Окраина Фаон-Полиса, тихий уютный район в предгорье, в пятидесяти километрах к востоку от озера. Перед нами стоял двухэтажный коттедж с остроконечной крышей и башенкой, прикрытой граненым куполом. Наблюдает ли он за нашим приближением?

Не чищенная дорожка вела к высокому крыльцу. Шеф поставил ногу на первую ступеньку и остановился.

– Не спешим ли мы? - спросил он.

– Вам виднее. Телохранителю не полагается давать советы боссу.

– Звони.

Я обогнал Шефа и, загородив его спиной, нажал на кнопку у двери. Внутри дома загудел колокол - один раз. За полупрозрачным стеклом мелькнул силуэт. Дверь скрипнула. Дыхнув на меня перегаром, Брубер сказал:

– Я знал, что вы придете.

Последняя попытка доказать охотнику, что жертва умнее его.

Он посмотрел на Шефа, затем отступил вглубь темной прихожей. Спертый воздух, пропитанный алкогольными парами, заполнял дом.

Сгорбленная спина удалялась по коридору, мы пошли следом.

Темная комната, задернутые шторы едва-едва пропускали свет. Он сел в кресло возле стола, заставленного бутылками, стаканами, пачками какого-то сухого корма - вряд ли это стоило называть пищей.

Я нажал выключатель.

– Не нужно, - он недовольно прищурился, прикрыл глаза рукой. - Здесь достаточно света, вы скоро привыкните.

Он не хотел, чтобы я увидел, как он опустился: многодневная щетина проросла пятнами, параллельные морщины на лбу закрыла неопрятная, жирная челка. Не глаза, а вороньи гнезда…

– Вы тоже привыкните, - ответил я, оставив свет включенным.

Шеф сел в кресло напротив Брубера. Я пододвинул себе табуретку, потому что с табуретки прыжок дальше, нежели из кресла.

– Вы хотя бы выпьете?

Он искал чистый стакан.

– Не сейчас.

– Потом нам не дадут… А вы? - он обратился к Шефу. - Простите, не имею чести…

– Поставьте стакан, - сказал Шеф жестко.

– Кто вы?

– Вы меня видите в первый и последний раз. Здесь я представляю интересы Чарльза Корно и Бенедикта Эппеля.

– Ангел мщения? - осклабился Брубер. - Мне отмщение аз воздам…

– Воздам, - кивнул Шеф. - Когда узнаю ответ на последний в этом деле вопрос: кто был автором "Моролингов"?

– Нет! - вскричал он так, будто услышал что-то невыразимо страшное. - Я… я их написал, только я! Не знаю, как они это подстроили, это походило на безумие… Не могут два человека написать настолько похожий текст, это непостижимо!

– Настолько непостижимо, что вы подумали, будто Темпоронный Мозг предсказывает будущее. Признаться, я долго не мог понять, почему вы сказали Федру, что Т-Мозг предсказывает будущее. Ни Корно, ни Рунд, ни Цанс никогда не употребляли в отношении Т-Мозга выражение "предсказывать будущее". Кадр из фильма "Жизнь и смерть Роберта Грина" навел меня на разгадку. Корно прислал вам кадр, приходящийся в точности на середину слова "вор", которое Роберт Грин бросает в лицо Шекспиру. "Вор" - назвал вас Корно. Вас, человека с репутацией, назвали вором! В контексте истории отношений Грина и Шекспира "вор" эквивалентно "плагиатор". Но вы не плагиатор, поэтому и решили, что таинственный прибор предсказал появление "Морилингов". Не думаю, что Корно собирался вас шантажировать, скорее, просто издевался. Шантаж вы бы перенесли, но издевательство - нет. Обозвав вас вором, он предъявил доказательство, то есть текст, поразительно похожий на ВАШИХ "Моролингов", но написанный задолго до выхода "Моролингов". Думаю, этот текст - назовем его "Моролинги-Ноль" - у вас есть. Получив его от Корно, вы, наверное, решили, что попали в какую-то виртуальную реальность. Вы поняли, что Корно вас подставил, но как он сумел это сделать? Сейчас я вам расскажу. В феврале либо в марте этого года вам в руки попал некий текст - его мы назовем "Моролинги-Один". Его прислали на отзыв или на рецензию или для еще чего нибудь в этом роде. Текст был слабенький, если бы его и опубликовали, то читателей нашлось бы не много. И вы переделали - еще раз повторяю - не переписали, а именно переделали "Моролингов-Один" в роман "Моролинги". Вы замечательно умеете переделывать чужие тексты. Вероятно, сказывается практика. Будучи сценаристом, вы до неузнаваемости перерабатывали чужие идеи, доводя их, порою, до совершенства. Помните список "тридцати двух" - шестнадцать плюс шестнадцать? На каждый ваш опус приходится один чужой - в некотором роде источник вдохновения. Отдаю вам должное, большинство ваших переделок значительно превосходят оригиналы. Бенедикт изучил вашу манеру переделывать тексты. В качестве аттрактора, к которому требовалось подтолкнуть ваше перо, он выбрал роман "Моролинги-Ноль", кем-то когда-то написанный. Чарльз Корно подготовил необходимую вычислительную программу. Темпоронный Мозг программу выполнил. На основе результатов вычислений Бенедикт подготовил роман "Моролинги-Один" - его текст мы нашли в его видеопланшете. После вашей обработки он стал романом "Моролинги". Выражаясь научным языком, "Моролинги-Один" были тем минимальным - или не слишком минимальным - возмущением, которое направила вас к аттрактору "Моролинги-Ноль". Не спорю, с вами поступили жестоко. Переделывая один текст, вы полагали, что удаляетесь от обвинения в плагиате, а в действительности вы двигались прямиком в расставленную ловушку. Ваше сознание, ваши творческие способности были пойманы в сеть детерминизма. Поистине с изуверской жестокостью Корно дождался, когда ваши "Моролинги" выйдут из печати, приобретут популярность и даже будут подготовлены к экранизации. И только тогда он нанес удар. Сценарий к "Жизни и смерти Роберта Грина" писали вы, и поэтому вам не составило труда сообразить, что означает присланный кадр. Но мне интересно, как Корно доказал вам, что, поразительно похожие на ваш роман, "Моролинги-Ноль" были написаны давно, что они являются первичным текстом. И кто, наконец, был их автором?

Брубер молча смотрел на свет остекленевшим взглядом. Для кого Шеф все это рассказывал - для него или для себя?

– Я бы мог устроить здесь обыск, - предупредил Шеф.

Брубер встал и пошатываясь подошел к полке над телевизионным экраном. Из наваленных как попало кассет с кристаллозаписями выбрал одну - без маркировки. Вставил в компьютер. На телевизионном экране появился стадион "Фаон-Арена". Шел футбольный матч между "Вапролоками Фаона" и "Гоморкусами". Кубок Сектора. Любительская съемка.

Кажется, Брубер издевался. Но Шеф молчал.

Мелькнуло табло - и я вспомнил этот матч. Год назад наши вели в первом тайме два - ноль, он потом продули два - четыре.

Листы бумаги загородили игроков. Две худые руки с рыжими волосками перебирали листы прямо перед камерой. Если увеличить изображение, то можно разобрать буквы. Не монтаж. Камера немного отъехала, чтобы схватывать и игроков и текст на листах. Зритель, сидевший рядом ниже, спросил, не мешает ли Бенедикту его свист и предложил поп-корна.

– Хорошая фокусировка, - сказал Шеф. - Достаточно.

Брубер выключил изображение.

– Кто автор?

– Лиувилль.

– Дьявольщина! Конечно же… архив покойного академика! Бенедикт рылся в его архиве и нашел неопубликованный роман.

Я заметил:

– А руки-то - Бенедикта.

– И господин Брубер об этом догадался… М-да, факт плагиата налицо. А воровать у мертвого автора - это уже попахивает мародерством. Для вас, Брубер, наступил конец, о чем вам весьма ясно намекнул Корно. Правда, Корно не принял во внимание, что Роберт Грин умер раньше Шекспира. Корно подшутил над вами, но последним смеялись вы…

– Прекратите! - выкрикнул Брубер. - Что вы обо мне знаете? Я задумал роман о моролингах полтора год назад. Работа шла трудно, потому что одновременно я завершал два сценария. Десять месяцев я копил материалы о моролингах. Прочитал десятки статей, а потом… потом пришел тот текст… Так или иначе, но в нем автор использовал в точности те материалы, которые собирался использовать я. Тогда я решил, что это совпадение - ведь к научным статьям имеют доступ все… Договор с издательством требовал закончить роман к маю. Уже во всю шла реклама, и я оказался в безвыходном положении. Всё, к чему я стремился - это выполнить договор. Я не предполагал, что роман станет так популярен. В июне Корно прислал мне "черную метку". Я всего лишь хотел с ним встретиться. Надо же, я опустился до того, что переоделся посыльным! Ублюдок… забаррикадировался от меня вместе со своей подстилкой… Он сказал, что устроит скандал, втопчет меня в грязь. Он собирался прославится как великий кибернетик, Бенедикт - как великий психолог, а я навсегда останусь великим дерьмовым плагиатором. Они хотели войти в историю на моих костях. Тщеславие, дерьмовое тщеславие… паче денег, паче жизни… дерьмо…

Он взял со стола пустую бутылку и со всего размаха запустил ее в стену. Я бы его остановил, но Шеф не позволил. Осколки со звоном разлетелись и скрылись среди заполнявшего комнату хлама. Открыв новую бутылку, Брубер наполнил три стакана.

– Пейте, чего так сидеть… За упокой души раба Божьего… - не договорив, он опорожнил стакан двумя большими глотками.

– Вы переоделись посыльным, чтобы вам открыли дверь. Посыльный Джим примерно вашего возраста и комплекции, достать форму посыльного не такая большая проблема. Что было дальше?

– Он смеялся! Этот ублюдок смеялся! Хотел вышвырнуть меня прочь, как последнюю собаку. Я не выдержал, все произошло против моей воли. И вот что скажу я вам: по его воли все это произошло - по воле самого Корно! Если Темпоронный Мозг сумел предсказать мой роман, то и смерть Корно он должен был предсказать! В тот самый день, когда Корно решил помочь Бенедикту в его ублюдочной затее, он подписал себе смертный приговор. Он запустил часы в часовой бомбе. А я… я всего лишь… Я - средство, избранное Мозгом - только средство. Власть была у Корно и Бенедикта, она была у тех, кто построил Темпоронный Мозг. Такая власть никогда нацело не делится, кто-нибудь обязательно попадет в остаток. Они хотели загнать в остаток меня… сволочи…

Слезы мешали ему говорить. По просьбе Шефа, я принес Бруберу воды. Он пил давясь и захлебываясь. Потом обмяк, растекся по креслу, совершенно безвольно проговорил:

– Всё, хватит, покончим с этим.

– Бенедикт вас шантажировал? - спросил Шеф.

Брубер неопределенно мотнул головой. Шеф настаивал:

– Да или нет? Если да, то это смягчит вашу вину.

– Этот маленький иезуит не говорил прямо, но я понял, что ему все известно. О гипотетическом приборе он говорил так, будто точно знал, что меня это должно заинтересовать. Он был уверен, что я поверю в этот прибор и что я никому о нем не расскажу. И тогда я вспомнил руки, державшие бумажные листы на стадионе.

– Он требовал устроить ему встречу с моролингами?

– Нет, он просил, но просил так, что отказать было нельзя.

– Вы, вероятно, несколько раз встречались, иначе как вы узнали о пузырьке с алфеноном.

– Да, он дважды сглупил, доставая при мне пузырек с лекарством. Кажется, он принимал лекарство за несколько часов до сна. Цианид я припас для себя, но по справедливости яд сначала должен был достаться ему.

– В чем вы видите справедливость?

– Не Темпоронный Мозг, а мы отвечаем за свои поступки. Если Эппель полагал, что ему позволено сломать мне жизнь, позволено властвовать над чужим разумом, то тем самым он поставил себя по ту сторону добра и зла. Наказание пропорционально не вине, а ответственности. Бесконечная власть подразумевает бесконечное наказание, разве не так?

Шеф согласно кивнул и поднялся, давая мне понять, что разговор закончен. Брубер не шелохнулся.

– Мне подождать Виттенгера? - спросил я.

– Нет, - бросил он, - пойдем…

– Сколько у меня времени? - услышали мы его голос, ставший внезапно твердым и решительным.

– Десять минут, - ответил Шеф.

Мы вышли на улицу. Шеф позвонил Виттенгеру и назвал адрес.

– А бар мы так и нашли… - сказал я.

– Нашли. Шишка вспомнила, что когда она встретила Бенедикта в тот вечер, он высморкался в салфетку с эмблемой студенческого кафе. Оно недавно открылось. Брубера там запомнили, потому что он спас официантку от Бенедикта, который был чем-то там недоволен…

– Могли бы и сказать.

– Ты и без того устал. Заводи.

Я направил флаер к Редакции. Флаер Шефа, пустой, полетел на автопилоте.