Изабель разбудили пение птиц и вопли кота, на которого кто-то наступил. Лежа с закрытыми глазами, она слышала, как в холле смеялись Эдмунд с Ульриком. Приглушенным мягким голосом Элзбет говорила что-то им в ответ. Изабель сладко потянулась, чувствуя приятную тяжесть во всем теле. В этот момент Джоан сказала Элис что-то резкое, но ответа не последовало.

Так всегда начинается день в Дорни, и при мысли об этом сердце Изабель наполнилось непонятной радостью. Внизу живота все горело после бурной ночи, но Изабель это не печалило. Ричард вчера потрудился на славу. Изабель знала, что он настойчивый человек, но даже не догадывалась, до какой степени.

Улыбаясь, она снова потянулась и вдруг заметила, что лежит на кровати одна. Одна, и это после того, как он обещал остаться с ней. Он обещал не покидать ее даже ночью, но не сдержал слова. Для нее потеряло значение то, что он снял с нее вину за смерть Адама, перестало быть важным, что он дал ей наслаждение. Не важно, что он говорил с ней как с женой, как с нужным, драгоценным человеком, как с желанной женщиной. Им недолго осталось быть вместе.

Как могла она забыть?

Этой ночью он всего лишь выполнял свой долг. И следующая ночь не принесет ничего нового. И так каждый день, день за днем, пока она не забеременеет, и тогда Ричард поспешит обратно в свой монастырь. Возможно, он даже не станет дожидаться рождения ребенка. Он узнает, что сделал все от него зависящее, когда маленький комочек жизни забьется внутри ее живота, и уедет. В конце концов, выносить и родить здорового малыша – это уже ее работа.

Она снова проснулась одна. Ричард, конечно же, опять пошел молиться. Выполнив один долг, он обратился к другому. Ну что ж, ей тоже не мешало бы помолиться.

Она расправила покрывало, проведя руками по своему расслабленному телу, и посмотрела в окно. Подниматься она не стала. День был пасмурным, пепельно-серое небо было сплошь покрыто облаками, закрывающими солнце. Сильные порывы ветра врывались в окно, принося запахи влажной земли и дождя. Она до носа закуталась в покрывало.

Этой ночью… Она не хотела думать о том, что произошло этой ночью.

И думала все время только об этой ночи.

Они занимались такими интимными вещами, целовались, покусывали друг друга, упивались вкусом и ароматом друг друга… Это ужасало ее. Интриговало. Смущало. Возбуждало.

Ричард был свиреп, доводя ее до экстаза.

Изабель вздрогнула и спрятала улыбку в густой теплый мех покрывала.

Она знала, что в нем кипит страсть, она поняла это уже после первого их поцелуя в конюшне. Но тогда она еще не знала, куда эта страсть может привести.

Ей будет сложно забыть все это, когда Ричард снова уйдет в монастырь. Будет ли это так же трудно для него? Нет, он ясно дал понять, что ему нужно, в их первую брачную ночь. Он не хочет получать чувственное удовольствие. Он выразил это всего тремя словами, которые он повторял, но их оказалось достаточно, чтобы все прояснить. Я не хочу.

И она сама сделала то же самое, сказала ему те же слова, хотя сердце ее кричало другое. Не долг двигал ею, когда она отдавалась ему с такой охотой. Возможно, он чувствовал то же самое?

Возможно? Она прожила всю жизнь в мечтах и надежде, что, возможно, Ричард полюбит ее, захочет ее, она будет ему нужна. Но она выросла. Настало время избавиться от глупых фантазий и посмотреть в глаза реальности.

Изабель усилием воли заставила себя вылезти из теплой кровати на холодный пол. Холодный воздух и ее нагота заставляли ее спешить. Она быстро направилась к тазику с водой, стоявшему на табуретке у стены, как вдруг дверь резко распахнулась. На пороге стоял широко улыбающийся Ричард.

Не успел он и слова сказать, как она, в два прыжка достигнув кровати, нырнула обратно под одеяло, натянув его до подбородка.

– Доброе утро, Изабель. Я пришел посмотреть, как у тебя дела, и вижу, что дела твои идут как нельзя лучше.

– У меня все хорошо, – сухо произнесла она. Он решил, что ей нездоровится, раз она так долго лежит в постели. Ведь время уже близилось к полудню. – Я уже почти приготовилась для молитвы.

– Тебе вовсе не обязательно молиться по часам, как в монастыре, – сказал он.

Где же все-таки он был? Явно не с ней.

– Но ты же делаешь это, – возразила она, холодно глядя на него.

– Просто по привычке. Но тебе незачем брать с меня пример.

Разумеется, нет. Он вернется в монастырь, и ей не придется делать этого.

– Насколько я вижу, ты и не торопишься изменить свои привычки. А раз так, значит, ты просто не хочешь этого.

Ричард закрыл за собой дверь. В руках он нес кружку эля и кусок свежего хлеба. Он пришел, чтобы порадовать свою жену, неся ей завтрак. А она ведет себя как настоящая злюка.

– Неправда, – спокойно возразил он. – У меня появилось много новых привычек, о которых я и думать не мог еще пару недель назад.

– И много новых бед, – добавила она, взяв эль.

– Нет, беды были у меня всегда. Это я приношу тебе одни несчастья.

– Но это несчастьем не назовешь. – Она поставила кружку с элем на стол. Изабель пыталась показаться веселой, в то время как на сердце ее скребли кошки. Это не его вина. Не по своей воле заключил он этот брак с ней. Но как только Ричард выполнит свой долг по отношению к ней, он покинет свою неудавшуюся жену. Разве она не «счастливейшая» из женщин? Сейчас он принадлежит ей, но это продлится самое большее месяца три. Говоря по правде, разве она не выиграет во всей этой ситуации, если приобретет большой живот и воспаленный мозг в придачу?

– А у тебя нежный язычок, и ты умеешь шутить, – заметил он, усаживаясь на край кровати. Прядь волос упала ему на лоб, как темный осенний лист на водную гладь. Его глаза горели синим огнем.

– Ты первый, кто говорит мне это. Многие считают, что у меня острый язык, если не сказать хуже.

– Если бы они попробовали его на вкус, они не стали бы так говорить.

– Ты очень добрый, – проговорила она, глядя на него поверх своей кружки с элем.

Так ли трудно будет провести несколько месяцев в компании этого человека? Она тосковала по этой близости, этому единению всю свою жизнь. Почему нужно все разрушить только из-за того, что предмет ее фантазий не совпадает с ее идеалом? Она поняла, чего хочет, и настало время вверить все в руки Господа: пусть Всевышний устроит все так, как сочтет нужным. Она примет любое Его решение. Возможно, Он даст ей три года. Три года рядом с Ричардом не покажутся ей несчастьем.

– Я вовсе не добрый, – возразил он. – И тебе это известно лучше, чем кому бы то ни было. Я гордый.

– Да, – охотно согласилась она.

– И неловкий.

– Только на словах, – успокаивала она, лаская его руку. На ее губах играла хищная улыбка.

– И многие сказали бы, что я слишком серьезный, – произнес он, поигрывая ее пальцами.

– Я предпочла бы слово «мрачный», – широко улыбнулась она.

– Еще я слышал слово «красивый»…

– Но никто не осмелится произнести это в твоем присутствии, – закончила она.

– Стойкий?

– Решительный.

– Приятный? – Его черные брови сошлись на переносице.

– Вежливый.

– Романтичный? – Неожиданно на ее палец скользнуло золотое кольцо с изумрудами. Ее обручальное кольцо.

Оно было прекрасно.

Оно было совершенно.

Она совсем не так представляла его.

Но оно было лучше, чем даже в самых смелых ее мечтах.

– Безнадежный романтик. – Она потянулась к нему, стремясь поцеловать в губы. Ненужное более одеяло, создававшее между ними барьер, соскользнуло, обнажив ее стройное тело.

Он обвил ее руками, согревая своим телом. Его шерстяная туника терлась о ее нежную кожу, отчего волны возбуждения расходились по всему ее телу. Ричард был полностью одет, волосы причесаны, зубы почищены, а на Изабель не было ничего, кроме мягкого покрывала из черных шелковистых волос.

Она была совершенна.

Он легонько укусил ее за мочку уха.

– Я оставил на тебе отметины, – сказал он. – Ты вся в синяках.

Она обняла его руками за шею и выгнулась ему навстречу. Он посадил ее к себе на колени, и она зажала его туловище между своими бедрами.

– Я должна помолиться и заняться своими повседневными делами. – Она уткнулась ему в шею. Изабель поцеловала теплую кожу на его шее и улыбнулась, ощутив легкую пульсацию под своими губами.

– Нет, мой долг – боготворить тебя, преклоняться перед тобой, что я и собираюсь сделать, – сказал он, накрывая ладонями ее груди, дразня пальцами ее возбужденные соски.

– Ты всегда думаешь только о долге, как я вижу, – сказала она, прокладывая губами влажную дорожку к его рту.

– И? – Он поглаживал ее бедра.

– И, – выдохнула она, – я никогда не была…

– Да? – спросил он, поглаживая ее ягодицы, в то время как его рот изучал ее соски.

– …так поражена твоим…

Его пальцы проникли в ее лоно, и капли влаги – свидетельство ее возбуждения – оросили шерстяную ткань туники Ричарда. Его мужское естество запульсировало, переполненное желанием. Его рот истязал ее сосок, яростно посасывая его. Ощущения лились сквозь Изабель, как солнечные лучи проходят сквозь облака: горячие, яркие и долгожданные.

– …усердием! – закончила она.

Ричард возбуждал ее промежность, заставляя тереться об себя. Его руки крепко держали ее бедра, не давая отстраниться, его губы сладко терзали ее грудь. Она вся напряглась, жаждая его, желая, чтобы он наконец взял ее, чтобы вошел в нее, заполнив эту ноющую пустоту внутри.

Он играл с ней.

Руки Ричарда отпустили нежные бедра и обхватили ее голову, его губы опалили ее рот огненным поцелуем. Все тело Изабель горело, стремясь к соединению с ним.

– Ты признаешь, что поражена? – сказал он, целуя ее рот, скользя губами по чувствительной коже у нее на шее, наслаждаясь запахом ее возбужденной плоти. Его руки обхватили ее за спину, удерживая на расстоянии в пару сантиметров от себя. Она хотела прижиматься к нему, чувствовать его жар, его силу, его огромное пульсирующее естество.

Но он отказывал ей в этом.

– Твоей верностью долгу? Да, – простонала она, ища его губы.

– Ах, долг, – усмехнулся он. – Жестокие слова из уст мягкой Изабель.

– Ты хочешь оскорбить меня? – лениво улыбнулась она. – Но разве получать удовольствие на брачной постели – не мой долг? Это я и делаю. Точнее, стараюсь сделать, – добавила она.

Изабель начала ощупывать его одежду, ища способ освободить своего мужа от шерстяных пут. Она тянула и тащила, но руки не слушались. Она жалобно застонала, огорчившись, что не может обнажить его прекрасное тело.

Ричард с трудом сопротивлялся ей, но все же его язык страстно припал к ее возбужденному соску.

– Тебе не хватает сдержанности, Изабель. Я часто это замечаю.

– А ты, Ричард, такой же веселый, как мертвец.

– Мертвец? За этим мертвецом ты готова была пойти хоть на край света. Что же заставляло тебя делать это?

Его руки играли с ее грудями. Когда она нашла прореху в его шерстяной броне, мешающей ей прикоснуться к нему, он одной рукой сжал оба ее запястья, лишая ее руки свободы. Его пальцы нежно держали тонкие руки у нее за спиной, не причиняя ни вреда, ни боли. Ее беззащитные груди были полностью открыты его ласкам, ее бедра были широко раздвинуты, готовые принять его.

Она не сопротивлялась.

– Что заставляло? – задыхалась Изабель, в то время как рот Ричарда дразнил один ее сосок, а свободная рука нежно пощипывала другой. – Если хочешь знать – твое тело.

Его рука медленно сползала вниз по ее ребрам и подтянутому животу, задержавшись на маленьком островке кудрявых волос. Желание внутри ее разрослось настолько, что причиняло боль, и она задергалась, пытаясь прижаться к его руке. Одним легким движением он погрузил глубоко в нее свой палец, все еще лаская ртом ее покрасневший от неистовых ласк сосок. Она застонала и откинула голову, выгибаясь навстречу его рукам.

– И поэтому, – пробормотал он, сверкая глазами, – ты постоянно наблюдала за мной, месяц за месяцем? Ты смотрела на мое тело?

Он убрал руку. Изабель чувствовала, что ее любовный нектар капает на него, томимое жаждой наслаждения тело взывало к избавлению от этих сладостных мук. Он посмотрел на нее, и на губах его заиграла хищная улыбка.

– Больше всего я любила смотреть на тебя летом, – сказала она хриплым от страсти голосом, – потому что тогда ты снимал свою куртку.

– Лето вот-вот наступит, – прошептал он.

Таким своеобразным способом он просил, чтобы она наблюдала, как он тренируется. Он хочет, чтобы она смотрела на него. Он хочет, чтобы она не спускала с него глаз, чтобы хотела его, желала его.

– Я жду не дождусь, – сказала она, и ее глаза засветились в предвкушении.

– Ах, Изабель, ты всегда такая нетерпеливая, – мягко укорил ее он.

Все еще удерживая руки Изабель у нее за спиной, он одним быстрым движением освободил свое восставшее копье, полное жизни и энергии. Она приподнялась и начала медленно опускаться на его твердую плоть. Из ее горла вырвался стон наслаждения, когда она почувствовала его горячую пульсацию в себе. Она начала жадно целовать его губы, упиваясь мужественным ароматом. Его воздух стал ее воздухом. Изабель начала неистовую скачку на его коленях, и Ричард вливался в ее бешеный ритм. Его копье едва помещалось в ней, и это сладостное натяжение еще более усиливало наслаждение от его близости. Изабель буквально растворялась в своих ощущениях, в его прикосновениях, в нем самом.

Он освободил ее руки, и они мгновенно обвили его шею. Изабель извивалась на нем, поощряя гладить ее тело, ласкать нежную грудь. Его ладони накрыли жаждущие наслаждения мягкие полушария, в то время как его губы припали к пульсирующей жилке у нее на шее.

Огромная волна блаженства быстро накрыла ее, закружив в вихре страсти, поднимая к самому солнцу и опуская на самое дно, Изабель содрогалась, мучимая сладкими горячими спазмами, крича от испытываемого удовольствия. Мощного. Пугающего. Она затряслась бы от страха, но девушку успокаивали руки Ричарда на ее теле, его губы на ее коже, его аромат в ее ноздрях. Она с Ричардом, а значит, ей нечего бояться, и Изабель унеслась за пределы досягаемого, гонимая неимоверно сладостным ураганом, с легкостью подхватывающим ее содрогающееся тело.

Уже сейчас, может быть, его семя дает всходы внутри ее.

Расслабившись, Изабель упала на грудь Ричарда, и он осторожно обнял ее за спину. Его прикосновения успокаивали, расслабляли, призывали вернуться обратно на землю. Она слезла с него, и в воздухе разлился их общий аромат, в котором смешались ее страсть и его удовольствие. Он нежно поцеловал ее, и они, улыбаясь, упали на кровать, все еще сжимая друг друга в объятиях.

Она определенно познала неземное блаженство в его руках.

Изабель усмехнулась и вздохнула, глубже зарываясь в его объятия, обвивая его руками и ногами.

– А ты нашла способ насладиться своим долгом, я думаю, – сказал Ричард, поглаживая ее волосы.

Долг. Да, выполнять его оказалось приятно. Его долг – дать ей ребенка, и, возможно, это произошло именно сегодня.

Сегодня, подумала она, нахмурившись. Каждый раз, как он изливал в нее свое семя, она на день приближалась к тому моменту, когда потеряет его. Она не могла изменить этого. От нее не зависело ничего. Ричард был непревзойденным любовником, своими действиями он буквально сводил ее с ума, поднимал на вершины блаженства, и Изабель была ему безмерно благодарна за это.

Интересно, Бертрада чувствовала в его объятиях то же самое?

Эта мысль терзала ее мозг, вгрызаясь в мысли. Сейчас, лежа на своей постели, Изабель совсем не хотелось думать о Бертраде, и все же эта женщина всегда стояла между ними. Всегда.

Интересно, а Ричард думает о своей любимой, когда лежит в постели с женой?

Ричард почувствовал перемену в настроении своей жены и повернулся к ней.

– Я слишком утомил тебя, Изабель? – спросил он, поглаживая одной рукой ее волосы. Вторая его ладонь покоилась на ее бедре. – Моя страсть… нет, – он резко сел на постели, – давай называть вещи своими именами. Похоть переполняет все мое существо. Она начинает управлять мной, хотя я должен держать ее под контролем.

Изабель села рядом с ним, обеспокоенно глядя на него. Ее волосы густым каскадом спускались вниз по спине, угольно-черные на нежно-белом фоне. Изабель вся была нежной, светлой, хрупкой. Он не должен был брать ее так грубо.

Нужно рассказать ей все, чтобы она знала, за кого вышла замуж на самом деле, с кем связала свою жизнь. Он уже рассказал ей о Бертраде, настало время поведать и о самом черном своем грехе, подтверждением которого и была его связь с женой Хенли.

Ему не хотелось говорить о том, что он прятал от людских глаз, и особенно от глаз Изабель. Он не хотел терять ее. А признавшись в своем грехе, он потеряет ее навсегда. Но время, когда можно было скрывать свои преступления, прошло. Если вообще в жизни честного мужчины может быть такое время. Он не будет больше молчать. Не будет ничего скрывать от своей жены.

– Ты должна знать об этом, – сказал он, глядя ей прямо в глаза. Он хотел видеть ее в тот момент, когда она отвернется от него в отвращении.

– О чем? Я не понимаю, что ты имеешь в виду, – пожала плечами Изабель, откидывая назад свои густые тяжелые волосы.

Неужели она не понимает, как его возбуждает один ее лишь вид, даже сейчас, когда он только что отдал ей свое семя?

Они так давно знакомы, и все же она совсем его не знает.

– Тогда слушай меня, Изабель. Ты должна знать правду. – Он поднялся с постели и подошел к окну. Подальше от нее, подальше от искушения. – Я великий грешник.

– Как и каждый из нас, – быстро сказала она.

– Не в такой степени, как я, – возразил он. – Ты уже знаешь о Бертраде.

Он видел, как она вся напряглась и задрала подбородок, готовясь терпеть нападки на свою гордость.

Никогда он не видел ее такой.

Она, обнаженная, сидела на его постели, готовясь слушать о другой женщине. Его восхитила ее сила, и он внезапно почувствовал гордость за Изабель. Такой женой мог бы гордиться каждый мужчина, а он не хотел ее. Нет, это не совсем так. Он хотел обладать ею, сделать своей, и в этом и есть его самый черный, самый ужасный грех.

– Но речь не о Бертраде, – сказал он, глядя на небо. День был пасмурный, громоздкие, напитанные влагой облака сплошь покрывали серое небо. Деревья кутались в густой туман, птичьего пения не было слышно. Темный и тяжелый день специально для такого ужасного признания. – Речь обо мне. Я погряз во грехе. И имя ему – похоть.

– Я вижу, ты считаешь, что сделал ужасное признание, Ричард, – проговорила она, набрасывая на плечи меховое покрывало. – Я оскорблю тебя, если скажу, что все мы, Божьи создания, похотливы?

– Не так, как я. – Он снова повернулся к ней. – Я постоянно жажду плотского удовлетворения. И каждый раз похоть берет надо мной верх. Разве мои отношения с Бертрадой не прямое тому доказательство? Разве стал бы я брать жену своего лорда, если бы не был настолько грешен? Если бы мой грех не руководил мной?

В голове Изабель зароились сотни мыслей, и ей показалось, что она сойдет с ума, если немедленно не приведет их в порядок. Во-первых, и это самое главное, Ричард не чувствует какой-то особой привязанности к Бертраде. Он говорит о близости с ней как об очередном поражении в битве с похотью, а не как о желанном единении тел. При этой мысли с души Изабель упал тяжелый груз, и она почувствовала невообразимое облегчение, облегчение и радость.

Он не любит Бертраду! Да, это самое главное.

Во-вторых, Ричард боролся со своей похотью и… проиграл. Или так он говорит. Что касается ее, она этого не замечала.

– Похоть берет над тобой верх? – повторила она, подходя к нему. – И так каждый день?

– Каждый час. Каждую минуту.

– Но, если это действительно так, ты должен был бы переспать с каждой женщиной в Молтоне. Почему ж я осталась не у дел?

Ричард неохотно отвернулся от нее и уставился на темное небо за окном.

– Сейчас не время шутить, Изабель. Я раскрыл тебе свою душу, поведал о самом большом своем несчастье.

– Я не шучу. – Он был высоким, широкоплечим и очень… несчастным. Кто сделал его таким? Кто мог внушить ему это? Ричард всегда серьезно относился к своему долгу, держался с достоинством, но это… он, наверное, переутомился. – Я только не понимаю, как ты можешь бороться со своей похотью и проигрывать в этой борьбе, если ты не уложил в постель сотни две девушек. Как такое возможно?

Она шутила, но внутри сердце ее разрывалось на части: она не могла видеть Ричарда таким несчастным. Конечно же, он больше страдает от греха гордыни, потому что думает, что он один на всем белом свете так страдает от собственной похоти.

– Ни одна женщина не может чувствовать себя защищенной от моих желаний, – сказал он. – Неужели у тебя на памяти недостаточно тому доказательств? Я думаю иначе.

– Ты говоришь о настоящем? О сегодняшнем дне? Но разве заниматься любовью с собственной женой – это грех?

– А как же наш поцелуй?

– Ты о том единственном поцелуе? Там, в конюшне, в тот теплый день в Молтоне? Я хорошо его помню, и я рада, что ты тоже помнишь это, хотя, судя по твоим словам, у тебя было столько более похотливых моментов в жизни, что этот целомудренный поцелуй мог бы и затеряться в них.

– Нельзя шутить такими вещами. – Он строго взглянул на нее.

– Как я уже сказала, тебе очень подходит слово «мрачный», – улыбнулась она.

Он не любит Бертраду.

– А как же наш поцелуй? – спросила она, заставляя его смотреть на себя. – Единственный поцелуй…

– Поцелуй страсти, – закончил он.

– Да, поцелуй страсти, – согласилась она, усмехнувшись. – Но не прелюбодеяния. И именно ты оттолкнул меня. Я, возможно, была готова зайти намного дальше простого поцелуя, так мною овладела… похоть? Нет, это не могла быть похоть. Только ты один страдаешь сейчас так жестоко.

– А как же Бертрада? – сказал он, и от этих слов Изабель почувствовала острую боль в груди.

– Да, еще Бертрада. А кто еще в Молтоне разделил с тобой постель?

– Никто.

– Но разве не ты сказал, что ни одна женщина не может чувствовать себя защищенной от твоих желаний? Бертрада не была единственной женщиной в Молтоне. И я, как уже было сказано, была самой подходящей кандидатурой для удовлетворения твоего греха. А здесь, в Дорни, кого ты совратил здесь? Элис довольно симпатичная, и ей нравилось наблюдать, как ты тренируешься во дворе. Мне нужно отослать ее отсюда, чтобы защитить от тебя?

– Нет, – выкрикнул он. – Чем в Элис может польститься мужчина? Она ведь совсем еще ребенок!

– Чем? У нее пухлые губы и полные груди, которые так и манят мужские руки.

Он сосредоточенно изучал ее лицо, в глазах его мелькало множество сомнений и вопросов.

– Ты не веришь, что я борюсь со своей похотью?

– Не меньше, чем любой другой мужчина. И конечно же, не больше.

Она положила руку ему на плечо и посмотрела на него своими блестящими ореховыми глазами. В них светились понимание, приятие и любовь. Да, она давно любит его, несмотря на все неудачи и напасти. И все же она, его Изабель, прошла через это с улыбкой на устах. Она любит его. Ее любовь оберегала его всю жизнь, но он был слепцом, не замечая этого. Больше этого не будет. Уильям ле Бруйяр был прав, утверждая, что Ричарду повезло: ему досталась в жены самая лучшая женщина в мире.

Он наклонился и нежно поцеловал ее. Впервые он поцеловал ее с любовью. Но, возможно, это не так. Может быть, он всегда целовал ее с любовью, но осознал это только сейчас.

Осознал… Да. Это правда. Обстоятельства складывались так, что раньше он не понимал этого. Хенли, Бертрада, Молтон; внезапно он взглянул на все это совершенно другими глазами, как будто пелена, закрывавшая его взор, вдруг спала. И это Изабель помогла ему прозреть.

И тогда он понял, что должен сделать, чтобы умертвить червя, грызущего его сердце и душу весь долгий год затворничества в монастыре, чтобы избавиться от чувства вины.

Он выпрямился. Его лицо было мрачным, как и описала его Изабель.

– Я еду в Молтон, – сказал он, поворачиваясь к двери.

Схватив свою рубашку, Изабель посмотрела ему в лицо.

– И я тоже.