«Он написал Акулине письмо самым четким почерком и бешеным слогом, объявлял ей о грозящей им погибели и тут же предлагал ей свою руку. Тотчас отнес он письмо на почту, в дупло, и лег спать весьма довольный собою».

Все было спокойно, ясно. Погода отвратительная, то есть прекрасная. Каждый день — перед обедом — и еще вечером (в темноте, ветки хлещут по лицу, луна летит следом) — прогулки верхами в Лучинник или в Казаринскую рощу… Никогда еще не чувствовал себя таким бодрым. Даже нашел в себе силы взяться за Онегина — Онегин, сказать по правде, осточертел, но из самолюбия, из упрямства он все ж докончил его.

Ответа нет. Он вновь посланье: Второму, третьему письму Ответа нет.

И весьма кстати: она в письме своем требовала, чтобы приезжал срочно.

Я знаю: век уж мой измерен; Но чтоб продлилась жизнь моя, Я утром должен быть уверен, Что с вами днем...

Не выпустили. Холера — мерзость. За себя не боялся ни минуты; холера была не страшней турецких пуль. Не страшней — ему, мужчине…

...................... на высокий дом Глядел я косо. Если в эту пору Пожар его бы обхватил кругом, То моему озлобленному взору Приятно было б пламя.

Ну да ничего… Ничего? Все из рук валилось. Так…

Грустный вой Песнь русская. Известная примета!