Я лежал смотря в потолок своей темницы. Массивные старые своды были сильно закопчены, под сводами темно. Человек бы ничего не разглядел, но мне видны все выщербины и царапины на старом камне.

Особенно меня интересовали царапины.

Обычное занятие для пленника — лежать и тупо смотреть в потолок. У меня хорошая память и вид потемневшего потолка я запомнил уже давно и надежно.

Могу даже начертить когтем на полу по памяти или мысленно пройтись по всем линиям…

Иногда я развлекался тем, что предсказывал удивленным пленителям погоду.

Только я слышал отдаленные стоны штормов в далеком море на юго-востоке. Я знал, что через пару-другую дней потом и здесь погода меняется, приходят тучи. Эти звуки были не просто очень тихие, но и абсолютно чуждые слуху человека и даже грифона. А под землей они распространяются даже лучше.

В то время как я привычно лежал, уставившись в потолок, где-то этажом выше этих сводов в караульном помещении южных ворот, рыцарь в одежде с эмблемой грифонариев развернул свиток, показывая его командиру грифонов.

— Вот это письмо я получил сегодня утром. Могу довериться только тебе, Реас. Неизвестный, который утверждает, что тайно действует от имени кого-то из капитула ордена грифонариев, пишет про дракона которого мы с тобой охраняем. Герцог обеспокоился, что некоторые из его противников в ордене грифонариев могут додуматься использовать дракона. Ни для кого не секрет, что за время заточения немало грифонов общались с драконом и могли сговорится.

— Да уж, общались! — фыркнул грифоний командир. — Из клетки некоторых приходилось даже вытаскивать! Но если с ним разговаривали то это еще не значит, что собираются выпустить…

— Но следует признать, что опасения герцога не беспочвенны, — усмехнулся рыцарь. — Если так и дальше дело пойдет, то среди грифонариев найдутся такие, что готовы даже дракона попытаться на свою сторону привлечь, чем терять вольности одну за другой. В письме неизвестный пишет, что герцог решил отравить дракона. Чтобы его не попытались использовать противники герцогской власти.

— Отравить дракона?! — гневно подпрыгнул Реас.

— Ты так возмущен потому, что это ты его захватил? Что считаешь его своим пленником?

— Не важно чей он пленник, но отравлять пленников бесчестно!

— Неизвестный пишет, что герцог в самое ближайшее время прикажет подмешать яд в пищу дракона. Он видать действительно боится, что кто-то из несогласных с новыми порядками выпустит ящера.

— Несогласных с его новыми порядками немало, но сомневаюсь, что кто-то решится выпускать дракона. Хотя я сам думаю, что от дракона не так уж много вреда. По сравнению с новыми законами, которые низводят нас до положения рабов и боевых зверей. — Ощетинился грифон.

— Вот, — усмехнулся рыцарь, — один желающий уже есть.

Реас фыркнул. — Один дракон без поддержки ничего не сделает в таком городе как Фирнберг, который охраняют грифоны, где дракон даже не может летать.

— Отравлять дракона — весьма дурная идея. Если он сдохнет в подвале то весь форт станет непригоден для жизни. Целиком его не вытащить, только по частям, пока не начал разлагаться.

Темнокрылый грифон разозлился еще сильнее. — Я не допущу, чтобы пленника, которого мне поручили охранять, кто-то отравил. Кто бы это ни задумал. Не мое дело кто это задумал, но действия любого подлого отравителя это действия подлого отравителя, какую бы корону он не носил. Герцогскую или королевскую. Пока он действует тайком он имеет не больше прав чем вор. Я сам буду обнюхивать всю пищу, которую несут дракону.

— Берегись, — рыцарь положил руку на плечо грифону. — Люди во власти коварны.

Реас тряхнул головой. — Но это не значит, что я должен подчиняться любому коварству.

— И это еще не все плохие новости. Сегодня через западные ворота вошел очередной отряд южан. Наемникам герцог сейчас доверяет больше чем рыцарям Фирнберга. Вот что еще меня бесит… Всех, кто говорит против него, новый король объявляет иностранными шпионами, но сам пользуется иностранными войсками, чтобы подавлять бунты, пускает сюда чужую армию…

— Когда же это кончится…

Через день к темнокрылому командиру грифонов быстро прибежал человек, который занимался кормлением дракона.

— Я не понимаю в чем дело! Посмотри сам, чтобы на меня не подумали!

— А почему должны на тебя подумать? Что подумать? — не понял Реас.

— Ну… чтобы не подумали, что я плохую еду принес!

— Плохую?

Грифоний командир, опережая грузного человека, сбежал вниз и обнюхал мясо. Даже отскочил. Не удивительно, что и человек почувствовал. От еды шел какой-то не очень сильный, но странный запах, который становился резким если принюхаться. Похоже на запах какой-то травы, точнее на зелье.

— Ты думаешь, что это отрава? — спросил грифон человека.

— Я ничего не думаю. Я не знаю что это такое. Не найдется такого кто захочет попробовать. Я понять не могу как это там оказалось! — визгливо ответил толстяк.

— Не нервничай. Если ты мне сообщил то именно ты вне подозрений.

Реас вернулся к себе и плюхнулся на ковер. Похоже дракона действительно пытались отравить. Возможно письмо неизвестного не врет и про то, кто именно хочет прикончить летающего ящера.

Надо бы и за самим ящером чаще приглядывать…

Командир грифонов подскочил к решетке.

За ней он видел лежавшего кверху брюхом дракона. Морда задрана, голова слегка опирается на стену, крылья несимметрично раскинуты в стороны, касаясь концами противоположных стен.

— Он, что… правда?

— Давно лежит и не шевелится…

— Все таки отравили… но как? Я же обнюхивал всю еду… — В голосе Реаса звучала почти детская обида.

— Наверное отравили воду, которая течет по желобу с потолка в поилку.

— Она же проточная, такую чтобы отравить яда надо потратить целую кучу, — заметил рыцарь, котрый тоже спустился в подземелье.

— Значит кто-то не поскупился, — командир грифонов царапнул камень когтями. — А еще говорили, что этих драконов никакие яды не берут, — добавил он с некоторым разочарованием.

— Что делать будем?

— Надо проверить. Только осторожно.

Грифон покосился на решетку.

— Даже жалко, — произнес он. — Я как-то уже привык…

Реас осторожно протянул лапу через решетку и осторожно коснулся морды дракона. — Холодный…

— А может быть так и должно быть?

— Нет, всегда был теплый.

— Подождем.

— А чего ждать? Ты думаешь, что он так спит? В такой позе?

Через три часа ничего не изменилось. Тело дракона продолжало все так же лежать.

— Надо доложить герцогу.

— Подозреваю, что он уже знает.

— Еще бы ему не знать…

Дракона уже пытались отравить. Реас это сам обнаружил. И если дракон вдруг внезапно умирает, то понятно почему.

— Открываем. Похоже ящер уже больше никуда не полетит.

— Хорошо что сейчас холодное время года. А то бы скоро над ним самим летали мухи. — Проворчал рыцарь.

— Я где-то слышал, что для мух дракон такое же разочарование как и грифон, — ответил невесело Реас. — Летать вокруг могут сколько угодно, но пользы им от него никакой.

— Боюсь, что и нам теперь от дракона никакой пользы.

— Как же мы его теперь вытаскивать будем? — проворчал еще-кто за спиной.

— Придется по частям. Он слишком тяжелый и большой. Неудобный.

Пока стояли разговаривая у решетки, спустился еще один человек.

— Герцогу доложили, что дракон сдох. Феобальд приказал отделить голову дракона и сохранить, чтобы потом можно было повесить ее как украшение в зале приемов герцогского дворца.

— Вот значит как, — темнокрылый грифон хмуро посмотрел на гонца.

— Такова воля герцога.

— Тогда принесите инструменты, пусть с дракона снимут цепь, — распорядился Реас. — Ошейник ему больше не понадобится.

— Верно. И голову отрубать мешает, — согласился служака.

Взгляд грифона блеснул презрением. — Я не совсем это имел в виду. Открывайте ворота.

Реас с опасливой осторожностью вошел в темницу. Полуразвернутое крыло с торчащим вверх крылевым когтем перешагнуть не удалось, пришлось наступать на перепонку.

Грифон тронул могучую лапу с громадными когтями, подергал за нее. Потом запрыгнул на грудь ящера, чтобы попытаться приоткрыть челюсть.

Но в этот момент челюсть открылась сама, щелкнув в попытке хватануть. Реакция грифона была молниеносной.

От неожиданности Реас рванулся вверх, взмахнув крыльями, шмякнулся об свод темницы и оттуда свалился прямо в мои объятия. Наши взгляды встретились. Он затрепыхался как пойманная птица, отчаянно бил крыльями. Я скорей схватил его за передние лапы, чтобы не бил когтями. На задних они хотя бы не такие острые. Но все равно не очень хорошо когда ими грифон пытается царапать чешую на животе.

— Тихо! — рявкнул я. — Что, испугался?

По его виду я понял, что испугался очень. А сердце схваченного грифона колотилось словно он летел.

— Могу утешить. Я тоже испугался. — признался я.

— Ты? А ты чего испугался? — спросил он, пытаясь отдышаться.

— Я испугался того, что ты испугался сверху. Но ты молодец, птица.

— Что? Да ты… как ты смеешь!! — Реас возмущенно дернулся.

Командир грифонов сообразил, что он попался пленнику.

— А теперь пусть мне дадут инструменты, — потребовал я.

— Ни за что!

Я осторожно потискал грифона когтями.

— У тебя же не было иного выхода. Ты был в безвыходной ситуации. Поэтому ты не виноват, что дракон вырвался. Некоторые будут говорить, что ты сам втайне мечтал отпустить дракона назло новым законам. Но ведь это только разговоры.

— Ты и правда думаешь, что я теперь и сам мечтаю тебя выпустить, только все жду повода?

— Ты его дождался. И у тебя на самом деле нет другого выхода. Во всех смыслах.

— Я тебя не могу освободить, даже под угрозой смерти!

— Какой упрямый грифон. Я уверен, что твои подчиненные больше ценят твою жизнь. Какие же они хорошие…

Сквозь приоткрытую крышку уже кто-то из грифонов услужливо просовывал молот и зубило, похожее по размерам на короткий лом. Не дожидаясь когда командир согласится.

Мне требовалось выбить наглухо забитый штырь в ошейнике. Он был из не очень твердого железа, но вбитый кувалдой очень плотно в отверстие из которого его невозможно вытолкнуть когтем, коготь туда не лез. Надо просунуть лом и выбивать кувалдой. Только с другой стороны. И очень неудобно это делать на себе.

Я сбросил ошейник с цепью. Но ворота закрыты. Мы с Реасом заперты снаружи.

— Наверное я тебя сожру, — прошептал я в самое ухо пернатому и посмотрел какое впечатление это произведет на грифона.

— Драконы свирепые, но незлопамятные существа, — напомнил пернатый.

— Какой хороший грифон, преисполненный наивных иллюзий, — сказал я. — Ты мне нравишься. Таких наивных как ты нельзя пожирать. Надо оставлять на развод, чтоб больше было.

Я держал Реаса в когтях, ухватив его за крылья.

— Ты знаеш, какое мое любимое развлечение? Ловить грифонов и ощипывать их, — проговорил я.

Я выдернул перо. Грифон промолчал не вскрикнув.

— Надеюсь, ты не всерьез… — сказал Реас.

— Сколько у тебя перьев! На всю ночь хватит! — довольно ухмыльнулся я.

— За что ты так не любишь грифонов?

— Кто же тебе сказал, что я не люблю грифонов? Я люблю их мучить! Моя добыча! — с притворной алчностью прорычал я и крепче сжал темнокрылого.

— Мне кажется ты получаешь какое-то ненормальное удовольствие от того, что меня тискаешь.

— Я хищник, — кровожадно оскалил зубы я, — и мне должно быть приятно, когда жертва трепещет в моих когтях.

— Это я-то трепыхаюсь? — обижено спросил грифон.

— Ты дрожишь.

— Твои когти меня колют! У меня же нет такой чешуи!

— Это хороший повод побеспокоится о своей шкурке и послушаться меня.

Реас тем временем совсем поник.

— Ты станешь моим заложником. Отпущу тебя в обмен на свободу.

— Нет, это невозможно, — невесело сказал грифон, — Я воин, а воин по нашим законам не может быть заложником. Если попался, то значит сам виноват и никто не будет меня спасать, выполняя твои условия. Герцог не отпустит тебя, даже если ты будешь откусывать от меня куски на его глазах. — Реас поежился.

Я на него посмотрел. — Чтож, тогда я тебя пока не выпущу. Будешь сидеть в моей клетке, а то мне скучно.

— Зачем я тебе?

— Я пленник. Это мне не нравиться, поэтому у меня будет свой пленник. Для равноправия.

В подземелье ворвался шумно дышащий грифон. Его глаза были расширены от волнения и удивления, а в крыле засела стрела.

— Что случилось?

— Герцогу донесли, что заговорщики и грифоны из гарнизона южных ворот решили освободить дракона.

— Что? Кто мог сказать такое? — подпрыгнул Реас, которого я уже не держал.

— Кто-то из новых угодников Феобальда, они этого и правда боялись. И сюда послали солдат чтобы всех нас убить.

— Но надо им сказать!

— Да, я хотел сказать… — грифон показал стрелу застрявшую в крыле. — Они не слушают, а стреляют.

— А может меня пошлем на переговоры? — вмешался я.

— Как мы можем доказать армии, что не освобождали дракона, если он освобожден. Почти.

— Тот кого послали с отрядом нас перебить, даже не захочет слушать. Он же наш давний враг. Он только рад будет доложить герцогу, что мы бунтовщики, а возразить мы уже не сможем. Потому, что будем мертвыми. Герцогу доложили, что это мы, заговорщики обманули герцога и сказали, что дракон мертвый…

— С такой новой подозрительностью вы в герцогстве сами себя перебьете, — изрек я. — Что-то новые порядки становятся похожи на те, что в южных королевствах. Но вам нельзя терять времени.

— И что ты предлагаешь делать?

— Если вас обвиняют в том, что вы меня освободили то вам надо на самом деле меня освободить. Тогда я буду на вашей стороне. Если вас обвиняют что вы бунтовщики то на самом деле придется стать бунтовщиками и сопротивляться. Потому, что мертвыми вы уже никому ничего не докажете.

— Я давал присягу служить герцогству, — произнес командир грифонов.

— Вот и служи герцогству, а не тому, кто над герцогством издевается.

В подземелье уже были слышны звуки боя.

— Лезь ко мне в клетку, сказал я сыну командира грифонов.

— Зачем!?

— Сейчас сюда ворвутся вражеские войска. Тебя убьют.

Грифончик помотал головой, хотя слышал топот ног и звон стали за дверями. Реас бросился на латников, ворвавшихся через другие ворота.

Грифон без труда разорвал бы дюжину людей, но в него стреляли из арбалетов. Против стрел у него нет защиты. Любая стрела пробивала его шкуру, а яд на наконечниках делает любое попадание фатальным. Те секунды, пока яд еще не начинал действовать, отряд обычно удерживал грифона на расстоянии, ощетинившись копьями.

Правда неизвестно есть ли яд на этих стрелах. Отряд послали торопливо, солдаты могли быть не готовы к битве с грифонами.

В плечах грифона уже торчали три стрелы, когда он снова бросился навстречу копьям. Он схватился за два древка и дернул, но копейщики предпочли выпустить оружие из рук, но не быть вытянутыми из строя, попав в когти грифона. В это время другие солдаты ударили Реаса копьями.

Я видел все это сквозь прутья решетки, а одной лапой удерживал грифончика, чтобы он не бросился на помощь и тоже не погиб под стрелами.

Грифон попятился и обернулся, оглядываясь на сына. Сейчас он больше беспокоился о нем. Солдаты, ворвавшись туда, убьют Инга. Когда он поворачивался, я видел, что спереди Реас залит кровью из ран.

Его ноги подогнулись и темнокрылый грифон осел на пол. С трудом поднявшись и превозмогая боль, он посмотрел на меня.

— Открой клетку и я попытаюсь вас спасти! — Прорычал я.

— Дракон, я освобожу тебя, только помоги вырваться отсюда моему сыну! — выдохнул Реас. Только отчаянная обстановка могли вынудить доверить спасение своего ребенка чудовищу. Причем бывшему врагу. Но приходилось рискнуть, потому, что сам он уже не мог сделать ничего, постепенно проваливаясь в беспамятство.

Он сделал усилие, чтобы подняться, упал и пополз в сторону клетки. Еще одна стрела воткнулась ему в заднюю ногу, но он продолжал ползти. Снова поднялся и добрел до клетки.

Грифончик бросился к отцу и в него тоже выстрелили. Реас упал, но перед этим успел закрыть сына собой, получив в зад еще две стрелы.

Инг был втянут мной внутрь клетки. Я спрятал его за себя и стрелы застучали дождем по моей чешуе, отскакивая от плеч и от лба.

К арбалетчикам я скорей повернулся боком, не смотря пока в их сторону, чтобы стрела не попала в глаз.

Грифончика душили рыдания, он всхлипывал.

Несколько стрел щелкнув, отлетело от чешуи и вполне возможно, что удачно попав, какая-нибудь стрела все таки воткнется. Но я не боялся, потому, что устойчивость к ядам у меня была больше чем у грифона, которые вообще, как и птицы, очень беззащитны перед отравой. Я больше опасался за Инга, который вызывал у меня симпатию.

Мои пленители не учли одного. Да и не могли это учесть.

Никак не могли это учесть.

То, что я большой взрослый дракон.

Думали, что большой дракон отличается от маленького только размерами. Что у меня просто силы побольше. И это было их ошибкой.

Есть вещи, которые нельзя предугадать не зная, что малое отличается от большого не только размерами.

Если бы я был просто крупнее, то меня все равно можно было бы удержать. Только цепи попрочнее и решетки потолще. Но они не знают, что есть то, против чего решетки и цепи, и даже толстые стены помогают слабо. Этого не было у молодых драконов которых ловили до меня.

Большой дракон рычит не просто громче чем маленький. Он рычит иначе…

Дело тут именно в размерах.

Мышь не может рычать как лев, но и лев не может так рычать как дракон. Писк мыши слишком тонок, она не может издавать рев. Мышь из-за своих малых размеров даже не может слышать часть тех звуков, что доступны тем, кто крупнее ее. А дракон из-за своих размеров слышит звуки, которые недоступны человеку. А часть его громового рычания столь тяжела, что уходит за пределы доступного человеческому уху.

Лорд Сартанакс говорил, что звуки подобны волнам. Мышь слишком маленькая для больших волн, она не может на них влиять. А есть волны, которые слишком велики и для слуха человека. Будучи маленьким драконом я тоже не мог слышать эти волны звука, которые стали доступны, когда вырос.

Но даже те, кто его никогда не слышит, этот звук внушает страх, невнятный ужас, причины которого люди не понимают. И чем он громче тем ужаснее для человека.

Сартанакс предполагал, что непреодолимый страх перед этим звуком у людей и животных возникает потому, что такой неслышимый гул идет из-под земли при землетрясениях и извержениях. Этот голос земли вызывает панику, желание куда-нибудь убежать. Это сильнее разума и воли. И этот неосознаваемый страх усиливается обычным страхом перед драконом — самым пугающим хищником.

В древних хрониках лорд находил подтверждения, что порой целые армии бежали с поля боя, ввергнутые в панику ревом пролетающего над ними дракона. И, бывало, сотни гибли просто затоптанные обезумевшей толпой, упавшие под копыта лошадей. И воины не понимали, что превращало их в испуганных животных, которые даже не помнили, куда бежали от страха.

Но дело было не только в страхе. Рев дракона на близком расстоянии не просто страшен, он опасен. Человек может просто упасть замертво.

Чем тоньше звук тем быстрее он угасает. Писк мыши можно услышать только вблизи, глухие звуки разносятся дальше. А для неслышимого звука почти нет преград, он хорошо проникает сквозь стены и сквозь землю.

Даже находясь в подземелье, я мог бы испортить жизнь обитателям города. Но старался раньше времени не обнаруживать свою способность.

Как-то раз я попробовав громко зарычать на берегу озера, заметил как по водной глади проходит рябь.

Я уже знал на личном опыте как действует мое рычание на людей когда воевал за племя грифонов там далеко на юге. И здесь я воспользуюсь уже проверенной силой.

Мой рев сотряс подземелье. Здесь он был наиболее ужасен. У людей, здесь находящихся попросту не было шансов не потерять сознание.

Тепловым зрением я видел, что за деревянной дверью есть люди. Но дверь их не спасла от моего рева. А в следующее мгновение она была сорвана с петель и я оказался в сводчатой галерее.

По длинному коридору звуковая волна прошла не рассеиваясь, она совсем не потеряла своей оглушающей мощи с расстоянием. И люди там в другом конце упали.

Наверное почувствовали себя плохо все, кто находился в крепости. В этот момент у человека все плывет перед глазами и он слепнет на некоторое время. Странно даже видеть, но от этого звука люди закрывают ладонями глаза, а не уши.

Вот мой ответ лучникам.

Давно я летал за великий западный хребет. И слышал иногда гул идущий из глубин в землях, где иногда просыпаются вулканы. Этот голос земли чем-то похож на мое рычание. Люди и мелкие животные его не слышат, но боятся, потому, что этот голос предвещает землетрясения.

Еще там с опасных гор местами сходили грохочущие огненные лавины из раскаленных камней и пепла, сотрясающие окрестные долины и сдувающие ударами волн воздуха снег со склонов, порождая тем самым лавины снеговые, которые катились дальше вниз, ломая во множестве деревья.

Страшноватая страна, такая далекая от Фирнберга.

Не в человеческих силах прятаться в укрытии когда ревет мой голос. Один человек мне рассказывал, что в замкнутом помещении становится страшно, стены и потолок будто грозят задавить, хочется бежать, скорее выбраться на открытый воздух.

Немного иначе стонет далекий шторм, но его голос тоже говорит о приближающихся бедствиях. И тоже несет страх.

Я обрушил свой рев с верхней площадки башни возвышающейся над контръярдом замка, где находилось войско. Впервые я видел как сразу столько людей опускается и падает на землю. Они закрывали голову руками или просто валились без чувств.

Я почувствовал движение сзади и увидел, что на башню с трудом поднялся раненый грифон. Реас почти полз, но его решимости хватило превозмогая боль выбраться из подземелья. Не ожидал, что он такой выносливый и упорный. Я еще раз понадеялся, что стражники Феобальда не успели отравить стрелы. Похоже не успели.

Лапой я придержал грифона, чтобы тот не свалился с башни. Потому, что он, конечно, же тоже испытал головокружение. Но грифон слышал мой голос, и понимал, что имено так действует на людей. Это не позволяло его страху стать неосознанным. Однако полностью от шока не избавляло.

— Ты с самого начала так мог?

— Да, только ждал подходящего времени.

— Теперь ты можешь убежать.

— Не для того я попадал в плен чтобы убежать ни с чем, — оскалился я.

— Что ты хочешь сказать?? Что ты специально дал захватить себя в плен?!

— Нет, но я бы сказал, что это был один из хорошо продуманных вариантов. Только в Фирнберге я смирился бы с пленением, предпочтя жизнь, потому что только здесь для дракона условия, которые я смог бы терпеть. Ни в одном другом городе я не дал бы себя захватить живым.

Реас даже приподнялся, забыв про раны. Я мягко толкнул его назад.

— И еще, можешь посчитать это похвалой, грифон, но имеет значение кому сдаться, я доверился тебе и твоей чести. Поэтому я позволил вам себя захватить чтобы попасть в Фирнберг. Мне очень нужно было попасть в эту темницу.

— Зачем? — ошеломленно прошептал грифон.

— Потому что очень давно до меня здесь уже держали дракона. И он оставил в темнице надпись. Точнее начертил на потолке схему. Можно сказать, карту.

— Какую карту?

— Вот это я не скажу. Она была невидима. Там под сводами темницы практически всегда темно, камень темный, закопченный, а линии видны лучше тем, кто может видеть тепловой свет. У вас, грифонов и людей не было возможности ее заметить. Но не торопитесь проверять. Карты там больше нет. Я ее хорошо запомнил и стер. Долго и внимательно запоминал, время у меня было. И теперь все только в моей памяти.

— Но как ты собирался выбираться?

— Я знал, что могу выбраться, случай неминуемо бы представился. Я мог вырваться и раньше, но лежал, приглядывался, внимательно слушал. Меня задержали события и борьба за власть в столице. О них я хотел знать больше.

— Но теперь ты можешь бежать через ворота.

— Ты ошибаешься. Теперь я пойду в центр города. Я знал, что не смогу преодолеть городские стены потому, что дракон не может тут летать. Но вы сами привели меня внутрь города.

— То, что нарисовано на карте находится внутри города? — подозрительно спросил Реас.

Я ему не ответил.

Настало время осуществить задуманное.

Я распахнул крылья и оттолкнувшись так, что посыпались камни с зубчатой стены, преодолел пространство конръярда, откуда люди уже разбежались. Я не могу здесь летать, но крылья помогут мне при прыжке с любой высоты, планирующий полет все равно доступен.

Я знал это еще когда только обдумывал, разговаривал с чародеем Сартанаксом. В разговорах с грифонами специально прикидывался незнающим. О свойствах невозможности драконьего полета над некоторыми городами мне было известно заранее. Но так же было известно на что ограничения не распространяются.

У меня были возможность слегка потренироваться, прыгая с невысокого холма на развалинах одного древнего города, где полет дракона тоже был невозможен.

Мое скольжение по воздуху завершилось прямо перед воротами с поднятой решеткой. Как я уже знал, подъемный механизм заклинили грифоны или грифонарии чтобы помочь спастись грифонам блокированным в башнях Южных ворот.

Шокировав лучников рычанием, я вошел в ворота и быстро пошел по поднимающейся улице. Когда дракон быстро идет, человеку за ним не угнаться.

Над Фирнбергом кружили грифоны. Издали даже похоже на стаи перепуганных ворон.

В гарнизоне Фирнберга в мирное время находилась только часть грифонов. Другие рассредоточены в крепостях недалеко от границы, патрулируют территории герцогства. Некоторые проживают в замках высокопоставленных рыцарей ордена, которым дали присягу верности. Пока нет войны немало грифонов живет в отдаленных областях, где добывает пропитание самостоятельно в бескрайних лесах. Это уменьшает нагрузку на казну герцогства.

В случае войны летающие существа могут быстрее добраться по бездорожью до места сбора. Поэтому нет нужды им постоянно быть на службе.

Я торжествующе поднимался к герцогскому замку.

Недалеко от верхних кварталов из-за угла вдруг вышел человек в длинном черном плаще. Поджидал меня и без признаков испуга шагнул навстречу, сбрасывая капюшон.

— Ты чувствуешь? — спросил он.

— Да, — быстро ответил я. — Здесь тоже. Как и в других местах.

Он кивнул, накинул капюшон и отошел в сторону.

— Благодарю, что подбросил мне в пищу поддельный яд, как и договаривались, — сказал я негромко вслед, зная что поблизости никто не слышит.

— Я всегда готов подбросить кому-нибудь яд, — не смог удержаться от смешка человек.

Как только он скрылся, из проулка появилась грифонша с серо-золотистой шкурой. Она выглядела опытной и стремительной, уже не очень молодой.

— Будем действовать как ты задумал? — спросила она.

— Да. Надеюсь сейчас Вир не в Фирнберге?

— Я показала ему город, но поняла что благоразумнее в такую минуту держать его подальше от боя. Уговорила ждать в соседней деревне. Он все еще боится, что его считают трусом, а такой вот доказывающий храбрость боец это уже готовый покойник.

— А где твой братишка?

— В городе, но я еле уговорила его вмешиваться. Вообще, ты на него дурно влияешь, надеюсь ты его научил еще не всему плохому что умеешь… Итак, что мы сейчас делаем?

— Идем в главный зал Ордена Грифонариев. Там мы должны кое-что сделать вместе. — Я не стал терять времени, продолжая подниматься по улице.

— Надеюсь ты это не о моей опрометчивой клятве… про то что в любом месте и даже на главной площади Фирнберга, — усмехнулась она на ходу.

— Ты даже не догадываешься насколько права, в некотором смысле, — усмехнулся я в ответ.

— Значит тебе больше для такого дела понравился торжественный зал ордена… — фыркнула она.

— Надеюсь ты достаточно привыкла к моему рычанию, — предупредил я, разгоняя стражу на пути. Но главным в данный момент все же был принцип неожиданности. Никто не мог предположить что дракон вдруг так внезапно окажется в самом сердце, в самом духовном центре Фирнберга.

Грифонша поджала уши.

— Я больше привыкла к твоему другому рычанию. Мне больше нравится когда ты рычишь иначе, добрее, тогда я будто растворяюсь в твоем рычании и это приятно, пробирает насквозь. Но вот когда так как сейчас, то просто трясти начинает, голова кружится… Хорошо что я не в воздухе это слышу. Так ведь и шмякнуться обо что-нибудь недолго.

И вот уже я миную распахнутые высоченные ворота и иду по просторному даже для меня залу магистров. Я направлялся в следующий зал анфилады.

Ворота запоздало закрыты за мной. Зато не закрыты те, что впереди.

Мы с грифоншей идем в гулкой торжественности между статуй и доспехов.

И вот тот зал, который мне нужен. На возвышении стоит чаша, а из-за шторы выходит человек в длинной церемониальной мантии. Он смотрит на меня и идет к чаше.

Колышутся знамена, свисающие с балок потолка.

Открывается дверь и выходит другой немолодой человек в магистерской мантии. Он смотрит на меня с неподдельным изумлением, делает шаг и останавливается. Да, он совсем не ожидал увидеть дракона здесь. Но не бежит.

— Ты? — вопрошает седой магистр, оторвав взгляд от меня и переведя его на человека с чашей.

— Я изгнан, но сегодня я на время вернусь к своим обязанностям, — отвечает другой магистр. — Я еще не забыл всех потайных ходов, и я не забыл и кое-что другое.

— Что вы задумали?

— Сейчас вы все увидите.

Моя грифонша встала рядом со мной и мы подошли к возвышению.

— Я пришла с ним, — говорит грифоница, — и я согласна. Меня зовут Алакрия, несколько лет назад служила ордену в северных баронствах, где и встретила дракона.

Изгнанный магистр вытащил острый ножичек.

Я вовремя вспомнил, про царапину от арбалетного болта на задней лапе.

— Так вот что вы хотите, — пробормотал старый магистр, прислоняясь к стене. — Но так никто никогда не делал.

Однако возражать он не стал, не зная уже что хуже, а что лучше в сложившейся ситуации.

Ритуал начался.

И клятвы были произнесены.

Пришло время покинуть пределы городских стен.

Я не могу летать над Фирнбергом как над другими землями. Сила, что поддерживает дракона в воздухе здесь не действует. Это мне уже говорили не раз.

Но размера крыльев хватит, чтобы я с высоты верхних кварталов планировал по воздуху. Такое здесь постоянно и ловко проделывают грифоны, но даже немалый вес дракона делает для него возможным такой способ снижения.

Над башнями города продолжали обеспокоенно летать пернатокрылые. Но теперь они поняли, что делает с ними мой рев и не хотели испытать это в воздухе. Должно быть, очень неприятное чувство для летающего существа вдруг потерять ощущение равновесия на высоте, когда охватывает страх гибели и ощущение беспомощного падения. С непривычки они оказались столь ошарашены, что не пытались мне препятствовать.

Я скользил с распахнутыми крыльями над средним и нижним городом, зная что преодолею в полете внешние стены. Правда потом надо будет пройти некоторое расстояние пешком, удалится от города, прежде чем снова смогу подняться в воздух.

Грифоны держались на некотором отдалении, следили как я брел по неглубокому для меня снегу. Видели как я пару раз, оглядываясь на город, пытался взлететь, но у меня не получалось. На третий раз мне показалось что я отошел далеко и даже пролетел немного, но настоящий полет был все еще не по силам. А когда мне все же удалось подняться, меня бросили преследовать. Убоялись дракона оказавшегося в полной силе?

Но возможно грифонов больше озаботила судьба своих сородичей из гарнизона Южных ворот.

* * *

Как только Иеракс узнал о том что дракон вырвался, то сразу прилетел в город к магистру Таргу.

Сначала он спросил про грифонов запертых в подземелье.

— Орден делает все что может и всецело на стороне обвиненных, — произнес магистр. — Кое-кому из грифонов удалось улететь, а об участи оставшихся из гарнизона Южных ворот мы ведем напряженные переговоры. К счастью, Реас выживет, несмотря на ранения. Герцог явно надеется что нам придется пойти на уступки ради жизни и свободы обвиненных в бунте. В любом случае орден не допустит чтобы их убили. Можешь быть уверен. Сторонники герцога вроде бы понимают, что обвинения ошибочны, что никакой попытки бунта не было, но они упрямы и не хотя признавать свою неправоту. Все это затянется на некоторое время. Феобальд тем временем воспользовался случаем чтобы обвинять орден что мы специально выпустили дракона.

— Меня тоже интересует хорошо или плохо для ордена, что дракон опять на свободе, — заметил Иеракс.

— Это интересный вопрос, но дракон ответов на такие вопросы так просто не дает. Хотя дракон явно сделал свой двойной ход, — произнес Тарг, намекая на игровую доску. — Теперь мы знаем, что ящер не просто так сидел в темнице. Дракон может свободно лететь в небесах, как вы, грифоны, но может надолго затаится как змей в глубоком подземелье, терпеливо и коварно выжидая. Терпение у него действительно как у хладнокровной рептилии. Похоже у него были в городе свои шпионы и оттуда ему было удобнее ими руководить.

— Из темницы?

— Вокруг нее всегда крутилось много народа. А недавно мы узнали, что у дракона, кажется, был запасной план. Кто-то незаметно починил поднимающуюся решетку, которая между темницей дракона и ямой под воротами. Все давно привыкли, что решетка такая тяжелая и так сильно приржавела, что ее поднять невозможно. Но ржавчину тихо растворили алхимическим снадобьем, а подъемный механизм заботливо смазали. Самое поразительное, что рабочие для починки были наняты неизвестным еще до того как дракон был захвачен. Поэтому они ни у кого не вызвали подозрений. Так что союзник дракона пришел в город заранее. Еще летом.

— А провокацию с мнимым бунтом в форте Южных Ворот кто устроил?

— Кое-кто из мерзавцев, желающих выслужится перед герцогом, мы их знаем, к дракону, скорее всего эти типы не имеют отношения.

— Разумеется, что дракон играет в своих интересах. Но что ему надо было наверху?

— Я встретил его когда он вошел в ритуальный зал ордена грифонариев, и не препятствовал его планам, — признался магистр Тарг. — Догадываюсь зачем ящер туда пришел. И не один, с грифоншей. Он хочет навсегда обезопасить себя от грифонов. Но вот на чьей стороне он будет после этого и вообще будет ли вмешиваться?

— Что мы вообще знаем о драконах? — шевельнул крыльями грифон. — Не об этом, а вообще?

— Драконов всегда было немного. Мы не знаем откуда они время от времени появляются. Есть версия, что прилетают откуда-то издалека. Но есть одно очень древнее, ветхое почти до сказочности пророчество, которое предостерегает, что последнего дракона нельзя убивать.

— Почему? — поинтересовался Иеракс.

— Если умрет последний дракон, то какая-то кара постигнет мир и наступит конец всему что мы видим и знаем. Это предостережение оставили древние.

— Еще одно полузабытое предание…

— Вы тоже научились с осторожностью относится к древним предостережениям, некоторые почему-то действуют. Соблюдаете же вы обычай служения грифонов людям.

— Мы защищаем герцогство и ради собственной безопасности. Но есть основания думать, что предостережение о драконах того же рода, что и завет служения грифонов?

— Не знаем, возможно древнее. Поэтому издавна знающие старались захватить дракона живьем, а не убить.

— А если какие-нибудь дураки смогут убить последнего дракона?

— Дураки не смогут. Дурак может победить взрослого дракона только в крестьянской сказке, а мы не наивные селяне.

— Но если древнее предостережение не вымысел, то какая сила способна покарать весь мир, если исчезнет последний дракон? То есть, если рассуждать, какая-то сила придет в действие если драконов не останется? Существует или существовала такая сила? Эта сила рассчитана мстить или может быть дракон своим существованием ее сдерживает?

— Мне нравится в ученике умение логически рассуждать, — одобрил магистр. — Но на этот раз твоим предположениям не на что опереться. У нас нет ничего кроме нескольких слов предостережения. И есть вероятность, что предостережение придумал кто-то из драконов или, что более вероятно, кто-то из союзных дракону магов.

— А может быть в древности какой-то могучий маг, бывший в союзе с драконом на самом деле создал проклятие, которое рассчитано сработать если драконы исчезнут? Вы же мне сами рассказывали, что чародеи порой весьма сильно рассчитывают на проклятие месть, которое способно реализоваться даже через много лет после смерти чернокнижника.

— Но чаще всего чернокнижники создают такое проклятие для возможного мщения за собственную гибель, — заметил магистр Тарг. — Ни за гибель другого, и не за гибель всех представителей другого народа. Правда мы не можем знать всех возможностей древних.

— А если магом был дракон?

— Никогда не слышал, что у драконов была магия. Они и так сильны, и не умирают от старости. Сомневаюсь, что они стали бы старательно развивать в себе малопонятные способности.

— А вы знали, что дракон может так необычно рычать? — поинтересовался Иеракс.

— Способность драконов наводить ужас рычанием упоминалась в старых рукописях, но потом ее стали считать преувеличением напуганных очевидцев. В любом случае я не стал бы предупреждать никого из людей герцога даже если был бы уверен в правдивости полузабытых слухов. — Тарг слегка усмехнулся. — Мне в таком случае интереснее не мешать чужим планам, если они не грозят мне.

Магистр поднялся и коснулся драконьего черепа.

— Еще непонятно почему в пророчестве предупреждается о гибели нашего мира в случае гибели всех драконов. Потому что у некоторых магов были серьезные основания считать, что драконы чужие в нашем мире. Они слишком необычные для этого мира. У мистиков не было никаких доказательств, но они всегда интуитивно понимали что наш мир не мог породить такое существо как дракон. Иеракс, ты ведь знаешь, про предположения, что существуют другие миры?

— Да, я читал об этом. Но даже в самых старых архивах ордена об этом какие-то смутные намеки.

— Но были отдельные маги с мистическими способностями, которые много лет посвятили попыткам мысленно коснуться реальности иных миров, если уж нет никаких возможностей проникнуть в другие миры материально. Мне приходилось читать рукописи таких духовидцев. Там смутные видения, похожие на сон переплетены со странными знаниями о неизвестных нам царствах, явно вымышленные истории, которые могли быть вымышленными и в других мирах, с событиями из этих миров.

— Какие вымышленные истории?

— Есть предположение, что духовидцам легче воспринимать не реальные события, которые происходили в другом мире, а вымышленные истории из легенд и книг чуждых нам миров.

— Почему?

— Вероятно такова особенность разума, что в трансе ему проще воспринимать легенды чем реальные события. Поэтому мифы и сказания проще перетекают из мира в мир чем достоверные знания. Но среди магов были и те, кто обладая особой дисциплиной сознания все же смог воспринять что-то более похожее на сведения о настоящей реальности. А возможно наш мир Фирнберга становится в каком-то из далеких миров источником фантазий и выдуманных историй. Наш мир совершенно реален, но может быть связан через мечтания и сказания с другим миром.

Но только странные люди могут воспринимать странные знания. И не всякому дано понять особенность иного мира, скорее всего особенное вообще не воспринимается, воспринимается только то что обладает подобием. Простые сказки, истории. Так что тайная суть чужого мира вообще никогда не будет увидена и понята чужим. Она, эта особенная суть остается только здесь и в другом мире не существует. А в чужом для нас мире могут быть особенности которые не существуют и не могут существовать у нас.

Мир очень сложен. Это человеческий разум привык все упрощать. И чем проще человек тем более простой для него мир.

— Не все знания являются силой. Некоторые сказали бы, что исторические события других миров не могут иметь для нас пользы. — Скептически заметил Иеракс.

— Но ты же понимаешь что это не так. Кто-то из отшельников получал смутные предостережения и делился ими с орденом.

— Это про… не растративших свою силу оборотней?

— И про них. Эту историю я тебе уже рассказывал. Про то, что возможно существует как минимум один мир, где заражение через укусы оборотней охватило всю страну, а потом возможно и все страны. Но возможно, что это всего лишь фантазия, привидевшаяся кому-то из провидцев, в смутных грезах о других мирах. Не реальные события, а легенда того мира.

К рассказам о об оборотнях, которые могут превращать укусами, Иеракс относился без особого доверия. Потому что приходилось даже встречать некторых из еще оставшихся полуволков. А еще ему рассказывали некторые рыцари ордена, которые жили в малонаселенных лесах. Все не так страшно.

На севере герцогства, затерянная среди невысоких холмов и лесов, есть небольшая долина. Это очень спокойные места в которых мало слышали о существовании окружающего мира. Наверное, даже соседние деревни кажутся обитателям этой глухомани дальними краями в которых не каждый бывал.

Жизнь там течет неторопливо как медленное вращение колеса их старой водяной мельницы. Лениво струится неглубокая речушка, вдоль которой тянется ряд бревенчатых домиков.

Правил там, и наверное до сих пор правит, знакомый барон, у которого только эта одна деревня. Барон живет в неказистой башне, которая тоже наполовину деревянная. У барона есть не очень ржавый меч и даже кольчуга. По ночам, когда приходит его очередь, он сторожит мельницу, ночуя на чердаке. У них там над водяной мельницей высокий чердак и даже что-то вроде вышки.

За это селяне платят барону подати продуктами. А еще барон считается защитником деревни от лесных чудовищ. Частокола вокруг деревни почти нет. То есть дело было заброшено после того как вкопали несколько бревен и жители на этом успокоились, решив что хватит забора. Правда единственное известное селянам лесное чудовище через этот забор перелезает.

Про этого монстра можно рассказать отдельно.

Каждую весну жители деревни приносят ему в жертву молодую девушку. Привязывают к столбу на окраине деревни и оставляют полузверю. А как же барон, которого считают защитником от лесных тварей? Да, он конечно защитник, но только не от этого чудища. Традиция такая, что именно от этого монстра он деревню не защищает.

Полузверю на съедение весной выбирают самую красивую девушку. Но, поскольку жителей в деревне не так много, то девушка уже не первый год одна и та же.

Весной он ее традиционно утаскивает, а осенью когда в берлоге становится слишком сыро, холодно и надоедают блохи, девушка возвращается в деревню. Хотя все конечно понимают, что девушкой она считается только по возрасту. Понятно же для чего она нужна полузверю.

На зиму она нанимается служанкой к барону. Когда выпадает первый снег то берлога надоедает самому чудищу и он тоже просится перезимовать в замке-башне барона. Живет там в тише воды и ниже травы, стараясь лишний раз не показываться селянам. Хотя они все равно знают где он проводит зиму. Полузверь, в благодарность за ночлег, ходит на охоту и приносит мясо барону.

К подобному положению вещей все там привыкли, жизнь спокойная. Девица приспособилась каждое лето проводить в лесу с чудищем. Работать в огороде лень, но есть оправдание, что она не лентяйка, а можно сказать, жертвует собой ради деревни. Ее, правда слегка презирают подруги, но она считает что удобно устроилась и сама на них свысока поглядывает.

А еще ей нравится, что каждую весну всем приходится признавать ее самой красивой, хотя она на самом деле симпатичная. Другие девицы, в другие времена года, пытаются это оспорить, но по весне никто из них не хочет в берлогу, поэтому приходится соглашаться, что именно она самая достойная красавица для принесения в жертву.

Барон взял с чудища слово, что он поможет в случае чего защищать деревню от врагов. Но пока не случалось чтобы какие-нибудь враги заблудились в их лесу.

Вот такая там жизнь.

И никаких реальных подтверждений, что кто-то на самом деле превратился в полузверя из-за укуса оборотня, Иеракс не знал. И давно считал это не более чем страшилками для тех, кто слишком много зря бродит по дебрям.

Крылатый остался ночевать в давно знакомой комнате, располагавшейся в одной из башен рядом с покоями магистра. Высокий оконный проем проделан в такой толстой стене, что уже взрослый грифон мог расположиться на подоконнике хоть вдоль, хоть поперек. Сквозь стекла в раме ничего не видно, но слабый вечерний свет сквозь них просачивался, немного тянуло холодком.

Стены увешаны старыми картами, другие карты сложены в шкафах, рядом с книгами и большими грифоньими альбомами. С детства Иеракс любил рассматривать старые рисунки. Многие грифоны прекрасно рисуют и в замках ордена хранится немало их творчества.

Карты разглядывать грифон тоже любил, а теперь, после долгих путешествий, ему было интересно находить на старинной льняной бумаге знакомые места, где сам побывал. Были карты целых стран, а иногда просто каких-нибудь небольших ущелий, над которыми надо еще подумать, чтобы понять где они находятся. Но попадались совсем странные карты, на которых изображены местности и города, о которых Иеракс никогда даже не слышал.

У него были даже сомнения что эти необычные карты относятся к реальному миру, а не являются результатом чьих-то фантазий, хотя обычно карты в Фирнберге отличались похвальной точностью.

Грифон прочитал немало странноватых историй о драконах и алхимках, о которых невозможно точно сказать, где они происходили и происходили ли вообще. В каких странах и поселениях?

Например, несколько историй об алхимике Теонимусе, которые еще отчасти можно как-то отнести к знакомому миру. Иеракс обратил внимание, что в одном из этих рассказов тоже упоминалось о неслышимых звуках, которые чувствуют драконы. Меньше верилось в историю о принцессе-наследнице с драконьим детенышем, служившем ей драконе, ведьме и принце-оборотне, бывшем жертвой жестокого вивисектора.

Возможно эта книга всего лишь фантазия кого-то из грифонариев или отшельников, увлекающегося написанием историй.

Орден грифонариев велик и немало носящих рыцарский титул, на самом деле не воины, а люди посвятившие жизнь написанию книг и познанию тайн. Причем Иеракс знал, что некоторые из книг переписчикам диктовали грифоны.

Правда грифоны, в отличие от человеческих отшельников, меньше увлекались мистикой, для них и реальный мир был достаточно прекрасен.