После нескольких уколов и обильного приема горячей пищи, сопровождавшегося чавканьем и нечленораздельным бормотанием, мой брат проспал восемнадцать часов и откровенно изумился, обнаружив себя в больничной палате. Он тут же потребовал завтрак «или что там у вас сейчас?» и чтобы я немедленно позвонила Люси, его бывшей. О времени, проведенном в Капустной башне между небом и землей, Ален не помнил ничего абсолютно!

— Ну, продала телевизионщице замок? — поинтересовался он, уплетая за обе щеки.

— Нет, конечно. И я так благодарна, Ален, что ты словно по волшебству рассчитался с папиными долгами!

— Ты же сама просила меня об этом. Что-что, а все просьбы сеструхи я хорошо помню. Когда собираешься к пингвинам?

Я замялась. Отъезд сейчас совсем не входил в мои планы.

— Между прочим, сеструха, я теперь твой единственный кредитор. Как насчет судебного иска?

— Здорово, что ты опять шутишь! — обрадовалась я. — Я так боялась, что ты потеряешь рассудок. Моник ведь пока…

— Да этой наркоманке нечего терять! Неужели ты не поняла, что она наркоманка? Да, и нечего смотреть на меня так! Если бы я знал! Наркоманка! Она наверняка и меня чем-нибудь опаивала! И тебя! Помнишь, как ты заснула в машине?

— Салют! — В палату заглянул Люк и протиснулся боком.

При падении он сломал плечо, пару ребер и вывихнул колено. Колено вправили, на плечо наложили гипс, на ребра — тугую повязку, а также зашили, заклеили пластырем или просто замазали йодом остальные мелкие повреждения и травмы.

— Ого! — Люк подмигнул. — Оклемался, братец?

— Простите? Вы кто, мсье?

— Дюлен. — Люк протянул левую руку, потому что правая была в гипсе. — «Дюлен и сын. Торговля недвижимостью», Париж, рю Пайен, семнадцать.

— Мы ничего не продаем, мсье! — отреагировал мой брат, не обращая внимания на протянутую руку.

— Это же Люк, Ален, — вмешалась я. — Ты его не помнишь? Он вытащил тебя из башни.

— Н-да? — с сомнением произнес мой брат.

Тут явилась запыхавшаяся Люси и терпеливой сиделкой угнездилась на стуле возле его изголовья.

— Как ты, дорогой? — Голос толстухи состоял из сплошного сострадания. — Я заварила для тебя целый термос шиповника.

— Как ты могла?! — возмутился «дорогой». — Неужели ты не видела, что за особа эта Моник? Почему ты не предостерегла меня? Почему бросила один на один с наркоманкой? Ты! Мудрая взрослая женщина! Как ты могла меня бросить?

— Я… Тебя?.. Наркоманка… — залепетала «мудрая женщина».

— А кто же? Разве нормальному человеку придет в голову лезть на башню в грозу, ночью? Естественно, она чем-то подпаивала меня. — Брат с недоверием покосился на термос.

— Милый, это шиповник! Ты же так его любишь! Успокойся, дорогой. Мы опять вместе. Я больше никогда тебя не брошу. Ну? Все хорошо? — Она нежно погладила его по пухлой щеке. — Я тебе обещаю. Отныне все у нас будет хорошо!

— Хотелось бы… А ты случайно не догадалась плеснуть в шиповник коньячку?

— Догадалась, — томно проворковала Люси.

— Ты моя умница!

— Лично я совершенно не способна понять, что же такого магнетического все женщины находят в моем брате? — шепнула я Люку за дверью, оставив воссоединившихся супругов наедине.

— Меня не волнует твой брат. Поехали домой! Я соскучился. Я целую ночь провел без тебя! Я так не могу, — с мальчишеской обидой признался он и растерянно посмотрел на загипсованное правое плечо. — Откинь мне челку, вечно падает на глаза.

Конечно, он и сам мог бы сделать это левой рукой, но она была слишком занята — обнимала меня.

— Люк, тебе лучше оставаться пока в больнице. — Я с удовольствием поправила его волосы. — Ты весь перевязан, в гипсе.

— Ты будешь сверху. Тебе же нравится сверху?

— Это несерьезно, — сказала я, а потом снова повторила свое мнение уже в Бельшюте, укладывая Люка в постель.

— Ладно, как хочешь. — Он вздохнул. — Я понимаю, тебе противно смотреть на эти все бинты. Глупая история…

— Тебе очень больно? — догадалась я.

Он опять вздохнул и левой рукой зачесал свою прядь.

— Хочешь вина?

— Хочу.

— Люк, все хорошо. — Я принесла вино и бокалы, села с ним на кровати рядом. — И история вовсе не глупая, просто грустная. Но ведь все живы!

Люк лежал молча с закрытыми глазами. Наверное, сильно болят плечо и ребра, подумала я.

— Все будет хорошо, Люк. Ты скоро поправишься. — Я погладила его здоровую левую руку, но он неожиданно проворно перехватил мою и поднес к своим губам.

— Ты выйдешь за меня замуж?

— Придется, Люк. Ты ведь, похоже, единственный честный человек на свете?

— Да, — согласился он без тени улыбки. — Я тебя прошу, узнай номер банковского счета твоего брата, я постараюсь как можно скорее перевести ему наш долг. Извини, но я случайно слышал ваш разговор. Я не хочу, чтобы мы зависели от него. И принеси мне, пожалуйста, мой кейс и мобильный. Может быть, уже объявился покупатель на яхту.

— На какую яхту, Люк?

— На мою. И еще мне нужно позвонить отцу, он ведь думает, что я в Марселе. Да, я купил яхту в Марселе. Теперь ее продаю. Ой, долго объяснять, Анабель. Не морочь себе голову. Я ведь обещал заботиться о тебе? Когда? Когда твой дворецкий отдал мне фонарь.

— Ты это помнишь?

— Анабель, я серьезный человек. Я все помню.

— Значит, ты уже тогда хотел жениться на мне?

— Нет. Тогда не хотел. Я просто приехал осмотреть замок и увидел, что некому позаботиться ни о замке, ни о тебе.

— А ты случайно не собрался жениться на мне из-за замка?

— Анабель, у меня зверски болит все, а ты пристаешь с глупыми вопросами! И вообще, не будь у тебя замка, мы бы никогда не познакомились. Кстати, чем ты занимаешься? У тебя есть какие-нибудь средства к существованию?

— А ты задаешь не просто глупые, а бестактные вопросы! Я доктор орнитологии. Я изучаю пингвинов. В Антарктиде.

Люк заржал. Не засмеялся, не захохотал, а именно заржал!

— Пингвины! Пингвины! Пингвины не в голове, а в Антарктиде! — повторял он, веселясь до слез.

— Что такого смешного я сказала?

— Долго объяснять, Анабель. Не важно. Иди сюда, скорее! Поцелуй меня! — Он приподнялся на постели и прижал меня к себе здоровой рукой, охнул, видимо, я случайно задела его травмированные ребра. — Скорее, скорее, целуй меня! Нет, это просто невероятно! Пингвины в Антарктиде!

— А ты все-таки объясни мне, — после продолжительного поцелуя потребовала я.

— Да они все — и твой Брунар, и его племянница с миллионными гонорарами, и мой отец, и твой брат — не поверю, чтобы он не знал ни суммы долгов, ни цены замка, — все они уверены, что тебя можно легко обобрать, потому что ты — старая дева с пингвинами в голове! И только я один понял, кто ты и что ты! Понимаешь, только я один!

— Потому что ты — честный человек?

— Да, и мы будем ужасно, страшно, бесконечно счастливы! Только я больше не отпущу тебя в Антарктиду.

— Мы могли бы поехать вместе.

— А что я там буду делать? Я не умею изучать пингвинов, я умею только торговать недвижимостью.

— А что я буду делать тут? Торговать я не умею.

— Все, все, Анабель, не смеши меня больше. — Левой рукой он вытер глаза и, давясь от смеха, поправил прядь. — Правда, ужасно все больно. Ты будешь заботиться обо мне и рожать маленьких Дюленов.

И я тоже засмеялась. Смех — ведь это так заразно. Тем более что маленькие Дюлены вдруг представились мне в виде пингвинов. Много-много, и все такие ужасно деловитые и забавно-серьезные, как Люк, когда он говорит: «Не важно, это долго объяснять, Анабель»…

Итак, мой брат вернулся к Люси, вполне вероятно, что они заново оформят свой брак через год, когда закончится траур по моему отцу. Тогда же узаконим наши отношения и мы с Люком. Мы решили венчаться в замковой часовне, надо ведь соблюдать традиции, тем более такую приятную. Правда, на мой взгляд, Люк излишне озабочен нашими свадебными туалетами и всякую свободную минуту изводит меня изучением модных журналов. Хотя это ужасно мило.

В основном же Люк занят переустройством восточного жилого корпуса, ближайшего к скалистому берегу, в гостиницу для задуманного им центра экстремального туризма. Люк хочет открыть его на следующий год и абсолютно уверен, что напал на золотую жилу. Мой брат без особого оптимизма относится к планам Люка, да и к нему самому, но их отношения заметно улучшились, когда мой жених перечислил с отцовского счета на счет Алена те самые двести тысяч. Дюлен-старший вне коммерции оказался довольно славным и веселым человеком. Он до сих пор подтрунивает над сыном, что ленивый плейбой готов даже жениться, лишь бы сорвать отцу перспективную сделку.

Что касается Герена, то ему нравится, что Люк ремонтирует замок. Конечно, до гран-барона моему жениху далеко, но подвиг мсье Дюлена в башне, по мнению ценителя и знатока, достоин рыцарского звания.

Переломы Люка зажили, тем не менее падение в башню не прошло для него бесследно. Провалявшись в затхлом подземелье, пока мы с Брунаром крушили каменную кладку в подвале и ждали приезда «скорой помощи», Люк начисто лишился обоняния. Ужасно? Но он доволен: осенью мы все вместе квасили капусту, и Люк собственноручно водрузил в одну из бочек «философский» камень.

Моник чувствует себя гораздо лучше и с удовольствием смотрит канал «Мажестик», а также переписывается с Жозефиной Бенорель и с другими звездами. Это дорогая клиника, там есть даже специальный сотрудник, который в разных стилях и разными почерками отвечает на подобные эпистолярии. Мне очень жаль ее, что бы там Ален ни рассказывал о своей бывшей невесте шефу полиции Люанвиля.

Пингвины? Мои Пьер, Матильда, Бруно, Рыжая Лапка? Крошка Ясное Утро? Они живут в Антарктиде и конечно же в моих снах, как жил там прежде мой светловолосый рыцарь. Но теперь, когда я просыпаюсь и открываю глаза, рядом на подушке я вижу его лицо и прядь, выгоревшую от солнца. Он тоже открывает глаза, шепчет:

— Ты здесь? Здесь! — И улыбается.