Майкл собирал вещи. В номере римской гостиницы «Тревеллерс-инн», оплаченном им заранее, с трудом помещались кровать и столик, однако удобства Майкла не интересовали — никогда не интересовали. Этот номер он снял из-за открывающегося из окна вида. Отсюда был прекрасно виден Ватикан. И, что гораздо важнее, просматривались мириады запутанных улочек внизу, которые, в случае чего, обеспечили бы пути отхода. И хотя Майкл действительно зарегистрировался в «Белла Коччини», сделано это было для прикрытия; истинным центром операции являлась эта небольшая гостиница.

По телевизору показывали кадры, снятые днем: клубы дыма, вырывающиеся из ватиканских музеев, толпы бегущих туристов. Диктор итальянского бюро Си-эн-эн сообщил, что псе посетители были эвакуированы, никто не пострадал.

Майкл сел за крошечный столик в углу и вставил в портативный компьютер носитель флэш-памяти. Внезапно на экране стремительно замелькали цифры. Через тридцать секунд вся информация, хранившаяся в компьютере, была полностью уничтожена.

Компьютер выполнил заданное, действуя безошибочно и точно в срок. В десять часов утра он в автоматическом режиме позвонил в полицейский участок через сотовый телефон, отследить который было невозможно. Распознав живой человеческий голос, компьютер выдал заранее записанное речевое сообщение продолжительностью двадцать две секунды с предупреждением о мастерской Атиллио Вителли. Компьютер до неузнаваемости изменил голос самого Майкла; как только короткое сообщение завершилось, связь была разорвана.

Ровно в одиннадцать дня компьютер набрал номер ватиканской полиции. Голос Майкла, преобразованный в женский спектр, предупредил о намеченной демонстрации протеста. Все это являлось ширмой, отвлекающим маневром. Следствие оказалось направлено по ложному пути, приправленному элементами истины, а тем временем в другом месте был нанесен главный удар.

Перевернув компьютер, Майкл извлек из него жесткий диск и несколько раз провел над ним сильным магнитом. Хотя в 11–17 автоматически запустилась программа-вирус, которая уничтожила все улики, и он только что повторно очистил память компьютера, Майкл придерживался того мнения, что осторожность никогда не бывает излишней. Он предпочитал надевать и ремень, и подтяжки. Мало ли что может случиться?

Майкл был рад, что никто не пострадал — за исключением разве что самолюбия и головы профессора Хиггинса; голове досталось от удара о статую святого Фомы Аквинского, на что наложилось действие амитала натрия, продлившего сон. Листовки антикатолического содержания, которые Майкл подбросил в сумку профессора, привели охранников в бешенство, и они, ослепленные благородной яростью, поспешили в гостиницу, где остановился Хиггинс. Она находилась всего в трех кварталах от «Белла Коччини». Поскольку дежурный администратор там только один, Майкл утром по дороге в Ватикан без труда проскользнул незамеченным в номер к Хиггинсу и подбросил улики, подкрепившие подозрения швейцарской гвардии и ватиканской полиции.

Решающей оказалась не какая-нибудь одна улика, а все они в целом: содержимое сумки профессора, его общеизвестная ненависть к церкви, вещи, обнаруженные в гостинице. То обстоятельство, что ничего не было похищено, подтверждало скорее гипотезу о вандализме, чем о неудавшемся ограблении. Правда всплыла только тогда, когда закончилось действие амитала натрия. Однако она оказалась никому не нужна; все уже определились с профессором Хиггинсом.

Достав спутниковый телефон, Майкл открыл крышку, извлек иридиевый аккумулятор и вставил вместо него свежий.

«В случившемся по-прежнему остается множество загадок, — продолжал корреспондент Си-эн-эн. — Тем временем музеи Ватикана все еще закрыты — впервые за последние сорок пять лет».

Майкл осторожно содрал с аккумулятора этикетку, открыв шов корпуса, и с помощью ножа, вставленного в шов, вскрыл его. Внутри аккумулятор был заполнен чем-то вроде смолы; Майкл опустил в это вязкое черное вещество пальцы и нащупал два ключа. Со стороны контактов в аккумулятор была вставлена батарейка. Источник питания функционировал как и положено; просто его емкость стала в десять раз меньше обычной. Этот аккумулятор был троянским конем, изобретенным Майклом.

Впервые Майкл получил возможность изучить добычу вблизи. Вытащив ключи из аккумулятора, он положил их на кровать. Они были покрыты черной липкой массой, но когда Майкл их вытер, тускло сверкнул благородный металл. Взяв серебряный ключ, Майкл полотенцем счистил остатки смолы и натер металл до блеска. Затем взял золотой ключ и начал его вытирать. И вдруг что-то привлекло взгляд Майкла. У него внутри все оборвалось.

Схватив ключи, Майкл бросился в ванную. «Ходят упорные слухи о том, что в залах Музея сокровищ ризницы и Грегорианского музея этрусского искусства были взорваны несколько дымовых шашек, однако пострадавших нет». Голос корреспондента Си-эн-эн был слышен даже из-за закрытой двери.

Внимательно осмотрев золотой ключ, Майкл включил горячую воду и подставил его под струю, смывая остатки похожей на деготь массы.

«К счастью, официальные лица подтвердили, что из музеев ничего не было похищено». Голос из телевизора отражался от выложенных кафелем стен.

Вода в раковине стала черной — а ключ заблестел золотом.

Майкл поднес его к глазам. На одной стороне виднелось клеймо, выбитое крошечными цифрами, едва различимыми невооруженным глазом. Майклу пришлось напрячься, но первое предположение оказалось правильным. На золотой поверхности было выбито число 585.

Майкл долго смотрел на ключ, затем положил его на край раковины, уставился на свое отражение в зеркале и провел руками по лицу.

— Проклятье! — простонал он.

Зазвонил спутниковый телефон. Майкл не двигался с места. Сердце гулко колотилось у него где-то в горле. Он закрыл глаза.

Телефон зазвонил снова. И Майкл, не выдержав, взорвался, одним взмахом руки отправив на пол туалетные принадлежности и стакан для воды.

Выскочив из ванной, он схватил трубку на третьем звонке.

— Алло.

— Я тут как раз смотрю выпуск новостей, — произнес голос. — Какая это замечательная штука — всемирная телевизионная сеть. Интересно, продается ли Си-эн-эн.

Майкл молча смотрел трансляцию в прямом эфире из Ватикана. У него в ушах прозвучало грозное предостережение, сделанное Финстером на прошлой неделе: «Я обязательно пойму, что ключи ненастоящие. Я обязательно пойму».

— Итак? — спросил Финстер.

— Итак, как выяснилось, в Ватикане работают не дураки. Майклу с огромным трудом удалось сдержать переполняющую его ярость.

Это число 585 — 14К по американскому стандарту — в Европе означало пробу золота. В этом сплаве 58,5 процента чистого золота — две тысячи лет назад подобные обозначения на золотых изделиях не ставили.

— И?..

— И… — Майкл был в растерянности. Голова у него кружилась. Однако провал допустить нельзя. Он обязан победить. От этого зависит жизнь Мэри.

— Что вы хотите сказать, Майкл? Они у вас? Молчание. Поглощенный мыслями, Майкл стоял, уставившись на кровать.

— В чем дело, Майкл? — Голос Финстера стал резким. — Что случилось?

На кровати лежала стопка книг, по которым Майкл проводил свои исследования. Сейчас его внимание привлекла одна из них: «Ватикан — его политика и владения». Обложка простая — на ней изображена старая церковь. Перед Майклом вдруг раскрылись простота и логика правильного ответа — впрочем, прошлое всегда понятнее будущего. Отвлекающий ход. Именно то, в чем так преуспел сам Майкл. Это как престидижитатор — пусть все внимание зрителей приковано к правой руке, а левая тем временем их обманывает. Вы смотрите сюда, поэтому я совершу невозможное там. И людям свойственно принимать самое невероятное, особенно если они видели подтверждение своими собственными глазами. Все смотрите на мою пустую руку, а я тем временем достану из кармана монету; все смотрите на Хиггинса, врага церкви, а я тем временем просто стащу эти ключи; все смотрите на эти ключи, выставленные на всеобщее обозрение, но на самом деле настоящие ключи спрятаны в другом месте.

— Майкл, что происходит?

— Все оказалось не совсем таким, каким выглядело со стороны, — пробормотал Майкл, обращаясь не столько к Финстеру, сколько к себе самому. — У всех на виду. Так просто. Ну почему я не догадался раньше?

— О чем это вы?

Голос Финстера ощетинился жесткими иглами.

— Мне нужно было начать с самого начала. — Внезапно все встало на свои места. — Увидимся через пару дней.

Майкл рассеянно отключил телефон, обрывая возражения Финстера.

* * *

Стены были покрыты шедеврами росписи цветными мелками. Яркие облака и собаки, человечки и цветы. Дженни Буш принесла рисунки из школы. Узнав, что Мэри «немного простудилась» и не вернется до летних каникул, ребята постарались вовсю. Многие плакали. Казалось, в классе нарушилось какое-то внутреннее равновесие, ведь Мэри была центром притяжения, общим родителем для всех малышей. Она заклеила принесенными пестрыми рисунками бледные стены в надежде не только скрыть стерильную атмосферу больничной палаты, но и чувство полной беспомощности, прочно поселившееся у нее в сердце.

Мэри сидела в кресле, полностью одетая, и делала вид, что читает. Ей пришлось уже пройти через множество тестов, но такого еще не было. Лечение не просто истощало ее силы, оно убивало волю. Она с нетерпением ждала возвращения Майкла, надеясь, что он станет катализатором, который ускорит ее выздоровление.

— Привет, Мэри, — послышался тихий шепот.

Мэри отреагировала не сразу, погруженная в мысли, которые не имели ничего общего с книгой на коленях. Шепот прозвучал ближе:

— Привет!

Мэри испуганно вздрогнула, но от страха не осталось и следа, когда она увидела лицо.

— Поль! — Ее улыбка была искренней.

— Ты выглядишь ужасно. — На самом деле Буш опасался, что она будет выглядеть еще хуже. — Как ты себя чувствуешь?

— Прилично. На самом деле врачи любят поднимать много шума по пустякам.

Нагнувшись, Буш поцеловал ее в щеку. Он примчался в клинику прямо с работы; его костюм был помят, галстук сбился набок, но ему хотя бы хватило времени причесать непокорные волосы.

— Ты должна поскорее возвращаться домой. Дженни меня просто с ума сводит; мне нужно, чтобы ты положительно влияла на нее, заставляя хотя бы изредка смеяться.

— У тебя у самого это неплохо получается.

— Да, но она смеется надо мной, а не вместе со мной. Я принес тебе печенье и журналы.

Поль положил на край стола объемистый пакет.

Стопки книг и журналов росли, на столе уже почти не оставалось места. Мэри с грустью подумала, что ей потребуется целый год, чтобы прочитать все.

— Спасибо. Как Дженни?

— Обезумела, — невесело признался Буш. Он обвел взглядом рисунки. — У тебя много поклонников.

— Да, это мои сорванцы.

Последовало долгое, неуютное молчание. Буш притворился, что внимательно разглядывает каждый рисунок.

Закрыв книгу, Мэри собралась с мыслями и улыбнулась.

— Еще раз огромное спасибо за то, что ты помог Майклу, разрешил ему отправиться на юг.

Буш резко обернулся.

— Знаешь, из всех правил есть исключения.

Его убивала мысль, что Майкл солгал Мэри. Ему не хватало духа сказать ей, что Майкл покинул пределы Соединенных Штатов.

— Я даже не знаю, как мы сможем тебя отблагодарить.

— А ты просто поправляйся скорее.

— Обещай, что, когда Майкл вернется, мы поужинаем вместе все вчетвером. Договорились?

Буш осторожно прикоснулся к руке Мэри; ему потребовалось сделать над собой усилие, чтобы улыбнуться. Вопреки всему он надеялся, что Мэри правильно истолкует его нежную улыбку и прикосновение и не станет задерживаться на этом вопросе. Он не мог дать на него ответ, но не мог и солгать.

* * *

Мэри уселась в кровати. Все время, пока у нее был Буш, ей с трудом удавалось держать глаза открытыми. Он всегда присматривал за ней, особенно когда Майкл сидел в тюрьме. У Поля это получалось легко и естественно, она никогда не стыдилась его внимания. Когда он ненавязчиво попросил передать ему контроль за условиями досрочного освобождения Майкла, это удивило и Мэри, и Дженни. Буш помог Майклу встать на ноги, они стали близкими друзьями; о большем Мэри не смела и мечтать. Она была благодарна судьбе за то, что Поль Буш занимал такое большое место в жизни ее мужа.