Стефан Келли стоял под душем на мраморном полу, струи горячей воды стекали по спине, и ему хотелось, чтобы эти струи смыли следы последних дней. С ним здесь обращались как с высокопоставленной персоной в пятизвездочном отеле. Элегантно сервированные обеды и ужины, свежие газеты, доступ в полностью оборудованный спортивный зал. Температура в бассейне как раз такая, как ему нравится, и бильярдный стол в библиотеке полностью в его распоряжении.

Первый день в замке Стефан провел, охваченный смятением и гневом. Большую часть времени он смотрел с балкона на бескрайний синий океан и на одинокую яхту гигантских размеров, покачивающуюся на якоре в миле от берега. За ситуацию, в которой оказался, он винил только одного человека.

С того самого дня, когда он узнал о воровской деятельности Майкла, его сжигал стыд за то, что его родной сын может быть вовлечен в такое беззаконие. Как получилось, что два его ребенка так отличаются друг от друга? В день, когда Стефан узнал об аресте Майкла, он поклялся его забыть, решил списать, как ошибку, вырвать из своего сердца.

Даже после смерти Питера Стефан не изменил своего решения. И несмотря на то что Майкл оставался единственным человеком на земле, в жилах которого текла его кровь, он не переступал границы. Но в глубине души знал, что это его отвержение Майкла — всего лишь удобный повод уйти от чувства вины, избегнуть участи отца, который должен посмотреть в глаза сыну, брошенному им на произвол судьбы. Именно по этой причине он так и не снял фотографии со стены комнаты-сейфа; это было бы равносильно тому, как если бы он опять отвернулся от Майкла, на сей раз навеки.

На второй день плена Стефан размышлял над своей жизнью, над победами и поражениями в личной жизни и профессии. Он всегда к чему-то стремился: к успеху, к деньгам, к тому, чтобы хорошо выглядеть и сохранять форму. Он не наслаждался моментом, не радовался тому, что имел, а всегда смотрел вперед, в будущее, думал о том, «что, если», а не о том, что происходит сейчас. А затем его сын Питер, его единственная после смерти жены истинная радость, умер. Отцовские мечты превратились в кошмар. Он больше не видел будущего, ведь не осталось никого, с кем его можно было бы разделить. Он размышлял о своих утратах. Одного сына отняла у него смерть, второго он оставил сам; Стефан не мог удержаться от мысли, что гибель Питера была своего рода расплатой за то, что он отвернулся от Майкла, и теперь ему остается лишь доживать свои дни в одиночестве, с опустошенным сердцем. Жизнь лишилась для него всякой ценности, и он приучил себя к мысли, что уже не важно, жив он или мертв.

Больше года назад Мэри Сент-Пьер пришла в его офис. Она просила помочь в поисках отца Майкла. Обманутая внешней бесстрастностью Стефана, Мэри не догадалась о правде, не заметила, в какой шок его повергло ее появление. Стефан был потрясен совпадением, и хотя он по-прежнему не мог смириться с преступлениями, совершенными Майклом, все же вид Мэри и ее болезнь смягчили его сердце.

И затем у него в офисе без предупреждения появилась Женевьева Зивера. С несгораемым сейфом в руках. За час, проведенный с этой женщиной, Стефан проникся к ней глубоким уважением. Она стремилась к тому, чтобы воссоединить отца с сыном. И при всей своей внешней сдержанности и скромности отличалась поразительной проницательностью, поскольку каким-то образом поняла, что он отец Майкла. Она так прекрасно отзывалась о Майкле: о его бескорыстии, о глубокой скорби после смерти жены. И это, как ни странно, отчасти рассердило Стефана; Майкл предстал более человечески понятным, а его предвзятое мнение оказалось несостоятельным. Женевьева заставила Стефана увидеть в Майкле хорошее, пробудила в нем отцовский инстинкт, заглушённый, казалось, годы назад. Еще она сказала, что, возможно, в один прекрасный день Майкл явится за металлическим кейсом, и просила Стефана сохранить его до тех пор.

Так что когда утром третьего дня Стефан открыл дверь и увидел на пороге его, своего сына, которого знал только по фотографиям, то был потрясен до глубины души, потому что понял: судьба все-таки его настигла. Он бы и хотел раскрыть сыну объятия, но первая его реакция была далека от отцовской. Он попытался отрицать правду, игнорировать ее, отослал сына прочь, а сделав все это, немедленно преисполнился раскаяния, что не переборол свой страх и не взглянул тому в глаза.

Их краткая встреча — начало воссоединения — была жестоко прервана Зиверой. Чтобы добиться своего, он сыграл на сердечных струнах Майкла. Запертый здесь — где бы ни находилось это место — в ожидании своей участи, Стефан гадал, суждено ли ему еще встретиться с Майклом, закончить разговор, попросить прощения.

На третий день, все тщательно обдумав, Стефан отбросил предвзятое мнение, отказался от несправедливых допущений. В нем опять заговорил юрист. Стефан задавался вопросом, найдет ли Майкл то, что нужно Джулиану, и существует ли действительно шанс выбраться из этой передряги живым.

Он стал действовать так, как действовал бы в своей старой роли — окружного прокурора: принялся изучать голые факты. Проводя время в замке, он отмечал каждую деталь: количество выходов, поведение персонала, расстановку охранников. Изучал расположение телефонов, окон, машин на дорожке. Важны факты. Он вдоль и поперек осмотрел спортзал, собственную комнату, ванную. Всем этим при случае можно будет воспользоваться для импровизации. Беседы с домашним персоналом были вежливыми, но неконкретными. Всех их вышколили так, чтобы они не выдали никакой информации, могущей оказаться полезной для Стефана.

Предоставленная ему свобода передвижения была чисто внешней. Повсюду его преследовали неотвязные взгляды горничных и официантов с пластиковыми улыбками, охранников с собаками и бог знает чем в кобурах. Он был в ловушке, полностью во власти своего хозяина.

Сегодня, тренируясь в спортзале, он хорошенько постарался на бегущей дорожке, с результатом несколько миль за семь минут. Неплохо для пятидесятивосьмилетнего мужчины. Он бегал всю жизнь — для удовольствия, чтобы сохранять форму, чтобы чувствовать себя молодым и сильным. Каждый раз он выжимал из себя все возможное и, хотя больше не участвовал в соревнованиях, все же на пробежках всегда представлял себе, что по соседней дорожке бежит соперник и впереди — финишная черта. Но он не смотрел на свои спортивные занятия как на средство выживания. До самых последних трех дней своей жизни Стефан не думал, что когда-нибудь, убегая, будет спасать свою жизнь.

Он стер из сознания всякую жалость к себе, подавил ощущение безнадежности. Словно солдат в военном лагере, он чувствовал себя обязанным исполнить долг. Не зная еще, как или когда это сделает, но Стефан принял решение. Он не станет дожидаться спасения ни от Майкла, ни от кого-либо другого.

И, восстановив таким образом привычное для себя состояние ума, он внезапно подумал: все это время, размышляя о том, спасут его или нет, он не думал о Майкле и об опасностях, которым тот подвергается. А ведь сын рискует гораздо больше, чем сам Стефан в своем VIP-номере с видом на море. Арест, ранение, смерть — Майкл рискует всем ради отца, которого он не знал, отца, который его бросил.

У Стефана возникла парадоксальная мысль, что, может быть, это не Майкл должен спасти его, а наоборот. Возможно, это он должен спасти Майкла, стать наконец отцом, каким никогда не был. Теперь у него появился шанс вернуть потерянного сына, и нельзя этот шанс упустить.

Тут же созрело решение: бежать.