Герцогство несло за собой множество преимуществ, одним из которых было исполнение желаний в один момент. То, что старшая дочь Мелверли была неоднократно опорочена и один из сыновей Хайда теперь хотел жениться на ней, было предметом всевозможных сплетен и поводом для получения срочного разрешения на брак.

Свадебная церемония соответственно состоялась в Желтой гостиной Хайд-Хауса.

— Я впервые встретился с вами здесь, в этой комнате, помните? — шептал Блейкс Луизе спустя минуту после церемонии.

— Вы помните, где встретились со мной? — спросила она. — Пытаетесь убедить меня, что вы романтик? Я во все поверю, Блейкс, но только не в это.

— Это было именно в Желтой гостиной, — настаивал он, — два года назад на рауте.

— Все посещают рауты в Хайд-Хаусе, — сказала Луиза, проделав короткий путь до камина.

— Вы разговаривали с Амелией.

— Я всегда разговариваю с Амелией.

— Вы были в белом.

— А кто же не носит белое?

— Это был белый шелк с бледно-голубым поясом и жемчугами Мелверли.

Луиза взглянула на Блейксли, совершенно не замечая никого в комнате, ее глаза были наполнены недоверием и глубокой признательностью.

— Вы романтик, — снова подытожила она.

— Стал им только с тех пор, как встретил вас, — сказал он, взяв ее за руку и подводя к дверям гардеробной.

— Вы говорите очень романтичные вещи, Блейксли. Вы собираетесь завести привычку говорить мне такие прекрасные слова? — Луиза остановилась и оглянулась на гардеробную комнату. — И не собираетесь ли вы также завести привычку говорить мне их в этой гардеробной?

— Я проникся любовью к этой комнате.

— Да уж, я вижу.

— Я проникся любовью к определенным вещам, которые можно делать в этой комнате.

— Только в этой комнате? — сказала она, начиная смеяться. — Это может стать проблемой, вы не находите?

— Только если мои родители будут возражать. А это маловероятно.

— О, ну хватит, Блейкс. Неудивительно, что я им не нравлюсь…

Ее слова оборвались, и она остановилась, опустив взгляд к ногам Блейксли. Настроение было испорчено.

— Мой отец, — сказал Блейкс, поднимая ее лицо за подбородок, — очарован вами, как и я.

— О, ну правда, Блейксли, — тяжело вздохнула она.

— Вы знаете мою мать, совершенно очевидно, что такого типа женщины ему нравятся.

— Да, возможно, но ваша мать…

— Давнишняя подруга Софии Далби, — закончил он. — Не думаете же вы, что все это произошло случайно? Хотелось бы мне знать, как они это устроили. Не знаю, как это сделано, но результат налицо. Нами, моя дорогая, управляли, и очень умело. Я бы хотел выразить им свое возмущение. Но я не могу. А вы? — спросил он страстным шепотом, в котором снова прорывалась его романтическая сущность.

— Вовсе нет, — мягко ответила она.

Но казалось, Луиза ни в чем не была уверена и меньше всего — в его заявлениях. Блейксли знал все выражения лица и все оттенки голоса Луизы. Неуверенность была чем-то новым для нее. Он подошел ближе, желая ее обнять, чтобы исчезло это выражение тупой боли из ее глаз.

— Что такое? — тихо спросил он, сплетая руки вокруг ее талии крепким кольцом любви и обладания. — И не думайте врать.

— Я никогда не вру! — воскликнула она. — Вы-то должны это знать.

— Я знаю, и поэтому вы мне все расскажете. В чем дело?

Она вздохнула, и он не столько услышал, сколько ощутил этот вздох под своими руками, которые не могли отпустить ее.

— На моего отца очень хитро повлияли, настаивая на нашей свадьбе, — сказала она тихим и сдавленным голосом, почти по-детски. Очень проникновенно. — Но что повлияло на вашего отца, Блейкс? И на вашу мать? Они с самого начала были против меня, и не имеет значения, что Молли и София связаны прошлым, ваша мать не может быть рада моему присутствию в вашем доме. Она весьма ясно давала это понять, и не один раз.

— Поверьте, это всего лишь видимость, они были заодно…

— Не говорите ерунды, Блейкс, — перебила она его, ее голос дрожал и прерывался от боли. — Ни одна женщина не будет ничего делать, чтобы ее любимый сын женился на мне.

Его руки обняли ее, подчиняясь велению сердца. Дорогая, горячая, пылкая Луиза, разбитая на мелкие осколки еще в детстве отношением отца, она снова восстала в облике женщины, которая сумела противопоставить себя его воле. Все же в ее душе остались шрамы, следы разрушений, делая ее еще более прекрасной, подобно тому как фарфор выходит из огня, сверкая своей хрупкой красотой.

— Она сделала, — сказал он просто. — Ей удалось.

— Она ненавидит меня.

— Как же хорошо, что вы вышли за меня, а не за нее.

Луиза извивалась в его руках, но он не ослабил своих объятий. И никогда бы не сделал этого.

— Я люблю вас.

— Я не верю.

— Дайте мне время, — сказал он, целуя макушку ее огненно-рыжей головы. — Вы поверите.

Он успокоил ее, сам не ожидая, что сможет сделать это. Оказалось, что только безнадежный романтик с душой поэта мог подчинить себе необузданную натуру Луизы. Если бы он только знал об этом два года назад.

— Что вы любите во мне? — спросила она, зарывшись лицом в его рубашку, прячась от его глаз.

— Все в вас достойно любви, — прошептал он в ее огненные волосы. — Но я не такой глупец, чтобы превозносить вашу ценность. Мне конец, если вы узнаете, как слепо и самозабвенно я вас люблю. Нет, мужчина должен иметь какие-то границы.

— Как заносчиво это звучит, Блейкс, — тихо сказала она, и он почувствовал ее улыбку, спрятанную на его груди; ее спина расслабленно прогнулась. — Думаю, мне трудно будет стерпеть подобную самоуверенность.

— Почти уверен, что вы потерпите, — сказал он, улыбаясь стене гардеробной. — Я точно знаю, как с вами обращаться, Луиза. Вы будете довольны.

— Вы говорите очень уверенно, — прошептала она в ответ, прижимаясь к нему губами.

— Я во многом уверен. Во-первых, в том, что мои родители очень довольны вами. Во-вторых, в том, что Мелверли — негодяй.

— Это точно, — сказала она, прижимаясь к нему, крепко сжимая его талию руками.

Над ними повисла тишина, что нисколько не смущало. Они просто не могли оторваться друг от друга. Но все же одна мысль парила в воздухе.

— А что же Даттон? — спросил он, ткнув ее подбородком в макушку.

Луиза высвободилась из его объятий, ее глаза вспыхнули от бешенства. Он был очарован этим бешенством, как никогда.

— Даттон? Да при чем здесь вообще он? Вы считаете, что я такая дура, что, попробовав вас, все еще буду соблазняться Даттоном?

— Но вам все еще хочется его.

— Вы допускаете, что большинство женщин общества считают его обворожительным?! — горячо заговорила она. Не успел он открыть рот, как она продолжила: — И вы признаете, что он красивый, статный и хлыщ?!

— Перед всем этим женщины не в силах устоять, — равнодушно произнес Блейкс, пытаясь не выдать своего интереса.

— Именно! — язвительно ответила Луиза. — Конечно, он об этом наверняка знает, не так ли? Я даже представить не могла, насколько вы развратны! Разве он может об этом хотя бы мечтать? Я вас спрашиваю, — сказала она вызывающе, улыбаясь ему, — Даттон когда-нибудь обесчещивал девушку в Королевском театре?

— Что ж… — медленно протянул Блейксли, расплываясь в улыбке.

— Конечно, я имею в виду девушку, которая не была бы еще обесчещена каким-то другим образом каким-то другим мужчиной.

— Тогда нет! — торжественно заявил Блейкс. — По-моему, нет.

— Он наверняка завидует вам, Блейкс, — заявила Луиза. — Не побоюсь сказать, что вы показываете высокие образцы того, как нужно соблазнять благородных молодых девиц. Как бы это не вошло в моду — совращать девушек в гардеробных и театрах… Я полагаю, вы могли, бы стать законодателем новой моды.

— Думаю, я смогу с этим жить, — сказал он, притягивая ее к себе в объятия и наклоняясь, чтобы поцеловать, что следовало сделать еще пять минут назад.

Глупый, его нужно было так часто подталкивать. Стоит поработать над этим.

Блейксли крепко поцеловал ее, как она того хотела, и ее юбки тут же взметнулись до талии без всяких намеков с ее стороны, что стало новым достижением. Он почувствовал, какая она горячая, влажная и готовая, и продолжил развращать ее самым восхитительным образом.

На этот раз она не упустила случая обхватить его ногами и целовать, и прижимать к себе без стеснения. Хотя доля стеснения имеет свои притягательные стороны, в чем она, несомненно, даст возможность Блейксли убедиться позже. А пока они бесшумно развращали друг друга, заставляя своих гостей ждать за дверью.

Жадно прислушиваясь к светским новостям, Луиза была прекрасно осведомлена, что Кэролайн Тревельян лишилась девственности именно таким образом меньше чем через час после свадьбы с лордом Эшдоном. Прямо за дверью в столовую, как повествовала молва, в качестве источника указывая на герцога Кэлборна. У Луизы, которая могла составить здоровую конкуренцию Кэролайн, было на свадьбе три герцога, и она была лишена девственности меньше чем через полчаса после последних слов, произнесенных на свадебной церемонии.

Как ни крути, она выиграла. Ведь у нее был Блейксли, не так ли?

— Сердце хорошо видит подходящего для его страсти человека, не так ли? — спросила София у Молли.

— Признаюсь, были времена, когда я сомневалась, что у них получится, — ответила Молли. — Я должна была принять во внимание, что вы присматриваете за всем.

София и Молли улыбнулись друг другу с настоящим женским пониманием. Хайд покачал головой и сказал:

— Слишком много было неразберихи. Мне кажется, что можно было обойтись без такого количества грязи и крови.

— Следует учитывать некоторые обстоятельства, ваша светлость, — сказала София. — Думаю, маловероятно, чтобы Луиза сама бросилась в руки Генри. Им обоим нужна была мотивация. Как удачно, что Даттон оказался под рукой, хоть он об этом и не догадывается, бедненький. Мне кажется, он получил сильный удар по самолюбию. Но ведь он этого заслуживает.

— Я все-таки думаю, что здесь как-то замешан его отец, София, — тихо сказала Молли, отводя ее потихоньку от Хайда, который, будучи отставным генералом королевской армии, не совсем был готов с пониманием отнестись к жестокости военных средств, применяемых женщинами. — Даттон ославился, а Мелверли не на пользу идут его слишком частые появления в свете, — вздохнула Молли. — Мнение о нем улучшится, если он реже будет появляться.

— У вас такой интересный ход мыслей, Молли, — нежно проворковала София, окинув комнату взглядом.

Церемония проводилась в Желтой гостиной, и звуки страсти так блаженно доносились до них из-за двери в гардеробную, но, несмотря ни на что, гости весело продолжали общаться, пока не подали завтрак.

Все были там, все, кто имел хоть какое-то отношение к происходящему. Ее брат Джон, его сыновья, леди Джордан с племянниками, Мелверли и герцог Олдрет, отец Амелии, все сыновья Хайда, Маркем. Жизни переплетались, сплетенные в клубки двадцать лет назад или больше, все, кажется, располагало к тому, чтобы оставить прошлую ложь в тени, тишине и покое.

Софии это не касалось.

Она ничего не забывала.

Зато ей было на руку, что остальные все забыли. Это многое упрощало.

— Вы не думали о Мелверли и Камберленде, о Уэстлине и Даттоне, когда устраивали все так, чтобы Луизу обесчестил сын Хайда? — спросила Молли, ее ясные глаза оживились интересом без намека на порицание.

Молли была ее старым другом и так часто становилась очевидцем. Но не всего.

Ни к чему было знать все.

— Они хорошо подходят друг другу, не так ли? Она идеальна для него, Мелверли сотворил ее такой или Бог — я не знаю, да мне и не положено. Она пришла ко мне, Молли, а не я к ней.

София добродушно пожала плечами.

— Она как раз для него, — согласилась Молли. — Более того, он сам знает это.

— Зато теперь они получили так много, — сказала София, и как раз в этот момент послышался приглушенный крик со стороны гардеробной комнаты.

Это был определенно мужской голос.

Так держать, Луиза.

Немного спустя Блейксли и Луиза снова появились в Желтой гостиной через двери, ведущие в Красную. Было бы ужасно, если бы они вошли через дверь гардеробной, даже несмотря на то что их ухаживания были намеренно публичны и отчаянно непристойны. Все-таки существуют какие-то границы! В их случае граница лежала у гардеробной комнаты.

Очаровательно.

Мелверли, увидев Луизу и догадавшись, что происходило между ней и Блейксли за дверями, одобрительно кивнул. Конечно, этого и следовало ожидать. Более того, он так расщедрился, что поцеловал Луизу в щеку.

Луиза была удивлена.

Элинор, ее хорошенькая младшая сестра, тоже была глубоко потрясена.

Ну что ж, вполне объяснимо.

— Ты сказала ему, что Уэстлин не ее отец? — спросил Джон, как обычно тихо подкравшись сзади.

Как всегда, она почуяла его приближение.

— Само собой. Это так упростило все для Мелверли.

— Мелверли ее отец, — сказал Джон.

— Разумеется, он, во всех смыслах. У англичан странные понятия о кровном родстве. Мелверли жестоко обращался с Луизой и ее сестрой из-за Уэстлина и его нескончаемого хвастовства.

— Откуда ты узнала, что она не от семени Мелверли? — тихо спросил Джон.

Они разговаривали почти шепотом в отдаленном углу комнаты, окруженные кольцом ее племянников, которое создавало им приватную обстановку в таком публичном месте.

— Семя Мелверли тут ни при чем, — сказала София, глядя на Мелверли, затем — на Элинор. — Все слухи о его внебрачных детях пустила я, все до единого.

— Чтобы защитить их.

— Этого было достаточно, — сказала София. — В основном это было ради Маргарет, а ее уже нет с нами. Что же остается, если только не присматривать за ее дочерьми?

— Уэстлин породил Луизу, — сказал Джон. — А чтобы сотворить Элинор, она тоже его использовала?

— Нет, — сказала София. — Уэстлин на этом остановился.

— Тогда кого?

София посмотрела на Джона и улыбнулась:

— Спроси Мэри.