Выдвижение к взлетно-посадочному столу я начал в половине шестого, мелкими перебежками, проверяя, нет ли хвоста. Гретта, Брайт и Изида сидели по каютам, изредка выходили, чтобы навестить друг друга. Гроссман курсировал между тем лестничным пролетом, где якобы повредила ногу Гретта, и темными воротами, ведущими на минус первый этаж, дальше которых я запретил ему уходить. Путь, который он охранял, был естественным для того, кто решит за мной проследить, но в душе я понимал, что при необходимости Гретта обхитрит моего напарника в два счета. Была мысль установить видеокамеры, но от нее пришлось отказаться, потому что сигнал от камер не пробивал местные стены, а чтобы вывести его на местную коммутационную сеть, нужен был второй комлог, помещенный в непосредственной близости от камер. Второго комлога у меня не было.

Когда вагонетка причалила к платформе, Фиш еще не появился. В пять минут седьмого я занял позицию у пассажирского лифта, больше похожего на шахтовую клеть. Фиш, однако, задумал вычислить своего шантажиста раньше, чем шантажист его заметит, поэтому спустился к месту встречи по запасной лестнице. Вынырнув из темноты в десять минут седьмого, он стал топтаться у вагонеток, мешая пассажирам держать строй во время посадки на этот ненадежный транспорт.

— Хватит мешать людям, — сказал я ему, — пойдемте, поговорим где-нибудь…

Фиш почесал левую кисть, но руки мне не подал.

— Вы Ильинский? — уточнил он.

— Можно просто Федор.

— Хорошо, Федор, — ответил он сдержанно и не поясняя, что он нашел в этом хорошего. — Куда мы пойдем?

— Туда, где роботы. Но сначала покажете мне по карте, где вы их спрятали.

Фиш размышлял. Мы сошли с платформы и углубились в какой-то тоннель, в конце которого вывернули лампочку. Вел, собственно, Фиш, я шел рядом либо позади — в зависимости от ширины проходов.

— О каких роботах вы говорите? — спросил он, замедляя шаг.

— Купленных у «Роботроникса» в мае прошлого года. Вы купили сорок штук, меня интересуют несколько из них. Возможно, только один, возможно, ни одного. Я их заберу, и мы расстанемся с миром.

Он остановился.

— Скажите, какие именно вам нужны, и я доставлю их в любое указанное вами место.

— Если бы все было так просто, я бы не стал сюда тащиться. Роботы находятся в окрестностях Ло-Семь, и я должен их увидеть. Затем я выберу тех, что мне подходят. Это не займет много времени. Куда вы полезли? За картой?

Фиш сунул руку за пазуху и вытащил малютку «бум-бум». В руководстве к этому бластеру забыли дописать «для выжигания по дереву».

— Как вы узнали, что роботы на Ло-Семь? — грозно осведомился он.

Посмейтесь вместе со мной: этот тип вообразил себе, что если он наведет на меня бластер, то я тут же брошусь перед ним на колени. Было два выхода: либо отнять у него игрушку, либо пожаловаться Гроссману. Я не сторонник насилия, поэтому для начала напомнил ему:

— Я предупреждал вас, что я не один.

— Все так говорят.

— Хотите поговорить с моим партнером?

— Если вы не против.

Он взял в левую руку комлог, и я продиктовал ему координаты Гроссмана.

— Кто это?.. Нет, дело-то как раз мое… Это Фиш… Да, рядом…

— Привет, — сказал я громко, — сейчас меня держат на мушке, но скоро все уладится.

Гроссман что-то отвечал и, видимо, отвечал убедительно. Фиш выключил связь и убрал бластер во внутренний карман куртки.

— Где-то я же слышал этот голос, — проговорил он.

— Вы не умеете обращаться с оружием, — я протянул руку, — дайте мне бластер. В знак благодарности я расскажу вам, как мы вычислили роботов.

«Бум-бум» перекочевал в мой карман, а Фиш приготовился слушать. Ничего не утаивая, я пересказал ему все наши дедуктивные выкладки.

— Неплохо, — сказал он и двинулся обратной дорогой.

— Видимо, — предположил я, — до сего момента мы шли туда, где легче всего спрятать труп.

Фиш тяжело вздохнул.

— Всегда знал, что не способен на… на это…

— Сожалеете?

— Да нет, пожалуй. В мире наблюдается разделение труда: одни умеют убивать, другие шантажировать, третьи зарабатывают деньги для первых и вторых. Каждому свое, но, как там сказано у классика, «ворюга мне милей, чем кровопийца»… А ведь я даже не ворюга, — плаксивым голосом дополнил он классика. Мысленно уже расставшись с роботами, Фиш жаждал хотя бы сочувствия. Я заметил:

— Вы получаете информацию от чиновников. Готов спорить, что не за бесплатно.

— Помилуйте, какая информация! Чиновники живут одним днем, сегодня они не знают, какое решение примут завтра. А я, как вы видите, спрогнозировал события чуть ли не за год. Моя интуиция никогда меня не подводила, не подведет и на этот раз. Не буду прикидываться святым, я действительно использую свои связи в правительстве, но это только вспомогательное средство, главное же — это интуиция и воля — воля не побояться вложить деньги в рискованное дело. И это, замечу я вам, созидательная воля, а не, как там, виллецурмахт и прочее дерьмо…

— С учетом стоимости хранения, вы вложили немало. Придется продавать роботов втридорога. Думаете, станут покупать?

— Сразу видно, что вы не бизнесмен. (Сколько раз я уже это слышал?) Вы говорите о сиюминутной прибыли, я же смотрю в перспективу. Первых роботов мы будем продавать ниже себестоимости, но зато завоюем рынок. Продадим двадцать тысяч, а заказов возьмем на двести, и это, по моим расчетам, только за первые три недели после отмены того нелепого закона. Конкуренты только-только успеют раскачаться, а у нас уже все готово — и магазины, и персонал, и сервис. Как вы думаете, сколько мы заработаем за первые полгода продаж?

— Нисколько, если вы не объясните, куда мы направляемся. — Я заметил (но не вдруг), что мы вернулись к тому, с чего начали — к металлическому помосту, испорченному мелкой насечкой.

— Это возле химического комбината.

— Покажите по карте.

Фиш медлил. Внимательно посмотрел мне в глаза.

— Вы заберете роботов и больше не станете выдвигать никаких требований.

— Даю слово.

— Странно, но я вам верю.

Он вывел карту на экран комлога. База Ло-7 располагалась к северу-востоку от космодрома. К юго-востоку, в толще Уранового хребта, находились шахты и химический комбинат. На снимках, сделанных со спутника, был виден его внешний панцирь — стометровая бетонная плита, лежавшая на склоне горы между двух скальных выступов, защищавших комбинат с флангов.

Фиш указал на южный, дальний от космодрома, выступ.

— У его основания есть вход в ангары разведывательной техники. Нам туда.

— Как будем добираться?

— До комбината доедем на подземке, там наденем скафандры и выйдем наружу, обойдем скалу и попадем в ангары.

— А без выхода на поверхность нельзя обойтись?

— Теоретически, можно. Все внутренние помещения соединены тоннелями, но тот, что ведет к нашему хранилищу, сейчас заблокирован.

— Почему?

— Потому что я не хочу, чтобы кто-нибудь случайно набрел на моих роботов.

— Под каким предлогом вы заняли этот ангар?

— Настройка и текущее обслуживание ботов. Вас интересуют детали?

— Не слишком. Сколько времени займет дорога?

— Полчаса… минут сорок максимум.

— Хорошо, отправляемся сейчас же. Вот только вызову подкрепление…

Лицо коммерсанта перекосилось от страха.

— Я имел в виду своего партнера, — пояснил я и вызвал Гроссмана. Тот примчался через десять минут. На его примере я, наконец, понял, что означает выражение «бежать впереди паровоза», — если под паровозом подразумевать самоходную тележку подземного монорельса. Еще перед стартом, который был очень и очень низким, он успел доложить мне, что конкуренты демонстрируют подозрительную беспечность: сидя в столовой, дамы позволяют шахтерам угощать себя запрещенным на базе алкоголем, а актер завоевывает местную публику пересказом свежих анекдотов.

— Как Гретта смотрится на костылях? — спросил я.

— На костылях я ее не видел, но на руках у одного верзилы она смотрится прекрасно.

— Пусть там и остается. Надеюсь, он крепко ее держит.

От волнения Гроссман не мог удержать в руках заветный чемоданчик, с его лба градом катился пот, подбородок подергивался, как будто кибернетик все еще бежал по шпалам. Разумеется, Фиш узнал в нем посетителя, приходившего к нему в офис на Эрме.

— Я обязан был предчувствовать, что вы еще объявитесь, — сказал он.

Мы погрузились в вагонетку, следовавшую к шахтам и химкобинату.

Слушать, как вагонетка скрежещет металлом по стеклу, было невыносимо.

— Миллиард, — сказал я, ибо единственный способ пережить этот скрежет заключается в том, чтобы поговорить о чем-нибудь насущном.

— У меня столько нет, — съежился Фиш и скосил взгляд на тянувшийся вдоль пути высоковольтный провод.

— Вы спросили, сколько у вас будет. Я ответил: миллиард.

Фиш передумал бросаться (или бросать меня) на провод.

— Ну, — заметно польщенный ответил он, — не так много, либо не так сразу. Одну или две десятых от той суммы, которую вы назвали, мы, конечно, заработаем. А вы, как вижу, мыслите только миллиардами. Это еще один признак человека, далекого от бизнеса. Миллиарды складываются из миллионов, и думать нужно о них, в противном случае не заработаешь и сотни.

— И вы все время о них думаете…

— Ага, — кивнул он, — понимаю ваш тон… брезгливость… презренный металл и все такое… золото делит людей на богатых и бедных, порождает неравенство, несправедливость, и, как следствие, оно порождает зло. Те, кто так рассуждают, ставят все с ног на голову. Несправедливость не в том, что люди делятся на богатых и бедных, а в том, что люди рождаются разными. А деньги, напротив, способны уменьшить различия, доставшиеся людям от рождения. И в этом заключена их великая моральная ценность и, даже можно сказать, нравственное предназначение. Человек, родившийся некрасивым, но заработавший миллион — другой, завоюет расположение женщин. К мнению филантропа прислушаются академики, которые появились на свет вундеркиндами, но которые теперь пользуются его деньгами, чтобы проводить какие-то исследования. И, наконец, что, как не деньги, уничтожили тот способ правления, кода власть передается по наследству? Деньги — единственная вещь, которую можно получить одним только трудом, стремиться к ним — это выход, моральная отдушина для тех, кто не родился гением, либо наследным принцем. Попробуйте доказать, что я не прав…

Его нужно было поддержать, и я с ним согласился. Гроссман ловил каждое наше слово и мрачнел на глазах.

Ярко освещенный свод поглотил ненавистный звук. Скрежет сменился вялым похрапыванием, вагонетка замедлила ход.

— Приехали, — сказал Фиш снова дискантом, ибо успел, завершив речь, неслышно прокашляться. — С бластером вас не пропустят.

— Как же мы поступим?

— Отдайте его мне, а я сдам его охране.

Я вернул оружие. На крупную дичь с «бум-бумом» не ходят. Чтобы убить из него, к примеру, робота, нужно сначала заставить робота его съесть, но как это сделать, черт его знает.

Охранник встретил Фиша вежливой улыбкой. Просьба выдать нам пропуск вызвала у стража недовольное удивление, подобное тому, что возникает на лице Ларсона, когда просишь у него двадцатку до получки. Фиш объяснил, что мы не пойдем дальше безобидной зоны «С» (у него самого пропуск был вплоть до «А»). Я внес свою лепту, растолковав тупице, что снимок на моей идентификационной карточке надо сличать с моей же физиономией, а не с физиономией Гроссмана, и с его карточкой… да, поступать аналогично.

— Откуда этот умник? — спросил охранник у Фиша.

— С Фаона.

— Оно и видно. — И отработанным движением охранник поставил дубинку обратно на предохранитель.

У нас отсканировали сетчатку глаз и физиономию в целом, выдали по гостевому жетону с прищепкой и дозиметру. Откалиброванный под тот бардак, что творился на поверхности Ло, дозиметр показывал полный штиль, что в худшем случае означало фон в пятьдесят микрорентген в час. Я не стал перенастраивать шкалу ради такой мелочи.

Миновав проходную, мы вышли в коридор, который выглядел повеселее и поопрятнее, чем коридоры базы.

— Вы дождетесь, — прошептал Гроссман, — что вас не пустят на собственные похороны.

— Буду наблюдать со стороны.

— На вашем месте я бы купил абонемент.

— Разве что в ложу…

Между тем, вспомнилась контрамарка, обещанная анонимом, и его же рекомендация иметь при себе бластер.

По коридору мы дошли до хорошо освещенного тупика и там остановились. Фиш нащупал на стене кнопку; пол под ногами дрогнул и поехал вверх.

Покинули тупик мы этажом выше. Навстречу попадались люди в скафандрах малой защиты, шлемы были отброшены за затылок. В помещении, одна стена которого представляла собой большой шкаф с множеством дверок, Фиш предложил выбрать себе скафандры. Сначала я взял тот же размер, что и Гроссман. Скафандр подходил мне по росту, но жал в плечах, поскольку я не снял куртку, — ее карманы очень удобны для размещения предметов, полезных в детективном деле. Я надел скафандр размером больше. При ношении он требовал определенной внимательности, так как его складки все время норовили задеть за какие-нибудь выступающие предметы. Хуже не бывает ситуации, когда шлюзовой люк зажимает оттопыривающийся кусок скафандра.

После облачения мы прошли два шлюза и медленно открывавшийся люк, похожий на дверь главного сейфа в «Первом Фаонском». Выход в открытый космос либо на поверхность планеты вроде Ло напоминает посещение дантиста: не следует думать о том, что тебя ждет — рано или поздно это дело закончится. Стараясь не спотыкаться и высоко не прыгать, я потопал за Фишем. Гроссман, примерно с теми же мыслями, шел последним.

Труднее всего дался тот участок, куда не добивали ни прожектора, ни эрмское солнце. Фиш, хоть и держался хозяином, но тоже часто останавливался, чтобы с помощью фонаря решить с какой стороны обойти выступ, валун, трещину или корпус старой ракеты. Скальный выступ, возвышавшийся по левую руку, давал неплохой ориентир, поэтому я не боялся, что Фиш заблудится. Но кости мы порастрясли порядком. Через шестнадцать минут после выхода мы ввалились в очередной шлюз.

Было неизвестно, сколько времени займет опознание робота, поэтому мы решили оставить скафандры в специальном предбаннике. Но сначала Гроссман пожелал убедиться, что роботы действительно находятся за той раздвижной дверью, на которую указал Фиш. Согласившись, что это разумно, Фиш открывал дверь с видом режиссера, показывающего свой театр родственникам из провинции. Спеша к ней, кибернетик запутался в снятом наполовину скафандре. По сравнению с тесным предбанником ангар показался огромным. На три четверти он был забит контейнерами, их габариты соответствовали габаритам роботов. Но самым интересным было не это. На свободной от контейнеров площадке стояли, ходили, натыкаясь друг на друга, сидели и лежали роботы. Я насчитал их штук двадцать. Еще два-три десятка выстроились в три ряда вдоль контейнеров, сложенных штабелями до потолка. Все роботы имели стандартную комплектацию: чуть сплюснутый цилиндрический корпус, две руки, две укороченные ноги, навесное оборудование отсутствует. В центре площадки стоял стол с компьютером, за которым работали два человека: невысокий седоватый мужчина и женщина — симпатичная блондинка с тонкими чертами лица. Чем бы они ни занимались, с трудом верилось, что они коллеги. Вероятно, Фиш предупредил их, что приведет с собой двух непрошеных гостей. Оба смотрели на нас с тревожным любопытством, но без удивления.

— Душевнобольные на прогулке, — процедил Гроссман и пошел доснимать скафандр. Мне же роботы напомнили мух, проснувшихся после зимней спячки. Чтобы сказать ему об этом и заодно избавиться от скафандра, я вернулся в предбанник.

Гроссман передал Фишу список из сорока двенадцатизначных номеров. — Пятнадцать из них находятся среди тех, что сейчас перед вами, — сказал Фиш, пробежав список глазами, — остальные стоят у контейнеров, в первой шеренге.

— Уберите лишних и добавьте недостающих, — скомандовал Гроссман.

Фиш пожал плечами и отдал список мужчине за компьютером, — мол, надо подчиниться. Тот ответил:

— Через две минуты. Сначала сниму задания.

— Кто он? — спросил я у Фиша.

— Робототехник.

— А женщина?

— Актриса.

То-то ее маникюр заточен не под клавиатуру. Брайт, он актер. Похоже, я сейчас пойму, что за работу он выполнял для Борисова.

— Зачем она здесь?

— Учит роботов общению с людьми. Разыгрывает различные ситуации, с которыми они могут столкнуться, когда попадут в руки моих сограждан. — Произнося последние слова, Фиш высокомерно усмехнулся.

— Никогда не понимал, почему нельзя скопировать навыки тех роботов, которые уже всему научились.

— Во-первых, на Эрме никогда не было роботов, у которых можно чему-либо научиться. Во-вторых, любой покупатель желает знать кто, как и чему учил его робота, чтобы было, кому предъявить претензии. Мы же, как продавцы, не сможем дать необходимых гарантий, если робот обучался не у нас. Разумеется, навыки технического характера мы просто записываем роботам в память. Общение же — вещь настолько тонкая, что не всякому человеку поручишь учить этому роботов, не говоря уже о тупом копировании.

— И что, каждого нужно учить?

— Нет, конечно. Учим нескольких, остальным достаются копии их памяти.

Две минуты прошли; роботы, стоявшие в шеренгах, зашевелились.

— Будет столпотворение, — предупредил я.

Гроссман кивнул и показал на торцевую стену с открытым проходом в предбанник.

— Отнесите стол к стене.

— Все верно, — согласился я, — если что, удерем в предбанник.

В паре с робототехником я перенес стол, куда было указано. Мелко семеня за нами, Фиш подтащил провода. Актриса, прижимая к груди сценарий, хлопала глазами. Я сказал ей, что мы меняем декорации и освобождаем место для батальной сцены.

— Не накаркайте, — с опозданием посоветовал Гроссман.

Чему роботы не обучены априори, так это действовать сообща. Выстроить их в ровные шеренги можно только вдоль стены либо рва. В толпе себе подобных они здорово смахивают на людей, а если их больше тридцати и они находятся на ограниченном пространстве — то на людей опасных. По просьбе Гроссмана робототехник приказал роботам не двигаться без команды. Роботы замерли, кто, где стоял.

— Головой можно вертеть, — уточнил приказ Гроссман, — в мою сторону. И верхними конечностями, — добавил он через паузу.

Уточнение было передано по адресу, сорок пар окуляров уставилось на моего партнера. К ним добавились три пары глаз. Я смотрел на роботов, на Гроссмана я уже насмотрелся.

— Если я скажу что-нибудь, на ваш взгляд, им непонятное, — обратился он к робототехнику, — прервите меня.

— Они должны вас слушать?

— Да, конечно. Прикажите им выполнять мои указания.

Робототехник испуганно оглянулся на Фиша. Тот поинтересовался, не выходим ли мы за рамки наших двусторонних соглашений. Получил отрицательный ответ. На мой вопрос, нужно ли вести протокол, Гроссман не отреагировал. Голосом лейтенанта, которому доверили командовать дивизией, он обратился к роботам:

— Слушайте меня! Я держу в руках два шара, белый и черный…

Так оно и было: в левой руке он держал черный шар вроде бильярдного, в правой — тех же размеров белый.

— …один шар я кладу в карман…

Спрятав шары за спиной, он несколько раз поменял их местами, затем сунул один из них в правый карман, другой тайком сунул мне. Считалось, что роботы не видят, у кого какой шар остался. (Кому любопытно: себе он оставил черный.)

— Теперь выполните команду номер сто.

— Уже была, — подсказал робототехник.

— Отменяю приказ выполнить команду номер сто. Выполните команду номер…

— Пи, — подсказал я.

— …миллион!

— Ого, — сказал робототехник.

Гроссман молниеносно вбил в компьютер следующий текст:

Команда № 1000000.

Если в кармане находится белый шар, переместите правую конечность в положение вертикально вверх.

В противном случае переместите в положение вертикально вверх левую и правую конечности.

Конец команды № 1000000.

Робототехник нажал «ввод». Мне показалось, что в то же мгновение роботы вздрогнули. Не появятся ли на экране сорок вариантов вопроса «Братцы, за кого нас тут держат?».

Цепляя друг друга, все роботы подняли обе конечности.

— Удовлетворены? — спросил робототехник. Судя по его тону, роботы выполнили команду на «отлично».

— Они подсмотрели, — предположил я шепотом, — или Фиш подсказал.

— А какой правильный ответ? — тут же поинтересовался Фиш.

— Не притворяйтесь.

— Нет, ну, правда…

Гроссмана волновало совсем другое:

— А они тут все?

Когда я трижды пересчитывал роботов, у меня последовательно вышло 38, 40 и 41.

— В среднем все, — сказал я.

Мы вчетвером (актрисе это дело не доверили) стали заново пересчитывать роботов. Усреднив результат, получили ответ 39.

— Я вызвал всех, — оправдывался робототехник. Уже не в силах держать себя в руках Гроссман взвыл:

— Искать, черт подери! — и едва не свалился в обморок, когда хор синтезаторов ответил ему: «Третье слово не идентифицировано», опережая эхо, продублировав себя тридцать девять раз на экране компьютера.

— Это я ему, — глядя на роботов, он ткнул в меня пальцем и опустился на стул, который я же ему и подставил.

Поддержав честь Отдела, я первый нашел беглеца. Робот с опущенными конечностями тихо стоял в предбаннике. Гроссман не осмелился даже войти туда, он наблюдал за роботом из-за угла. Я обдумывал план захвата: выманить робота в ангар, где потолок достаточно высок, подпрыгнуть повыше, упасть за спиной робота и в падении двинуть ногой рубильник экстренного выключения. Дистанционному управлению я не доверяю с тех времен, когда в детстве любил запускать радиоуправляемые ракеты.

— Контрольный тест, — потеряв от волнения голос, прохрипел Гроссман, — то же самое и с начала.

— Я предыдущий-то понял не до конца.

— Что вы не поняли?

— Почему они подняли обе руки.

— А вы бы как поступили на их месте?

— Послал бы кое-кого куда подальше.

— Поэтому искусственный интеллект в значительной степени фикция. Подняв обе руки, роботы подняли, в том числе, и правую. То есть они сделали то, что удовлетворяет и условию «белый шар в кармане» и его отрицанию.

— Но зачем вы усложнили тест? Приказали бы им в обоих случаях поднять правую руку.

— Главным образом, — Гроссман перешел с хрипа на хриплый шепот, — я не хотел, чтобы они, — он скосил глаза в сторону Фиша, — догадались, какую функцию я тестирую. И знаете, что я сейчас подумал… к черту эксперименты. Мы договорились забрать нескольких роботов, так заберем этого!

— Выкупим, — поправил я, — как омлет в шахтерской столовой. Заплатите Фишу по себестоимости. Уверен, он назовет разумную цену.

— Вы правы. Мы, в конце концов, не грабители. На базе я исследую робота более детально. И если это действительно ОН… — тут глаза его заблестели, — …я мог бы… вы довольны своим положением в агентстве?

— Предположим, я скажу «нет». Что за этим последует?

— Зависит от ваших приоритетов.

Урок политэкономии от Фиша не прошел даром.

— Любую славу возьму деньгами.

— Я так и думал. За следующего робота получите сто тысяч, но при одном условии.

— Каком? — спросил я, выждав десять секунд, но так и не услышав, в чем состоит условие.

— Сообщу, как только покончим с этим, — он кивнул на притаившегося робота.

— Упакуйте, — велел я Фишу. Он уже понял, о ком идет речь, и передал просьбу робототехнику. Тот спокойно подошел к роботу и сделал ему «стэндбай», оцененный мною в «иппон». Если во время паники кто-то сохраняет спокойствие, то, значит, ему известны не все обстоятельства. Фиш поинтересовался:

— Как вы собираетесь его перевозить?

Вместе с контейнером робот весил 150 килограммов — при земной силе тяжести. На Ло он весил впятеро меньше. Но, учитывая вес скафандра, его неуклюжесть и вдобавок размеры контейнера, тащить робота по пересеченной местности было непросто. А вдвоем — неудобно. Было решено, что пока Гроссман с робототехником пакуют добычу, мы с Фишем приведем «полупаука» — небольшого четырехногого бота, используемого для перевозки грузов на короткие расстояния.

— Почему вдвоем? — подозрительно спросил Гроссман.

— Выходить поодиночке запрещено, — объяснил Фиш, — если что случится, о страховке можете забыть.

— Вы застрахованы? — Гроссман обращался ко мне.

— Я застрахован, — с нажимом произнес Фиш, — в пользу семьи, — добавил он, чтобы мы не сочли его эгоистом.

За «полупауком» нужно было возвращаться к бетонному панцирю химического комбината. Мы надели скафандры и вышли наружу. С момента выхода прошло минут пять, когда в моих наушниках раздался истошный вопль Гроссмана:

— Его выпотрошили!

От неожиданности я не вписался между двух валунов.

— Общипать и пожарить, — сказал я, отлепляясь от камня. — Кого выпотрошили? робота?

— Не прикидывайтесь! — распалялся Гроссман. — Вы с Фишем сговорились…

— О чем? — Мне было слышно, что он что-то там включает и выключает и при этом чертыхается.

— И вы еще… вот дьявол, расползается на глазах…

— Что расползается? — пытаясь не отстать от Фиша, спрашивал я на ходу. Нашего разговора он не слышал, так как мы использовали двусторонний канал связи.

— Нейросеть. Или вы не знаете что это такое? Вы подговорили Фиша разбалансировать ему нейросеть. Всё одно к одному: три робота сгорели, одного вы прострелили, и об этом роботе вы тоже позаботились… ага, и память потерли, недавно, причем…

— Недавно?! — Я начал подозревать худшее. — Оглянитесь по сторонам, где-то рядом должен быть труп.

— Бросьте дурачить меня, нет здесь никакого трупа.

Если думать над тем, где находится труп, продвигаясь в буквальном смысле по краю пропасти, то кончится это тем, что задача умножится на два, но решать ее уже будут другие. Поэтому я остановился.

— Что случилось? — вклинился Фиш, заметив, что я отстал.

— Стойте там, я сейчас…

— Вы возвращаетесь? — осведомился Гроссман.

— Нет, я не вам. Но вы тоже не дергайтесь. Ни с кем я не сговаривался. Симптомы у робота те же, что и у Краба с Ленивцем?

— Если бы здесь действительно обнаружили тело, я бы подумал на робота. Но тела нет, следовательно, это было вмешательство извне — ваше или предупрежденного вами Фиша.

— А робот не мог сам распустить это вашу сеть, если, к примеру, он догадался, что его вычислили?

— Только теоретически.

— Но при этом ему нет необходимости уничтожать память.

— Именно! Значит, к нему подходили…

В наушниках раздался тревожный сигнал. «Резерв дыхания пять минут», — сообщила система жизнеобеспечения.

— Говорите, трупа нет?

— Издеваетесь?

— Так ждите, скоро будет.

Я переключил связь на Фиша.

— Куда сейчас ближе: вперед или назад?

— А что?

— Отвечайте, мать вашу…

Фиш взглянул на топометр, привстал на цыпочки (в скафандре это выглядит забавно), посмотрел в сторону химкомбината и сказал:

— Назад, я думаю…

— Значит, назад. И без вопросов, у меня кислорода осталось на пять минут.

— Не может быть, в скафандре был часовой запас. Вы сами его проверяли. — Он уже репетировал будущую защиту в суде.

Большими скачками я бежал к ангару. Перепрыгивая через валуны, не знал, что за ними — новый валун или трещина. Прыжки были медленными — гораздо медленней, чем на Фаоне или Земле, — но в полете можно было не дышать. Гроссман орал что-то в наушниках, Фиш перебивал его какими-то дурацкими вопросами либо советами вроде «осторожней, там метров десять». В ширину? глубину? высоту? Советы застигали меня уже в полете. На самом деле, моя жизнь зависела не от моей скорости, а от скорости Фиша, потому что воздух закончился перед шлюзовым люком. Открывался он медленно — словно был в сговоре с убийцей.

Пункт девятый, «задержка выплат по кредитам», я сумел исключить, — так я подумал, когда слова, составившие этот пункт, вдруг начали исчезать. Но и другие пункты, оспорить которые я не имел ни малейшего шанса, следом тоже куда-то пропали. В чем дело? Помилован? Ослеплен? Нет, что-то иное…

Большой белый лист со списком претензий, послуживших формальной причиной того, что от райских врат Петр завернул меня в чистилище, оказался фотобумагой, на которой под действием проявителя из моих слез медленно проступало лицо Фиша. Только я хотел спросить его, как он-то тут очутился, лицо уехало в сторону, и я узнал освещенный продолговатыми фонарями потолок шлюза.

— Слава богу! — услышал я откуда-то сбоку.

Так вот каким был пароль! Знал бы заранее, сто раз подумал бы, прежде чем возвратиться из лучшего мира в этот шлюзанутый шлюз. Пригодится ли он мне в будущем? Наверное, после таких возвращенцев как я, пароль сразу меняют…

Я повернул голову на голос. Сидя у стены, Фиш с надрывом дышал, его лицо было пунцовым и лоснилось от пота.

— Спасибо, — сказал я.

— Ох, не стоит. Не хватало мне еще оказаться с трупом шантажиста на руках.

— Вы кому-нибудь сообщили?

— Пока нет.

— И правильно. Запомните, ничего не произошло. Я сам во всем разберусь.

— Вы говорите так, будто это было подстроено. Один робот не делится на двоих, я угадал?

— Еще один совет: ни делайте никаких выводов. В ангаре есть запасной скафандр?

— Есть. Кажется, даже два.

— Отлично. Идемте.

Гроссман встречал нас в предбаннике. Не дав снять скафандр, он вцепился в меня обеими руками и поволок в глубь ангара к штабелю из контейнеров. Там, рядом с открытым контейнером, лежал робот. Пучок проводов шел от вскрытой черепной коробки к гроссмановскому планшету. На экране, поверх колонок из чисел, алела надпись «Обнаружено необратимое разрушение». Мучаясь вопросом «тот или не тот?», Гроссман не дотерпел до каюты.

— Почему вы не отвечали? — тормошил он меня. — Вы в порядке?

— Теперь, да. Но могло быть и хуже. Кто-то сдул мне скафандр. Подозреваю, что это сделал ваш робот. Отсюда те повреждения в его мозгах, которые вы обнаружили.

— Чтобы сдуть, как вы выразились, скафандр, нужно понимать, как он работает. Нужно спрогнозировать целую цепь событий. Насколько мне известно из литературы, убийство, замаскированное под несчастный случай, самое сложное по исполнению.

— Нет, сложнее всего замаскировать под самоубийство. Наверное, следующий робот этим и займется.

— Вам виднее. Фиша вы исключаете?

— Полностью. Если бы не он, то моим собеседником сейчас был бы Игорь Борисов.

— В аду вам не дали бы спокойно поговорить.

— В аду? Почему вы считаете, что Борисова поместили в ад?

— Я пошутил. Борисов, безусловно, в раю и беседует с Тьюрингом.

— Ошибаетесь. Петр сказал, что вопрос с кибернетиками еще не решен: работают пока по специальности и разучивают «In exitu Israёl» согласно Данте; фон Нейману разрешили завести хомячка. Что с роботом?

— Из видеопамяти исчезли две с половиной минуты, начиная с того момента, когда робот входит в предбанник.

— А когда он туда вошел?

— Мы в это время перетаскивали стол с компьютером.

Обиделся, что я наступил на ногу робототехнику? Но не убивать же за это. Я стащил скафандр и открыл ранец системы жизнеобеспечения. Повреждений там быть не должно — СЖ предупредила бы меня, что скафандр неисправен. Клапан накачки работает в одну сторону — только на впуск, и, не повредив клапан, воздух через него не выпустишь. Есть еще резервный клапан, работающий либо так, либо эдак, он фиксируется специальным ключом, который не оставляет царапин. Чтобы отвернуть клапан руками, требуется немыслимая сила. Клешни роботов такой силой обладают, и они жесткие, то есть, на муфте клапана должны были остаться царапины. Я направил на муфту видеокамеру комлога и увеличил изображение. Две крупных царапины и множество мелких. Сомнений не было: над клапаном потрудился робот. Но почему он определил в жертву меня? А, может, ему было до лампочки, и он спустил воздух у первого попавшегося скафандра? Взяв скафандр подмышку, я направился в предбанник. Пока мы возились в своем углу, Фиш и его команда нас не беспокоили. Когда я вошел в предбанник, Фиш проследовал за мной.

— Вы ищите запасной скафандр? — спросил он, увидев, что я вытаскиваю из шкафа один из скафандров. Вообще-то не полагается прикасаться к скафандру, если тот закреплен за каким-то определенным человеком.

— Скажите вашим сотрудникам, чтобы они проверили СЖ своих скафандров.

У них всё оказалось в порядке. Гроссман заметил, что все почему-то собрались в предбаннике, и прибежал туда с готовым обвинением в заговоре. Утихомирившись, он взялся проверять свой скафандр по полной программе, то есть задраил его, накачал и посмотрел, что будет. Все было отлично, если не считать того, что Гроссману не понравился запах воздуха, вышедшего из скафандра после того, как его снова открыли. Но неприятный запах он заметил еще когда мы шли сюда с химкомбината, поэтому валить на робота было бы нелогично.

— Новые шланги не выветрились, — понюхав воздух, заключил Фиш.

Я зарядил СЖ, решив, что следующий выход сделаю в старом скафандре. Если вернусь невредимым, значит, скафандр точно невиноват.

— Как насчет второй попытки? — спросил я Фиша.

— А вы отчаянный, — поцокал он языком и, кряхтя, принялся снимать ботинки, в которых он ходил по ангару. Когда мы возвращались, гоня перед собой «полупаука», он пожаловался мне, что пока его нет на Ло, кто-то разнашивает его «цивильную» обувь. «Или это я худею», — оговорился он. Подумать на своих роботов Фиш не мог ни при каких обстоятельствах.

Перед вторым походом за ботом я посоветовал Гроссману как-нибудь обиняками расспросить робототехника насчет того, откуда робот мог получить информацию о скафандрах. Оказалось, что всю «техническую» информацию они качают из сети Ло, а там чуть ли на каждом локусе выскакивает реклама чего-нибудь такого, без чего жить на Ло невозможно. Представьте: снимок скафандра и слоган «В нем вся ваша жизнь!» — остается только пойти по ссылке на техническую документацию. А что такое «жизнь», надо полагать, роботу объяснил тот, кто научил его убивать. Вместе с тем, нельзя было не признать, что роботы-убийцы обладают интеллектом, значительно более высоким, чем обычные бытовые роботы (это «признание» я выбил из Гроссмана чуть ли не силой).

Бот дотащил контейнер до химкомбината. Дальше мы обошлись своими силами. Как мы втаскивали контейнер в каюту Гроссмана, никто из конкурентов не заметил. Но был странный звонок: когда я на него ответил, связь вдруг оборвалась. Я вспомнил, что примерно час назад произошло то же самое. Теперь

я не сомневался, что меня кто-то контролирует.

В жилом секторе я сумел разыскать только Брайта. Он сказал, что дамы пошли на экскурсию к астрофизикам. Я спросил, почему его не пригласили, и узнал, что меня это не касается. Поговорив с Брайтом, я залез в душ и просидел в нем десять минут, включая то горячую воду, то холодную. Колкие струи массировали тело, и к концу экзекуции оно позабыло о том, что его едва не угробили. Чтобы о том же не забыла голова, я остерегался совать ее в кипяток. В качестве компенсации она потребовала кофе. Я позвонил Гроссману и спросил, нет ли у него с собой кофейного порошка и стаканчика с подогревом градусов до ста. (Недавно видел в продаже стакан с «подкреплением» до сорока процентов: наливаешь воды, втыкаешь в сеть, ждешь пять минут, пьешь, тебя бьет током и ненадолго возникает иллюзия, что ты действительно пил водку. Потом бежишь обратно в магазин, где тебе объясняют, что они торгуют веселыми розыгрышами.)

Ничего у Гроссмана не было, кроме вопроса:

— Вы помешаны на картах таро?

— Секундочку…

Я проверил карманы куртки. Карты были на месте. Неужели он облазил карманы, пока я принимал душ? Но каюта заперта изнутри. Вскрыл? На Гроссмана это не похоже.

— Медконсультант говорит, что не помешан.

— Тогда зайдите, — и он повесил трубку интеркома.

Еще не успела высохнуть голова, как я очутился в его каюте.

— Что тут у вас?

Он махнул на экран планшета:

— Сохранившаяся видеопамять. Непосредственно перед стертым участком.

Я смотрел на мир глазами робота. Запись прокручивалась с десятикратным замедлением. Вот, разбираясь, кому с какого конца хватать стол с компьютером, я наступаю на ногу робототехнику. Вот, разобравшись, мы за него беремся и медленно двигаемся к стене, кабель натягивается и Фиш его подтаскивает. Вот…

— Заметили? — спросил Гроссман.

Я помотал головой.

— Давайте, еще раз. — Он отмотал запись секунд на пять. — Смотрите внимательно на свою куртку.

Запись пошла. Гроссман отодвинул планшет, чтобы я не проткнул его носом.

— Черт! Что за двадцать пятый кадр!!!

На куртке, со стороны спины, мелькнул рисунок.

— Остановите и увеличьте, — потребовал я, и сам потянулся к кнопке. Гроссману пришлось поспешить: как нежно я обращаюсь с техникой, он уже усвоил.

«Повешенный» во всю спину, рисунок в точности повторял Изидину карту.

— Это еще не всё, — сказал Гроссман, — смотрим дальше.

Он снова включил запись, оставив изображение увеличенным. Прошло десять секунд местного времени, и мелькнул новый рисунок: Мудрец. Еще десять секунд, и появились Динарии. Я дал отмашку: все ясно, выключайте. Спросил:

— Сколько всего карт демонстрировалось?

— Те три, что вы видели. Я помню, что на Лагуне у вас нашли пять карт: Мудрец, Динарии, Колесо Фортуны, Башни и Повешенный. Две из них — Башни и Колесо Фортуны — на куртке не появляются. Оставшиеся три демонстрируются по очереди, в течение одной сотой через каждую секунду. Судя по вашей реакции, рисунок на куртку нанесли не вы.

Разумеется, не я. Телепикт! Жидкость, превращающая любую поверхность в экран для демонстрации всего чего угодно на расстоянии. Ларсон же мне показывал… Значит, вот о чем предупреждал меня неизвестный доброжелатель. И вот что означала «забавная курточка»! Но как та девица умудрилась разглядеть то, что сумел разглядеть только робот? Феноменальное зрение? Она сама робот? Рядом находилась каюта Гретты…

Я выскочил из каюты, бросился к лестнице, спустился на второй этаж, добежал до ее двери. Гретты в каюте не было. На койке лежал небрежно сложенный спортивный костюм, из-под которого высовывался бюстгальтер и использованный эластичный бинт, на полочке в туалетной кабине лежала электрическая зубная щетка и паста с фтором. Осмотрев каюту Гретты, я вломился к Брайту.

— Ваша физиономия застрахована? — спросил я, закатывая рукава.

— На кой она вам?

— Меня пытались убить. Из трех подозреваемых только вы мужчина. Ну не бить же мне женщин! А отколотить кого-нибудь руки чешутся. Защищайтесь.

Он не умел, а таких я не бью. Забравшись на койку с ногами, Брайт вжался в стену, бледный, бедняга, как потолок в морге.

— Я хотел вас предупредить, — выдавил он, — вы получили письмо?

— Ого, прорвалось, наконец. Да, получил, но должен вас огорчить: на конкурсе спасателей главный приз достался не вам. Заняв почетное второе место, вы заработали отсрочку. Говорите, кто собирался меня убить?

— Гретта.

— Зачем и как вы об этом узнали? Большая часть того, что вы сейчас скажете, мне известна, поэтому постарайтесь не врать.

— Она искала роботов… определенных роботов. Эти роботы убивают того, кто как-то связан с картами таро. Вы тоже ищете этих роботов, поэтому она хотела использовать вас как приманку. Однажды я заметил у нее баллончик, на нем было написано, что это обезболивающий спрэй. На самом деле в нем был телепикт. Вы знаете, что это такое?

— Да, продолжайте. Откуда вам стало известно, что она собирается демонстрировать карты таро с помощью телепикта?

— На Лагуне мы обошли несколько магазинов одежды, выбирая, по ее словам, подарок для некоего человека. Судя по той одежде, что она просматривала, подарок предназначался мужчине. Она уделяла внимание цвету и фактуре ткани. Потом уже я догадался, что и то и другое влияет на цветовую гамму изображения. Я… я случайно подсмотрел, как она распыляет на куртке спрей и транслирует изображение карт. Сама куртка чрезвычайно напоминала вашу. Тогда я все понял, и решил предупредить вас об опасности. Я не питаю к вам симпатии, но мне не хотелось быть замешанным в убийстве.

— Не поясните, что значит «случайно подсмотрел»?

— Вилла, где проходил конгресс уфологов, довольно большое и запутанное сооружение. Там много укромных мест. Одно из таких мест она выбрала, чтобы испытать телепикт на вашей… то есть на той куртке. Честно говоря, я подозревал, что она идет на свидание с вами, поэтому стал следить…

Брайта прервал звонок интеркома.

— Меня здесь нет, — предупредил я и подал ему трубку.

— Нет, — выслушав кого-то, сказал Брайт в трубку, — нет, я его не видел.

На этом разговор закончился.

— Кто это был? — спросил я.

— Гроссман. Почему он ищет вас у меня?

— Больницы и морги он уже обзвонил. Осталось искать у соотечественников.

— На чем мы остановились?

— Вспоминайте, а я тем временем…

Тем временем я проверял кое-что из того, что он сообщил. Я набрал номер медпункта и попросил соединить меня с врачом, который лечил ногу госпоже Вайнберг. Когда врач ответил, я описал ему баллончик с обезболивающим спреем, замеченный мною у Гретты, и спросил, не одолжит ли он мне точно такой же. Никакого баллончика он госпоже Вайнберг не давал, «точно такого же» у него нет, но есть хороший аналог. «Вы зайдете или вам занести?». «Зайду, если само не пройдет», — ответил я.

— Вы мне не верите? — спросил Брайт.

— Пожалуй, что верю. Откуда вам известно о роботах-убийцах?

— Мне…

— Стоп, — сказал я, — вы слишком быстро начали отвечать, следовательно, вы собираетесь соврать. Вероятно, вы хотели сказать «мне сообщила об этом Гретта» или «мне доверила эту тайну Изида». Так не пойдет. В письме, где вы предупреждаете меня о покушении, есть загадочная приписка: «всегда носите при себе оружие». Вместо того, чтобы написать, откуда мне угрожает опасность, вы предпочли дать совет. Для чего? А для того, чтобы я вышиб роботу мозги, как я сделал это в оранжерее «Деметра», куда вы втроем ездили после конгресса. У вас на роботов зуб, и очень большой. Наверное, он появился у вас еще тогда, когда по заданию Борисова вы обучали роботов так называемому человеческому общению. Поэтому я не стану возражать, если вы начнете отвечать издалека, то есть, расскажете мне о своих отношениях с Борисовым.

Около минуты Брайт собирался с мыслями. Главная его мысль прозвучала естественно:

— Вы даете мне гарантию, что никто об этом не узнает?

— Нет. Если вы не замешаны в убийствах, все вами сказанное станет известно только моему боссу и трем моим коллегам. Если замешаны, то поберегите свои признания до встречи со старшим инспектором Виттенгером. Он руководит Департаментом Тяжких Преступлений и выслушает вас с удовольствием.

— Я не замешан.

— Тогда за чем же дело стало?

— Я не хочу, чтобы мои слова попали в прессу.

— Ну и в чем проблема? Откажитесь от интервью — не со мной, я, как вам известно, не журналист.

— Хорошо. С Борисовым я познакомился в ноябре позапрошлого года в «Дум-клубе». Вы знаете, я много снимался в боевиках, где по сюжету мне приходилось сражаться с роботами. В кино роботы сообразительней, чем в действительности. Борисов предложил мне работу — провести для роботов что-то вроде мастер-класса. Я согласился. Не из-за денег, нет, мне было интересно. Я начал проводить сеансы обучения регулярно. Повторяю, я был полностью убежден, что тренирую роботов для «Дум-клуба», и ни о чем не подозревал вплоть до убийства в мастерской… — он запнулся, — нет, не так… то есть, не совсем так. Еще до убийства меня насторожили Изидины разговоры о неком тайном знаке, который будет послан человечеству через карты таро, перечисленные Спинозой во время спиритического сеанса. Она говорила, что первыми этот знак обнаружат роботы. Звучит как бред, если забыть, что она была женой крупнейшего специалиста по роботам. Я не был склонен ей верить, но она твердила, что слышала это от мужа, точнее, что она именно так поняла его слова. Потом случилось убийство. Я догадался, что убийцей был робот, и это меня напугало. О том, что я обучаю роботов, никто не знал — до определенного момента. Это Борисов предложил не сообщать никому о моей работе, и я с готовностью согласился, так как сам хотел выдвинуть аналогичное условие. Борисов, однако, предложил первым. К сожалению, я совершенно не разбираюсь в том, как, в каком виде роботы запоминают мои уроки. Я мог фиксировать лишь результат обучения — успешно оно или нет. Но после убийства я вдруг подумал: что, если роботы запомнили меня в лицо? И если полиция догадается полностью расшифровать память убийцы, она обнаружит, что я, Оливер Брайт, великий актер, игравший всю свою жизнь ни больше, ни меньше, как спасителей человечества, приложил руку, точнее, свое мастерство… и к чему? К тупому, жестокому убийству!

Я заметил:

— Невелико мастерство — разводным ключом по голове. Этому и я могу научить.

— Нет, что вы, все было гораздо сложнее! Важно не чем, а кого! Предположим, стоит перед роботом несколько человек. Робот должен определить, кто из них представляет для него опасность — определить только по мимике или едва заметному жесту. Я имитировал различные типы характера и различные манеры поведения и проверял, как на это отреагируют роботы.

— Пол Мосс никакой опасности не представлял. Почему вы решили, что его убил робот?

— Именно об этом я и хотел рассказать вам с самого начала. Вы перебили меня, заставив рассказывать отнюдь не самое важное.

— Ну, так гоните «важное»!

— Вы позволите снова начать ответ со слова «мне»?

— Валяйте.

— Мне намекнул об этом Вацлав Кремп.

— Любовник Изиды? На Лагуне вы заявили, что не были с ним знакомы.

— Я скрывал свое знакомство с ним ради нее.

— Она что, могла приревновать Кремпа к вам?

— Не говорите пошлостей. Я беспокоился за нее, потому что мне было очевидно, что этот парень из тех, кто охотится за богатыми вдовами. Изида была ослеплена любовью, без умолка расписывала его достоинства. Но мне достаточно было один раз взглянуть на него, чтобы понять, что Кремп только играет в любовь. В действительности его интересовали Изидины деньги. И еще кое-что, кроме денег.

— А где вы видели Кремпа?

— В «Дум-клубе», естественно. Мне захотелось вывести его на чистую воду. Изида как-то обронила, что Кремп любит бывать в кабинете ее мужа, дескать, для него кабинет Борисова — сосредоточие памяти о великом ученом, в общем, нечто вроде музея. Я сам однажды побывал в его кабинете, — это было уже после его смерти, — и обратил внимание, что компьютер Борисова включен. В этом не было ничего необычного, я сам никогда не выключаю свой домашний компьютер, но, закончив работу, всегда включаю защиту. Борисова увезли в больницу прямо из кабинета. Он потерял сознание, сидя за рабочим столом. У меня возникла мысль, что Борисов не успел включить защиту, поэтому всякий, кто имеет доступ к компьютеру, автоматически получает доступ к его документам. Так оно и оказалось. Компьютер был подключен к серверу «Роботроникса». Вся бухгалтерия и вся документация, касающаяся сбыта роботов, были доступны с терминала Борисова.

— А документация по КБ?

— Нет. Конструкторское бюро имело отдельный сервер, связь с ним была выключена. Вне всяких сомнений, Кремпа интересовали документы «Роботроникса». Но мне нужны были доказательства. Я снял с клавиатуры отпечатки пальцев. В «Дум-клубе» мне удалось снять отпечатки пальцев Кремпа. Отпечатки совпали. Анализ ДНК я не проводил, мне показалось, что и без него доказательств достаточно. Вряд ли кому-то, кто пользовался компьютером Борисова, пришло бы в голову подделать отпечатки Кремпа.

— Вы в этом разбираетесь? — удивился я. — Или вам кто-то помогал?

— Мне не раз приходилось играть детективов. Для меня нанимали консультанта из полиции, поэтому я умею работать с отпечатками пальцев и знаю приблизительно, как проводить анализ ДНК. На самом деле, тут и уметь-то ничего не надо, все за вас сделают приборы, а приборы можно купить или одолжить.

— Согласен. Итак, вы уличили Кремпа в том, что он залез в компьютер Борисова.

— Да, я представил ему доказательства и потребовал, чтобы он оставил Изиду в покое. Я ожидал, что он станет отпираться, но он довольно нагло заявил, что уже узнал все, что хотел, поэтому скоро распрощается с Изидой навсегда. Его наглость меня взбесила. Я пригрозил, что немедленно расскажу о его делах Изиде и посоветую ей обратиться в полицию. В ответ он пообещал раструбить на весь мир, что я натаскиваю роботов для «Дум-клуба». Оказывается, он нашел в компьютере Борисова видеозапись одного из сеансов обучения. Он скопировал запись, а оригинал стер. Видимо, он стер из памяти компьютера не только эту запись, но и еще какие-то документы. Что в них, мне неизвестно. Безо всяких на то оснований Кремп подозревал, что я также неспроста вожу знакомство с Изидой. Думая, что мне известно больше, чем это было на самом деле, он проболтался. Он сказал, что я охочусь за тайной пяти карт таро. О картах я уже слышал от Изиды, но не придавал значения ее словам. Поняв, что сказал лишнее, Кремп посоветовал мне держать язык за зубами и собрался уже уходить, когда я не выдержал и… в общем, я поступил с ним так, как вы хотели поступить со мной.

После перенесенной гипоксии мой мозг отказывался понимать намеки:

— Вы дали ему конфетку?

— Отнюдь. Но если вы приготовили конфетку для меня, то я жду ее с нетерпением.

— В конце истории. Продолжайте.

— Я ударил его…

— Чем?

— Чем-чем… кулаком.

— В самом деле?

— Ну, не помню точно, — Брайт стыдливо потупился, — возможно, прикладом маркера. Нервы не выдержали, знаете ли…

— Бывает. Так вы беседовали в «Дум-клубе»?

— Да, за декорациями крепости, после боя. В общем, я сбил его с ног и отобрал комлог. Надо было его забрать, но я решил, что успею скопировать память. Я успел скопировать только один файл, когда Кремп очухался. Я хотел ему снова врезать, но послышались чьи-то голоса, кто-то спускался по лестнице с верхних ярусов крепости. Бросив комлог, я ушел.

— Убежали, — уточнил я. Брайт настаивал на своем:

— Ушел. Просто ушел. Больше я Кремпа не видел. Ночью или на следующий день он исчез.

— Что было в файле?

— Заводские номера ста роботов и пометки, как этих роботов можно найти. Я сравнил файл с теми документами «Роботроникса», что были доступны с компьютера Борисова. Стало ясно, что файл составили по отчетам отдела продаж. В этих отчетах содержались все выходные данные роботов. Пять карт таро и сто роботов, есть ли между ними связь? Изида не сомневалась, что такая связь существует. Только четыре робота из ста находились на Фаоне. Быстрее всего удалось найти Краба.

— Сами нашли или наняли детектива?

Брайт понял, что ответ мне известен.

— Да, мы наняли детектива, анонимно. Он нашел робота по номеру телефона, который находился среди пометок к списку роботов.

Из Дика Филби вышел бы неплохой сыщик, если бы он перешел с бурбона на соки.

— Вы поручили ему следить за роботом?

— Нет, мы и так пошли на риск, привлекая посторонних к поиску робота.

— А слежку за человеком?

— Вам и это известно… Да, роботу звонила какая-то женщина, она оставила номер видеофона. Мы поручили детективу выяснить, кто она такая. Но мы подстраховались: послали заказ на слежку с другого терминала и как бы от другого клиента.

— С терминала «Дум-клуба»?

— Да.

Уже оторванную голову Филби я приделал на место. Будем считать, что он рассказал бы мне о роботе, если бы знал, что оба заказа пришли от одного клиента. Я спросил:

— Как вы объяснили Изиде, откуда у вас список роботов?

— Я сделал вид, что мне самому пришла в голову идея найти роботов, которые поймут знак, посланный Космическим Разумом. Изида доверчива, как ребенок. Мне не составило труда внушить ей, что именно эту сотню нужно проверить в первую очередь.

— Когда вы поняли, что убийца — робот?

— После ареста Рашели Мосс. В новостях назвали мотив убийства — крупный выигрыш в лотерею. Лотерея, в которой выиграл Пол Мосс, неофициально называлась «Колесо Фортуны». Одна из пяти Изидиных карт тоже назвалась «Колесо Фортуны».

— По-вашему, этого достаточно, чтобы обвинить робота?

— А вы считаете, нет? — Он сказал это с вызовом, однако вид у Брайта был затравленный.

— Вы не доверили слежку за роботом детективу. Напрашивается вывод, что вы следили сами. Я угадал?

Видимо, да. Взгляд у актера заметался. Понизив голос до шепота, он с надеждой спросил:

— Вы не записываете?

— Нет. Говорите свободно. Я обещаю, что ничего не сообщу полиции.

— Я установил видеокамеру в мастерской, звук тоже записывался. Сцены убийства не видно, но слышно, как ведущий лотереи упоминает Фортуну, потом слышен удар и звук падающего тела. Рашель Мосс приехала, когда ее муж был уже мертв. Мне не хватило духу вызвать полицию. Я бы не смог объяснить им, зачем я установил видеокамеру. Они бы посчитали, что я знал о готовящемся убийстве. Я дважды связан с убийством: во-первых, я следил за роботом, во-вторых, я обучал роботов для «Дум-клуба». О слежке никто не знал, но, покопавшись в памяти робота, полиция могла найти следы моих уроков. Что мне оставалось делать? Добраться до Краба я не мог, но оставались еще четыре робота. И я решил найти их во что бы то ни стало.

— Четыре? Откуда у вас уверенность, что роботов-убийц столько же, сколько карт таро?

Брайт растерялся.

— Разве это не очевидно? Пять карт, пять роботов…

— Еще какие-нибудь аргументы у вас есть?

— Нет, но… знаете, по-моему, Изида также восприняла это число роботов как нечто само собой разумеющееся… Я не помню, кто из нас первым пришел к выводу, что роботов пятеро… Нет, не помню.

— Ладно. Будет время, постарайтесь вспомнить. Вы рассказали об убийстве Изиде?

— Нет, что вы! Она и не подозревает, что роботы, которых мы ищем, могут убивать.

— Но ведь она знает об убийстве в мастерской.

— Да, знает, и считает, что Космический Разум при посредничестве робота хотел предупредить Пола Мосса об опасности. Он предсказал убийство, но сообщил предсказание не человеку, а роботу.

— Ну, да, понятно. Если предсказание ошибочно, то можно заявить, что робот-идиот все выдумал или неправильно понял… Брайт, вы начали с того, что сказали, будто это Кремп намекнул вам о предстоящих убийствах, но кончили тем, что, оказывается, вы являетесь едва ли не главным свидетелем первого из них. Я понимаю ваше состояние и не собираюсь винить вас за некоторую, как это сказать помягче, непоследовательность. У вас по-прежнему есть выбор: либо говорить мне всё, что вам известно вне зависимости от того, смогу ли я проверить ваши слова или нет, — и тогда мы расстанемся, как Кремп с Изидой, либо продолжать выкручиваться, и в этом случае я не могу ручаться за последствия. Вы поняли мою мысль?

— Кремп умер, — выдавил он, не разжимая губ.

Видимо, я действительно не умею объяснять.

— Я имел в виду, расстанемся навсегда.

— Очень этого бы хотел, — сказал Брайт немного веселее.

— Отлично. Во время обучения вы показывали роботам карты таро или нечто другое, что походило бы на Мудреца, Башню, Динарии и так далее?

— Нет, не было ничего подобного.

— Кроме как орудовать дубинкой, чему еще вы учили роботов?

— Мы играли в ассоциативные игры. Формулировалось некоторое задание, потом роботу показывали, как это задание выполнить. Затем ему давали новое задание, выполнить которое робот мог, находя в заданиях общие черты. Борисов был убежден, что человеческое мышление полностью ассоциативно. Не существует ничего похожего на озарение, а есть только перебор ассоциативных цепочек, сравнение поставленной задачи с тем, чем наполнена память. Сообразительность определяется содержимым памяти и эффективностью перебора, только и всего. Эволюция — пример мышления в самом примитивном виде, однако она создала человека. Человек же не располагает таким количеством времени, каким располагала природа, зато его мышление намного эффективней — именно эффективней, оно не является чем-то принципиально иным, — все тот же естественный отбор, более быстрый за счет того, что испытуемые гипотезы виртуальны и существуют только в мозгу. И ничего удивительного: естественный отбор способен породить только естественный отбор. Умея решать задачи перебором, нельзя научиться «озарению» или чему-то вроде этого.

— Вы с ним согласны?

— Трудно сказать. В чем-то согласен, в чем-то нет. Раньше я считал, что искусство способно создавать что-то новое… Но что значит «новое»? Понять это можно, только выйдя за пределы себя самого. Обезьяна, доставшая банан с потолка, тоже, наверное, полагает, что сделала что-то новое. В конечном мире возможны только повторения, а мир, судя по всему, конечен. Так, во всяком случае, считал Борисов. Мне трудно было с ним спорить. Вообще, я заметил за ним привычку философствовать на тему искусственного интеллекта перед теми, кто в этом ничего не понимал. Особенно он любил поговорить об этом с Изидой. Порой мне кажется, что она увлеклась Космическим Разумом, чтобы заполнить пустоту, которую оставил после себя Борисов.

Брайт притих, удовлетворенный тем, что допрос закончился на философской ноте, сдобренной, как это принято у интеллектуалов, небольшой дозой иронии. В это самое время Изида обнаружила пустоту, прежде заполненную Греттой. Искать Гретту она решила у Брайта и позвонила ему на комлог. К концу беседы мы с Брайтом достигли такого взаимопонимания, что было излишним напоминать ему, что связь должна быть громкой и слепой.

— Олли, Гретта не у тебя? — спросила Изида. — Кстати, я тебя почему-то не вижу. Ты не ее прячешь?

— Она же была с тобой, — ласково напомнил Брайт, взглядом спрашивая у меня, куда послать Изиду. Я вклинился:

— Привет, это Ильинский. Вы сейчас где?

— В лаборатории… ой, такое длинное название… ультра… ультрасложное… У них тут несчастье, представляете: побило метеоритами антенну, и я хочу отправиться вместе с господами физиками ее чинить. Гретта, наверное, тоже захотела бы, но ее что-то нет, и комлог не отвечает. Ушла час назад и пропала. Вы не знаете…

— Знаю, Изида, я все знаю. Немедленно возвращайтесь в жилой сектор. Мы ждем вас в каюте господина Брайта. Вот он хочет что-то вам сказать…

Брайт сообразил, что я жду, что он подтвердит мою просьбу.

— Да, Изида, возвращайтесь, — сказал он с волнением, которое даже я принял за чистую монету, — случилось нечто важное.

— Но мне хотелось…

— Немедленно! — гаркнули мы хором.

Изида ахнула и отключилась.

— Сейчас придет, — закрывая крышку комлога, успокоил меня Брайт.

Время я не засекал, но Изида явно успела куда-то зайти, чтобы припудрить нос. Я бы простил ей нос, если бы она не притащила за собой Гроссмана. Как оказалось, разыскивая меня, он позвонил и ей в том числе. Получив отрицательный ответ, он взял с нее слово сообщить ему, если я вдруг объявлюсь. Изида, наивная душа, слово сдержала.

— Так-так, — сказал Гроссман, обводя нас подозрительным взглядом.

Никто не отвел глаз: я — потому что мне не привыкать, Брайт — потому что был первоклассным актером, Изида — потому что Гроссман не волновал ее как мужчина.

Брайт встал, чтобы уступить даме место на подушке. Подвинувшись, я усадил Гроссмана между собой и Изидой, дабы показать ему, что он мне дороже. Оставшись в собственной каюте без места, Брайт нахохлился и поинтересовался, не уйти ли ему совсем. В итоге я усадил вместо себя Брайта. Не знаю, насколько эта рокировка улучшила настроение Гроссману.

— Вы меня напугали, — сказала Изида, — объясните же, что происходит. Где Гретта? Почему ее нет?

— Опишите нам, — попросил я, — ее последние часы.

Что я такого сказал, чтобы владычица слов потеряла дар речи? Но зато ее широко распахнутые глаза были прекрасны, — именно они вызвали у меня восхищенную улыбку, истолкованную (она сама мне потом об этом сказала) как проявление радости человеком, хорошо спрятавшим труп.

— Олли, — всхлипнула она, и Гроссману пришлось откинуться к стене, чтобы они нашли другу друга глазами, — Олли, — всхлипнула она снова.

— Ильинский, выбирайте выражения, — сказал «Олли», — впрочем, вас я тоже понимаю. Изида, мы не знаем, где Гретта. Расскажи нам, где вы были, и почему она оставила тебя одну.

— Не одну. Со мной были доктор Кетлер и доктор Джоу, астрофизики. Гретта забыла в каюте какие-то таблетки и вернулась, чтобы их забрать.

— Таблетки от хромоты? — уточнил я.

— Нет, она уже почти не хромала.

— Когда вы видели ее в последний раз?

— Я не смотрела на часы. Наверное, это было час назад или полтора. Я была так увлечена рассказом доктора Джоу, что не заметила, как пролетело время.

— А до того как уйти, как она себя вела? Ее что-нибудь беспокоило? Например, вы не заметили, звонила ли она кому-нибудь?

— Да, она звонила несколько раз.

— При вас?

— Нет, она отходила. Доктор Джоу обижался на нее за это. Он сказал, что ей, как ему кажется, неинтересно слушать про лучи.

— Лучи? Какие лучи?

— Космические. Которые принимает телескоп, и которые потом изучает доктор Джоу с коллегами. Я чуть было не сказала ему, что Гретта сама в этих лучах кое-что понимает.

— Хорошо, сколько было…

Я осекся. Изида, опустив глаза и сжав плотно губы, ждала, когда я закончу фразу. Кажется, проблема состояла не в том, что Гретта разбиралась в астрофизике, а в том, что об этом почему-то нельзя было говорить доктору Джоу.

— Изида, — сказал я и подождал, пока она не посмотрит на меня, — Гретта сказала вам, что она журналистка?

— Да.

— Журналистка, разбирающаяся в астрофизике.

— Да, но… нет, вы, конечно, правы, — произнесла Изида свободнее, — как я могла проверить, разбирается ли она в астрофизике или… или не разбирается.

— Предположим, разбирается. Почему же нельзя было сказать об этом доктору Джоу?

Изида снова стала искать глазами Брайта. На этот раз Гроссман не пошел им навстречу. Более того, он нарочно повернулся так, чтобы те двое не могли друг друга видеть. Брайт кашлянул и быстро проговорил:

— Мы с вами не успели этого коснуться. Если бы вы спросили, я бы ответил, но вы не спрашивали.

— Олли, — взмолилась Изида, — мы же дали слово!

— Придется его нарушить, — сказал я, — говорите — оба вместе или по очереди.

Брайт выдохнул:

— Она из ДАГАРа. — И в сторону Изиды: — Поверь, так нужно. Нужно, чтобы господин Ильинский об этом знал.

Настроение у меня испортилось. Спецслужбы имеют привычку отбирать добычу. Расследования, в которые они вмешиваются, кончаются, как правило, нулевым гонораром. И еще одна беда: у людей из ДАГАРа очень крепкие челюсти. Гретта, конечно, не в счет, но она наверняка работает не одна.

— Что такое ДАГАР? — спросил Гроссман. — Звучит, как кличка овчарки.

— Вы почти угадали. Теперь угадайте, кто у них овцы.

— А если серьезно?

— ДАГАР это Дальняя Галактическая Разведка, секретное подразделение Галактической Полиции, созданное на тот случай, если в нашей галактике вдруг появятся сапиенсы. Любой радиотелескоп или спейс-сканер они считают своим наблюдательным пунктом, поэтому их не любят астрофизики. Археологи, работающие на окраинах обитаемой части галактики, обязаны предъявлять им свои находки. Конечно, дагарцы представляются не дагарцами, а офицерами ГП. Все, что хотя бы отдаленно напоминает останки сапиенсов, ДАГАР отбирает для проведения экспертизы по их собственной методике. Впрочем, археологи уже нашли на них противоядие. Из земных черепков они составляют приблизительный скелет сапиенса, вешают на шею скелету какую-нибудь «неземную» побрякушку и прячут его в самом дальнем контейнере. ДАГАР его, конечно, находит и отбирает как самую важную улику, не обращая внимания на остальные находки. Изида, как примерно выглядит Космический Разум? Я попрошу начальство подыскать какой-нибудь подходящий скелетик.

Изида молчала. Она держала слово, слова, в общем, властвовала в своей области.

— Поищите скелеты у себя в шкафу, — посоветовал остряк Гроссман.

— Или в шкафу Гретты, — предложил Брайт, — у нее в каюте.

Я его разочаровал:

— Она поступила, как опытный археолог: подбросила нам свой бюстгальтер, чтоб мы подумали, что она за ним вернется. Впервые в моей практике женщина, неравнодушная к вниманию мужчин, разбрасывает свое белье по кровати в незапертой каюте. Чемоданы, думаю, можно не искать. В лучшем случае, обнаружим еще какую-нибудь бутафорию. У ГП везде есть свои корабли. Наверное, она уже на Эрме или на пути к Терминалу.

— Что вы собираетесь предпринять?

— Первым делом напишу письмо в ДАГАР. Посоветую в следующий раз подослать ко мне старушку, всем остальным буду сворачивать шею без предупреждения.

— А старушку предупредите? — осведомился Гроссман.

— Угу, одно предупредительное сворачивание в воздух. В свободное время надо будет потренироваться на мокром белье, у дагарцев очень скользкие шеи.

— Вы злитесь из ревности, — заметила Изида, раздумывая, стал бы я злиться из-за нее. Нельзя было не воспользоваться тем, что она вновь обрела дар речи.

— Изида, скажите, почему Космический Разум проявляет такое внимание к роботам? Люди его уже не устраивают?

— Люди его никогда не устраивали. Человек веками мучается вопросом, почему молчит Вселенная, почему никто из сапиенсов не пытается установить с ним контакт. А контакт давно бы состоялся, если бы сапиенсы считали людей разумной расой. Но они так не считают и, вероятно, по-своему правы. Натолкнись мы на них, наверное, мы бы тоже не приняли их за разумные существа. Объединение, контакт разумов должен произойти в неком едином центре, через который пойдут сигналы от одной расы к другой. Центр этот сам выбирает тех, кто достоин контакта. Он наблюдает за ходом эволюции и ждет, когда раса созреет. С его точки зрения, роботы — это новый шаг в эволюции разумных существ на Земле. Роботы произошли от человека, как человек произошел от обезьяны. Более того, разум робота по своему устройству ближе к разуму центра или Вираджа, то есть Космического Разума. Они друг друга понимают, потому что мыслят в категориях единой логики, не совпадающей с логикой людей. Вы, наверное, забыли, как профессор Эйтвед рассказывал, почему это так. Вирадж существует вечно, он существовал в прошлой вселенной, пережил ее смерть и появился в нашей вселенной вместе с ее рождением. Поэтому он заполняет ее всю до последнего атома и существует везде — так, как это представлял себе Спиноза. Логика Вираджа — это логика того первоатома, из которого произошел Большой Взрыв. Случайно, или это было продиктовано законами Вселенной, человек создал роботов с той же, первоатомной, логикой. Мне почему-то кажется, что человек послужил лишь орудием провидения, подобно тому, как обезьяны послужили материалом для возникновения человека. Материал биологический и материал ментальный, по сути, ничем друг от друга не отличаются. Продукт разума это тоже продукт движения молекул, разве не так?

Манера всех метафизиков: цепь неясных рассуждений завершить вопросом с очевидным ответом «да», — мол, если «да», то тогда с чем же вы не согласны?

— Так, — сказал Гроссман, не столько соглашаясь, сколько беря Изиду на заметку. Поначалу он слушал ее рассеянно, жевал губами, и раза три, по моим подсчетам, едва не сказал «ну и бред». Но когда Изида упомянула «нечеловеческую» логику, кибернетик занервничал. Назовет ли Изида закон исключения третьего или ограничится определением «первоатомная»? Что конкретно она имеет в виду? Действительно ли Эйтвед подсказал ей идею особой логики у роботов или она узнала об этом из других источников? Наконец, означают ли все эти философствования, что Гретте известно, что «неисключенное третье» может помочь выделить робота-убийцу из числа прочих роботов, сколько бы их ни было?

Задавать эти вопросы в лоб было опасно. Гроссман заявил, что все сказанное Изидой крайне интересно и напоминает ему какую-то древнюю легенду, которую он то ли где-то вычитал, то ли слышал от деда, то ли выдумал сам, когда ему, ученику средней школы, задали написать сочинение на свободную тему. Краткий спич он закончил, стоя в дверях и делая в мою сторону угрожающие знаки. Я попросил добровольных помощников ДАГАРа никуда до завтра не уезжать и проследовал за Гроссманом в его каюту. Под ногой что-то хрустнуло. Я спросил, важна ли для Гроссмана раздавленная деталь робота. Он выматерил и меня, и робота. Хорошо, робот не слышал, что Гроссман о нем думает. Отведя душу, он задал мне те вопросы, которые я перечислил в предыдущем абзаце. Я четыре раза пожал плечами. Тогда он сказал:

— Робота что-то спровоцировало напасть на вас. На вашу одежду нанесли телепикт, чтобы транслировать карты таро. Гретта пропала одновременно с нашим возвращением из ангара Фиша. По-моему, для вас очевидно, что эти события связаны. Изида правильно подметила, что вы злитесь на Гретту. Конечно, злитесь вы не из-за ревности. За последние несколько часов у вас появился только один повод для злости, — я имею в виду покушение. Стало быть, Гретта с ним связана. Но ее не было с ними в ангаре. Там были Фиш, его робототехник, актриса (кстати, Брайт ведь актер, не так ли?), затем, я и вы, в куртке с изображением карт таро. Изображение вы принесли с собой. Оно не заметно для человеческого глаза, но робот способен его различить. Не оно ли спровоцировало робота? И не Гретта ли распылила на вас телепикт? Если вы снова станете жать плечами, то я предприму все усилия, чтобы вас со мной больше не было.

— Есть одно место, куда я за вами не последую, — огрызнулся я, понимая, впрочем, что настала пора рассказать ему, что роботы неравнодушны к некоторым картам таро. Не я, так Изида расскажет ему об этом. Обстоятельства, при которых я имел право на откровенность, Шеф назвал «чрезвычайными». Появление новой силы — ДАГАРа — подпадало под это определение. Я рассказал Гроссману, что карты впервые назвала Изида, что двое убитых — Хинчин и Мосс — олицетворяли собой Мудреца и Колесо Фортуны, и что на Лагуне робот покушался на Башню. Мне выпали Мудрец, Повешенный и Динарии (лишнее зачеркнуть). Гретте откуда-то известно, что нет смысла использовать сыгравшие карты, поэтому она не транслировала Башню и Колесо Фортуны, — а что именно она орудовала телепиктом, это факт. Получается, что Мудреца она добавила, поскольку не знала, что он уже сыграл. Гретта побрызгала на меня, пока я делал ей перевязку. Я описал врачу баллончик с обезболивающей жидкостью, и он сказал, что не давал Гретте ничего подобного. Следовательно, телепикт был замаскирован под заморозку. Одежду, подходящую для нанесения телепикта, она начала выбирать, когда мы вместе летели на Лагуну. Подозревая, что я замечу, что кто-то рылся в моих вещах, она выдумала филера-блондина, — это был еще и повод, чтобы познакомиться со мной лично. Обработав куртку, Гретта захотела посмотреть, как я буду выглядеть со стороны, и увеличила время трансляции карт. Поэтому их разглядела одна случайная девица, но, вместо того чтобы предупредить меня об опасности, девица назвала мою куртку «забавной». Как робот определил, который из скафандров мой? Наверное, по размеру. Я взял XXL вместо XL, потому что… да, угадали… на Фаоне гигантомания — всепланетарная болезнь, кроме того, я очень высокого о себе мнения. Робот решил, что коль скоро из всех пятерых я самый крупный, значит и единственный XXL — мой. Откуда мы узнали, что роботы убивают по картам? Дедукция и ничего больше, клянусь теми ста тысячами, что вы мне обещали.

— Ничего я вам не обещал! — крикнул он так, что загудели стены.

— В таком случае, я пошел сочинять отчет для босса. Раз вы не обещали, я снова вынужден жить на зарплату.

От хлопка дверьми стены каюты перегудели гроссмановский крик. Я ему солгал: прежде чем сесть за отчет, я направился к Брайту, чтобы узнать, как эти скауты меня выследили. Выяснилось, что сначала они побывали на Эрме. Гретта влезла в базу данных «Комстарта», но не нашла там даже упоминания слова «робот». Она поняла, что в открытых документах роботов искать бесполезно. Они вернулись на Терминал следом за Гроссманом, но с небольшим опозданием, вызванным нехваткой билетов и проворством последнего. На Терминале они узнали, что «тут был Ильинский», хотя я ничего подобного на стенах не писал. Г-н Ильинский летел на Эрму, но на регистрацию не явился. Гретта сделала вывод, что я полетел другим кораблем, и опросила пилотов, предлагавших индивидуальные рейсы. Они вспомнили и меня, и Гроссмана и то, что мы требовали рейс до Ло. Тут же был нанят быстроходный корабль с новейшими тормозными ваннами. С орбиты Ло Гретта обзвонила базы, седьмая по счету ответила, что я у них. Что было дальше, мне известно. Я попросил Брайта отмотать назад и рассказать, как они познакомились с Греттой. Случилось это в день открытия конгресса. Сначала Гретта изображала из себя журналистку и брала интервью, в том числе, у Изиды и Брайта. Тот не заметил, как они перешли от уфологии к роботам. Гретта очаровала их обоих. С Брайтом-то все понятно, но чем она зацепила Изиду, является загадкой номер два. За третьей порцией мартини Гретта выложила им, что работает на ДАГАР. Она знает, что они ищут роботов с весьма специфическими свойствами. Об убийствах речи не шло, упоминался только Космический Разум и его влияние на роботов. Брайт впервые слышал о ДАГАРе и, если бы не Изида, ни за что бы не согласился с ними сотрудничать. Изида, однако, согласилась сразу. Она поклялась ничего не разглашать и одновременно разгласила все, что им с Брайтом было известно: номера роботов, названия фирм, их купивших, ну и, конечно, не забыла про карты. На сервере «Кибертрейдинга» Гретта обнаружила имя последнего покупателя — оранжерею «Деметра». Когда они прибыли в «Деметру», робота уже отпевали. Оставалось попытать счастья на Эрме. Гретта влезла в базу данных «Комстарта», но не нашла там даже упоминания слова «робот». Она поняла, что…

— Уже говорили, — вывел я Брайта из цикла, — значит так, берите Изиду в охапку и возвращаться на Фаон. Оттуда — ни шагу. Если ДАГАР с вами свяжется, немедленно сообщите мне. Все ясно?

Брайт уныло покивал.

В столовой нашлась пара зачерствелых сэндвичей и бутылка минеральной воды. Прихватив все это с собой, я вернулся в каюту и засел за отчет. В четыре утра зашифрованный методом блуждающих кубитов отчет отправился к Шефу.