Растет на африканской земле дерево с гроздьями оранжево-красных цветов, похожих на языки пламени. Цветы вздрагивают от дыхания саванного ветра, и кажется, будто пламя охватывает дерево. Потому и назвали его огнецветом.

Старые люди говорят, что не всегда огнецвет был таким. Давно-давно на дереве росли только мелкие сухие листья, да острые колючки. И не было тогда у него никакого имени.

Птицы облетали колючее дерево. В редкой кроне трудно спрятать гнездо с птенцами. Люди вспоминали о нем, когда искали хворост и рубили ветки для костра.

Дерево росло в стороне. Другие деревья отступили и отвернулись от него. Кусты и цветы засыхали вблизи колючего дерева. И звери обходили его стороной.

Лишь один саванный ветер навещал одинокое печальное дерево. Тогда свернувшиеся от зноя и тоски жесткие листья расправлялись и, словно ладони, тянулись к ветру.

«Разве оно виновато, что выросло колючим и без цветов?» — думал ветер, всякий раз замедляя бег перед отверженным деревом. И однажды придумал, как ему помочь.

— Эй, ветры! Ко мне! — позвал он своих братьев из далеких земель.

Ветры вмиг слетелись в саванну. Африканский ветер рассказал им о печальном дереве и попросил помочь: пусть каждый из них принесет в Африку самые необычные цветы своей земли.

Скоро ветры нанесли в саванну огромную копну душистых цветов и трав. Алели степные маки. Покачивались на высоких тонких ножках бледные нарциссы. Словно утренняя дымка над Нигером, распускался цветок любви маа. И выше всех протянул холодные белые стрелы спокойный лотос.

— Нет-нет, — вздохнул саванный ветер. — Я уже видел эти цветы, когда залетал в чужие страны. Они не подходят моему дереву — очень нарядные, слишком известные. Мое дерево долго страдало от одиночества и презрения. Оно достойно самых теплых, самых удивительных цветов, какие только растут на земле.

— Тогда ищи-ка ты, братец, сам! — обиделись ветры и разлетелись.

И ветер искал. Он летал и летал над саванной, над тропическим лесом, над Великой рекой. Он хмурился и вздыхал, разглядывая землю. От неудачи у ветра стал портиться характер: из теплого и покладистого он превратился в холодного ворчуна.

И вдруг ветер увидел пожар в саванне. Горели сухие высокие травы, безжизненные кусты, умертвленные африканским солнцем деревья. Узкие языки розово-желтого пламени, казалось, достигали неба.

— Вот цветы для моего дерева! — воскликнул ветер. — Таких ни у кого нет.

Он подхватил огненные языки и помчался к дереву. Он разбросал их по редким колючим веткам, а потом долго наблюдал, как огненные языки, замирая, превращались в оранжевые цветы.

— Какое ты красивое! Теперь уж никто не отвернется от тебя. Теперь ты будешь счастливым!

Ветер, очень довольный, полетел по своим делам. Он больше не хмурился и не ворчал попусту. Он часто заглядывал в глиняные и соломенные хижины, оставляя там нежный аромат, которым напитали его огненные цветы. Ветер был в хорошем настроении: ведь это он сделал дерево счастливым! Утром, залетев на минутку к своему другу, ветер не узнал дерево. Раскрывшиеся пылающие цветы покрыли все ветки. Листья стали широкими и гладкими. Ветру показалось, будто в саванне поселилось солнце.

— Огнецвет… — прошептал удивленный такой красотой ветер.

Он летал над саванной и всем рассказывал об огнецвете. Люди спешили посмотреть на чудо и подолгу отдыхали под душистыми ветвями. Птицы вили гнезда в цветущей кроне. А звери никогда не убивали друг друга вблизи огнецвета.

Это было давным-давно. Теперь рядом со старым огнецветом растет роща. Вокруг много кустов, цветов и разных деревьев. Теперь никто не отворачивается от огнецветов. И не только потому, что они красивы. Их широкие листья заслоняют кустарник от знойного солнца, а в бурю сильные ветки поддерживают гнущиеся молодые стволы. Все огнецветы знают историю своего родоначальника и саванного ветра и уверены, что самое большое счастье — это делать добро.