Утром меня разбудило сдержанное восклицание Холмса. Накинув халат, я вышел в гостиную.

Вместо ожидаемого завтрака я с изумлением обнаружил на столе огромную кучу угля. Холмс сидел рядом и, морщась как от зубной боли, засыпал угольной крошкой маленькую детскую пирамиду. Эту пирамидку Холмс приобрел как-то у старьевщика и доставал только в тех случаях, когда жизнь казалась ему особенно противной. Минута-другая созерцания пирамидки помогала ему, ненавидевшему пирамиды всеми фибрами своей души, в максимально короткие сроки прийти к заключению, что жизнь может быть еще противнее, а значит, все не так уж плохо, как кажется. После сеанса он снова прятал пирамидку в шкаф — до худших времен.

— Опять хандра? — бодро спросил я.

— Ах, отстаньте, Ватсон, без вас тошно! — раздраженно ответил Холмс и, поглядывая на хронометр, стал с нескрываемым отвращением счищать с пирамидки уголь миниатюрной деревянной лопаточкой. Затем он снова засыпал ее и снова очистил, еще раз засыпал и опять очистил, причем ненависть, с которой он проделывал эти манипуляции с каждым разом все возрастала.

— Нет, это выше моих сил! — сказал, наконец, Холмс, стиснув зубы. — Какая мерзость! Ватсон, прошу вас, попробуйте вы.

Я сел за стол и в точности повторил все действия Холмса, который тем временем отошел в угол и оттуда наблюдал за мной с хронометром в руках.

— Отлично, Ватсон, — Холмс одобрительно кивнул. — Давайте еще пару раз. Вот так, хорошо, хорошо… Ну, еще разок… Прекрасно! Прекрасно. А теперь выкиньте эту дрянь. — Холмс указал на пирамидку. — Не могу больше видеть эту гадость. Куда? Куда угодно. На улицу, в окно. Быстрее, Ватсон, меня тошнит.

После того, как пирамидка, а за ней и уголь исчезли за окном, Холмс облегченно вздохнул, вооружился счетами и углубился в сложные и запутанные расчеты.

— Ого! — вдруг сказал он. — Выходит что-то около семидесяти пяти. Да. Семьдесят четыре и шесть десятых. Почти семьдесят пять. Я имею в виду семьдесят пять минут. Значит, час с четвертью. Очень хорошо…

Холмс еще несколько раз проверил вычисления, но ошибок не обнаружил.

— Да, — сказал он, — все сходится. Час с четвертью. Ну что ж, великолепно. Теперь, Ватсон, дело за вами. Сейчас вы поедете на Чаринг-Кросский вокзал и купите нам билеты на все поезда, отправляющиеся до семи часов вечера. Станция назначения — любая, но не ближе ста миль от Лондона. С Чаринг-Кросса вы поедете на вокзал Ватерлоо и сделаете то же самое. Ну и так далее, на всех вокзалах. Только не говорите, что у вас нет денег. И возвращайтесь побыстрее, у нас еще куча дел.

«Час от часу не легче!» — подумал я.

Холмс тем временем подошел к окну, раскрыл форточку и три раза издал то, что он называл «йоркширский Ка-Эс». Не успел я одеть плащ, как в комнату ворвался грязный оборванный мальчишка. Мой друг долго шептался с ним, затем вытащил из кармана замусоленный леденец и издали показал ее оборванцу.

— О! — воскликнул малыш и потянулся за конфетой.

— Нет, Картрайт, — Холмс ловко спрятал леденец в карман. — Это после того, как все будет сделано. И не забудь предупредить остальных.

— О' кей, — кивнул мальчик и вихрем вылетел из комнаты.

Холмс удовлетворенно потер руки и тут заметил меня.

— Ватсон! — Холмс был просто поражен. — Вы еще здесь?!

В общем-то, поручение оказалось не особенно трудным. К двум часам дня я уже объездил все вокзалы, кроме Паддингтонского. На Парк-лейн я отпустил кэб, решив немного пройтись.

И тут я стал свидетелем странного зрелища. На моих глазах к джентльмену, шагавшему ярдах в двадцати впереди, незаметно пристроился мальчишка. Выверенным движением он вытащил из кармана ничего не подозревавшего джентльмена часы. Я уже было собрался поднять тревогу, как воришка что-то сделал с часами и столь же ловко положил их обратно. После этого он мелом нарисовал на спине джентльмена большой крест и скрылся в подворотне.

Я машинально сунул руку в карман и похолодел — часов не было! Проклиная все на свете, я оглянулся, но улица как вымерла. Пропажа была тем обиднее, что купил я эти часы совсем недавно.

Тяжело вздохнув, я побрел дальше по направлению к вокзалу. Внезапно я ощутил легкое прикосновение. Рука моя стремглав нырнула в карман, чтобы перехватить карманника, и — о чудо! — часы оказались на месте! Я вынул их из кармана — да, это были они, мои новые часы. Вот только… показывали они три с четвертью. На час больше, чем должны бы…

С недобрым предчувствием я свернул в ближайший двор и снял плащ. Так и есть! На спине красовался огромный белый крест. Чертыхаясь, я с трудом отчистил плащ и вновь вышел на Парк-лейн.

Ближе к вокзалу мне стало встречаться все больше и больше людей с меловыми крестами на спинах. Еще несколько раз у меня исчезали и вновь появлялись часы, уходя с каждым разом еще на один час вперед. И каждый раз после этого мне приходилось снимать плащ и счищать с него меловой крест. Купив билеты, я чуть ли не бегом устремился на Бейкер-стрит, по дороге успев, тем не менее, еще трижды почистить плащ.

Судя по моим часам, домой я добрался уже далеко за полночь, хотя солнце еще сияло вовсю.

— Ватсон, ну где вас носит? — нетерпеливо бросился ко мне Холмс. — Вы купили билеты или опять шлялись по своим пациентам? Купили? Отлично. Давайте их сюда. И заодно дайте сюда ваши часы.

Я безропотно отдал Холмсу требуемое. Великий сыщик перевел их на час вперед, после чего развернул меня к себе спиной и что-то нарисовал там.

— Ну вот, теперь все в порядке, — с удовлетворением сказал он. — Пошли.

По улицам сплошным потоком шли люди с меловыми крестами на спинах. Других уже просто не было. Складывалось впечатление, что весь Лондон одевается по какой-то новой моде.

— Все идет по плану, — сказал Холмс, довольно потирая руки. — Так, Ватсон, я вижу часы. Смотрите, что я буду делать и учитесь.

На фонарном столбе были укреплены большие часы с красивым циферблатом. Холмс, ни минуты не раздумывая, взобрался на фонарь и, ловко орудуя консервным ножом, вскрыл заднюю крышку. Покопавшись немного внутри, он спрыгнул вниз. Маленькая стрелка часов переместилась на одно деление вперед.

— Вот видите? Все очень просто. А теперь попробуйте вы. Держите зубило и молоток.

Весь оставшийся день и изрядный кусок ночи мы переводили часы. На вокзалах и в скверах, в известных на весь мир банках и в маленьких лавках, в редакциях газет и подозрительных притонах, в конторах и полицейских участках — везде мы с Холмсом приложили свою руку.

Наши действия вызывали законное недоумение добропорядочных лондонцев, поэтому язык Холмса работал без устали. Он объяснял зевакам, как устроен корабельный секстант, зачем нужно знать точное время и что такое анкерный механизм. Прохожим, собравшимся поглазеть на нашу работу близ церкви Сент Мери-ле-Боу, он подробно описал конструкцию песочных часов, которыми пользовался Александр Македонский во время своего похода в Индию. Начальнику вокзала Ватерлоо, поинтересовавшемуся, с какой, собственно, целью осуществляется перевод часов, Холмс сообщил, что по решению парламента с завтрашнего дня часы по всей Англии переводятся на зимнее время. В Вестминстерском Аббатстве Холмсу пришлось выдержать напряженный религиозный диспут, который неожиданно для него самого свелся к отрицанию божественного предначертания в деле перевода часов, и монахи едва не побили великого сыщика палками. А я все переводил, переводил, переводил…

Лишь часы на Биг Бене Холмс взял на себя, почувствовав, видимо, что я настолько измотан, что вряд ли смогу даже взобраться наверх. Отсутствовал он довольно долго, и когда появился внизу, то с удивлением сказал:

— Представляете, Ватсон, я облазил весь механизм, чуть-чуть не погиб между шестернями, но так и не нашел ни ключа, ни места, куда бы его можно было вставить. — Холмс задрал голову и еще раз осмотрел часы на знаменитой башне. — Ума не приложу — как же их заводят?

— Холмс! — не выдержал я. — Вы перевели часы?

— Разумеется! — он пожал плечами.

— Зачем же вам знать, как их заводят?

— Так, — ответил мой друг, — для общего развития. Когда-то мы еще попадем на Биг Бен…

Домой мы вернулись полумертвыми от усталости. Холмс, видя мое состояние, даже разрешил мне чуток поспать, прибавив при этом однако, чтобы я не особенно увлекался.

Спал я от силы часа три. Когда Холмсу удалось, наконец, разбудить меня, за окном занимался белесый, мутный рассвет.

— Ватсон, вот кофе. Скорее пейте и идем! — Холмс был возбужден, под глазами его залегла синева. — Сегодня! Все решится сегодня. Наши усилия должны увенчаться успехом!.. Да, Ватсон, не забудьте взять с собой револьвер. Он может вам пригодиться.

Ежась от утреннего холода, мы вышли из дома и быстрым шагом двинулись по направлению к Оксфорд-стрит. На углу стоял человек, старательно делавший вид, что читает газету. Когда мы поравнялись с ним, он опустил газетный лист и произнес:

— Доброе утро, мистер Холмс. Доброе утро, доктор Ватсон. Ну что, берем зверя в его логове?

Это был инспектор Лестрейд. За углом стену подпирали четыре подозрительных субъекта в одинаковых синих плащах.

— Мои, — улыбнулся Лестрейд, заметив наши вопросительные взгляды. — Сегодня они в штатском. Ну что, в путь?

Великий сыщик устремился вперед. Я старался держаться слева от него, поскольку знал, что в правом кармане Холмса находится снятый с предохранителя револьвер. Мой друг обожал носить оружие таким образом.

Впереди показалось здание отеля «Нортумберленд».

— Что, Холмс, опять? — изумленно проговорил я, останавливаясь.

— Не задерживайтесь, Ватсон, — на ходу бросил Холмс. — Сегодня в отеле нас не ждут.

Напротив «Нортумберленда», через улицу, приютилось маленькое двухэтажное здание желтого цвета. К нему и направился Холмс.

— Лестрейд, — сказал он, — расставьте людей. Пусть не высовываются. Я дам знать, когда придет пора действовать. Ватсон — за мной.

Мы вошли внутрь здания и оказались в небольшой проходной комнате. У стены стоял кожаный диван, за ним приютилась кадка с пожухшей пальмой, на подоконниках рядами выстроились цветочные горшки.

— Это лечебница, — разъяснил Холмс. — «Куин Элизабет». Здесь, в приемной, мы и подождем.

Я сразу уселся в угол дивана и, облокотившись на валик, стал изучать большой, но совершенно безграмотный с медицинской точки зрения плакат, призывающий мыть руки и ноги перед едой. Холмс немного постоял у окна, наблюдя за улицей, но вскоре это занятие ему наскучило, и он стал кругами бродить по приемной, время от времени поглядывая на часы. Потом он опять вернулся к окну и некоторое время смотрел вдаль, постукивая пальцами по стеклу и нетерпеливо притоптывая ногой. Цветочные горшки весело подпрыгивали в такт. Один из них постепенно добрался до края и, покачнувшись, полетел на пол. Даже не взглянув на горшок, Холмс сделал неуловимое движение рукой и ловко подхватил растение на лету.

А зря…

— Успокойтесь, Холмс! Прошу вас! Вы распугаете всех больных!

Из внутренней двери показались два испуганных санитара. С улицы ворвался Лестрейд, за ним ввалились два полисмена.

— Что случилось?! Кто кричал?

Холмс не ответил. Он со злостью поддал ногой злополучный горшок с каким-то очень редким кактусом и вновь повернулся к окну, выдергивая из ладони длиннющие колючки. Лицо его выражало крайнюю степень обиды. Судя по всему, он подозревал, что пакость с кактусом ему кто-то подстроил. Но вдруг глаза его загорелись.

— Вот они! — полушепотом воскликнул он. — Вот они!

Я осторожно выглянул в окно. По ступеням отеля «Нортумберленд» спускались двое. Один из них, высокого роста, с окладистой рыжей бородой, кутался в серо-зеленый плащ с большими карманами. Из-под цилиндра, плотно надвинутого на лоб, виднелись темные очки. Второй был приземист и широкоплеч, короткая кожаная куртка, казалось, вот-вот разойдется на его мощной фигуре. Широкополая шляпа не давала как следует рассмотреть его лицо. Они прошли так близко от окна, что мы с Холмсом едва успели присесть, чтобы не быть замеченными. Подождав с минуту, Холмс скомандовал: «За ними! Быстро!» — и мы выбежали на улицу.

Двое, видимо, очень спешили, уходя вдаль быстрым шагом. Прижимаясь к стенам домов, мы кинулись вслед. Лестрейд со своими людьми неотступно следовал за нами.

На Чаринг-Кросском вокзале высокий человек купил билеты и вместе со своим спутником поспешил на поезд. Мы едва успели всучить кондуктору пачку купленных накануне билетов, как поезд тронулся.

— Вы напрасно потратились на билеты, — отдуваясь и пряча в карман удостоверение, проговорил Лестрейд. — Вас бы пропустили со мной.

— Я не служу в Скотланд-Ярде, — гордо ответил Холмс. — И вполне могу сам покупать билеты. Ведь правда, Ватсон?

Вагон был переполнен. В тамбуре, куда нам едва удалось втиснуться, было накурено и душно. Меня сразу же задвинули куда-то в угол, прижав к стеклу и больно наступив на ногу. Холмс с Лестрейдом напряженно вглядывались в глубину вагона.

За окном проносились убранные поля, одетые в желто-багряный наряд леса, проселочные дороги. Вдали блеснула Темза, и почти сразу же показалась станция.

Поезд затормозил и остановился, народ хлынул на платформу. На мгновение я потерял Холмса с инспектором из виду и усиленно заработал локтями, выбираясь из толпы. Ответив на последнее нелестное замечание в свой адрес, я едва не столкнулся нос к носу с теми двумя, но вовремя отвернулся и сделал вид, что изучаю доску объявлений. Двое отделились от основной массы, прошли до конца платформы, спустились вниз и быстро пошли вдоль насыпи.

Я окликнул Холмса, бестолково озиравшегося по сторонам, и указал на беглецов. Преследование возобновилось.

Мили через две, миновав буковую рощу, мы вышли на обширную пустошь. Скрываться здесь было уже труднее. Временами, чтобы нас не заметили, нам приходилось ползти на четвереньках, а временами даже падать и застывать без движения.

Судя по обилию угольных куч, эта пустошь в крутой излучине реки служила для загрузки барж углем. С каждым шагом кучи становились все громаднее и величественнее. Когда я смотрел на них снизу вверх, у меня начинала кружиться голова. Временами мне казалось, что мы сбились с пути и теперь плутаем где-то в отрогах Кембрийских гор. Однако Холмс уверенно шел вперед, не теряя преследуемых из виду и прячась за глыбами угля в минуту опасности.

И вдруг нашим глазам предстало поразительное, небывалое зрелище! Прямо среди мрачных черных гор угля, мы увидели геометрически правильную вершину, озаряемую первыми лучами солнца. Перед нами, по мере приближения, все выше и выше поднималась… громада пирамиды! Настоящей египетской пирамиды! Пропавшей пирамиды Хеопса! Это была она! Она! Пирамида! Я украдкой бросил взгляд на Холмса — на его лице боролись чувство глубокого удовлетворения и крайняя степень отвращения.

Прославленная пирамида была примерно на четверть засыпана углем. По ней с лопатой в руках лазил человек с мокрым пятном пота на спине тельняшки и старательно сбрасывал уголь вниз. Заслышав шаги приближающейся парочки, он мгновенно выпрямился и, прикрывая глаза от бьющего в лицо солнца, удивленно уставился вниз. Потом, бросив недоуменный взгляд на часы, он кинул лопату и начал поспешно спускаться.

Едва он достиг подножья, как навстречу ему с револьвером в руке выскочил Холмс и громовым голосом проревел:

— Ни с места! Руки вверх! Не двигаться! Стреляю без предупреждения!

И он действительно выстрелил без предупреждения, видимо, случайно нажав на курок. Пуля ударила в пирамиду и рикошетом сбила шляпу с моей головы. Человек в тельняшке выхватил из-за пояса кинжал, но тут Лестрейд метнулся вперед и нанес ему великолепный удар в челюсть. Подскочившие ребята в штатском закончили дело. Минута, и все трое оказалась в наручниках.

— Вы арестованы, — тяжело дыша сказал Лестрейд. — Именем закона.

— Я протестую, — сказал человек в кожаной куртке. — Я американский поданный. Я буду жаловаться!..

— Протестуйте, — устало сказал Холмс, опускаясь на глыбу угля. — Жалуйтесь.

В это время Лестрейд, пристально смотревший на человека в тельняшке, изумленно присвистнул и хлопнул себя ладонью по лбу.

— Бог ты мой! — воскликнул он. — Морелл! Лопни мои глаза — это Морелл!

— Да, — криво улыбаясь ответил тот. — Вам все-таки удалось замести меня. Не прошло и десяти лет… — Он перевел взгляд на Холмса, и лицо его исказила гримаса ненависти. — Опять ты! Жаль, что нам не удалось прихлопнуть тебя тогда, в Швейцарии! — Он рванулся, но полисмены крепко держали его.

— Вы достойный соратник профессора Мориарти, — улыбнулся Холмс. — Ему, наверное, очень не хватает вас на том свете.

Захват произошел так быстро, что я ничего не успел сообразить и теперь во все глаза смотрел на арестованных, пытаясь хоть что-то понять.

— Холмс, — сказал я наконец, — мне кажется, я видел этих троих раньше…

— У вас прекрасная зрительная память, мой дорогой Ватсон, — с уважением сказал Холмс. — Но не волнуйтесь, это, скорее всего, пройдет. Да, вы их действительно уже видели. Вот этот — Франклин Рональд Морелл или, проще, Фрэнк Моррел. Преступник мирового масштаба, разыскиваемый полицией двенадцати стран. Именно он организовал и осуществил похищение пирамиды Хеопса. Вы могли видеть его на похоронах сэра Хьюго Блэквуда в обличии священника.

Моррел с ненавистью смотрел на великого сыщика.

— Этот, — Холмс указал на человека в кожаной куртке, — Альберто Канетти, подданный Северо-Американских Соединенных Штатов, выходец из Италии. Известный скупщик краденного, в том числе, — Холмс резко повернулся к американцу, — и краденных английских военных секретов, не правда ли, мистер Канетти? Вот уже три года нам никак не удается поймать его за руку. Но теперь-то мы надолго упрячем его за решетку. А видели вы его, Ватсон, в отеле «Нортумберленд» среди прочих постояльцев.

Американец раскрыл рот:

— Так вы тот самый ненормальный с дрелью?..

— И, наконец, последний! — громко объявил Холмс. Он подошел к высокому человеку в цилиндре и резким движением сорвал с его лица темные очки и фальшивую бороду.

— Позвольте представить вам, джентльмены, — торжественно провозгласил Холмс. — Перед вами мистер Грегори Блэквуд, убийца родного отца, похититель пятидесяти шести фунтов стерлингов и — наконец! — знаменитое привидение замка Блэквудов!