Работа по истории

Даже будучи замурованным заживо в душных, темных, тесных помещениях Башни, даже не общаясь с окружающими и имея множество непосильных забот, найденыш быстро понял, что вся жизнь здесь так или иначе вращается вокруг лошадей. Эхо конского ржания доносилось до него порой с самых неожиданных сторон. Теплая струя лошадиного запаха могла ударить в ноздри в любой момент, смешиваясь почему-то с более крепким ароматом птичьего двора. Коней содержали в стойлах на верхних этажах и перевозили в подъемных клетках.

Начав работать Снаружи, даже самый последний из слуг догадывался о предназначении этих коней.

Однажды утром найденыша впервые послали Наружу, на балкон — выбить пыль из половиков. Кучевые облака с позолоченными зарей пушистыми краями плыли в небе, будто скопление мыльных пузырей, почти на уровне глаз юноши. Прильнув к тумбе, он взглянул вниз и увидел владения крепости как на ладони: огороды, заброшенные цветочные оранжереи, конюшни, загоны для тренировки лошадей, чертоги мага, а также дорожные колеи, полускрытые разросшимися кронами деревьев. Кони бродили по лугам, скаковым дорожкам, загонам и стойлам. У каждого из них, как показалось юноше, по бокам висели вьючные корзины, но разглядеть их содержимое было невозможно.

С другой стороны расстилалось обширное гладкое водное пространство гавани Исс, сияя в утреннем свете подобно золотому с розовым отливом шелку. Далеко в залив выдавался мыс, по всей длине которого были разбросаны доки и пристани на мраморных опорах. Простояв несметное число столетий, гавань Исс являла собой чудо инженерного искусства, последнее напоминание о великих свершениях давнего прошлого. Здесь бросали якорь корабли из дальних стран — великолепные птицы глубин с лелейно-белыми крыльями парусов доставляли богатый груз новостей и изделий ремесленников, доверху полные баррелями вяленого мяса, жирных ароматных сыров, тюками одежды, мешками с мукой и с бобами, бочонками вин и спирта. Чего здесь только не было — кувшины меда, сушеные фрукты, корм для скота, горшки и миски, драгоценный фарфор, воск, красители для холстов, конские сбруи, редкостные ткани, кожи, духи, эссенции, специи и многое, многое другое.

Юноша обратил изумленный взгляд к северу и к западу и увидел покатые лесистые холмы до самого окоема, укутанные рассветной туманной дымкой. Под девственным покровом леса, по слухам, обитала нежить — как явная, так и неявная, но, сколько бы найденыш ни вглядывался, он не мог найти признаков их существования. Любимое пристанище тварей — озеро в виде воронки — располагалось, как он слышал, на северо-западе, а на востоке, в двух милях от моря, находилось нечто куда более удивительное — останки древнего корабля с разбитой кормой, застрявшего в расселине меж двух холмов. Если верить легенде, Империя Эрис воистину была когда-то чудесна и могущественна.

Со стороны леса дул легкий бриз, лаская лицо, словно невидимая атласная шаль. Чайки, крича, кружили над гаванью. Юноша выбивал ковры, поднимая тучи пыли, которые заставляли его судорожно чихать. Пошатываясь, слуга прислонился к парапету, чтобы сделать передышку. То, что предстало его слезящимся глазам в этот момент, заставило парня усомниться, не лишился ли он последних мозгов, вычихав их вместе с пылью.

Сначала вдали на юго-востоке появился темный силуэт огромной птицы — орла или альбатроса. Когда тот приблизился, стали видны очертания всадника, скачущего на крылатом коне прямо по белым пуховым облакам. Юноша моргнул, потряс головой, посмотрел во второй раз. Теперь уже не оставалось сомнений в том, что видение абсолютно реально, к тому же оно стремительно приближалось к крепости. Голова наездника выглядела как череп чудовища, потому что на ней был надет крылатый шлем с опушенным забралом. У ног всадника качались пузатые дорожные сумки, его широкий плащ волнами развевался по ветру. Птице-конь скакал сверхъестественно быстро, с математической точностью попадая копытами чуть ниже точки сгущения пара в облаке. Крылья его одновременно выписывали в воздухе две широкие величавые дуги.

Опустившись на парапет, юноша смотрел во все глаза. Кровь отлила от его головы. Парень почти потерял сознание. Должно быть, этот мир сошел с ума, если уж кони имеют крылья, чтобы летать!.. Со стороны слуга выглядел как пучеглазая, разинувшая рот статуя химеры, которую высекли из скалы вместе с балконом.

В это время протяжный голос трубы наполнил утренний воздух звучными серебряными нотами. Небесный всадник достиг верхнего этажа крепости и опустился на выступ платформы.

Костлявые ноги юноши подкосились, сердце прыгало, как испуганный кролик. Но тут найденыш вспомнил о своем поручении и о том, что за безделье его поколотят сильнее, чем грязную циновку. Он принялся рьяно бить по коврам, поднимая клубы пыли и беспрестанно чихая.

Теперь наконец он понял значение слова, которое слышал так часто: «эотавр». Так называли сильных, увенчанных рогами небесных коней, гордость Всадников Бури. И это было далеко не последнее чудо в жизни найденыша.

Юношу все избегали, его никто не замечал, и постепенно он обнаружил в этом свои плюсы. Благодаря собственной незначительности он мог бродить по лабиринтам Башни, не привлекая внимания, и таким образом пополнять запас знаний.

Однажды найденышу удалось улизнуть от Гретхет и спрятаться в кладовке, чтобы немного вздремнуть. Звуки, разбудившие его, больше всего напоминали воркование двух голубей. На бочонке с сидром сидела горничная, пристроив на коленях маленькую дочурку. Они беседовали.

— … принесли вести из Намарры, — негромко рассказывала мама. — Горничные с верхних этажей так сказали.

— А где это — Намарра? — спросил ребенок, прижимаясь кудрявой головкой к маминому плечу.

— Это очень далеко отсюда.

— Наверно, эотавры сильные, раз они прискакали из такой далекой страны.

Мать покачала головой.

— Даже самые сильные из них не доскачут сюда из Намарры без остановок. Письма и другие воздушные грузы передаются по эстафете. Башня Исс — это Перекладная Станция.

— Что такое Перекладная Станция?

— Одна из стоянок на пути курьеров. Здесь они передают сообщения и посылки другим курьерам, которые едут дальше, а сами остаются отдыхать.

— О, — разочарованно сказала девочка. — Значит, таких Станций много? Я-то думала, что Башня Исс очень важная.

— Конечно же, важная. Она входит в сеть сообщения между всеми странами мира. Эстафетные Башни и Перекладные Станции вроде нашей стоят на перекрестках небесных путей, которые гораздо безопаснее наземных дорог.

Помолчав, ребенок спросил:

— А Всадники Бури — они самые важные господа в Эрисе? После Короля-Императора, конечно?

— Это правда, они аристократы, — отвечала мать. — Но при дворе Короля-Императора есть и другие титулованные особы, которых считают такими же важными. А теперь хватит, не стоит слишком много болтать о своих хозяевах.

К тому времени найденыш уже знал, что Всадники Бури и в самом деле были ровней королям, образуя особую касту людей, которые рождались для своего ремесла и всю жизнь совершенствовались в нем. Без них передача сообщений была бы невозможна, и ценные грузы не достигли бы ни одного города, поселка в горах или крупной деревни. К представителям клана предъявлялось множество требований, этим делом занимались исключительно Двенадцать Домов.

Как бы там ни было, для парня-слуги не имел большого значения тот факт, что господа разъезжают верхом по небесам. Его терзало другое: душевные страдания и тяжкий повседневный труд. Хотя обитатели Башни не имели проблем с провизией, к найденышу это не относилось. Его пища была скудна, да и той могли лишить за любую провинность либо попросту украсть. Внутренности новичка усохли до такой степени, что кости торчали наружу, словно детали какого-то механизма.

Большая часть прислуги сторонилась безымянного юноши, некоторые испытывали к нему стойкую неприязнь. Несмотря на все старания быть послушным и угодливым, он вечно получал одни тумаки и оскорбления. Найденыш до глубины души боялся своих обидчиков; он весь трепетал и съеживался, увидав поблизости кого-нибудь из них. Жалобы не имели смысла. Все, что ему оставалось, — это терпеть. К коже было больно прикасаться: она вся была в синяках и ссадинах.

Новичка считали полоумным, никто не пытался заговорить с ним, тем более чему-то научить. Одна лишь дочь хранителя ключей была добра к нему.

Девушку звали Кейтри, ей было не больше двенадцати весен. Когда она впервые увидела найденыша, тот натирал медную ручку двери и плакал, роняя слезы прямо в воск. Сначала она, как и все остальные, отшатнулась от уродца, затем преодолела свой испуг, посмотрела на парня еще раз — и ее взгляд смягчился, как если бы она увидела не слабоумного калеку, а раненое животное, нуждающееся в помощи.

— Почему ты плачешь? — спросила она.

Найденыш только покачал головой. Девушка заметила, как свободно болтается туника на его исхудавшем теле, и стала время от времени носить парнишке кусочки черствого хлеба и подгнившие яблоки. Кейтри была единственным человеком, который по-настоящему говорил с юношей. Это она поведала ему о великолепных Летучих кораблях, бороздящих небеса и иногда причаливающих к Башне Исс.

Со временем благодаря подслушанным разговорам, личному опыту и редким снисходительным объяснениям найденыш получил более ясное представление о своих хозяевах. Добрую половину сведений он услышал, посещая кухню, где каждый вечер собиралась прислуга, чтобы поделиться друг с другом удивительными историями. Так подопечный Гретхет начал постигать тот чудесный, полный опасностей мир, который открывался за воротами Башни.

Кухня для прислуги насквозь прокоптилась печным дымом и пропахла шалфеем. Вечерами все хлопоты здесь прекращались, и наступал покой. Огонь в камине, где можно было целиком зажарить быка, чуть теплился, остывая после дневной суеты. В углу у дымохода лежал позабытый соломенный щит, пропитанный водой, — им поварята прикрывались от нестерпимого жара и искр, когда крутили дичь на вертеле. Похожие на пушистые головки одуванчиков, мерцали лампы, выхватывая из темноты очертания кухонной утвари: медные сковороды, глиняные кувшины, а также пучки тимьяна и сорго лимонного, чеснока, лука и репы, ломти говядины и головки сыра, свисавшие с потемневших балок крыши подобно неким съедобным ожерельям. На деревянной скамье с кожаной обивкой, рядом с набором всевозможных весов, стоял пустой кувшин из-под пива вместимостью в целый галлон.

На стенах висели медные черпаки, шумовки с ручками длиной более ярда, ковши для эля и неглубокие кастрюльки. Из деревянной с медными обручами бадьи торчала забытая кем-то сковорода. На полках выстроились глиняные мисочки и большие кастрюли бок о бок с жерновами и мясорубками. На столе сгрудилась оловянная посуда, высокие кружки и кувшины с длинными горлышками, а так же огромный бурый котел для похлебки с ковшиком, лежащим на крышке. В медных светильниках оплавлялись свечи, приобретая самые причудливые формы. Тени на стенах превращались в жуткие, неестественные силуэты.

Кухня гудела как потревоженный улей. Судомойки, лакеи, повара и пара ребятишек, сбившись в стайки, вели нестройные разговоры, потягивая горячее душистое хлебово из деревянных мисок. Охотничьи собаки и обезьянки-капуцины устроились поудобнее на полу у очага, почесываясь от блох.

Хрупкая фигурка, проскользнувшая через заднюю дверь в угол, где лежали овощные корзинки, осталась никем не замеченной — еще одна несуразная тень, и только.

Чей-то юный мелодичный голос пел старинную колыбельную:

Когда песня была окончена, хранитель погреба предупреждающе откашлялся и сплюнул в огонь. Собравшиеся немедленно зашикали друг на друга в возбужденном ожидании. Достойный Бранд Бринкворт имел заслуженную репутацию старейшего и лучшего рассказчика Историй во всей Башне Исс. В молодости, работая цирковым артистом, он много колесил по Внешнему Миру; его жизнь и необычайные приключения сами давно стали легендой. До сих пор на шее Бринкворта красовалась крученая медная цепочка в виде змея — его самое большое сокровище, отличительный знак Барда.

К тем историям, что веками передавались из поколения в поколение, постоянно добавлялись новые — привезенные в Башню моряками, аэронавтами и торговцами, что прибывали сюда с дорожными караванами. Бывало, одним рассказом наслаждались сотни раз, но и тогда он не лишался своего острого, пряного вкуса, будучи приправлен свежими подробностями.

В основном Истории из Внешнего Мира повествовали о разной нежити. Явные твари в этих небылицах никогда не причиняли смертным вреда, разве что делали их мишенью своих безобидных шуток, а иногда даже волшебным образом выручали в трудную минуту. Но были и рассказы о неявных тварях — злобных существах, главных героях всех ночных кошмаров.

— Кстати, о неявных — без всякой связи произнес Бринкворт. — Рассказывал я вам когда-нибудь о тех временах, когда у озера Корриэврэкан можно было встретить Итча Уизже?

Слуги содрогнулись.

Из всех водяных коней, обильно населявших озера и реки, омуты и океаны Эриса, никто не мог сравниться в коварности с Итчем Уизже, разве что Глейстин, да и то отчасти. Итч Уизже мог принять вид миловидного юноши, но чаще он оборачивался прекрасным смирным жеребцом, сам вид которого так и манил человека оседлать его. Вскочив на такого коня, несчастный необъяснимым образом прилипал к его крупу, и тогда даже самый лихой наездник уже не мог спрыгнуть на землю. Неразумных всадников водяной конь утаскивал в глубину озера и там, свернув им шею, разрывал на кусочки. Лишь немногих избранных прибивало утром волнами к берегу озера.

Обитатели кухни ждали рассказа. Они уже слышали прежде об озере Корриэврэкан, но разве могла наскучить такая история? К тому же блестящий рассказчик Бринкворт никогда не повторялся, всякий раз сочиняя сюжет заново и изменяя его до неузнаваемости.

— Это очень древняя история, не могу вам сказать, насколько древняя, наверное, ей уже тысяча лет, тем не менее все это чистая правда, — начал старик, почесывая колено в месте, укушенном песьей блохой. — Близнецы Иэйн и Каэлин Магрейны, юные сыновья предводителя Западных Островов Финварны, охотились со своими товарищами, когда вдруг увидели великолепного коня, пасущегося на берегу озера Корриэврэкан…

— А где это? — перебил его седенький истопник.

— На Западных Островах, глухота! В Финварне, — зашипела на него одна из ключниц. — Ты что, не слышал?

— Я думал, Итч Уизже водится в Эльдарайне.

— Он бродит там, где захочет, — парировал Бринкворт. — Теперь, если не возражаете, я перейду к моей Истории.

Остальные слуги бросали на истопника хмурые взгляды. Истопник невозмутимо кивнул, и Рассказчик продолжал.

— Они увидели великолепного коня, пасущегося на берегу озера Корриэврэкан…

История плавно потекла дальше, приятный голос старика рисовал перед слушателями картину происшествия, случившегося много веков тому назад за тысячи миль от Башни — пейзаж, который вряд ли кому из слуг придется увидеть воочию.

Белая жемчужина солнца, опускаясь к холодному окоему, едва проглядывала сквозь дымку облаков, будто одинокий глаз неба. Поверхность озера тускло блестела в последних предзакатных лучах. Водная гладь была чуть подернута рябью, похожей на длинные складки серого шелка. Сквозь рваные прорехи в облаках, словно корабль-призрак, плыл тонкий прозрачный полумесяц. Стая птиц летела по небу растянутым клином, и ветер нес на землю их крики — это дикие утки возвращались из странствий.

Мертвые деревья тянули из воды черные изогнутые ветви, а ближе к берегу колыхалась от ветра длинная осока, кончиками касаясь собственных отражений. Игра света и теней на поверхности озера надежно скрывала от глаз королевство, что таилось в самой глубине. Не было видно ничего, кроме осоки, песка и камней, темных расщелин — и силуэтов, которые не то двигались, не то стояли неподвижно глубоко на дне.

Когда крики диких уток затихли вдали, покой озера был внезапно нарушен сначала слабыми, потом довольно шумными голосами и смехом. На восточный берег вышла компания эртов.

Длинные, стянутые на затылке волосы восьмерых мужчин были огненно-рыжими, как закатное небо. В руках у охотников были луки, на спинах болтались на перевязях колчаны со стрелами. С пояса у некоторых свисали подстреленные куропатки, связанные за ноги. Позади бежала свора псов, помахивая пушистыми хвостами. Охота удалась. Окрыленные успехом, мужчины пребывали в отличном расположении духа. Вылазка к западному берегу озера была обычным развлечением; они уже не собирались охотиться всерьез, о чем явно свидетельствовал поднятый ими гвалт. На ходу мужчины спорили, шутили и подтрунивали друг над другом. Все они были молоды, здоровы и крепки — самый младший из них был еще, в сущности, мальчиком.

— Скьотфа, Падрей, — смеялись старшие, видя, как он бежит за ними, чтобы не отстать, — та окрас орм! Ту файгим моран биа!

Высокие медноволосые близнецы Магрейны, одетые в кожаные килты, выглядели просто великолепно. Широкие белозубые улыбки часто вспыхивали на смуглых лицах. Тяжелые цепочки из золота подчеркивали принадлежность юношей к аристократии Финварны.

— Лмаркайм! Амаркайм! — закричал вдруг Падрей, указывая на черный, лишившийся листвы ольшаник на берегу озера.

Мужчины остановились и повернули головы.

Там двигалась какая-то тень. Или не тень?

Грациозно выгнув шею, из-за деревьев вышел жеребец. Он был сложен, как победитель всех скачек мира в расцвете лет. Его холеная кожа лоснилась, будто маслянистая пленка на черной воде озера, вспыхивая серебряными искрами на играющих силой мускулах. Без сомнения, этого жеребца не догнал бы даже ветер.

Мужчины стояли и дивились в молчаливом благоговении. Животное тряхнуло красивой головой, и грива его черной волной взметнулась в воздух. Какое-то время конь тоже стоял неподвижно, затем начал чопорно, почти кокетливо, приближаться к охотникам. Жеребца, казалось, нисколько не смущало их присутствие, он не пугался — скорее проявлял дружелюбие и покорность. Охотникам удалось подойти к нему вплотную. Он не шарахнулся прочь, позволил приласкать свою шелковистую гриву, вдоволь наглядеться на свой огромный рост, статное тело и подивиться сокрытой в нем немереной силе.

Первым заговорил Иэйн Магрейн — хрипло, из самой глубины горла, он произнес на родном наречии:

— Это самый красивый жеребец во всей Айе. И я прокачусь на нем.

Близнец одарил его сердитым взглядом и быстро сказал, не желая уступать брату:

— Я тоже.

Оба они были отчаянными задирами.

Им даже не пришло на ум то, что внешность бывает обманчива.

— Спокойно, спокойно, алаинн капам дабх, — приговаривал Иэйн, лаская изящную шею коня.

Жеребец стоял как вкопанный, чуть ли не подзадоривая желающих прокатиться. Его влажные глаза, осененные большими ресницами, походили на два омута, окаймленных тростником.

Но юный Падрей был осторожен.

— Не надо, Иэйн, — сказал он. — Видишь, наши псы крадутся прочь с поджатыми хвостами? Они его боятся, этого красавчика.

И в самом деле, свора собак была уже за сотню ярдов от них, направляясь к высоким скалам на краю озера.

Не вняв предостережениям младшего брата, Иэйн одним махом вскочил на коня, и Каэлин мгновенно сделал то же самое. Жеребец и ухом не повел. Когда каблуки Иэйна вонзились ему в бока, конь вполне миролюбиво затрусил по кругу.

— Славный малый, тихий, как ягненок! — закричали остальные. — Эй, подвиньтесь, дайте и нам потешиться!

Один за другим юноши без труда попрыгали на конскую спину. Как и все эрты, они были искусными наездниками и умели скакать верхом без седла так же рано, как ходить. Послушавшись внутреннего голоса, Падрей решил немного обождать. Он ясно видел, что, когда один из охотников взбирался на коня, для других не оставалось места. Однако следующему хватало места. Падрей не сводил глаз с крупа жеребца. Сердце юноши было неспокойно. Ему казалось, что под атласной кожей коня непостижимым образом движутся кости, в то время как сухожилия — одно лишь слово годится здесь для описания — удлинялись.

Уже все семеро товарищей оседлали смирно стоящего жеребца. Они смеялись и шутили, глядя сверху вниз на Падрея, звали его к себе.

— Ну, давай же, Падрей морей! — кричали они. — Хватит тебе, смотри, как он сейчас поскачет!

Страшная догадка молнией озарила юношу.

Он понял, что конь нарочно растет, чтобы уместить на себе всех седоков. Юношу охватила паника, звуки застряли у него в горле. Не в силах закричать, чтобы предупредить остальных, Падрей бросился к могучим валунам на берегу озера и укрылся среди них вместе с перепуганными собаками.

Силуэт коня был черен на фоне серебряного, покрытого рябью озера. Жеребец повернул голову и посмотрел на скалы. Его темные губы задергались, обнажив два ряда зубов, ровных, как могильные плиты. Пугающая пасть выдохнула членораздельные звуки:

— Давай, заячья душа, чего отстаешь?

Стальной клинок покрылся бы ржавчиной и рассыпался в прах от звучания этого голоса — грозного, холодного, безжалостного.

Семеро всадников внезапно притихли.

Конь сорвался с места и бросился преследовать Падрея среди валунов; седоков беспощадно швыряло из стороны в сторону и ударяло о камни. Все это время несчастные пронзительно кричали и судорожно изворачивались, не в силах оторвать руки от конского крупа. Собаки с воем бежали прочь. Падрей задыхался; каждый глоток воздуха разрывал ему грудь, словно удар хищной когтистой лапы; сердце бешено билось, а кровь прилила к голове с такой силой, что казалось: череп вот-вот взорвется; но, к счастью, отчаяние помогало юноше ускользать от Итча Уизже. В конце концов тот прекратил погоню, тряхнул волнистой гривой и с фырканьем, похожим на человеческий смех, нырнул в озеро.

Эхо последних криков еще раздавалось над тем местом, где он ушел под воду вместе со своими жертвами. Падрей, не отрываясь, смотрел на круги, расходящиеся по воде. Он так трясся, что едва стоял на ногах. Струйки пота текли по его лбу, но плоть была холоднее рыбьей чешуи.

Все, что достигало его ушей, — это замирающий вдали плач коростеля, шелест осоки, что склонялась под ветром к самой воде, целуя собственное отражение, да плеск волн, лижущих берег. Когда белое солнце погрузилось в туманы, Падрей по-прежнему стоял на берегу. Ни кровинки не было в его лице. Он все еще слушал, не в силах пошевелиться.

* * *

— Ни одного из семерых никто и никогда больше не видел, — закончил Рассказчик, откидываясь на спинку стула.

— О громы гремящие и волки, воющие над добычей! — с жаром воскликнул привратник. Вся кухня наполнилась подобными возгласами.

Один поваренок с широко открытыми глазами, которого странным образом заворожил ужасный конец истории, упрямо спросил:

— А что было дальше, наутро?

— За час до рассвета у озера собрался весь клан. Юноша был жив, но не мог вымолвить ни слова. Один из людей заметил какие-то темные предметы, носимые волнами туда и сюда у самого края гальки, и подошел поближе, чтобы разглядеть их. То были человеческие печенки, всего пять штук, разодранные и окровавленные.

— А что стало с остальными двумя?

— Этого не знает никто.

Историю обсудили со всей серьезностью, и когда наступило время следующего рассказа, слово взял красноречивый садовник — давний соперник Бринкворта, он постоянно состязался с ним за место в рядах Первых Рассказчиков.

— Что ж, однажды я слышал о девушке, которой посчастливилось остаться в живых, встретив Итча Уизже. На юге Луиндорна жил один фермер…

— Теперь уже в Луиндорне! — сварливо заметил истопник.

— Именно так, в Луиндорне, — подтвердил садовник, сверкнув глазами. — И вот однажды в его стаде появился круглоухий теленок. Хозяин не знал, как объяснить это явление, и потому обратился к соседке — ведунье. Она сказала ему, что необычный теленок мог родиться только от быка-водяного.

«Этот теленок принесет тебе счастье, — сказала она, — но ты должен держать его отдельно от остальных и каждый день кормить молоком от трех разных коров».

Фермер сделал все так, как она посоветовала.

Несколько лет спустя одна из служанок отправилась на озеро пасти стадо. К ней подошел высокий юноша с длинными черными волосами и неотразимой улыбкой. Девушка никогда раньше его не видела, и прекрасная внешность незнакомца поразила ее…

Слушатели Истории тут же закивали со знающим видом.

— … «Милая девица, — говорит он, — не окажешь ли ты мне одну услугу?» Польщенная вниманием служанка, конечно, соглашается. «Видишь, мои волосы совсем свалялись. Вот я и подумал: такая красавица, как ты, сумеет распутать их своими проворными пальчиками, потому что без помощи мне не обойтись».

«Разумеется, добрый господин», — отвечает девица, присаживается на травку и начинает расчесывать локоны юноши, положившего голову ей на колени. И вдруг она застывает от ужаса, ибо среди волос замечает — что бы вы думали? — живые зеленые водоросли! Тут она понимает, что встретила не простого парня из Эриса, а самого Итча Уизже!

При этих словах все ахнули.

— О время скорби! — шептал кто-то. — О страшный день и ночь проклятия!

— … Наконец девица опомнилась. Вместо того чтобы закричать или вскочить на ноги, она продолжала сидеть тихонько, чтобы не потревожить существо, и убаюкивала его своими нежными пальцами, хотя мысли бедняжки были заняты только одним: сумеет ли она спастись. Убедившись в том, что Итч по-настоящему заснул, она развязала свой передник, подложила его под голову чудовища, с великой осторожностью освободилась сама и что было мочи припустила к дому, так бесшумно, как только могла. Но, не достигнув ворот, она услыхала приближающийся топот копыт, от которого земля стонала под ногами. Итч Уизже нагонял ее, и ярости его не было предела!..

Слуги содрогнулись.

— … «Выпусти скорей быка-водяного!» — закричала ведунья фермеру, который все видел, и тот снова послушался ее.

Итч Уизже как раз хотел схватить девушку, чтобы утащить на дно озера и сожрать, когда бык-водяной с ужасным ревом преградил ему путь. Они стали сражаться, шаг за шагом отступая к озеру, и продолжали свою битву, даже скрывшись под водой. Никогда больше Итча Уизже не видели в тех краях. Что же до верного водяного быка, его растерзанное тело вынесло на берег озера на следующее утро.

Вздох пронесся по кухне, словно дуновение летнего бриза.

— Водяные быки хорошие, — набравшись храбрости, пропищал юный паж. — Мой дядюшка говорил, что в его скоте когда-то текла кровь водяного быка, и молока было хоть отбавляй.

— О да, — ответил всезнающий хранитель погреба. — Это верно, явные твари вроде водяных быков по своей воле дурного не делают, они даже платят добром за добро. Некоторые из них полезны, другие — просто проказники, но не вздумайте причинить им вред или нанести обиду: когда явные мстят, месть их бывает ужасна.

— А вот из неявных самые подлые — это Злыдари, — подала голос судомойка.

— О да, — откликнулся Бранд Бринкворт. — Прошлым летом я встретил одного моряка с «Гордости Севернесса», его кузен живет к западу от севернесских холмов и знает парня, который как-то заплутал в холмах поздно вечером…

Слуги навострили уши и сгрудились потеснее. Ночь наполнилась мягким голосом Рассказчика, рисующим новые картины мест, безумно далеких от холодных каменных стен Башни и от этой кухни с ее прокопченными потолками.

Как только История подошла к концу, две судомойки, вцепившись друг в дружку от страха, завизжали:

— О гадючья мерзость!

При этом изъявлении бабьей чувствительности Реннет Тайбоун, повар с вечно жирными волосами, рявкнул: «Цыц, девки!» и громко высморкался в рукав. Старина Бринкворт хрустнул суставами пальцев и стал цедить похлебку, но на этом его не оставили в покое.

— Расскажи нам еще про Короля-Императора в Каэрмелоре и его мага Саргота-в-Колпаке!

— Нет, лучше про Великие Города из прошлого!

— Сегодня, — бесстрастно провозгласил Бранд, — я поведаю вам еще одну Историю. Историю о прекрасной девушке, проспавшей сотню лет заколдованным сном, пока принц не разбудил ее поцелуем.

— Красавица! Вечно эти красавицы! — заныла брюзгливая прачка.

— Клянусь куриным пирогом! Кому хочется слушать про уродин! — возразила ей товарка.

— Так вот почему мы не слыхали ни одной Истории про тебя! — отозвалась первая — и тут же была вознаграждена толчком в бок.

Рассказчик искусно плел ткань повествования, вышивая ее собственными узорами и буквально околдовывая благодарных слушателей. Когда он смолк, какое-то время все сидели молча, очарованные услышанным. Затем хранитель ключей взял скрипку и начал играть печальную мелодию, а его дочь Кэйтри затянула старинную песнь об Эльдарайне, балладу о тех временах, когда ледяные воины прибывали на кораблях из Римана, чтобы совершать набеги на южные деревни Феоркайнда, и лишь великому магу Ламмаху удалось обратить вспять их полчища в долине Сараллейн.

Подпевавшие девушке слуги незаметно уснули, и кухня огласилась нестройным храпом.

Будут еще другие ночи, другие песни и истории…

Найденыша занимали мысли: какая сила двигала подъемные клетки Башни? Каким образом поднималась вода по стофутовым трубам, обеспечивая беззаботную жизнь обитателям верхних этажей? И как эотавры умудряются летать по воздуху? Да, это были легкие и стройные кони с почти невесомыми костями, но даже при этом условии самые могучие крылья не помогли бы им оторваться от земли. И еще более удивительная тайна: что удерживало в небесах огромные Летучие корабли?

Совершенно случайно он получил ответы на все эти вопросы.

Разумеется, найденыш мог бы и сам догадаться, что от слуг Спачворта и Шипшорна хорошего не жди, но… Как гласит пословица: снявши голову, по волосам не плачут. В общем, когда появилась возможность подслушать, о чем шепчутся эти двое, любопытство возобладало над осторожностью.

— Сегодня ночью. Усторикс подкупил стражу.

— Сколько и какой высоты?

— Два, по четыре сотни каждый. Встречаемся, когда взойдет луна, у Южных ворот номер Четыреста. Охраны не будет, он обещал.

В ночное время внутренние винтовые лестницы ничем не освещались, кроме бледного света звезд и луны, тонкими полосками пробивающегося сквозь узкие прорези в мощных доминитных стенах. Но для того, кто привык прятаться, сливаясь с тенями дверных проемов при первом же намеке на чье-либо приближение, не составило большого труда пробраться на Двадцать Шестой этаж незамеченным.

Ворота номер Четыреста были открыты, решетки предусмотрительно подняты. Сразу за выступом порога пол обрывался, круто уходя вниз, и расстилалось ночное небо. Далеко внизу, сквозь тонкий слой облачков, виднелись загоны для лошадей и фруктовые сады размером не более носового платка на огромном лесном ковре.

На каждом этаже, принадлежащем Эскадрону, имелись проходные помещения, заполненные экипировкой для Всадников Бури, Курьеров и их лошадей и выходящие в широкий коридор, что окружал стены Башни. Пол в коридоре был обычно посыпан соломой, ведь именно здесь конюхи прогуливали лошадей, давая тем остыть после долгих утомительных поездок.

Укрывшись за подъемной шахтой между полок с седлами и сбруей, соглядатай любовался серебряным узором созвездий на черном, как эбеновое дерево, небе и бледным кораблем луны, рассекающим облачные просторы. Где-то внутри сырых потайных ходов Башни грохотал водопровод — по крайней мере так казалось непосвященному.

Висящие кругом поводья, седла, седельные сумки, подпруги, вожжи, удила, уздечки, подхвостники и грудные ремни напоминали настенные украшения, среди которых прятались змеевидные наскальные ящерки, имевшие обыкновение греться в дневное время на внешних стенах Башни. Прохладный воздух освежал ладони подобно нежным прикосновениям лепестков лилии.

В привратную залу вошли трое юношей. Двое из них несли фонарь, скрыв свои лица под надвинутыми капюшонами. Третий, облаченный в богатую, шитую из черного бархата с серебряными галунами, одежду Сына Седьмого Дома, являлся наследником Предводителя Всадников Бури. Юный дворянин носил препоясанный посередине камзол с высоким воротником и дутыми рукавами, сквозь разрезы которых блестела яркая атласная подкладка, а также плащ, оканчивающийся чуть ниже колен на уровне подогнутых ботфортов сапог. От плеча к талии и оттуда до другого плеча униформу Курьера украшала щегольская V-образная вышивка, носящая цвета Дома; эполеты выдавали статус представителя Эскадрона. Пряжка на ремне имела зигзагообразную форму молнии — эмблемы Всадников Бури, которая была вышита на камзоле со стороны сердца, сопровождаемая девизом на каком-то давно мертвом языке: «Арнат Лан Серен». На поясе висели два кинжала в ножнах из черной кожи с серебряным орнаментом. Длинные, цвета лесного ореха волосы молодого господина были гладко зачесаны назад и стянуты в узел черными и серебряными шнурами. Дерзко откинутый назад капюшон был оторочен собольим мехом.

Начищенные сапоги зазвенели по каменному полу, когда наследник приблизился к воротам и бережно развернул принесенный им тяжелый пакет — голубой металлический ларец, под крышкой которого находились два глянцевых слитка, тускло блестевших в свете луны.

Грод Шипшорн, долговязый слуга с выдающейся вперед нижней челюстью, нервно хохотнул.

— Давай, Спачворт, — сказал он своему приятелю. — Ты первый, ты же у нас самый умный.

— Мне безразлично, кто будет первым, — произнес лорд Усторикс и швырнул серебристые бруски за край платформы, прямо в бездну ночи.

Луна продолжала подниматься из-за далеких скал, и звезды незаметно скользили по черному стеклу неба. Соленый ветер доносил с юга плеск волн залива, темных, словно густые чернила. Слышно было, как всхрапывают кони и топают копыта в лугах. Слитки неподвижно зависли в воздухе, на высоте четырехсот футов над землей — точно на уровне платформы.

— Вот это да! Хватит, чтобы подковать целый эскадрон! — наигранно удивился Грод Шипшорн. — Сколько стоит одолжить силдрон такой высоты у охраны — поди, золотой или даже два?

— Тебя это не касается, — отрезал аристократ. — А теперь беритесь-ка за дело, парни.

— Плата вперед, — потребовал Трен Спачворт, крепкий, жилистый малый, ростом на полголовы ниже Шипшорна.

— Один золотой орел каждому, если справитесь. И ничего — если не справитесь, разве что сломанные шеи.

— Как это о-один? — заикнулся Спачворт. — Прежде господин говорил — три!

— Что ж, условия меняются. Один за первую попытку, два за вторую.

— Разве мы договаривались о второй… — начал было Шипшорн, но тут же осекся, растянул губы в ухмылке и сдержанно поклонился.

— Моя жизнь стоит двадцать шиллингов? — усмехнулся он. — Да нет, два соверена! Господину известно, что мы можем проделать этот трюк не раз и не два, а столько, сколько потребуется. Для нас это сущая ерунда! Верно, Спачворт?

Напарник кивнул, хотя уверенности в его глазах не было.

Шипшорн снял плащ, отбросил его в сторону и направился к дальней стене привратной залы, отмеряя шаги. Остановился, внезапно взял разбег и бросился к воротам. Мягкие подошвы позволяли ему двигаться совершенно бесшумно. Когда он приблизился к краю, безымянный свидетель схватил с пола уздечку и сильно сжал ее в руках. Очутившись на платформе, слуга высоко подпрыгнул, точно попав ногами на висящие в воздухе слитки. Слегка откинувшись назад, он пролетел еще немного под силой собственной тяжести. Этот трюк требовал необычайной дерзости и огромного навыка: притормозив, Шипшорн едва не потерял равновесие, а заодно и жизнь, но удержался на ногах.

Его приятель Спачворт нервозно присвистнул сквозь зубы. Усторикс не проронил ни слова.

Осторожно присев на корточки, Шипшорн привязал бруски из силдрона к своим ногам. Затем выпрямился, встал в позу, сохраняя осанку циркового акробата, и ухмыльнулся — на этот раз усмешка коснулась его глаз.

— Вы только посмотрите! — ликовал он, но не слишком громко, чтобы поднявшийся бриз не донес до земли шума, который мог выдать их. — Я хожу по воздуху, как будто я маг!

Подняв ногу, Шипшорн робко сделал шаг, затем — уже почти хвастливо — еще один. Таким образом, слегка покачиваясь в невесомости, смельчак вернулся к воротам и запросто шагнул на каменный пол.

Лорд Усторикс вручил ему золотую монету. В ответ слуга, осознавая, что он успешно сыграл опаснейшее, головокружительное представление, размашисто и весьма неблагодарно поклонился. По лицу Усторикса невозможно было понять, какое впечатление произвел на него цинизм юноши.

Настала очередь Спачворта. Силдроновые слитки вернулись на исходную позицию. Лунный свет упал на бледное лицо юноши, подчеркнув два серых провала вокруг глаз. Молодой человек разбежался, споткнулся, не дойдя до платформы, но все-таки совершил прыжок и, подобно Шипшорну, угодил подошвами прямо на бруски. Обретя равновесие, Спачворт точно так же немного полетел вперед, притормозил и вытащил из кармана веревку, чтобы привязать слитки к ногам. И тут он впервые посмотрел вниз.

Прошла минута.

Молодой лорд сказал вполголоса:

— Долго он будет изображать из себя статую? Это не входило в наш уговор, я начинаю скучать.

И, достав кинжал, стал демонстративно вычищать грязь из-под ногтей.

— Привязывай, Трен! Скорей привяжи их, — торопливо зашептал Шипшорн.

Еще через минуту его приятель шевельнулся — так осторожно, как будто был сделан из стекла, и так медленно, словно тьма вокруг была вязкой, тягучей смолой. Он пошевелился еще раз — и сорвался вниз.

Невидимый наблюдатель вздрогнул, задохнувшись от ужаса. Один из хомутов, потревоженный этим движением, с шумом упал на пол. Но аристократ и слуга ничего не заметили.

Падая, Спачворт в последнюю секунду ухватился за слиток и теперь попросту безвольно висел; похоже, силы совершенно покинули парня. В мозгу зрителя ярко вспыхнула картина из собственного недавнего прошлого.

Шипшорн сорвал с крючка моток бечевки и спешно принялся разматывать его.

— Лови, когда я брошу! — прохрипел он.

Лорд Усторикс тут же выхватил веревку из его рук и швырнул ее в бездну. Шипшорн побледнел от гнева, не веря своим глазам.

— Что вы делаете?

— Пусть еще немного повисит. Дай ему шанс исправиться, влезть обратно на бруски.

— Это невозможно. Они такие маленькие.

— А если бы подул бродячий ветер и сдул его капюшон? — Усторикс нехорошо улыбнулся. — Вот это была бы шутка! Ворота пришлось бы закрыть лет на тысячу!

Шипшорн уже схватил другую бечевку — на сей раз он держал ее очень крепко — и бросил болтающемуся в воздухе товарищу. Спачворт хотел поймать ее, но не успел. Однако вторая попытка увенчалась успехом. Шипшорн смотал веревку и вытащил напарника, будто рыбу из воды. Усторикс заливался беззвучным смехом. Спачворт рухнул на камни, весь дрожа. Шипшорн поймал слитки с помощью аркана и отдал их владельцу.

К наследнику Дома вернулось обычное хладнокровие.

— Попытка не удалась, — сказал он. — Ты не заслуживаешь платы. На этот раз. Но у тебя остался еще один шанс.

Шипшорн наградил его каменным взглядом.

— Как великодушно с вашей стороны, милорд.

Усторикс вынул из плаща две прямоугольные пластины из тусклого голубоватого металла — того самого, из которого был сделан ларец для слитков — и прикрепил их к брускам.

— Андалум! — вскричал Шипшорн. — Только не андалум!

— Тише ты! Хочешь, чтобы нас обнаружили? Это вовсе не трудно для таких хвастунов, как вы, не сложнее того, что уже проделано. Плачу по два орла каждому. Я хочу увидеть, как вы с этим справитесь.

— А если кто-нибудь из нас кувыркнется? Если андалум хоть на миг окажется между силдроном и землей — мы же разобьемся!

— Конечно. Но ведь этого не будет — с чего бы вдруг?

— Господину известно, что мы ни разу не тренировались с настоящим силдроном. — В голосе слуги зазвучали нотки неподдельного ужаса. — Мы катались на досках с колесиками да зимой на льду. То, что мы сделали, — настоящий подвиг, но с андалумом — это же самоубийство. Такого условия не было.

Усторикс пожал плечами.

— Я ухожу.

Шипшорн облизнул пересохшие губы. Глаза его сверкали, как две крупные монеты.

— Нет, постойте.

— Ты, кажется, не уважаешь меня, пес! — прошипел Усторикс.

— Прошу прощения, милорд, погодите немного, я сделаю это.

Усторикс швырнул от себя бруски. Один из них завис на положенной высоте, примерно в двух дюймах от пола, другой шлепнулся голубой стороной вниз. Небрежно перевернув последний носком сапога, наследник вытолкал оба слитка наружу, на прежнее место.

Шипшорн направился к дальней стене, собираясь взять разбег для рокового прыжка в небо.

Пока тело падает с высоты четырехсот футов, сердце успевает сделать четыре с половиной удара, однако удаляющийся крик жертвы раздается в ушах свидетелей гораздо дольше. Эта мысль вдруг поразила Шипшорна как удар молнии. Его охватила дрожь. Он глухо выругался и прислонился спиной к стене, чтобы не упасть.

Усторикс еще раз пожал плечами.

В это время тайный свидетель всего происходящего почувствовал, как его ногу сводит судорога, и слегка пошевелился, позабыв об упавшем хомуте, который тут же загремел от удара о камень.

Головы повернулись.

— Кажись, я и раньше оттуда что-то слышал.

Сжавшись в комок, безымянный парень с бешено колотящимся сердцем увидел, как раздвинулась завеса из упряжи, и все трое уставились на него сверху вниз.

— Что это? — ядовитым, преисполненным отвращения голосом спросил Усторикс.

Спачворт лихорадочно сглотнул.

— Калека, которого подобрала одна из служанок. Парень слабоумен и не умеет разговаривать, милорд.

— Откуда он взялся?

— Небось сын торговца из каравана, погибшего той осенью во время землетрясения, а может, отродье какой-нибудь служанки, которая бросила его на дороге.

— Что ему здесь нужно? Вздумал шпионить за нами?.. Эй, жертва оспы, чем ты тут занимаешься? Выходи!

Разоблаченный юноша послушно выбрался наружу. В этот момент из удаленной глубины подъемной шахты донесся сильный грохот — стальная клетка с дребезжанием ехала вверх. Еще до того, как она приблизилась, привратная зала наполнилась гулким басом. По лестнице, тяжело дыша, поднялись двое: Главный Управляющий в серовато-коричневой мантии и Мастер Мечей в багряном плаще.

— Лопни мои глаза, — насмешливо протянул первый.

— Что вы здесь делаете, лорд Усторикс? — спросил Мортье, Мастер Мечей. — Эти невежи и вам причинили беспокойство? Мы услышали подозрительный шум, раздающийся с этого этажа, и поднялись узнать причину. Остальная стража сейчас прибудет.

Усторикс медлил с ответом, буравя глазами найденыша и что-то обдумывая.

— Мой дорогой учитель, вот это существо украло силдрон из сокровищницы, а двое моих слуг обнаружили его. Но вместо того чтобы возвратить силдрон, подлецы решили поиграть со слитками. Я, конечно, собирался прекратить безобразие, когда один из этих бродяжьих детей задумал сломать себе шею.

Мастер Мечей склонился в грациозном поклоне.

— Похвальное действие, милорд. Я уверен, ваш отец будет горд, узнав об этом.

Подъемная клетка с грохотом остановилась, железные решетки были подняты. В залу вошли несколько стражников. Мортье пристально вглядывался в безобразного юношу.

— Очень интересно, — прогнусавил он. — Я раньше не видел этого парня. Уведите его. Позаботьтесь о том, чтобы он был примерно наказан.

И они позаботились.

Найденыш помнил, как Гретхет, склонившись над ним, спрашивала:

— Кто тебя бил? Они видели тебя? Они заметили, что у тебя не только рожа гадкая, но и все остальное?

Об уродливости его тела она с радостью сообщила ему с самого начала. Поэтому он изворачивался, как мог, лишь бы не дать им обнажить свой костлявый живот. Но исполнителям хватило голой спины и плеч, которые они нещадно отхлестали плетью, нанося глубокие кровавые отметины. Раны воспалились, у найденыша началась горячка в тяжелой форме. Несколько недель он провел, лежа в темной кладовой, где одни лишь пауки слушали стоны жертвы. Время от времени заходила Гретхет, чтобы промыть раны настойками целебных трав и влить воды в его иссушенный жаром рот. В бреду найденыш видел себя героем историй, которых наслушался на кухне; его печень снова и снова разрывала на куски золотая малюточка из колыбельной, после чего он тонул в озере собственной крови.

Наконец бедняга пошел на поправку, хотя шрамы так и не зажили.

Предрассветной порой, в час Летучих кораблей, юноша любил выбираться из окна и, усевшись на узком водосточном желобе, смотреть на небо. Деревья и земля в это время были еще совсем черными. На востоке окоем имел коричневатую окраску подгоревшего хлеба, которая переходила в бледно-лимонный цвет и сменялась размытыми, эфирными оттенками голубого, а те, в свою очередь, сгущались до глубокого, насыщенного ультрамарина ночного неба, еще усеянного звездами.

То тут, то там раздавались первые робкие трели из лесной чащи или негромкое кряканье уток с далекого пруда. Эти несмелые голоса набирали силу по мере того, как на востоке разгоралось теплое сияние. Стайки темно-серых облаков напоминали пятна сажи на раскрасневшемся от работы лице кузнеца. Все сильнее бледнели густые чернила ночи, звезды таяли прямо на глазах. Горелый оранжевый уступал место пастельно-золотым тонам, над окоемом разворачивалась удивительно красивая шаль цвета гвоздики. Волны моря из черных становились серовато-зелеными. Полоса огня пробегала по краешку мира — и, наконец, восходило солнце, оттолкнувшись от земли и плавно скользя вверх сквозь серые, как волчья шерсть, обрывки облаков.

В это время на юге, наполовину залитом пламенем зари, появлялся Летучий корабль; покачиваясь на волнах бриза, он величественно рассекал небесный океан.

Многое в этом мире зависело от силдрона, который использовался в различных целях.

Взять, к примеру, эотавров. Редкостную породу выращивали столетиями, от крохотных птице-лошадок до гордых жеребцов, на которых можно было бы скакать верхом, но которые не могли уже подняться в воздух: их прекрасные лебединые крылья были нужны исключительно для маневрирования. И лишь силдрон, подобно необычайному магниту обладающий невидимой силой, придавал им свойства, казавшиеся людям чуть ли не сверхъестественными.

Следует упомянуть и всевозможные грузы, доставляемые в гавань Исс морским путем. Многие из них требовали дальнейшей пересылки, и если огромные размеры или слишком низкая стоимость товара не позволяли прибегнуть к услугам Небесного Всадника, груз отправляли с наземными, хорошо охраняемыми караванами из дорожных повозок либо обвязывали канатами и поднимали на борт одного из Летучих кораблей. Причал для могучих посудин находился на высоте ста двенадцати метров над уровнем земли. И хотя корабли не были столь же расторопны, как птице-кони или почтовые голуби, они обладали огромной вместимостью, необходимой для перевозки большого количества грузов.

Ветер по-прежнему надувал тугие паруса летучих красавцев, так же как он веками делал это для их морских собратьев; верхушки деревьев колыхались за бортом подобно волнам, облака напоминали барашки пены, день сменялся ночью, будто прилив — отливом, высокие горы были опасными рифами, а птицы-попрошайки заменяли морских рыбок. Все тот же силдрон давал кораблям силу оторваться от земли, силдрон крутил их крохотные пропеллеры.

Процветание великой воздушной армады, слава и могущество Двенадцати Домов Всадников Бури, традиционные ремесла, секреты которых передавались из поколения в поколение в течение столетий, — все опиралось на удивительную мощь самого редкого и ценного из металлов, владели которым, разумеется, одни лишь короли и приближенные к ним особы.

Всякий раз, видя в небесах Летучий корабль, самый обделенный из всех обитателей Башни Исс мечтал о том, каково это: плыть в окружении позолоченных солнцем пуховых перин облаков и ощущать себя в свободном полете, когда боль и горести прошлого уже не имеют значения.

С тех пор как вся прежняя жизнь найденыша бесследно стерлась из памяти, в душе появилось щемящее чувство потери, ни на секунду не покидающее его. В те дни, когда он был не слишком измотан, чтобы вообще думать, юноша размышлял о том существе, которое смотрело на мир его глазами и пользовалось его ушами, чтобы слушать. Порой он пытался вообразить своих родителей: какие они и где они сейчас, и был ли он в самом деле брошен из-за собственного уродства и немоты. Однажды Бранд Бринкворт поведал о сказочном принце: принц попросил у мага идеальную жену, и тот сотворил ее из весенних цветов. После этой Истории слуги принялись насмехаться над происхождением друг друга, предполагая, что созданы они из сорняков, навоза и тому подобной дряни. А у найденыша мурашки пробежали по спине: ему вдруг подумалось, что такое кошмарное существо, как он, не могло быть рождено от людей, что он восстал из темной бездны или был сотворен душевнобольным волшебником в минуту полного бреда.

Юноша часто пытался выведать у Гретхет тайну своего происхождения. Та делала вид, будто не понимает вопросов, и нетерпеливо отмахивалась. Одно лишь он знал наверняка — он заключен в неприступной Башне Исс, где люди чересчур горды, чтобы явно демонстрировать радость, горе, восторг или страх, где под железной маской равнодушия бурно клокочут тайные страсти.

Одиночество было единственным товарищем найденыша. От издевок и тумаков страдали и душа, и тело. Однако всегда находилось что-то, что помогало переносить тяготы жизни: монотонное пение ветра, завывающего в зубцах каменных стен; дни, когда мир вокруг Башни покрывался пеленой тумана, а сама она превращалась в сказочный остров среди облаков; дождливые ночи, когда было слышно, как барабанят капли по внешним стенам Башни; песни птиц на заре во время утреннего бриза; кваканье болотных лягушек, от которого, как утверждал хранитель погреба, улучшалось качество бочоночных вин; соленый морской ветер странствий; зеленоватый свет Великой Южной Звезды, что сияла в ночном небе совсем низко над окоемом; теплые, дружелюбные прикосновения козлят, собак, обезьянок; мечтательно-мудрые взгляды эотавров; Летучие корабли в небесах — и, конечно, Истории, подслушанные на кухне.

Истории помогали отличать один день от другого и давали возможность совершать удивительные путешествия. Они служили единственным окном в Айю — Внешний Мир, что открывался сразу за границами владений Башни.

И еще найденыш думал, сбежит ли он когда-нибудь отсюда или этому месту суждено стать его могилой.

В тейнемисе, месяце Огня, в Башне только и разговоров было, что о готовящейся свадебной церемонии. Леди Персефона, дочь лорда Вальтасуса и леди Артемизии, готовилась выйти замуж за юного наследника Пятого Дома; церемонию назначили на сорок второй день после летнего Солнцестояния. Поговаривали, что свадебный торт будет украшен фигурками из настоящего сахара, который доставят на кораблях с Тенагайнских островов, и что кондитер прибудет не откуда-нибудь, а из самого королевского города Каэрмелора, специально для этой оказии.

По случаю готовящегося торжества на слуг взвалили тяжкое бремя внеурочной работы. В ответ на их жалобы Бранд Бринкворт рассказал однажды вечером забавную Историю об одной весьма добродетельной и удачливой крестьянке. Как-то раз эта женщина проснулась и увидела, что вся работа уже сделана за нее: коровы подоены, куры накормлены, масло сбито, дом вычищен сверху донизу, огонь весело горит в печи, а на нем булькает горшок с кашей.

Так продолжалось какое-то время. Но потом крестьянку стало разбирать любопытство: кто же помогает ей, у кого такое доброе сердце? И вот однажды ночью она встает с постели и тихонько приоткрывает дверь. Вообразите себе ее удивление, когда она увидела, что по всему дому снуют крохотные гномики в зеленых колпачках: подметают, убирают… в общем, наводят лоск. Добрая женщина заметила, что одежка на гномиках довольно простая и потрепанная. Прямо с утра крестьянка принялась шить и трудилась не покладая рук всю неделю, пока не приготовила кучу малюсеньких нарядных обновок. Вечером она развесила их в кухне, а ночью снова поднялась с постели и приоткрыла дверь спальни. Гномики были в восторге от подарков: сразу же надели их, начали прыгать, плясать и веселиться. Но вдруг все как один с громким вскриком исчезли. И добрая крестьянка никогда их больше не видела.

— Вот безмозглая баба! — воскликнула судомойка. — Любому дурню известно, что явные на дух не выносят благодарности за свои добрые дела. Для них подарок или похвала — самое настоящее оскорбление!

— Да нет же, — возразила ей другая судомойка. — Ручаюсь, они исчезли потому, что посчитали себя слишком благородными, в таких-то одежках, чтобы делать черную работу.

Бринкворт сказал, поглаживая седую бороду:

— Простые люди всегда спорят об этой Истории. Благодарить или не благодарить? Многие скажут — это как кость, брошенная собаке. Если хотите знать мое мнение, то благодаря подаркам человечки узнали, что за ними подсматривают, а нежить этого не любит, как явная, так и неявная. Потому-то они и исчезли.

— Будь я проклят! Пусть только эти гномики появятся у нас в Башне: я зашибу любого, кто вздумает подсматривать или, упаси его Звезда, отблагодарит, — заявил Реннет Тайбоун. — Меня в жизни никто не благодарил — вот и этих мудреных тварей незачем. Хотя, сказать по правде, я ни разу их не видал, так что, думаю, все это россказни для баб и ребятишек.

— Да ведь Башня Исс со всех сторон окружена рябиной, железом и чародеями, — пояснил Бранд Бринкворт. — Сюда не проникнуть никакой нежити, если, конечно, она не слишком сильная. Вот почему ты никогда их не видел, Ренни.

— То, что я знаю, вовсе не россказни, — сказал конюх Терон Жоуб, облизнув губы. — А чистая правда.

Обитатели кухни поежились и на всякий случай теснее прижались друг к дружке. Жоуб был знаменит своими жуткими Историями, он и саму грязь замарал бы, если б она слишком весело сверкала на солнце. На руке у него не хватало двух пальцев, и Жоуб никогда не рассказывал почему — зато он бережно хранил эти пальцы в баночке с рассолом. Несомненно, это добавляло мрачных красок к его и без того зловещей репутации. Как-то само собой вышло, что слуги прозвали его «Терон Жаб».

Итак, вышеописанный конюх с большим наслаждением начал свое повествование:

— Я говорю про Хищника из Бойлача, который часто бродил в окрестностях ущелья Эйлаг в Финварне.

— Часто бродил? Он что же, исчезал куда-нибудь?

— О да — когда утолял жажду крови. Но каждую ночь из ущелья доносились такие пронзительные вопли и жуткие завывания, что кровь стыла в жилах, и всякий, кто их слышал, в панике стремился укрыться, наглухо захлопнув за собой все двери и ставни в доме.

— Как он выглядел?

— Иногда он оборачивался одноногим человеком, иногда — самым обычным человеком, а иногда — серым псом или отвратительным лохматым зверем, вид которого нельзя и описать. Подкрадывался он к своим жертвам бесшумно, и никто в тех краях не осмеливался выйти из дому с наступлением темноты. Наконец Хищник получил то, что ему было нужно.

Рассказчик сделал паузу для усиления драматического эффекта.

— Что, Жоуб, что? — взмолились слушатели.

Тот бросил быстрый взгляд через плечо и доверительно понизил голос.

— Однажды утром, — почти шепотом продолжал он, — у дороги нашли безжизненное тело, пронзенное в двух местах. Обе глубокие раны — одна в боку и одна в ноге — были плотно зажаты ладонями мертвого путника. Ходили слухи, что повреждения слишком странные и чудовищные, чтобы быть делом рук человека. И в самом деле, только Хищник из Бойлача мог совершить подобное, тем более что с тех пор он навсегда покинул ущелье Эйлаг и никогда не возвращался.

— Туда, может, и не возвращался, зато сейчас бродит где-нибудь еще, — заметил Тайбоун, который до этого скоблил заскорузлые пальцы овощным ножом. — Я слышал, вблизи от Глин Рушен, в пещере под Великим Водопадом, водится сам Бугейн, и уж от него-то им вовек не избавиться.

— Это же бык-водяной, разве нет? — уточнил, вмешиваясь, истопник.

— Ну да. Он не явной породы, друг мой, вовсе нет, но все равно бык-водяной. Чрезвычайно опасный и свирепый. Изредка он принимает вид человека, хотя обычно это огромный черный телок, который выпрыгивает из водопада и бродит по дорогам, издавая странные звуки вроде скрежетания цепей.

В это время один из лакеев загремел цепью от котла, в котором тушили мясо. Все, как один, подскочили на месте.

— Ах ты, гнусный шут! Да я тебе челюсть сворочу! — в негодовании закричал Тайбоун.

Слугам едва удалось успокоить Рассказчика, и в конце концов он продолжил.

— Эту Историю я услышал недавно, от странствующего торговца из последнего каравана. Одна девушка работала в огороде — не помню точно, кажется, собирала редис, чтоб заготовить на зиму, а дом ее находился неподалеку от Грин Рушен. Вдруг примчался Бугейн в человеческом обличье, хохоча во все горло, схватил ее, забросил к себе на спину и, прежде чем родители девушки опомнились, бросился вместе с ней к водопаду. Но девица не растерялась — в руках у нее все еще был нож, которым она обрезала ботву редиса.

По дороге она перерезала завязки своего фартука и, сумев освободиться, помчалась домой быстрее ветра, всю дорогу боясь, что тварь последует за ней.

— Это чем-то напоминает один рассказ про Итча Уизже, — задумчиво проговорил помощник младшего эконома. — Кажется, неплохая идея — носить фартук там, где кишмя кишат водяные твари.

— Да уж, в переднике ты будешь настоящим красавчиком! — фыркнула ключница.

Тут оживился тугоухий хранитель погреба с морщинками в виде куриных лапок в уголках глаз.

— А как насчет Тресли Ку из деревни Тресли в Эльдарайне? Вреда он почти не делает, зато какой проказник! Уж этот-то никуда не исчезнет!

— Честное слово, надеюсь, что нет! — воскликнул помощник младшего эконома. — О его проделках столько рассказывают! Любит он подшутить над нашим братом, да еще всякий раз ржет, как сивый мерин.

— Я знаю одну хорошую Историю про Тресли Ку, — вызвалась горничная с ямочками на щеках. — Как-то раз двое парней из Тресли назначили свидание своим возлюбленным на Коровьем лугу. Вечерком юноши пришли, как было условлено, но что же вы думаете? На другом конце луга уже маячили спины удаляющихся красоток. Сколько парни ни кричали им вслед — ни одна даже не обернулась, пришлось бросаться вдогонку. И вот бегут они две мили, три мили, мчатся что было мочи, а догнать не могут! При этом парни смотрели больше на своих лапочек, чем под ноги, и напрасно, потому что вдруг очутились по колено в грязном болоте. Тут в мгновение, девицы исчезают, а на их месте стоит не кто иной, как Тресли Ку, и хохочет во все горло. Вы, конечно, понимаете, что парни быстро выбрались на сушу. Проказник-водяной — за ними и давай гонять их по горам и долам громким улюлюканьем и насмешками. По дороге, перепрыгивая через ручей Мелкая Водичка, парни от испуга плюхнулись в грязь, выскочили, все в водорослях и тине, посмотрели друг на друга — и, конечно, каждый принял другого за Тресли Ку!

Слушатели Истории уже не могли сдерживать свое веселье.

— Дальше, дальше! — умолял истопник, весь багровый от хохота, с мокрыми от слез глазами.

— Заорав от страха, парни отлупили друг дружку да и припустили каждый к себе домой. Долго потом тешили они своих близких рассказами о том, как их преследовал сам Тресли Ку и чуть не утопил в Мелкой Водичке!

Слуги уже чуть не лопались от хохота, зажимая кулаками рты. Тут вмешался Терон Жаб.

— Что ж, пусть эти олухи скажут спасибо, что живут вдали от скал! — многозначительно изрек он.

Настроение резко омрачилось.

— Почему? — как заведено, пропищал один мальчонка.

— Занеси их нелегкая в горы — не уйти бы этим разиням от Гвислион.

— А, Гвислионы… — закивал Бринкворт. — Злобные существа, скажу я вам.

— Что они делают, мистер Жаб? — спросил мальчик.

— О, это гнусные ведьмы, более страшные, чем наша милашка Гретхет — если, конечно, у вас хватит воображения представить себе такое. Иногда эти чудовища оборачиваются козами и бродят в ночи по узким горным тропам, подстерегая путников и заводя их в гиблые места. Но, как будто этого мало, они любят наведываться к местным жителям, особенно в лютую непогоду, и уж такой гостье никто не смеет отказать, иначе пощады не жди!

— Да, но стоит вытащить острый нож — и Гвислиона исчезнет, как не бывало, — негромко заметил хранитель погреба. — Холодная сталь — вот что они ненавидят!

— Это верно, — признал Жаб. — Зато и холодная сталь, и все другие амулеты бессильны против Высших тварей!

Мрачная, брошенная с точным расчетом реплика заставила обитателей кухни погрузиться в тягостное молчание. Первым нарушил паузу все тот же мальчонка:

— Господин Бринкворт, сэр, у меня к вам просьба…

— Давай выкладывай.

— Пожалуйста, расскажите еще раз о том, как Саргот, чародей Короля-Императора, разрубил его шута на две половинки, потом сложил их, и шут остался жив!

Как долго он живет здесь, в Седьмом Доме Всадников Бури? Его волосы выросли за это время на целую ладонь и уже касались плеч. Однажды юноше удалось разглядеть одну из прядей. Это зрелище заставило его содрогнуться и еще более поверить в собственное уродство. Даже волосы бедняги отличали его от всех нормальных людей и вместо привычных каштановых оттенков нахально отливали золотом. С тех пор найденыш скрывал их под капюшоном постоянно, даже оставаясь в одиночестве.

Еще он заметил, что осеннюю пищу — спелые плоды и ягоды — сменила зимняя похлебка из сушеных бобов и заготовленных впрок овощей, а весной на кухонном столе появились зеленые побеги и травы. Все это время безымянный парнишка провел взаперти, лишь изредка получая возможность посмотреть на Внешний Мир из окна. И вот в его жизнь пришли перемены.

Найденыш ни за что на свете не хотел бы вновь встретиться с Мастером Мечей, после того как на своей шкуре испытал, как умело тот обращается с плеткой. Казалось бы, погребенный заживо в катакомбах для прислуги, юноша был защищен от подобных неприятных неожиданностей. Однако надежды на то, что он больше никогда не увидит своего врага, оказались тщетными.

Настал день, когда Гретхет сказала:

— Можешь пойти поработать Снаружи, в конюшнях. Тебе очень повезло, понимаешь? Им нужен помощник. Выполняй все указания. Не трогай коней, пока не скажут. Кони очень ценные, они стоят больше, чем ты. Думай, что делаешь.

Доминитные конюшни, примыкающие к северному флангу Башни Исс, давали кров более чем сотне крылатых лошадей. Конюхи жили там же, ухаживая за скакунами и не спуская с них глаз ни днем, ни ночью. Везде царила рабочая суматоха: от зерновых амбаров, тренировочных манежей, яслей, загонов и скаковых дорожек до кузницы, где подковывали лошадей. Волна резкого конюшенного запаха ударила в ноздри найденыша, когда он остановился у открытой двери хлева. В стойлах он увидел дюжину конских… гм… задних частей, весело помахивающих длинными хвостами. Ухоженные крылья, как и лоснящиеся крупы, отливали разнообразными оттенками гнедой, чалой и серой масти. При взгляде на оперение фантастической красоты невольно возникала мысль о легких, воздушных существах, вылупившихся из яиц — с клювами, полыми косточками, коготками на лапках и круглыми внимательными глазками. В действительности же крылья эти обмахивали холеные бока и круглые ляжки горячих скакунов — разумеется, необычайно стройных и, разумеется, тоже пернатых, но так же мало похожих на птиц, как луна — на сдобную краюху. Кони жевали сено, периодически всхрапывали и переступали копытами по полу, выстланному соломой и упавшими перьями. Вокруг яслей бродил на привязи едва оперившийся жеребенок.

К юго-западу от конюшен располагалась гавань Исс; на севере стелились зеленые пастбища для эотавров и простых коней; к западу, за акрами фруктовых садов, шли бескрайние леса.

— Так вот, значит, кого они прислали! — пророкотало над ухом у юноши.

Второй конюх Кейт Фезерстоун смерил найденыша взглядом и кивнул почти наголо выбритой головой. Легкая щетина покрывала подбородок резкого, грубоватого лица конюха.

— Говорили мне, парень, что ты рожей не вышел — это точно. Ну да ладно, твоей вины здесь нет, а лошади уродов не пугаются — и слава Звезде, а то бы я первый вылетел с работы. Еще сказали, будто ты немой — это меня вполне устраивает. Надеюсь, ты умеешь чистить сбрую?

Парень с готовностью закивал, страстно желая угодить человеку, который помог ему выбраться из застенков Башни, но главным образом испытывая благодарность за неожиданно теплый прием.

— Ну вот. Здесь у нас хранится сбруя, так что вперед, за работу. И смотри не вздумай снимать капюшон! — Второй конюх страшно выпучил глаза.

Стены помещения были увешаны седлами, уздечками, поводьями и различными хитроумными приспособлениями из кожи и железа. На длинных скамьях валялись инструменты, кожаные отрезы, куски металла, ржавые подковы и гвозди. Кругом висели полоски из дубленой кабаньей кожи со связками крошечных бубенчиков и конские украшения из меди в форме петухов, ромашек, караваев, гроздьев рябины и листьев зверобоя. На полке вдоль стены выстроились жестянки и бутылки с лекарственными средствами для лошадей — в основном слабительными. На примитивных этикетках были выполнены картинки для неграмотных работников, и так же старательно выведены надписи, судя по которым, в банках было «касторавое масло», «магнезейа», «дегать», «мась от мокретца», «инбиррь» и «винный спирт». Со стальных крюков свисало несколько потайных фонарей.

Юноше понравилось его новое место работы. Все утро найденыш трудился не покладая рук. Он натер до блеска кожаную сбрую маслами и политурой; отложил в сторону все, что нуждалось в штопке или в починке; навел порядок среди хаоса, который устроили здесь конюхи, в спешке бросавшие предметы сбруи где попало и как попало, — парень все подобрал, разложил, расставил по местам, стараясь при этом привлекать к себе как можно меньше нежелательного внимания. Но работа не была ему в тягость: ведь здесь были окна без ставен и открытые настежь двери, сквозь которые с улицы проникали человеческие голоса, лай собак, стук копыт по булыжнику, звон металла и крики чаек, парящих над морем.

Помощники конюхов сновали туда и сюда. Сквозь дверной проем была видна кузница, каменный пол которой возвышался на три фута над фундаментом из андалума: те здания, где производились работы с силдроном, не могли просто так стоять на земле. Окна кузницы были надежно заперты от воров, серая крыша с высокими трубами почти скрыта густыми кронами столетних каштанов, которые засыпали все вокруг белоснежными цветами. Новоприбывшую чалую кобылицу с крыльями, отливающими бронзой — настоящую чемпионку, если судить по ее холеному, мускулистому виду, — встретили, подняли по лестнице наверх и расковали.

Зазвучала песня бронзовой трубы. Найденыш уже знал, что это значит. Серебряный горн встречал Курьеров, Великая Раковина — Морские корабли, барабанная дробь — наземных гостей; четкие, отрывистые нотки бронзовых труб возвещали о прибытии Летучего корабля.

Шум за окнами усилился. Новый помощник конюха высунулся наружу и вытянул шею, чтобы лучше видеть происходящее.

Сперва над деревьями появились мачты, реи и оснастка баркаса, богато украшенного всевозможной геральдикой. На топ-мачте развевался длинный треугольный стяг, на носу — знамя Эльдарайна, еще четыре флажка, включая желтый — знак Купеческой Гильдии, — на корме, плюс вымпелы длиной в тридцать ярдов каждый, являющие восхищенным взглядам зевак изображения желтых драконов, синих ромбов и белых птиц; на флагах с раздвоенными концами видны были чудовища, рысьи головы и сказочные птицы — тираксы.

Это был трехмачтовый барк из небесной армады Рил-Дессо-на: две сотни футов от бушприта до кормы, тридцать футов в ширину, высота грот-мачты от палубы сто сорок футов. Нос корабля украшала фигура женщины с развевающимися волосами — олицетворение Северного Ветра. С каждой стороны киля выдавалось по два крыла, на концах которых крутились деревянные пропеллеры. Когда барк приблизился к причалу Уровня номер Семь, все паруса в срочном порядке смотали и убрали прочь во избежание столкновения с Башней, которое могло бы привести к воистину ужасным последствиям. В воздухе кружили Всадники Бури, бросая швартовы палубной команде. Якоря воткнулись в песок далеко внизу под причалом. Портовые рабочие толкали барк длинными пиками и тянули на себя абордажными крюками таким образом, чтобы он прочно встал на якорь на безопасном расстоянии от Башни. Слышались громкие свистки, раздавались команды. Аэронавты, будто заведенные, крутили рычаги лебедок, перемещая с помощью цепей пластину из андалума, которая скользила взад и вперед между слоем силдрона и днищем корабля; наконец барк установили на нужной высоте, с палубы к причалу перебросили лестницы, и начался обмен грузами. Башня Исс была всего лишь промежуточной остановкой на пути барка из Жильвариса в Ринг-спиндл. На носу корабля красовалось имя, выведенное плавными буквами: «Стрекоза». Судно слегка покачивалось, будто морской корабль в тихих водах. Вместо ракушек-прилипал деревянную обшивку корабля покрывали крохотные мхи и лишайники. Тень, которую отбрасывала «Стрекоза» на фруктовые сады, впечатляла своими размерами и изумительной формой.

— Чудесно летает эта «Стрекоза», да уж!

Некстати прогремевшая фраза вырвала найденыша из мечтательного созерцания, и он виновато бросился выполнять свою работу. В комнату вошел Дэйн Пеннириг, рабочий конюшни, который частенько бывал в кухне для прислуги на Пятом Этаже. От его живого взгляда ничто не могло укрыться. Широкий рот раздвинула улыбка, на вздернутом носе, как и на всем лице, плясали рыжие веснушки.

— Не прикидывайся, парень, я еще не слепой: и так вижу, что ты не бездельник.

После паузы он удивленно причмокнул.

— Вот что я тебе скажу, только не вздумай хвастать: кажется, ты лучший помощник за все время, сколько я здесь работаю. Это тебе на обед: хлеб и сыр, Фезерстоун прислал. Захочешь пить — колодец за углом.

Найденыш почувствовал, что он просто обязан захотеть, так как другого случая утолить жажду не будет: на кухне парня старались не подпускать к баку с водой, дабы та «не загрязнилась».

— Ты никогда не бывал здесь раньше, а? — Дэйн Пеннириг приподнял одну бровь, сохраняя дружелюбное выражение лица.

Юноша замотал головой.

— Ты вечно торчал в казематах рядом с этой каргой Гретхет. Безмозглая старуха. «Думай, что делаешь, мальчик, думай, что делаешь», — закудахтал Дэйн, подражая ей. — Я хожу туда только ради Историй. Бринкворт у нас — первый Рассказчик, уж по крайней мере лучше Жаба. Того хлебом не корми — дай побольше жути и кровищи. Он и героев придумывает только для того, чтоб их убить как-нибудь пострашнее. Скажи спасибо, если хоть один доживет до конца. А теперь — довольно болтать, парень, ты отвлекаешь меня от работы. Фезерстоун велел тебе заняться другим делом. Хватит чистить сбрую, пойдем со мной.

Юноша убрал хлеб с сыром в котомку и отправился следом за ним, по дороге снова заглядевшись на причалившую «Стрекозу», на борту которой уже роились матросы и носильщики. Внизу, на земле, точно так же суетились конюхи и их помощники. Крики смешивались с лязгом металла, грохотом тяжелого молота, дыханием кузнечных мехов и топотом кованых сапог по булыжной мостовой. В промежутках между хозяйственными постройками виднелись зеленые пастбища, окаймленные темными лесами, из которых западный бриз доносил теперь аромат свежести и теньканье птиц. Мимо проскакал небольшой табун коней с подковами из андалума, таща за собой на веревках эотавра, подкованного силдроном. В небесах легким галопом гарцевали крылатые жеребцы, отрабатывая новые фигуры пилотажа. Золотой рыбкой в голубой чаше сияло над ними солнце.

Дэйн Пеннириг и найденыш спокойно пересекали вымощенную булыжником дорогу, направляясь к кузнице, когда их едва не затоптали три всадника, промчавшихся мимо.

— Проклятие! — прорычал Пеннириг, обретая равновесие. — Какой же коварный и высокомерный тип этот Мортье! Ему на всех наплевать, лишь бы сделать по-своему. Кто ему позволил вырядиться в цветную одежду, когда Наставники должны быть в сером?

Мастер Мечей в развевающейся багряной мантии и два его спутника скрылись за поворотом. В воздухе кружились потревоженные цветы каштанов, желтовато-белые, будто слоновая кость. Пеннириг хотел добавить еще что-то, когда неожиданное происшествие заставило его умолкнуть. В дверях кузницы появился небесный скакун серой масти; он фыркал, вставал на дыбы и снова припадал к земле. Глаза его бешено сверкали, громадные крылья из тысяч перьев бились в воздухе со страшным шумом, поднимая вокруг тучи пыли. Под ногами коня, пронзительно визжа, металась обезьянка-капуцин — чей-то домашний любимец, одетый в камзольчик из полусгнивших кожаных лоскутков. Обнаружив выход, зверек бросился к ближайшему каштану, едва успев улизнуть от преследовавшей его по пятам ватаги ребятишек.

— Гром и молния! Откуда взялся этот паразит? — пыхтел кузнец, также выскочивший из дверей, размахивая раскаленными клещами; лицо его покрывали багровые пятна. Общеизвестно, что эотавры испытывают необъяснимый ужас перед маленькими капуцинами; неразумное поведение кузнеца еще больше распалило коня. Поводья со свистом рассекали воздух, мотаясь направо и налево. Перья летели во все стороны.

Отовсюду сбегались люди в капюшонах. Эотавр — слишком ценное животное, чтобы позволить ему покалечиться. Жеребец, не разбирая дороги, кинулся вниз по лестнице. Он летел прямо на Пеннирига и его покорного спутника.

Издав проклятие, Дэйн уже во второй раз за эти пять минут метнулся в сторону. Реакция найденыша была мгновенной: он, не раздумывая, вцепился мертвой хваткой в повод пронесшегося мимо коня. Жеребец протащил его по пыльной дороге еще несколько ярдов — и вдруг встал как вкопанный. От нервно вздымающихся боков животного шел пар, конь храпел, раздувая ноздри, словно огнедышащий дракон. Лучи солнца пронизывали распахнутые крылья, перья которых сверкали подобно морозному инею на ветках.

Не спуская глаз с жеребца, юноша осторожно поднялся с земли. Пальцы его приласкали шею коня, расчесали волнистую гриву, погладили витые серебряные рожки, растущие из надбровных дуг. Впервые найденыш видел одно из этих удивительных существ так близко. Дыхания их смешались, две формы жизни будто слились в одну. Широкие опахала крыльев росли прямо из холки. Перышки плотно прилегали друг к другу, образуя совершенный по красоте узор по всей длине каждого крыла, вплоть до заостренных кончиков. Юноша во все глаза смотрел на эотавра, и тот отвечал ему влажным взглядом. Наконец животное задышало ровнее и сложило свои мощные крылья.

Пыль на дороге улеглась. Толпа зрителей раздалась посередине наподобие подковы.

— Клянусь наживкой и карасями! — Кейт Фезерстоун пробился вперед и принял повод из рук юноши, одежда которого была пропитана потом и вываляна в пыли. Не глядя в глаза нового помощника, он негромко сказал: — Ты молодец, парень. Правда, молодец.

Второй конюх повел эотавра прочь, когда бурлящая толпа спешно расступилась, пропуская трех всадников.

— Что тут за шум? — вопросил надменный гнусавый голос. Отороченный парчой багряный капюшон Лорда Мортье был наброшен на голову, завязки туго стянуты под подбородком, однако длинные пряди прямых волос свисали наружу, обрамляя лицо, которое можно было бы даже назвать красивым, если бы не безвольный подбородок и пухлые бесформенные губы. Небольшое, но уже заметное брюшко выдавало неумеренную склонность наставника к пряной экзотической пище. Лорда Мортье сопровождали его камердинер и Мастер Воздушной Навигации Гальяр.

Тучный кузнец спускался по лестнице, тяжело дыша.

— Господа Наставники! Никогда еще на моем веку я не встречал в конюшнях обезьянок. Кроме того, — добавил он, будто спохватившись, — я ни разу не видел здесь вот этого, — и он ткнул пальцем в уродца, идущего рядом с конюхом. Парень показался ему вполне подходящим на роль козла отпущения. — Причина сегодняшних беспорядков — в чумном мерзавце, я уверен — это он так расстроил Принца Вихря, которого я даже не успел подковать.

Мастер Мечей пристально посмотрел на обвиняемого сверху вниз. Тот замер на месте и весь вспыхнул. Толпа работников конюшни замешкалась, не зная, как реагировать.

— Вот так — так! Наш старый знакомый возмутитель спокойствия, собственной персоной! — воскликнул Наставник, потирая руки в перчатках для верховой езды. — Ты так и не усвоил урок, юный образец добродетели? Увы, придется проучить тебя еще раз.

Камердинер коротко и остро хихикнул тоненьким голоском. Мортье указал кнутовищем в сторону найденыша.

— Этот пойдет со мной.

Тут через толпу пробилась приземистая фигура.

— Добрый господин, — вмешался запыхавшийся Пеннириг, — парень ни в чем не виноват.

— Заткнись, лакей, не твое дело.

Услышав эти слова, Кейт резко остановился.

— Но и не ваше, сэр. Здесь конюшни, а не фехтовальная зала. Если бы парнишка не остановил серого, тот бы сильно покалечился. Обезьянка, которая напугала эотавра и от которой сейчас пытаются избавиться мальчишки, не принадлежит этому юноше, и он ее сюда не приносил. Я понятия не имею, откуда она взялась.

Тем временем ребятам надоело подманивать обезьянку орехами и ласковыми словами, и они начали бросать в нее булыжниками. Капуцин оскорбленно заверещал, обнажив желтые зубы, прыгнул на крышу кузницы, оттуда на следующую — и был таков.

Выражение лица Мортье неуловимо изменилось. Нижняя губа дрогнула, глаза-бисеринки буквально прожгли юношу насквозь. Не удостоив даже словом никого из присутствующих, Мастер Мечей пришпорил коня и поскакал прочь вместе со своими спутниками, врезаясь прямо в толпу зевак.

— Ужасный человек, — сказал Кейт Фезерстоун гораздо позже, когда они остались вдвоем в помещении, где хранилась сбруя. — Ума не приложу, как тебя угораздило перейти ему дорогу, но теперь держи ухо востро. — Он рассеянно крутил в руках скребок для кожи. — Кажется, ты умеешь обращаться с лошадьми. Если это так, я был бы совсем не против, чтобы ты иной раз приходил помочь. Только держись от него подальше. Я не хочу, чтобы ты кончил, как его паж — бедный косолапый Под, у него всегда такой обреченный вид. Мортье, он… как бы это сказать… — Фезерстоун в задумчивости почесал нос, несколько мгновений отрешенно глядя перед собой. — Он изучает Девять Искусств. И любит, чтобы всякие уро… нездоровые люди выполняли его поручения. Говорят, он общается с оборотнями. Господа Всадники Бури ничего не знают или не хотят знать о его темных делишках. Это настоящий мастер своего ремесла и, кроме того, отличный наставник для будущих Всадников. Его услуги здесь высоко ценят. — Он тяжело вздохнул. — Просто держись от него подальше, к чему тебе лишние проблемы?

Конюх положил скребок на полку и направился к выходу.

— Пошли, парень, дело к вечеру. Возвращался бы ты к себе в Башню, пока не стемнело.

Ему так многое хотелось сказать, о стольком спросить. Голова гудела от вопросов, страстно рвущихся наружу, требующих удовлетворения, но, к сожалению, так же надежно запертых внутри мозга, как сам юноша — в каменных стенах Башни Исс. Если б он только знал пароль, отмыкающий эти замки, если б у него был ключ от них, если б эти двери приоткрылись хоть на волос!..

В кухне для прислуги на Пятом этаже пел, безбожно перевирая мелодию, Трен Спачворт.

— Прекрати шуметь, Спачворт, — произнес Дэйн Пеннириг, отчаянно зевая. — Лучше бы голодная обезьянка скулила.

— Это ведь старая морская песня? — уточнил хранитель ключей. — Почему ты переделал слова — уж не собрался ли матросом на Летучий корабль, а, приятель?

— А вы думали! — отвечал Трен Спачворт. — Однажды я выберусь отсюда, помяните мое слово.

— Зачем? Здесь не так уж и плохо. И потом, чем ты собрался зарабатывать на корку хлеба — надеюсь, не пением? — Пеннириг отхлебнул настойки остролиста из треснувшей чашки и задрал обутые ноги на стол.

Деревянные весла стояли, прислонившись к печи для выпечки хлеба, все еще хранящей дневное тепло. Пламя светильников танцевало на пряжках, имеющих вид лесных животных, отражалось в глазах, смягчало выражения лиц собравшихся. Слуги коротали вечер — резались в карты, бросали кости, пили, болтали о том о сем. Дети играли в Мышку и Силки.

— Я бы рванул к дайнаннцам, так же, как и ты, Пеннириг, так же, как и любой из вас на моем месте. Только в отличие от вас, олухов, я бы прошел Испытание и стал частью Великого Братства. Мне нужны странствия, битвы, приключения, я хочу, чтобы королевские менестрели слагали обо мне песни! Как тут можно жить, в этой тюрьме? Ведь здесь хуже, чем на острове — вокруг леей, полные мерзких чудовищ, Злыдарей, уманщиц, бодлаков и… — Трен закусил губу, — всяких других. А корабли летают себе поверху как ни в чем не бывало. Чаща давно стала морем, вот только станет ли море чащей?

Пеннириг похлопал его по руке.

— Не стоит пить так много остролиста. Боюсь, как бы ты не превратился в философа.

— А я боюсь, как бы мой дружок Шипшорн не превратился в корм для червей.

— Что, опять проблемы?

— Еще какие. Заперт в погребе до утра в наказание.

— Бедный хранитель погреба! Ему бы поостеречься, а то ведь Грод вылакает к утру все бочки!

Слова Спачворта задели безымянного юношу за живое: он тоже всей душой стремился прочь, в дальние края, где он отыщет все ответы, а нет их — пусть, лишь бы подальше отсюда. Найденыш вдоволь наслушался от прочих слуг о тех опасностях, которые подстерегают путников в лесу, о диких существах, что таились во мраке. Но в этом мире имелось кое-что пострашнее любой сверхъестественной твари — перспектива провести остаток своей жизни в унизительном, изнуряющем рабстве.

На коленях у хранителя ключей свернулся комочком маленький капуцин, одетый в камзольчик из испорченного бархата. Зверек жалобно хныкал, как малое дитя.

— Горюет о своем друге, — с нежностью сказала одна из женщин. — И как только Панча занесло на конюшни? Бедняжка, его прогнали в лес камнями.

— А что удумали теперь наши господа? — вставила судомойка. — Велели перевоспитывать всех обезьянок, чтобы те боялись конюшен как огня! Кто-нибудь знает, какая муха их укусила?

— Говорят, тут не обошлось без нашей Ходячей Оспы, сегодня он там работал. — Молодой паж указал пальцем на сидящую на корточках в углу темную фигурку, которая съежилась еще больше в ожидании вспышки гнева.

В глазах большинства слуг одно лишь обстоятельство оправдывало присутствие найденыша в Башне: благодаря ему они не были больше людьми самого низкого сорта. Возможность унизить безобразного парня, можно сказать, грела им души, хотя сердца при этом оставались холодными, точно лед. Многие до сих пор не определились, как им поступать: обижать несчастного, утверждая тем самым свою силу и власть, или вообще забыть о нем, дабы не утруждать себя лишними эмоциями и не оскорблять собственное чувство прекрасного столь омерзительным зрелищем. Обе возможности были одинаково привлекательны.

— Почему этот всегда таскается за живыми людьми? — возмутился чернорабочий. — Сидел бы за печкой вместе со своей тронутой Гретхет.

— Да он у нее заместо барашка, — ухмыльнулся другой. — Старуха надеется выручить за его желтую шерстку солидные барыши. Почему она, а не мы, например?

— Там, где порядочные люди едят, подобным тварям не место! — высказался третий.

Кто-то из детей постарше запустил в парня чашкой. Та больно ударила в плечо.

— Оставьте его — он вам ничего не сделал! — рявкнул хранитель ключей.

Но слуги уже и сами забыли про найденыша: как раз в это время бондарь Греч начал жуткий рассказ о чудовище, прозванном Накелэвие. Существо это морское, но коли выйдет на сушу, то жди беды: посевы сгубит, амбары и житницы разорит, а попадись на пути кто живой — тому не уйти.

— Голова у него размером с десять человеческих, — стращал Греч, брызжа слюной от возбуждения, — губы вытянуты вперед наподобие свиного рыла, зато если разинет пасть — хоть телегу в нее закатывай. Дохнет левой ноздрей — напустит плесень да мучнистую росу на пшеницу, чихнет правой, так вся скотинка в округе издохнет, потому как дыхание его — чистый яд. И еще, всем известно, что приход Накелэвие — верный знак долгой смертоносной засухи. В дождь его на землю и пряником не заманишь.

— Правда? — спросил кто-то. — Не любит, значит, пресной водицы?

— Это уж точно, — подтвердил всезнающий Греч.

— Да мы из-за тебя ночью спать не будем! Совсем запугал, душегуб! — завозмущались остальные слуги. — У, скотина безрогая!.. (Бондарь был холост.) Гнилые твои кишки!

— Пожалуйста, Бранд, расскажи нам Историю подобрее! — взмолился Реннет Тайбоун.

Старик не мог отказать. Вечер Историй продолжался…

Безымянный юноша, как было велено, полировал украшения на двери, когда незнакомый лакей с верхнего этажа подошел к нему и объявил:

— Тебя вызывают. Мастер Мечей желает видеть тебя немедленно!

В покоях Мастера Мортье царила полутьма. И без того узкие окна были плотно закрыты тяжелым бархатом штор. Силуэт Мастера Мечей слился с высокой спинкой его стула.

— Подойди сюда.

Юноша, по своему обыкновению, повиновался. Он почти не дышал от страха. Паника нарастала, сердце грозило разорваться на месте. Несколько ужасных мгновений холодные, водянистые глаза в упор разглядывали найденыша; тот весь трепетал с головы до пят, покорно ожидая побоев.

Мортье был не из тех, кто заставляет себя долго ждать. Не говоря ни слова, он внезапно наклонился вперед и нанес резкий мощный удар. Парень покачнулся и отступил на пару шагов, пытаясь сохранить равновесие.

— Это за твою наглость на конюшне.

С неожиданной легкостью Мортье вскочил с места и бросился на юношу. Второй оглушительный удар пришелся в висок. По коже потекла струйка крови.

— А это за то, что посмел возмущать против меня людей, чтобы спасти свою шкуру! А это, — третий удар повалил жертву на пол, — за то, что оскорбляешь мои светлые очи одним своим видом, урод!

Юноша попытался увернуться от кованого сапога Мастера Мечей, но безрезультатно. Мортье с размаху пнул его, отшвырнув к противоположной стене. Парень откатился к столу и укрылся за толстыми резными ножками. Ребра найденыша тяжело поднимались и опускались в такт прерывистому дыханию, в ушах страшно гудело.

— Выходи оттуда. Будешь на коленях молить меня о прощении за свою дерзость. Выходи сейчас же, тебе говорят, мерзкое чудовище, или мне придется поучить тебя послушанию!

Дверь кабинета отворилась, и в проеме показалась чья-то голова.

— Мастер Мортье, сэр… Ой!

Незваный гость едва успел отскочить. Что-то тяжелое просвистело мимо и покатилось дальше по темному коридору.

Слуга с лязгом захлопнул двойные двери подъемного устройства и запер их на замок. Безымянный парень удивленно таращился на стены и потолок подъемной клетки, в которой сейчас помещался один эотавр и пятеро слуг в рабочей одежде однообразных красно-коричневых тонов: сам найденыш, Кейт Фезерстоун, Дэйн Пеннириг, старый конюх Терон Жоуб и смотритель подъемного механизма. Неизменные островерхие капюшоны прикрывали головы мужчин.

Буря Запада — чалая кобылица лорда Истериума — возвращалась к работе после небольшой передышки. Лошадь была печально знаменита тем, что на дух не переносила клеток и бурно выражала свое возмущение, если ее там закрывали. Во время последней поездки она покалечила своих перевозчиков и повредила само подъемное устройство, после чего появились сомнения в ее пригодности к небесному ремеслу. Это была идея Фезерстоуна — позвать найденыша сопровождающим.

Сейчас лошадь не подавала признаков беспокойства. Она обнюхала ладонь юноши, слегка пожевала губами его тунику и продолжала стоять смирно, даже когда клетка тронулась с места. У Кейта Фезерстоуна и Дэйна Пеннирига от изумления отвисли челюсти. И один, и другой, конечно же, заметили отекший глаз и разбитую губу парнишки, но не стали задавать лишних вопросов.

Андалумовый пол клетки был присыпан свежим сеном. Из каждой стены, обитой мягким вельветом, на высоте семи футов выдавалась вперед украшенная орнаментом коробочка. Смотритель открыл одну из таких коробочек, и глазам остальных предстали узкие стенные ниши, в которых хранились андалумовые ключи — длинные тонкие пластинки с ручками филигранной работы, прикрывающие тонкий слой силдрона на внешних стенах подъемника. Слуга вытащил один ключ, но не до конца, а лишь до определенной отметки, и это несложное действие привело подъемную клетку в движение.

Силдроновые оболочки подъемных механизмов были рассчитаны на высоту в шестьсот сорок футов, хотя некоторые могли взлетать и выше, до самых смотровых башен. При этом клетка была способна выдержать одного коня и шестерых взрослых людей. Двойная оболочка из силдрона позволяла увеличить мощность в два раза. В случае неполной загруженности устройства не было нужды вынимать пластинки до конца: на ручках ключей имелись особые насечки для расчета подъемной силы.

Сквозь прорезь в стене слуга наблюдал за ползущими вниз отметками набранной высоты. Достигнув второго уровня, он вытащил следующий ключ, и клетка, не изменяя скорости, продолжала плавно двигаться вверх. Смотритель крутился во все стороны, открывая одно отделение для ключей за другим, пока не отпер все четыре и не вынул тридцать один ключ, оставив последние девять нетронутыми. Подъемная клетка остановилась на этаже номер Тридцать Два, том самом, где размещался Дворянский Эскадрон. Новый помощник конюха вывел послушную лошадь в коридор.

Остальные эотавры с любопытством смотрели на них из-за створчатых дверей своих стойл.

Спину Бури Запада покрывала черная попона, по которой было серебром вышито ее имя, а также молния — знак Небесных Всадников. Сверкающая, будто смазанная маслом кожа подчеркивала каждый тренированный мускул. Начищенные рога блестели, точно мрамор. Подковы были из обычного железа, силдроновый слой прикреплялся к ним тогда же, когда на коня надевали специальный пояс для полетов: перед самым выездом.

— Нам сюда, — сказал Кейт Фезерстоун, по привычке туже стягивая завязки капюшона.

Задание найденыша было выполнено, ему оставалось только наблюдать за слаженной, не требующей лишних слов работой конюхов.

Сначала кобылице позволили утолить жажду чистой водой из корытца, после чего закрепили силдроновый пояс на крупе и подковки на копытах. Проверив надежность крепления, Терон Жоуб взял Бурю Запада под уздцы и стал водить по кругу, чтобы разогреть ее сухожилия перед скачкой. Она словно плыла по воздуху, изящно выгибая крылья и ступая в точности так, как учили.

В коридор вышли еще двое оседланных эотавров. Слуги, сопровождающие их, на ходу разговорились с Тероном.

— Шанг вчера разошелся не на шутку, — мрачно сообщил старый конюх. — Двое наших попали в самую бурю, там, за дальним лугом. Когда вернулись, напились в дым. Говорят, опять видели страшные живые картинки в лесу, недалеко от границы — вы знаете, какой.

Слушатели кивнули.

— Лично мне кажется, что со времени моей юности бродячие бури становятся все ужаснее.

Остальные невесело хмыкнули в знак согласия.

— А эти пираты! — продолжал, распаляясь, Жоуб. — Ребята со «Стрекозы» жаловались: на северо-западе, в Верхних Землях, было нападение на Летучий корабль. Злодеи не щадили ни команду, ни пассажиров…

Вошел привратник. Выудил из складок туники круглые часы на цепочке, быстро сверился с циферблатом, на котором вращалась одна-единственная стрелка, и открыл Пятисотые Западные ворота.

Снаружи подул теплый летний ветерок. Стояло начало лета, Зеленый месяц уйанемис. На нижних этажах уже вовсю занимались приготовлениями ко Дню Великого Солнцестояния, а также к веселому празднеству Лугнеис.

Прибыла подъемная клетка, предназначенная для высоких персон. Слуги склонились в почтительном поклоне, когда трое Курьеров в коротких плащах и кожаных сапогах для верховой езды стремительно вышли, оставив двери подъемника распахнутыми. Юноша увидел залитые ярким светом резные сиденья из розового дерева, на которых лежали расшитые бисером подушечки, и стены, обитые узорным атласом.

Курьеры Славного Эскадрона прикрепили к своим ремням силдроновые пряжки и начали расхаживать взад-вперед. Под камзолами из мягкой черной кожи они носили черные льняные блузы с длинными свободными рукавами, присборенными по швам чуть ниже плеч. Три серебряные звезды, сияющие на эполетах, соперничали в блеске с буквой У на груди и знаком Всадников Бури, вышитым у сердца. Наряд Всадников довершали штаны из плотного черного материала. Двое Курьеров были молчаливы; третий, которому явно не терпелось отправиться в путь, изводил конюших досужими расспросами и требованиями.

Привратник стоял на страже, зорко глядя на запад, в сторону вытянутой цепи горных вершин за лесом.

— Едут! — возвестил он наконец, опасно балансируя на краю платформы. Не в силах справиться с любопытством, найденыш осторожно выглянул из-за угла.

Стражники на парапете, чьи подзорные трубы позволяли видеть лучше и дальше всех, оживились. Ветер принес одинокую, протяжную серебряную ноту. Три темных пятнышка на фоне закатного солнца росли на глазах, превращаясь в скачущих всадников. Крылья их коней вздымались и опускались двойными арками, плащи за спинами трепало ветром.

Привратник бросил взгляд на флюгер.

— Ветер все еще с запада, — заметил он. — Десять узлов, не меньше.

Господа Курьеры надели с помощью конюших крылатые шлемы и латные рукавицы и вскочили в седла эотавров. Кони уже пританцовывали и трясли гривами от возбуждения, но опытные седоки заставили их отступить назад, в глубь коридора.

— Опаздывают, — проворчал кто-то.

Темные силуэты увеличились в размерах и снизили скорость, приближаясь. Послышался лязг и звон металла, в лица слугам ударил сильный ветер, и внезапно всадники очутились прямо в коридоре. Осторожно поджимая крылья, кони по инерции проскакали еще несколько ярдов. Конюхи бросились к прибывшим Курьерам, помогли им спешиться и снять шлемы; другие слуги в это время уже отстегивали седельные сумки. Все Всадники, как полагается, были в черном, хотя одежду одного из них украшала не серебряная, а сиреневая отделка, выдавая его принадлежность к Девятому Дому. Сняв крылатые шлемы, Всадники утерли пот, заливавший брови.

Ожидавшие их в глубине коридора Курьеры приблизились, чтобы обменяться седельными сумками и последними сообщениями о погоде.

— Истериум! — воскликнул Сын Девятого Дома. — Вас ли я вижу под этим крылатым шлемом? Примите сердечный привет от меня и моей леди.

— Взаимно, Сартерес, — отозвался тот, к кому обращались. — Желаю вам как следует отдохнуть в нашем Доме. Есть ли новости?

— Слухи, одни только слухи. В Намарре неспокойно — вот и все, что я могу сообщить сейчас.

— Желаю доброго дня, Сартерес.

— Попутного ветра, Истериум.

Буря Запада, полная свежих сил, первой проскакала через привратную залу и совершила прыжок в небо, поймав крыльями восходящие воздушные потоки. Это была самая опасная часть поездки: какой-нибудь случайный порыв ветра мог в любой момент отбросить всадника и лошадь обратно и разбить их о каменные стены Башни. Но на сей раз все трое благополучно отправились в путь, вскоре они были уже за лесом, двигаясь в южном направлении Фигурки их таяли в небесах, а вместе с ними постепенно гасли вечерние зарницы.

Еще один человек провожал Курьеров пристальным взглядом, укрывшись в сумерках надвигающейся ночи. Это был Мастер Мортье — одинокая фигура в капюшоне, стоящая на балконе, вытянув шею и как будто чего-то ожидая. Тьма вокруг Башни сгущалась. Из чащи леса раздался вой, резко оборвавшийся, но многократно повторенный ночным эхом. Откуда-то снизу доносились обрывки разговоров. Острый серп луны вынырнул из-за краешка мира. Ветер утих.

Вдруг словно тихий вздох прошелестел в верхушках деревьев. Листва таинственно мерцала в темноте. Еще один, более тяжкий вздох, казалось, раздул крохотные угольки на небосводе; эхо ответило звуком, напоминающим звон хрупкого стекла. Мортье не двигался, однако весь дрожал. Из-под вонзенных в ладони ногтей сочилась кровь.

Далеко внизу послышалось глухое рычание, которое неожиданно сменилось кратким мучительным воплем. Мортье развернулся и бросился к себе, хлопнув дверью. Другие двери — залы — двери — залы — вот и его кабинет со всякими мудреными приспособлениями. Мастер миновал и его и бежал, не останавливаясь, пока не уткнулся лицом в пыльные драпировки в одной из комнат. Здесь он забился в угол — и затих.

Через некоторое время узкая дверь несмело отворилась, пропустив хромоногого мальчика.

— Хозяин? — позвал тот дрожащим голосом. — Я пришел, как вы велели. Умоляю вас простить Пода, если он опоздал. Вы здесь, Мастер?

Ответом ему было молчание.

Легкий дождик, моросящий за окном постройки для хранения сбруи, напоминал в бледном солнечном свете сыплющуюся с неба серебряную муку тончайшего помола.

— Ян, тэн, тетера, — повторял Кейт Фезерстоун. — Ясно вам, ребята? Ян, тэн, тетера.

Конюх обучал юных помощников счету. Сам он перенял эту науку от пастуха-отца, который таким образом исчислял стадо. Дойдя до трех, он загибал один палец, потом подсчитывал загнутые пальцы. Найденышу и другим ученикам импровизированной школы трудолюбия было не занимать, и вот наконец они добрались до самого большого числа — тридцати.

— А как дальше? — спросил один предприимчивый мальчонка.

— Берешь деревянную палочку, — пояснил Фезерстоун, — и делаешь ножом зарубку, вот так. Одна метка — все твои загнутые пальцы.

Глаза учеников округлились.

— Ух ты! — восхитились они. — Так можно и звезды на небе пересчитать!

Один из ребят задумался и после короткой паузы печально возразил:

— Нет, нельзя.

Другой добавил:

— А если у меня пальцев не хватает, как у Жоуба?

Конюх насупился.

— Дались вам эти звезды! Подковы, яблоки и тюки сена — вот что вы будете считать!

— Ян, тэн, тетера, — повторил все тот же деловой мальчишка. — Маловато. Матросы знают все пальцы, а это тетера раз тетера и еще пальчик на счастье!

— Да, моряки пользуются десятками, — признал Фезерстоун.

— Тоже мало! — воскликнул тот ученик, который спрашивал про Жоуба. — Я знаю больше. Если в футе дюжина дюймов, а в шиллинге дюжина пенсов, то как же мы обойдемся без дюжин?

— А Шипшорн может сосчитать все этажи Башни! — пожаловался еще один мальчик. — До самого верха!

— Знаете что! — рассвирепел Кейт. — Хотите быть учеными, так сидите и слушайте! Нечего тут спорить. Ян, тэн, тетера — вот как надо. Мне всю жизнь этого хватало!

И конюх сделал такое сердитое лицо, что его подопечные тут же невинно захлопали глазами и до конца урока послушно кивали, всем своим видом показывая, что ловят каждое слово.

— Какая жалость! — говорили все, как только речь заходила о Короле-Императоре из Каэрмелора. Всем было жаль несчастную Королеву, похищенную оборотнями, и Принца Эдварда, которому придется теперь расти без матери. Самого наследника и Короля Джеймса спасло только чудо.

Это боялись упоминать вслух, но, похоже, неявные твари становились день ото дня все наглее, силы их росли, а главное — количество оборотней увеличивалось. Мир за стенами Башни Исс превращался в темное и опасное место.

Ходила также молва о неких волнениях на северо-востоке, в Намарре. Ничего определенного никто сказать не мог, хотя догадкам и предположениям не было числа. Многие из слуг жили теперь в постоянном страхе за свою жизнь.

— Вот так однажды ляжешь спать, а намаррские дикари и оборотни тут как тут. Башне перед ними не устоять. Погибли наши головы!

Другие смеялись над их опасениями.

— А как же воины Короля-Императора и Дайнаннское Братство? А Королевский Аттриод, не говоря уже о Легионерах? Если придется, они прольют реки вражеской крови и посрамят любого противника!

В кухне по вечерам только и рассуждали, что о великих битвах прошлого. Одну легенду вспоминали особенно часто.

— В глубоком подземелье под Вороньим курганом лежат Спящие Рыцари, — рассказывал Бринкворт. — Если придет настоящая беда, они могут пробудиться и выручить людей. Для этого нужно, чтобы кто-нибудь достаточно ловкий и смелый нашел у подножия кургана тайный ход, скрытый от глаз зарослями колючего кустарника и завалами щебня. Пробравшись туда, смельчак окажется в длинном, круто уходящем вниз коридоре, который приведет в Подземелье Спящих Рыцарей. Подле тела Короля лежат боевой рог, подвязка и каменный меч. Сначала нужно разрубить подвязку мечом и лишь затем протрубить в рог.

— И что, кто-нибудь видел этот ход?

— Очень многие искали, но обнаружили его только однажды. Рыцари были близки к тому, чтобы проснуться. А дело было так. Бедный пастух Гоби Уилл сидел как-то раз на кургане, присматривая за своими овечками, и от скуки подбрасывал вверх клубочек шерсти, а потом ловил его. Но вот Гоби промахнулся, и клубок укатился в глубокую узкую нору. Пастух принялся раздвигать руками ветви ежевики и отваливать камни, пока не раскопал вход в туннель. Пройдя под его мрачными темными сводами, Гоби увидел вдали свет, поспешил туда — и оказался в огромных подземных чертогах. Сто могучих славных витязей спали волшебным сном на богато украшенных ложах. У огня лежало шестьдесят пар верных псов, заколдованных вместе с хозяевами. Прямо перед собой Гоби Уилл увидел стол, а на нем — позолоченный рог, расшитую серебром подвязку и каменный меч такой удивительной работы, которая превосходила всякое человеческое разумение.

Невежда взялся было за рукоять меча — в тоже мгновение рыцари ожили и приподнялись на своих ложах. До смерти перепуганный Уилл уронил оружие на пол, и витязи снова погрузились в сон. Гоби так и застыл на месте — бледный, неподвижный, как будто и сам обратился в камень. Много времени прошло, прежде чем он успокоился и облегченно перевел дух. Тут бы разине и убраться на цыпочках подобру-поздорову, так нет: любопытство взяло верх. О, эта опасная черта сгубила многих, мастер Пеннириг. Что же делает наш пастух? Берет со стола рог и дует в него. Звук, который он издал, был чистым и ясным, как лучшее серебро, и таким громким, что отозвался эхом в самых далеких горах. Вдруг неведомо откуда раздался громовой голос:

В ту же минуту рыцари поднялись на ноги, выхватили мечи из ножен и бросились на несчастного. Ужасный ветер, воя, ворвался в подземелье, унес пастуха далеко прочь и швырнул вниз с высокой скалы. Когда товарищи нашли Гоби, он был еще жив и, прежде чем скончаться, успел поведать обо всем.

Рыцари лежат там и поныне, под Вороньим, а может, под Орлиным курганом, одетые в боевые доспехи, с острыми мечами и крепкими щитами в изголовьях. Время не властно над их плотью. Лица воинов так же прекрасны и благородны, как сотни лет назад. Спящие Рыцари по-прежнему ждут своего часа.

И лишь в канун Дня Солнцестояния их видят гарцующими на подкованных серебром конях неподалеку от входа в подземелье.

Бринкворт замолчал и пригладил седую бороду. В кухне воцарилось тревожное молчание.

— Я слышал, — произнес бондарь Греч, — что некоторые все же проснулись и теперь скитаются по тайным лесным тропам Эриса.

— Да это просто басни для легковерных дурачков! — вмешалась швея. — Знаете, вроде той сказки про…

— Чего они ждут, эти Рыцари, поцелуя принца? — беспардонно воскликнул Дэйн Пеннириг, вызвав всеобщий смех. Забравшись на стол, конюший лег на спину, скрестил руки на груди и, закрыв глаза, захрапел зычным голосом. Хохотушки-судомойки пронзительно завизжали, когда Пеннириг резко сел, выбросив руки перед собой.

— О милый принц! — запищал он тоненьким голоском. — Как трепещет мое сердце!

При этом Дэйн выпятил губы и выразительно зачмокал. Бранд Бринкворт благодушно улыбнулся, наблюдая за общей потехой.

— Смейтесь, будьте веселы! Кто-то скажет вам, что холодность возвышает человека: не верьте! Чувства, как дикие волки, любят жить на воле. Не пытайтесь удержать их в клетке — не получится.

Он взял с пола кочергу и пошевелил угли в очаге. Обезьянка на полу широко зевнула и потянулась.

Завязался важный спор о том, жила ли на самом деле Матушка Гусыня или все это детские сказки на ночь. И тут в кухню вошла главная домоправительница — Долвач Тренчвисл. Эта огромная баба с лицом, будто вылепленным из квашни, ударила по столу кулачищем.

— Сказок больше не будет. Ни в этой кухне, ни где-нибудь еще. Ни сегодня, ни завтра, никогда — до самого свадебного пира.

Ее черные глазки, похожие на мух, влипших в тесто, обшарили всю кухню, остановившись на каждого из присутствующих. Убедившись в том, что ее слушают с должным вниманием, домоправительница приосанилась и уперла руки в бока.

— У вас будет о чем поговорить. Заливное из язычков жаворонков, фазан под карамельной глазурью, перепелиные яйца, пироги с голубятиной, оленина, трюфели, устрицы, огромные пудинги, патока, пряности, пирожки с тмином, почти живые фигурки из сахара и мармелада из кондитерской Каэрмелора, лососина, гигантские голубые кальмары, форель, я уже молчу о баррелях крепких вин, пива, медовухи и сидра, плюс копченые угри, соленые языки, свежие фрукты и лесные ягоды, специально доставленные по воздуху желтые и красные сыры, а также кувшины сливок. И никаких глупостей.

Помолчав для пущего эффекта, она добавила:

— И это только начало.

— Да, еще рыба-морда под грушевой древесиной! — выкрикнул Дэйн Пеннириг.

Кухня возмущенно загудела. Тренчвисл подняла мясистую натруженную ладонь, требуя тишины, и продолжала:

— Поработать придется всем, можете не сомневаться. Каждую комнату для знатных гостей убрать, проветрить, постелить свежее белье, повесить надушенные полотенца, приготовить масла для ванн. И чтобы нигде ни пятнышка: я не позволю вам, лодырям, чернить мою репутацию! Не забудьте об украшениях. В Большой Пиршественной зале — никаких других оттенков, кроме свадебного белого и цветов, символизирующих оба Дома. Все убрать белоснежным атласом, а во дворе — серебряным кружевом и бледно-голубым шелком.

— Забодай меня комар! Хуже, чем в ткацком цеху. А для гостей-то место останется? — поинтересовался Пеннириг.

— Везде цветы, непременно свежие, — продолжала домоправительница. — Дорогу от пристани до главных ворот усыпать лепестками, вокруг развешать праздничные флаги. Важные гости ни к чему не придерутся. Все будет сделано вовремя и в лучшем виде. Иначе не сносить вам голов. Повторяю, работа найдется для каждого, даже не одна. Старайтесь, как только можете. Нет, еще больше.

Слуги устало кивали.

— После свадьбы всем обещано пиво. И куча объедков! — прорычала Тренчвисл и, подвязав фартук потуже, величественно удалилась.

— Спорим, не будет настоящих жаворонков! — сказал младший поваренок. — Кому их ловить? В Башне ни кречетов, ни соколиных охотников сроду не было!

— Небось вонючую козлятину подадут или что-нибудь в этом роде, — мрачно добавил другой. — А что туда положит Реннет Тайбоун, пока будет готовить, лучше вообще не говорить.

В густой тьме под скамейками блеснула пара глаз. Невидимый слушатель напряг все свое воображение, придумывая, как бы избежать непосильного бремени внеурочной работы. Очень скоро ему предстояло стать свидетелем разговора, который заставит его мечтать о побеге другого рода.

Чалый мерин скакал по воздуху. Его грива развевались на ходу, крылья громко хлопали, под лоснящейся кожей играл каждый мускул. Вдруг нога юного наездника выскочила из стремени — он вскрикнул, соскользнул с коня и повис на страховочной веревке, натянутой межу его силдроновой пряжкой и седлом. Мерин продолжал тянуть за собой юношу, который отчаянно крутился и кувыркался, точно пойманная рыба, не в силах ни влезть обратно на коня, ни освободиться от страховки. В конце концов, полузадушенный завязками собственного капюшона, всадник с трудом просипел: «Стой!»

Эотавр повиновался.

— Очень элегантно, милорд, — произнес Мастер Верховой Езды, который наблюдал за происходящим с круглой деревянной платформы, расположенной на высоте шести футов от усыпанного опилками пола манежа, то есть на одном уровне с эотавром и незадачливым наездником. — Я вижу, вам нечего бояться, что конь испугается какой-нибудь хищной птицы или что его хорошенько тряхнет на неподходящей дороге: вы всегда сможете вернуться в седло.

— Веревка перекрутилась. Она меня чуть не удавила.

— Вы же сами сматывали ее. Правило номер один: всегда проверять снаряжение перед скачкой — ведь вы сделали это, не правда ли? И прошу вас заметить: всадник, который вот так сжимает колени, обычно легко вылетает из седла — как зубик младенца, куснувшего яблоко. Достаточно на сегодня. Дальше у нас по расписанию круг препятствий.

Помощник Мастера, стоявший рядом с ним и державший эотавра на длинных поводьях, с необычайной для калеки ловкостью спрыгнул на пол манежа, собираясь ассистировать будущему Курьеру, но тот возмущенно воскликнул:

— Ты не потащишь меня на этом поводке! Я что, ребенок? Я занимаюсь уже второй год! Бросай сюда поводья.

Мастер Верховой Езды кивнул помощнику, и тот выполнил приказание. Рослый парнишка, оскорбленно играя желваками, пришпорил коня и во весь опор поскакал на улицу, пролетев прямо над головой уродца-ассистента.

— И упаси нас рок от сорвиголов, познавших всю науку, — пробормотал Мастер, глядя вслед ученику.

Наставник, разумеется, говорил сам с собой, а не с помощником, которого ему буквально навязал Фезерстоун и присутствие которого Мастер выносил со стойкостью мученика.

День Великого Солнцестояния и празднество Лугнеис остались позади, уступив место второму месяцу лета — теплому, желанному грианмису. Медная чаша солнца потоками изливала благодать на пастбища, загоны и крытые бордовой черепицей конюшни.

Круги препятствий разделялись по уровню сложности и в отличие от манежей с их идеально ровными полами имитировали опасные горные ландшафты.

Сильные крылья помогали эотаврам перемещаться в воздухе, но только силдрон удерживал коней на нужной высоте. Однако этот металл проявлял свои удивительные свойства, лишь находясь точно над гладкой поверхностью земли. Относительно небольшие холмы с углом подъема не больше двадцати девяти градусов не являлись серьезным препятствием на пути эотавра, особенно если тот скакал высоко; но крутую скалу крылатому коню приходилось обходить. Кроме того, хотя небесные дороги наносили на карту с учетом особенностей ландшафта, Курьер в любой момент мог наткнуться на неровность почвы или непредвиденную трещину в скале. Справляться с подобными ситуациями будущие всадники тренировались на специально оборудованных площадках.

Сейчас юный ученик проходил круг средней сложности, направляя коня и выбирая для него наиболее удобный путь посреди хаоса «горных пиков» и «расщелин». Наездник, еще не заслуживший свою первую звезду, согласно обычаю, был одет во все черное: льняную рубашку, заправленную в штаны для верховой езды, и кожаные сапоги. Капюшон всадника был откинут, длинные каштановые волосы щегольски завязаны в узел. На лбу блестели капли пота.

— Разумеется, за столько лет Король-Звезда изучил все препятствия вдоль и поперек, — сказал Мастер Верховой Езды, обращаясь ко Второму Мастеру, который успел за это время присоединиться к нему. — Здесь он проскачет и с завязанными глазами. Настоящие испытания начнутся на воле, в полях.

Вдруг мимо ограды, в трех футах от земли, стрелой пролетело нечто вроде маленького ялика с бешено вращающимся пропеллером. Поднялись тучи пыли. Механизмом, который пищал, чихал и грохотал всеми своими шестеренками, управлял бородатый мужчина в белой одежде и в перчатках по локоть.

— Опять этот Циммут и его машины-демоны! — проворчал Турильон, откашлявшись и сплюнув проглоченную пыль.

Ужасно ненадежная конструкция со скрипом затормозила и почти врезалась в кривобокую постройку, которая служила магу мастерской. Пока слуга привязывал машину к столбу длинной цепью, Циммут скрылся в дверях.

Наставники вновь обратились к своему подопечному. Ни один промах наездника не ускользал от критического взгляда Мастеров. Время от времени ученик получал замечание или полезный совет.

В это время на огороженную арену позади тренировочных площадок конюхи вывели девять обыкновенных лошадей, на спины которых были надеты седла непонятной конструкции. Молодые горячие всадники начали скакать по кругу, все сильнее подгоняя своих кобылиц. Когда те пустились яростным галопом, наездники принялись делать невообразимые вещи: они кувыркались в воздухе, соскакивали с лошадей и взбирались обратно, ездили стоя, задом наперед и даже опираясь одними руками, и наконец, вскочив друг другу на плечи, образовали трехъярусную пирамиду из собственных тел.

— Как продвигаются приготовления к свадебному торжеству? — спросил Мастер Верховой Езды своего товарища — тот любовался трюками с разинутым от восхищения ртом.

— Вовсю, сэр. Говорят, дрессированные капуцины станут гвоздем программы.

— Смотрите-ка, юный лорд Ариадес проехал весь круг.

Оба наставника и ассистент направились к выходу встречать наездника. Тут из окна мастерской мага вырвались клубы пламени, сопровождаемые громовым раскатом. Рама тотчас обуглилась. Из дверей постройки с криками выскочили двое слуг, за которыми тянулся дымный шлейф. Несчастные стали кататься по земле и бить одежду руками, пытаясь погасить огонь. Остальные поспешили к ним на помощь. Удушливый дым, поваливший из каждой щели мастерской, заволок все кругом.

— Еще один неудачный эксперимент, — мягко произнес Ариадес, видевший все с высоты. — Кажется, наш маг, кроме всего прочего, работает над улучшенной моделью подъемника. Видите осколки силдрона? — Ученик показал на темные пятнышки, которые парили над крышей постройки.

— Однажды он сбил таким манером целую стаю лесных голубей, — вставил Мастер Верховой Езды. — Пирог получился — объедение!

— Надеюсь, чары Циммута вылечат шкуры его поджаренных помощников, — заметил Второй Мастер. — Дому требуются здоровые руки для подготовки к брачной церемонии.

При упоминании о слугах взгляд Мастера невольно упал на безобразного помощника, отступившего в тень, чтобы не привлекать внимания. На лице наставника появилось брезгливое выражение.

— Хорошо, милорд, на этот раз вы справились с заданием намного лучше. Отправляйтесь вон к той платформе и спускайтесь на землю. Ты, — обратился он к найденышу, — иди следом и позаботься об эотавре.

— А это еще кто? — спросил Второй Мастер Верховой Езды. — Никогда его раньше не видел.

— Вот это Миловидище? — вмешался лорд Ариадес, все еще не отрывая глаз от разрушительных последствий магического эксперимента. — Да про него вся Башня знает, даже те, кто живет на верхних этажах! Правда, рассказы — это не то, на самом деле он гораздо отвратительнее. Я вот думаю, почему бы ему не участвовать в представлении? Настоящий балаганный уродец!

— Еще чего! Гостей три дня потом тошнить будет! — возмутился наставник. — Над больными стыдно смеяться. Кстати, я впервые встречаю такой страшный случай отравления соком ядовитого плюща.

— Я слышал, что это вроде излечимо, — сказал Второй Мастер, почесывая щетинистый подбородок.

Найденыш застыл на месте.

— Если яд попадет на палец, на следующий день его еще можно спасти, — произнес Ариадес. — А тут — сколько? — несколько лет назад разъедено все лицо… — Он покачал головой.

— И все-таки. — Турильон в задумчивости наморщил лоб. — Маги из Каэрмелора знают что-то такое… По-моему, надо выпить жабьей воды. Или наложить особую маску из трав, а потом проколоть волдыри раскаленной иглой… Никак не вспомню.

— В любом случае лечить подлое сословие — непозволительная роскошь, — отозвался Ариадес, прежде чем пнуть коня и ускакать прочь.

Такой же пинок, полученный от Второго Мастера, привел в чувство найденыша, который зачарованно стоял, глядя вслед юному лорду.

На улице было так солнечно, а здесь, в Козьих пещерах, на стенах причудливо извивались дрожащие тени. Немой юноша двигался с большой осторожностью. Козочек сейчас не было, они паслись на опушке леса под присмотром заботливых пастухов. Запах теплой шерсти и молока терпеливо дожидался их, коротая время в компании со свежим сеном и темными катышками. В самой дальней стене виднелся вход в другую пещеру, совсем маленькую и темную. Туда и направлялся найденыш, вытянув перед собой медный подсвечник. Тоненький червячок из воска мерцал тусклым, призрачным пламенем.

— Ты! — возмущенно, с присвистом выдохнул чей-то голос. — Ты что, шел за мной? Чего тебе надо? Не говори никому… тьфу ты, не показывай никому это место!

Огонек выхватил из тьмы бледное лицо хромоножки Пода. Незваный гость поставил свечу на землю и медленно опустил руку с узелком. Под смотрел на него с подозрением.

— Никому не говори, что я здесь прячусь, ладно? Не скажешь, да? Ты ведь не можешь?

Юноша покачал головой и дружелюбно протянул руку. Под отшатнулся.

— Уходи, уходи. Вдруг кто-нибудь тебя заметил.

Гость снова мотнул головой, затем ткнул в пажа указательным пальцем и приложил ладонь к уху, будто прислушиваясь. Под нервно кивнул.

— Валяй, только быстрее.

Безымянный юноша снова показал на него, потом на себя и на выход из пещеры, помахал руками, словно птица крыльями, и прикрыл рукой глаза, сделав вид, что всматривается вдаль. После этого он развязал узелок, в котором была еда: кучка сушеных фруктов, сыра и черствого хлеба.

— Сбежать отсюда? Ты что, ненормальный? Не понимаешь? В лесу нам одним не выжить, а здесь кругом лес, он тянется… я не знаю, на тысячи миль!

Глаза пажа засверкали в темных впадинах глазниц, голос сорвался на приглушенный писк.

Найденыш обеими руками описал в воздухе силуэт корабля.

— Забраться на борт? Без билета? Давай, если жить надоело, только без меня. Знаешь, что за это бывает? Иди, иди прочь! Не нужны мне ни твои бредни, ни краденая еда. Тебя поймают. И накажут.

Немой юноша вгляделся в лицо Пода, кивнул, взял свои пожитки и поплелся обратно, к солнечному свету.

«Моя болезнь излечима! Значит, однажды я убегу и буду странствовать, — поклялся он в душе. — Я не успокоюсь, пока не найду тетера главных вещей. Ян — лицо, которое не стыдно показать людям. Тэн — имя. Тетера — прошлое».

Но бежать одному, без попутчика, юноша готов не был. Он решил потерпеть еще немного.

— Вставай, вставай. Просыпайся, бездельник, теперь у тебя много сил. Тяжелая работа закаляет слуг. И делает способными к еще более тяжелой работе.

Сорочья трескотня Гретхет плюс весьма ощутимый пинок под ребра разогнали остатки утренней дремы в мгновение ока.

Найденышу давно уже запретили спать возле печки.

«Тут слишком светло, — заявила старуха. — Ты должен раздеваться в темноте. Нельзя, чтобы тебя видели. Ты очень страшный. Тебя сразу вышвырнут. Понимаешь?»

Он все понимал. И повиновался.

Теперь он проводил ночи в крохотной темной кладовке, где хранились свечи, мыло и пчелиный воск и где, кроме него, обитало множество чрезвычайно общительных пауков. При любом движении нового постояльца насекомые спускались на тонких нитях с потолка, с любопытством заглядывали ему в лицо и быстренько убирались восвояси.

Вскоре найденыш свыкся с темнотой. Он мылся по утрам в бадье, поливая себя из кувшина, одевался, стараясь при этом тщательнее упрятать под капюшон блестящую солому отрастающих волос, съедал горбушку хлеба, стыдливо именуемую «завтраком», и отправлялся работать. Вначале следовало навести порядок и подмести пол в комнате вокруг печи, натаскать воды в прачечную, развести огонь под огромными баками с бельем и выгладить влажные льняные простыни.

После этого юношу отправляли считать запасы в кладовых — ведь благодаря Фезерстоуну в математике он разбирался не хуже остальной прислуги.

«Ян, тэн, тетера», — повторял про себя парень, терпеливо загибая пальцы и делая зарубки на дощечке.

Настал двенадцатый день тейнемиса, месяца Огня. День долгожданного свадебного торжества. Внутри стен Башни постоянно что-то визжало или глухо стучало, будто замурованное в камень сердце: силдроновые насосы работали на полную мощность, едва успевая качать воду на верхние этажи для бесчисленной армии важных гостей.

Старшая Дочь Дома леди Персефона сочеталась законным браком со своим кузеном Валериксом, Сыном Пятого Дома, наследником главной крепости Финварны. Слуги осуждающе перешептывались о том, что помолвку заключили в день появления леди Персефоны на свет. Подобные браки служили укреплению могущества Домов и были, безусловно, постыдным, но настолько привычным явлением, что даже получили особое название. Народ окрестил их «горькими узами».

К счастью, на сей раз жених и невеста испытывали друг к другу искреннюю симпатию и не противились обязательствам, наложенным на них в младенческом возрасте.

Именитые гости из всех Домов, принадлежащих Всадникам Бури, а также из некоторых королевских и дворянских Домов Империи Эрис прибыли на Морских и Летучих кораблях; тщательно охраняемые кавалькады прискакали по небесным дорогам и по Великому Королевскому пути, опоясывающему Эльдарайн вдоль побережья. Летучие корабли бросили якоря, кто возле самой Башни, кто подальше, в лугах, и теперь со свернутыми парусами и безжизненно повисшими пропеллерами дожидались своих хозяев в небе, покрытом барашками облаков. На одной из морских посудин находился сам лорд Валерике. Он не должен был ступать на сушу до назначенного срока и потому занимался пока необходимыми приготовлениями.

Над Башней Исс реяло несметное количество флагов и вымпелов. Флаги соединенных Домов Всадников Бури отличались друг от друга только цветами. На знамени Пятого Дома черным по лазоревому, на флаге Седьмого Дома черным по серебряному полю было начертано одно и то же: молния и девиз «Арнат лан серен» — «Чего бы ни стоило». То есть во что бы то ни стало — исполни долг, не урони чести и верно служи Королю-Императору на небесных дорогах.

Настало время слугам отправляться в лес за цветами и ягодами. Блеклый свет утренней зари как бы с неохотой освещал обнесенные стенами фруктовые сады и приземистое здание маслобойни, мимо которой протрусила группа вооруженных всадников. Наездники сопровождали деревянную телегу, настолько большую, что в нее запрягли двух тягловых лошадей, и толпу слуг, идущих большей частью своим ходом. Обезьянки и ребятня льнули к телеге, словно ракушки-прилипалы.

Для защиты экспедиции от оборотней были приняты все необходимые меры. Многие даже вывернули одежду наизнанку, пожертвовав временным комфортом ради безопасности. Почти у каждого на шее висела гирлянда из ромашек. К телеге приколотили множество подков, щедро увешав ее, как, впрочем, и конскую сбрую, звонкими бубенцами. Кроме пустых корзин и мешков, слуги держали в руках дубинки из рябины, украшенные развевающимися красными лентами и колокольчиками. Гретхет что-то бормотала, крепко сжимая деревянного петушка, который болтался на ее худенькой цыплячьей шейке. Уж где-где, а в лесу, населенном неявными тварями, подобный амулет, или тилгал, как их здесь именовали, был просто незаменим. Некоторые слуги мурлыкали под нос веселые песенки, что совсем не вязалось с кислыми выражениями их физиономий. Когда процессия миновала Совиный столб и оказалась в лесу, запели уже все. Даже охрана пыталась бодро посвистывать — согласно поверью, это должно было распугать оборотней на мили вокруг. Ничего удивительного: такой жуткий, нестройный хор отпугнул бы кого угодно.

Окаймленная папоротником Совиная дорога извивалась под нависающими кронами деревьев. Зеленый свод был весь исколот солнечными лучиками, на которые сами собой нанизывались крохотные прозрачные мушки. Кое-где валялись колоды, покрытые мхом и поганками. С ветки на ветку перелетали птички-крапивники. Раздавались трели дрозда-сорокопута.

Телега остановилась на краю просеки. Лошади наклонили головы и начали щипать траву, в то время как охранники зычно отдавали приказания. Слуги разбились на группы и рассеялись по лесу, не забывая насвистывать и трясти дубинками так, чтобы колокольчики беспрерывно звенели. Капуцины и часть ребятишек забрались на телегу и теперь срывали пурпурный виноград, лозами которого были увиты ветви деревьев. Остальные слуги ползали на коленях по траве и собирали охапки желтых ромашек-бессмертников, боровой душицы и розоватого верескового мирта, втыкая стебли во влажный мох, устилавший днища корзин.

Сгорбленная фигура Гретхет пробиралась сквозь заросли жгучей крапивы и подлеска.

— Давай сюда, — пыхтела старуха. — Тут и ягоды, наверно, есть. Только смотри, берегись ядовитого плюща.

Ей удалось набрать большой букет атласно-белоснежных цветов и полный мешочек синеватых ягод, соком которых лечили чахотку на самой ранней стадии.

Помощник Гретхет жадно вдыхал сладкие ароматы леса, упиваясь богатством живописных оттенков буйной зелени и многоголосым пением птиц. Он смотрел вокруг широко раскрытыми глазами, и сердце его страстно билось. Опьяненная кровь снова застучала в висках, как раньше, в первые дни жизни в Башне. Только на сей раз он был Снаружи и мог в полной мере наслаждаться этим удивительным чувством. Теперь найденыш знал, откуда оно приходило. Он беззвучно засмеялся и, не в силах удержать порыв, побежал вперед с раскинутыми, будто для объятий, руками.

Поднялся ветерок, щекочущий кожу, словно нежное дыхание младенца, крики птиц усилились, и внезапно тучи скрыли солнце, превратив день в полночь. Кругом раздались ругательства и испуганные крики:

— Шанг! Бродячая буря идет! Прикройте скорее головы!

Мужчины и женщины бросились к телеге, превратившейся в огромную клумбу, на ходу натягивая капюшоны еще сильнее, чем обычно. Дети смеялись и плакали одновременно. Капуцины визжали, сбившись в стайку. Ветер налетал уже мощными порывами. Вдруг тьма озарилась огненными вспышками. Лес менялся на глазах. Яркие цветы пламенели, как драгоценные камни, на темном бархате травы. Края и переплетающиеся вены листьев то зажигались золотом, то опять гасли. Тени становились все гуще. Ветви деревьев вздымались и опускались, словно гривы неутомимых скакунов. Буря трепала листву, точно водоросли, попавшие в клокочущий водоворот — живой, прохладный, шелковистый на ощупь, подчинивший себе все вокруг. Сквозь призрачные стоны урагана раздавался серебряный перезвон бубенчиков — теперь более чистый, он почему-то вызывал острое чувство тоски.

Возничий прикрикнул на лошадей, и те пустились галопом, не дожидаясь удара хлыста, только алые искры полетели из-под копыт. Участники процессии ощущали себя подводными пловцами. Странные вспышки становились все ярче.

Найденыша охватило безумное желание оседлать этот ветер и ускакать далеко отсюда, прочь от своей болезни и жизни, полной унижений. Но ему приходилось бежать вместе с толпой, напялившей капюшоны и не глядящей по сторонам. А между тем вокруг происходило нечто необыкновенное.

На полпути к Совиному столбу найденыш увидел под сводами ветвей мерцающую, будто сотканную из света картину: двое мужчин с непокрытыми головами, одетые на нездешний манер, бились друг с другом на мечах. Они наносили и отражали удары, не издавая при этом ни звука, и были так сосредоточены на своей молчаливой игре, что не замечали стоящего между ними дерева — проходили сквозь него, как бестелесные духи. Вдруг один из мужчин застыл, схватился за окровавленное плечо и рухнул наземь, раскрыв рот в безмолвном крике. Все это свершилось в одно мгновение — и вот уже раненый был снова на ногах, целый и невредимый. Сцена повторилась точь-в-точь; фигуры слегка бледнели, когда ветер затихал, и вспыхивали, когда он набирал силу. Вот это удивительное явление, когда оставленный кем-то на месте события отпечаток душевных сил словно проявлялся во время непогоды, народ и окрестил «живыми картинками».

К тому времени, пока процессия выбралась из леса и достигла владений Башни, буря кончилась. Вспышки утихли, небо прояснилось, ветер больше не колыхал ни траву, ни ветки деревьев.

Итак, лорд Валерике из Пятого Дома, находящегося в Финварне, и леди Персефона из Эльдарайна, Дочь Седьмого Дома, сочетались браком. Маг Циммут провел церемонию обручения в специальной зале для торжественных случаев. После долгого официального ритуала все участники проследовали по широкой лестнице, освещенной свечами в канделябрах, накрытой коврами и украшенной гирляндами цветов, в Большую Пиршественную залу. Там и началось наконец само празднование. Об этом возвестила традиционная четкая барабанная дробь, призвавшая к тишине всех присутствующих. Взоры пятисот восемнадцати титулованных особ и почти стольких же слуг обратились к высокому помосту.

Вдоль всей залы тянулся высокий стол, щедро задрапированный серебряной и лазоревой тканями и уставленный дорогими, изысканными яствами. В самом центре располагался свадебный торт в виде облака заснеженных розовых бутонов, из которого во все стороны вылетали белые голуби. Это сверкающее чудо, созданное знаменитыми кондитерами из самого Каэрмелора, символизировало изобилие Дома. Белые кристаллики сахара, которые использовали для приготовления торта, стоили баснословно дорого, так как добывались из тростника, растущего только на Тенагайских островах. Лишь самые отчаянные головы решались отправиться туда через океан, волны которого были не менее опасны и вероломны, чем сами острова, кишащие оборотнями.

Наиболее важные гости восседали за высоким столом, взирая на происходящее сверху вниз. Платье невесты, все в потоках кружева, было сшито из серебряной парчи на атласной подкладке. Его украшали тысяча незабудок из белого шелка и четыре тысячи кусочков горного хрусталя. Длинные узкие рукава заканчивались пышными манжетами в расшитых серебром лентах. Пояс являл восхищенным взглядам замысловатые узоры из серебряных лебедей, летящих по бледно-голубому небу. Сияющие на нем сапфиры удачно сочетались с ожерельем леди Персефоны и браслетами на ее тонких запястьях — щедрым подарком будущего супруга. Изящное серебряное плетение покрывало роскошные каштановые косы леди.

Жених отличался от нее, словно уголь от сахара. Его камзол, надетый поверх шелковой блузы, был так искусно соткан из одних только черных нитей, что при свете солнечных лучей на ткани появлялся гербовый узор Дома. Соболья опушка оторачивала высокий воротник, длинные рукава и края камзола, чуть присборенного сзади на талии. На плечах красовался черный с лазурной отделкой парчовый плащ. На портупее висел меч в чеканных ножнах. На ногах, обтянутых черными чулками, были обуты такого же цвета узкие сапоги с вывернутым наружу небесно-голубым верхом. Из-под крылатого шлема струились длинные каштановые локоны, распущенные по случаю торжества. Лорд Валерике взирал на невесту с гордостью завоевателя. Леди Персефона сидела, скромно потупив очи.

Под прямым углом к высокому столу располагались еще двадцать восемь, для обычных гостей, с белоснежными скатертями и серебряной посудой. После третьей смены блюд лорд Вольтасус, глава клана Седьмого Дома, произнес торжественную речь, в которой высокопарно и неискренне превозносил своих будущих родственников. Лорд Осценис, конечно же, не остался в долгу. Красноречивые похвалы щедро изливались с обеих сторон — в общем, формальности этикета были соблюдены в точности.

После этого, по традиции, объявили выступление главного менестреля Башни Исс, Кардана Легендарного. Тощий, сухопарый мужчина поднялся на помост, отвесил почтительный поклон всем сидящим за высоким столом и оглядел Большую Пиршественную чалу, почти такую же просторную, как сама Башня.

Массивный свод потолка поддерживали хрупкие на вид колонны — опять-таки благодаря мастерски выполненным вставкам из силдрона. Настенные гобелены изображали сцены из великих битв прошлого — разумеется, тех, в которых Всадники Бури одерживали верх над противником. За окнами, имевшими вид стрельчатых арок, живописно расцветал закат, словно клумба маков и ноготков.

Главы кланов восседали за высоким столом. Лорд Вольтасус носом-луковицей и дутыми щеками смахивал на жирного кабана, облаченного в черную бархатную мантию с серебряным шитьем по краям и подкладкой из шкуры белого медведя, доставленной прямо с ледяных пиков Римана. Суровое лицо обрамляла нечесаная грива седых волос, почти скрывающая под собой высокий горностаевый воротник.

Его супруга, леди Артемизия, была одета в платье из черного бархата и серебряную парчовую накидку, расшитую мелким жемчугом. На запястьях дамы звенели дорогие браслеты, пальцы покрывали многочисленные перстни, а на шее сияли ожерелья из морских жемчужин и черного янтаря в серебряных оправах.

По левую руку от лорда Осцениса сидела леди Лиласэя в узорчатом лазоревом кафтане, отороченном собольим мехом. Волосы ее были упрятаны под золотую сеточку, а лоб обрамляла узкая повязка с плюмажем из крашеных перьев скопы, которые немилосердно щекотали сидящих рядом важных персон.

Сестра Усторикса и Персефоны, леди Хелигея, в наряде из парчи лунного оттенка, была мрачна и не сводила глаз с окна, за которым полыхало запретное для Дочерей вечернее небо.

Слуги почти беззвучно скользили меж гостей, наполняя вином их кубки.

Решив, что подходящий момент настал, Кардам Легендарный начал свою речь:

— Сейчас, когда с северо-запада доходят тревожные вести и в мире становится так неспокойно жить, нам просто необходимо обратиться назад, к своей Истории, и вспомнить тяжелые годины — ведь именно они стали Золотым веком воинства Небесных Всадников. Во времена Трехсотлетнего Раздора каждый король или крупный феодал искал поддержки величайших витязей Эриса, что летали на крыльях ветра, словно ястребы, внушая ужас и принося справедливое возмездие.

Тут Легендарный взял в руки арфу и запел нескончаемую «Песнь о Воинах Бури». Небеса за окнами цвели уже лавандой и фиалками; покрытые рябью воды гавани Исс напоминали потрескавшееся стекло; летний бриз, проникая в залу, слегка шевелил распущенные локоны гостей. Пламя свечей отражалось на поверхности кубков, усеивая их крохотными звездочками. Когда по завершении песни публика разродилась вялыми аплодисментами, менестрель сделал изрядный глоток вина и продолжал:

— Наконец в Империи восстал новый правитель, даровавший мир землям Эриса. То был Эдвард Завоеватель, потомок древней династии Д'Арморкорт, знаменитый своим неслыханным умом и необычайной силой. Ему удалось вновь объединить земли и Дома в одну мощную Империю, мирно процветавшую под его мудрым правлением. Прерванная на целых два века королевская династия вернулась к власти.

Последовала «Песнь о подвигах Эдварда Завоевателя», исполненная Карданом в сопровождении труб и хора учеников. Это произведение встретило гораздо более теплый прием, многие гости охотно подпевали, покачиваясь в такт мелодии.

— Но утраченное однажды — уже не возвратится никогда, — прогремел вдруг голос менестреля, и все затихли. Настроение было убито одной фразой, совсем в духе Терона Жаба. — Знания древности навек стерлись из людской памяти, Города так и не были отстроены заново. Только благодаря Эстафетным Башням и Перекладным Станциям, которые по-прежнему стояли на страже цивилизованных земель, смог возродиться славный Летучий флот. Возобновившаяся торговля принесла благоденствие той великой королевской династии, что продолжает править нами до нынешнего дня.

Кардан Легендарный закончил выступление песней, прославляющей Джеймса Шестнадцатого, Короля-Императора Эриса, и тостом в его честь.

За это время гостям было подано семь смен блюд. Последовало еще две смены. В зале слышались светские беседы и негромкие мелодии, издаваемые маленьким оркестриком из бубнов, флейт и лютен. Музыканты пытались играть, одновременно перемещаясь между столами; при этом они часто спотыкались и явно фальшивили. Кое-кто улыбался, но неподобающего случаю смеха не было.

Под звуки фанфар на помост вышел дородный Управляющий, который склонился в глубоком поклоне и объявил:

— Почтенные лорды и леди! Циммут-в-Перчатках, могущественный Маг Девяти Искусств и Мастер Заклятий, покорно просит вас с благосклонным терпением принять его скромные попытки продемонстрировать свои способности на потеху публики!

Безусловно, выступления магов, обязательные для любого собрания Всадников Бури, были не просто развлечением: они позволяли каждому Дому проявить собственное могущество — так, на всякий случай. Царивший в Империи прочный мир и брачные союзы, подобные тому, который только что был заключен, не смогли до конца истребить духа соперничества и воспоминаний о былых рознях.

В небесах уже отцветала бледная магнолия, и в невообразимой высоте вспыхивали первые звезды. Почти на цыпочках в залу вошли слуги, чтобы снять нагар со свечей в серебряных канделябрах.

Волшебное представление началось. В каждом углу залы нежно и жалобно запели скрипки. Фонари на сцене таинственно мерцали голубым пламенем. На помост выплыли пять фигур в масках. Образовав круг, они стали медленно двигаться против часовой стрелки — и вдруг отступили назад, давая место вспышке яркого желтого дыма, из которой появился сам Циммут с палочкой в руках. Его морщинистое лицо, покрытое зажившими шрамами, чем-то напоминало птичье. Черные глаза метали искры из-под нависших бровей.

— Милорды, миледи, все, что вы увидите сегодня вечером, является чистейшей магией. На свете достаточно обманщиков, подражателей, трюкачей, но очень мало тех, кому открыты все премудрости Девяти Искусств. Я, Циммут-в-Перчатках, принадлежу к этим избранным. Способности свои я проявил, на протяжении долгих лет верно служа Седьмому Дому, защищая его от вторжения неявных сил и других противников.

Это было поистине эффектное зрелище: посреди разноцветных взрывов дыма и пламени, в окружении танцующих фигур в масках Циммут заставлял появляться и исчезать всевозможных птиц и зверей, под конец сделав их просто невидимыми. Для демонстрации Искусства Исцеления маг отрубил собственную кисть и остановил кровотечение при помощи заклинаний, а затем приставил ее обратно и пошевелил пальцами как ни в чем не бывало. Способность к Левитации и Подчинению своей воле Циммут явил, заставив лежащую ничком фигуру взмыть в воздух, после чего сдернул с нее шелковое покрывало, под которым ничего не оказалось! Стальные кольца летали, проходя одно сквозь другое, палочка танцевала сама по себе, маг превращал обезьянок в мышей, мышей в собак, а собак в голубей. Но самым захватывающим было то, что он заключил одного из танцующих в ящик, пронзил его мечами, произнес заклинание — и несчастный ожил, выйдя наружу невредимым! Затем Циммут исчез, бесследно растворившись в красочной вспышке пунцового дыма.

Гости разделались с двумя последними сменами блюд, и начался бал. Богато одетые леди и лорды выстроились рядами и элегантно раскланялись, приглашая друг друга на танец.

Совершенно иное представление творилось в это время в кухне для прислуги, многими этажами ниже. У стен громоздились горы жирных тарелок, в кадушках блестели грязные вилки и ножи, лакеи и судомойки с черными кругами под глазами сбивались с ног, танцуя под дудочку Долвач Тренчвисл, а псы грызлись из-за объедков.

После двенадцати часов беспрерывной работы, усердно исполняемой под аккомпанемент противоречивых приказаний, ругани, грохота столового серебра и беспрестанного звона бьющегося фарфора, найденыш незаметно для всех исчез.

Его тело страдало и ныло, требуя отдыха. Но вначале он решил украдкой заглянуть в Пиршественную залу, ощутить изысканные ароматы, насладиться нежной музыкой и красивым зрелищем — взамен снов, которых он никогда не видел.

Шахта лестницы кое-где освещалась мерцающим пламенем шипящих факелов. Скрыв лицо под капюшоном, все время держась темной стороны, юноша легко достиг дверей празднично украшенной залы. Тут он выждал пару мгновений и проскользнул внутрь, притворившись одним из слуг.

Парень ощущал себя лазутчиком на вражеской территории. Он огляделся вокруг — и его толстые уродливые губы расплылись в восхищенной улыбке. Скрипки и флейты играли чудесные, развеселые мелодии, в вихре которых изящно кружились, встречались, пересекались между собой и расходились вновь длинные ряды танцующих пар. Гости были облачены в приличествующие торжеству черные, серебряные и лазоревые наряды. Дорогое вино заливало белые льняные скатерти, усеянные крошками и масляными пятнами. Догорали свечи, роняя капли молочно-белого воска на посуду. Слуги плотнее закрывали ставни — не столько от прохладных ночных сквозняков, сколько от таинственных, леденящих кровь криков, что раздавались из темного леса. Музыкантам приходилось играть все громче, все веселее.

Чей-то мутный взор разглядел найденыша, и гость потребовал принести вина. Юноша подал ему полный кувшин и хотел отойти, но тут приказы посыпались со всех сторон. Утомленный слуга бегал от стола к столу, пока на беду случай не свел его с Мастером Мечей. Рядом сидели другие наставники, некоторые из них также узнали найденыша. Парень тяжело вздохнул, потом внезапно расправил плечи и открыто посмотрел в лица Мастеров. Он даже немного откинул капюшон, устав таиться и заискивать перед этими людьми, за удовольствия которых так тяжко расплачивались другие. Всем своим видом найденыш как бы заявлял: «Ваша братия мне осточертела. Делайте, что хотите: я готов умереть, лишь бы не пресмыкаться перед вами».

Но захмелевшие гости только досадливо отмахнулись от уродца.

Все, кроме Мортье. Тот положил на стол острый нож, которым ковырял тушку какой-то мелкой лесной птички, и подозвал юношу к себе. Накидка и рукава Мастера были перепачканы едой, на пунцовом лице блестели капли пота. Мортье покачнулся, наклонился вперед с видом заговорщика и повторил:

— Подойди-ка сюда, ко мне.

Слуга приблизился; в каждом его движении сквозил открытый вызов и пренебрежение к этому существу, от которого дурно пахло и которое походило на тех скользких тварей, что прятались под камнями в темных и сырых местах Башни.

— Не пугайся, парень, я не причиню тебе зла. Хочешь монету? Тогда честно ответь мне, да или нет. — Глаза наставника превратились в узкие щелки. — Ты боишься шанга?

Юноша замотал было головой, однако, уловив недобрую вспышку в глазах Мастера, быстро кивнул. Мортье ухмыльнулся.

— Лжешь. Ничего ты не боишься. Откинувшись на спинку стула, он продолжал:

— Здесь много людей, которых считают никем, но ты еще хуже, чем никто. Я могу это исправить. Будь моим слугой. Ты тот, кто мне нужен. Под становится все упрямей. Отправляйся наверх и жди распоряжений.

Найденыш немедленно согнулся в глубоком и одновременно насмешливом поклоне: он опасался, что Мастер Мечей заметит его бешенство. Губы юноши зашевелились, беззвучно вымолвив: « Ты слизняк, Мортье!»

Праздничная музыка превратилась для ушей найденыша в звон кандалов, грохот ржавых тюремных решеток и полночное совиное уханье.

Юноша бросился прочь из залы и побежал вниз по витой сужающейся лестнице. Он ненадолго задержался на пятом этаже, чтобы забрать из темной ниши свой узелок, и продолжал поспешный спуск, пока не очутился на глубине двенадцати футов под землей, в подвале, где лежал на полу, сжавшись в комок, совершенно пьяный Под-Хромоножка.

— И как ты меня всегда находишь? — заныл тот, увидев безобразного парня. — Я забираюсь все глубже и глубже, а ты всегда меня находишь. Может, я от тебя и прячусь, а? Что-то похитило твой голос, что-то украло твое лицо и прошлое. Над тобой висит проклятие. Скажешь, откуда мне знать? Запомни: Поду Бодлаку известно все! — Он уже бессвязно бормотал, наклонившись к собеседнику и разводя руками в тусклом рассеянном свете подвала. — Что ты знаешь об этом мире, об этом месте. Такслушай, я тебе расскажу… Летучие корабли, они плавают поверх деревьев, птице-кони, они скачут по небесам ради Двенадцати Домов, а Башни, они стоят в любой стране Эриса, а в странах Эриса есть люди, но есть и неявные, такие страшные, что тебе и не снилось, они вторгаются к нам и несут зло. Король-Император сидит в Каэрмелоре, во дворце, ему принадлежит Эрис и все несметные богатства Империи. Земные ветра бродят в руинах погибших городов. Есть еще шанг, он бродит в наших головах и вызывает кошмары. Но я не боюсь шального ветра, нет, не боюсь!

Белки глаз Пода ярко выделялись в темноте. Найденыш весь обратился в слух, пытаясь разобраться в хмельном бреде.

— Мой Лорд Гнилая Кишка, вот кто боится. До безумия. Потому и ищет власти — над шальными ветрами, над неявными… Эти его книги заклинаний, черные свечи, кровавые приношения — Мортье должен был стать магом, однако его вышвырнули из Школы Девяти Искусств. Догадайся, за что? Связался с нежитью, хотел купить недостающую силу. А теперь он хочет подчинить меня, чтоб я ему служил.

Под содрогнулся.

— Да я и служу. Иногда. Но его страх растет. Он уже посылает Пода в лес, разговаривать с ними. Ни за что не пойду, пусть даже не надеется. А ты, чем ты лучше Мортье? Ты тоже тащил меня туда. Бродячий ветер мне не страшен, но те, в лесу, да еще ночью — бр-р-р! Лучше спрыгнуть с оружейной башни, чем это, уж поверь мне.

Неожиданно паж выпрямился, будто проглотил доску. Его лицо осунулось от ужаса, а взгляд был мутен, как вода в грязной луже.

— Ужасные вещи случаются там! Заблудишься — сгинешь, никто не отыщет. Берегись ночных шагов и темных крыльев, бьющих в окна. Дикой Охоты бойся тоже! Не верь воде, ветрам и камню! Вот, я тебя предупредил.

Тут голос его превратился в неразборчивое жужжание трутня.

Новоявленный паж Мастера Мечей делал руками какие-то знаки. В ответ Под бессмысленно пялился в пустоту. Вконец отчаявшись, немой слуга разочарованно ударил себя по лбу и швырнул на пол узелок, из которого вывалилась еда и кожаный бурдюк с водой.

— Что? Побег? Нет! — взвизгнул Под, резко протрезвев. Но тут же добавил: — Хотя ладно. Ты победил. Хочешь вытащить меня отсюда? Тогда вперед. У самой Башни стоит на якоре торговый корабль — ты про него, да? Подходящая ночь, чтобы улизнуть, верно? Подальше от этого треклятого леса! Они там все перепились или так заняты, что нас и не заметят. Пошли.

Слишком усталый и обрадованный, чтобы удивляться переменчивости чужого сердца, юноша взвалил узелок на плечи и отправился вслед за Подом по спиральной лестнице к Причалу, который находился на уровне ста двенадцати футов над землей.

Полночь давно миновала, близился рассвет. Сверху все еще доносились обрывки танцевальных мелодий. Огромная луна, укутанная в легкую дымку лавандового оттенка, казалась хрустальной. Гавань Исс и ее берега, что расстилались далеко внизу, напоминали искусно вырезанную гравюру на оловянном кубке. Корабль «Жильварис Тарв» стоял на якоре, покачивая желтыми огнями на мачтах. От причала к судну тянулись два трапа; у швартовных тумб выстроились бочки и деревянные ящики. Не было видно ни команды, ни охраны — да и кто устоял бы перед старым добрым ромом и обильными яствами, выданными по случаю торжества?

Под зашагал по висячему трапу, волоча правую ногу. Его товарищ держался рядом, то и дело озираясь по сторонам. Неизвестно, что было тому виной: свет луны, запутавшийся в корабельных канатах, или воспаленное воображение беглецов, только подозрительных теней было предостаточно. Забравшись на палубу, юноши принялись искать подходящее укрытие. Крышка на одном из люков оказалась приподнятой.

— Иди первый, — подтолкнул Под найденыша.

Тот спустился в темный колодец трюма и задрал голову в ожидании своего спутника. Сверху раздался шепот:

— Я не с тобой. Я возвращаюсь в Башню. Рискуй своей головой, коли хочешь.

Найденыш уронил сверток на пол и проворно полез обратно. В последний момент ему удалось ухватить беглеца за лодыжку.

— Пусти меня, — прохрипел Под. — Я был пьян, я не хотел…

— Эй, что тут за шум? — раздалось вдруг рядом с ними.

Под вскрикнул и сразу почувствовал, как нога его освободилась. Тогда он побежал к трапу так быстро, как только мог.

На корабле поднялась суматоха. Один из матросов выскочил на палубу, держа фонарь высоко над головой, и заорал:

— Клянусь грот-мачтой, неявный на борту!

— Лови его! Убей!

— Ищите других — может, он не один! Проверить трюмы!

Аэронавты обшарили корабль и весь причал, но никаких незваных гостей не обнаружили. Пода уже не было — он успел нырнуть в какой-то одному ему известный тайный ход Башни.

На рассвете «Жильварис Тарв» снялся с якоря, дождавшись попутного ветра.