После спектакля Флейм с Ченсом прошли за кулисы, чтобы вместе с прочими друзьями и поклонниками, набившимися в гримерную Лючанны Колтон, выразить ей свои восторги.

Флейм готова была присоединиться к каждому их слову. Виртуозно исполненные каденции, дивные трели, потрясающее рубато и свободно льющийся голос убедили Флейм в том, что Лючанна воистину достойна самых пылких комплиментов.

У нее на глазах Лючанна Колтон, все еще в гриме, но уже в изумрудно-зеленом кимоно порывисто обняла Ченса.

– Не правда ли, я была великолепна? – заявила она с поразительным простодушием.

– Более чем великолепна. И если пятнадцать выходов на поклон этого тебе не доказывают, то уже никто не докажет. – Когда Ченс высвободился из ее объятий, у него на щеке осталась полоска алой помады.

– Это было невероятно! Зал аплодировал и аплодировал. Казалось, это никогда не кончится. – Она заметила след от помады и состроила милую, виноватую гримаску. – Смотри, что я наделала. Оставила на тебе отметину, дорогой.

Она попыталась было стереть пятно большим пальцем, но только размазала его.

– Не огорчайся. – Он отер щеку носовым платком.

– Я и не огорчаюсь, – промурлыкала она, изогнув алые губы в легкой улыбке.

– Блестящий успех, мисс Колтон, – вставила Флейм. – Ваше имя заслуживает того, чтобы его произносили в одном ряду с Каллас, Силлз и прочими мировыми величинами.

– Вы очень любезны. – Однако, судя по холодности взгляда, дива была недовольна тем, что Флейм явилась сюда вместе с Ченсом. Лючанна тут же вновь переключила внимание на него. – Ты будешь на приеме?

– Боюсь, что опоздаю.

– Лючанна, дорогая… – В комнату влетел мужчина, широко раскинувший руки в знак преувеличенного обожания. – Ты была божественна, восхитительна, поистине непревзойденна!

– Оскар! – воскликнула Лючанна и устремилась к нему. – Я тебе понравилась?

– Понравилась?! Дорогая, ты меня просто потрясла!

В этот момент Ченс взял Флейм под руку и, проведя сквозь толпу, вывел из гримерной.

Темные глаза Лючанны следили за его уходом. Боюсь, что опоздаю, сказал он. Но она слишком хорошо его знала. Он не придет. Останется с этой рыжей. Внутри у нее все похолодело, но почему-то этот холод жег.

Почему?

Она и раньше видела его с другими женщинами. Однако какое-то чутье подсказывало ей – с этой у него все иначе. Неужели она его потеряла?

Нет. Это невозможно. Они были любовниками – и друзьями – уже долгие годы. Никакая другая женщина не будет любить и понимать его как она.

Он к ней вернется.

Вскинув подбородок, она улыбнулась сияющей улыбкой.

– Я неподражаема, верно, Оскар?

Покинув толпу поклонников Лючанны, Ченс сказал:

– Я взял на себя смелость заказать столик на вечер. Надеюсь, вы не возражаете?

Его заявление застигло ее врасплох. Она-то думала, что он отвезет ее домой – судя по его ответу Лючанне по поводу приема.

– Ничуть. – Она радостно улыбнулась.

Но, очевидно, он заметил секундное раздумье, предваряющее ее ответ.

– Если вы предпочитаете пойти на какой-нибудь прием, я могу отменить заказ.

– Нет. Хотя мне показалось, что вы не прочь поднять бокал за сегодняшний триумф мисс Колтон.

– С какой стати? – Он с удивлением посмотрел на нее, вскинув черные брови.

– Между вами близкие отношения, – постаралась она произнести как можно более непринужденно. – Это всем известно.

– Вы верите сплетням? – Он подался вперед, чтобы открыть перед ней дверь, затем, задержавшись в проеме и склонившись к ней, сказал: – А ведь кому, как не вам, знать, что сплетни – это всегда вздор.

Он произнес это легко, лишь с намеком на улыбку. Флейм мгновенно поняла, что до него дошли слухи о ней и Малькоме Пауэлле. Он их слышал, но отмел. Она улыбнулась – ей вдруг стало очень легко.

Те, кому не хотелось присутствовать ни на одном из приемов после оперного спектакля, обычно отправлялись в «Трейдер Викс», «Этуаль» или в какое-либо другое популярное заведение, – разумеется, если удавалось заказать столик.

К удивлению Флейм, Ченс не предпочел ни то, ни другое. Он остановил «ягуар» перед нарочито скромным французским ресторанчиком, который был тем не менее всем известен превосходной кухней.

– Одобряете? – спросил он, помогая ей выйти из машины.

– В высшей степени. – Ее в взгляд скользнул по барочным дверям ресторанчика. – Однако я не знала, что он открыт в такой поздний час.

– Он закрывается гораздо раньше, – от слабой улыбки у него на щеках обозначились складки, – сегодняшний вечер – исключение.

На мгновение она усомнилась, затем изумилась, сообразив, что имелось в виду: его стараниями ресторан был открыт специально для них. Однако, когда они вошли, Флейм убедилась, что это действительно так.

Столики в зале пустовали, в фойе же из каждой вазы свисали пышные ветки орхидей, точно таких же, как и те, что он послал ей раньше.

– Остатки из цветочного магазина.

От Флейм не ускользнуло, что эта мимоходом брошенная реплика имеет иносказательный смысл. Ясно, что каждая мелочь была тщательно продумана заранее.

– Мсье Стюарт, мадемуазель Беннет, добро пожаловать к нам во «Франсуа». Понравилась ли вам опера?

– Очень, Луи, – ответил Ченс, произнеся это имя на французский манер.

– Ваш столик, он готов. Будьте любезны следовать за мной.

Он подвел их к столику для двоих, освещаемому мерцающим пламенем свечи. У прибора Флейм стояла хрустальная вазочка с одинокой орхидеей. Усадив гостей, Луи шагнул к серебряному ведерку для льда, стоявшему на специальной подставке, вынул из него охлажденную бутылку шампанского и показал Ченсу.

– «Каритон пеше», мсье, как заказывали.

– Отлично, спасибо, Луи, – ответил он, кивнув в знак одобрения.

С профессиональной ловкостью Луи откупорил бутылку персикового шампанского и, наполнив граненые бокалы шипучим напитком, удалился. Ченс поднял бокал.

– Что ж, выпьем за следующую встречу?

– За скорую встречу! – откликнулась Флейм, повторив слова записки, приложенной к орхидеям, и сдвинула свой бокал с его. Она сделала глоток бодрящего, легкого, но в то же время пьянящего вина и тихо засмеялась. – По-моему, у меня начинает кружиться голова. Орхидеи, ресторан для двоих, заграничное персиковое шампанское. Вы всегда затрачиваете столько усилий, чтобы произвести впечатление на женщину?

– Только тогда, когда для меня это важно.

Вновь в его глазах вспыхнул озорной огонек, влекущий ее больше, чем те сладострастные взгляды, которые бросали на нее мужчины, сгоравшие от нетерпения затащить ее в постель.

– Я польщена.

Более того, она ощутила, как между ними сверкнула яркая электрическая искра, от которой возгорелись редкие, полузабытые чувства: желание угождать, все делить пополам, соприкасаться и… Может быть, это и называется любить?

Но, как всегда, этот порыв мог оказаться безрезультатным, неразделенным. Разве прошлый опыт не научил ее этому?

У Ченса могло быть много причин искать ее общества. Впрочем, в их число вряд ли входило стремление появиться на людях с красивой женщиной. А если его интересовали ее знакомства, то здесь, в этом ресторане, он уж никак не мог ими воспользоваться. Однако он знал о Малькоме. Не исключено, что между ними идет какая-то борьба. Что, если он хочет заполучить нечто такое, чего добивается Мальком?

Ей были противны эти подозрения, однако в прошлом подобная осторожность не раз избавляла ее от боли. Как известно, обжегшись на молоке, дуешь и на воду.

– По вашему виду не скажешь, – заметил Ченс. – Мне показалось, вы скорее встревожены, чем польщены. Чем же?

– Ничем. Пожалуй, ваш жест вызывает во мне некоторое недоумение. Он прекрасен, но… излишен.

– Все зависит от того, какой смысл вкладывать в понятие «необходимость», – мягко возразил он. – Взять, к примеру, орхидеи. Окружив вас ими, я мог рассчитывать на то, что в тот момент, когда я позвоню и буду уговаривать вас изменить планы на сегодняшний вечер, вы отнесетесь к моему предложению более внимательно.

Она рассмеялась.

– Мягко сказано! Мой интерес был подогрет до предела.

– Что касается приглашения сюда… – Он улыбнулся. – Согласитесь, что, если бы мы пошли в другое место, к нам бы все время подходили друзья и знакомые. Здесь же мы можем спокойно поужинать вдвоем. Так что, хоть на первый взгляд это и может показаться излишним, на самом деле все вполне логично.

Убедившись, что спорить с ним невозможно, Флейм подняла бокал.

– За логику – стиль Стюарта.

После этого Флейм почувствовала себя на удивление легко и бездумно наслаждалась вином, едой и беседой. Разговор не затихал ни на минуту.

– Вы видели новую постановку «Турандот» Франко Дзеффирелли! – воскликнула она с завистью. – Я умираю от желания ее посмотреть. Говорят, декорации потрясающие.

– Еще бы, на спектакль угрохали добрый миллион, а то и больше, – сухо заметил Ченс. – Я всегда думаю: не лучше ли было бы потратить эта деньги на то, чтобы пригласить на сцену «Метрополитен» кого-нибудь из мировых знаменитостей.

– Вы правы, – согласилась она. – Если хочешь их послушать, надо ехать в Европу.

– Потому что в Европе звездам платят гораздо больше, чем здесь.

– Знаю, но все равно обидно, – она печально вздохнула. – У меня были билеты на «Турандот», когда я в прошлый раз приезжала в Нью-Йорк. К сожалению, в последний момент поход в театр сорвался, и мне пришлось отдать билеты одному из друзей.

– Вы были в Нью-Йорке по делам или для развлечения?

– По делам. В Нью-Йорке находится штаб-квартира агентства, и я приезжала на совещание.

– Вы часто там бываете?

– Три-четыре раза в год. А вы?

– Раза в два чаще…

– Где вы останавливаетесь? – полюбопытствовала она.

– В «Плазе». – Он чуть склонил голову набок. – А почему вы спрашиваете?

Слегка улыбаясь, она раскачивала бокал с шампанским, наблюдая за поднимавшимися на поверхность пузырьками.

– Вдруг вы останавливаетесь в отеле своего конкурента.

– Конкурента? – Он удивленно прищурился.

– Дональда Трампа. – Она озорно улыбнулась поверх бокала.

– Хотя мы занимаемся одним и тем же бизнесом, – сказал он с улыбкой, – я не считаю его своим конкурентом. Меня не интересуют ни Манхэттен, ни Атлантик-Сити. Пускай он делает там все, на что его хватает. Я же оставляю за собой всю прочую территорию страны.

Озорной огонек у него в глазах исключал даже намек на тщеславие, что вызвало легкий смех Флейм.

– Странно, что не всего мира.

– Надо же оставить какое-то пространство для роста, – заметил он, и складки на его щеках прорезались четче.

– Как я могла упустить это из виду? – Она притворно вздохнула.

Официант, стоявший на почтительном расстоянии от столиков, подавил зевок. Флейм заметила, как поспешно он прикрыл рукой рот, и сразу отвернулась – лучше бы она этого не видела. Ей не хотелось думать о том, что уже очень поздно.

– Что вы делаете завтра, а точнее сказать, сегодня?

Встретив его взгляд, она обратила внимание на его мужскую настойчивость. Одновременно ей бросилось в глаза множество других подробностей – как, например, отблеск низкого пламени свечи на его черных волосах или природная сила пальцев, спокойно державших стакан с бренди.

– В Музее современного искусства сейчас проходит архитектурная выставка Марио Ботта, я хотела бы ее посмотреть. Говорят, зрелище весьма впечатляющее.

– А что, если я попрошу вас пересмотреть свои планы и пообедать со мной в Кармел?

– Надеюсь, на сей раз вы не утопите меня в орхидеях, чтобы я согласилась? – спросила она со смехом. – Я просто не знаю, что буду с ними делать.

– Не утоплю, если вы примете приглашение поехать в Кармел и, говоря словами его знаменитого мэра, скрасите мои будни.

Она подняла руки, как бы капитулируя:

– Соглашаюсь безоговорочно.

– Вот и прекрасно. – Он улыбнулся шире. – С утра мне надо сделать несколько неотложных звонков. Я мог бы за вами заехать, скажем, около половины одиннадцатого.

– Замечательно. Мы можем поехать вдоль побережья, насладиться живописной дорогой и вполне успеть к обеду.

Официант вернулся к их столику, изо всех сил стараясь казаться предупредительным.

– Что-нибудь еще? Может быть, бренди? – предложил он, глядя на почти пустой стакан Ченса.

– Мне – нет. – Он посмотрел на Флейм, но она отрицательно покачала головой. – Думаю, этим мы ограничимся.

Его ответ означал, что ужин и вечер закончены. Большая часть пути к ее викторианскому дому прошла в молчании, на удивление приятном. У входной двери он протянул руку к ключам.

– Можно мне?

Она с готовностью позволила ему отпереть дверь. Когда он повернулся, чтобы отдать ей ключи, она знала, даже без подсказки собственного участившегося пульса, что момент настал.

Она поняла это по своей боязни показаться неуклюжей, по сомнениям – вдруг она переоценила непринужденную интимность вечера, по неуверенности – хочется ли ей, чтобы он ее поцеловал.

Когда его рука скользнула по ее щеке, она откинула голову – старое, как мир, движение женщины в ожидании поцелуя.

Он приблизил к ней лицо, похожее на бронзовую скульптуру, и медленно провел взглядом по ее чертам.

Линию его рта смягчила слабая улыбка.

– Завтра в десять тридцать.

Его голос прозвучал многообещающе, но не мог сравниться с поцелуем, когда он легко коснулся губами ее губ, а потом впился в них чувственно и властно.

Еще долгое время после его ухода она чувствовала вкус этого поцелуя.