отнести деньги и мы…

Ялмари не выдержал:

— Граф! — лицо его залила краска. Он видел, что его жена сидит, низко опустив голову, и, кажется, едва сдерживает слезы. — Послушайте, граф, не оскорбляйте меня подобными предложениями. Если бы я видел в вас опасность для королевы, вы бы не откупились деньгами. К тому же я не служу в тайной полиции и не докладываю Поладу о каждом разговоре. Я посланник королевы, поэтому не унижайте меня и… сами не унижайтесь. Вы ведь не участвуете в заговоре против ее величества?

— Не-ет, — проблеял Цагуц. Известие о том, что человек, с которым он откровенничал — "волк", напугало его чуть ли не больше, чем встреча с разбойниками.

— Вот и прекрасно. При случае, я обязательно упомяну, что граф Цагуц вполне благонадежен. Спите спокойно.

Он с трудом удержался, чтобы не похлопать перепуганного графа по плечу так же как капитан — его самого, а затем перешагнул скамью и пересел за другой стол. Сидя с солдатами, слушая их военные истории, большая часть которых произошла еще в темные годы Энгарна, Ялмари улыбался, но душу тяготил неприятный осадок от происшествия с графом. Он не первый раз сталкивался с неприязнью, которую испытывают граждане страны к тем, кто служит Поладу, но иногда, как сейчас, от этого становилось особенно мерзко. Вроде бы сделал доброе дело, но что-то подсказывало, что граф нескоро забудет эту встречу, и, возможно, еще несколько лет будет вздрагивать по ночам от резких звуков, считая, что на этот раз пришли за ним. "Прав ли Полад, что внушил людям такой страх? Время рассудит". Он не отвечал за Полада. Только за себя.

…Ялмари отвели лучшую комнату в замке — капитан сам проводил гостя туда. В комнате пылало несколько факелов — Ялмари предупредил, что любит свет. Он удовлетворенно бросил взгляд на бочку с горячей водой — то, что нужно перед сном. Скинул куртку.

— Давай сюда, подлатаем, — предложил капитан, и лесник безропотно отдал ее. — Ялмари, — спросил капитан, перед тем как оставить посланника одного, — скажи, парень… Подробностей мне не нужно. Объясни: что-то серьезное?

В этом тоже проявлялся закон стаи: они жили одними проблемами, одними горестями и радостями. И все, что касалось одного — касалось всех. К тому же получить звание капитана в Энгарне очень сложно. Их лично проверял Полад, поэтому каждому можно доверять. Он решил быть предельно откровенным.

— Есть сведения, что Кашшафа готовит нападение. А может, уже захватила один приграничный замок.

— Не может быть! — ахнул капитан. — Какой? Я там всех капитанов знаю…

— Из замка Иецера нет вестей. Три "волка", пытавшиеся пробраться туда — не вернулись.

— И теперь ты? — взгляд капитана изменился, в нем сквозило и уважение, и сомнение. Надо быть смелым человеком, чтобы пойти в одиночку туда, где погибли уже трое. Но справиться ли такой молодой — он говорил в таких случаях "не слышавший звона мечей" — там, где не справились другие?

— Мне надо просто проверить слухи. Узнать захвачен замок или еще держится, а кашшафцы просто окружили его.

Капитан усмехнулся. Чтобы проверить слухи, золотой знак не дадут — медным обойдутся. Посланники такого ранга встречаются редко, получается, дело нешуточное.

— Если еще какая-нибудь помощь нужна — скажи, — капитан еще помедлил на пороге. — И сменил бы ты шляпу, — сморщился он. — Кто же догадается, что ты "волк", когда ты такое… на голове носишь?

— Далась всем моя шляпа, — пробормотал Ялмари, стягивая сапоги. — Мне и не надо, чтобы каждый встречный знал, кто я.

За шесть дней до этого.

Илкер шла по Небесной галерее, несла стопку чистого белья в покои госпожи, чтобы поменять все к ее приезду. Она не торопилась, с интересом осматривалась вокруг. Ей нравилось во дворце всё: галереи с высокими потолками и большими окнами, украшенные зеркалами и картинами; салоны с дивными люстрами и изящной мебелью замечательных расцветок, спальни с гигантскими кроватями и великолепными балдахинами; зал совета — она не представляла, как там можно совещаться: ей все хотелось рассмотреть и потрогать. Даже кабинеты были роскошными и утонченными одновременно. Небесная галерея называлась так, потому что и стены и мраморный пол походили на темно-голубое небо, какое бывает только ранней весной, с белыми облаками — легкими, перьевыми и несущими в себе дождевые воды.

Девушка знала о темных временах Энгарна по рассказам отца и не могла в полной мере прочувствовать тот ужас, что царил в стране, когда захватчики вырезали всю королевскую семью вплоть до грудных детей, для того чтобы навсегда сломить дух энгарнцев и обезопасить себя от переворотов. Если нет претендента на престол, заговор бессмыслен. Маленькая принцесса смогла спастись благодаря преданности кормилицы, положившей в колыбель дочь кухарки, тем самым, подставив ребенка под меч палача. Так была спасена единственная наследница престола — в Энгарне престол наследовался по женской линии. В последующие двадцать лет принцесса ожидала благоприятного момента, чтобы заявить права на корону…

И все же, служа во дворце, который захватчик строил шестнадцать лет, Илкер иногда приходила крамольная мысль: королева должна быть благодарна за такой щедрый подарок. Говорят, когда герцог Кашшафы, увидел старый замок, до сих пор возвышавшийся в центре Жанхота, он сказал: "В каком же дерьме живут эти энгарнцы!" И немедленно отдал указ о строительстве нового дворца примерно в двух юлуках от столицы. За время строительства город опять подобрался к дворцу, так что теперь до окраины еще добрый юлук. Но главное — дворец построили с присущим кашшафцам размахом. Совет ни за что бы не позволил истратить королеве столько денег на свои прихоти.

Послышался нарастающий шум — кто-то мчался навстречу Илкер. Наверняка знатные особы забавляются. Не смотря на то, что галерея была достаточно широка, Илкер отступила к окну. В таких случаях лучше проявить предосторожность: господа не любят, когда слуги путаются под ногами. Вскоре появился лорд Сорот. Длинноногий красавчик и в стремительном беге казался безукоризненно элегантным. Пурпурный, расшитый золотом колет, в прорези рукавов которого белела шелковая рубашка, не смялся, не расстегнулся. Красиво подчеркивает широкие плечи и тонкую талию. Волосы не растрепались, зачесаны назад волосок к волоску. Серые глаза весело сверкают из-под черных бровей. Он приостановился недалеко от Илкер и оглянулся. Следом за ним летела принцесса.

Что это было за зрелище! Вот уж где ни капли изящества: платье растрепалось, подскакивает на бегу так, что видны подвязки ниже колен. Недавно принцесса придумала новую прическу — подвязывать волосы на затылке лентой. Теперь лента сбилась, волосы болтались где-то сбоку. А что она говорила! Королева должна бы покраснеть за дочь:

— Герард, ублюдок! Стой. Остановись немедленно, скотина, я волосы выдергаю тебе! Рожу расцарапаю!

Сорот расхохотался:

— Лин, как тебе не стыдно? Ты ругаешься как сапожник!

Внезапно он схватил Илкер за плечи и прикрылся девушкой как щитом. Подбежавшая принцесса, подскакивала, пытаясь через горничную достать до волос Сорота.

— Иди сюда, подонок! Ты еще не знаешь, как я умею ругаться. Я тебе сейчас такое покажу!

— Да что с тобой, Лин? — лорд умело уворачивался от ее рук: принцессе не хватало роста, чтобы добраться до лорда, да и горничная мешала. — Что на тебя нашло? — вопрошал Герард, невинно поднимая брови.

— Мерзавец! Ты взял мой дневник — мой личный дневник! — и после этого спрашиваешь, что на меня нашло? Будь мужчиной, перестань бегать от меня. Я все равно доберусь до тебя и вырву уши!

— Уши жалко! — прыснул Сорот и, крутанув Илкер, толкнул девушку на принцессу. Эолин, которую близкие звали Лин, отпрыгнула в сторону, но мгновения заминки хватило лорду, чтобы сбежать от принцессы вниз по лестнице, перепрыгивая сразу несколько ступеней.

— Сволочь! — воскликнула принцесса и понеслась за ним, на ходу срывая, сползшую ленту.

Илкер перевела дух, растеряно посмотрела на разбросанное по полу белье. "Что теперь делать? Нести опять в стирку? Или может, госпожа не заметит, что оно валялось на полу?" Девушка стала собирать простыни, тщательно осматривая их. "Вроде не испачкались. Но если ей кто-нибудь скажет…" — в памяти сразу всплыли красные от гнева щеки юной леди. Внезапно в поле зрения показались мужские руки. Она растеряно подняла лицо. "Ялмари. Как же он умеет бесшумно подкрадываться. Впрочем, он же лесник. Часто выслеживает зверя на охоте… Та же черная куртка только на этот раз на распашку, так что виднелась черная холщовая рубашка. Тот же взгляд исподлобья — внимательный и серьезный".

— Добрый день, Илкер.

— Добрый день, Ялмари, — поздоровалась она. И тут же невежливо поинтересовалась. — А что ты здесь делаешь?

— Держи руки, я сложу тебе белье, — сказал он, прежде чем ответить. После этого пояснил. — Лорд предложил устроить охоту. Но он сейчас очень занят.

— Да уж! — с горечью промолвила горничная. — Забавы аристократии… Как ты считаешь, за кого они нас принимают за мебель или домашний скот?

— Зачем же так?

— А что я не права? Посмотри, как они обращаются со слугами: можно толкнуть, стукнуть, испортить целый день труда, или как тебя — пригласить во дворец и заставить ждать весь день, чтобы вечером сообщить, что им некогда!

Ялмари слушал очень серьезно. Потом не выдержал и рассмеялся:

— Ты говоришь как принцесса в изгнании…

Лицо вмиг переменилось — он стал удивительно обаятелен, так что Илкер смутилась и замолчала:

— Прости, не знаю, что на меня нашло, — заговорила она, наконец. — Нет ничего хуже, чем сплетничать о господах. Все правильно. Мы слуги — они хозяева. Могут делать то, что хотят.

— Может, это и неправильно, но изменить этого ни ты, ни я не сможем. И вообще вряд ли кто-то сможет.

— Ты прав, — Илкер поднялась, склонила голову. Она бы еще поболтала с Ялмари, но белье оттягивало руки. — Ладно, я пойду, — неуверенно произнесла девушка.

— До встречи, — произнес лесник. Отошел в сторону и Илкер пошла дальше по галерее. — Подожди, а у кого ты служишь? — задал он в спину вопрос.

Девушка обернулась:

— У фрейлины принцессы. Я же говорила.

— У нее много фрейлин.

— У леди Асгат. А что?

— Ничего. Хочу знать, где тебя можно найти.

Илкер очаровательно улыбнулась.

— До встречи, — пошла дальше, остановилась. — Знаешь, тебе шляпа не идет. Без нее ты намного интереснее, — и быстро скрылась за поворотом.

27 юньйо, 5068 года от сотворения Гошты, лес недалеко от Биргера.

Ранели провела почти весь день в лесу рядом с Биргером, поджидая сокола и обдумывая то, что услышала в храме. Она чувствовала раздражение на весь мир.

Досадовала на людей, начавших убивать оборотней. Наворачивались слезы, когда она возвращалась мыслями к площади, на которой сожгли одного из братьев. Почему люди не хотят признавать за другими право быть иными? Откуда эта жажда убивать всех, кто хоть чем-то отличается? Стая ни разу не покидала границы Умара для убийства или мести. Ни разу не объявляла войну. Но что это дало? Их все равно ненавидели, рассказывая о них нелепые небылицы. С другой стороны жуткие рассказы, бродившие по всему Биргеру и его окрестностям, не могли полностью быть ложью. Выходит, и вправду появились волки, убивающие людей, и это — проклятые. Хотя странно: проклятых можно встретить в неделю полнолуния, ночью, а рассказывают об убийствах, совершенных средь бела дня… Другое заклятие? Ранели нахмурила брови, глаза сверкнули желтым светом — она не любила загадок. Если бы не личные проблемы, она бы узнала, что произошло, но пока…

Пока она досадовала на себя за то, что поверила глупым россказням о священнике, который видит любого человека насквозь и может не только предречь, что тебя ожидает, но и подсказать, как уйти от судьбы. Зачем рисковала жизнью, чтобы попасть в Биргер? Не стоило верить в глупые сказки. Среди людей не может быть чудо-священника. Люди уже давно не почитают Эль-Элиона как должно, Бог не может говорить с ними. А если и может, то она-то не человек. Эль-Элион дает священника людям, чтобы тот пророчествовал о людях. А оборотням даны храмы, где каждый может услышать голос Божий.

Ранели досадовала на священника за то, что этот шарлатан, дурачит простаков. Вместо слов истины, которые могло бы спасти заблудшие души, рассказывает анекдоты. Прихожане верят, что весь этот бред имеет какой-то смысл. Они уходят из храма и всю неделю размышляют, что же имел в виду священник, рассказав притчу о пьяном попугае.

Досадовала на сокола. Почему, когда ей это не нравится, он постоянно крутится рядом. А теперь, когда она так ждет, птица исчезла. Словно все делает назло.

Ранели вышла из леса на дорогу. По ту сторону до самого горизонта простиралась поле. Девушка еще раз осмотрела небо. Не только сокола не видно — птицы куда-то подевались. Пришлось укрыться в лесу.

В памяти всплыли высокие двери храма в Биргере. Не дубовые ворота, обитые металлом, какие бывают у богатых горожан, а цветные витражи, обрамленные деревом. Будто и не двери, а картина, воссоздающая сотворение Гошты. Как обычно в таких случаях запечатлены руки Творца и планета. Свет, дождем льющийся с небес из двух прозрачных ладоней на зелено-голубой шар. В храмах оборотней ничего подобного не встретишь. "Чтобы ничто не мешало услышать голос Эль-Элиона", — наставляли князья молодежь. Боль души из-за увиденного места казни тут же утихла. Сердце наполнилось покоем.

Входя в храм, она накрыла голову прозрачной накидкой — по обычаю людей. В прямоугольном зале с высоким полукруглым потолком по обе стороны располагались гигантские окна с такими же витражами, как на дверях. Они последовательно изображали сотворение духов; восстание духов; сотворение людей; восстание людей; несколько эпизодов из жизни древних священников — тех, кого Эль-Элион посещал лично и дал им необыкновенные способности. Мир в сердце постепенно сменялся восторженным благоговением, священным трепетом перед лицом кого-то очень доброго и могущественного. Многие из воссозданных в витражах историй, ей рассказывали дома. Вот только священников у оборотней никогда не было. Они учили, что Эль-Элион разговаривает с каждым лично. Надо всего-навсего желать услышать Его. Ранели очень желала, но никогда не слышала. От этого она начала сомневаться, что кто-то вообще из стаи говорил с Ним. А что если правы люди, которые утверждают, что лишь к священникам обращается Эль-Элион? Ранели пришла сюда, чтобы узнать истину.

Цохар — местный священник, сидел на возвышении. Обычно служители храма утром и вечером выходили к народу, произносили проповедь, раздавали благословение. Но паломничество к этому священнику никогда не прекращалось. Люди жаждали услышать волю Эль-Элиона о своей судьбе. Поэтому Цохар сидел на амвоне с шести утра до девяти вечера, иногда прерывая общение со страждущими для того, чтобы принять пищу.

Отвлекшись от цветных окон, Ранели отрешенно рассматривала спины прихожан, выискивая место, где удобней протиснуться вперед. Затем ловко лавируя и расталкивая локтями особо упрямых, она стала пробираться сквозь толпу. Слишком мало времени, чтобы ждать, когда народ разойдется. Ей надо получить ответ немедленно и как можно скорее покинуть город, ставший опасным для оборотней. Приближаясь к Цохару, она отчетливо слышала голос — густой баритон. Внимать ему приятно, если не вдумываться в смысл сказанного.

— Шел бы ты домой, отрок. Еще минуту простоишь, и отец твой башку тебе снесет по возвращении за то, что шлешься неизвестно где вместо того, чтобы строгать и пилить, как он повелел. А ты куда? Ты, старче, стой. Я тебе говорил, чтобы не женился на молодой? Говорил? Теперь вот стой тут целый день. Нечего молодой жене мешать. Может, у нее дело какое секретное, а ты домой намылился. Стой столбом. И слушай, что другим говорю. Авось и ты поумнеешь. Притчу сказать? Сказать? Ну, слушайте. Деревенский кузнец сказал новому подмастерью: "Сейчас выну из огня подкову. Как кивну головой, бей по ней молотом". Так новичок-подмастерье сразу стал кузнецом.

Ранели не выдержала и прыснула. В тишине храма смешок прозвучал особенно громко. Все озадаченно обернулись. Священник привстал, чтобы рассмотреть нарушителя спокойствия. Девушка-оборотень смотрела открыто и смело: "Я тебя разгадала. Ты притворяешься мудрым, а на самом деле…"

— Кого я вижу! — воскликнул Цохар. — Нечеловек, что притворяется человеком…

Дыхание Ранели замерло. "Он знает, что я — оборотень?" Девушка беспомощно оглянулась. О побеге не могло быть и речи — она была сжата толпой со всех сторон. Самое время схватить ее, чтобы казнить на площади…

…Ранели снова окинула взглядом небо в поисках сокола, но безрезультатно. Куда же он подевался? Как его позвать? Не кричать же на весь лес…

Она побледнела как облако, когда священник брякнул, что она не человек. Цохар это сразу заметил и хитро прищурился. Взгляд Ранели тут же изменился — потемнел, стал угрожающим. Она не собиралась безропотно ждать, когда ее потащат на костер. Если люди попытаются сделать это — она тоже убьет нескольких. Девушка приготовилась к обращению, но священник подмигнул ей:

— Я всегда говорил, что женщина не человек, а лишь притворяется человеком. Человека Эль-Элион сотворил первым, как только первосозданная планета вышла из-под Его рук. И только позже, когда человек обошел свои владения и дал имена зверям и птицам, повторяю: только после всего этого Эль-Элион сотворил женщину. А стало быть… — Ранели заносчиво улыбнулась. — Я вижу, ты не боишься меня, детка? — обратился священник к ней. — Ну-ка, иди сюда. Посмотрю в твое бесстыжее лицо, — девушка смело пробралась вперед. Теперь прямо перед носом торчали колена священника, покрытые белым льняным облачением. Пришлось взглянуть вверх, чтобы встретиться с лукавыми темными глазами. — Так-так… — промолвил он, ухмыляясь в густую черную бороду. — Зачем пожаловала, красавица? — и, не давая времени для ответа, продолжил. — Удивляюсь я: зачем приходят ко мне те, к кому Эль-Элион Сам приходит? Зачем, скажи мне?

На этот раз Цохар действительно ждал отклика. Ранели поиграла бровями.

— Он приходит, да ведь не говорит ничего! — смеясь, ворковала она.

— Трудно сказать что-то тому, кто не хочет слышать, — Цохар, передразнивая, тоже поиграл бровями и рассмеялся. — Если я тебе скажу, ты захочешь ли услышать?

— Эх, кабы знать, что Вы истину говорите, господин священник, так я бы…

— Истину! — скривился Цохар. — Истина ей нужна! Не-е-ет. Тебе гарантии нужны. Ты хочешь каждый шаг выверить. Да ведь гарантий тебе и Эль-Элион не даст. Все в твоих руках, детка. Пойдешь налево — и беду, и радость встретишь. Пойдешь направо — и беду, и радость встретишь.

— Не пойму я, о чем вы… — надула губки Ранели.

— Не поймет она… Вот и всегда у тебя так. Как по шерсти волчицу гладишь, так все она понимает, а как против шерсти, так сразу глухая и слепая делается.

Снова забилось у Ранели сердце часто-часто. Неужели знает священник? А он подмигивает.

— Каждая женщина в душе волчица. А тебе вот что скажу. Раз уж ты легких путей ищешь, хочешь, чтобы все было прозрачно… Надо тебе найти зеркало будущего, что спрятано у скованного мага по имени Намжилдоржи. Лес, в котором он обитает ныне, не так далеко, да ты в нем ни разу не была. Охраняет того мага чудовище. Никого не пропускает, кроме того, кого маг пустить хочет. Доберешься до мага — на все вопросы ответы найдешь, потому что зеркал много: одно будущее покажет, другое — прошлое. Одно счастье твое, другое — несчастье. Одно страны запредельные, другое — дом родной. Одно душу твою, другое — тоже душу. А уж какая твоя душа — тебе решать. Все-все узнаешь… Если маг, конечно, захочет пропустить тебя, а не скормит своему чудищу, — теперь Цохар захихикал. Очень уже понравилось, как запутал Ранели. Она стояла перед ним, озадаченно открыв рот и чувствуя себя полной дурой.

Внезапно священник посерьезнел:

— Че встала? — спросил грубо. — Поняла — не поняла, иди-ка уже отсюда. Нечего тебе здесь делать. Свой храм имеешь — туда и ходи, — видя, что Ранели никак не придет в себя, нахмурился и топнул ногой. — Иди отсюда говорю! Чую, костер на площади разожгли, паленой шерстью пахнет!

Девушка, наконец, опомнилась и быстро протиснулась сквозь толпу. За спиной слышался веселый голос:

— А хотите еще притчу? Как-то пьяный попугай…

От воспоминаний отвлек клекот. Она оглянулась. Сокол сидел недалеко на ветке и косился черным взглядом.

— Неужели… — пробормотала девушка и шагнула ближе к птице, не глядя в черные глаза. Когда расстояние между ними сократилось до локтя, она произнесла. — Здравствуй, сокол. Нам надо срочно встретиться. Буду ждать тебя в Сальмане в нашей таверне.

Сказав это, послала птице воздушный поцелуй, после чего немедленно скрылась в лесу.

27 юньйо, 5068 года от сотворения Гошты, Западный тракт, город Биргер в трех шаврах от границы Энгарна.

К вечеру полил дождь. Капли соскальзывали с кожаной куртки, но шляпа и брюки быстро промокли, стало зябко.

Ялмари впервые путешествовал так долго. Все тело начало болеть, весь день он буквально заставлял себя ехать. Дождь, поливший после пяти вечера, небеса видимо дали в дополнительное испытание. До сигнальной башни оставалось еще добрых четыре часа пути, а до Биргера — небольшого, населением тысяч в тридцать, города — рукой подать. И все же он бы поехал дальше, чтобы, как и планировал, переночевать в башне, если бы не внутренний голос. Это побуждение, возникающее иногда в душе человека, в Энгарне называли голосом Духа, подразумевая, что добрый Дух может подсказать тебе, как поступить. Лесник называл это даром предвидения. В его жизни, он проявлялся нечасто, но никогда не обманывал. Что-то внутри уверяло — он узнает что-то важное для его миссии в Биргере. Ялмари пришпорил коня — надо поторопиться, чтобы успеть до того, как закроют ворота.

Город в дождливый вечер выглядел мрачным и неприветливым. Таким же, как и стража. Воины, заметив запоздалого путника, не оживились, все так же стояли под небольшим навесом, настороженно всматриваясь во всадника. Десятник взглянул из-под бровей.

— Поздно ездите, сударь, — недружелюбно пробубнил он. Кожаный плащ защищал от дождя, но не от холода: воин зябко поднимал плечи. Может, от этого и говорил так раздраженно. — Уже ворота закрывать собирались. Платите быстрей, — он указал на сидевшего у ворот мытаря.

Ялмари спешился, заплатил подорожный налог и хотел ехать дальше, когда боковым зрением заметил кое-что интересное — десятник спрятал в карман какой-то камень. Лесник заинтересовался. Он давно слышал о магических камнях, внешне похожих на булыжник, но легко "впитывавших" заклинание. Если окропить такой камень кровью оборотня или вампира и произнести наговор, он начинал светиться мягким голубым светом при приближении этих существ.

— Туммим? — конкретизировал лесник выводы.

— Туммим, — насупился страж и нашел нужным объяснить. — Времена неспокойные. Всех проверяем.

— Ясно, — Ялмари задумался. Стражи закрыли ворота. Издалека доносился стук подкованных сапог — десяток "волков", шел на смену дневной страже. — Сударь, можно вас на минуточку? — лесник сделал знак десятнику. Когда они отошли в сторону, Ялмари незаметно предъявил золотую монету. — Вы не подскажете, где мне можно остановиться в городе?

— Отчего не подсказать? — теперь десятник смотрел с некоторой завистью. — Сейчас сменимся, по дороге в казарму и покажу.

Ялмари отошел в сторону, подождал смены караула. Мытарь, собрав деньги, исчез куда-то с охраной. Десятник скомандовал своим людям. Солдаты отправились вперед, а он чуть приотстал, чтобы поговорить с особым посланником королевы. Лесник вел лошадь в поводу. Сильный дождь прекратился, только легкая морось холодила лицо.

— Вам действительно нужна гостиница? — начал разговор десятник.

— Да. Но не только. Что здесь происходит? Кто дал страже туммим?

— Городской совет. Приказали всех проверять.

— И как успехи?

— За месяц выловили и сожгли трех оборотней.

— И все?

— А что еще?

— Туммим заряжен на оборотней? Есть угроза? Вампиров не ловили?

— Не ловили, — десятник растерялся. — Мы не спрашивали, на кого заряжен камень. Я так думаю, на вампиров тоже. Город полон слухов о том, что кровососы появились. Да и маги из Кашшафы захаживают. Я так думаю и на магов заряжен.

— Туммим против магов бессилен, нужен второй камень — урим, — заметил Ялмари. — Второй камень не давали?

— Нет, — вопросы Ялмари ставили десятника в тупик. — Даже и не упоминали про второй камень. Дорого наверно.

— А вы тщательно проверяете входящих? Можно проскользнуть?

— Можно, — скривился страж. — Это ночью все просто — вы приехали один, я подошел и проверил. А если идут купцы или граф устраивает торжественный въезд. Где тут уследишь? Иногда мытарю дадут на лапу — он нам велит пропустить без проверки. Мы и не настаиваем — чай не королевский указ, городской совет тревожится. Вот если бы Полад приказал, тогда да.

Они шли по центральной улице, относительно чистой и светлой. Фонари горели на стенах домов. Они с каждым лавгом становились выше и богаче. Некоторые будто недавно отремонтированы, декорированы вычурной лепниной. Лесник невольно сравнивал эти хоромы с королевским дворцом. Кашшафские захватчики не поскупились на украшение дворца, но там все сделано со вкусом, так что радует глаз. Удивительно, что богатые ремесленники и аристократы не доверяют готовить еду плохому повару, но легко отдают дом в руки плохому архитектору. Или Энгарн все еще отстает в строительстве от враждебного соседа?

Ялмари проанализировал всю полученную информацию. "Все знают, что появились вампиры, оборотни и маги. Но выдают только один камень, значит, ловят оборотней или вампиров. Случайно? Намеренно? Или никаких загадочных смертей вообще не было, а кто-то старательно распространяет слухи? Или еще хуже — кто-то управляет городом за спиной Полада и королевы?"

— А смерти от вампиров и оборотней расследовали? — осведомился Ялмари после паузы.

— Те, что в городе — расследовали, — пожал плечами страж. — Деревни — это уже забота капитана Махли. Но какое может быть расследование? Кто еще оставляет на шее человека дыры? Кто резвится, разрывая трупы на части, съедая внутренности? Посмотришь на убитых и сразу понятно, кто здесь побывал…

Ялмари невесело усмехнулся.

— Ясно. Спасибо, десятник. Подскажи теперь мне таверну. Сильно дорогая не нужна, а вот такую, где я мог бы побольше услышать.

— С этим просто. В следующий переулок свернете, и через лавг наткнетесь на забегаловку. Там и комнаты сдаются. Только не больно там любят нашего брата.

— То есть? — уточнил лесник.

— То и есть. Во многих тавернах "волков" отказываются обслуживать. И заставить мы не можем. Если узнают, что вы… В общем, если что приходите к нам. Казарма возле ратуши, — раздался бой часов на здании городского совета — пробило половину десятого. — С капитаном встретитесь? — поинтересовался десятник.

— Может, позже. Не говори пока никому, о нашем разговоре, — Ялмари вскочил на коня. — А старейшину вашего как зовут? Где его дом?

— Дом старейшины Елеу мы уже миновали, — воин обернулся, — вон тот, видите? С каменными рожами над входом. Хотите его посетить?

— Может быть завтра. Хорошо, я пойду. Доброго отдыха, десятник.

— Доброго отдыха, сударь.

Ялмари заметил узкий проход и, оседлав лошадь, свернул туда. Улочки, ответвлявшиеся от главной, были узкими, темными и вонючими как в любом городе Энгарна. "Интересно, — мелькнула мысль, — в Кашшафе тоже так или научились чистоте?" Вдоль домов текла река помоев. Рядом резвилась свинья, Ялмари осторожно объехал ее. Города специально содержали чушек, чтобы хоть немного "прибирались" на улицах, но их усилий не хватало. У Ялмари, привыкшего к чистому воздуху леса, закружилась голова. Внезапно наверху распахнулось окно, звонкий голос прокричал:

— Помои! — и следом выплеснулась грязная вода с овощными очистками.

Он еле успел придержать коня. "Положено ведь трижды прокричать!" — подумал недовольно. Еще немного постоял, тронул бока скакуна.

В конце улочки слышались пьяные голоса, музыка. Кажется, скоро он сможет, наконец, поесть и выспаться.

Стоило въехать во двор таверны, как подбежал мальчик, взял лошадь под уздцы. Ялмари подхватил небольшую дорожную сумку и вошел внутрь.

Небольшой зал встретил звоном посуды, веселым говором и пьяными песнями. Он снял шляпу, поискал свободное место.

— Можно? — поинтересовался у ремесленников. Судя по внешнем виду, они принадлежали к обувному цеху и заглянули сюда сразу после работы. Мужчины окинули его взглядом и отвернулись. Ялмари счел это за согласие и, устроившись на скамье, положил рядом суму и стал ждать девушку. Снимать куртку пока не хотелось — еще не согрелся.

Служанка подлетела, как дворняжка, встречающая хозяина — того и гляди, на него лапами бросится. Девушка — молоденькая, лет пятнадцати — наклонилась, выставляя на показ упругую грудь, чуть прикрытую платьем:

— Что желаете, сударь?

— Много хорошо прожаренного мяса.

— Вина?

— Васаг есть? — заказал он единственное вино, которое мог пить — непереброженая смесь из трех сортов винограда. Стоило оно довольно дорого даже на западе Энгарна, в краю виноградников.

— Васаг? — брови малышки поползли на лоб. — В нашей забегаловке такого не пьют. Могу разбавить водой пиво.

— Тогда лучше воды. И еще мне нужна комната.

— Только комната? — она игриво покачала бедрами, но желаемой реакции не увидела и потому поджала губы. — Сейчас все принесу, сударь.

Ялмари повернулся к столу и с изумлением заметил, что и тут его проверили. Сидевший рядом с ним подмастерье быстро передал другому туммим и отрицательно помотал головой. Вот так-так. Страже у ворот особенно не нужно стараться, раз такие камни есть у каждого ремесленника.

Убедившись, что Ялмари — человек, парни склонились друг к другу и возобновили беседу.

— …И вот вышли они за деревню, Гулизар с парнем заигрывает, она девушка горячая была. У мертвого встанет. Парень на нее смотрит, глаза горят. Она-то считала, он уже созрел, быстрей пошла, чтобы увести его подальше в лес, чтобы никто им не помешал значицца. Ну, и увела. Нашли ее через три дня. На труп смотреть страшно было, как это чудище над ней глумилось. Грудь, живот, горло, щеки — все изгрызано. А ты говоришь — вампир. Я вам скажу: первый признак оборотня — глаза у него горят. А туммим не всегда срабатывает.

— А у вампира? У вампира горят глаза? — замирающим шепотом поинтересовался подмастерье, что сидел рядом с Ялмари.

— Вампира, ты ни с кем не спутаешь. Это такое страшило! Если и спасешься — заикою останешься. Сам черный, глаза красные, ногти — во! — он раздвинул руки чуть ли не на два локтя. — У него клыки длинные, чтобы прокусывать кожу легче было. Аж до подбородка достают! — авторитетно заявил рассказчик.

"Одни басни, — сморщился лесник. — Кому эти басни нужны? Кто хочет, чтобы они распространялись?.. Что-то долго нет еды", — Ялмари оглянулся — к нему направлялся хозяин: жирная тушка на тонких ногах. Подошел к столу, демонстративно крутя в руках два камня: в этой таверне хранили полный набор, могли поймать и оборотня, и мага. Скорей всего и вампира. Кулак размером с маленькую дыню опустился на стол:

— Вот что парень, — хозяин навис над Ялмари. — Шел бы ты отсюда. Мы "волков" не обслуживаем.

Таверна затихла. В тишине хлопнула дверь — кто-то спешно покинул зал.

Лесник встал:

— Но с чего вы взяли…

— У нас глаз наметанный, — прищурился хозяин. — Да и васаг никто кроме "волков" не пьет.

"Шереш меня раздери! — разозлился Ялмари на себя. — Так глупо проколоться" Теперь надо было сохранить лицо.

— А не боитесь так открыто?

— Я, сынок, ничего уже не боюсь, — оскалилась туша жирными губами. — После того, как моего сына вампир высушил, а "волки" подойти боялись… — он умолк. — Да и мы не в столице, — тон стал угрожающим. — Кто знает, увидишь ли ты еще своего капитана. Убирайся, отсюда! — глаза превратились в щелочки, мужик наклонил голову — будто бык, перед тем как броситься.

Ялмари надел шляпу, кинул на стол монету:

— За кормежку коня.

Лицо хозяина налилось кровью.

— Мне не нужно твоих поганых денег. Убирайся быстро!

Но лесник не дрогнул лицом, подобрал сумку и направился к выходу, спиной чувствуя взгляды.

Постоял у конюшни. "Полный провал. Раскрыли буквально с первого слова. В сторожевой башне у "волков" картошку руками ел, чтобы не раскрыть себя, а здесь васага потребовал! Хорошо еще не догадались, что о моем истинном статусе, подумали, что рядовой "волк".

По всему выходило, что ближе к границе действительно творится что-то неладное. Надо бы навестить старейшину. Поздно, конечно, для визита, но что поделать? Лук взял с собой — вряд ли пригодится в городе, но тут могли украсть. Для защиты же пригодится короткий меч, который Ялмари всегда держал в кожаных ножнах под курткой. Ялмари прикрепил его так, чтобы не мешал при ходьбе и был незаметен для собеседника.

Лесник закинул котомку на плечо. С благодарностью посмотрел на небо — дождь закончился. Розовая луна, разогнала тучи, чтобы взглянуть на город, но ее силы не хватало. Свет луны терялся из-за уличных фонарей. Но это и к лучшему — Ялмари не любил полнолуния. А как представишь, что оно будет длиться еще почти неделю, так тоска берет. Он завидовал людям, которые не испытывают на себе влияния ночного светила. На него луна действовала слишком сильно.

Он оставил коня в негостеприимной таверне. Лошади надо отдохнуть. Утром если что, пошлет десяток — заберут, никто и не пикнет. Тем более, вопреки желанию хозяина, за ужин и лошадь он заплатил.

Темные улочки встретили той же вонью. Ялмари ускорил шаг, чтобы быстрее выйти на главную улицу.

…Из-за обилия запахов он чуть не попал в засаду. В последнюю минуту почувствовал чье-то присутствие. Резко присел, одновременно уходя влево — меч скользнул по куртке. Выхватил клинок и повернулся лицом к врагу, отбрасывая в сторону сумку. Тут же вспомнил — этот человек, одеждой и внешностью (небольшая бородка и длинные до плеч волосы) походивший на зажиточного лейнского купца, был таверне. Наверно, он-то и вышел, пока Ялмари с хозяином разговаривал.

Не давая леснику опомниться, мужчина наступал, двигаясь из стороны в сторону, и беспрерывно нанося удары. Меч у него оказался длиннее, лесник едва успевал парировать быстрые выпады. Рукоять меча крутилась в ладони — это тебе не тренировки в лесу со старым другом, а серьезный противник.

Нападавший словно услышал мысли Ялмари.

— Я всю войну прошел, сопляк. Это тебе от старейшины Елеу, — он нанес внезапный колющий удар. Лесник наклонился, меч чиркнул по куртке.

Ялмари сохранял спокойствие — эта встреча, так же как и разбойники в лесу, по большому счету ничем не грозила. Ничем, кроме разоблачения. Он отступал и парировал удары.

— Ты быстр и силен, — усмехнулся бандит. — Но не быстрее меня! — он метнул нож.

Ялмари отклонился, но нож задел щеку, тут же подставил меч, защищая грудь. Бородач остолбенел от недоумения:

— Да ты не…

Договорить он не смог. Лесник крутанул клинком и меч нападающего, сверкнув, отлетел к стене, а противник схватился за перерезанное горло и, захрипев, упал на мостовую. Чуть-чуть не рассчитал удар, но другого выбора не оставалось. Ялмари с сожалением посмотрел на труп. "Волки" бы разобрались, как он связан со старейшиной, а теперь придется выяснять самому. Он оглянулся, кажется, никто не наблюдал за сражением и это к лучшему. Лесник надел шляпу глубже и продолжил путь.

Через четверть часа — он слышал, как городские часы, ударили один раз — Ялмари стоял у дома старейшины. В парадную дверь заходить не стал. Лучше это сделать с черного входа. Слуги почти никогда не запирают там дверь.

Нашел небольшой дворик с задней стороны дома. С забора бросил несколько камней внутрь двора — собаки не лаяли. Следовательно, в дом удастся проникнуть без шума. Осторожно спрыгнул на землю. Еще раз огляделся.

…Он бесшумно поднимался по лестнице. Спальня должна находиться на втором этаже. Если старейшина спит, то он там. Приоткрыл ближайшую дверь, пахнуло духами. "Ошибочка. Явно женская спальня". Прошел дальше. "А тут?", — на большой кровати свернулись клубочками два крошечных тельца. Детская. Следующая комната определенно то, что нужно.

Лесник скользнул внутрь, подошел к кровати. Опять неудача — кровать пустовала. "А старейшина-то ночная птица — еще не спит. Где же его искать? В кабинете? Или он ушел куда-то по делам?"

Для начала проверил кабинет. Дверь туда не закрыли полностью, на полу виднелась полоска света. "Старейшина дома. Теперь надо немного напугать его", — Ялмари снял шляпу и шагнул в комнату.

— Добрый вечер, старейшина Елеу, — проговорил вкрадчиво.

Старейшина — седой старик, с большими залысинами впереди и длинными волосами позади, моментально побледнел, губы затряслись. Он узнал, кто посетил его с одного взгляда. Старик открыл рот — хорошо, что дыхание перехватило, а то бы перебудил весь дом.

— Не кричите, — предупредил Ялмари, доставая меч. — Кричать бесполезно, все равно помощь не успеет. Вы ведь хотите жить? — дождался утвердительного кивка, шагнул еще ближе, медленно подошел к столу. Лесник знал — в таких случаях спокойный тон звучит страшнее, чем угрозы. — Вы знаете меня? — старик, все так же дрожа, помотал головой. — Удивительно… Мне сегодня передали привет от вас, — взял стул, подвинул к столу. Теперь они сидели напротив. — Я надеялся, что вы мне объясните, что происходит в Биргере. Почему ловят оборотней? Не дрожите так. Мне нужны ответы.

— О-они у-би-вали, — заикался Елеу, не сводя глаз с Ялмари. — М-мы хотели за-щититься.

— Кто видел, что убивали именно оборотни?

— Н-но это же понятно…

— Выходит, никто не видел, — подвел итог лесник. — Кто дал вам камни? Туммимы, — уточнил он. — Где вы взяли столько камней? Мне кажется, трудно найти дом, где не было бы туммима, — зрачки Елеу сузились почти до точки. Еще немного и старик умрет от страха. — Спокойней, — увещевающее произнес Ялмари. — Я же сказал, мне нужны ответы, а не ваша жизнь. Так кто дал камни?

— Маг.

— Из Кашшафы? — вопрос был риторическим. В Энгарне маги не жили, страну защищали священники. И все же Ялмари опять подождал, пока Елеу подтвердит, преодолевая ужас. — То есть вы связались с врагами Энгарна, так? "Волков" у вас ненавидят, а кашшафских магов привечают. Это заговор, старейшина?

— Нет! Мы верны королеве. Полад хочет захватить трон, поэтому мы… Маг защитил нас, чтобы мы не умирали в пасти этих тварей. То есть… извините… Мы писали в Жанхот, но никто не спешил помочь нам. "Волки" бессильны, они не хотят ловить оборотней или не могут. Может, Полад связан с этими убийствами! Что нам было делать? Нам предложили помощь, и мы приняли ее.

— Последний вопрос, — Ялмари встал, облокотился на стол, навис над стариком. — Как мне встретиться с этим магом? Когда он будет здесь? Ведь он заходит к вам?

На старейшину было жалко смотреть. Губы начали синеть, он чуть не кивнул, но опомнился, встретив взгляд Ялмари.

— Я-а н-не з-зна-ю, — проблеял старик. — Он н-не го-во-рит…

— А если подумать? — Ялмари наклонился еще ниже.

— Н-не зна-ю, — затрясся Елеу. — Н-не знаю!

— Я спрашиваю последний раз, — совсем тихо, и так близко к лицу, что чувствуешь несвежее дыхание изо рта.

— Н-не знаю! — закричал старейшина.

— Ты не меня ищешь? — внезапно послышалось из-за спины.

Ялмари резко обернулся и больше не мог шевельнуться — будто тугие веревки опутали все тело. Руки и ноги не повиновались. Возле шкафа стоял человек в длинном сером балахоне. Капюшон полностью скрывал лицо. Одна рука вытянута вперед. Лесник почувствовал, как сдавливает горло, словно тисками. Кровь прилила к лицу, он задыхался.

Он ничего не видел, но прежде чем он потерял сознание, хватка на горле несколько ослабла. Лесник с хрипом глотнул воздуха, оттопырил рубашку, облегчая дыхание. Когда круги в глазах прошли, Ялмари очутился в другой комнате без мебели и окон. Со всех сторон темно-коричневые стены. Вместо потолка из неведомой вышины в центр комнаты падает круг света. Лесник еще пошевелил руками и ногами, чтобы убедиться, что тело вновь повинуется. Оглянулся — позади тоже не нашлось ни окон, ни дверей.

— Я хотел, чтобы ты почувствовал насколько я сильнее тебя и не сопротивлялся, — произнес маг, по-прежнему стоявший в двух тростях перед ним. — Тебе не нужна жизнь старейшины. Мне не нужна твоя жизнь. Пока. Я хочу поговорить. И ты ведь меня искал, не так ли? Или ты мечтал со мной сразиться? — в голосе послышалась насмешка.

Под капюшоном чернела такая тьма, что Ялмари казалось, будто мага там нет, и он разговаривает с невидимкой.

— Кто ты? — прохрипел Ялмари — горло еще саднило.

— Для тебя я — маг Загфуран. Но можешь мне поверить, я намного больше чем маг. Хочешь еще о чем-то спросить?

— Что тебе нужно?

— От тебя лично? — маг явно издевался. — Эту тайну я тебе не открою. Ты будешь орудием в моих руках и сам не догадаешься об этом. Это страшно, да, Ялмари? Да-да, я знаю твое имя. Я вообще все о тебе знаю особый посланник королевы. Куда бы ты ни пошел, я буду следить за тобой. И ты исполнишь мою волю, хочешь ты этого или нет.

— Не надо меня запугивать, — Ялмари вскинул голову.

— Запугивать? — всплеснул руками маг. — Запугивал я тебя раньше, когда душил. А сейчас рассказываю, что буду делать. Еще хочешь послушать? — и продолжил, не дожидаясь согласия. — Я сообщил, что планирую относительно тебя. А теперь послушай о своей стране. Я посещу каждый город один за другим. Полад оглянуться не успеет, как окажется один одинешенек в окружении врагов. "Волки" не помогут. Когда вся страна восстанет, "волков" сметут быстро. Полад, возможно, попытается найти союзников. И… не найдет. Я позабочусь о том, чтобы куда бы он ни обратился, всюду встретил ненависть. Закончится дело тем, что он не найдет укрытия нигде: на него объявят охоту, будут травить, пока не уничтожат. И он умрет в одиночестве. Королева не заступится за него — побоится за детей. А если попытается спасти — погибнет вместе с ним. Тогда в Энгарне наступит новый порядок. Тот, который нужен мне. Каждый, кто будет в дружбе со мной — получит исполнение мечтаний. Кто посмеет встать на пути, будет уничтожен. Как тебе такая картина?

Ялмари не отвечал.

— Ты очень громко думаешь, особый посланник, — заметил Загфуран. — Ты думаешь, что многие пытались завоевать Энгарн, но Полад победил всех. Но, поверь, с таким противником, как я, он еще не сталкивался. Никто из магов не сможет противостоять мне. Не говоря уже о ваших ослабевших священниках, сохранивших гонор и растерявших всю силу. Это ты, надеюсь, не будешь отрицать? — повисла еще одна пауза. — Теперь ты думаешь, зачем я рассказываю тебе о своих планах, если так уверен в победе. Есть одна причина для этого. Ты не похож на других. Ты ищешь истину. Я знаю, что ты прочел довольно много книг по богословию, ведь так? Скажи мне, кто сотворил Гошту? Откуда появилась планета, на которой ты живешь?

Теперь молчание длилось дольше. Маг ждал.

— Я не знаю, — проговорил он.

— Чудесный ответ! — обрадовался маг. — Он говорит о том, что я в тебе не ошибся. Опроси всех в Энгарне, Лейне или Кашшафе, посети все три материка Гошты и задай тот же вопрос — и вряд ли найдешь хоть десять человек, которые ответят так, как ты. Все как один в этом мире поклоняются Эль-Элиону. И все уверены, что именно Он сотворил Гошту. Но ты так не считаешь. Почему?

"Быть откровенным с ним? — размышлял Ялмари. — Почему бы и нет… Это всего лишь мои мысли, в них нет государственной тайны. И вряд ли придет еще день, когда я найду человека, с которым смогу обсудить свои выводы".

— Если Эль-Элион сотворил Гошту… — неуверенно начал он, — тогда именно Гошта первосозданная планета. А я в этом не уверен.

— Почему же? — весело поинтересовался маг.

— Ты ведь знаешь, что написано в священных книгах, — Ялмари приподнял брови. — Сначала Эль-Элион сотворил духов. Это были послушные слуги, смысл жизни для которых исполнять волю Создателя. Но Эль-Элион не остановился на этом. Он сотворил первосозданную планету. Сотворил, для того чтобы населить ее разумными существами другого вида — людьми. Это уже не духи. Они имеют плоть. И они носят в себе частичку Эль-Элиона — наделены даром творить. От них произошли другие миры. Множество миров. Почему я уверен, что Гошта — не первосозданный мир? Я вижу людей, которые живут здесь. Я знаю многих из них и не верю, что они несут в себе частичку Эль-Элиона. Большинство из них интересует какие-то мелкие интересы: скопить много денег, одеть, накормить, пристроить детей. Они не творцы. Но это второе. Первое, о чем я подумал: если бы Гошта была первосозданной планетой, той, что вышла из рук Эль-Элиона, тогда в ее священных книгах не было был сказано о других творцах. Зачем? Главное, что нужно знать ее жителям: их сотворил Эль-Элион. До всех остальных миров, им нет никакого дела.

— Ты в этом уверен?

— Почти.

— А почему тогда на Гоште не поклоняются никому кроме Эль-Элиона?

— Мне кажется, тот, кто создал Гошту, все очень доступно записал в священных книгах. Он творец, но как бы младший творец. Он считает, что истинный повелитель всех миров — Эль-Элион, потому что только Он сможет справиться с духом — Шерешем, поднявшим восстание и принесшим зло во Вселенную.

— Ты молодец, — одобрительно кивнул маг. — Ты не представляешь, насколько близок к истине.

— Откуда ты можешь знать об этом? — иронично осведомился Ялмари. — Может, ты знаешь того, кто сотворил Гошту?

— Нет, не знаю. Но скоро познакомлюсь, — осадил его маг. — Скажи еще. Ты уверен, что надо сидеть и ждать, когда Эль-Элион наведет порядок в мире? Уверен, что он не поручил это нам? — на этот раз Загфуран задал риторический вопрос — маг сразу продолжил. — Знаешь, что мне нравится, в религии Энгарна? Это единственная страна, которая учит, что Эль-Элион не так далек от людей, как им кажется. У вас учат, что однажды Эль-Элион заходит в дом к каждому человеку, принимая образ простого смертного. Ты можешь угадать день посещения, и получить блаженство от Его руки или не угадать, и до конца дней прожить в тоске. Ты смеешься. Я тоже не верю в эти сказки. Эль-Элион посещает Гошту — ничего забавнее невозможно придумать. Но я верю в аллегорию, которую представляют эти истории. Эль-Элион может говорить к людям через тех, кто знает Его волю. Я говорю не о священниках, которые слишком запутались в богословии. Я говорю о тех, кто знает больше священников. Кому подвластны пространства между мирами, кто пришел с первосозданной планеты. Когда такой человек приходит в дом, это можно считать пришествием Самого Эль-Элиона. И слова такого посланника — слова Бога. Отвергнуть его — это отвергнуть Творца, — маг постепенно повышал голос. — Сегодня Эль-Элион говорит к тебе, — веско закончил он.

Ялмари невольно почувствовал волнение. Неужели это правда? Неужели этот маг в балахоне один из первосозданных? Он заставил себя успокоиться. Проверить его слова можно одним способом…

— И ты покажешь мне первосозданной мир?

— Может быть, — согласился Загфуран. — Если ты принесешь обет ордену Света, станешь посвященным минервалсом, однажды ты сможешь увидеть Храм, находящийся в первосозданном мире.

Лесник расставил точки над "i":

— Я правильно усвоил: обет я даю сейчас, а Храм увижу, когда-нибудь, когда ты или кто-то другой сочтет нужным?

— Да. Необходимо доверять мудрости ареопагита. Он знает, когда ты готов посетить Храм.

— Ты очень наивен, если считаешь, что я поверю таким обещаниям.

— Жаль. Я надеялся, что в тебе хватит веры… Вот ведь парадокс — для того чтобы увидеть Храм, надо иметь огромную веру, но большинство из тех, кто ее имеет, очень недалекие люди. А как только найдешь по-настоящему мыслящего человека, оказывается, что у него проблемы с верой, — в рассуждениях мага слышалась неподдельная печаль. — Закончим нашу увлекательную беседу. Я сказал достаточно. Тебе будет, о чем подумать.

— Подумай и ты, — осмелел Ялмари. — Я поверю в то, что ты один из первосозданных не раньше, чем увижу другой мир. Но и тогда я не могу обещать, что буду повиноваться тебе и таким как ты. Сначала я должен быть уверен, что ты действительно несешь свет, а не разрушение. То, что я услышал в начале…

— Тебе неприятно. Но я всего лишь описал худший вариант. Все может быть иначе. Полад может признать власть ордена Света. Либо, если он не хочет приносить присягу, он может удалиться из страны. Если он действительно служит королеве, желает блага ей, принцу и принцессе, заботится о стране — пусть уступит трон. Костры, сжигающие ни в чем неповинных оборотней, тут же прекратят пылать. Переворота не будет. Все произойдет так же мирно, как в Кашшафе.

— Сомневаюсь, что он поверит в твои добрые намерения.

— Я тоже в это не верю. Но все же… напиши ему обо всем, что произошло. Это мне и нужно от тебя пока. Напиши Поладу, что происходит в Биргере. Напиши, что это происходит во многих приграничных городах, а оттуда перекинется на весь Энгарн. И он может остановить это безумие, спасти жизнь оборотней, "волков" и многих других людей, если отойдет от власти. Я предлагаю бескровный путь, путь без жертв. И не моя вина, если он откажется. Сделаешь?

Ялмари осмыслил его слова.

— Я напишу, — медленно проговорил он.

— Вот и славно. И… над моим предложением тоже подумай. Не каждому предоставляется шанс вырваться со своей планеты. Подумай.

Внезапно вспыхнул яркий свет. Ялмари отчаянно заморгал. Когда зрение восстановилось, он уже находился на городской площади перед ратушей. Загфуран предлагал переночевать у "волков". Ялмари надел шляпу и пошел к зданию, в котором угадывалась солдатская казарма. "Придется познакомиться с капитаном. От него же можно отправить письмо Поладу, — в мыслях снова и снова звучал гаденький голос мага: "Ты будешь орудием в моих руках и сам не догадаешься об этом… Ты исполнишь мою волю, хочешь ты этого или нет". Что если это письмо сыграет на руку магу? Впрочем, если письмо я не напишу, это тоже может быть ему на руку. А написать Поладу обо всем, что произошло, все-таки надо".

Ялмари понимал: теперь, что бы он ни сделал, тень мага будет преследовать его.

За неделю до этого

Илкер делала прическу леди Асгат, когда в комнату вошла принцесса. Сегодня она ни капли не напоминала ту ведьму, что вчера пыталась оторвать уши лорду Сороту. Платье впору монашке: закрытое до горла, с ажурным воротником дорогой вышивки. Темно синий лиф плотно облегает фигуру. Крылышки делают плечи принцессы шире, от этого талия кажется очень тонкой. Рукава белые, с чудесной вышивкой золотыми и серебряными нитями. Темно синяя юбка разлетается впереди, а там белеет другая из той же ткани, что и рукава. Смотрится необычно женственно и элегантно — настоящая принцесса. Можно поверить, что она станет королевой. Илкер смотрела на нее с любопытством. Почему-то казалось, что пришла она не для того, чтобы поболтать и обязательно устроит для себя какое-нибудь развлечение. Сколько горничные сплетничали о принцессе, все в один голос утверждали, что если Эолин и "ведет себя прилично", все равно кому-нибудь достанется. Обычно, то, что она вела себе достойно, значило, что она вышла на охоту против собственных фрейлин. Принцесса презирала придворных дам, но те все равно стаями вились во дворце и старались во всем угодить своенравной наследнице престола.

Леди Асгат расплылась в фальшивой улыбке.

— Ваше высочество! — воскликнула она приторно-сладким голосом. — Как я рада, что вы меня посетили. Вы подождете, пока я сделаю прическу?

— Безусловно, — Эолин с достоинством опустилась в кресло. С любопытством осмотрела комнату. — В первый раз прихожу к тебе. Довольно милая комната.

Получить комплимент от принцессы, обладающей при вздорном характере безупречным вкусом, мечтала каждая фрейлина. Польщенная Асгат зарделась от счастья, лишь Илкер уловила охотничий блеск в глазах Эолин и заподозрила, что госпожа рано радуется. Принцесса еще раз окинула взглядом будуар и продолжила:

— Точно такой же я видела у леди Зимран, когда гостила у нее три года назад. Вы с ней родственницы? — невинно поинтересовалась она.

Лицо леди Асгат пошло пятнами гнева, она открыла рот, но, так и не придумав, как ответить, чтобы не оскорбить принцессу, закрыла его. Спустя некоторое время прошептала:

— Нет.

— Чудеса! — Эолин величественно и очень красиво пожала плечами. — Неужели может так совпасть вкус? Но ты не расстраивайся, — утешила она страдалицу. — Вкус можно развить. Еще пару лет во дворце и ты все исправишь, — принцесса немного помолчала. Илкер почувствовала, что последует еще одна колкость, и не ошиблась. — Вот поумнеть за эти годы тебе вряд ли удастся, — закончила Лин, улыбаясь со снисходительным состраданием, словно разговаривала с юродивой.

Леди Асгат проглотила и эту шпильку. Все фрейлины заискивали перед принцессой, когда она находилась рядом. Злословили и высмеивали ее, когда она выходила. И со страстным рвением подражали во всем. Родители отправляли их во дворец в поисках богатых женихов и благословений от правящей руки. Девушки терпели все, что угодно, ради этого, но, кажется, немногие добились своей цели. Горничные сплетничали, что одна из фрейлин чуть не вышла замуж за принца, но вскоре ее застали с лордом Соротом, и пришлось девушке уехать, не солоно хлебавши. А принц после этого вроде бы совсем тронулся умом и почти перестал бывать во дворце, удалившись в свой замок, так что шансы заключить с ним блестящую партию сошли на нет. Но дамы не теряли надежды — кроме принца есть еще герцоги, лорды и много других богатых рыцарей вертящихся во дворце. Иногда партия с сыном старейшины Жанхота — это лучше, чем ничего. Если кто-нибудь из фрейлин не выдерживал общения с принцессой и уезжал домой, на ее место тут же появлялись две-три новые кандидатки. Выбирала "компаньонок" принцесса лично. Предпочитала красивых и недалеких. Наблюдая за сегодняшней стычкой, Илкер считала, что если бы нашлась среди этих девушек хотя бы одна, которая не побоялась бы возразить Эолин, поставить ее на место, то, возможно, она сумела бы стать подругой принцессы. Но никому не приходило в голову проявить подобную смелость. Леди Асгат то бледнела, то краснела, но героически сдерживала себя. Илкер тщательно укладывала ей волосы — локон к локону — и огорченно сжала губы. Принцесса уйдет, а злая Асгат будет вымещать испорченное настроение на горничных. И, прежде всего на ней, Илкер, потому что она присутствовала при этом унижении.

Вздохом девушка невольно привлекла внимание Эолин.

— У тебя новая горничная? — поинтересовалась принцесса.

— Да, — леди Асгат перевела дух — наконец-то разговор перешел на безопасную тему. — Она великолепно делает прически. Это чудо какое-то! — сказала и осеклась — принцесса вполне могла пройтись по поводу ее волос.

Принцесса не упустила этот шанс. Она величественно кивнула:

— Я поэтому и обратила внимание на нее. У девушки настоящий дар. Из таких жидких тусклых волос как у тебя создать такое великолепие… У прежних горничных не получалось и вполовину так хорошо, — она сделала многозначительную паузу. — Отдай мне ее.

Руки Илкер дрогнули. Ей не нравилась леди Асгат, но служить принцессе — это все равно, что танцевать на действующем вулкане. Она взмолилась безмолвно, чтобы этого ужаса не произошло, но интуиция подсказывала: если Эолин что-то решила, она добьется своего, во что бы то ни стало. Леди Асгат попыталась воспротивиться.

— Но, милая принцесса, у вас и так много горничных и две из них умеют делать прически. Почему вы же вы хотите отнять у меня единственную, которая может сделать меня красивой?

— Я просто спросила, — принцесса небрежно махнула рукой. — Если ты так в ней нуждаешься, я не настаиваю, — она еще немного выждала. — К тому же она не только делает прическу, но и постель застилает, да? Я видела, как вчера она подбирала твои простыни с пола в галерее. Выронила, наверно.

Сердце Илкер похолодело: такого поворота она никак не ожидала. Щепетильная леди Асгат теперь сживет ее со света. Девушка так надеялась, что госпожа не узнает, что горничная постелила ей простыни, которые валялись на полу.

— Чтоооо? — лицо Асгат сразу вытянулось. — Илкер, что я слышу? Ты уронила простыни на пол? — Илкер закончила прическу и, сложив руки впереди, опустила голову и с замиранием сердца встала перед госпожой. — Отвечай мне! — потребовала та.

— Да. Я уронила, — отозвалась Илкер. "Из-за принцессы!" — добавила про себя.

— И что ты сделала с простынями? Отдала стирать?

Илкер, набрав воздуха в грудь, призналась:

— Нет, я застелила ими вашу постель.

— Что? Как…? Как ты посмела? Да я тебя…

— Отдай ее мне, — перебила возмущенную леди Асгат принцесса. — Она тебе не подходит, а мне в самый раз. Я о-бо-жаю, когда простыни поваляют по полу, прежде чем застилают постель.

Губы Асгат возмущенно дрожали. Принцесса в очередной раз поймала ее, теперь не осталось повода отказать ей. Леди обреченно сдалась:

— Хорошо. Пусть убирается. Марууш! — крикнула она. — Немедленно перестели мне простыни! Ночные рубашки тоже замени, они ведь тоже валялись, правда? — ядовито поинтересовалась у Илкер.

— Да, — кротко ответила та.

Принцесса поднялась из кресла.

— Я пойду. Сегодня вечером мы устраиваем охоту. Ты поедешь?

— Конечно! — обрадовано воскликнула Асгат.

— Тогда придется делать другую прическу. Эта не подойдет к охотничьему костюму, — она махнула рукой Илкер. — Иди за мной, — повернулась к Марууш, приказала. — Соберешь ее вещи, принесешь в комнату моих горничных немедленно.

Они вышли в коридор. Эолин шла впереди.

— Как тебя зовут? — она не оборачивалась.

— Илкер Лаксме, госпожа.

— Слушай меня внимательно, Илкер. У меня десять горничных. Ты будешь одиннадцатая. Как ты полагаешь, это много или мало? — Илкер благоразумно не спешила с ответом, но Эолин настаивала. — Отвечай, не бойся.

— Много, госпожа.

— А сколько мне нужно?

— Три, — помедлив, откликнулась девушка.

— Ты права, — принцесс засмеялась. — Любой женщине достаточно трех. Но я принцесса, и должна иметь как можно больше горничных. Но я хотела сказать не это. По большому счету, я взяла тебя, чтобы насолить Асгат. Она мне надоела. У меня работы для тебя нет — прически и моя Пайлун прекрасно делает… Поэтому… — она сделала выразительную паузу, — я хочу, чтобы ты запомнила: ты должна делать то, что я тебе прикажу. Понятно? — она остановилась и пристально посмотрела на Илкер.

— Да, госпожа.

— Тогда повтори. Что ты должна делать?

— То, что вы мне прикажете, — Илкер старательно исследовала узоры на полу. Господа страшно не любят, когда прислуга поднимает взгляд. Горничные должны быть образцом скромности и смирения.

— Отлично. А если я тебе ничего не прикажу, чем ты займешься?

— Буду ждать ваших приказаний.

— Глупо! — возразила Эолин. — Может, ты мне целый год не нужна будешь. Ты что же будешь сидеть и ждать? В общем так, когда я тебе ничего не приказываю, ты можешь делать все, что захочешь. Что ты любишь делать?

— Читать, — неуверенно ответила Илкер.

— Вот и прекрасно. Можешь ходить в библиотеку, гулять в саду или в лесу, поехать навестить родственников — у тебя есть родственники?

— Только тетя и брат, госпожа, — откликнулась Илкер, не поднимая глаз.

— Вот и прекрасно. Главное помни: если ты мне понадобишься, я всегда тебя найду. И никогда не буду ругать за то, что тебя не было рядом. Понятно?

— Да, госпожа.

— Прекрасно. И хочу предупредить: я могу потребовать от тебя очень необычных вещей. Таких, которых от горничных не требуют, — девушка испуганно взглянула на нее. — Не переживай, в постель к дворянам подкладывать тебя я не собираюсь, — Илкер покраснела. — И кстати, если тебе не нравится мой приказ, можешь сказать об этом. Я за это не казню и не выгоню. Понятно?

— Да, госпожа.

— Чудесно. Можешь идти куда хочешь.

— Госпожа?

— Ты мне сегодня не нужна. Можешь делать что хочешь. Свободна.

Илкер постояла в галерее, еще раз прокрутила в голове, все что произошло: "Принцесса повелела исполнять ее приказы. Она распорядилась, чтобы я делала все, что пожелаю. И еще она наказала не ходить за ней. А если эти предписания противоречат друг другу?" — ей хотелось посмотреть комнату, где придется жить, разложить там вещи. "Надо подождать Марууш".

Забрав вещи у горничной, девушка пошла в покои принцессы. Эолин уже предупредила о том, что придет новенькая. Горничная Реума провела ее в спальню. Другие горничные жили по двое, а в ее комнату поставили одну узкую кровать. Почти как в старые времена — есть место, где уединиться. Она стала складывать вещи на полки, прибитые к стене. За этим занятием Илкер и застал Ялмари.

Увидев молодого лесника, она расцвела:

— Добрый день. Пожалуйста, не говори, что ты нашел меня по следам, как ищешь зверя в лесу.

— Добрый день, Илкер, — улыбка еле заметна. Если бы они не встречались уже третий раз, она решила бы, что Ялмари серьезен. — Не по следам, сударыня, — отозвался он с поклоном. — Какие следы на мраморе? Я нашел вас по запаху.

— Какой ужас, — Илкер испуганно прижала ладонь к губам. — Наверно, мне надо срочно принять ванну!

— О нет! Я не это имел в виду, — он рассмеялся и объяснил. — На самом деле мне помогли Марууш и Реума.

— Опять к лорду Сороту пришел?

— На этот раз к принцессе, — пояснил он.

— Ах да! Я слышала, она собирается на охоту после обеда.

— Именно, — Ялмари стоял в дверях. Правила приличия не позволяли молодым людям быть в комнате наедине. А так, на пороге, он вроде бы и не вошел. Другие горничные могли его видеть. — Кстати, поздравляю, — поймал непонимающий взгляд девушки. — Теперь ты служишь принцессе.

— Не уверена, что это лучше.

— Почему? — Ялмари прислонился виском к косяку.

— К леди Асгат я уже привыкла, а от принцессы не знаешь чего ожидать.

— Привыкнешь и к ней, — пожал плечами лесник. — По крайней мере, я уверен, что работы у тебя будет меньше, а зарабатывать будешь больше. Нет никого во дворце, кто был бы щедрее принцессы.

— А королева?

— Если бы королева была щедрой, при ней бы тоже содержалась толпа фрейлин, а она их терпеть не может.

— А принц? Я здесь уже три недели и ни разу не встретила принца. А ты его видел? Он любит охотиться?

— Да, он частенько бывает в лесу. Но моими услугами не пользуется. Гуляет сам по себе.

Илкер откинула со лба прядь волос.

— Хоть бы одним глазком на него посмотреть. А то столько говорят о нем…

Ялмари хмыкнул:

— Представляю, что именно говорят. А Полада ты уже видела? Вот на кого стоит посмотреть.

— "Ужасный Полад"! — трагическим шепотом произнесла девушка. — Ты это имел в виду?

— Примерно, — весело подмигнул он. — Не боишься?

Вместо ответа девушка встала, просунула пальчики между шнуровкой, изображая дворецкого всегда держащего одну руку за полой камзола. Состроила рожицу, сильно напоминавшую надменную физиономию управителя дворца и даже голос попыталась передразнить:

— И будь осторожна, не вылей чай ему на лысину. Таких как ты он ест на завтрак корзинами.

Ялмари расхохотался так, что слезы выступили:

— Илкер, ты неподражаема! Тебе нужно попробовать себя в королевском театре.

— Нет, — она села на кровать и сложила руки на коленях, — это не для меня. На сцене я всегда теряюсь. Я могу вытерпеть только двух зрителей, которые ко мне очень снисходительны — это все.

— Выходит, пробовала выступать? — поддел лесник.

— Да, — величаво пояснила девушка. — Последний раз это было, когда мне исполнилось десять.

— Полагаю, это было не так давно, — поднял брови Ялмари.

— Я, по-твоему, еще маленькая? — возмутилась она, подхватила подушку и швырнула. Он легко увернулся. И тут же застыл, заметив кого-то в другой комнате.

Илкер тоже испуганно вскочила и в проем двери из-за спины Ялмари увидела лорда Сорота.

— Ллойд! — позвал он.

— Принца тут нет, милорд, — невозмутимо откликнулся Ялмари.

Тот остановился явно озадаченный.

— Нет? Хм… А куда он делся?

— Полагаю, они с принцессой обсуждают сегодняшнюю охоту. Мне кажется, ее высочество в Музыкальном салоне.

— Да? — лорд помолчал. — Ну что ж… Пойду ее поищу. Может, принц действительно с ней… А почему ты не участвуешь обсуждении охоты?

— Принцесса приказала ждать ее здесь.

Сорот недоверчиво скривил губы, но ничего не сказал. Когда он ушел, Илкер за спиной Ялмари облегченно перевела дух.

— Не люблю его. И боюсь, — еле слышно пожаловалась она.

— Полада не боишься, а его боишься?

— Представь себе. А что ты думаешь о Поладе?

— Сударыня, вы задаете опасные вопросы. Вы случайно не служите в тайной полиции?

— Все-таки боишься? — укорила Илкер.

— Нет, — заверил лесник. — И на это есть веские причины. Я знаю, что он делает. Его поступки иногда кажутся жестокими и пугающими, но все, чего он хочет — это навести порядок в стране и защитить королеву от нового переворота.

— Мой отец тоже так говорил. Поэтому я тоже не боюсь Полада.

— А твой отец, он…

— Умер два года назад. И мама тоже, — Илкер отвернулась, чтобы он не заметил, как тяжело ей говорить об этом.

— Извини.

— Ничего, — успокоила она, затем спросила. — Ты не знаешь… этот Сорот… он часто тут бывает?

— Часто, — пожал плечами лесник. — Говорят, он ухаживает за принцессой.

— А еще говорят, что это не мешает ему забавляться с красивыми горничными, — Илкер зябко повела плечами.

— Ты теперь горничная принцессы. Вряд ли он посмеет.

— Наверно, ты прав… К тому же вряд ли я в его вкусе. А ты действительно пришел сюда по приказу принцессы? — поинтересовалась девушка.

— Я соврал, — он смущенно улыбнулся.

— Я так и думала. Но тогда тебе лучше идти, — встревожилась девушка.

Ялмари собрался возразить, но передумал:

— Да, ты права. До свидания, белка.

— Кто? — вытаращила она глаза.

— Ты напоминаешь мне белку. Такая же неугомонная и… красивая.

— Ах так! Комплименты начались, — она уперла руки в бока. — Очень интересно. Тогда ты — волк. Пока, волк!

Ялмари сокрушенно возвел очи горе и вышел.

После его ухода девушка познакомилась с горничными. Им придется жить вместе — надо подружиться.

Приняли ее со снисходительным радушием. Из высказываний новых знакомых Илкер поняла, что принцесса не очень требовательная особа, но действительно более щедрая, чем другие дамы. Горничные почти не соперничали друг с другом и в основном их разговоры велись вокруг сплетен о хозяевах и хвастовстве: у кого лучше жених или любовник.

Из всех десяти только одна проявила явную враждебность к новенькой: проходя мимо, толкнула и процедила сквозь зубы:

— Убирайся с дороги!

— Я чем-то обидела тебя? — не дрогнув лицом, поинтересовалась Илкер, но та проигнорировала вопрос, ушла к себе, громко хлопнув дверью.

Подошла Реума.

— Не обращай внимания на Пайлун, — зашептала она. — Ее конюх бросил. Так красиво ухаживал… А как она ему позволила… то, что не надо было позволять… он поиграл с ней и бросил. Говорят, скоро женится на кухарке — у той приданное большое. Хорошо хоть Пайлун не беременна…

Сердце Илкер тут же наполнилось сочувствием к несчастной. И вправду, хорошо, что девушка не забеременела, иначе неизвестно, как бы дальше сложилась ее судьба. Служить во дворце уже не смогла бы, а из дома с бастардом ее могли выгнать. Некоторые родители без зазрения совести вышвыривают на улицу блудных дочерей. "Почему интересно с мужчинами так не поступают?" — возмущенно подумала она. Илкер читала, что на востоке Энгарна есть маленькая страна Яхия, в которой правят женщины. Через их территорию ни один мужчина не может пройти без опаски — они оставляют в живых немногих. Таких вот обманщиков, как этот конюх, там просто-напросто кастрировали. Почему в Энгарне не так?

Уже ночью она проснулась от всхлипов. Полежала немного, прислушиваясь. Никто не спешил утешить злосчастную. Решительно встала, прошла в соседнюю комнату, села к Пайлун на кровать, погладила по волосам, легла рядом, прижала ее голову к своему плечу, стала гладить вздрагивающие плечи девушки и негромко петь, как ей мама когда-то:

— Не бойся, не бойся, все будет хорошо…

Эта песня напоминала заклинание. И мотив составлен из повторяющихся нот, так что под эту мелодию невольно успокаиваешься и засыпаешь.

Пайлун еще минут десять плакала, но вскоре затихла. Илкер не ушла. Так они спали всю ночь в одной постели.

28 юньйо, 5068 года от сотворения Гошты, Западный тракт, деревня недалеко от Биргера.

Ялмари продвигался дальше на запад. Вчера он написал подробное письмо Мардану Поладу обо всем, что произошло. Поручение узнать, что происходит в замке графа Иецера, неожиданно приняло совсем другой оборот. Дело оказалось значительно серьезней, чем предполагал Полад. Кашшафа начала нападение, и замок Иецера, из которого не получают сообщения — это не самое страшное. Главное — враг пытается уничтожить страну изнутри. Хорошо, что он имел полномочия самостоятельно принимать решения и действовать по своему усмотрению, посылая подробные отчеты во дворец. Он решил выяснить: маг, манипулирующий людьми на границе Энгарна, это единственный противник, или Энгарну угрожают еще вампиры и проклятые оборотни. Ялмари понимал: чтобы правильно спланировать ответный удар, Поладу нужна точная информация, и собирать ее придется особому посланнику.

Перед отъездом он зашел в храм, побеседовал со знаменитым священником. Беседа не понравилась и вовсе не потому, что Цохар проявил неуместную веселость. Он умел ценить юмор. Но в этом разговоре Ялмари осознал, что если этот служитель Эль-Элиона — лучший, то Энгарн беззащитен. Достаточно одного не самого сильного мага, чтобы завоевать страну. А уж Загфурану и подавно никто противостоять не сможет — не зря тот насмехался. В Священной истории Энгарна рассказывалось о священниках, которые могут одним словом уничтожить мага, покарать небесным огнем вражеское войско, задержать заход солнца или заставить реку выйти из берегов. Но где эти священники? При храмах создавались школы, молодые люди, имеющие деньги, имели возможность обучаться там, и лучший из пятидесяти получал священнический сан. Но лесник сталкивался с тем, что все, о чем они мечтали — это хороший доход и почитание энгарнцев. Многие из них не верили в то, о чем проповедовали. Надежды на то, что они смогут что-то сделать в случае войны — ничтожны. Надо искать другой способ защитить страну.

Для начала Ялмари поехал в Сальман — город, находящийся еще ближе к Кашшафским горам. Надо посмотреть, что происходит там и тоже поговорить со старейшиной. Города обретают все большую независимость, но неплохо бы напомнить всем, что их благополучие гарантируют "волки". Еще неизвестно, будет ли новый хозяин так же благосклонен к ним. Цохар к тому же посоветовал посетить монастырь в Сальмане. Если богатые молодые люди обучались в школах при храмах, то для бедных создали монастыри. Все время обучения они жили затворниками, в строгом послушании настоятелю. Когда же образование заканчивалось, послушники могли выбрать — служить при храме дальше, навсегда лишившись возможности иметь семью, или вернуться в мир. Следует сказать, что очень немногие шли первым путем. Но возможно, именно они составляли последнюю надежду Энгарна. На территории страны основали десять монастырей, но на пути следования Ялмари находился только один. Он нашел совет священника разумным.

Западный тракт проходил рядом с лесом. Ялмари с тоской посматривал в темнеющую гущу деревьев. Он уезжал из Жанхота в спешке. Не попрощался с Илкер. Что девушка теперь думает о его исчезновении? Он толком не смог бы объяснить, чем зацепила эта горничная. Была она какая-то светлая и… живая. Всех кого Ялмари видел до сих пор — от герцогов до полотеров походили на ожившие скульптуры в городском саду. Они точно знали что, когда и как надо делать и говорить. Илкер, кажется, все говорила и делала невпопад. И это умиляло, потому, что давало свободу и ему быть самим собой. А открытый взгляд, трогательная улыбка… Хотелось вырвать эту белку из дворца — там ей не место. Отпустить на свободу, позволить жить так, как ей нравится.

…Громкий вой разорвал тишину и заставил вздрогнуть. Ялмари безошибочно определил, откуда он раздался. Остановил лошадь и подождал с минуту. В лесу тоже все утихло. Но вот опять раздалось пение птиц. Вой не повторился. Ялмари восстановил в памяти карту Энгарна, которую просматривал перед отъездом. Где-то на расстоянии юлука отсюда должна быть деревня, снабжавшая Биргер продуктами. Он повернул коня на юг и ударил шпорами по бокам. Пусть вой не повторился, но это явно был зов. Надо успеть.

Когда лес закончился, уступая место полям с зеленеющей пшеницей, он перевел коня из карьера в галоп. Кажется, прошло около четверти часа. Отыскал дорогу между полей и уже рысью поскакал к деревенской улице. Первый виллан, кого он встретил — в длинной холщовой рубахе и штанах, завернутых до колен, нес дрова.

— Где староста? — без предисловий потребовал Ялмари. Глава деревни наверняка в курсе событий.

— Так за околицей, — парень струхнул при виде всадника.

Ялмари уже понял, что мог не спрашивать — весь деревенский люд, мужики, бабы и даже старики с детьми направлялись за пределы деревни. Лесник издалека разглядел, как дюжие парни, крутят руки молоденькой девушке, привязывая к одиноко стоящему засохшему дереву. Она отчаянно вырывалась, пытаясь укусить тех, кто пленил ее. "Оборотень!" — сразу узнал он. Несмотря на то, что девушка надела людскую одежду, ее выдавали смуглая кожа и большие карие глаза — в Энгарне такое встретишь нечасто. Если бы она смогла обернуться, мужикам бы пришлось туго. Это сейчас она хрупкая девушка, но если перекинется волчицей — порвет всю деревню, пока крестьяне найдут что-то серебряное, чтобы хоть ранить ее. Сдерживал девушку магический ошейник. Ялмари знал такие — они и мага могут удержать от желания поколдовать. Оборотень же в таком не мог превратиться в волка.

Иглы ошейника царапали шею девушки, кровь тонкими струйками стекала на грудь, а она продолжала отчаянно вырываться. Но силы были неравны. Ее прикрутили к дереву, напоследок отвесив такую оплеуху, что она потеряла сознание.

Ялмари окинул взглядом собравшуюся толпу и безошибочно определил старосту: одет богаче, но главное — аура власти, исходившая от него. Вилланы, подходившие с вопросом, колени невольно подгибали. Лесник направил лошадь в ту сторону, одновременно нащупывая в кармане золотой знак. Опасно показывать его здесь, но что еще можно сделать? Оставалось надеяться, что ненависть к "волкам" не докатилась до деревень, зависящих от помощи и защиты сигнальных башен. Следовательно, к воинам Полада должны относиться с большим уважением, чем горожане, укрывшиеся за толстыми стенами. Оценив рост старосты, Ялмари заговорил с лошади.

— Вы староста? — обратился он как можно увереннее — первый признак господина, когда он говорит с чернью.

— Ну? — хмуро отозвался мужик, скрещивая руки на груди. — Вы-то кто?

— Ялмари Онер, особый посланник королевы, — лесник продемонстрировал золотой знак.

— Ну? — вновь поинтересовался мужик, но руки с груди убрал. С хрустом почесал пузо. — Че надо-то?

— Я послан, чтобы узнать, как живет страна и лично доложить об этом Ее Величеству, — вдохновенно врал Ялмари. — Я посещаю каждый город и каждую деревню. У вас есть жалобы?

Староста смотрел с сомнением. Он не глуп — чувствует, что за жалобу можно и в рыло получить. От того, на кого нажаловался. Через минуту он хмыкнул:

— Все хорошо. Отлично даже.

— "Волки" не лютуют? — уточнил лесник. — Я должен знать точно. Ее Величество не позволит обижать своих верных подданных.

Мужик хмыкнул еще раз:

— Да где им обижать? Где они и где мы. Да и много нас. Сами в обиду себя не дадим. Вот, оборотня поймали, — он ткнул пальцем за спину Ялмари в сторону столба с привязанной девушкой.

— Оборотня? — лесник обернулся и словно впервые посмотрел на девушку. Она пришла в себя и теперь злобно скалила зубы на вилланов. — Не могу поверить тому, что вижу! — Ялмари воззрился на старосту с нескрываемым восхищением. — Как вам это удалось?

— Да вот. Купили в городе туммим и ошейник. Убили у нас одного… А тут эта пришла. Вроде в Сальман собиралась. Парням глазки строит… Мы и проверили…

— Я восхищен вашей мудростью как старосты деревни и находчивостью, — продолжал льстить лесник. — Как ваше имя? Я считаю своим долгом сообщить о вас Ее Величеству.

— Ну… Щуни.

— Кроме этого я считаю, что ваша смелость должна быть вознаграждена немедленно, — он достал небольшой мешочек с деньгами и кинул старосте — там он держал на всякий случай медяки, вполне достаточную сумму, чтобы староста почувствовал себя польщенным.

Щуни умело подхватил мешочек на лету и не стал считать деньги сразу — с достоинством мужик.

Между тем лесник направился к дереву, презрительно оглядел девушку. Она ответила дерзкой улыбкой:

— Хочешь, поджечь?

— Непременно, — пообещал Ялмари, тоже оскалившись. — Но не здесь.

Он повернул коня к вилланам:

— Граждане Энгарна! — начал он пламенную речь. — Что бы ни говорили о вас аристократы или горожане — вы такие же, как они граждане Энгарна, потому что в это сложное время защищаете страну наравне со всеми. Когда стране угрожает опасность, когда злобные твари пробираются в наши дома, чтобы творить бесчинства, вы первыми встали на пути у зла. Вы не испугались, не стали звать на помощь, но приняли неравный бой. Королева может гордиться вами по праву. То, что вы поймали этого оборотня — не должно остаться в тайне. Все должны знать о вашем поступке. Вот почему, я заберу эту девку, чтобы отвезти в Сальман. Пусть все знают, что такое настоящее мужество.

С этими словами Ялмари, наконец, спустился с коня, который стал чем-то вроде кафедры. Скоро очарование льстивых слов исчезнет. Вилланы поймут, что лишились захватывающего зрелища и не позволят забрать девушку. Вот почему действовать следовало быстро. Первым делом он взялся за цепь, свисавшую с ошейника. Не хватало еще, чтобы девчонка вырвалась. После этого мечом рассек веревки. Но уйти не успел. Щуни уже спешил к нему:

— Постойте, господин Онер. Что вы делаете? Вы что хотите забрать ее?

— Конечно. Для таких преступниц как она, место казни — площадь большого города. Дня два назад в Биргере сожгли одного оборотня. Ее я, пожалуй, отвезу в Сальман.

— Нет, так дело не пойдет, — возразил староста. — Мы тоже хотим увидеть, как она будет гореть. Кто знает, может, именно она сожрала нашего водоноса, а мы вот так ее отпустим.

Ялмари всматривался в Щуни долгим тяжелым взглядом. Тот не выдержал, смутился, стал разглядывать свои ботинки.

— Я показал вам знак. Я — особый посланник королевы. И я говорю, что ее надо казнить в городе. Вы возражаете?

— Нет-нет, господин.

— Вот и хорошо. Все желающие могут тоже поехать в Сальман и полюбоваться на ее смерть, — он очень надеялся, что вилланам некогда ездить летом — и не ошибся.

— Куда там… — разочарованно мялся староста. — День год кормит. Ладно. Свяжите ей руки — очень уж она верткая.

Девица и вправду стала вырываться, чуть прошло онемение, вызванное тугими веревками, но Ялмари дернул цепь — ошейник тут же сдавил горло пленницы. Глаза расширились, она стала судорожно открывать рот, ловя ртом воздух.

— Поверьте, я знаю, как обращаться с такими, — спокойно откликнулся лесник. — Но веревки никогда не помешают, — он чуть ослабил ошейник, давая ей вдохнуть. Брезгливо окинул взглядом фигурку. — И продайте мне хорошую лошадь. Я не хочу ехать с этой тварью в одном седле.

— Да как же лошадь! — вскинулся Щуни. Он окончательно растерял властность и пытался выудить из сложившихся обстоятельств максимум выгоды. — Каждая лошадка на счету! — воскликнул он тоном торговца, который продаст и собственную жену, если предложат выгодную цену.

Ялмари это уловил. Небрежным движением он швырнул старосте золотой — лучший скакун из королевской конюшни стоил столько, но он имел возможность быть щедрым.

— Если конь мне понравится — получишь еще злотик.

Староста не должен обидеться — на эти деньги он может купить четыре средненьких лошадки. Не прошло и десяти минут, как привели мерина. Ялмари оценил его — не очень старый, не хромой, а к остальному можно не придираться. Он отдал Щуни злотик.

— Залезай, — приказал девушке, развязав ей руки.

— А это видел? — она сделала неприличный жест.

— Ты ведешь себя очччень неприлично, — лесник прищурился и еще раз затянул ошейник, так что она застонала. Раны на ней заживали быстро, теперь иглы ошейника снова порвали смуглую кожу. — Если будешь артачиться, — продолжил Ялмари, глядя на ее корчи, — я протащу тебя на веревке за лошадью. Вряд ли ты от этого умрешь, но уверяю, будет очень неприятно. Последний раз говорю: залезай.

Она чуть качнула головой, Ялмари вновь ослабил ошейник. Девушка покорно забралась в седло.

— Вижу, вы здорово управляетесь с этой штукой, — уважительно таращился староста на происходящее. — У нас-то не очень получается. Она порвала двоих парней. Как с ними-то быть?

— Поранила до крови? — лесник наморщил лоб. — Это серьезно, — вскочил в седло, еще помедлил немного. — Кажется, у вас должен расти ютканак. Отпаивайте слабым настоем до следующего полнолуния. Если через месяц ничего не случится — они не опасны. Но недели четыре пусть посидят взаперти. Если что обращайтесь в сигнальную башню — там всегда помогут. Еще раз выражаю благодарность всем за помощь в поимке твари. Доброго дня.

Он пришпорил коня. Приобретенный мерин послушно трусил следом. Ялмари намеренно не поехал обратно на Западный тракт. Там он будет как на ладони, а с таким "грузом" лучше ехать подальше от лишних глаз. Далеко не всем нравилось то, что он увозит законную добычу. Надо поберечься — вдруг решат проследить за ним.

Сначала они ехали полями — тут погоню можно заметить быстро. Едва деревня скрылась за пригорком, девушка заговорила:

— И зачем ты предложил им слабительное?

— Посидят под кустом, да под замком, меньше дури останется, — проворчал Ялмари, не оборачиваясь.

— Между прочим, укус оборотня — я имею в виду оборотня по крови — не заразен, — заметила она дальше.

— Знаю, — так же неприязненно отрезал лесник.

— Как тебя звать-то? — она пыталась его разговорить. — До Сальмана путь неблизкий. Так и будешь молчать?

— А тебе скучно? Могу предоставить развлечение.

— Ты про ошейник? Этого мне достаточно.

— Вот и славно.

Какое-то время девушка помалкивала, потом началось опять:

— Меня зовут Ранели. Ранели из клана Далита. А ты кто? Ты в столице живешь? Я туда так и не добралась.

— Ты пытаешься заговорить мне зубы? — поинтересовался Ялмари.

— Как ты догадался?

Ялмари готов был поклясться, что она улыбается, так же смело, как тогда, когда впервые увидела его.

— Лучше расскажи, скольких людей загрызла, — предложил он.

— Издеваешься? Оборотни… — начала девушка, а затем продолжила, намеренно повторяясь, — я имею в виду оборотни по крови — не питаются человечиной. Это мерзко. А ты вообще знаешь, что такое оборотни по крови?

— Увы, — усмехнулся Ялмари. — Слишком хорошо.

Приближался лес.

— Тогда ты должен знать, что…

— Что ты говоришь правду. Я знаю. Вот скажи мне, какого шереша ты делала так далеко от Умара, да еще и в людском платье.

— А что, только людям можно путешествовать? Умар — свободная страна, а не тюрьма. Каждый может ходить куда захочет.

— Разве? — саркастически поинтересовался Ялмари. — Удивительно…

Они въехали под сень деревьев. За спиной раздавалось напряженное сопение. После этого девушка осведомилась совсем другим тоном — серьезным и напряженным, а не игривым, как до сих пор:

— Откуда ты знаешь о моей стране?

— Я много чего знаю, — он остановил коня. — Спускайся, — приказал ей.

— Зачем? — кажется, она испугалась.

— Чтобы я снял ошейник. Или тебе с ним удобнее?

Сначала она взглянула с недоверием, немного погодя спустилась.

Он освободил девушку. Повертел магическую вещь и спрятал в седельную сумку. Девушка наблюдала за ним, не пытаясь бежать. Руки прятала в складках платья. Поймала его взгляд.

— Почему ты это делаешь?

— Потому что я знаю больше, чем эти вилланы. Например, знаю, что кому-то очень нужно, чтобы твой народ стал воевать с Энгарном. А я не хочу этого допустить. Такой ответ тебя устраивает?

— Вполне.

— Тогда счастливого пути. Лошадь нужна?

— Нет, — отказалась она. — Волчицей я доберусь быстрее.

— Тогда прощай, — он повернулся, чтобы вскочить в седло, когда она сделала стремительный выпад и вонзила нож ему в спину.

За неделю до этого

Утром Илкер вернулась в свою комнату, не дожидаясь, когда Пайлун проснется. Некоторые люди не любят встречать того, кто видел их слезы. Вдруг девушка тоже из таких?

Вскоре пришла принцесса. Голубые глаза сверкают, кожа свежая. Лицо — без малейшего изъяна: тонкие брови, губы, нос. Даже то, что волосы еще не уложены, нисколько ее не портит. Они спускаются ниже плеч словно жидкое золото — такие же гладкие и блестящие.

Илкер немного позавидовала принцессе: есть ведь женщины, которые красивы в любое время суток. А она… Ей надо умыться, причесаться, подкраситься — и то она будет оттенять своим уродством — никакое другое слово для своей внешности Илкер подобрать не могла — совершенство Эолин. Для этого, наверно, ее и взяли.

Однако ее высочество не замечала новую горничную. Всем нашлось дело, а на нее и не взглянули. Илкер приняла это за знак, что можно идти по своим делам.

Как только Эолин покинула будуар, Илкер тоже собралась уходить, но задержала Пайлун:

— Ты уходишь?

— Принцесса сказала, что я могу делать все, что хочу, если она не дала мне задания, — смущенно пожала плечами Илкер. — Я хотела пойти в библиотеку.

— В библиотеку? — Пайлун с подозрением смотрела на новую подругу. — Я думала ты на свидание. Ты же встречаешься с кем-то? — за спиной шикнули, она повернулась. — Мне что нельзя спросить? Если она не захочет — не скажет.

— Я… — Илкер отчего-то покраснела, — я пару раз столкнулась с лесником, вряд ли это можно назвать свиданием. Мы только болтали несколько минут.

— С лесником? И как его зовут? — взгляд у Пайлун упорный, настойчивый.

— Ялмари Онер, — Илкер решила, что ей нечего скрывать.

— Так он лесник? Почему я не слышала, что королева наняла лесника? — за спиной вновь раздался предостерегающий шепот. — И вы с ним болтаете? Руки он не распускает?

— Нет-нет, что ты, — на этот раз Илкер стала похожа на алый мак. — Он очень вежливый и порядочный молодой человек.

— Знаешь что? — Пайлун шагнула ближе. — Что бы ни случилось — помни о том, что произошло со мной. Хорошо? Не позволяй ему ничего. Хорошо?

— Хорошо, — растеряно пообещала Илкер.

Пайлун выскочила из комнаты. Илкер постояла немного, пожала плечами и вышла в галерею.

Пока она работала во дворце, ей еще ни разу не пришлось побывать в королевской библиотеке. Она слышала, что большинство древних манускриптов разграбили или уничтожили в кашшафскую оккупацию. Жалкие остатки сохранились в старом дворце, до сих пор внушавший трепет темными полуразрушенными стенами в центре Жанхота. В новом же дворце создали небольшую комнату, которую украшали несколько дорогих и сравнительно новых фолиантов. Там должно быть очень красиво — это тебе не мрачные древние библиотеки. "Вот только… разрешат ли мне брать книги? Хотя, ведь принцесса сказала… Может, сослаться на нее?"

В памяти отчетливо всплыл вчерашний диалог с Ялмари. Илкер нисколько не преувеличила, когда упомянула, что в последний раз пробовала себя в роли актрисы в десять лет. Она помнила тот день — последний день рождения, который праздновали вместе с отцом — еще здоровым и сильным. Ашбел — маленький братишка, лежал в колыбели. Она разыгрывала перед родителями историческую пьесу собственного сочинения. В том месте, где молодая королева встречала суженого, Илкер опускала ресницы и томно вздыхала. Отец хохотал как сумасшедший. Мама взирала на него с ласковым укором и тихонечко увещевала. Но в душе Илкер разливалось тепло оттого, что отец веселится. Так что она не огорчалась тем, что реакция не соответствует моменту. Отец так редко смеялся тогда…

В дальнейшем она часто повторяла присказку: много посмеешься — много поплачешь. Ее семья шесть лет страдала после того счастливого дня рождения. Илкер проглотила ком в горле. Чтобы отвлечься, вернулась мыслями к Ялмари. Девушка не солгала: лишь перед близкими людьми она могла быть "артисткой". Удивительно, но уже после трех дней знакомства она перестала стесняться этого "странного" — как окрестила в первую встречу — лесника. Кажется, будто они знакомы давно. Так легко с ним…

"Но лучше в эту сторону не фантазировать!" — одернула она себя. Илкер боялась несчастной любви. Влюбишься, а после будешь страдать от этого. Уже насмотрелась на такие испытания…

Девушка постояла немного в Зале Славы. Потолок когда-то расписали сценами военных побед Кашшафы. После переворота, в результате которого престол вернули законной наследнице, пригласили энгарнских художников, чтобы нарисовали что-то другое. У энгарнцев получилось ничуть не хуже. Она толкнула полукруглые двери, прикоснувшись кончиками пальцев к позолоченным узорам на их поверхности, и замерла. Библиотека оказалась так же прекрасна, как все остальные комнаты в замке, но намного уютней, потому что не такая огромная, как залы или салоны.

Первым делом Илкер оглядела высокие стеклянные шкафы справа и слева от камина. Сколько же тут интересного! Если бы ее приговорили к жизни в этой библиотеке, с правом читать любые книги, она бы, пожалуй, сочла это наградой. Над камином большое зеркало. Девушка быстро взглянула в него, поправила выбившуюся волнистую прядку, показала себе язык и продолжила осмотр. Свет падает из огромных дверей — через них можно выйти на балкон.

В центре комнаты овальный столик на изящных ножках и мягкие стулья — садись и читай, сколько душе угодно. Зимой — у камина. Летом — у балкона, чтобы было прохладно. Наступит ночь — можно зажечь подсвечник, стоящий тут или гигантскую люстру, свисающую с середины потолка и искрящуюся чистым хрусталем.

Илкер опять с сомнением пригляделась к книжным полкам. Можно ей все же взять книгу или нет? Придется рискнуть.

Она осторожно, стараясь не прикасаться к стеклу, открыла дверцу и взяла "Священную историю Энгарна" — давно уже слышала об этой книге, но никогда не думала, что удастся подержать ее. Книга толстая, в кожаном переплете с золотым тиснением. Кажется, ее недавно напечатали. Наверно, первая книга хранится где-то в другом месте, чтобы не портить очарование библиотеки. Она подвинула кресло к столу, и погрузилась в чтение. Ненадолго.

— Здравствуй, белка! — серьезный взгляд из-под черных бровей.

— Ты опять меня нашел. А ведь я никому не говорила, куда собралась.

— Привыкай, — степенно отозвался он. — Я могу найти тебя, где бы ты ни пряталась.

— Мне кажется, сударь, вы слишком самонадеянны.

— Сударыня, когда-нибудь я буду иметь честь доказать вам свои слова.

Они несколько мгновений не отрывали глаз друг от друга, а потом рассмеялись. Ялмари взял стул и сел напротив, облокотившись на спинку.

— Я на минутку. Не буду тебе мешать.

— Да уж… лучше не мешай. А то зайдет кто-нибудь и погонит меня метлой отсюда. Как ты считаешь, я не лишусь работы, за то, что взяла эту книгу?

— А ты что взяла без спроса? — поднял брови Ялмари. Илкер коротко передала слова Эолин. — Ну что ж, — сделал вывод Ялмари. — Мне кажется, ты имеешь право читать. Слова принцессы вполне можно считать разрешением на пользование библиотекой.

— Правда? — недоумевала девушка. — А она что всем так разрешает?

— Вряд ли. Полагаю, она была покорена твоим интеллектом.

— А откуда она узнала? — удивилась Илкер. — Мы ведь почти с ней не разговаривали… — тут она заметила лукавые искорки в глазах лесника. — Ах так! — возмутилась она. — Ты смеешься надо мной!

— Нет-нет, что ты… — испугался парень. — Если серьезно, то ты же знаешь — у принцессы… своеобразный характер. Разрешить горничной пользоваться королевской библиотекой в ее стиле. А леди Асгат она в тот же день запретит прикасаться к книгам. Просто так. Чтобы поизмываться над фрейлиной: мол, у меня горничные умнее, чем ты. Кстати, что у тебя за книга? — прочитав название, со значением воскликнул. — О!

— Читал?

Ялмари как-то неопределенно повел плечами. Вместо ответа полюбопытствовала:

— А можно узнать, почему выбрала именно эту?

— Отец говорил, здесь написана вся правда об оборотнях.

Брови лесника удивленно подскочили:

— Девушка любит ужасы? — недоверчиво выпытывал он.

— Ялмари! — воскликнула она. — Не говори, что и ты относишься к тем, кто боится каждого, кто хоть чем-то отличается от людей. Ты лесник. Ты должен знать такие вещи — это другая… раса. Они не более кровожадны, чем ты или я.

— Даже так? — Ялмари склонил голову набок. — А как насчет вампиров? Девушка любит вампиров?

— Вампиры — это отдельный разговор, — категорично заявила Илкер. — А что касается оборотней — почитай, рекомендую. На заре Энгарна они были нашими лучшими друзьями.

— Откуда ты знаешь? Ты что уже читала эту книгу?

Илкер на мгновение погрустнела:

— Отец читал. И много рассказывал отсюда.

— Н-да, — Ялмари поднялся. — Ты заставила меня задуматься. Пожалуй, спрошу разрешения у принцессы тоже посещать королевскую библиотеку.

— Может, лучше у принца? — улыбнулась Илкер.

— А что? Хорошая мысль. Пойду, спрошу у принца. А ты, когда прочтешь, никому книгу не отдавай. Скажи, что занята.

— Хорошо, волк, — рассмеялась ему в спину.

Сначала Илкер действительно читала. Но время от времени с надеждой поглядывала на дверь. Она жалела, что не остановила Ялмари. Он ведь сказал: "Не хочу мешать". Что стоило сказать: "Ты мне не мешаешь"? Побоялась, что Ялмари поймет, как он ей нравится. Все-таки он ни словом, ни взглядом не показал, будто она значит для него больше, чем любая другая горничная во дворце. С одной стороны, вряд ли он еще с кем-то так часто беседует. С другой стороны по всему выходило, что все их встречи во дворце совершенно случайны. И вообще, они знакомы всего три дня. Почему же сердце так трепещет при мысли о нем? Нет-нет, так нельзя.

Сначала Илкер хотя бы пыталась сосредоточиться на книге. Спустя некоторое время сдалась. Подперла щеку рукой и еще раз припомнила их разговор. Что же она наделала… Посмеялась над его необразованностью. Укорила, что не читал "Священную историю". А почему он должен был ее читать? У нее высокое происхождение и то не приходилось читать, а он — небогатый парень. Он не мог сидеть за книжками — надо было найти, чем зарабатывать на жизнь. Ялмари так молод, а уже королевский лесник — получается, проявил способности. Получается, некогда читать было. Скорее всего, все детство в лесу провел, изучая следы и повадки зверей. А она с ним так разговаривала… "Да он теперь вообще никогда не захочет меня видеть. Тоже мне цаца нашлась. Горничная принцессы", — от этих размышлений стало совсем грустно, и Илкер заставила себя сосредоточиться на истории Энгарна.

28 юньйо, 5068 года от сотворения Гошты, Западный тракт, деревня недалеко от Биргера.

Шереш ее угораздил зайти в эту деревню. Все, чего Ранели хотела — это купить немного хлеба. По привычке раздавала улыбки налево и направо. Ей нравилась управлять людьми, заставлять их следовать за собой одним движением бровей. Ранели никогда не пользовалась этой властью больше чем нужно. Чуть-чуть поиграет, посмеется над парнями, без всякой магии становящимися зачарованными при виде игривой походки — и исчезает в лесу.

Ранели купила хлеб и пошла дальше, весело рассказывая про священника в Биргере, увязавшемуся за ней деревенскому увальню. Тема еще волновала, она не могла принять решение, может, именно поэтому увлеклась и не почувствовала опасность. В первый раз увернулась от метнувшегося в ее сторону ошейника и смогла перекинуться, но в следующее мгновение ошейник все же накинули на шею — и она снова обратилась в человека. Хорошо, что вопреки расхожему мнению, одежда не рвется и не исчезает во время оборота. Кому понравится оказаться голым посреди толпы?

Она родилась оборотнем, поэтому не боялась боли. Не обращая внимания на острые колючки, впивающиеся в кожу, Ранели до последнего сопротивлялась, пытаясь достать нож, который всегда носила, привязанным к ноге. Но ее оглушили, а когда очнулась, убедилась, что туго прикручена к дереву. Магический ошейник так и остался на ней — вилланам дали очень точные инструкции о том, как поймать оборотня.

Но тут в деревню приехал кто-то важный — с высоты лошади смотрел чудной парень в длинной черной куртке и старомодной шляпе. Она сразу почувствовала: что-то с ним не так. Он произносил пламенную, насквозь фальшивую речь перед вилланами, а девушка лихорадочно соображала: "Кто он? Чего хочет? Спасти или…?" Несмотря на сомнения, подыграла. Сцену "укрощения строптивой" разыграли как по нотам. В любом случае, если парень увезет Ранели из деревни, она проживет чуть дольше и появится шанс сбежать.

Девушка пыталась разговорить его, когда выехали в поля. Но не тут-то было. Парень вел себя загадочно и не спешил ничего рассказывать о себе. Даже имени не назвал, хотя и намекал, что достаточно осведомлен о ее народе.

Ранели ехала позади и незаметно достала нож. Наконец, остановились в лесу, где спаситель освободил ее от ошейника и предложил убираться. Это неприятно задело. Так он хочет поиграть в благородного рыцаря? Спасти между делом, будто щенка из лужи вытащил. Что ж если, он не хочет, ничего рассказывать о себе, есть легкий способ проверить справедливость умозаключений. Когда он повернулся к Ранели спиной, чтобы сесть в седло, девушка воткнула нож ему в спину.

Она не ошиблась: кинжал порвал куртку, но отскочил от плеча, словно под одеждой спрятали доспехи.

Парень резко повернулся, глаза яростно сверкнули желтым светом:

— Какого шереша ты делаешь? — от гнева из-под верхней губы показались клыки.

Ранели отпрянула:

— А ты? — спросила она, так же сверкая глазами. — Думаешь, я не поняла, что ты не человек? Черные глаза и брови, смуглая кожа, шляпа, чтобы можно было скрывать блеск глаз в темноте. Одно не понимаю — почему они тебя не поймали? Неужели тебя ни разу не проверяли туммимом?

— Проверяли, — изрек он, успокаиваясь, и сложил руки на груди. Гнев постепенно проходил, клыки возвращались на место и вскоре ничем не отличались от человеческих, как и взгляд. — У меня есть защита от этого камня.

— Покажи.

Лесник помедлил немного, прежде чем развязать тесемки рубашки. В просвет заметила темные волосы на груди и витую цепочку из золота очень тонкого плетения. Он вытянул амулет — небольшой овальный камень, по цвету напоминавший туммим, в центе имел черное углубление. На этой же цепочке висел круглый медальон, какие носили все неженатые мужчины-оборотни.

— Поглощает энергию туммима, — пояснил, показывая на камень. — Очень редкая и дорогая вещь.

Ранели собралась потрогать камень, но он отвел руку, спрятал амулет под рубашку.

— Теперь все понятно. Кроме одного. Кто ты? Или ты стыдишься своего имени?

Он прищурился:

— Ялмари из клана Онер.

— Онер? — девушка задумчиво сдвинула брови. — Южные кланы. Те, что давно покинули Умар и поселились в Лейне. Амулет тоже оттуда? — она стала сыпать вопросами, не дожидаясь ответа. — И каким ветром тебя занесло в Энгарн? Почему люди верят тебе и слушают тебя?

— Потому что у меня есть это, — воспользовавшись паузой, показал золотой знак "волка".

— И я думаю, ты его не украл?

— Нет, — отрубил он, хладнокровно глядя на девушку. — Я служу Поладу. Еще о чем-то хочешь спросить?

— Да хочу, — шагнула ближе, грудь вздымалась от волнения. — Хочу спросить: как ты, оборотень, мог нарушить закон стаи? Как ты можешь принимать их обычаи? Как ты можешь служить тем, кто сжигает нас на кострах?

— Спокойней, — скривился он. — Ты так кричишь, словно я запалил эти костры. Я объясню тебе все, если сначала ты скажешь, почему я должен отвечать на эти вопросы. Или Умар — это тюрьма, — вернул ее же слова, — и каждый оборотень обязан делать то, что ты считаешь правильным?

— Есть закон стаи и все подчиняются ему. А тех, кто не починяется, мы считаем предателями.

— Я не буду оправдываться. Когда-нибудь ты узнаешь, что есть закон выше закона стаи. Иначе тебя бы тоже не было здесь. Сколько я помню, закон стаи запрещает незамужним девушкам покидать Умар. А замужние покидают страну только в сопровождении мужа, не так ли? — он вскочил в седло, заканчивая разговор.

— Ты очень хорошо осведомлен о законах страны оборотней и все же служишь врагам. Вот что внушал князь, когда говорил: недостаточно знать закон, надо еще исполнять его.

— Счастливого пути, Ранели из клана Далита, — Ялмари не принял спор. — Надеюсь, ты больше не попадешь на костер, пока доберешься до дома, потому что в следующий раз я могу не успеть тебе помочь, — он взял вторую лошадь в повод и отправился дальше.

Ранели все еще злилась. Она чуть не разорвала парня на мелкие кусочки. Почему не ответил на вопросы? Служа людям, он становится виновным в том, что они делают с братьями. Никакая благая цель не может оправдать это. Девушка очень надеялась, что они никогда не встретятся. Когда Ялмари исчез из виду, она обратилась в волчицу и продолжила путь в Сальман, стараясь держаться подальше от Западного тракта.

29 юньйо, 5068 года от сотворения Гошты, Сальман.

Ночь Ялмари провел в сигнальной башне, где пришлось еще раз зашивать куртку, порванную бешеной девчонкой. "Волки" с недоумением посматривали на явно разрезанную дыру, но помалкивали. Все-таки золотой знак — великая сила. Ялмари представить себе не мог, как бы объяснил, почему куртка прорезана, а он не ранен. А так всего лишь принял невозмутимый и загадочный вид.

Ему приснился необычный сон. Обычно не придавал значения тому, что снилось. Прошлые и недавние впечатления прихотливо переплетались в них, но не могли помочь ни в сомнениях, ни в исполнении какого-то поручения. От этого сна — короткого, но необычно яркого, он проснулся в поту.

Ялмари падал в бездну, летел вниз среди темно-синих скал. Над ним чернело беззвездное небо. Ветер свистел в ушах, еще немного — и он разобьется спиной о камни. Дыхание перехватывало, а сердце будто остановилось. Еще несколько мгновений полета и чудовищная боль, охватившая все тело, погрузила во мрак смерти.

Во сне он умер. Впервые. Обычно даже большие неприятности там заканчивались благоприятно. Кроме того, в памяти очень четко сохранилась картинка — темно-синие скалы. Ялмари не только никогда не видел ничего подобного, но даже и не читал никогда, что на Гоште существуют такие горы… Он глубоко вдохнул, успокаивая сердцебиение. Казалось, сердце во сне действительно не билось. За окном еще не рассвело, но лесник поднялся и, зажегши свечу, стал бриться.

Как у многих оборотней волосы на лице росли темные и густые, так что как бы тщательно он ни скоблил щеки, все равно создавалось впечатление, что плохо выбрит. Больше всего он походил тогда на разбойника с большой дороги. Иногда, чтобы не вызывать неприятных ассоциаций, приходилось бриться по два-три раза в день.

На рассвете, сдержанно попрощавшись с капитаном, Ялмари выехал в Сальман. Со шляпой он расставался очень редко. Вышедший из моды головной убор, как заметила и Ранели, легко скрывал блеск глаз в темноте. Сейчас никто такое не носил, но широкополая шляпа "волка" впереди загибалась вверх, и поэтому никак не подходила. Свою он надевал так, что почти пол-лица скрывал. Если же обстоятельства требовали напугать кого-то — как, например, старейшину Елеу — достаточно было сдвинуть шляпу на затылок. Ялмари вспомнил и бандита, которого пришлось убить в Биргере. Когда нож задел лицо и не сделал на щеке и царапины, мужик сразу догадался, с кем имеет дело. После этого он мог либо сделать его навеки немым, либо убить. Получилось второе.

При этом еще и встреча с девушкой-оборотнем не выходила из головы. Вчера спокойствие далось Ялмари нелегко. Лет с десяти он мечтал о встрече с братьями и никогда не предполагал, что она произойдет именно так. Закон стаи! Как Ранели тыкала им. Этот закон говорил, что где бы ты ни был, стая всегда остается твоей семьей, и ты должен делать все для ее благополучия. Нарушил он закон? И да, и нет. Он ни разу не причинил вреда братьям, наоборот спасал их. Пытался объяснить людям, что "другой" не значит "плохой". Но и благополучию стаи Ялмари не служил — поставил себе другую цель. Отправляясь в путь с золотым знаком "волка", он втайне надеялся, что сможет побывать в Умаре — страна оборотней находилось чуть севернее владений Иецера. Лет с шестнадцати жил с мыслью, что наступит день, когда придется вернуться в стаю. Среди людей надо скрывать свою сущность. Среди оборотней он сможет быть самим собой. К тому же Ялмари всегда считал, что именно стая на Гоште хранила истину. Оборотни, в отличие от Энгарнских священников еще слышали голос Эль-Элиона — а для него это было важно. К двадцати двум годам в сознании сложился определенный свод правил, согласно которым следовало жить. И люди этому своду слишком часто не соответствовали. Ранели посеяла в нем сомнения: а что если и другие посчитают, что он нарушил закон стаи и не простят этого?

Грустные размышления скрашивали только воспоминания об Илкер. Маленькая горничная принцессы, уверенная, что оборотни вовсе не так ужасны, как это обычно расписывается. Ялмари, конечно, не обольщался. Одно дело читать о монстрах в книжке, а совсем другое узнать, что твой друг и есть монстр. Узнать, что когда он говорил, будто находит тебя во дворце по запаху, не преувеличивал ни капли. Для оборотня мир полон запахов так же как для человека звуками и красками. У каждого, с кем он встречается, особый запах, который запечатлевается в сознании так же как цвет глаз и тембр голоса. Даже когда Илкер так далеко, как только вспоминал о ней, в памяти возникал слабый аромат ее кожи.

Как девушка отреагирует, если узнает его тайну? Самое меньшее — огорчится. И все же воспоминания о ней развеивали мрак в душе. Кто знает, может, Эль-Элион послал встречу с Илкер именно потому, что знал, с чем Ялмари предстоит столкнуться в дороге, чтобы поселить в нем светлое воспоминание, придающее силы. Как бы ни сложилось все дальше, друзьями они останутся — эта уверенность не покидала.

Ближе к Сальману лес закончился. Стены города, возвышавшиеся посреди зеленеющих полей, напоминали шоколадный торт. Сальман находился ближе всех к горам отделявшим Кашшафу от Энгарна, поэтому для строительства городской крепости использовали горный камень, имевший темно-коричневый цвет. Желающих войти в город оказалось немало. Сальман славился изготовлением оружия — благо штольни располагались близко. Сюда стекались не только вездесущие купцы, но и воины: от вилланов, желавших попытать счастья среди "волков" до знатных рыцарей, чьи отцы владели большими и маленькими замками.

Городские ворота приближались, и Ялмари внимательнее всматривался вперед. Наконец, внутренне возликовал: магических камней у стражи не было. Народ подходил к мытарю, платил пошлину за вход и шел дальше. "Волки" следили за порядком: чтобы нахалы не лезли без очереди и не пытались прошмыгнуть без платы.

Войдя в ворота, лесник, прежде всего, переговорил с десятником. Оборотни и вампиры бесчинствовали и здесь, но городской совет в панику не впал. Убийства тщательно расследовались. По двум жертвам вынесли вердикт: тела изуродованы скорее кинжалами, чем зубами, то есть люди попадали под подозрение сильнее, чем оборотни. Вампиров ищут. Выносилось предложение воспользоваться камнями для поимки оборотней. Старейшина его отверг на том основании, что камни сомнительного происхождения — что он имел в виду неизвестно. Он намекнул, что сообщит об этом Поладу. После этого вопрос о туммимах в совете не поднимался. В городе камни встречались. Но больше чем оборотни или вампиры, жителей Сальмана и окрестных деревень беспокоило то, что в горах Кашшафы стали происходить загадочные вещи. Пострадали пока семеро вилланов, кто знает, не перекинется ли эта зараза дальше. Трое из них погибли. Четверо других сошли с ума и, скорее всего, тоже умрут. Что с ними случилось — никто не знал. Знают только, что они подошли близко к горам. Эти известия смутили Ялмари. Враг опережал их, и неизвестно, смогут ли они противостоять магу везде.

На вопрос о таверне десятник сказал:

— Сударь, если вам нужны слухи, то лучшего места чем "Бравый моряк" не найти. Хозяин много повидал, прежде чем обосноваться в Сальмане, а потому не задает никому лишних вопросов. Так что поговаривают у него в забегаловке можно встретить всех: от кашшафца до вампира. Нас просили проверить там посетителей, но поскольку смертей и кровавых драк там не бывает, мы таверну не трогаем. Пара "волков" только рядом патрулирует. Значит, отсюда сразу направо и вдоль городской стены, пока не наткнетесь на разрисованную вывеску с одноглазым моряком. Это таверна и есть.

Ялмари поехал в указанном направлении. Таверна находилась, наверно, в самой грязной части города. Вонь стояла невыносимая: из-за летней жары реки помоев, что текли вдоль домов, быстро испарялись. Добрый дух хранил его: ни разу из верхних окон не вылили помои, пока проезжал. Но это лесник посчитал единственным плюсом. Пока добирался до таверны, вообразил, что "Бравый моряк" настоящий притон.

Аляповатого моряка с красной рожей и черной повязкой на глазу он заметил издали. Про себя взмолился, чтобы внутри оказалось хоть немного чище, иначе может стошнить от этих запахов. Голова начинала раскалываться. Того и гляди придется искать себе другое пристанище. Обоняние оборотня не раз спасало жизнь, но сегодня из-за него он рисковал с жизнью расстаться.

Сразу за вывеской распахнутые ворота вели в просторный и чистый двор. Ялмари воспрял духом. Прислуга тоже пришлась по душе: чистенький мальчик подхватил коня под уздцы и исчез, как только Ялмари покинул седло. "Что ж посмотрим на таверну", — он толкнул двустворчатые двери. Чистое полупустое помещение встретило ароматами мяса и рыбы.

Мелодично зазвонил колокольчик, и уже через минуту подошла женщина лет пятидесяти:

— Добрый день, сударь. Что вам угодно? — взгляд внимательный, цепкий. После такого обычно люди доставали из кармана магические камни. Но женщина лишь спрятала усмешку, будто без всякого камня узнала, кто он, но это нисколько не смутило. Ну что ж — догадки так и останутся догадками. Вряд ли она сможет их проверить.

— Здесь всегда так пусто? — поинтересовался Ялмари после приветствия.

— Постоянные клиенты приходят к вечеру. Тогда у нас не протолкнешься.

— Ясно, — Ялмари помолчал. — Я, пожалуй, переночую здесь. Есть у вас свободная комната?

— Конечно, есть. Как не быть. Вот в день равноденствия у нас много гостей, а теперь до дня Добрых духов пусто будет. Вам сейчас комнату показать или после обеда?

— Я буду обедать позже. Пока положу в комнате кое-какие вещи и навещу одного знакомого.

— Хорошо, тогда следуйте за мной.

Ялмари поднялся на второй этаж вслед за хозяйкой. В доме все сделано добротно и чисто: дубовая лестница, широкий коридор — видно, что хозяин любил размах. Проходя мимо одной из комнат, он замер, уловив знакомый запах. Из-за двери раздался мелодичный девичий смех. Хозяйка стояла на пороге соседней комнаты:

— Еще одни постояльцы. Они вам не помешают.

Лесник рассеянно кивнул и пошел дальше. Пока хозяйка отвернулась, еще раз потянул носом воздух. Тут же донесся знакомый голос:

— Устал?!

Сомнений быть не могло — в этой же таверне остановилась Ранели. Интересно, что этой девчонке неймется? Он-то считал, что после происшествия в деревне она поторопится домой.

До обеда Ялмари побывал и у старейшины, и в монастыре. Обе встречи не доставили ничего, кроме разочарования. Старейшина, преданный королеве всей душой, ничего толком не знал о происходящем, кроме того, что вероятно готовится заговор. "Но это ведь не мое дело", — заявил с виноватой улыбкой. Ялмари понял, что не найдет тут помощи. Более того, если до сих пор Сальман и не поддался на уговоры мага, то кто знает, как горожане поведут себя в ближайшем будущем, если страшные смерти не прекратятся.

Монастырь находился недалеко от южных стен города и напоминал крепость в крепости. С тем отличием, что каменную ограду монастыря тщательно выбелили известью. Возле высоких дубовых ворот, оббитых железом, висел шнурок. Ялмари подергал его и, хотя не услышал звона колокольчика, вскоре открылось крохотное окошко и оттуда дружелюбно осведомились, что ему угодно. Лесник предъявил знак:

— Мне хотелось бы поговорить с настоятелем, — сообщил он.

Окошко захлопнулось и на этот раз часы на городской ратуше отсчитали четверть часа, прежде чем маленькая дверь, умело вытесанная внутри большой, бесшумно отворилась и худой монах в черном балахоне, подпоясанный дешевой веревкой, улыбнулся в густую бороду:

— Проходите, сударь. Настоятель уделит вам четверть часа.

Ялмари неприятно поразило, что настоятель Тордой заранее определил время, необходимое для беседы. Внутри тоже белые стены с большими рамами, разделенными на маленькие застекленные квадраты. Кроме монаха, идущего впереди, никто не показывался. Тишину не нарушал ни один звук, отчего монастырь казался вымершим.

Монах толкнул одну из дверей и Ялмари, миновав крошечную прихожую, вошел в белую комнатку, освещенную солнечными лучами. Из мебели лишь громадный сундук, стоящий у правой стены (такой ночью наверняка служил постелью), да две табуретки. С одной из них поднялся седой Тордой.

— Добрый день, сударь, — проскрипел настоятель. — Присаживайтесь и расскажите, какая нужда привела Вас в эту скромную обитель.

— Добрый день, настоятель Тордой, — Ялмари по обычаю, склонился в поясном поклоне. — Тревожные события, происходящие в Энгарне, вынудили меня искать вашего совета.

Лесник подождал, когда Тордой сядет, и только после этого устроился напротив.

— Вам нужен совет относительно распоясавшихся оборотней, воскресших вампиров и нечистых духов, сеющих смерть и страх в людях? — без предисловий начал Тордой.

— Да, настоятель.

— Мы не сможем помочь, — отрезал старик.

Лесник опешил:

— Священники издавна защищали Энгарн… — начал он.

— Так мы не священники, — ехидно ухмыльнулся Тордой. — Идите к священникам и просите у них защиты. Почему не пошли к ним?

— Я был там, — заверил Ялмари.

— И убедились, что во всех храмах священники только тем и занимаются, что жрут и пьянствуют, да выколачивают деньги из народа. Не так ли?

— Вы слишком… — Ялмари чуть не сказал "грубы", но сдержался. А другое слово так и не пришло на ум, так что он замолчал.

— Я говорю как есть, — несмотря на резкие слова, голос Тордой не повышал. — И вы, сударь, знаете, что я прав, иначе Полад не вспомнил бы про нищих монахов. Но знаете, что я скажу? Ни Полад, ни "волки", ни все, кто прислуживает вам, не получат помощи. Ибо гнев Эль-Элиона пришел на Энгарн. И он не успокоится, пока не накажет виновных.

— В чем же мы провинились? — недоумевал лесник.

— О, вы знаете в чем. Но я скажу, раз ты спрашиваешь, — настоятель сам не заметил, как перешел на "ты". В виду того, что Ялмари годился ему во внуки, это не звучало оскорбительно. Слова обличали без пощады. — Вы виновны в том, что Энгарн развратился. Что люди ходят в храмы лишь затем, чтобы похвастаться нарядами. Что священниками становятся те, кто заплатит экзаменаторам, а не те, кто истинно верует. Что эти священники льстят людям и обещают им спасение за деньги. Они не обличают паству во грехе и не наставляют на путь истинный. Более того, если кто посмеет призвать народ к покаянию — изгоняется. Люди и служители храма развратничают и обирают друг друга. Они могут улыбаться тебе в лицо, но воткнут нож, как только ты повернешься к ним спиной. Ценность человека измеряется деньгами, и если кто беден, то каждый считает вправе унизить и оскорбить такового. Ты хочешь услышать еще о беззакониях Энгарна или достаточно?

— Хватит, — обронил Ялмари.

— Может, ты считаешь, что я преувеличиваю?

— Нисколько, — признал лесник.

— Надо же… — Тордой явно изумился, но быстро взял себя в руки. — Тогда я полагаю, мы можем закончить наш разговор. Ты можешь передать всем, почему Сальмановский монастырь не предоставит помощи энгарнцам.

— Спасибо, настоятель. Я сообщу, — Ялмари поднялся, немного потоптался на месте, потом все же решился. — Простите мою смелость… Но если вы думаете, что, запершись в монастыре и злорадствуя по поводу гибели мирян, вы совершаете подвиг добродетели, то вы глубоко заблуждаетесь.

Тордой подскочил:

— Действительно дерзость! — он прищурился. — Как смеешь ты говорить такое?

— Я читал Священные книги. Народ всегда одинаков — он желает жить в свое удовольствие и не любит, когда его тревожат проповедями. Древних священников, к которым благоволил Эль-Элион, очень часто не слушали так же, как не слушают вас. Но когда наступала беда, те находились рядом со страдающими, облегчали их боль и молились за погибающих. Мне жаль, что таких священников нет и в монастыре. Прощайте, настоятель.

Тордой заметно побледнел, и когда лесник вышел из кельи, он не попрощался. Но по сравнению со всем услышанным Ялмари посчитал это мелочью.

Когда лесник проходил по коридору в комнату, еще раз почувствовал запах Ранели. Девчонка все еще не выходила из комнаты и находилась там с мужчиной. Вспомнились слова настоятеля о том, что люди развратились. В священных книгах Эль-Элиона записано всего четыре заповеди и последняя из них гласила: "Храни себя в чистоте до брака, а после брака храни верность избраннику". Немного Ялмари знал людей, поступающих так. Иногда казалось, что таких светлых и чистых как Илкер вообще не существует. Оборотни же ревностно почитали законы Эль-Элиона, считая эти заповеди законом стаи. Когда мальчикам исполнялось четырнадцать, их обучали ковке. К восемнадцати каждый из них кроме меча должен был выковать символ — круглый медальон, которые при надавливании легко раскалывался пополам, оставляя причудливый неровный край. Символ носили на шее до свадьбы — единственное украшение, которое позволяли себе оборотни. Во время помолвки, жених разламывал символ, получалось два медальона необычной формы. Один оставался у жениха, а второй получала невеста, для всех это служило знаком, что только вместе отныне они одно целое. Ялмари выковал такой медальон и бережно хранил его вместе с оберегающим талисманом. Наедине молодые люди в Умаре оставались только после свадьбы. Причем в отличие от людей, которые осуждали потерявшую невинность девушку и считали, что это совершенно естественно для мужчины, у оборотней правила были одинаковы для всех. Столь строгое соблюдение закона облегчалось тем, что оборотни, как и волки, однолюбы. То есть хвастаться праведностью не приходилось — всего лишь физиологическая особенность, помогающая поступать правильно. "Или все же у оборотня есть выбор? — задумался лесник. — Вот же Ранели нарушила закон стаи. Значит, и другие могут, но не делают. Или новые времена настали в Умаре?"

Ялмари подошел к столу. Хозяйка предусмотрительно поставила на нем два кувшина: с водой и с васагом. Лесник еще раз подивился: хозяйка, не спрашивая, знала, что он любит.

Налил в бокал напиток, подошел к окну. Оно выходило на главную улицу, поэтому его застеклили. Постояв немного, Ялмари открыл окно. На "чистой" улице и воздух должен быть чистым.

Лесник не ошибся. Городской шум ласкал слух — избавлял от тягостного одиночества. Ухо невольно уловило слова из соседней комнаты — кажется, там тоже открыли окно.

— Ты пришла потому, что понадобилась помощь. Разве не так? — низкий мужской голос.

Он собрался закрыть окно, чтобы не подслушивать, когда раздался взволнованный голос Ранели:

— Послушай, это мое последнее путешествие. Помоги мне найти этого мага. Его зеркала ответят на все вопросы. Я не буду тебя мучить.

Ялмари насторожился: "Маг, который может ответить на все вопросы. Это не Загфуран ли?"

— Ранели, мне кажется, ты не услышала главного, что сообщил тебе священник: решение должна принять ты. Никто тебе в этом не поможет. Ни люди, ни оборотни, ни маги, ни зеркала. И вообще, как ты можешь обращаться к магу? Чему вас в Умаре учат? Разве ты не знаешь, что, обращаясь к нему, ты отдаешь себя в его власть?

— Алет, он скованный маг, — терпеливо объясняла Ранели. — Знаешь, что это такое? За какое-то преступление его лишили способности колдовать. При нем сохранились зеркала, которые могут открыть будущее и прошлое, открыть дорогу к счастью. Только зеркала, Алет.

"Не Загфуран, — сделал вывод Ялмари. — Загфуран на скованного мага ни капли не похож"

Успокоившись, он закрыл окно. В задумчивости сел на кровать: "А что если это правда? Что если существуют зеркала, которые могут помочь в моем задании: показать будущее, подсказать правильное решение?" Лесник прошелся по комнате от окна до двери и обратно. До сих пор с каждым днем все больше казалось, что положение Энгарна безнадежно. Сильный маг, против слабых священников. А у Загфурана такие могущественные помощники — проклятые оборотни, вампиры. Настоятель еще упомянул о нечистых духах… А Энгарн остается один в этой битве. Может, Эль-Элион дал услышать этот разговор, чтобы подсказать, где можно найти помощь стране? Ялмари постарался успокоиться. Как никогда важно было услышать внутренний голос, который помогал принять правильное решение…

Вскоре в душу пришел покой. "Решено. Надо поговорить об услышанном с Ранели. Может, она сменит гнев на милость и покажет ему дорогу к магу. Или вместе отыщем путь. Если, конечно, маг находится в Энгарне. Ехать в другую страну некогда, придется тогда послать кого-то еще".

За неделю до этого

В праздник — День равноденствия — у Илкер было совсем не праздничное настроение. Она, конечно, надела лучшее платье: не темно-коричневое, а синее, с вышивкой по подолу. Но на душе осталась сосущая пустота, словно должна случиться какая-то неприятность. Такая тревога всегда посещала в народные гулянья. Во-первых, торжества вызывали воспоминания о том, "как было раньше", когда она жила в замке с родителями и Ашбелом. Во-вторых, она рассчитывала повидать братишку, но тетя передала ей записку с просьбой пока не приходить, потому что он едва привык к отсутствию сестры. Если Илкер приедет — опять Ашбел целый месяц будет грустить. Девушка не знала, справедливо ли такое решение, но ослушаться не посмела. Может, на день Добрых духов им позволят встретиться?

Она с мягкой улыбкой наблюдала, как другие горничные прихорашивались. Пайлун уже совсем оправилась от переживаний. Она причесала всех подруг и даже Илкер заставила сесть перед зеркалом. Всего четверть часа — и в зеркале появилась элегантная дама: прическа сделал ее немножко выше, изящная шея открыта, трогательные кудряшки придают невинность и очарование.

Девушка поднялась, повернулась перед зеркалом, чтобы еще раз убедиться, что она не ошиблась — по-новому уложенные волосы преобразили ее.

Тепло улыбнулась Пайлун:

— Большое спасибо. Это великолепно.

Что-то изменилось в манерах — словно появилась величавая снисходительность — и другие это заметили. Реума восхищенно ахнула:

— Илкер, ты как настоящая леди!

От этого замечания Илкер вздрогнула и рассмеялась. Она и вправду забылась на мгновение.

Вот только что теперь делать со всей этой красотой? Горничные собирались на городскую площадь — там до вечера будут давать представления бродячие артисты, а королевские служащие раздадут бесплатные напитки, народ станет петь и танцевать. Она на одно мгновение представила себя в этой толпе — совсем одну. Передернула плечами — лучше дочитать книгу. Или…

Или пойти в лес. Конечно, если она встретится там с Ялмари, он может решить… Но, скорее всего он тоже сегодня будет на площади. Сегодня все отдыхают и празднуют. Кроме поваров разве что… В конце концов, Илкер всегда в свободные часы ходила в лес. Она любит гулять по лесу. Почему сейчас что-то должно измениться?..

…Она столкнулась с Ялмари в холле и онемела от неожиданности. Лесник ослепительно улыбнулся. Почему ей кажется, что он с каждым днем становится все красивей? В отличие от нее он и одежду не меняет…

— Добрый день, сударыня, — он галантно поклонился, снимая шляпу — опять эта ужасная шляпа! — Вы ослепительны!

— Добрый день, — она несмело ответила на приветствие. Казалось, он тут же угадает, что у нее на душе, и от этого заранее становилось стыдно. — Спасибо за комплимент, сударь, но вы слишком снисходительны ко мне, — она присела в легком реверансе.

— Ты куда-то сбиралась? Пойдешь на площадь?

— Нет… Я не люблю толчеи, — объяснила, проклиная себя за то, что тон получился сухой и безжизненный. — Хотела погулять в лесу.

— Так любишь лес? — осведомился Ялмари.

Илкер поблагодарила его в душе за то, что он не обращается внимания на то, как она скована и холодна. Не уходит, продолжает с ней беседовать. Ведь она так ждала, чтобы он пришел.

— Лес живой, — отозвалась Илкер. Почему-то казалось, что он непременно поймет, что она хочет сказать. И он понял.

— А парк мертвый, да? — пояснил Ялмари ее мысль — и взгляд стал такой теплый, даже горячий, что щеки девушки невольно зарделись. — А хочешь, я покажу тебе живой парк? — спросил он. — Таких мест немного, но все-таки они есть. Пойдешь?

— А ты разве не по делу во дворце? — робко поинтересовалась она.

— Сегодня праздник, — объяснил он. — У меня выходной. Я пришел потому, что мечтал тебя увидеть. Это ничего?

— Ничего, — она, наконец, нашла в себе силы улыбнуться. — Хорошо, я готова посмотреть живой парк.

— Замечательно, — Ялмари протянул руку, она вложила тонкие, холодные от волнения пальцы, и они вместе спустились по ступеням. — Учти, путь неблизкий.

— До леса наверняка дальше.

Он отпустил ее — держать дальше руку не позволяли приличия. Илкер ужасно негодовала на того, кто сочинил эти правила. Хотя с другой стороны этот мудрец все же знал, что делал…

— Как книга? — поинтересовался Ялмари, пока они шли мимо стриженых лужаек и великолепных фонтанов. — Не обманула твои ожидания?

— Н-нет… — неуверенно откликнулась Илкер. — Все именно так, как рассказывал отец.

— То есть оборотни — это такие душки, напоминающие домашних собачек?

— Вовсе нет, — тут же возмутилась Илкер. — Оборотни — могут превращаться в настоящих волков. Если ты стал их врагом — пощады не жди. Дело в том, что и владея серебряным оружием нелегко справиться с оборотнем. Но вот без причины они не нападают. Люди часто приписывают им разные зверства, но на самом деле, они живут, как и люди: женятся, рожают детей. Убивают, когда приходится защищать свою жизнь или жизнь близких. Написано, что они не мстят никогда, но я не знаю, насколько можно верить этому мнению. Все же писал не оборотень. Что ты думаешь об этом?

Ялмари загадочно поднял брови.

— Я могу согласиться или не согласиться с тем, что написано в книге. Знаешь, однажды я пришел к выводу, что вся наша жизнь — это жизнь выбора и веры. Мы почти ничего не знаем сами — кто-то сказал, кто-то написал, а мы выбираем верить или нет. Выбираем, чьему мнению можно доверять, а чьему нельзя. Согласна?

— Интересная мысль, — Илкер помолчала. — Пожалуй, очень верная мысль. Итак, что выбрал ты относительно оборотней? — на лице мелькнула лукавая улыбка.

— Пожалуй, то же, что и ты. С одной маааленькой поправкой. Злые оборотни все же встречаются.

— Это естественно, — охотно согласилась Илкер. — Среди людей тоже далеко не все милые.

— Я не об этом. Сказки о кровожадных тварях не лишены почвы. В "Священной истории Энгарна" написано о так называемых оборотнях по крови. О тех, кто рожден оборотнем от родителей оборотней. Но есть еще и проклятые. Темные маги могут наложить на любого человека заклятие луны. Тогда в полнолуние он будет обращаться в хищника, не могущего утолить голод, сколько бы он ни ел. Представляешь, что может натворить проклятый, всего за одну ночь? И учти — он полностью теряет разум, может убить дорогих ему людей, а когда луна зайдет, он снова станет человеком и забудет о том, что совершил ночью.

— Как страшно! — Илкер передернула плечами. — И как отличить такого человека?

— Никак. Говорят, раньше священники могли сразу определить, если на человека наложено заклятие. Может, и остались такие, но, наверно, их единицы. Так что перед проклятыми мы беззащитны.

— Это ужасно… А вот еще, скажи… Может, ты знаешь… Никак не могу понять — куда девается одежда, когда оборотень превращается в волка.

— Я не совсем эксперт… — Ялмари смутился. — Но кое-что слышал и об этом. Как бы тебе объяснить… — он посмотрел вперед. Они вошли в тенистую аллею с вековыми дубами. Впереди блеснула вода. — Иди за мной, — он опять взял ее за руку. Сердце Илкер забилось часто-часто, она очень надеялась, что лесник не заметит, как она разволновалась от этого простого прикосновения. Он невозмутимо подошел к небольшому пруду, зачерпнул горсть воды. — Видишь воду? — обратился он к Илкер, не выпуская руки. Потом вылил ее на траву. — Где она теперь? — с хитрым видом спросил он.

— В земле? — предположила Илкер.

— Нет, — заверил он. — Смотри, — потянул за руку, заставляя нагнуться, чтобы рассмотреть тонкие зеленые листья и стебли. — Поняла?

Там, где он брызнул водой, трава стала мокрой.

— Вода на траве? — уточнила Илкер свой вывод. — Ты хочешь сказать…

— Представь, что кожа оборотня, — он легко прикоснулся к ее запястью, — становится шкурой волка. В нашем примере — это трава. Тогда одежда, — такое же легкое прикосновение к рукаву платья, — станет чем-то вроде воды на этой траве.

Еще ни разу не стоял он так близко. Несколько мгновений они смотрели глаза в глаза. Она слышала, как бьется сердце. О Эль-Элион, только бы он не почувствовал, что происходит. Илкер быстро отвернулась, сбрасывая наваждение. Кажется, это поступила не очень разумно, когда решила погулять с ним в лесу.

— Что с тобой? — вполголоса проговорил он. — Что-то не так?

— Нет-нет, — губы сложились в вымученную улыбку. — Все хорошо, — она тряхнула головой. — Одежда превращается в как бы воду на шкуре. Любая одежда? А если на оборотне рыцарский доспех?

— Пойдем дальше, — показал он рукой направление. — Мы почти пришли.

В этом месте парк действительно напоминал живой лес. Разве что живности не водилось, да тропинки уж слишком хорошо вычистили. Между дубами мелькнуло что-то белое. Вскоре перед Илкер предстала мраморная беседка.

— Какая красота! — воскликнула она и помчалась вперед. Беседка стояла на небольшой поляне. Вокруг зеленая стена леса. А изящная вязь ограды напитана солнечным теплом. Илкер коснулась витков изгороди, провела рукой по скамье. — Никогда не слышала ни о чем подобном!

— Еще бы, — горделиво усмехнулся Ялмари. — Знала бы — не гуляла бы по лесу.

— Гуляла бы, — возразила Илкер. — Лес — это иное. Ты же знаешь.

— Знаю.

Они сели в беседке на расстоянии трости друг от друга. Словно сговорившись, избегали встречаться взглядами.

— Так что насчет оборотней?

Ялмари откинулся назад, подставляя лицо солнцу.

— Ты всерьез полагаешь, что оборотням нужны доспехи? Вообще-то и в человеческом обличье их почти невозможно убить.

— А серебро?

— Ты видела серебряные сережки? — Илкер кивнула. — Они мягкие, да? Руками можно согнуть. Это потому что в Энгарне еще не научились хорошо очищать серебро. А ранить оборотня можно только чистым серебром. Как ты себе представляешь серебряный меч?

— Можно посеребрить стальной меч, — предложила Илкер. — Если купить чистое серебро в Кашшафе или у лейнских купцов.

— Правильно, — согласился Ялмари. — Но скажи, часто ты встречала такое оружие? — серебром иногда украшают мечи, делая на них надписи или узоры, но и только. Так что получается, шанс встретиться с человеком, который может хотя бы ранить оборотня, очень невелик. Следовательно, доспехи оборотни не носят. Но если бы даже носили… Все, что на них есть: деньги, оружие… Шляпа! — он помахал головным убором, — все становится невидимой и неощутимой пленкой на шерсти. И вернется в прежнее состояние, когда оборотень вновь примет человеческий облик.

— Слушай… — Илкер напряженно размышляла. — Но получается, что оборотни почти неуязвимы.

— Почти… — лесник вдруг изменился в лице. От спокойствия и радости не осталось и следа, будто вспомнил что-то ужасное. Какое-то время он напряженно молчал. Потом еле слышно промолвил. — Если есть сковывающий ошейник. Магический… Тогда оборотня можно сжечь…

Илкер притихла, наблюдая, за побелевшим лицом лесника, а он погрузился в воспоминания…

…Ялмари не видел этого. И мама — женщина, полюбившая оборотня — никогда не рассказывала об этом эпизоде своей жизни. Щадила сына. Просветил друг. А тому рассказали родители. Рассказали так, как могут рассказывать лишь люди: скупо, в особых местах вставляя пошлые шутки. Может, именно поэтому воображение легко дорисовало то, чего сказано не было.

Отец Ялмари не совершил никакого преступления. Единственным преступлением было то, что он не человек. Поэтому в одной из деревень, его привязали к дереву. Дерево было живое. Ветви шумели над головой, напоминая о спасительном лесе — таком близком. Отцу не хватило каких-нибудь полчаса, чтобы уйти от погони.

Он не скалился, не выкрикивал проклятия. Не пытался объяснить, насколько заблуждаются те, кто подносят факел к ногам. Он закрыл глаза и… Молился? Думал о любимой женщине? Он не смог спросить отца об этой минуте…

А потом он кричал, потому что никто не может выдержать этой муки — оборотням не дают настой, дарующий забвение в адском пламени. Оборотни должны пить полную чашу.

А потом он замолчал — боль стала больше, чем он мог вынести.

А потом прискакала мать Ялмари. Голыми руками убирала головешки. Вырывалась из рук тех, кто пытался ее удержать. Бросалась к дереву, стараясь своим телом потушить пламя.

Отец был страшно изуродован: кожа обуглилась и лопнула, кровь снова запеклась. Но он еще дышал. Мать так голосила, что добилась своего: огонь потушили, отца положили на землю.

Мать не выла. Встала на колени и стала тихо-тихо умолять его, чтобы он не умирал, не бросал ее одну. Он на мгновение пришел в себя, улыбнулся черными губами, и глаза закатились.

Вот тогда мама потеряла сознание. Так и лежали они за деревенской околицей: обугленный труп и красавица энгарнка — светловолосая и светлокожая. Друг сказал — очень красиво смотрелось. Белое и черное. Красавица и чудовище…

…Эта сцена сейчас особенно ярко представилась Ялмари. Илкер что-то почувствовала — он с первой встречи увидел, что девушка понимает его без слов. Как и он ее. Она замерла, будто вспоминала то же, что и он. Когда лесник поднял взгляд, показалось, она все знает. Все. И ее нисколько не отталкивает то, что он оборотень. Но вслух они так и не произнесли ни слова.

— Что это мы все о грустном? — прервал тягостное молчание Ялмари, искоса взглянув на Илкер. — Расскажи что-нибудь веселое.

Илкер не знала, о чем парень только что вспоминал, но, казалось, его боль перетекала в нее. На минуту показалось, что лесник рассказывает о себе. Но вот он заговорил, и она расслабилась. Как она могла подумать такое?

— Не знаю, что тебе рассказать, — девушка обхватила себя руками. — В моей жизни происходило не очень много веселого.

— По тебе не скажешь. С тобой так легко.

— Такой была моя мама. Отец всегда говорил, что я на нее похожа. В жизни много печального, но если постоянно об этом размышлять, можно упустить то прекрасное, что дает Эль-Элион. Он все дает по силам. Ты заметил? Ровно столько, сколько можно перенести. После радости приходит печаль, которая снова сменяется радостью. Наверно, так надо. Наверно, мы не смогли бы по-настоящему оценить счастья, если бы не грустили до этого. Как ты считаешь?

Он отозвался не сразу.

— Я размышлял об этом, — наконец заговорил он. — И я не совсем согласен. Есть люди, которых горе сломило. Выходит, не всем по силам. А кроме того… Мне кажется, что человек должен быть всегда счастлив. Он создан для этого — для такого счастья, которое не заканчивается. И то, что сейчас все иначе… Ты ведь знаешь о восстании духов, — он хотел продолжить, но оборвал себя. — Кажется, я сейчас залезу в богословские дебри, — рассмеялся он.

Илкер тоже улыбнулась, с удивлением глядя на него:

— Ты очень странный лесник, — заметила она. — Иногда такой простой, словно я вижу тебя до донышка. Иногда такой сложный, что кажусь себе круглой дурой, — Ялмари обреченно закрыл глаза рукой. — Но кроме отца я еще не встречала человека, с которым мне было бы так интересно.

— У меня очень похожие чувства, — заметил он, смеясь. — Могу повторить все слово в слово. И еще, мне кажется, я не встречал другой горничной, которая бы настолько не вписывалась в этот дворец. Ты здесь что-то инородное, и я…

— Хватит! — категорически прервала Илкер. — Раз разговор о веселом у нас не получился, давай поговорим о политике. Как ты полагаешь, королева любит Полада?

— Что? — изумился Ялмари и сдвинул брови. — Извини, но это не обсуждается.

— Почему?

— Потому что я не люблю передавать чужие сплетни.

— Я прошу тебя сказать твое мнение.

— Нет, — он смотрел очень серьезно. — Я не буду говорить на эту тему. Извини.

Илкер неверяще взглянула на него. Она и предположить не могла, что Ялмари может быть таким непреклонным. Сразу стало неуютно в беседке. Захотелось уйти домой.

— Не огорчайся, пожалуйста, — взгляд Ялмари стал тревожным.

— Я не… я не должна огорчаться. Ты ведь имеешь право говорить или молчать…

— Ты не должна, но ты огорчилась. Да?

— Да, — вынужденно согласилась она. — Ты знаешь, я спросила, потому что… Ничего, что я скажу? Ты можешь не отвечать, если не захочешь, — она выжидающе посматривала на него, пока он не дал согласие. — Отец с детства привил мне любовь к истории. Я с восторгом читала о королеве Эолин. Ее жизнь похожа на рыцарский роман. Ее прятали в семье небогатого графа в Лейне. Она вернулась домой, минуя множество опасностей, чтобы опять принять трон. Она победила врагов и вышла замуж, чтобы вскоре вновь остаться одной. Я гордилась королевой, играла в нее и сочиняла о ней пьесы. И вот теперь, когда я повзрослела, я почувствовала, как же она несчастна. Что видела она в жизни? Родителей потеряла только родившись. До двадцати лет в изгнании. Наконец, вроде бы жизнь наладилась — получила корону, вышла замуж, родила сына… И тут любимый муж погибает. Ей ведь тогда было всего двадцать четыре! Представляешь? Чуть старше меня. С тех пор всегда одна… Я только поэтому спросила. Меня мучает вопрос: она всю жизнь тоскует по мужу или все же счастлива хоть немного? Хоть чуть-чуть, украдкой…

Ялмари откликнулся не сразу.

— Знаешь, есть две категории людей. Одни всегда несчастны — такие живут и думают: вдруг случится то или это, и я все потеряю? Другие умеют хранить если не счастье, то покой. Они говорят: надо ценить то, что есть. Мне кажется, королева именно такая. Она потеряла мужа, но у нее есть дети. Это тоже счастье, разве нет?

— Да, — согласилась Илкер. — Хотя, я говорила о другом, — она грустно улыбнулась. — Расскажи мне о принце. Какой он?

— Что именно ты хочешь знать? — девушка чувствовала, что он напрягся.

Илкер сложила руки на коленях.

— Правда, что он… не совсем в себе. Или это опять сплетни?

Ялмари погладил подбородок. Он тщательно подбирал слова. Илкер чувствовала, что когда речь заходит о королевской семье, лесник переставал быть самим собой. Он уже не отвечал легко то, что думает, а словно боялся сказать лишнее. Неужели он вправду считал, что она может передать его слова кому-нибудь из тайной полиции?

— Скорее всего, да, — наконец услышала Илкер.

— Ты лучше ничего не отвечай, чем так, — промолвила она. — Я не люблю такие ответы. Или "да", или "нет". А что значит "скорее всего"? То, что это тоже запретная тема для тебя?

— Скажем так: не очень приятная, — неохотно признался Ялмари. — Хорошо… — он на мгновение закусил губу. — Мне кажется… я уверен, что он не совсем в себе.

— И в чем это проявляется?

— Ты же понимаешь, какими должны быть принцы. Примерно такими, как лорд Сорот. Всегда на виду. Образец элегантности и изысканных манер. Прекрасно танцует, победитель рыцарских турниров, покоритель женских сердец. А принц… его толком и не видит никто. Словно скрывается от всех. Даже в государственных делах не принимает участия, а ведь матери нужна его помощь, хоть он всего лишь принц крови1.

1 Титул "принц крови" или "принцесса крови" в Энгарне имеют сыновья королевы и младшие дочери, то есть те, кто не наследует трон.

Единственное, что он делает из того, что достойно его положения — охотится. Так и это он делает неправильно. Вместо королевской охоты… Ты же знаешь, как это происходит? Толпы придворных, дамы в прекрасных нарядах, трубы гремят на весь лес, собаки лают, кони в мыле… Нет, принц вместо этого в одиночку уйдет в лес с утра. Бродит там целый день, вечером притащит оленя, скучно кинет его — разделывайте, мол, и в библиотеку за книжки. Читатель, — в последнее слово он вложил столько презрения, словно сплюнул.

— Ты действительно считаешь, что если человек любит читать, то он душевно больной и достоин презрения? — сделала большие глаза Илкер. — Слушай, мне кажется, я разговариваю не с тобой. А что тогда ты скажешь обо мне? Я тоже люблю одиночество и люблю читать. Я тоже, по-твоему, больная?

— Илкер! — укоризненно воскликнул лесник.

— Я не ожидала от тебя такого, — девушка встала. — Принц любит одиночество. Любит книги. За это вся страна твердит, что он сумасшедший? За то, что он хочет быть самим собой, а не выставляться, как некоторые, напоказ?

— Илкер, ты что уходишь? — он тоже поднялся. — Вот уж не думал, что из-за принца мы поссоримся. Пожалуйста, не уходи. Давай не будем о нем.

— Мне кажется, ты завидуешь ему, — девушка, собиравшаяся сбежать по ступенькам, снова повернулась к леснику, будто желала все высказать до конца.

— Завидую? Да объясни мне, чему я должен завидовать? — Ялмари не на шутку завелся. — Тому, что для всех незамужних девушек страны от четырнадцати до сорока четырех предел мечтаний выйти замуж за принца? Это притом, что за глаза все, говоря о нем, крутят пальцем у виска? Я должен завидовать тому, что все влюбляются в слово "принц" и им плевать каков он на самом деле?

Они стояли в беседке друг напротив друга и впервые всерьез ссорились

— Ялмари, что с тобой? — Илкер смягчилась. Лесник отвернулся. Тут она догадалась и ахнула. — Ялмари… Тебя бросила девушка? — он дернулся и кивнул. — Из-за принца?

Он приглядывался к ней, словно размышлял, стоит ли говорить правду. Затем все же произнес:

— Не совсем. Я сам ее бросил. Когда я общался с ней, то заметил, что принц интересует ее гораздо больше чем я. Когда понял это, сказал "прощай"…

— Прости. Я не хотела тебя огорчить, — вид у Илкер был до крайности виноватый. — Я не такая, Ялмари, правда. Я никогда не мечтала выйти замуж за принца. И я не буду говорить о том, что тебе не нравится. Ялмари…

Она быстро привстала на цыпочки и поцеловала его в щеку. Брови Ялмари удивленно подпрыгнули. В последний момент он попытался удержать девушку, но не успел — она отступила.

— Вкусно, — мечтательно произнес он, дотрагиваясь до щеки. — Но мало.

— Достаточно, — она, смеясь, выскочила из беседки. — Я хотела утешить тебя. И поверь, принца я бы ни за что не поцеловала!

— Вот как? — он засмеялся. Тут же осведомился с грустью. — Ты все-таки уходишь?

— Если мы будем гулять дольше, обязательно пойдут нехорошие слухи. А мне бы этого не хотелось.

Ялмари вынужденно признал разумность ее доводов.

29 юньйо, 5068 года от сотворения Гошты, замок графа Иецера.

По дороге в захваченный замок графа Иецера Загфуран составил новую программу действий. Встреча у старейшины грозила спутать планы. Он не предполагал, что Полад так быстро заподозрит неладное, рассчитывал, что в запасе есть хотя бы две-три недели. Тем более он не мог предположить, что телохранитель рискнет послать… Ялмари. Парень любил называться этим именем, хотя большинство людей звали его иначе. Очень смелый и умный мальчик. Загфуран невольно хмыкнул. Согласно биологическому возрасту, Ялмари лишь на десять лет моложе мага, но образование, которое давал Храм Света, делало минарса мудрее и опытнее любого человека на Гоште. И не человека тоже. Поэтому люди, которые общались с Загфураном, никогда бы не предположили, что ему чуть больше тридцати — все считали его умудренным опытом старцем.

Загфуран получил назначение на Гошту не сразу. Восемь лет назад, когда рассматривались претенденты на просвещение этого мира, предпочтение оказали "умудренному опытом" старцу. И каков результат? Бадиол-Джамала сожгли на этой забытой Богом планете. Минарс за семь лет пребывания на Гоште не сделал ничего — НИЧЕГО! — чтобы укрепить позиции Света. С простым делом не справился. Для покорения Гошты большое значение имело устранить ее Управителя — Золотого Эрвина. Это он, Загфуран, предложил использовать для этого созданное Эрвином магическое зеркало. Если бы зеркало попало в руки служителей Храма — они нашли бы Эрвина за несколько минут. Но старик не справился с этим заданием. Бадиол-Джамал нашел местного мага, обладавшего зеркалом, но, к сожалению (мысли мага наполнились сарказмом), не смог с ним договориться. И устранять эти просчеты теперь придется Загфурану.

Как только новый минарс ступил на Гошту, он занялся поиском зеркала. Безрезультатно. Злосчастный маг Намжилдоржи словно сквозь землю канул. Загфурану пришлось буквально прочесывать один материк за другим, пока неожиданно он не столкнулся с препятствием. Энгарн — не самая большая в этом мире страна — отчаянно сопротивлялся авторитету нового мага. Без ведома Полада никто чихнуть не мог в Энгарне, хотя там оставались некие королевские советы, призванные управлять внутренней и внешней политикой вместе с королевой, но все это скорее для отвода глаз. Как только Загфуран попытался развернуть деятельность, тут же встретил препятствия. Подготовил заговор против Полада — его раскрыли, как и всех агентов, стоило им произнести несколько слов. Теперь, когда минарс уверился, что зеркало Эрвина находится где-то на территории строптивого государства, он мог достать его только одним способом — завоевать страну.

Ялмари представлял особый интерес. Загфуран много слышал об этом юноше. "Если бы тот стал минервалсом…" — маг мечтательно закрыл глаза. К сожалению, он сказал правду Ялмари: в мирах, которые просвещал храм Света, почти всегда повторялась одна и та же картина. Минервалсами становились ревностные, но недалекие люди. По-настоящему умных завербовывали редко — они трудно поддавались влиянию, слишком много сомневались. Этот особый посланник, подозревал подвох не без оснований. Таким как он вход в Храм Света закрыт навсегда. А может и зря. Надо будет поговорить об этом с ареопагитом.

Добираясь до замка Иецера, который они захватили вместе с воинами кашшафского герцога, Загфуран старался обходить дальней дорогой деревни и сигнальные башни. Хоть и заподозрили "волки" неладное, ни к чему им знать, что маг живет именно здесь. На расстоянии двух юлуков от замка — он приучил себя измерять расстояния местными мерами — стали появляться посты герцога Тазраша. Расставлены незаметно, воины не дремлют. Проскользнуть мимо них удалось, но лишь потому, что он владел магией. Никто другой так бы не смог. Загфуран прятался, по привычке поддерживая в подчиненных ему людях образ всемогущего мага, способного невидимкой пробраться в любое место. Минарс способен и на такие чудеса, но предпочитал не тратить силу понапрасну, тем более на Гоште, где, как и в любом другом мире, еще не подчиненном Храму, использование магии требовало компенсации, чаще всего неприятной. Сейчас, после того как он незаметно пробрался мимо засады, у него всего лишь чесалась ладонь, а если бы он использовал больше силы, зудело бы все тело, и кроме жгучей мази, ничто бы не избавило его от мучений.

Гонцов, посланных Поладом в захваченный замок, задержали на этом участке леса. Упрямые людишки даже под угрозой смерти не соглашались предать хозяина. Может, слухи не так уж ложны и Полад наложил на них какое-нибудь заклятие? Сначала Загфуран мечтал перевербовать их, чтобы начавшийся захват Энгарна подольше оставался в тайне. Но вскоре убедился, что ничего не выйдет. По крайней мере, не с этими людьми.

Кашшафская стража, охранявшая ворота заметила мага издали — на расстоянии примерно в два-три лавга граф Иецер вырубил лес, чтобы противник не мог подкрасться незаметно. Впрочем, это не помогло.

Опустился небольшой деревянный мост и Загфуран въехал в замок, где он мог, наконец, отдохнуть. По обычаю Храма Света, он почти никогда не расставался серым дорожным плащом. Это правило установили вовсе не для того, чтобы причинить какие-то неудобства минарсам, но исключительно для их безопасности. Сейчас даже для воинов, что пришли с ним, он — таинственный маг, никому не показывающий лицо. Но если возникнет опасность, Загфуран скинет плащ и превратиться в обычного энгарнца — виллана или купца — с волнистыми русыми волосами и голубыми глазами. Кто в молодом мужчине узнает опасного мага? Никто. Это же помогало и в тех случаях, когда возникала необходимость незаметно пробраться в какой-нибудь город.

Загфуран не спеша пересек двор. Герцог Тазраш не спешил навстречу. Это несколько настораживало. С тех пор как они вместе покинули столицу Кашшафы, прошел почти месяц. С Кашшафой маг справился легко. Официальная церковь страны имела три ордена: Орден Магии, Орден Духовников, Орден Избранных. Все три сыграли ему на руку. Доказав свою силу как мага, Загфуран быстро получил титул Мудрого, что давало ему право участвовать в совете пятнадцати самых сильных магов страны. Он мог бы получить титул и Высокого мага, что сделало бы его главой этого совета, но минарс решил не торопиться. К тому же, большой пост мог сыграть злую шутку. Нет, в данном случае следовало проявить смирение, и Загфуран легко его проявил, ведь в конечном итоге, его цель была намного выше, чем стать главой Ордена магии. Орден Избранных в Кашшафе имел традиции схожие с Храмом Света. Его служители дали обет нести добро, не открывая своих лиц. Поэтому не удивительно, что почти одновременно с орденом Магии, Загфуран вошел в совет и этого ордена, получив еще один ранг — Мудрый Избранных. К; тому же несколько лет назад король, пытаясь оправдать развод с первой женой, стал формировать новую церковь, которую назвали просто Святой церковью. Костяком ее стал орден Избранных, так получилось, что Загфуран оказался в совете как консервативных духовников так и тех, кто начинал в Кашшафе реформацию. Чтобы подобраться к королю, Загфуран действовал где-то подкупом, где-то силой, где-то лестью, страхом или заманчивыми обещаниями. Он своего добился, хотя и не до конца. Король Манчелу прислушивался к магу, ему тоже хотелось вновь захватить Энгарн, но во всем подчиняться Загфурану не желал. Но подействовали не заверения в скорой победе и щедрых дарах после окончания войны, а неожиданная поддержка Тазраша, который согласился самостоятельно собрать роту для нападения на Энгарн, руководствуясь советами Мудрого. Загфуран так и не понял, почему герцог поддержал его.

Вел он себя надменно, стараясь при случае подчеркнуть, что даже статус Мудрого не дает Загфурану преимуществ перед потомственным дворянином. Минарсу приходилось то и дело ставить вояку на место. Их отношения напоминали затяжную позиционную войну. Первые серьезные столкновения начались сразу после того, как кашшафцы захватили замок Иецера на территории Энгарна. После легкой и почти бескровной благодаря Загфурану победы, герцог заторопился провести в Энгарн остальные войска, чтобы продолжить наступление. Маг запретил: не время. Он планировал какое-то время тайно действовать на территории страны, чтобы ослабить врага. Если война станет открытой, кашшафцы могут проиграть, ведь минарс не сможет находиться возле каждого замка и с каждым отрядом. Надо было подготовиться, чтобы победа стала скорой и неотвратимой. Тазрашу логические выкладки оказались недоступными. При встрече с магом он приступал с одним и тем же вопросом: долго ли им еще ждать? Это стало своеобразным ритуалом. Сегодня герцог почему-то не вышел его встречать с этим вопросом на устах. а нарушение всего привычного, говорило о каких-то изменениях, которые прошли в тайне от мага, а потому могли таить опасность. Чем занял себя герцог, что больше не беспокоится о продолжении войны?

Как ни устал маг, решил первым делом выяснить это. Он нашел Тазраша в большом зале. Как во всех старых замках, принадлежащих небогатым рыцарям, темные, почти черные стены, кое-где покрывал мох. Большая зала предназначалась для пиров и суда графа, но производила впечатление скорее сырого подземелья из-за узких как бойницы окон. Даже высокие потолки не меняли этого впечатления. Герцог — седой, крепкий мужчина пятидесяти лет, ужинал. Лицо светилось довольством. Загфуран посмотрел на него с подозрением.

— Добрый вечер, герцог, — прошелестел он, не снимая капюшон. — Разрешите присоединиться к вам.

— Буду рад, буду рад, — расцвел Тазраш и сделал знак слуге, чтобы он поторопился обслужить мага.

Загфуран сел за длинный стол так, чтобы не упускать из вида Тазраша.

— Вы сегодня в хорошем настроении? — начал минарс расспрашивать.

— В превосходном, — подтвердил герцог, наливая вина в чашу.

— И можно узнать, что произошло? — выпытывал Загфуран.

— Можно, — улыбнулся герцог, демонстрируя ровные зубы, на которых не отразились многочисленные лишения в военных походах. — Теперь я расскажу вам все и, можно сказать, исповедаюсь. Хотите?

— Безусловно, — подтвердил маг, не принимая игривый тон. — Я хоть и не принадлежу к Ордену духовников, но скоро это исправлю.

Герцогу серьезность мага не понравилась. Он, прищурившись, погрозил пальцем.

— Как же вы любите все контролировать! Успокойтесь, Загфуран. Мы делаем одно дело, и я не меньше, чем вы хочу, чтобы все удалось. Обещаю, больше не буду торопить вас и более того, буду повиноваться любому вашему распоряжению, — видя, что маг не притронулся к еде на столе и напряженно ожидает продолжения, он заметил. — Вы не очень-то мне доверяете, так? Надеюсь, это изменится. Хочу сообщить, что я поддержал вас в походе на Энгарн не совсем бескорыстно. Это стало удачным предлогом, для того чтобы найти моих кровников. Может, вы слышали, что почти полгода назад погиб мой единственный сын, — брови Загфурана удивленно дрогнули, но под капюшоном герцог не мог этого видеть. — Те, кто виновен в его смерти, укрылись в Энгарне. До сих пор я так торопил вас потому, что никак не мог найти их. Но сегодня, я узнал, где укрывается мой враг. Это немного севернее нашего проклятого замка. Так что пока вы решаете свои проблемы, я могу решить свои. Вы не против?

— Смотря, как вы собираетесь их решать. Севернее нас, сколько я помню, Умар. То есть оборотни.

— О нет, не волнуйтесь, я не воюю с оборотнями. Я вообще ни с кем не собираюсь воевать. Я всего лишь намереваюсь выждать удобный момент, чтобы захватить заложников, и тогда мой кровник сам придет ко мне. В этом Вы не видите ничего предосудительного?

Загфуран, обдумав услышанное, скрепя сердце, согласился, что такой расклад его устраивает. Но на всякий случай оговорил одно условие:

— Вы можете мстить, но так, чтобы это не мешало нашей главной цели. Все должно быть тихо. Энгарн как можно дольше не должен знать, что замок Иецера захвачен.

— Согласен! — с удовольствием кивнул герцог. — Если мы что-то будем делать, то только переодевшись в "волков" или вилланов. И все очень тихо. А теперь, поскольку я успокоил вас, вы можете, наконец, вкусить пищи.

Маг склонился над тарелкой.

29 юньйо, 5068 года от сотворения Гошты, Сальман.

Ранели добралась до Сальмана в тот же день. Когда лапы стали подкашиваться от усталости, она обратилась в человека и немного полежала в траве на краю леса. Пересечет поле — и она в городе. А что если тут тоже начали жечь оборотней? Об этом она почему-то не вспомнила, когда назначала встречу.

Но девушка напрасно опасалась. Уже вечером она вошла в "Бравый моряк" — таверну, где подрабатывала служанкой, когда нуждалась в деньгах. Жена хозяина встретила ее с распростертыми объятиями:

— Ранели, девочка моя! Как же ты вовремя! У нас опять дел невпроворот, — но тут заметила усталый вид. — Однако кажется, ты мне не помощница.

— Я обязательно помогу, тетя Бриа, — пообещала девушка. — Сразу как поем.

После щедрого ужина силы быстро восстановились. Бриа восхитилась: "Что значит молодость!"

Вскоре Ранели стремительно бегала между столами: уносила пустые тарелки, приносила полные, принимала заказы, и спешила к одноногому хозяину, передававшему пожелания посетителей на кухню. Старый Вираб походил на моряка, запечатленного на вывеске. С той разницей, что глаза у него сохранились, а вот ноги не хватало. При виде Ранели, он щедро демонстрировал редкие черные зубы. Будь на его месте любой другой — девушку бы передернуло. Но Ранели знала Вираба — доброго, щедрого человека — уже несколько лет. Он всегда помогал тем, кому грозила опасность. Но если встречался, по его выражению, "гнилой" человек — то ничто не мешало хрястнуть такого по макушке кулаком, так что из посетителя и дух вон. Смертоубийства он, конечно, не допускал, но и без того хватало, чтобы обходить "Бравого моряка" десятой дорогой. С недавних пор у бывшего моряка появились защитники среди "волков", так что мстить Вирабу опасались.

На стол кроме Ранели и хозяйки подавали две их дочери. Заведение Вираба считалось приличным — за то, что непочтительно разговариваешь с прислугой, тоже получали по маковке, так что девушки без опаски обслуживали городской и приезжий люд, заходивший сюда вечером, чтобы отдохнуть после работы.

Сначала Ранели посматривала на вход, но вскоре так завертелась между кухней и столами, что из головы вылетело, зачем она вообще пробралась в Сальман. Она подхватила очередной поднос, когда Бриа взяла ее за локоть:

— Это отнесу я, а ты обслужи парня за столиком у стены. Сразу за лестницей.

Ранели взяла другой поднос и понесла, куда приказала хозяйка. Обычно столик за лестницей оставляли для особых гостей, которые могли нагрянуть неожиданно.

Как ни странно за лестницей ужина никто не ждал. Она проворно составила блюда и кувшин с вином, но не успела выпрямиться, как за спиной прозвучало:

— Здравствуй, Ранели.

Как обычно сердце зашлось от этого голоса. Но девушка повернулась не торопясь, чтобы ничем не выдать волнения. Облокотилась на стол, вцепилась в столешницу, чтобы не броситься на шею, чтобы ничем не показать, как она рада встретиться с ним. Поприветствовала глубоким волнующим голосом:

— Здравствуй, мой сокол.

Такой же, как всегда: светлые волосы зачесаны назад. Глаза прищурены, так что не разглядишь какого они красивого, золотисто-карего цвета. Тонкие губы плотно сжаты. Брови чуть нахмурены, словно недоволен тем, что она позвала его. А может и вправду недоволен?

Он развеял сомнения, шагнув ближе, увлекая в темный угол, где никто не увидит, как он соскучился.

Ранели подставляла шею и плечи его губам и шептала:

— Подожди, подожди, мой сокол. Я не могу сейчас. Надо помочь тетушке Бриа.

Он отпускает, отступает на шаг. Глаза смотрят все так же сурово. Медленно качает головой:

— Нет. Она знает: сегодня ты больше не работаешь. Пойдем, — уверенно берет за руку, ведет по лестнице наверх, на виду у всего зала. На виду у Вираба, Бриа и его дочерей. Впрочем, особенно никто не обращает внимания — все заняты разговорами и едой. А если бы не так… Если бы все следили за тем, как уводит в спальню свою женщину Сокол Алет, все равно ничего бы не изменилось. Потому что так хочет она, Ранели.

Это была "их" таверна. Здесь они встретились. Здесь, в этой комнате, она впервые принадлежала ему. Здесь он предложил ей выйти за него замуж. Здесь она отказала. Вернее, сказала, что ей надо подумать. Это слишком серьезный шаг. Оборотни женятся и выходят замуж один раз. Если что-то будет не так… Когда Алет был рядом, он не давал ей говорить и думать. Поэтому, она уходила. Опять и опять просила дать срок побыть в одиночестве. Но он почти никогда не оставлял ее одну — сокол летал где-то рядом, так что Алет знал о каждом ее шаге и почти о каждом разговоре. Такой надзор раздражал и все же… Все же она радовалась, когда находился повод назначить встречу в таверне.

Вечер перешел в ночь. Свечи потухли, бледно-розовый свет луны, освещал кровать, на которой спал Алет. Даже во сне суровая складка между бровями не разгладилась. Во время ласк она часто целовала ее, чтобы он перестал хмуриться. Но поцелуя надолго не хватало. Складочка тут же возвращалась на место. Однажды Алет пообещал, что она исчезнет после свадьбы. А если нет?

Она провела кончиками пальцев по татуировке возле сердца: нахохлившийся сокол спал на ветке вяза…

Ранели так и не сомкнула глаз этой ночью. Полнолуние всегда будоражило кровь, не давало спокойно спать. А тут еще эта встреча…

Сияние луны за окном сменилось предрассветными сумерками. Алет вздохнул и открыл глаза. Поймал ее взгляд.

— Мне показалось, ты приснилась мне. Хорошо, что это не так, — и легко опрокинул ее на спину.

Солнце добралось до их постели, когда Ранели, наконец, вновь смогла внятно говорить.

— Какое замечательное утро, — промурлыкала она, глядя в потолок.

— И вечер, — добавил Алет, лежавший рядом.

— И ночь, — рассмеялась она.

— Ночью я спал, — не согласился он.

— Сколько? — полюбопытствовала Ранели.

— Не помню, — честно признался он. — А ты не спала?

— Я любовалась тобой.

— Везет! Я был не в состоянии тобой любоваться. Так устал, что уснул мертвым сном.

— Устал?! — Ранели подскочила. — Как быстро ты стал уставать, вот раньше помню…

— Замолчи, девчонка! — Алет сдвинул брови. — Я с тобой поседел — разве не видишь? Не тебе меня упрекать в том, что…

Она закрыла ему рот поцелуем. Затем стала целовать между бровей. После этого прикрытые веки.

— Прекрати! — взмолился он. — Когда ты такая, я начинаю верить, что ты меня любишь.

Ранели замерла.

— А в остальное время не веришь?

Он лежал с закрытыми глазами. Сокол на груди летел куда-то, расправив крылья. Не к месту вспомнилось, как напугалась она, когда впервые заметила такие перемены в татуировке. Она тогда подскочила на кровати, воскликнув изумленно:

— Ты не человек!

— Да и ты не человек, — парировал он.

А после этого рассказал о своем племени. Ранели слушала с восторгом. С трудом находила силы, чтобы оторваться от него и вернуться в стаю. Потом…

…Она готова была вспоминать и вспоминать, каждое миг их знакомства, чтобы скоротать минуты, до того, как Алет, наконец, скажет:

— Нет, — слово упало, как камень с горы, увлекая за собой лавину эмоций. Ранели поняла, что эта встреча особая. Они скажут друг другу все.

Она медленно сползла с кровати и потянулась за нижней рубашкой. Он тоже не спеша натягивал брюки.

"Одежда похожа на защитные барьеры, которые мы воздвигаем друг против друга, — подумала Ранели. — Мы оденемся и займем позицию для боя. И не будем друг друга щадить. Будем говорить непоправимые слова. И будем знать, что слова непоправимы. Что после этого только разрыв. Но мы все равно скажем. Почему? Как все глупо…"

…Они долго беседовали. Алет отстраненно слушал о ее последних приключениях, о посещении священника. Ранели пыталась растормошить его. Это же последний шанс для нее — найти зеркала. Это все решит в их жизни. Почему он не рад этому?

— Если священник сказал тебе правду, то я знаю, где искать мага, — сообщил Алет бесстрастно. — Лес, который близко, но в котором ты никогда не была. Лес, в котором обитает чудовище… Это же Гиблый лес, что юго-западнее Умара.

Они сидели на кровати, еще хранившей изгибы их тел.

— Точно! — Ранели обняла его за шею, он попытался мягко отстраниться, но она настойчиво убрала его руки, стала нежно целовать шею и ключицы, пытаясь вернуть радость, что исчезла, когда они решили поговорить. — Я так и знала, что ты сразу поймешь, о чем речь.

— Или сокола пошлю узнать все. Так? Ты встречаешься со мной, только если нужна помощь.

— Ну, пожалуйста, не сердись! — она обиженно надула губки. — Я обещаю — это в последний раз.

— Что в последний раз, Ранели? — он все-таки отодвинулся и поднялся с кровати. — В последний раз ты уйдешь от прямого ответа? А потом вернешься от мага и скажешь… или вообще соколу передашь, что зеркала приказали бросить меня?

Ранели пересела на подоконник.

— Я не знаю, почему ты не хочешь услышать меня, — выдавила она. — Иногда мне кажется, ты ведешь себя так потому, что девушки тебе ни разу не отказывали.

— Ты права, — он ухмыльнулся. — Мне ни разу не отказывали. Может быть, потому, что я никому еще не предлагал стать моей женой? Как ты думаешь?

— Извини, мой сокол, — она старалась не смотреть на него — это было слишком тяжело. — Я не знаю, куда деваться от сомнений. Я очень боюсь ошибиться…

— Скажи мне, — Алет стоял посреди комнаты, сложив руки на груди. — То, что я — не оборотень, это единственная причина, почему ты не хочешь выходить за меня замуж или есть еще что-то?

— Почему люди женятся, Алет? — наконец спросила она, прижимаясь затылком к оконной раме.

— Потому что любят друг друга. Этому не учили в стае? — голос мужчины наполнился сарказмом.

— Учили. Только не объяснили толком, что же такое любовь. Ты говоришь, что не можешь жить без меня… А я — могу. Могу жить без тебя. Когда ты рядом, я теряю голову, но когда тебя нет… Это любовь или что-то другое, Алет?

На этот раз он не отвечал долго. На скулах играли желваки.

— Наверно, это не любовь, — глухо вымолвил он. — Да я и сам уже не знаю, люблю тебя или ненавижу. У меня такое впечатление, что тебе доставляет удовольствие изводить меня. Что я для тебя, волчица? Забавная игрушка? Я считал, с жертвами играют лишь кошки.

Ранели вскочила:

— Я рада, что ты сказал это, сокол. Представляешь, если бы я услышала эти слова после свадьбы? Наверно, пришла пора перестать мучить друг друга.

— Мне кажется, давно пора. Я не могу жить в этом безумии.

— Как ни странно, я тоже. Чувствовать, что за тобой постоянно следят, мягко говоря… неприятно.

— Я постараюсь избавить тебя от своего навязчивого внимания, — он подхватил плащ и открыл дверь.

— Сокол… — Алет не обернулся, ожидая, что выложит девушка напоследок. — Спасибо за все.

— Не стоит благодарности, — процедил он. — Что особенного я делал?

Дверь закрылась.

Вот и все. Ранели легла на кровать. В груди образовалась давящая пустота. Кто бы мог подумать, что еще утром она считала, что день прекрасный… Произошло то, чего она ждала и чего боялась. Можно утешать себя одним: тем, что это произошло до свадьбы, а не после. Но почему-то это не утешает. Может, если бы она решилась, то была бы счастлива недолго, но все же была бы. А теперь…

Раздался стук. Ранели подлетела к двери:

— Сокол! — воскликнула она, но на пороге стоял Ялмари. — Ты? — возмутилась девушка. — Что ты тут делаешь? Ты что следишь за мной?

— Может, не будешь кричать на весь трактир? Нам надо поговорить. Пожалуйста.

— Спускайся вниз и закажи завтрак, — надменно распорядилась девушка. — Я проголодалась. Пока я буду есть, ты можешь изложить то, что тебе нужно. Не дольше.

— Как скажешь, — хмыкнул лесник, и она захлопнула дверь перед его носом.

Через десять минут они сидели за столом у дальней стены. Ранели кушала с аппетитом, умело нарезая ножом курицу, фаршированную гречкой. Ялмари медленно ковырял вилкой рыбу дадух в кляре. Явно он заказал ее для того, чтобы их общение за столом выглядело всего лишь совместной трапезой. Девушка исподволь внимательно наблюдала за спасителем. Она мечтала убедиться, что, живя среди людей, он опустился. Но пришлось признать, что манеры его остались безукоризненными.

— Так ты за мной следил? — она первой начала беседу.

— Нет. Я приехал в Сальман по делам. Мне посоветовали эту таверну. Так что если ты веришь в то, что всем управляет Эль-Элион, то встреча наша неслучайна.

Как всякий оборотень Ранели чувствовала, если собеседник лжет. Парень говорил правду — пришлось признать это, скрепя сердце. Случайное столкновение в таверне казалось невероятным, значит, действительно в этом руководство провидения. Вот только зачем их еще раз столкнули? Может, для того, чтобы она уговорила парня вернуться в стаю?

— Так о чем ты собирался поговорить?

— Я случайно услышал твой разговор с… Алетом.

"Запнулся, прежде чем произнести имя, — отметила девушка. — Плохо расслышал? Что он вообще слышал из нашего разговора? И не слишком ли много случайностей во всем этом?"

— Ты хотел сказать "подслушал"? — неприязненно поправила Ранели.

— Я хотел сказать то, что сказал, — в голосе зазвучали нотки раздражения. — Меня поселили в соседней комнате. Я открыл окно, и вы его открыли…

Опять оправдания прозвучали убедительно. И он опять не врал.

— Допустим. И что именно тебя заинтересовало?

— Что существует скованный маг, имеющий некие магические зеркала, с помощью которых можно увидеть будущее, узнать, как правильно поступить, чтобы не допустить беды.

"Не очень много, — оценила Ранели. — Если бы подслушивал, не стал бы меня подкарауливать, знал бы, где искать мага. Все-таки честный парень"

— Так что ты хочешь от меня?

— Мне тоже надо увидеться с этим магом. Помоги мне найти его.

— Зачем? — девушка отправила в рот еще одну порцию мяса и, тщательно пережевывая, всмотрелась в него. Ее все еще не оставляла мысль, что именно ей предстоит склонить парня к мысли покинуть людей. "Может, он колеблется? Если зеркала нужны Ялмари, так же как и мне, для того, чтобы разрешить сомнения, я, так и быть подскажу, как добраться до мага.

— Я обязан ответить? — удивился Ялмари. По всему выходило, что он не рассчитывал отвечать на этот вопрос и, наверное, попробует слукавить.

— Да, — Ранели глотнула васаг. — Я серьезно. Если ты не скажешь, что именно хочешь узнать и для чего тебе это знание, я не буду тебе помогать.

— Я показывал тебе знак, — медленно начал Ялмари. Ранели склонилась вперед, стараясь уловить малейшие колебания голоса. — Я особый посланник королевы, — определенно тут он что-то скрывает. — В Энгарне сейчас творится, шереш знает что. Повсюду на западе происходят загадочные убийства. Один знающий человек "милостиво" пообещал мне, что это только начало. Скорее всего, армия Кашшафы уже перешла горы. Зеркала могут подсказать, как можно предотвратить войну, остановить смерть.

Эта правда Ранели очень не понравилась. Снова вспыхнула неприязнь к парню.

— То есть все по-прежнему, да?

— Что? — уточнил Ялмари.

Ранели откинулась на спинку стула. Неужели он не услышал ни слова из той пламенной речи, которую она произнесла в лесу? Она пыталась втолковать, что оборотень не может служить людям, не предавая при этом братьев.

— Ты по-прежнему на службе у людей. У тех, кто ненавидит оборотней и уничтожает их при любом удобном случае. Так?

— Если то, что я замыслил, удастся — оборотни от этого тоже выиграют.

Теперь Ранели отчетливо поняла: Ялмари слишком долго прожил среди людей. Его сознание настолько изменилось, что он все видит в искаженном свете. И сам этого не осознает. Что можно испытывать по отношению к такому? Только брезгливое отвращение. Она сложила руки на груди, стараясь сохранять хладнокровие.

— Вот если бы ты служил Умару, — вкрадчиво пояснила девушка, — и люди от этого тоже выиграли, я бы может, и поделилась с тобой тем, что знаю. А так — извини. Помогать тебе я ни в чем не буду. Для меня ты — предатель. Я доходчиво изложила?

— Да уж куда доходчивей, — он еле сдерживался от гнева. Того и гляди клыки покажутся. — Интересно, а в Умаре знают, о том, что происходит? Кто-нибудь пытается спасти оборотней?

Ранели внутренне рассмеялась — он пытался надавить на ее совесть?

— Выставляешь себя защитником отечества? Не выйдет! После всего, что ты мне рассказал… — она поднялась из-за стола. — Прощай… — она чуть еще раз не назвала Ялмари предателем, но остановила себя. Ни к чему его провоцировать. — Надеюсь, больше мы нигде случайно не встретимся.

Она встала из-за стола и, оставив за спиной не только Ялмари, но и мысли о нем, пошла на кухню, чтобы попрощаться с хозяевами. Вряд ли она еще вернется сюда. Ей незачем торопиться в Сальман. Если она еще раз будет в Энгарне, эту таверну обойдет стороной, не желая бередить раны.

Через полчаса Ранели покинула город. Почти бегом добралась до леса, затем обернулась волчицей и помчалась дальше на север, так быстро, как могла. Где-то на задворках сознания мелькнула мысль: "Лучше бы меня сожгли в деревне! Если бы не этот оборотень…"