Черный вышел, наверное, из зеркала: впрочем, не все ли равно? Ни секунды не раздумывая, он взмолился:

— Помоги мне. Я больше не могу…

— Все будет хорошо, — сказал черный, глядя на него с жалостью. (Почему — с жалостью? Ведь жалость была черным абсолютно чужда.) — Ты не умрешь.

— Правда?

— Если кто и умрет, то не ты.

— Она любит того?

— Нет. Она любит тебя. Ты не умрешь.

— Правда? Правда? И я закончу «Петра»? И меня отпустят ехать куда я захочу?

— Да. Уже скоро.

— Что я должен за это для вас сделать?

— Ничего.

В этой жизни умирать не ново, Но и жить, конечно, не новей.

Сжег. На свечке сжег. Засуетился. Черный куда-то исчез. Осталось только разорвать петлю и освободиться, и потом уж все будет хорошо.

«Барон,

прежде всего позвольте подвести итог всему тому, что произошло недавно. — Поведение вашего сына было мне полностью известно и не могло быть для меня безразличным; но так как оно не выходило из границ светских приличий и так как притом я знал, насколько жена моя заслуживает…«…»

… имею честь быть, барон, вашим нижайшим и покорнейшим слугою.

26 января 1837 г.».