Томаса разбудил кошмар: ему снилось, что банда озверевших хрясков загнала Минхо и Ньюта в угол. Хряски злобно потрясали ножами. И когда пролилась первая кровь, юноша резко очнулся от сна. Оглянулся в испуге: не закричал ли?

Кабина грузовика была по-прежнему погружена в ночную тьму. Он с трудом различал очертания фигуры Бренды, а уж открыты или закрыты у неё глаза — и вовсе не мог сказать. Но тут она заговорила:

— Страшный сон приснился?

Томас устроился поудобнее и закрыл глаза.

— Да. Беспокоюсь за своих друзей. Просто с ума схожу — где они, что они... Не надо было отделяться от них.

— Жаль, что так получилось. Мне действительно очень жаль. — Она поёрзала на сиденье. — Но, по правде говоря, не думаю, что тебе стоило бы так волноваться. Твои приютели — парни не робкого десятка, а если бы даже и так — один Хорхе чего стоит. Он крутой перец, проведёт их через город на раз — даже не сомневайся. Побереги сердце. Мы с тобой — вот о ком надо волноваться.

— Спасибо за заботу. Что-то у тебя плоховато получается меня утешить.

Бренда засмеялась:

— Извини — я, вообще-то, улыбалась, когда произносила последнюю фразу, про нас с тобой. Из головы вон, что ты же меня не видишь.

Томас бросил взгляд на светящийся циферблат своих часов.

— До рассвета ещё несколько часов.

Они помолчали. Потом Томас снова заговорил:

— Расскажи ещё про жизнь там, в большом мире. Какая она сейчас? Понимаешь — они стёрли мне память. Кое-какие воспоминания вернулись, но такие... разрозненные, да и доверять я им не могу. К тому же про внешний мир там почти вообще ничего нет.

Бренда глубоко вздохнула.

— Внешний мир... Э-хе-хе... Да ничего хорошего. Температура начала, наконец, падать, а вот чтобы уровень моря стал прежним — надо ждать до скончания века. Вспышки были давно, но... Томас, так много людей умерло, так много... Просто фантастика, как выжившим удалось так быстро приспособиться и не одичать. Цивилизация не погибла. Я думаю, что если бы не проклятая Вспышка, то мир в конце концов бы оправился, и всё бы пошло своим путём. Если бы да кабы... Как там дальше, я забыла. Мой папа так говорил.

Любопытство Томаса разгорелось ещё пуще.

— Что тогда произошло? Всё ещё существуют разные государства, или теперь только одна страна и одно большое правительство? И как во всё это вписывается ПОРОК? Может, он и есть это самое правительство?

— Нет, разные страны ещё существуют, но они теперь... ну, вместе, что ли. Как только Вспышка пошла косить всех подряд, государства и правительства объединили свои силы, технологии, ресурсы и прочее и основали ПОРОК. А он уже разработал систему тестов и очень серьёзно подошёл к организации карантинных зон. Распространение Вспышки удалось немного замедлить, но остановить никак не получается. Наверно, единственная надежда — найти лекарство. Хорошо бы, если б ты оказался прав, и оно у них есть. Впрочем, даже если и есть, что-то они не торопятся поделиться им с общественностью.

— Так, а где мы сейчас? — спросил Томас. — Вот прямо сейчас — что это за место?

— В грузовике.

Увидев, что Томас даже не улыбнулся, она продолжала:

— Извини, не время для шуток. Судя по этикеткам на упаковках, мы где-то в Мексике. Или там, где когда-то была Мексика. Самое разумное предположение. Теперь это место называют Топкой. Собственно, все территории между тропиками Рака и Козерога теперь голая пустыня. Центральная и Южная Америка, почти вся Африка, Ближний Восток, южная Азия — мёртвая земля и мёртвые люди. Так что добро пожаловать в Топку. Ну разве это не мило с их стороны — ссылать нас, прелестных маленьких хрясков, в эти райские края?

— Мля. — Мысли галопом мчались в голове Томаса. Большинство их касалось его собственного участия в ПОРОКе — а его роль в этом проекте была отнюдь не маленькой! — а также того, что группы А и Б, их испытания в Лабиринте и прочие страшные и опасные приключения — тоже часть того же проекта. Всё равно — картина оставалась фрагментарной и в общих чертах непонятной. Уж эта его дырявая память!..

— «Мля»? — съехидничала Бренда. — И это всё, что ты можешь сказать?

— Да нет, просто у меня столько вопросов, что я не знаю, за который ухватиться.

— А о тупляке ты слышал?

Томас посмотрел на неё и пожалел, что почти не видит её лица.

— Кажется, Хорхе что-то такое упоминал. Что это?

— Ты же понимаешь — новая болезнь, новые снадобья. Хотя эта дрянь саму заразу совсем не лечит.

— А что она делает? У тебя есть?

— Ха! — презрительно выдохнула Бренда. — Так они нам его и дали! Это для значительных персон, для богатеньких. Только им и доступен, а нам — шиш. Его называют кайф. Притупляет эмоции, замедляет мозговые процессы — словом, низводит тебя до состояния пьяной обезьяны, так что тебе всё по фигу. Но течение Вспышки немного задерживает, потому что вирус особенно процветает в мозгу. Он превращает мозги в кашу и пожирает её. А если мозги отдыхают, то вирус слабеет.

Томас обхватил себя руками. Что-то в полученной информации было очень важное, но что? У него никак не получалось это ухватить.

— А почему же ты говоришь, что это не лекарство? Ведь оно ослабляет вирус?

— Ничего подобного. Просто оттягивает неизбежное. Вспышка всегда побеждает. Ты всё теряешь — рассудок, способность здраво мыслить, сопереживать. Полная утрата человеческой личности.

Томас притих. Никогда прежде он так сильно не ощущал, что какое-то чрезвычайно важное воспоминание пытается просочиться в трещины барьера, отделяющие его от его прошлого. Вспышка. Мозг. Сумасшествие. Тупляк, кайф. ПОРОК. Испытания. Что там Крысюк толковал про их реакции на Варианты? Что ради них, мол, вся заваруха и затевалась?

— Ты спишь? — спросила Бренда, когда прошло несколько минут, а Томас так ничего и не сказал.

— Нет. Просто слишком много информации. — Что-то в её рассказе затронуло самые потаённые глубины его сознания, но мозаика никак не желала складываться. — Трудновато всё сразу осмыслить.

— Ну, тогда я затыкаюсь. — Она отвернулась и откинула голову на дверцу кабины. — Выбрось из головы, всё равно ни до чего хорошего не додумаешься. А отдохнуть надо позарез.

— Угу, — промычал Томас. Ему хотелось завыть с досады. Масса подсказок, путеводных нитей, а ни одной толковой догадки, ни одного ответа. Но Бренда, безусловно, права — ему необходимо как следует поспать, отдохнуть. Поёрзал, устраиваясь поудобнее, но прошло немало времени, прежде чем он уснул. И увидел сон.

Он стал ещё старше, что-то около четырнадцати. Они с Терезой стоят на коленях у закрытой двери и прижимаются ушами к замочной скважине. Подслушивают. За дверью разговаривают двое — мужчина и женщина. Томасу хорошо слышно каждое их слово.

Сначала мужчина.

— Вы получили дополнения к списку Вариант?

— Да, вчера вечером, — отвечает женщина. — Мне понравилось добавление, сделанное Трентом, к концу Испытаний в Лабиринте. Жестоко, но для нас необходимо. Думается, мы увидим несколько интересных паттернов.

— Безусловно. То же самое можно сказать и в отношении предательства — если этот сценарий вообще сработает, конечно.

Женщина издаёт странный звук, наверно, изображающий смех, но на самом деле лишённый даже крохотной искры веселья.

— О да, у меня появилась та же мысль. Я хочу сказать: Господи Боже, сколько же эти дети смогут выдержать, прежде чем свихнутся сами по себе, без помощи болезни?

— Не только это. Мы идём на большой риск. А что если он погибнет? Мы же все пришли к выводу, что со временем он станет одним из наших лучших Кандидатов.

— Не погибнет. Мы не дадим ему погибнуть.

— И всё же мы не Господь Бог. Он может умереть.

Следует долгое молчание. Потом мужчина говорит:

— Будем надеяться, что до этого не дойдёт. Но я сомневаюсь. Психологи утверждают, что эта Варианта породит массу необходимых нам паттернов.

— Конечно, в подобных случаях всегда задействовано множество эмоций, — отвечает женщина. — Согласно Тренту, это самые сложные паттерны, их очень трудно создать. Считаю, разработанный Вариантный план — единственное, что может привести к нужному результату.

— Вы и вправду думаете, что Испытания дадут нужный результат? — спрашивает мужчина. — В самом деле, их размах просто поражает. Только подумайте — при такой сложности очень многое может выйти из-под контроля!

— Может выйти, вы правы. А у нас есть альтернатива? Попробуйте, и если ничего не выйдет, то мы — на том же месте, словно ничего и не пробовали.

— Полагаю, что так.

Тереза тянет его за рубашку, он смотрит на неё: она указывает на коридор за их спинами. Пора удирать. Он кивает, но опять склоняется к скважине — а вдруг удастся разобрать ещё хоть пару-другую фраз. Так и случается. Женщина говорит:

— Очень жаль, что нам не придётся увидеть конец Испытаний.

— Я знаю, — отвечает мужчина. — Но будущие поколения скажут нам спасибо.

Когда Томас проснулся, на небе появились первые лиловые полосы — предвестники рассвета. Похоже, он так и проспал, не меняя позы, с самого полуночного разговора и даже после очередного сна-воспоминания не пошевелился.

Итак, сон. Из всех, что он до сих пор видел, этот был самым странным. Правда, многое из услышанного в нём уже начало меркнуть, уплывать, и хотя разрозненные фрагменты прошлого стали потихоньку, очень медленно, складываться вместе, многих кубиков в мозаике ещё не хватало. Томас даже начал питать слабую надежду, что не такая уж он важная часть Испытаний, как он себе навоображал. Хотя многое в этом сне осталось для него тайной за семью печатями, тот факт, что им с Терезой приходилось подслушивать, говорил о многом: они были посвящены не во все аспекты Испытаний.

Но какова же их цель? Почему эти люди считали, что будущие поколения скажут им спасибо?

Он протёр глаза, потянулся и взглянул на Бренду. Та ещё спала: глаза закрыты, грудь медленно опускается и поднимается в такт ровному дыханию, рот чуть приоткрыт. Хотя Томас ощущал, что тело затекло сильнее, чем вчера, благодатный сон сотворил чудо с его душевным настроем. Он чувствовал себя посвежевшим, сил прибавилось. Несмотря на недоумение и массу вопросов, порождённых сном-воспоминанием и всем тем, что сообщила ему Бренда, юноша был полон энергии.

Он снова сладко потянулся и чуть было не зевнул — долго и смачно, как вдруг что-то на стене переулка привлекло его внимание. Большая металлическая пластина, очень знакомая на вид.

Он толкнул дверцу, выбрался из кабины и пошёл к пластине. Она была очень похожа на те, что он во множестве видел в Лабиринте, те, на которых было выбито: «ПЛАНЕТА В ОПАСНОСТИ: РАБОЧАЯ ОПЕРАТИВНАЯ КОМИССИЯ — УБОЙНАЯ ЗОНА».

Тот же тускло отсвечивающий металл, тот же шрифт. Вот только написано на табличке нечто совсем другое.

Он в остолбенении пялился на неё, по крайней мере, пять минут.

Табличка гласила:

ТОМАС, ТЫ — НАСТОЯЩИЙ ЛИДЕР