Долы и холмы западной стороны Фирнбергского герцогства уже чувствовали закат лета.

Осень здесь, как и во всей стране, почти всегда приходила ласковая, затем удивительно долго не желающая становится зимой.

Всадник не спеша двигался по узенькой тропинке, петлявшей по пологому склону одного такого дола, почти в дне пути от ближайшего лесного поселка.

Бывалый путник не раз чувствовал странную притягательность лесной дали, сглаженные холмы с отдельными группами деревьев, долины устилала травяная шкура, отсюда похожая на чуть выцветший бархат.

Природа кажется приветливее издалека, а далекие холмы всегда прекраснее. Глядя на них не думается о зарослях колючего бурьяна через который придется продираться у подножия. Видится только красота, загадочность, которую обретает отдаленное за чуть синеватой осенней дымкой.

Долинка закончилась небольшой поляной среди старых деревьев. Жилище давнего друга одной стороной высилось на сваях из бревен, а другой вкопано в склон невысокого холма так, что дерн с травой частично застилал крышу. В какой-то мере гнездо, а в какой-то мере — логово.

Рыцарь улыбнулся этой мысли, понимая, что его приятель не зря достоин называться и зверем, и птицей.

Человек специально не торопился, ждал чтобы его увидели. Он не хотел быть внезапным гостем. По причине, которая еще будет поводом для особого разговора, но не сразу, далеко не сразу…

Немолодой рыцарь ордена грифонариев не просто так приехал к своему другу. Однако, они не виделись очень долго и человек почувствовал как сильно хочет этой встречи.

Когда в душу просачиваются смутные гнетущие мысли то вдвойне хочется поговорить с кем-то из тех кого знаешь давно. Да и сам многодневный путь успокаивает душевные терзания.

Валеру доставляла спокойную радость мысль, что здесь вдали от обитаемых мест живет знакомый черный грифон и его сын, который в прошлую встречу был еще небольшим любопытным сереньким грифончиком.

Дверь в жилище на сваях не была закрыта, но темнеющий вход располагался выше человеческого роста, а никакой лестницы не имелось.

Разумеется, что грифон и без лестницы легко запрыгнет или взберется, цепляясь когтями за бревно. Рыцарь посмотрел наверх и увидел, что его заметили уже очень давно. Грифон протянул лапу и поднял человека, помогая быстро взобраться прямо из седла.

Кому-то могло показаться странным, что находясь в одной хижине с опаснейшим хищником, человек чувствовал себя гораздо умиротвореннее. Но Валер за много лет в ордене хорошо узнал грифонов.

Он понимал как сильно отличаются они от человека, несмотря на то что могут разговаривать. Но рыцарь не зря привык доверять крылатым больше чем людям.

Был разожжен огонь в очаге. Незадолго до сумерек в жилище ловко запрыгнул молодой серый грифон.

Человек окинул его взглядом, понимая, что это подросший сын его друга, Авеир. Крылатый скромничал, сел рядом в тени и навострил уши, хотя в любом случае услышал бы разговор старших.

— Что происходит в Фирнберге? — спросил черный.

— Сейчас нет войны, но я бы не назвал времена спокойными. Тревожно. В прошлом году твоего сына забирали на войну с мятежным лордом Сартанаксом и он даже был ранен, как я слышал… Мы тогда потеряли за время осады из-за отравленных стрел несколько грифонов и несколько десятков человек.

— Опять есть угроза раздора? С лордом ведь помирились.

— Да, сейчас вроде как бы мир… Но мир какой-то нехороший… Попахивает уж не ссорой с своевольным отщепенцем, запершимся в замке, а настоящей, серьезной войной. Южные королевства всегда были для нас главной угрозой.

Черный грифон вздохнул.

— Снова…

Рыцарь рассказывал для Авеира. И хотя молодой грифон уже не раз слышал примерно то же самое от своего отца, он ловил каждое слово внимательно, понимая, что все равно может узнать что-то новое.

Человеку явно нравилось найти в этой глухомани слушателя.

— Наше герцогство велико, его размерам завидуют многие королевства. На юге есть более населенные страны, их государи давно мечтают о наших безлюдных территориях, бескрайних лесах. Без грифонов Фирнбергское герцогство давно было бы завоевано южными соседями. Но это ты это все уже наверняка знаешь от своего отца, который чуть не погиб в одной из прошлых войн. У нас маловато людей по сравнению с югом. Только грифоны дают нам преимущество, только с помощью них мы можем защищать такие пространства, которые даже патрулировать без них было бы сложно.

Соседи нас не любят. Они считают несправедливым, что герцогству принадлежит столько земли, им не нравится, что в Фирнберге не такие строгие запреты на странные знания, которые большинство людей обычно называет магией. Сюда издавна бегут люди, обвиненные в колдовстве или ереси. Книгочеи, искатели знаний, которым в других странах грозила бы каторга или казнь.

На нас южане давно пошли бы религиозной войной ради земли и владений, но им известно, что герцогство защищают грифоны. Я знаю, Авеир, что с тобой поступили несправедливо, чуть не послали на смерть. И у нас грифонам приходится нередко служить плохим командирам и нечестным баронам.

На юге грифонов мало, они там совсем бесправные рабы, звери в клетках. Жители тех стран сами виноваты, что почти истребили крылатых у себя. Если сравнивать, то в Фирнберге положение грифонов не такое униженное. Вы подчинены клятве, но она основа ордена грифонариев, который век за веком хранил герцогство. И крылатые прекрасно понимают, что вместе с герцогством защищают и свои семьи.

— Так значит может быть война? — тихо спросил черный грифон, понимая, что не зря Валер затеял этот разговор о положении дел с югом, которое не менялось, наверное, не одно столетие.

— Мы не знаем когда. Может быть через год, а может быть через три, но когда-нибудь обязательно будет и это неизбежно… К сожалению внутри герцогства есть такие кому угроза войны очень удобна для укрепления власти.

Валер долго молчал, смотря в догорающий огонь, задумчиво подложил несколько соломинок.

— Ты ведь помнишь нашу предпоследнюю встречу поздней осенью около девяти лет назад? — осторожно спросил человек и заметил, что грифон насторожился.

— Грифоны почти ничего не забывают, — ответил черный внимательно.

— Мы тогда ехали рядом по дорожке, а ты показал мне драконьего детеныша, — еще осторожнее напомнил человек. — Я тогда посоветовал вам избавится от существа, сказал, что оно рано или поздно подрастет… а вы, ясное дело, привязались к детенышу, воспитали. Нет, нет, я вас не осуждаю! — взмахнул рукой человек. — Я сохраню вашу тайну, насколько это будет возможно. Я понимаю, что эта драконочка она вам как родная. Я совсем о другом, я опасаюсь совсем другого… Кто еще знает, что она у вас есть?

— Двое моих друзей, — ответил Авеир. — Они не выдадут.

— А еще кто кроме двух молодых грифонов?

Воцарилось молчание.

— В прошлом году твой сын попадал в плен при штурме крепости мятежного лорда Сартанакса. Он ведь видел большого дракона?

— Тебя беспокоит может ли знать дракон лорда Сартанакса о нашей драконочке? Так ведь?

— Единственный известный нам в мире дракон о единственной драконочке, — уточнил рыцарь. — Я не зря напоминаю, что о единственной…

— Да, он знает, — решительно ответил старший грифон.

— И он не пытался разыскать вас?

— И разыскал. Но он обещал не трогать ее пока она не подрастет.

— Ты думаешь он сдержит свое обещание?

— Я сам разговаривал с ним прошлой осенью. Наша драконочка не намного отличается размерами от грифона, она слишком маленькая для этого дракона.

— Ему лет тридцать, не меньше, наверное он достиг своих максимальных размеров, — сказал Валер. — Лет десять назад на востоке герцогства его не раз пытались поймать, но хитрый ящер умудрялся ускользнуть, хотя были подняты в воздух все свободные от патрулирования границ грифоньи отряды. Потом он исчез на несколько лет. Ясно, что покинул герцогство и улетел куда-то в южные королевства, где очень мало грифонов, чтобы за ним гоняться. Хотя перед этим его видели в северных баронствах, но он там не стал задерживаться, зная, что вассальным баронам Фирнберг может послать в помощь грифонов. Где-то на более безопасных территориях дракон стал старше, накопил силы и недавно вернулся. Как вы уже знаете, поселился в замке лорда Сартанакса, сговорился с мятежником, но он не слуга, а скорее сообщник. Лорд предоставлял ему логово, а дракон в ответ защищал замок во время осады. В последнее время, после окончания прошлогодней войны, дракон осмелел, его видели далеко от этих мест, в центре герцогства… и даже не очень далеко от самого города Фирнберга. Непонятно, что он там высматривает…

— Мы уже готовы были прятать от него нашу приемную дочь. Но пока поверили его словам. Больше мы боимся, что о драконочке узнают люди.

— Можете во мне не сомневаться, я не выдам. Я не сообщу ни руководству ордена, ни кому либо еще. Особенно не хочется чтобы о вашей молодой драконше узнал новый герцог. Тем более, что Феобальда недолюбливает и капитул ордена…

Валер нахмурился.

— Что это за человек? — спросил черный грифон.

— Нынешний герцог хочет все изменить. Он покусился на сами основы ордена грифонариев.

— Но ведь грифоны все равно подчинены клятве.

— Каждый грифон дает клятву своему рыцарю. Действует правило «вассал моего вассала не мой вассал». Но теперь герцог хочет, чтобы все грифоны давали клятву единой власти.

— А для грифонов в чем разница? — встрял наконец Авеир.

— Грифоны были верны своим рыцарям и ордену грифонариев. Часто между грифоном и его всадником устанавливались очень доверительные отношения, порой искренняя дружба. Трепетные отношения грифонов к чести и справедливости передавались и всадникам, которые не могли не считаться с крылатыми защитниками. Скажем так, порой в ордене было очень пренебрежительное отношение к приказам, которые грифоны считали несправедливыми, слишком много свободолюбия с точки зрения власти. Грифоны очень умны, а привязанность всадников к своим грифонам в ордене часто больше значит, чем политика. И даже среди капитула ордена некоторые старые опытные грифоны имеют большее влияние чем люди, да бывает и так.

— А теперь?

— Новый герцог хочет большего подчинения, централизации, не хочет зависеть от причуд пернатых и их рыцарей. Он заявляет, что стране необходимо единство, сильная власть, чтобы противостоять внешним и внутренним врагам. А для этого надо строже подчинить птицезверей. Между феодалами, состоящими в ордене грифонариев, случались конфликты. Правда грифоны в таком случае не сражаются между собой, только иногда бывало, что вмешивались если считали, что кто-то из сражающихся на стороне справедливости.

Разумеется, что Ордену очень не понравилось, что герцог решил покусится на старые обычаи и переподчинить грифонов. Грифонам это тоже не понравилось, они поняли, что их свобода под угрозой.

Старый Магистр грифонариев Эрхарт объявил несогласие ордена с решением герцога. Сказал, что нельзя менять обычаи которые почти не менялись со времена самого Норуата.

В герцогстве назрел раскол.

Ходят слухи, что новый герцог, чтобы справится с орденом привлек на свою сторону гильдию убийц из южных королевств. Несколько рыцарей из руководства ордена странным образом скончались, возможно были отравлены. Кто-то наоборот перешел на сторону герцога, вероятно был подкуплен.

Герцогу и его сторонникам удалось переподчинить большую половину ордена. Они действовали обманом.

В истории бывало, что герцог был так же и Верховным Магистром ордена грифонариев, но такими званиями обладали некоторые выдающиеся личности вроде Норуата. Сейчас это не так…

Рыцарь вздохнул, шевельнул веткой угли в очаге.

Они говорили почти до утра.

Впрочем, в конце лета утро не торопит и позволяет выспаться. Хотя о наступлении осени величаво зарождающийся день совсем не напоминал.

Шагая навстречу восходу, рыцарь и грифон как-то незаметно поднялись по тропинке.

Туман размывал очертания высоких, поросших большими деревьями холмов, стелясь у их подножия. Деревья высокие, но с такого расстояния дальние холмы, уходившие в дугой конец огромной долины, казались мягкими, словно пушистыми.

Дымка и утреннее солнце, проникавшее сквозь ее разрывы золотистыми лучами, едва поднявшись над кромкой долины, обещали покой.

Покой, пропитавший все вокруг, приглашал прилечь на мягкий зеленый мох, росший у подножия старых деревьев.

Черному грифону всегда хотелось здесь остаться.

Покой, именно покой был так необходим его душе.

Найти убежище, такое далекое от войны, которую он возненавидел. Валер его понимал.

Авеир тоже уже успел невзлюбить войну, но повидать мир ему хотелось. Хотя бы пользуясь промежутком мирного времени, даже если оно грозит быть недолгим. И он не отставал от рыцаря, желая посоветоваться пока Валер не уехал. Человек как раз повел поить свою лошадь к недалекому ручью.

Несмотря на то, что рыцарь именовался грифоньим всадником, ездил он обычно на лошади, как и все остальные грифоньи всадники.

И дело даже не в том, что грифон не может долго нести на себе человека.

На спине грифона невозможно сидеть во время полета. Всаднику просто некуда девать ноги, они мешают крыльям. Хоть спереди от крыльев садись, хоть сзади, но при этом сильно нарушается равновесие в полете. Если сесть позади крыльев то всадник просто слетит. Единственный способ не мешать крыльям — это лететь лежа, вытянувшись между крыльями, седло надо особенное. Да и прикрепляться необходимо. В лежачем положении всадник оказывает меньшее сопротивление воздуху. Сидящий и в этом смысле был бы помехой.

Сами пернатые часто говорят, что несмотря на то, что их командиры называют себя всадниками, на грифона где сядешь там и слезешь. Даже лежащий всадник является серьезной обузой и помехой крыльевым мускулам.

Грифоны часто используются при штурме крепостей, чтобы доставлять рыцарей на стены. Расстояние для полета небольшое, а доставляемого удобнее прикреплять снизу. В таком случае всадник летит под грифоном. Правильнее его тогда называть не всадником, а подгрифонником, но такое название, ясное дело, никому из рыцарей не понравится.

Полет под грифоном имел свои недостатки. Если крылатый, приземляясь споткнется, то человек оказывался придавленным грифоном. Но во время штурма рыцарь в доспехах, а они вполне способны выдержать вес хоть лошади, хоть грифона, если падать не с высоты. Зато доспехи рыцаря в немалой степени защищают живот грифона снизу от стрел.

Во время высадки на стену грифон старается приземлится на задние лапы, в этот момент он прикрыт от стрел стоящим рыцарем. Грифон слегка приседает, человек отцепляется, а потом крылатый самостоятельно вступает в бой. Или летит за следующим рыцарем, из тех, что подошли под стены.

В Фирнберге традиционно старались, чтобы всадник и крылатый были друзьями, одобряя многие методы, которые сближали их.

Склонному к романтике человеку сложно не поддаться очарованию грифонов. Пронзительный взгляд хищной птицы, благородство форм тела, превосходящего соразмерностью львиное. Приятно прикосновение и к перьям, и к меху.

С грифоном путнику всегда удобнее и безопаснее. Грифон может добыть еду на охоте, согреть от ночного холода. Бывает, что нельзя разжигать костер в незнакомой местности, но под крылом птицезверя не замерзнешь и зимой.

Важные посланники и особо знатные рыцари в Фирнберге путешествовали с двумя грифонами. Когда всадника сопровождали два грифона, это тоже старались учитывать. Бывало, что грифоны сопровождения составляли семейную пару.

Все это Авеир знал не по собственному опыту. В герцогстве на войне применялись грифоны и без всадников, сражающиеся самостоятельно. Во время прошлогодней осады молодой грифон состоял в одном из таких наспех набранных отрядов. Там его и подстрелили.

Всадника у Авеира не было никогда, но он и не жаждал продвижения по службе в ордене. Привыкшего к уединенной жизни в лесу пугали и смущали сложности общения и совместной службы с человеком. Возможно гостю из столицы он показался бы диковатым грифончиком.

— Я хотел бы отправится с тобой в Фирнберг, — произнес Авеир. — Я никогда не был в городе.

— Да. Фирнберг достоин того чтобы в нем побывать. Я был во многих городах, но в большинстве из них ни мне ни тебе не захотелось бы жить. Слишком тесно и грязно. А вот Фирнбергом грифоны не брезгуют в отличие от большинства других человеческих поселений. Правда я не еду в столицу, не успею по дорогам добраться до первых снегов, а поживу пока в одном из ближайших поселков недалеко от приисков Руриса, ожидая вестей.

Рыцарь вздохнул.

— Однако, я не советовал бы тебе, как сыну моего друга, отправляться в столицу. Не сейчас.

— Почему?

— Не лучшие сейчас времена… Лучше побудь пока здесь, вдали от людей и власти. Как бы сказать… Я опасаюсь что тебя там могут принудить дать обещания, которые ты бы не хотел давать… Есть такие клятвы о которых потом можно пожалеть.

* * *

Лацарус брел по улице, вдоль которой протянулась сточная канава. Легкий ветер развевал края его черного плаща, принося запах гнилого лука из ближайшей мусорной кучи и запах навоза с окраин городка. Прошедшие дожди сделали дорожку еще грязней, пустив ручеек по сточной канаве, на краю которой, с покинутым видом, уныло сидело странное существо.

На человека равнодушно посмотрел маленький грязненький грифончик черного цвета. Он ждал, когда незнакомец пройдет мимо, готовый отпрыгнуть в сторону. Одно крыло у него неестественно висело.

— Как ты здесь оказался? — спросил удивленный Лацарус тихо.

Детеныш недоверчиво взглянув, отодвинулся, хотел взлететь, перепрыгнув на ту сторону канавы, но крыло не послушалось, видимо отозвавшись болью.

— Не бойся, я тебя не трону, — произнес человек. — Что с тобой случилось?

Маленький грифон промолчал.

— Пойдем со мной, — сказал Лацарус, — У меня дома ты сможешь подождать, когда появятся твои могучие родители, которые уже конечно тебя ищут.

— Меня здесь никто не ищет, — угрюмо произнес он.

— Тогда, тем более тебе надо скорей пойти со мной, — сказал человек невесело. — Что с крылом?

— Мальчишки камнем кинули.

— Зачем?

— Просто так.

Лацарус поднял его на руки, поскольку детеныш был еще не больше крупной собаки, и потрогал под крылом. Грифончик тихонько простонал, когда человек осторожно попытался нащупать косточки. — Чтож, дома разберусь.

— Зачем вы это сделали? — спросил человек кучку подростков, когда проходил мимо по улице.

— А че он… — протянул малолетний дебил. — Сидит тут…

Лацаруса это привело в бешенство. Привыкший в родном Фирнберге, что люди почтительно относятся к грифонам, он был просто вне себя. В тех местах ни у кого не поднялась бы рука на грифоньего ребенка, но здесь… Здесь грифоны считаются только животными.

Борясь с искренним желанием переломать мерзавцам кости, или как минимум побросать в сточную канаву, Лацарусу удалось сдержаться. Хотя он понимал, что если кто-то в детстве мучает животных или разумных существ, то хорошим человеком уже не станет никогда. Но ему еще придеться некоторое время жить в этом городе. Придется сдержаться.

Но сейчас все внимание Лацаруса было направлено на грифончика. Он принес его домой.

Его небольшой двухэтажный дом стоял на одной из улиц почище. В высоту он даже больше чем в ширину, узкий, наполовину деревянный. На фасаде второго этажа небольшие окна, которые даже застеклены, что являлось редкостью. Окна состояли из множества кусков стекла, каждое не больше ладони, укрепленных в металлических рамах, издали похожих на решетки.

В доме даже была горячая вода. На кухне железная бочка, установленная на печь, и когда в ней разжигали огонь, воду можно довести до кипения, если положить достаточное количество дров. В бочке, конечно, был кран через которую ее можно выливать.

Лацарус посадил грифончика в теплую воду, и осторожно помыл, детеныш не сопротивлялся, потому, что грифоны в отличие от кошек, не боятся воды. Мокрый, с прилипшим к телу мехом, он оказался совсем тощим, какими бывают кошки или собаки, оказавшиеся в воде.

Потом аптекарь посадил его на коврик около камина, сушиться.

Сел рядом сам, бережно полураскрыв его темное влажное крыло, согревшееся около огня. Смотрел как блестят в глазах странного пернатого существа отблески домашнего очага.

Грифончик осматривался, ему была интересна обстановка жилища аптекаря.

Аптекарь тоже привычно оглядел свое жилище. Грубые полки, загроможденный стол, ящики на которых беспорядочно расставлены бутыли и пузырьки. Оплывшие свечи в, самим вылепленных, глиняных подсвечниках.

Все свалено и сложено весьма хаотично.

Лацарус не мог заставить себя навести порядок. И не потому, что мешала лень.

Мешала неопределенность будущего, какое-то чувство временности бытия, чувство тщетности. Временами жилище казалось уютным, но все равно аптекарь не мог считать его полностью своим. Дом в этом городе не давал ему ощущение защиты, а платить за него приходилось все больше. И поэтому не хотелось даже наводить порядок, мысль просто расставить вещи по местам уже тяготила. Хотя и небрежность образа жизни раздражала самого. Он даже мечтал, что когда-нибудь у него все будет расставлено в комнате так как он хочет, в правильном порядке.

Хотелось какой-то уверенности в будущем, чтобы обустроиться надежно и по своему вкусу, но где-нибудь подальше отсюда.

Алхимик вспомнил, что дела на сегодня еще не закончены.

Лацарус утром узнал от соседей, что его зовут к бургомистру. Не очень срочно, но аптекарь должен прийти обязательно. Его вызывали именно как аптекаря. Речь не шла как обычно об уплате очередных налогов и сборов на нужды городка, которые вымогали и клянчили служители муниципалитета по всякому поводу.

Травник одел новую черную мантию вместо обычной, взял на всякий случай надлежащие пергаментные грамоты и разрешение на деятельность.

Однако его, к удивлению, не заставили долго ждать, пригласили к самому бургомистру.

— Для тебя есть работа, аптекарь, — произнес грузный человек с золотой цепью на шее.

— Ваш лекарь сказал какое требуется лекарство? — по правилам аптекарь не имел права брать на себя обязанности врача. Он должен только изготовлять лекарства, но не лечить. Особенно когда дело касалось важных господ. Простолюдину аптекарь запросто может посоветовать лекарство, он кое-что понимал в болезнях. Но с вельможами такая самодеятельность может дорого обойтись в случае неудачи.

— На этот раз тебе придется делать яд.

— Но аптекарям запрещено изготовлять яд без соизволения власти, — законопослушно возразил Лацарус.

— Знаю как вы, аптекари, исполняете этот закон, — пренебрежительно махнул рукой бургомистр. — Все время купцам продаете яд от крыс. А кому и от надоедливых родственников… Знаю, скажешь, что не все аптекари так делают. И не надо изображать невинное достоинство… Будет для тебя соизволение.

— То есть я должен буду изготовить яд с разрешения кого-то из важных господ. Это тайно?

— Да. Про это не следует никому рассказывать.

— И что за яд я должен сделать? — спросил Лацарус, испуганно понимая, что с его профессией легко впутаться в негласные и очень опасные распри между властными персонами.

— Яд для стрел. Он должен быть достаточно сильный.

— И сколько?

— Сколько сможешь. Мне велено содействовать, оказать всю помощь с материалами, какую возможно.

Лацарус ошарашенно замер. Дело не пахло просто каким-то тайным убийством.

— Соизволение государственное? — переспросил он, догадываясь с некоторой дрожью.

— Государственное. Заплатят не очень много, однако отказываться нельзя. Но работы столько, что ты неплохо заработаешь. И держи все в тайне. Если проговоришься то мне придется тебя арестовать.

Выходил от бургомистра аптекарь в странном состоянии. Он ощущал волнение, понимая что может значить только что узнанное.

Государству надо очень много яда для стрел.

Знакомый кузнец-оружейник с соседней улице на днях проговорился, что повысились цены на оружие. Королевская армия запасает много арбалетов. Очень много арбалетов. И копья, не простые копья, а очень прочные, с длинным наконечником и поперечной перекладинкой чуть ниже наконечника. Копья-рунки, наподобие тех, что используются на охоте на крупное животное, только такие явно не для охоты.

Все факты складывались, вырисовывая то, что за ними таилось.

Будет война.

И по характеру приготовлений Лацарус понимал с кем собирается воевать государство.

Он идет сейчас по городу. Люди вокруг еще не знают, что будет война, но многие уже что-то предчувствуют. Сомневаются. Но аптекарь сейчас один из немногих, кто конкретно знает как она готовится.

Люди привыкли, что всегда где-то тлеет война, часто слышат о приграничных стычках с соседними королевствами, о распрях феодалов. Но раз речь зашла о таком количестве стрельного яда и арбалетах то война предстоит с севером. С Фирнбергом.

С единственной страной, защита которой так сильно зависит от грифонов.

Предыдущие нападения на северное герцогство завершились провалом. И теперь королевство рассчитывает на массовое применение арбалетов и отравленных стрел.

Лацарус догадывался, если поговорит с кем-то из других алхимиков, то узнает, что и они получили от государства заказ на изготовления яда для стрел. Тогда предположения о неизбежности войны подтвердятся.

Аптекарь вспомнил о маленьком грифончике, которого подобрал на улице. Может ли это быть взаимосвязано? Военные приготовления и грифончик, который может быть из Фирнберга?

Все это неспроста…

Лацарус поспешил домой, раздираемый мыслями и предположениями.

Но там все его внимание занимало симпатичное пернатое существо.

— Ты рассказывал, что тебя похитили? Кто? — Лацарус усадил грифончика перед собой.

— Какие-то люди.

— Долго они тебя несли?

— Очень долго. Сначала в мокром мешке через большую реку, наверно под лодкой. У них главный, который ими командовал, раненный утонул. Я тоже чуть не утонул. Потом на лошади везли. И они убили…

— Значит они убили грифона и это было далеко отсюда. А сбежал ты от них уже здесь. — Лацарус задумался. — Зачем они везли тебя именно в этот город? Он недалеко от границ Фирнберга, но что твоим похитителям здесь понадобилось?

— Не знаю. Но они говорили, что хотят заманить моего отца. Они тихо говорили, но я слышал.

— Тогда многое становится ясным. Но как тебе удалось бежать?

— Я задохнулся. Мешок очень прочный, мокрый, мне было тяжело дышать. Потом ничего не помню. А потом я оказался снаружи, где воздух. Ночью. Дождь все еще шел. Они трясли меня, сильно ругались и говорили что я сдох. Но я изо всех сил прыгнул в кусты. Хоть лапы связанные были. Разбойники меня искали, но ночью темно было. Я долго веревки с себя сдирал. А утром пошел куда придется. Шел к людям, увидел город…

— Да уж… Только это люди не той страны. И поймали тебя не просто разбойники. Здесь тебя люди от них не будут защищать. Тебя надо спрятать. Ты должен сидеть очень тихо.

Грифончик послушно кивнул.

Стало ясно, что к похищению грифончика имеет отношение гильдия убийц. Лацарус не сомневался, что к нему придут и потребуют отдать детеныша.

У гильдии везде свои люди, вся преступность даже в маленьких городках будет содействовать этим убийцам, особенно молодежь, которая на них готова молится. Сколько подростков из бедных пьющих семей втайне мечтает стать одним из беспощадных убийц, перед которым почтительно трепещут мелкие преступники, панически боятся торговцы и нервничает местная власть?

А те малолетние хулиганы, которые видели, что аптекарь забрал грифончика уже всем могли рассказать об этом. Скрыть от соседей и местных шаек ничего не удастся.

Значит в самое ближайшее время в его дверь уверенно постучат.

Сможет ли он сопротивляться наемникам из гильдии? У алхимика было в запасе несколько хитростей, а убийцы из гильдии вполне могли потерять осторожность, уверенные в своей безнаказанности, привыкшие, что их все боятся. Особенно какой-то жалкий аптекарь.

Разумеется, что когда отряд наемников проникал через границу в Фирнберг и похищал грифончика то головорезы были предельно собраны и осторожны. Но здесь на территории «своего» государства они могут чувствовать себя свободнее, наглее.

Отдавать им грифончика Лацарус отчаянно не хотел. Может ему удасться устроить наемникам ловушку в собственном доме. И даже, может быть, справится. Но что потом?

Лацарус все равно собирался покинуть королевство. Но это дело не быстрое. Бежать, преследуемым гильдией убийц — это не те трудности к которым он готов.

Аптекарь еще раз задумался, зная что нужно торопится.

А могут ли наемники быть и здесь осторожными? Они похитили грифончика явно чтобы шантажировать или захватить его родителя, вполне могут опасаться погони. Значит вполне вероятно что их выслеживает грифон.

Будем считать, что уже выследил. И пусть наемники тоже так считают.

Значит аптекарь не будет держать оборону, укрепляя и закрывая двери. А сделает наоборот. Сломает собственную дверь.

Лацарус взял лом.

Сломать дверь собственного дома оказалось нелегко. Он ведь постарался, делая ее прочной, сам оббил стальными полосами. С жутким скрипом выворотил ломом задвижку. Оставил на двери множество царапин, стараясь, чтобы было похоже на следы когтей.

Отошел и посмотрел со стороны. Похоже, что эту дверь ломал разьяренный грифон? Смог бы сломать? Наверное смог бы, грифоны очень сильны.

Лацарус постарался устроить беспорядок в нижней комнате, перевернул все, что смог перевернуть.

Теперь грифончика надо спрятать. Наверное, у большинства других жителей городка возникли бы с этим проблемы. Но алхимик, привыкший жить в окружении подозрительных и враждебных людей, не раз слышавший о погромах, которые устраивали неграмотные жлобы вместе с набожными членами воровских шаек из городского дна. Привыкший, что его занятие вызывает подозрения у церковников и власти, давно позаботился о тайнике, точнее даже о тайном укрытии.

Он увел туда притихшего грифончика и закрыл потайную дверь.

Уже стемнело, это время больше всего подходило для выполнения плана. Аптекарь устроил сильный грохот в доме, несколько раз хлопнул дверью. А потом пошел по улице, зная, что некоторые соседи еще не спят, а в ближайшей харчевне пьют пиво ремесленники перед тем как пойти домой спать.

Там Лацарус оказался неожиданным гостем.

— Что-то ты никогда не заходил вечером, — заметил лавочник.

— Ко мне самому кое-кто зашел, — аптекарь понимал, что его голос должен выдавать волнение, так надо. Он и на самом деле звучал взволнованно, хотя по другой причине. Но Лацарусу было неприятно показать себя испуганным перед этими обывателями.

— Никак тебя ограбили?

— Посмотрите, дверь вообще сорвана, — вздохнул аптекарь. — Но не человек ко мне заходил.

— Кто? — ближайший вздрогнул.

— Утром грифоньего детеныша подобрал на улице. Может слышали про это. Сейчас за ним прилетел большой грифон, чтобы забрать.

— И он тебя не разорвал?

— Так я в подвале спрятался, а детеныша выпустил, чтобы грифон его скорей забрал и улетел.

После шумного разговора несколько человек собрались, взяли факелы и пошли смотреть сломанную дверь. Всякий хотел посмотреть своими глазами, чтобы распространять сплетни дальше.

Аптекаря такие разговоры устраивали.

— А ты должен был сразу отдать грифоныша властям, а не дома держать, дурень! — накинулся на Лацаруса отставной стражник.

— А я собирался, но не поторопился.

— Вот теперь получишь неприятности от городской стражи.

— Так я же к бургомистру днем ходил, мне некогда было… — ухватился алхимик за отговорку.

Аптекарь понадеялся, что в сложившейся ситуации дела со стражей уладит с помощью городского главы.

На звуки голосов и свет факелов выглянули другие жители. Пришлось бы объяснять и им, но первые собравшиеся сами с удовольствием пересказали новости. Было еще много разговоров, когда людям надоело топтаться около его дома, а факелы начали гаснуть, соседи разошлись, некоторые побрели к таверне.

Дело сделано, слух пущен. Осталось ждать других гостей. Лацарус проведал грифончика, сказал что все хорошо, поднялся на второй этаж, заперся там и тревожно задремал.

Ближе к утру он услышал шаги внизу. Кто-то открыл дверь прошелся по нижней комнате и постучал наверх. Лацарус выглянул через малоприметную щель. Незванных гостей явилось двое. Крепко сложенные, в невзрачной кожаной одежде, у которой явно местами кольчужная подкладка.

— Люди сказали, что к тебе ночью прилетал грифон и забрал свое отродье?

— Прилетал, — ответил аптекарь, надеясь что его сильную нервозность перед пришедшими примут за остатки вчерашнего волнения, которое должен испытывать обыватель в дом к которому вломился летающий птицезверь.

Пришедшие посмотрели на перевернутую мебель. Раздосадованно сплюнули и ушли.

Аптекарь долго тайком смотрел им вслед, опасаясь, что вернуться.

Лацарус понимал, что еще долго не сможет чувствовать себя в безопасности. Его будет преследовать чувство, что за ним следят.

Но может это к лучшему. Осторожность не помешает.

Что будут дальше делать наемники? Надо представить себя на их месте. Итак, они выкрали грифоньего ребенка, чтобы заманить и захватить его родителя. Детеныш сбежал, его подобрал какой-то аптекарь, но родитель успел разыскать грифончика раньше. Отобрал у ничтожного скляночника и унес. Вроде бы нет смысла не доверять словам аптекаря. Теперь разыскивать и того и другого больше нет смысла. Грифон уже улетел, за ним не угонишься, он наверное, уже по ту сторону границы. Весь план провален.

Лацарус сообразил, что пора починить дверь. Он надеялся, что это не займет много времени потому, что старался ломать аккуратно. Распрямил погнутые кованные гвозди, но отогнутая железная полоса прямо на двери распрямляться не желала. Пришлось ее отдирать целиком и разгибать ударами молотка на деревянном чурбаке отдельно. К тому времени уже приближался вечер и аптекарь начал опасаться недовольства соседей. Многие жители маленького городка, подобно деревенским, вставали рано и рано ложились спать. Стук молотка в вечерней тишине раздавался далеко. Ничего, потерпят, хоть и начинает темнеть.

Лацарус закончил ремонт, подобрал инструменты и проверил как закрывается дверь. Закрыл и открыл ее снова. В этот момент большая сильная лапа резко просунулась в приоткрытую створку, не давая ее закрыть. Следующим ловким движением растерявшийся аптекарь был схвачен за запястья этой лапой, сразу за обе руки. Его дернуло наружу, распахивая дверь. Человек почувствовал, что его прижимает к упругим перьям на груди крупного существа, а другая лапа зажимает ему рот так, что закрыла все лицо. Лапа жесткая, когтистая, но точная в движениях.

— Ты мне должен сказать, — внушительно потребовал голос немного отличающийся от человеческого. — Люди, которых я выслеживал от самой границы сказали, что ты нашел моего сына. Они сказали, что хотели его забрать у тебя, но какой-то другой грифон успел раньше! Я знаю, что в доме ты один, не успеешь позвать других. Я уберу лапу с твоего рта, но ты не должен кричать, ты должен ответить на мой вопрос.

Лапа ослабила хватку и чуть отодвинулась, давая возможность говорить.

— Наемники тебе сказали? — преодолел волнение аптекарь.

— Я выследил их сегодня, застал врасплох и убил похитителей. Одного оставил в живых чтобы спросить куда они дели моего сына. Ничтожный сказал, что мой сын сбежал недалеко от этого городка, похитители его искали, ты нашел первым, но к тебе вдруг прилетел грифон и унес. Наверное это кто-то из моих друзей. Скажи как выглядел этот грифон, который к тебе прилетал, может быть я его знаю.

— Ты знаешь этого грифона, — не сдержался Лацарус. — И, наверное, ты с ним в добрых отношениях.

— Как он выглядел?

Аптекарь, глянул на грифона. — Черный с коричневым, передняя левая лапа немного поранена. Но прилетал он не вчера, а сегодня. Зайди в дом, нам нельзя здесь разговаривать. Твой ребенок еще там.

Грифон торопливо затолкал человека в раскрытую дверь и, пожимая крылья, зашел.

— Что ты говоришь?

— Я сказал наемникам, что ты прилетал вчера. Грифончик спрятан у меня.

— У тебя?! — перья грифона встопорщились от волнения.

Лацарус дернулся к двери подвала, но лапа грифона все еще держала его за плечо. Тянуть за собой грифона тяжеловато для человека.

— Здесь в подвале! — поторопился объяснить он птицезверю, который рефлекторно сильнее вцепился в торопящегося человека. — Я обманул наемников.

— Ты послал их по ложному следу… — уши грифона вдруг резко шевельнулись. Он услышал голос детеныша из потайного хода в подвале.

— Да подожди ты, сейчас открою! Не хватало мне еще и эту дверь чинить…

Вход в подвал был узковат, но взрослый грифон попытался туда протиснуться вслед за аптекарем, рискуя застрять. Мешали крылья, которые птицезверь пытался прижимать к бокам или приподнять одно над спиной, а второе поджать под брюхо чтобы протиснуться, но получалось плохо. Словно после недавних переживаний опасался, что его обманут, утащив ребенка прямо из под клюва через другую лазейку.

Но Лацарус приоткрыл потайную дверку, выпуская детеныша навстречу отцу.

Последующие минуты были столь насыщены искренней нечеловеческой радостью, что алхимик слегка отвернулся, чтобы не расчувствоваться за компанию и не выглядеть глупо. Не хватало еще прослезиться.

В такие моменты нелюдимый, привыкший быть ко всем равнодушным, аптекарь чувствовал себя совсем растерянно. Хоть на стену лезь.

А еще он побаивался, что грифон и его от радости не совсем слегка потискает.

— У нас мало времени. Кто-то из соседей мог видеть тебя. Ты крупный. — Напомнил Лацарус.

— Не ожидал такого поступка от местного жителя. Я безмерно тебе благодарен. Что я могу сделать для тебя?

— Я не местный житель. Я из родом Фирнберга, а здесь чужак. И я хочу вернуться в герцогство. Но я отправлюсь в дорогу не сразу.

Лацарус немного отстранился и глянул грифону в глаза, подчеркивая исключительность того, что хочет сказать.

— И есть нехорошая весть, которую в герцогстве должны узнать раньше. Это важно, грифон. Всем алхимикам и аптекарям в королевстве приказано делать много яда для стрел. Очень много. Эту тайну все равно не удалось бы скрывать долго, но пусть в Фирнберге узнают раньше чем слухи просочатся через купцов.

Грифон сильно помрачнел.

— Война?

— Похоже на то. Оружие тоже заготавливается. Много арбалетов и копья с перекладинами. Сам понимаешь с кем собираются воевать.

Грифон закрыл глаза. — Проклятье…

Птицезверь встряхнулся.

— Мы поможем тебе перейти границу. Мне надо предупредить друзей.

— Я как-нибудь сам.

— Будь уверен, что в Фирнберге ты будешь своим.

Аптекарь не раз слышал что крылатые не забывают когда благодарны, а в ордене их мнение имеет силу.

Лацарус смотрел как крылья уносят грифона в темнеющее вечернее небо.

В очередной раз он подумал, что пришло время уехать.

Но волнения этих суток еще не закончились. Время приближалось к полночи когда аптекарь услышал громкий стук в дверь, отозвавшийся в сердце тревогой. Он спустился вниз, но открывать не спешил.

— Эй, лекарь, ты нужен! — голос явно человеческий.

— Что случилось? И я не лекарь, а аптекарь. Я только делаю зелья, а не лечу.

— Проклятье! Ну так дай мне что-нибудь пока я не сдох!

Человек оказался окровавленным, прочная кожаная куртка на боку порвана. Один из приходивших недавно наемников, но в весьма плачевном состоянии.

— Мне нужно лекарство. Зверь нас порвал… — Наемник ввалился в дом и плюхнулся на табуретку около входа, держась за бок.

— Грифон прилетал, — не стал скрывать Лацарус.

Человек вздрогнул. — Его здесь давно нет?

— С вечера.

— Сдержал слово, оставил в живых, — сказал наемник, морщась от боли. — Напал когда мы никого уже не ждали встретить. Совсем не ждали. Меня только живым оставил чтобы допросить. Я сказал, что какой-то грифон уже прилетал к тебе. А он поверил и не убил меня…

— Видимо вас целая стая выслеживала, — подбросил идею Лацарус, доставая банку с мазью и прокипяченную полосу ткани.

— Видимо. Нам уже теперь все равно… — Воинственности в наемнике гильдии совсем не ощущалось. Только пережитый страх и упадок духа при котром человек раскисает от любого ранения.

Как бы до нытья еще не дошло.

— У тебя вино есть?

— Есть немного, — признался аптекарь.

— Тащи.

— Ладно, вроде бы после потери крови это даже полезно, — нехотя согласился Лацарус, мечтая скорее вытолкать наемника. Ему еще не хватало чтобы у него всю ночь в прихожей пил раненый головорез-неудачник.

Однако, наемник стал разговорчивым и стал рассказывать с каким трудом они переплыли границу под перевернутой лодкой, чтобы похитить грифоныша и как переплывали ее обратно, скрываясь под дождем темной ночи.

Наемник признался, что детеныш был только средством, чтобы заманить взрослого грифона.

Даже пьяный, гильдеец многое не договаривал. Лацарус догадывался что грифон, один из тех, что охранял границу, нужен был для подготовки к приближающейся войне. Явно искали наиболее удобные пути для вторжения. Крылатого бы пытали и угрожали детенышу, чтобы выбрать где лучше всего переплыть или перейти реку, если зимой.

Укрепления, где проживают грифоны герцогства, которые обычно патрулируют границу, намеренно располагаются на некотором отдалении от границы и великой реки. Обычно от границы их отделяет полдня пути пешего войска. А вот сами грифоны преодолевают двухдневный путь за один час полета. Таким образом, находясь на безопасном отдалении от границы, они держат под угрозой немалую полосу территории враждебного королевства.

На свет открытой двери и голоса пришли соседи.

— Что опять случилось?

Увидев раненого человека, догадались, что скорее всего дело опять как-то связано с грифоном. Наемник не стал скрывать кто его подрал.

Все громко выражали свое возмущение. Требовали смерти летающим зверям, которые нападают на ни в чем не повинных жителей королевства. Наемник поплелся с людьми к таверне, еще выпить и явно свалился ночевать уже там, потому что не стал возвращаться.

На следующей неделе появилась надежда, что эта история с похищением детеныша завершилась и гильдия наемников оставит аптекаря в покое.

Скоро Лацарусу привезли дюжину мешков, наполненных корешками ядовитых растений. Алхимик должен был настаивать, выпаривать и концентрировать яд. Власти обещали прислать помощников, если потребуется.

Сначала аптекарь подумывал вывезти мешки за город и устроить хороший костер. Но понимал, что ему нужно время чтобы успеть уехать. Догадывался, что теперь за ним могут приглядывать.

Поэтому он испортит яд незаметно. Так чтобы до самого последнего момента не было известно, что отрава негодная.

Могут проверить. Но на ком они будут проверять? Могут на ком-то из преступников. Для гибели грифона требовалось столько же яда как и для человека. Не больше. У птиц очень слабая сопротивляемость ядам.

Но когда дело дойдет до проверки то беглый алхимик будет уже далеко. А может властям некогда проверять всю отраву. Ее для армии требуется очень много, все не проверишь. Значит часть стрел которые пустят против Фирнберга, будет смазано бесполезным ядом, что слегка утешает.

Жаль, что не все. Поэтому если он отправится на родину то надо подумать над противоядием.

Лацарус попробовал на зуб корешок со жгучим вкусом. Сплюнул, чувствуя слабое онемение языка. Давно известная отрава из того что растет в здешних местах. Ничего нового.

Примитивно аж до подозрительности.

Аптекарь давно знал, что в разных странах одни и те же растения имеют разную силу. Обычно в южных странах яды сильней. И то растение, которое на юге настолько ядовито, что применяется для стрел, на севере может даже использоваться как острая приправа к еде.

По этой причине Лацарус отправлялся на юг, странствуя в поисках сильнодействующих снадобий.

Впрочем, некоторые уникальные растения, сильны они или нет, растут только на севере. Не во всем южные снадобья превосходят зелья из хладных стран.

Лацарус догадывался, что в Фирнберге денег он может заработать очень мало. Но там и налогов почти никаких. Самое главное, что там он будет чувствовать себя гораздо спокойнее, не опасаясь погромов, стражи, бесконечных запретов и законов.

Давно надо было уезжать. Еще задолго до наступления тревожных времен.

Аптекарь уже представлял как будет жить, вернувшись на родину.

В самом городе Фирнберг ему, наверное, отдельный дом приобрести не удасться. Но в герцогстве он может даже поселится где-нибудь на природе, подальше от надоевших злых и бестолковых людских скоплений. Поселится в какой-нибудь заброшенной башне. Он готов сам обустроить свое жилище, ложить камни. Развешает везде для уюта связки трав, соберет коллекцию минералов. Не важно каких, может быть самых простых из ближайших гор. Собирать интересные камни ему нравилось не меньше чем растения. Будут у него со временем разные книги, может быть даже штук двадцать или даже тридцать, и не нужно будет боятся, что его арестуют за их хранение.

Да и побродить по хвойным лесам безлюдных долин ему уже невыносимо хотелось.

Осознание, что впереди у тебя много времени, удивительным образом смиряет с трудностями. Если жизнь длинна то любые невзгоды кажутся несущественными, преходящими.

Лацарус слышал об древних долгоживущих отшельниках, которые неспеша, без особого напряжения сил, камень за камнем выстраивали себе башню. Такие бастинды еще можно найти в лесах герцогства и порой они весьма внушительны.

Даже в самом Фирнбергском герцогстве отношение к магам очень подозрительное, но не сравнится с южными королевствами, где колдунов стараются казнить. А слухи о том что маги могут жить гораздо дольше простых смертных порождали особенно много подозрений и зависти к тем, кто якобы хранить секрет.

Но правда жизни заключалась в том, что секретом этим простой человек не смог бы воспользоваться. Потому что предрасположенность к долголетию магов складывалась за многие годы особого владения волей и мыслью. Большинство народа, завидующего магам, просто не в состоянии так внутренне изменить себя. Пришлось бы отбросить догмы, стать самостоятельнее до глубины души, бороться с ленью мышления и превзойти силой духа свое тело.

Сам Лацарус не считал себя магом, только начинал свои поиски. А в Фирнберге он рассчитывал найти настоящих мастеров из тамошней гильдии алхимиков.

В возможности чародейского долголетия предчувствовалось особое спокойствие неторопливой, прочувствованной до совершенства, размеренной жизни. Тогда жизнь перестает быть торопливой крысиной суетой и наконец можно почувствовать себя хозяином собственного бытия.

Достаточно аптекарь постранствовал по миру, ему хватит неприятных переживаний для чтобы составить впечатление о странах где ему не очнь хочется оставаться. И на север он отправится не совсем с пустыми руками. Все же кое-какие знания удалось наскрести и на юге.

До границ Фирнберга, то есть до великой реки, недалеко, но в нынешние времена ему разумнее отправится в обход, через территорию нейтрального государства. А это значит, что путь увеличивался многократно.

Но уходить надо. Лацарус не сомневался, что на спокойствие бытия и долголетие ему здесь рассчитывать нет смысла. Он опасался не самой войны, а когда начнут искать врагов и чужаков, чтобы разжигать военную истерию. Скорее всего начнут хватать всех кто хоть чем-то отличается от окружающих и называть шпионами. Без этого вовлечение простолюдинов в войну редко получается. Это уже начинается.

Неприятное, противное предчувствие…

А ведь совсем недавно жизнь в королевстве казалась вполне терпимой и относительно свободной и даже чем-то напоминала порядки соседнего Фирнберга. Но как же быстро все изменилось и как все изменились. Аптекарь и не подумал бы здесь пожить, если бы так было с самого начала. И Лацарусу уже начинало казаться что простонародье только казалось мирным, только сейчас показав истинную суть полную нетерпимой злобы и мракобесия.

Ему приходилось останавливаться на ночлег в придорожных тавернах и там же ужинать, слушая о чем разговаривают люди вечерами.

— Всех грамотных надо отправлять на каторгу, — рассуждал невысокий пожилой человек. — От умных один вред, особенно от тех кто книги читать умеет. Для пользы государства они не нужны. Полезный тот кто кровь за родину проливает или землю пашет.

— Но как же если надо дом построить или еще-чего нибудь сложное? А если лекарство приготовить? — осторожно вмешался аптекарь.

— Это грамотные и на каторге смогут. В неволе они лучше работают. Воли книгочеям давать нельзя. А от лекарств один вред. Если кому-то суждено умереть по божьей воле то никакие снадобья не помогут.

Аптекарь не стал возражать. К подобному отношению он привык.

— Да зачем? — вмешался рядом сидящий. — Всех этих колдунов под нож! Чтобы и думать о них потом не надо было.

Лацарус молчал. В этой стране со злобным быдлом теперь он мог спорить только в мыслях.

На следующее утро аптекарь продолжил путь.