Листок так и назывался: «Ультиматум». А подписан он был – если это можно считать подписью – следующим образом: «Народное ополчение „Внуки славян“.

Чего же они требовали, эти «внуки»? Читаем:

«Мы, представители великого народа славян, обращаемся к вам, тем представителям власти всех уровней, кто по происхождению из эфиопской расы, образовавшейся от смешения белой и негроидной рас, 3700 лет назад давшей семитов, или евреев, и предлагаем добровольно освободить все управленческие структуры в государстве. Через своих представителей, которые зачастую трудноотличимы от нас, вы пытаетесь осуществить захват мира, имея тайное правительство, и хотите превратить нас в своих рабов, а затем уничтожить. Это вы проводили после 1917 года истребление народов России. Это вы организовали бойню единокровных немецкого и русского народов.

При отказе выполнить условия ультиматума мы – славяне – как целое и каждый в отдельности вправе предпринять для своей защиты любые действия, какие сочтем нужными».

Такой вот славный «ультиматум». С образованием тут, видно, тоже не всё гладко («семиты, или евреи»). Но особенно меня умилил неоценимый вклад авторов в науку о происхождении рас; согласно этому вкладу Пушкин (как известно, он из эфиопов) был еврей. А еще мне очень понравился пассаж о единокровии немецкого и русского народов…

Но в Москве дело тогда (пока!) ограничивалось подобными «ультиматумами» и несколькими грязными газетками. Зато в городе на Неве, который был уже не Ленинград, но еще и не Санкт-Петербург, эти мальчики, можно сказать, вышли на площадь. Ну, не совсем на площадь, но все-таки в самый центр города – к Гостиному двору. Питерцы помнят, как здесь каждый день развешивались плакаты откровенно нацистского содержания и торговали книжками совершенно определенного набора: «Майн кампф» Гитлера, «Теория и практика большевизма» Геббельса, «Жиды» и другие не менее завлекательные книги. Продавались они как оптом, так и в розницу, вполне прилюдно, не таясь. Одновременно продавцы сих изданий агрессивно и смачно пропагандировали нацистскую идеологию, причем с гораздо большим рвением, чем это делали когда-то сотрудники «Фёлькишер беобахтер».

Многочисленные протесты жителей города, обращенные в Городское управление внутренних дел и прокуратуру, уже тогда оставались без последствий. Более того. В интервью городской газете «Смена» заместитель прокурора города – вполне, между прочим, официальный товарищ – заявлял, что ничего противозаконного в происходящем у Гостиного двора он не улавливает. «В нашей стране каждый имеет право на свое мнение», – отмёл заместитель возможные инсинуации.

На протяжении следующих чуть ли не десяти лет многочисленные власть имущие – вплоть до самых высоких чинов – не раз будут апеллировать к подобному «плюрализму». А тогда представители питерской элиты обратились к Генеральному прокурору страны. «Мы, группа ленинградских писателей и ученых, – говорилось в письме, – выражаем крайнюю озабоченность позицией Ленинградской городской прокуратуры, которая берет под защиту деятельность так называемых „национал-патриотов“, направленную на разжигание межнациональной вражды и открытую пропаганду нацистской идеологии».

Обратите внимание: уже тогда прозвучали слова хлипкой нашей общественности о попустительстве прокуратуры нарождающемуся неонацизму. Ответа от прокурора России не последовало.

Менялись прокуроры, менялись фамилии «подписантов» под подобными обращениями. Ответа так и не было.

В то время как в Ленинграде (Санкт-Петербурге) около Гостиного двора «патриоты» с плакатами «…спасай Россию» торговали Гитлера и Геббельса, в Москве проходили «творческие вечера». Вот один из них. На нем чествовали некоего пиита. Называть его не имеет смысла: как поэт он – никто, сделать себе имя в политике он тоже не сумел. Но как некая веха во времени заслуживает упоминания. Но – без имени; так сказать, инкогнито. Вехи – они ведь по большей части безымянные.