Когда он открыл глаза, то узрел над собой лицо Бренды. Вид у неё был весьма обеспокоенный. Бледную кожу исчёркивали потёки высохшей крови, лоб вымазан сажей, а на щеке глубокий порез. Зрелище её ран напомнило ему о своих собственных, и Томас только теперь почувствовал, как саднит всё его тело. Он не понимал принципа действия гранат, но радовался уже тому, что ему досталось только один раз.

– Я сама только-только поднялась, – сообщила Бренда. – Как ты себя чувствуешь?

Томас приподнялся на локте – от этого движения он весь сжался – а ногу прожгло болью в том месте, где её процарапала пуля.

– Как куча плюка, – выдохнул он.

Он лежал на низком топчане в грузовом трюме; тут было пусто, если не считать жалкой горстки разномастной мебели. Минхо с Ньютом вкушали заслуженный отдых на паре уродливого вида диванов. Оба были закутаны в одеяла по самое горло. В голову Томаса закралось подозрение, что о них позаботилась Бренда – оба парня, пригревшиеся и умиротворённые, выглядели совсем по-пацанячьи.

Бренда, до этого момента стоявшая на коленях перед его топчаном, поднялась с пола и заползла в обшарпанное кресло, стоявшее в нескольких футах.

– Мы проспали почти десять часов.

– Серьёзно?! – Томас не поверил. Ему казалось, что он заснул совсем недавно, буквально только что. Вернее, отключился, если уж быть более точным с определениями.

Бренда кивнула.

– Мы летим уже так долго? А… а куда же мы летим? На Луну, что ли? – Томас перебросил ноги через край топчана и уселся на краешке.

– Нет, что ты. Хорхе отлетел на сотню с чем-то миль и посадил машину на большой поляне. Он тоже клевал носом. Нельзя же, чтобы пилот уснул.

– И как это нас обоих угораздило получить по гранате? Мне, если честно, гораздо больше нравилось пускать их в других. – Томас потёр лицо ладонью и сладко, со смаком, зевнул. Затем осмотрел ожоги на руках. – Как думаешь, шрамы останутся?

– Нашёл, о чём волноваться! – рассмеялась Бренда.

Томас тоже невольно заулыбался. Конечно, она права.

– Ну что ж… – медленно заговорил он. – Сбежать из ПОРОКа – это, конечно, классно, но… Я ведь даже не знаю, что собой представляет реальный мир… Он ведь не весь такой, как Топка? Или весь?

– Нет, – ответила Бренда. – В пустыню превратились только районы между тропиками, а во всех остальных местах климат экстремально неустойчив. Есть несколько более-менее безопасных городов, куда мы могли бы направиться. Особенно на руку то, что у нас иммунитет к Вспышке – наверно, будет легко получить работу.

– Работу… – эхом отозвался Томас, словно никогда в жизни не слышал слова, более ему чуждого. – Ты уже думаешь о том, как бы получить работу?

– А ты что – есть не собираешься?

Томас не ответил. Вот она, реальность, во всей её великолепной тяжести. Если они вырвались в реальный мир, то им придётся жить, как реальным людям. Но разве можно вести обычную жизнь в мире, где царит Вспышка? Он сразу же подумал о своих друзьях.

– Тереза… – сказал он.

Бренда слегка вскинулась от удивления.

– Что – Тереза?

– Можно ли как-то узнать, куда они направились?

– Хорхе уже узнал – у «айсбергов» есть специальная следящая система. Они полетели в город под названием Денвер.

Томас почувствовал укол тревоги:

– Как? Значит, ПОРОК может нас засечь?

– Э, не знаешь ты Хорхе. – На её лице появилась лукавая улыбка. – Не поверишь, какой он хитрый – способен обойти любую систему. Мы, по меньшей мере, на шаг опережаем ПОРОК, во всяком случае, какое-то время.

– Денвер… – после недолгого раздумья протянул Томас. Это название в его устах звучало непривычно и незнакомо. – Где это?

– В Скалистых горах. На большой высоте. С самого начала было ясно, что этот город выберут в качестве карантинной зоны – климат там восстановился довольно быстро после солнечных вспышек. Так что вполне понятно, почему они направились туда.

Вообще-то, Томасу было безразлично, где находится этот город. Главное – найти группу Терезы, воссоединиться с нею. Он пока ещё не был уверен, почему так этого хочет, и уж конечно, не собирался обсуждать это с Брендой. Поэтому он взял время на раздумье.

– А как там вообще жизнь? – наконец спросил он.

– Да как сказать… Как и во всех больших городах, они там очень озабочены тем, чтобы держать хрясков где-нибудь подальше от города. Жителей выборочно проверяют на наличие вируса. Проверки проходят часто. Фактически, они построили посёлок на другом конце долины и ссылают туда всех, кто только что заразился. Иммунам платят большие деньги за то, чтобы те несли там службу, несмотря на в высшей степени опасную обстановку. И у города, и у посёлка очень мощная система охраны.

Несмотря на то, что кое-какие воспоминания вернулись к Томасу, он, однако, мало что знал о той части населения, которая обладала иммунитетом. Но он очень хорошо помнил слова Крысюка.

– Янсон говорил, что люди сильно ненавидят иммунов, даже называют их мунатиками. Почему он так сказал, не знаешь?

– Когда у тебя Вспышка, можешь быть уверен: сойдёшь с ума и умрёшь. Речь идёт не о «если», а о «когда». К тому же, как бы люди ни старались, вирус всегда надёт щель в карантинном кордоне. Вот представь: ты знаешь всё это, а тут иммуны – с ними-то всё будет в полном порядке. Вспышка не оказывает на них никакого действия, они даже вирус не передают. Ты бы не стал ненавидеть тех, кто здоров?

– Возможно, – сказал Томас, радуясь, что с его иммунитетом всё в порядке. Лучше ненависть, чем болезнь. – Но разве это не ценно – иметь в своём распоряжении иммунов? В смысле – именно потому, что они не заражаются и не передают вирус?

Бренда пожала плечами.

– Конечно, их используют – особенно в правительстве и в качестве охранников – но остальные относятся к ним как к отребью. А ведь людей без иммунитета намного больше! Вот почему мунатикам платят такие бешеные деньги за то, что те надзирают за порядком – иначе никто бы на эту работу не пошёл. Многие из иммунов скрывают, что они иммуны. Или идут на службу в ПОРОК, как мы с Хорхе.

– Вы встретились ещё до ПОРОКа?

– Мы познакомились на Аляске, после того как обнаружилось, что у обоих иммунитет. Там было место, где специально собирали таких, как мы – что-то вроде секретного лагеря. Хорхе стал мне кем-то вроде дядюшки; он поклялся быть мне ангелом-хранителем. Отца тогда уже не было в живых, а мама отвергла меня, когда узнала, что больна Вспышкой.

Томас наклонился вперёд, упёршись локтями в колени.

– Ты рассказывала, ПОРОК убил твоего отца. И ты всё равно добровольно согласилась помогать им?

– Выживание, Томас. – По её лицу прошла тень. – Где тебе знать! У твоё детство прошло под крылышком ПОРОКа. А в большом мире люди делают всё, чтобы только прожить ещё хоть один день. Да, у хрясков и иммунов проблемы разные, но обо всех них можно сказать одним словом: выживание. И те, и другие хотят жить.

Томас не ответил. А что тут можно ответить? Всё, что он помнил о жизни, были Лабиринт и Топка, да ещё отдельные обрывки воспоминаний детства, в основном под крышей ПОРОКа. Он чувствовал себя пустым и потерянным – словно у него не было корней.

Сердце юноши внезапно сжалось.

– Я всё думаю – что сталось с моей мамой?

Он и сам удивился тому, что сказал.

– С твоей мамой? Ты помнишь её?

– Несколько раз видел во сне. Думаю, это были не сны, а воспоминания.

– И что ты видел? Какая она была?

– Она была… мама. Ну, ты знаешь – любила, заботилась, волновалась обо мне… – Голос Томаса дрогнул. – Кажется, больше никто этого не делал с того самого момента, как они забрали меня у неё. Как подумаю, что она сошла с ума… что с нею произошло что-то ужасное… что какой-нибудь кровожадный хряск мог…

– Прекрати, Томас! Перестань. – Она взяла его руку, сжала в своих пальцах… Помогло. Бренда продолжала: – Представь себе, как она была бы счастлива, если б узнала, что ты жив и борешься! Она умерла, зная, что ты неподвластен болезни и что у тебя есть реальный шанс вырасти и прожить долгую жизнь, и неважно, насколько хрупок и страшен стал мир. К тому же, ты совершенно неправ!

Всё время её краткой речи Томас смотрел в пол, но тут вскинул голову:

– А?

– Минхо. Ньют. Котелок. Все твои друзья заботятся и беспокоятся о тебе. Даже Тереза – она и вправду делала все те ужасные вещи в Топке, потому что считала, что у неё нет выбора. – Бренда помолчала и тихо добавила: – Чак.

У Томаса заныла душа при этом имени.

– Чак… Он… он…

Юноша проглотил комок, постарался взять себя в руки. Если уж на то пошло, то окончательно он возненавидел ПОРОК именно из-за гибели Чака. Разве может смерть такого чудесного мальчика, как Чак, служить какой-то благой цели?

Наконец, он продолжил:

– Он умер у меня на руках. Смотрел на меня такими глазами… Сколько в них было ужаса! Так нельзя. Нельзя так издеваться над живыми людьми! И мне плевать, кто и что говорит, плевать, сколько людей обезумеет и умрёт, плевать, если вообще всей человеческой расе придёт конец! Даже если бы смерть Чака была единственной вещью, которая требовалась бы для изобретения лекарства, я бы всё равно был против!

– Томас, Томас, успокойся. Ты сейчас себе пальцы переломаешь!

Оказывается, он забрал у неё свою руку, причём, не помнил, когда. Взглянул вниз – и увидел, что сомкнул вместе ладони, сжал их с такой силой, что кожа натянулась и побелела. Он расцепил пальцы и почувствовал, как кровь снова побежала по сосудам.

Бренда торжественно кивнула.

– Там, в Топке, я изменилась навсегда. Пожалуйста, прости меня за всё.

Томас покачал головой.

– Тебе не за что извиняться. Не больше, чем мне. Просто мы все оказались в одной огромной куче плюка. Всё так запуталось…

Он со стоном улёгся обратно на топчан и вперил взгляд в металлическую плиту потолка.

После долгой паузы Бренда заговорила опять:

– Знаешь, наверно, нам надо бы найти Терезу и её группу. Примкнём к ним. Они же сбежали из ПОРОКа – а это значит, что мы с ними на одной стороне. Мы же не знаем точно, что произошло… Может, у них не было другого выхода, кроме как оставить нас на произвол судьбы. И кстати, неудивительно, что они отправились туда, куда отправились…

Томас заглянул ей в глаза, всей душой надеясь, что она права.

– Значит, ты считаешь, мы должны лететь в…

– Денвер.

Он кивнул, вдруг уверившись, что так и надо поступить. До чего же хорошо вновь быть в чём-то уверенным!

– Да, Денвер.

– Но дело не только в том, чтобы опять встретиться с друзьями, – улыбнулась Бренда. – Там есть кое-что ещё очень и очень важное.