Максиму повезло. Он сумел незаметно для старшины пробраться в казарму. Среди полуодетых, снующих между туалетом и Ленинской комнаты солдат отдыхающей смены он увидел сержанта с красной повязкой на руке. Что бы не выделяться из толпы, Яцкевич снял гимнастерку и пройдя мимо пахнувшей поджаренными портянками сушилки подошел к дежурному по роте.

 - Тимур! — Удивленно спросил он. — Ты почему не сменился? У тебя что, вечный наряд?

 Рустамов тяжело вздохнул и выругался по–казахски. Среди длинной тирады Макс понял только одно слово — «старшина». Но тон не оставлял сомнений. Сержант «залетел» именно ему.

 Непонятно было только то, что дежурный стоял «на тумбочке». От усталости его узкие глаза еще больше окосели. Повязка с белой надписью «Дежурный по роте» была надета вверх ногами.

 Мимо них, довольно улыбаясь, прошел лютый «дед», ефрейтор Носко. Он скручивал в морковку намоченное вафельное полотенце.

 - Пошел «духов» учить. — пояснил Рустамов. — Видишь, неймется ему. Ночует он на КП, хочет, чтобы ему «сказку» рассказали. А то на дембель скоро. Кто ему дома расскажет? Все работать ушли, так он моих дневальных взял.

 Ничто в спальном помещении не напоминало разгром, устроенный утром Максимом. Кровати и подушки были выровнены по нитке, пол тщательно вымыт, портрет Ленина протерт, что свидетельствовало об усердии дневальных, которые стояли возле кровати Носко в томительном ожидании. В руках Ибрагимов и Большаков держали березовые ветви. Непременный атрибут «дембельского поезда». Яцкевич хмыкнул, взял зубной порошок и пошел еще раз умываться. Постепенно, «броуновское движение» стихло. Все сменившиеся заняли свои кровати и неторопливо беседовали.

 - Сказку! Сказку рассказывайте, духи поганые! — голосил ефрейтор. — Ишь, распустились. — Он привстал под одеялом и покосился на Яцкевича, желая, чтобы тот тоже возмутился. Максим прошел к своей кровати. Он равнодушно относился к проблеме «дедовщины». В свое время Макс очень радовался, что попал к интеллигентным связистам, а не в страшную для «молодых» автороту. Однако и среди бойцов телеграфа и телефона попадались люди, желавшие насладиться абсолютной властью над беззащитными салагами, хотя сами, скорее всего, этого избежали. Макс сторонился жестоких «дедов», но и вставать на защиту бесправных, которые с большой долей вероятности через некоторое время и сами станут такими же беспощадными, он не собирался.

 - Ибрагимов! — закричал «дед» с нижней кровати и, размахнувшись, ударил смуглого солдата «морковкой» по лицу. Удар не получился. Полотенце зацепило панцирь верхней койки, и шмякнулось в грудь «духа». Это не помешало Ибрагимову согнутся и завизжать от «боли».

 - Не ври! Не больно! Если будешь кричать, то скоро будешь вопить за дело! — Носко рычал страшным голосом. Узбек разогнулся и молча хлопал глазами. — Большаков!

 - Слушаю, товарищ дедушка! — «дух» подбежал к изголовью, всем своим видом изображая услужливость.

 - Принеси мне пачку «Мальборо» и чашку кофе. Молоко не добавляй. — повелел ефрейтор и отослал салагу ленивым жестом.

 - Товарищ дедушка, товарищ дедушка! — запричитал Большаков. — Где же я возьму «Мальборо» и кофе?

 - Твои проблемы. — «Дед» устало зевнул. — Приказ ты слышал. Даю три минуты. Пшел!

 На соседних койках зашевелились, и начали возбужденно переговариваться. Задание Большаков получил невозможное. Пачки «Мальборо» не было в радиусе пятисот километров от воронежского полка ПВО, да и за кофе пришлось бы ехать в Москву.

 «Дух» сел на табуретку и удрученно задумался над своей участью. Очевидно, что через три минуты ему будет очень больно.

 - Большаков, Ибрагимов! — Снова позвал их Носко. — Духи! День прошел!

 - Слава Богу не убили! — С готовностью, но без радости отрапортовали те.

 - Не понял! А че так уныло? — Удивился кто–то из старослужащих.

 - СЛАВАБОГУНЕУБИЛИ!!! — Заорали «молодые».

 - Большако–ов. — Прогнусавил ефрейтор. — Ну, где же мое ко–офе?

 Ожидающий казни встал, выдохнул, оправил гимнастерку и четким строевым шагом подошел к кровати Носко. Там он вытянулся по стойке смирно и, отдавая честь, пролаял:

 - Товарищ дедушка! За выделенное вами время обнаружить искомое не удалось! Здесь чувствуются происки коварного вероятного противника! То есть, империалисты все заныкали от трудового народа. Прошу дать мне дополнительное время!

 Максим лег на свою кровать и с интересом наблюдал спектакль. Результат игры кошки с мышкой ясен для всех. Однако Большаков держался молодцом. Поможет ли ему это?

 Рядом одобрительно захмыкали другие зрители.

 - Отставить поиски. — Объявил свой вердикт Носко. — Задание ты, душара, провалил. Надо бы тебя наказать. Но лень вставать. Иди ударься сам. Лицом! — Закричал он, видя, что Большаков стукнулся плечом о спинку кровати. — Сильнее, а то я сам!

 «Дух» ударился головой, и вздувающаяся на его брови шишка удовлетворила ефрейтора.

 - Сказку расскажешь? — Задал он риторический вопрос.

 - Так точно. — со сжатыми зубами промычал Большаков.

 - Вот и чудненько. А ты, Ибрагимов, станцуй.

 - Как? — завизжал нервный азиат. — Я не умею!

 - А ты постарайся. — зевая сказал Носко и успокоил. — Не волнуйся. Как сумеешь — так сумеешь. Мы же не в филармонии.

 «Сказку» молодые солдаты обычно рассказывали после отбоя, но в это время ефрейтор, как правило, проводил на своей телеграфной станции, так что приходилось удовлетворяться много раз слышанными корявыми стихами в дневное время. Для полноценного ублажения старослужащего требовалось, как минимум, четыре человека.

 Один — для того, чтобы сымитировать движение по железной дороге раскачивал кровать и приговаривал — «тудух ту дух, тудух ту дух…». Двое, с обеих сторон проходили мимо возлежащего «деда», подняв веточки. Это должно быть похожим на прохождение поезда через лес. И, собственно, еще один рассказывал «сказку». Однако… как говаривали в доблестной советской армии — «на безрыбье и сам раком станешь». Людей не хватает, время неподходящее. Носко поморщился и стал слушать.

 - Масло сьели, день прошел. — Большаков прокашлялся. Рядом приседал, поднимая и широко расставляя руки, Ибрагимов. Он не очень хорошо понимал, как нужно танцевать, но раз уж приказали танцевать, он старался.

 - Громче! — потребовал «дед».

 Большаков осекся, крепко зажмурился и поднял к потолку лицо. По его щекам катились слезы. Молодой солдат тихонько скулил.

 «Уже получше». — Подумал Максим. — «Может плакать, значит, не повесится. Хотя, наверное, служится ему тяжело».

 - Изящнее! — потребовал Носко у танцора. — А то ты танцуешь, словно хлопок пропалываешь!

 Ибрагимов заприседал энергичнее, вкладывая в свои движения все изящество, свойственное солдату азиатского происхождения. По соседству с Яцкевичем засмеялись.

 Вдруг между рядами, переворачиваясь, пролетел сапог и ударил Большакова в грудь.

 - Сказку, душара! — Потребовал кто–то. — Плакать мы все умеем! А когда я «сказку» рассказывал ты девок на гражданке трахал! Масквач хренов!

 - Масло сьели, день прошел. — вздрагивающим голосом продолжил Большаков. — Старшина домой ушел. Дембель стал на день короче, всем дедам спокойной ночи….

 - Ибрагимов! — скомандовал ефрейтор. — Иди кровать покачай или с веточками походи. А то на поезд непохоже. Один рыдает, другой приседает… Дурдом какой–то…

 - Так точно! — обрадовался солдат прекращению не свойственного, и даже противоестественного жителю пустыни занятия.

 - Подожди, дух! — Крикнул один из радистов. — Окно открой, а то душно!

 Узбек ринулся к окну, но был остановлен приказом ефрейтора:

 - Стоять! Холодно.

 Солдат остановился, не зная, что ему делать.

 - Открой, сказал. — Требовал сосед Максима, и Ибрагимов снова повернулся к окну.

 - Не открывай! — в голосе ефрейтора зазвенела ярость. — Короче, Ибрагимов, сам выбирай, кто тебя бить будет!

 Солдат растерянно переводил взгляд с ефрейтора на другого деда. Ему хотелось услужить всем, но никак не получалось.

 - Всем дедам спокойной ночи! — закричал Большаков, пытаясь отвлечь внимания от приговоренного к избиению Ибрагимова. — Пусть приснится в этот час море водки, пива таз! Увольнение в запас и Язова приказ. Мама, папа, дом родной, баба с мокрую звяздой!…

 - Большаков! Ибрагимов! — В дверях спального помещения стоял дежурный по роте, с красной повязкой на рукаве и штык–ножом на поясе. Духи с надеждой посмотрели на Рустамова, который мог их спасти от самодуров. — Хватит отдыхать! Идите пол мыть, а то в казарме бардак!

 Солдаты побежали за ведром и шваброй.

 - Ну вот… — Огорчился кровожадный Носко. — Как же я теперь засну без сказки?…

 Максим повернулся на бок, и в очередной раз поблагодарил Бога за то, что ему в све время не пришлось рассказывать «сказки». А уж теперь и не придется. Хотя…. Он вздохнул. От тюрьмы зарекаться нельзя.

 Спать не хотелось, но стоило попытаться. Солдат ведь спит, а служба идет.

 На плацу раздался топот сапог и старшина закричал:

 - Раз, раз, раз два три. Раз, раз, раз два три. Выше ногу! Носок тянуть! Алисов! Почему сапоги не блестят? Где молодцеватость?! Что вы бредете, как немцы под Сталинградом?! Песню–ю запе–е–ВАЙ!

 И унылый хор грянул:

 - У солдата выходной!…

 - Хер стоит трубой… — Зевая продолжил Носко.

 Макс стащил с соседней кровати подушку и положил ее на голову. Звуки строевой подготовки, которую он так счастливо избежал, стали тише и вскоре он провалился в черный омут солдатского сна.