Вся Берлога озарилась светом; бестолково замельтешили, загалдели приютели; кое-кто всхлипывал по углам, остальные говорили все одновременно, перекрикивая друг друга; словом, воцарился полный хаос.

Но Томас не обращал внимания на весь этот шум и гам.

Он выскочил в коридор, слетел вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, протолкался сквозь толпу в прихожей, вырвался из Берлоги и молнией метнулся к Западной двери. Лишь у самого порога Лабиринта он задержался — инстинкты вынуждали его подумать дважды, прежде чем двинуться внутрь. К тому же сзади его окликнул Ньют, ещё больше затрудняя принятие решения.

— Это Минхо! Он преследует гривера! — закричал Томас, когда Ньют нагнал его. Бывший Бегун прижимал к ране на голове кусок полотна — на белой ткани уже проступила кровь.

— Да, я видел, — сказал Ньют, отнял тряпицу от головы, посмотрел на алое пятно, скривился и снова прижал ткань к ране. — Вот мля, болит, как чёртова мать. Должно быть, у Минхо в голове последний предохранитель сгорел. А у Гэлли так и подавно. Всегда знал, что у него не все дома.

Гэлли Томаса не занимал — он беспокоился только о Минхо.

— Я пойду за ним!

— Давно в героях не ходил, да?

Больно задетый, Томас бросил на Ньюта острый взгляд.

— Ты что, думаешь, я тут выделываюсь только ради того, чтобы вы, шенки, считали меня героем? Да думай что хочешь, мне пофиг! Единственное, чего мне надо — это убраться отсюда, вот и всё!

— Ну ладно, тебе, видно, без риска жизнь не в радость. Но у нас сейчас проблемы поважнее.

— Что? — Томас знал, что если он хочет нагнать Минхо, у него нет времени выслушивать Ньюта.

— Кто-то... — начал Ньют.

— А вот и он! — прервал его Томас: Минхо вывернул из-за угла в глубине прямого коридора и теперь направлялся прямо к ним. Томас приложил руки рупором ко рту и крикнул: — Ты что, совсем рехнулся?!

Страж Бегунов, не отзываясь, достиг Двери и пересёк порог. Потом перегнулся пополам, оперся руками о колени, несколько раз втянул в себя воздух, восстанавливая дыхание, и лишь тогда выдавил:

— Я только... хотел... убедиться...

— В чём, дурья башка? — взорвался Ньют. — Хорош бы ты был, если бы кончил, как Гэлли!

Минхо выпрямился и уперся ладонями в бёдра, по-прежнему тяжело дыша:

— Уймись, братва! Я только хотел увидеть, куда они пойдут — к Обрыву, то есть к Норе гриверов, или ещё куда.

— Ну и? — подхлестнул его Томас.

— Бинго! — Минхо вытер пот со лба.

— Просто невероятно... — почти шёпотом отозвался Ньют. — Ну и ночка!

Как бы Томасу ни хотелось поразмыслить о происходящем вокруг Норы гриверов, он никак не мог забыть слова Ньюта, сказанные как раз перед появлением Минхо.

— Что ты хотел сказать? — обратился он к бывшему Бегуну. — Ты упомянул, что у нас есть проблемы посерьёзнее...

— Да. — Ньют махнул большим пальцем через плечо. — Смотри сам: чёртов дым ещё курится.

Томас посмотрел, куда указывал Ньют. Тяжёлая стальная дверь Картографической была чуть приоткрыта, из щели валили и растекались в сером небе клубы чёрного дыма.

— Кто-то спалил сундуки с картами, — разъяснил Ньют. — Все. Ни один не уцелел.

Томас стоял у окна Кутузки. Как ни странно, потеря карт не сильно огорчила его — всё равно они, кажется, бесполезны. Старшие ребята отправились в Картографическую — расследовать саботаж, а он откололся от них. Уходя, он заметил, как Минхо и Ньют обменялись странным взглядом, словно посылая друг другу тайный сигнал. Но это его не заботило. Все его мысли были сейчас направлены на другое.

— Тереза! — позвал он.

В окошке возникло её лицо. Потирая глаза, она хрипловатым спросонья голосом спросила:

— Кто-нибудь погиб?

— Ты что — спала?! — поразился Томас. Похоже, что с ней всё было в полном порядке, и у него как гора с плеч свалилась.

— Спала. Пока не услышала, как кто-то дробит Берлогу в щепки. Что там происходило?

Томас в изумлении покачал головой.

— Тут такое творилось! Не понимаю, как ты могла спать под завывания всех этих гриверов во дворе.

— Попробуй как-нибудь, выйди из комы, тогда поймёшь. — «А теперь отвечай на мой вопрос!» — добавила она, но уже мысленно.

Томас дёрнулся от неожиданности: давненько он не слышал у себя в голове этого голоса.

— Эй, прекрати!

— А ты давай рассказывай.

Томас вздохнул: история-то, похоже, долгая, да и рассказывать абсолютно всё ему как-то не улыбалось.

— Ты не знакома с Гэлли. Это у нас здесь был такой псих. Сбежал некоторое время назад. А сегодня появился, накинулся на гривера, тот его схватил, и вся шайка вместе с Гэлли убралась в Лабиринт. Чёрт-те что, в самом деле. — Ему до сих пор не верилось, что так всё и было.

— Ёмко сказано, — промолвила Тереза.

— Да уж. — Он оглянулся, высматривая Алби — теперь он наверняка выпустит Терезу. Приютели рассыпались по всему двору, но лидера нигде не было видно. Томас вернулся к прерванному разговору. — Я вот чего не могу понять. Почему гриверы убрались, когда схватили Гэлли? Он что-то болтал насчёт того, что они будут убивать нас по одному за ночь, пока мы все не погибнем. Повторил это по крайней мере дважды...

Тереза продела руки между прутьями решетки, облокотившись на бетонный подоконник.

— По одному за ночь? Почему?

— Не знаю... Он добавил, что это как-то связано с... испытаниями... Или какими-то вариантными проверками... Что-то в этом роде. — Томас вдруг испытал то же необъяснимое желание, что накануне вечером — протянуть руку и коснуться её пальцев. Но вовремя одёрнул себя.

— Том, ты говорил, что я сообщила тебе: «Лабиринт — это код»... Я тут немного подумала над этим. Когда тебя запирают в такой дыре, то с мозгами творятся чудеса — они начинают работать на полную катушку, потому что больше всё равно делать нечего.

Шум во дворе усилился: приютели один за другим обнаруживали катастрофу в Картографической и не могли сдержать криков и возгласов отчаяния; однако интерес к предмету беседы с Терезой был так силён, что Томас постарался отвлечься от происходящего.

— И как ты думаешь — что означают твои слова?

— Ну... Стены ведь движутся каждую ночь, так?

— Да. — Похоже, она таки до чего-то додумалась!

— А Минхо сказал, что они усмотрели что-то повторяющееся в рисунке стен — паттерн, так ведь?

— Так. — В голове у Томаса словно заработали невидимые двигатели, мыслительные процессы врубились на полную катушку; ему даже показалось, что забрезжили неясные проблески утерянной памяти.

— Понимаешь, я не имею понятия, почему я так сказала — ну, о коде. Помнится, когда выходила из комы, то все мысли и воспоминания крутились в голове в таком сумасшедшем хороводе, словно что-то... ну, как бы опустошало мой мозг, как будто сознание засасывалось в воронку, что ли... Мне тогда казалось страшно важным сообщить о коде до того, как я всё забуду. Так что, видно, эти слова были не просто бредом, в них есть какое-то особое значение.

Томас слушал её уже вполуха — он полностью сосредоточился на решении загадки:

— Они всё время сравнивали карту каждой секции с картой, сделанной накануне, потом ещё на день раньше, и ещё, и так день за днём. Каждый бегун анализировал изменения, происходящие в его секции Лабиринта. А что, если им надо было сравнивать свою карту с картами других секций?.. — Он не договорил, чувствуя, что вот ещё чуть-чуть, и загадка будет решена.

Тереза тоже, по-видимому, перестала обращать внимание на своего собеседника, полностью погрузившись в собственные рассуждения:

— Первое, что мне приходит в голову при слове «код» — это буквы. Как в алфавите. Может, Лабиринт показывает какие-то слова?

И тут в голове у Томаса вроде как щёлкнуло, и все кусочки мозаики одновременно и точно легли на положенные им места.

— Ты права! Ты права! Бегуны всё это время делали не то, что нужно. Анализ надо было производить по-другому!

Тереза ухватилась за прутья с такой силой, что костяшки пальцев побелели. Она прижалась лицом к железной решётке:

— Что? Да не томи же!

Томас тоже взялся за прутья, но не за те, за которые держалась она, и подвинулся к девушке так близко, что ощутил исходящий от неё удивительно приятный аромат — цветочный, с легкой примесью сладковатого запаха её пота.

— Минхо говорил, что паттерны повторяются, вот только ребята до сих пор не смогли понять, что бы это значило. Но они всегда изучали карты секция за секцией, сравнивая один день со следующим. А если каждый из дней — это частица кода, и на самом деле надо было каким-то образом работать со всеми восемью секциями одновременно?

— Ты думаешь, каждый день стены двигаются и выявляют какое-то определённое слово?

Он кивнул:

— Или только одну букву в день, не знаю. Они всё время ожидали, что движение стен покажет выход из Лабиринта, ни про какие буквы не думали. Они изучали свои зарисовки именно как карты, а не как рисунки или что-то в этом роде. Нам надо... — Он осёкся, вспомнив свою последнюю беседу с Ньютом, и простонал: — О нет!

Глаза Терезы вспыхнули беспокойством.

— Что случилось?

— О нет, нет, нет... — Томас разжал пальцы, сжимавшие прутья решётки и едва не упал — до того его поразило осознание приключившейся беды. Он повернулся и взглянул на Картографическую. Дыма стало поменьше, но он всё ещё сочился из двери — тёмное, тяжёлое облако, как одеялом укрыло весь бункер.

— Да что произошло? — повторила Тереза. С того места, где она стояла, увидеть Картографическую было невозможно.

Томас повернулся к девушке.

— А я-то, дурак, думал, что теперь нам карты ни к чему...

— ЧТО ПРОИСХОДИТ?!

— Кто-то сжёг все карты. Если там и был код, то теперь он пропал.