Портия втащила в квартиру чемодан, скинула туфли и сердито посмотрела на красный мигающий сигнал телефона. Наплевать на него и завалиться в постель? Все равно покоя не будет. Позвонить кому-либо так поздно уже нельзя, но и заснуть, не зная, кто ее беспокоил, тоже не удастся.
Она посмотрела на часы — четыре минуты первого, вздохнула и нажала клавишу
Звук был нечеткий, глуховатый. Портии показалось, что при нормальной слышимости она обязательно узнала бы этот женский голос. Голос говорил: «Портия, это ваш хороший друг. Я думаю, вам следует знать, что ваш друг и любовник Роман Смит обманывает вас. Пока вы заняты на работе, он проводит время с этой шлюхой Камиллой Янус в ее доме. Вы можете застать их во время оргии, если поторопитесь. Парадная дверь остается открытой. Идите туда, Портия. Не верьте мне на слово. Идите и убедитесь сами, каков Роман Смит на самом деле».
Короткие гудки.
Портия упала в кресло. Кто? Почему? Конечно, у Романа были любовницы, ну и что? До нее ему мало дела, мужик он молодой и здоровый. А уж ее, Портию, почему это должно интересовать? И почему какая-то гнусная «доброжелательница» сообщает ей об этом? Кто бы ни была эта женщина, почему она называет Романа ее любовником? Все позади, кончено, рухнуло. Она очень старалась, но что-то не сработало. Оливия по-прежнему между ними. Портия подумала, что Роман, наверное, никогда не избавится от Оливии, пока они обе живы, по крайней мере.
Но почему Камилла? Эта лживая британская шлюха?
Портия не могла знать, что именно Камилла натравила на нее Д'Арси. Но Портия прекрасно понимала, что Камилла не могла не знать, что он садист, извращенец, бисексуал.
Друзья должны предупреждать о таких вещах, Камилла этого не сделала, значит она просто хотела использовать Портию для развлечения Д'Арси. Портия понимала, что она и Рикки были выбраны, как выбирают игрушки, только игры оказались извращениями.
Все это было отвратительно. Ханжой Портия себя не считала, но сначала развлекаться с парнем, а на следующий день устроить безобразие с марихуаной и анальным сношением? Аристократ ты или нет, такие вещи, безусловно, достойны презрения. И все это было задумано и спровоцировано Камиллой. И было безнравственно так же, как и то, что Д'Арси собирался сделать с Портией. И сделал бы, если бы не Рикки!
Такое моральное разложение было у них семейным? Испорченная близким кровным родством наследственность?
А вдруг Роман вовсе не для Камиллы туда приглашен? Что, если его заманили и накачали наркотиками, как уже однажды поступили с ней? И сейчас он так же, как и она тогда, безволен? Может, этот Д'Арси опять прибыл из Англии и теперь Камилла предлагает ему для развлечений Романа?
Или они оба хотят заняться с ним?
В записной книжке у нее сохранился номер Камиллы. Портия позвонила — занято! Значит, так оно и есть, трубку просто сняли, чтобы Камиллу и Д'Арси ничего не отвлекало во время грязной оргии.
А Роман как же?
Схватив ключи, Портия выскочила из дома.
Роман припарковал свой «Ауди» и легко преодолел деревянную лесенку, ведущую на веранду.
Дверь должна быть с другой стороны. А здесь только широкие окна с раздвинутыми шторами. Внутри можно было видеть просторную комнату с белым ковром из мягкого меха, горящий камин.
Алиса, должно быть, богата. Такой дом! Камин летом. Романтично, но его все же коробило. Вспомнилась другая женщина, которая разжигала летом камин, руководствуясь своими собственными соображениями.
Роман постарался отогнать эти мысли. Ничто не должно омрачить сегодняшний вечер. Алиса была так откровенно сексуальна, так восхитительно правдива в своей похоти, что было очевидно — предстоит бурная ночь. Именно это ему и нужно, так? Безумный секс.
И было в Алисе еще кое-что. Она разожгла его страсть так, как не удавалось ни одной женщине, кроме… И дело не только в этом. Алиса была необычна, игрива, наслаждалась своей чувственностью, в которой было все необходимое для настоящего секса, но Роман видел в ней нечто такое, что одновременно увлекало и пугало его. Нечто несовместимое, как смесь лимонного сока со сливками. От Алисы веяло духами разложения и разврата, что и манило, и настораживало. Женщина во вкусе Джорджио. Как раз три необходимых, по его мнению, качества: порочность, порочность и еще раз порочность.
Похоже, она не скрывала своих целей и намерений. Алиса рассталась со своим старым любовником, может, и не навсегда, но сейчас ей нужно было развлечение в качестве «целебного» средства.
Что ж, такой же лечебный бальзам был нужен и его неудовлетворенной похоти.
Звонка на двери не было. Она распахнулась от легкого толчка.
— Вы, я вижу, пунктуальны, — сказала Алиса. — Вовремя пришли. Мне это нравится.
Роман сразу почувствовал возбуждение, но не понял — из-за слов или голоса. Роман разглядывал ее.
Алиса была в босоножках на шпильках. Вряд ли в них удобно ходить, назначение было одно — подчеркнуть выразительные изгибы бедер и выпуклость ягодиц. Юбка была длинная, пышная, из черного шелковистого материала типа атласа. На коленях она струилась мягкими складками, а округлый живот открывала очень низко.
Юбка держалась на поясе-ленточке, пропущенной сквозь петли и завязанной ниже пупка слабым узелком. Очень слабым узелком. Эдаким бантиком с длинными концами, за которые стоит дернуть только раз и… Узелок-бант был как раз на уровне ее лобка. Роману видны были паховые складочки, эти чувственные ложбинки.
Выше юбки открывалось гладкое поле белоснежной кожи. Надет был только жакетик, очень-очень маленький, короткий, едва прикрывавший снизу ее восхитительные груди. Застежка предусмотрена не была. Вырез был очень глубокий — почти от соска до соска. Под жакетом был лифчик, если можно так было назвать это произведение искусства. Все, что Роман видел — а видеть он мог очень многое — было тончайшей сеткой из золотистых нитей. Сеточка только туго стягивала ее пышные формы, но ничего не скрывала.
Волосы были начесаны и уложены гораздо эффектнее, чем тогда в ресторане.
…3а прическу пришлось побороться. Камилла настаивала на гладкой прическе, но Алиса и Оливия объединились против нее, высказавшись за более мягкий, женственный стиль. Впрочем, Роман этого так и не узнал.
Глаза Алисы были подведены, ресницы накрашены, искристые тени подчеркивали фиалковое их сияние. Губы, очерченные темным карандашом, накрашенные, были такие влажные и жадные, что Роман не мог не среагировать.
— Я жду твоего одобрения, — улыбнулась Алиса. — Подойди поближе, рассмотри получше.
Сделав шаг, Роман оказался лишь в нескольких дюймах от нее, только порожек был между ними. Она не отошла, а наоборот, подалась вперед, и эти несколько дюймов перестали существовать. Роман, наклонив голову, хотел поцеловать ее, но язычок ее высунулся раньше, чем губы их встретились. Роман ощутил его трепетание между своими губами, на которых остался ее привкус.
Когда-то его целовали так, но то было давно. А это сейчас.
Твердые ее бугорки с явным намерением, не торопясь, скользнули по его коже. Алиса увернулась из рук Романа и направилась в глубь комнаты.
Вид ее удаляющейся фигуры, покачивающиеся бедра, тонкая, как стебелек, талия, возбудили Романа настолько, что белье стало ему помехой.
Комната освещалась только розовыми бликами камина и мерцанием нескольких высоких свечей фаллической формы, источающих в довершение всего запах мускуса.
— Тебе придется это по вкусу, — сказала Алиса, передавая ему резной хрустальный стаканчик, наполовину заполненный янтарным напитком.
Роман пригубил.
— «Кардью»? Как ты узнала?
— Может, совпадение. А может, я немного уже изучила тебя. Я хочу знать все, что тебе нравится, Роман. Все, каждую мелочь.
Алиса чуть подняла голову, как бы прислушиваясь к своему внутреннему голосу. Наклонившись немного, она опустила указательный палец в его стакан, а затем потерла подушечкой тонкую ткань своей блузки в том месте, где виднелась жесткая шишечка.
— А так тебе понравится, Роман?
Роман прохрипел:
— Да.
Алиса почти нахмурилась. Отрицательно покачала головой, как будто отказываясь от чего-то. И потом сбросила жакетик прямо на пол.
— А так больше нравится? — спросила она.
У Романа перехватило дыхание. Груди ее были туго схвачены золотистой сеткой, как власяницей, кожа выпирала бугорками из нитяных ячеек. Казалось, что это узницы, посаженные в клетку, стремящиеся скорей на волю, нетерпеливо ждущие рук освободителя. Соски были глубокого красного цвета, темнее естественного, жесткие, как камушки, и совершенно открытые. Больше чем обнаженные. Больше чем голые. В их наготе было нечто вызывающее, как будто с них была содрана кожа, открывшая возбужденные нервные окончания.
Роман поставил бокал. Руки его потянулись к…
— Нет! Не трогай! Пока — не трогай.
Она накрыла груди пальцами, между которыми высовывались ее яркие соски. Этим движением она одновременно и предлагала себя, и сдерживала его.
— На тебе рубашка, — сказала она. — А я хочу кожей ощущать твою кожу.
Роман содрал сорочку, пуговицы с треском разлетелись. Алиса теперь подошла к нему, уткнулась сосками в грудь, потом начала ими ласкать его кожу, щекоча его и прижимаясь к нему. Потом она поцеловала его. Рот ее был алчен. Ее язык был подобен разъяренной змее. Пока губы их были вместе, тело Алисы содрогалось, волнообразно изгибаясь и еще теснее прижимаясь к нему.
Оторвавшись, она сделала шаг назад, губы ее дрожали, глаза горели нестерпимым желанием, она тяжело дышала.
Алиса сняла золотую сеточку, позволив своим сочным плодам выскочить на волю. Кожа вся была испещрена сетчатым рисунком, и нужно было обязательно разгладить эти следы. Роман начал…
— О нет! Давай сделаем все по-моему. Я хочу узнать тебя, Роман. Я хочу узнать каждую клеточку твоего тела.
— Давай! — потянул ее Роман.
— Вот сюда. Перед камином. На ковре. Я хочу, чтобы ты совсем разделся, и предоставь все мне, Роман. Снимай все, ложись передо мной на спину, вот так. Не двигайся! Я буду сначала все делать сама.
Роман повиновался. Алиса что-то делала у него за спиной. Похоже, она достала что-то из-под дивана и положила на угловой столик, поближе. Может, она приготовила какой-нибудь сюрприз и пока не хочет показывать. Роман не смотрел туда. Ему не хотелось мешать Алисе в ее намерениях. Женщинам надо доставлять только радость и удовлетворение.
Она подошла ближе, он лежал. Пальцы ее потянули за поясок-бант. Юбка скользнула по бедрам, упала. Алиса встала на колени, облизнула раскрытые губы и опустила к нему лицо. Она начала делать все те вещи, о которых мечтала, которых вожделела, которых Оливия и Камилла так подло и так долго лишали ее.
Портия сразу узнала его «Ауди». Машина потеряла лоск и была теперь немного побитая. Но это был, несомненно, его автомобиль. Через огромное окно она увидела чуть освещенные, движущиеся фигуры, но понять, кто это и что там происходит, было невозможно. Мешало мерцание нескольких свечей за окном.
Дверь была незаперта, более того, приоткрыта. Портия влетела в дом, молясь, чтобы помешать Д'Арси и Камилле совершить с Романом извращенные мерзости. Но, оказавшись в комнате, Портия увидела, что Д'Арси там нет. Там были только двое — Роман и Камилла.
Оцепенев, Портия стояла и смотрела. Роман лежал на спине, на его обнаженном теле мерцали розоватые и красноватые блики от огня. Лицо его было искажено мучительной гримасой, но именно такую гримасу на лице Романа Портия видела не один раз — это была гримаса не страдания, а неистовой страсти.
Причина этих сладких мучений была очевидна. Сверху на нем устроилась Камилла. Ее вызывающее тело было непотребно выставлено, непристойность здесь граничила одновременно с чувственной грациозностью и с животной похотью. Нечеловечески искаженная поза Камиллы была сродни позам каких-то ритуальных неистовых танцовщиц.
Она сидела на корточках, ступни ее были по обе стороны его тела, бедра широко расставлены, так широко, как у лабораторной лягушки, образовывая почти прямую линию от коленки до коленки.
Находясь на таком широком пьедестале, тело ее было выпрямлено и напряжено.
Руки она сцепила за спиной, груди ее торчали вперед и вверх. У нее было сейчас три точки опоры — ноги и мужской «жезл» Романа, на котором она двигалась то быстрее, то медленнее. После каждых трех-четырех раз она останавливалась и, посаженная на этот вожделенный кол, начинала медленно вращать бедрами и тазом сначала в одну, потом в другую сторону. Их обнаженные тела соприкасались сейчас только в одной точке — в этой всасывающей, втягивающей, всхлипывающей разверзнутой алчной пасти женской плоти. Приподнимаясь, она с шумом втягивала воздух и так же с шумом выдыхала его, приседая вновь. Двигаясь так по горячему и жесткому члену, она начала петь гимн похоти, с каждой секундой все громче и уверенней, но на последних заключительных нотах экстаза голос и дыхание стали отказывать ей.
Роман все еще не подозревал о присутствии Портии. Он смотрел на Камиллу, вдруг глаза его широко раскрылись. Портия глазами метнулась за его взглядом.
Эти скачущие груди, полыхающие огнем страсти, вдруг изменились. На левой груди стала четко видна меловая белая линия, идущая вниз и вверх от соска, на правой обнаружились шрамы, скрытые под красно-коричневой кожицей.
— Алиса! — прохрипел Роман. — Грудь! Ты… Ты не Алиса! Ты…
— Да! Я Оливия! — послышался голос Оливии из уст Алисы. И тут же донесся голос Алисы из тех же уст, искаженных мучительным желанием: — Еще, еще, еще! Дай мне еще немного… — Тело ее извивалось, корчилось, бедра сжимались в конвульсиях, вращались уже в последней степени похотливого помешательства. Алиса напряглась, распрямилась, как пружина, издала протяжный крик величайшего наслаждения и… рухнула.
Когда она подняла голову, они ясно увидели, узнали глаза Оливии, несмотря на фиалковые контактные линзы, принадлежавшие Камилле. Глаза эти горели ненавистью.
Оливия-Камилла сползла с Романа, выпустив его ослабевшую плоть из своего влажного чрева. Поднялась, сделала в сторону три нетвердых шага.
— Пушка, — резко выдохнула она. — Портия, бери пушку вон там, справа.
В слепом повиновении Портия нащупала рукой холодный металл.
— Так, так, Портия. Стреляй! Он ведь предал тебя! Твой любовник изменил тебе. Со мной — с Камиллой — с Алисой. Это было, и это ему нравилось. Ты должна наказать его, Портия. Целься, Портия, нажимай курок!
Портия подняла обрез, помедлила и опустила его.
— Нет, Оливия! Это не мне он изменил. Это тебе он изменял все это время. Он всегда тебя любил, давно, с самого начала. А если и обманывал — со мной, с той, которая, ты думаешь, в тебе живет, с кем бы то ни было — так это он обманывал тебя, а не меня.
Камилла шагнула к Портии.
— Тогда стреляй в меня, Портия! Подумай о том, что я сделала тебе! Вспомни о Д'Арси. Подумай о тех годах, которые Роман любил меня вместо тебя. Подумай, сколько лет счастья я у тебя украла. Убей меня, Портия! Отомсти! Ну, давай, стреляй!
Портия открыла магазин, и патроны рассыпались по полу. Обрез она положила обратно на столик и спросила:
— Ты идешь, Роман? Похоже, тебе здесь больше делать нечего, равно как и мне.
В оцепенении Роман поднялся на ноги, натянул кое-как одежду. Портия протянула ему руку. И вот так рука об руку они удалились, оставив Оливию одну.
Оливия схватила стакан Романа, швырнув с силой в камин. Она заметалась по комнате, тело ее содрогалось. Входная дверь хлопнула. Оливия бросилась собирать рассыпанные по полу патроны, лихорадочно засовывая их в обрез.
А они были уже на веранде, уже обнимались, целовались. Не вышло, ничего не вышло!
Глядя на них через темное стекло, Оливия видела и свое отражение, и эта словно наложенная картинка создавала впечатление, что любовников трое.
Роман и Портия двинулись дальше, они шли вместе, впереди у них были дела, жизнь, любовь. Оливия подняла обрез. Перед ней осталась только одна фигура — отражение — Камилла! Очертания ее стали расплываться, множиться и вот — перед ней трое: Камилла, Оливия, Алиса. Все, кто предавал и обманывал ее. Ее злейшие враги. Оливия спустила курок. Раздался выстрел и одновременно звон и грохот — разлетелось вдребезги огромное оконное стекло. Сверкающие осколки посыпались на Оливию. Одно из этих огромных лезвий рассекло кожу на левой груди Оливии, почти насквозь вонзилось ей в бедро. Оливия, ничего не ощущая, смотрела на свою ногу, ставшую вдруг чужой и ненужной. Кровь струей хлестала на белый ковер. А в небольшом треугольном осколке, оказавшемся на уровне ее глаз, Оливия увидела две маленькие удаляющиеся фигурки.
— Прощай, Оливия, — прошептала Камилла.
— Прощай, Оливия, — вздохнула Алиса.