Пролог

На ничейной земле

Этот сон — с самыми различными вариациями — снился ему с самого детства. Сон был ярким, цветным и протяженным по времени. Иногда он видел все события как бы со стороны, иногда — был персонажем собственных сновидений. Порой он не понимал речи тех, кого видел, порой понимал — хотя не во сне, а в жизни так и не выучился чисто говорить на этом языке, да и понимал слова с трудом, с пятого на десятое. Но то в жизни, а во сне все было совершенно, абсолютно иначе.

В детстве он не мог представить себе, к чему все это снится. Вот только спросить было совершенно не у кого.

С некоторых пор — примерно, когда ему исполнилось шестнадцать — начал догадываться. Теперь — знал почти наверняка.

Да и в самом деле — если кому-то снится один и тот же сон, это наводит на некоторые подозрения, не правда ли? Врачи — приземленные материалисты — начнут искать проблемы со здоровьем. Но проблем-то у него не было! Никаких проблем!

А может, дело совсем в другом? Может, перед ним прокручивалась некая информация? И он должен ее отыскать?

Во всяком случае, те места, которые он видел в своем сне, действительно существовали — хотя он никогда в них не бывал. Одежда людей совершенно не соответствовала нынешнему времени, но это совсем не означало, что она была плодом фантазии. О нет, — была в стране из его сна эпоха, в которую одевались именно так. Говорили именно так. Оружие было именно таким.

Все мельчайшие детали сна оказывались реальностью — стоило только раздобыть очередное пособие по истории. Хуже того, он мог бы кое в чем нынешних историков подправить — в тех самых мелочах. Почему-то была твердая уверенность — прав именно он со своими странными снами. Только зачем их подправлять, да и кто он такой перед этими кандидатами-докторами?

Почему-то сон погружал его в состояние безысходной тоски. Но, как сказал мудрец, «и это пройдет». И тоска действительно сменилась бульдожьим упорством — желанием понять, что все это означает.

А потом появилось то, что он назвал «Дар», — и все стало на свои законные места.

И все же, сон иногда навещал его и теперь — детальный, подробный. И отчего-то — сжимающий сердце…

…Небо было серым и унылым. Невероятно унылым и невероятно серым — чему удивляться совершенно не приходилось. Осень. Дожди. Холодный ветер. Да и в солнечный день в этом городишке вряд ли было бы сейчас намного радостнее.

Маленький старинный городок казался пустым. Вымершим. Такого, наверное, не случалось и в стародавние времена после моровых поветрий — не всех же выкашивала чума, кто-то же должен был выжить!

А вот сейчас, похоже, жители его покинули. Надолго ли? Этого сказать не мог никто…

Изредка тишину городка нарушали звуки, к которым не были привычны эти тянущиеся ввысь дома с остроугольными крышами, маленькие церковки и ратуша с часами (часы сейчас стояли, словно бы время на главной площади замерло с уходом последнего из горожан). Порой в небе, за облаками раздавался очень характерный гул, а иной раз в разрыве среди туч мелькал черный силуэт. В таких случаях где-то на окраине городка слышался грохот, и стекла ратуши опасливо звенели, словно бы предвещая недоброе.

Но такое случалось далеко не всегда. Чаще в тишину и шелест дождя вламывались совершенно иные, более понятные звуки. Например, крадущиеся шаги солдат, раздававшиеся по ночам. Но уж такого-то город наслушался вдоволь — за все века, что он стоял здесь. Римляне, варвары (а до римлян — неведомые историкам расы и народы), потом франки, германцы, рыцари всех мастей, восставшие горожане. Потом были солдаты Великой Революции, Наполеон… А уж за последние полвека — и подумать-то страшно. И вымирал-то этот городок уже не раз: жители бежали перед наступающим врагом. Сейчас-то, хотя бы, им дали спокойно эвакуироваться. Впрочем, враг почему-то не торопился — он спокойно отсиживался за своей линией укреплений — совсем рядом отсюда. Свои не спешили тоже. Укрепления, — да еще какие! — были и у них. Словом, две крепости осадили друг друга. Иногда постреливали, в иные дни — отмалчивались.

Странно?

Еще бы не странно! Да и саму войну уже успели окрестить «странной».

Были в этом городе и иные звуки. Негромкие щелчки выстрелов, тихие, отрывистые команды…

Покинутый город не мог знать, что он теперь стал — «ничейной землей». Не могли этого знать и существа, которые были единственным его постоянным населением…

…Когда Джордж Хэнкс почувствовал, что теряет равновесие и мягко приземляется прямо в лужу грязи у ветхой стены какой-то лавки, которую хозяева заботливо заколотили, прежде чем уехать из города, он еще не понял, насколько близко была его смерть. Он осознал это не в тот момент, когда что-то мягкое бросилось ему под ноги, и даже не в ту секунду, когда он сжал зубы, чтобы не высказать все, что он думает об этой чертовой темноте и этих чертовых запутанных переулках, — шуметь было нельзя, и он отлично об этом знал.

Он понял все только мгновение спустя — над его головой что-то щелкнуло, и на него посыпалась каменная крошка. Означать это могло только одно — снайпер! Чей — можно даже и не спрашивать.

Еще секунда — и быть ему трупом. Потом его, конечно бы нашли, похоронили бы честь по чести, может быть, даже в газете написали бы — мол, героически погиб во время действий патруля!.. Толку-то! Мертвому ничего не нужно — ни славы, ни почета, ни даже Креста Виктории. Мертвому нужно лежать. И тихо разлагаться в могиле. Джорджу Хэнксу было двадцать лет, и его такое будущее очень не устраивало.

Он замер, все также лежа у стены. Было холодно, сыро и промозгло.

Выстрелы больше не повторялись. Возможно, немецкий снайпер решил, что он «сделал» своего противника — тот упал, и не подает признаков жизни. А возможно, он просто выжидал тех самых признаков жизни — чтобы довершить начатое.

Почему-то злость ушла, вместо нее появилась обида. Лежа в грязи, Джордж неожиданно представил себе своего врага. Этот-то наверняка выбрал огневую позицию не в луже грязи. Должно быть, поглядывает на улицу из окна заброшенного дома, совершенно незаметный в эту безлунную сумрачную холодную ночь. Интересно, ему столько же лет? Может быть, а может, он еще и младше. Сидит там, на посту, голова — в каске-«ведре» — и поджидает жертву. Охотничек чертов!

А ему, рядовому Хэнксу, приходится лежать здесь, в грязи, под моросящим дождем. Вот гадость-то!

А все-таки — что же это ему под ноги бросилось — да еще так кстати? Вообще-то, единственными жителями покинутых приграничных городов были бродячие кошки и собаки — ну, если не считать парней вроде Хэнкса или этого поганца-снайпера. Но их-то как раз можно и не считать.

Правда, вот именно здесь он никаких собак-кошек не видел. Может, крыса? Просто довольно крупная крыса…

Словно бы в такт его мыслям, рядом что-то зашевелилось. Джордж осторожно повернул голову. Нет, ничего нельзя разглядеть. Во всяком случае, это животное не напугано, если не убежало сразу.

— Уррм! — тихо прозвучало рядом. А потом что-то потерлось мокрой шерстью о его руку.

Все понятно — то не крыса, а кошка.

Он невольно погладил свою нежданную спасительницу. Пальцы нащупали что-то вроде ошейника. Все понятно — брошенная кошка! Поэтому и не убегает, поэтому и выскочила — как же, человека увидела, о двух ногах! Ходит по городу, тычется в забитые окна и закрытые двери, хочет есть — под мокрой шерсткой явственно нащупывался хребет. А хозяева-сволочи удрали, жизнь свою спасали — а кошку забыли, как ненужную вещь.

Джордж искренне пожелал хозяину этой кошки встретиться со снайпером — с тем самым, который, наверное, все еще торчит в окне и ждет, будет ли противник двигаться или нет. «Они хуже Гитлера!» — с раздражением подумал он.

Раздражение вернуло его к текущей реальности.

А реальность была такова. Снайпер мог торчать в окне еще несколько часов — ночи сейчас длинные. И было бы очень хорошо, если он там — один. Но, скорее всего, это совсем не так. Скорее всего, немцы выждут какое-то время, поймут, что никакого шевеления нет — и выползут обыскать убитого. А снайпер, в случае чего, их прикроет.

И вот тогда за жизнь рядового Хэнкса никто и четверти пенни не даст.

Нужно было выбираться из этой поганой лужи. И выбираться прямо сейчас. Еще чуть-чуть — и будет поздно.

Он еще раз осторожно повернул голову, стараясь, чтобы стальная каска не звякнула в самый неподходящий момент.

Ну, да, кошка — почему-то теперь он смог рассмотреть нечеткий силуэт своей спасительницы, которая еле слышно мурлыкала, будто и не под моросящим дождем сидела, а около камина, в котором потрескивают дрова.

— Ну, что делать-то будем? — одними губами проговорил Хэнкс.

— Уррм! — снова задумчиво пробормотала кошка, как будто спросить хотела — а как выбираться-то? Улица простреливается, человек. Зашевелишься хорошенько — и конец тебе, и я без тебя останусь… Что делать-то будем?

А оставаться здесь было не менее опасно. Только сейчас Джордж стал осознавать, в какую переделку он попал с тех пор, когда этой чертовой темной ночью отбился от своего маленького отряда. Его наверняка уже ищут. Но ищут не здесь. И хорошо, что не здесь — вот только еще недоставало, чтобы они попали под огонь снайпера.

— Урррм! — чуть более требовательно повторила кошка — но тихо, очень тихо, как будто сама боялась привлечь излишнее внимание снайпера.

И тут же Джордж почувствовал, что острые коготки впились в его рукав. Впились не слишком сильно, но очень требовательно — словно бы животное пыталось тащить его за собой.

Но одно неосторожное движение — и ему крышка! Вероятно, простреливался весь переулок.

Где-то вдали он расслышал — точнее, едва уловил, — какой-то новый звук. Осторожные, почти крадущиеся шаги. Хотя, возможно, ему почудилось. Он напрягся, прислушиваясь. Нет, не надо и думать, что они будут переговариваться между собой или, хотя бы, станут топать по мостовой. Топать они станут у себя на параде — а здесь подойдут тихо и незаметно.

Конечно, есть еще один выход — притвориться мертвым, а уж когда они окажутся близко… Ладно, одного он прикончит, может быть, даже двух — это если очень повезет. А в патруле их может быть и пятеро…

Джордж попытался отползти, и при первом же движении ему показалось, что он способен перебудить весь город — если бы здесь было кого будить. Он сделал еще пару судорожных движений, каждую секунду ожидая выстрела. Нужно было попробовать добраться к узкому переулку, который, вроде бы, находился совсем недалеко. Там могла оказаться непростреливаемая зона, там он был бы в безопасности… Или — почти в безопасности, конечно. Можно бы попробовать заползти в какой-нибудь дом — только вот беда, здесь сейчас не видно никаких дверей.

Он и так уже хорошая мишень!

— Мя-ау! — протянула кошка, — и Джорджу показалось, что ее голосок отразился от стен домов (что было, разумеется, не так). Кошка все так же следовала рядом, не отпуская человека ни на секунду. Кажется, невольная спасительница хотела стать его погибелью. Если она привлечет внимание… Он и без того каждое мгновение ожидал выстрела, — а тут еще это шевеление сбоку.

«И чего тебе надо?!» — зло подумал Джордж, хотя, конечно, вслух ничего не сказал.

И вот тут его настиг ответ.

Нет, никаких «слов, раздающихся в голове» он не услышал. Скорее, это были не слова, а четкая чужая воля. И другого выхода, как подчиниться этой воле, у него не оставалось. Нужно было проползти еще футов десять — и не просто проползти, а во вполне определенном направлении — в том самом, куда тащила его эта чертова кошка — или чем там еще она была.

Зачем, почему — сейчас об этом не время было думать. Вместе с ответом пришла и уверенность — там его ждет спасение. Уверенность совершенно дурацкая — кажется, его тянули в самый центр простреливаемой зоны, прямо под огонь снайпера. Хотя даже этого наверняка понять он не мог — слишком темно здесь было.

Большей глупости, чем рассчитывать на неведомое спасение, сделать было просто невозможно. Но ничего другого все равно не оставалось — похоже, немцы были где-то совсем рядом.

Он приподнялся на локте и, стараясь не шуметь (насколько это было возможно) осторожно двинулся ползком в сторону, противоположную той, куда хотел уползти.

Пара футов… еще… еще…

Выстрела все не было.

А потом — совершенно без всякого предупреждения — мир поменялся. Поменялся настолько, что Джордж Хэнкс даже не сообразил, что с ним случилось.

Неожиданно стало гораздо светлее. Неожиданно прекратился дождь. Неожиданно он понял, что лежит на совершенно сухой булыжной мостовой — при том, что сам он как был вымокшим с головы до ног, так и остался. И вообще — он остался прежним, это с городом, с окружающей местностью что-то случилось.

Что-то совершенно непонятное.

В этом новом городе было столь же тихо. Но теперь в этой тишине почти не было ничего угрожающего.

И снайпера не было — и об этом Джордж знал совершенно точно, даже не успев задуматься, откуда приходят эти знания. Когда же он это понял, то в голове немедленно мелькнуло два предположения.

Он по-прежнему лежал на мостовой, а кошка была рядом. Маленькая и, судя по всему, довольно облезлая. И она пристально, слишком пристально и не мигая, смотрела на него.

Неужели эти мысли исходят от нее? Что ж, тогда всё понятно. Значит, снайпер не промазал. Попал точнехонько ему в голову. И он, Джордж Хэнкс, уже покойник. Вот, значит, какие сны нам в смертном сне приснятся. Кошки, светлый город, в котором нет нацистов…

Это было первым предположением. Второе было проще — так или иначе, но он сошел с ума. И сейчас вовсе не находится «где-то во Франции», на ничейной земле. Да может, и нет никакой войны и британских экспедиционных войск — как он теперь о том узнает наверняка?! Может, он давным-давно лежит в палате в смирительной рубашке — а его вышедший из-под контроля разум гуляет сам по себе…

Как кошка.

Зверек будто бы почуял его мысли. Кошка неторопливо поднялась, исчезла из его поля зрения — а через секунду он ощутил — и довольно болезненно — прикосновение коготков к его руке.

Она мяукнула — теперь уже вполне громко, и снова кольнула его коготками.

Ощущают ли покойники боль? Джордж не был в этом уверен. Вероятно, все же нет.

Значит… Значит, он не покойник!

Он осторожно посмотрел в ту сторону, где, предположительно, мог спрятаться снайпер. Он увидел тоненькую ажурную башенку с островерхой крышей, залитую лунным светом. Никаких облаков на небе не было и в помине.

А он находился на самой середине улицы, и любой снайпер, окажись он в башенке, очень обрадовался бы такой цели, как Джордж Хэнкс.

И что это могло значить?

Да только одно — никакого снайпера здесь не было.

Все еще не в силах в это поверить, он осторожно сел на мостовой. И ничего не последовало.

— Мрррн! — настойчиво проговорила кошка.

— Может, скажешь, где это мы? — буркнул Хэнкс.

В силуэте этой кошки было что-то неправильное, то, чего не должно быть. Но что именно, он понять не успел.

Его мозг снова поразил поток чужой воли — на этот раз куда более четкий.

Он может подняться во весь рост — ничего страшного не произойдет. Более того — он должен не просто подняться, а еще и пройти в том направлении, в котором будет нужно. И не задерживаться, что бы не увидел. И не удивляться. Главное — не останавливаться. Остановился — смерть. Здесь опасно, очень опасно. Почему — он все равно ничего не поймет. Опасно — и все тут.

Поэтому надо идти — не останавливаясь. Поднять винтовку, спокойно встать — и идти. И тогда все будет хорошо…

— Это ты? — он совершенно растерянно посмотрел на кошку. Не будь этого потока сильной воли, он наверняка уверился бы, что сошел с ума.

Вместо ответа последовал столь сильный импульс, что не подчиниться ему было просто невозможно.

Он поднял винтовку, прекрасно понимая, что здесь, в этом мире она в случае какой-то неведомой опасности ему совершенно не пригодится.

Он выпрямился, а потом шагнул вслед за странной кошкой. На какую-то секунду Джорджу показалось, что шерсть кошки блеснула в свете луны. И это была вовсе не шерсть…

Но пугаться или удивляться в очередной раз ему уже не приходилось. Та неведомая сила (и наверняка — самая что ни на есть нечистая), которая утащила его от верной смерти на ничейной земле, словно бы взяла его за воротник — и тащила за собой, вовсе не интересуясь его, Джорджа Хэнкса, мнением.

Все же он оглядывался по сторонам.

Город был пустынным и неправдоподобно красивым. Дома — готические, тянущиеся вверх, к лунному свету — казались ажурными и легкими, ни в одном из них не было какой-то тяжеловесности. Иногда между лепящимися друг другу домами открывался небольшой, засаженный деревьями сквер. Почему-то ему показалось, что листва на ветках деревьев была серебряной — или это было всего только игрой бликов? Он было остановился на мгновение — и тотчас же неведомая сила словно бы дала ему пинка. Вперед, не задерживаться! Бегом марш!

Почему «бегом марш», он догадался тотчас же — когда одна из веток решительно потянулась к нему. А ведь на улице не было ни ветерка…

Видимо, здесь росли хищные деревья. После всего случившегося и это было неудивительно.

Пару раз нечто, что приняло руководство его сознанием, заставляло остановиться, вжимаясь в стену здания. Во второй раз это продолжалось довольно долго, и в лунном свете он разглядел тень, бесформенный силуэт, свернувший куда-то в переулок. Но что именно это было, он так и не понял.

Закончилось его путешествие столь же резко, как и началось. Совершенно внезапно стало темно, а с неба упали мелкие и противные капли дождя. Мир наполнился привычными звуками, а луна исчезла напрочь. И та железная воля, которая подчинила его сознание, тоже исчезла.

А около ног раздалось почти жалобное:

— Мя-ау!

Он быстро осмотрелся — конечно, тьма стояла невероятная, но каким-то шестым чувством он понял — та улица, на которой его попытался подстрелить снайпер, осталась где-то очень далеко. И как он оттуда ушел — не все ли равно.

— Мя-ау!

Он наклонился к кошке. Самая обычная шерсть — только свалявшаяся и мокрая. И что ему почудилось в лунном свете? Придет же такое в голову — чешуя!..

Зверек тотчас же попытался запрыгнуть ему на руки.

Джордж постоял мгновение, соображая, что же предпринять. Расставаться со зверушкой, которая спасла ему жизнь — ну, насчет того, было его странное путешествие реальным или нет, он уже стал сомневаться, но снайпер-то был. И кошка, которая очень вовремя кинулась ему под ноги — тоже была. И есть.

Один раз люди уже ее бросили. А что с ней делать теперь? Снова бросать…

Правда, у них при части регулярно кормились несколько кошек и собак — таких же заброшенных. Никто их гнать и не думал, а повар — тот вообще иногда подкармливал. Джордж вспомнил брезгливое удивление какого-то французского лейтенанта, которому что-то понадобилось у них. Союзничек брезгливо сморщил нос при виде подбежавшего к нему пса, который радовался абсолютно всем посетителям. А лейтенант Патрик Смитсон, сопровождавший француза, ничего не говоря, легонько потрепал пса по загривку, а потом, как ни в чем не бывало продолжал разговор с «бравым союзником».

Тем-то англичане от французов и отличаются. Не все и не всегда — но как правило.

Все эти мысли мелькнули в голове у Джорджа Хэнкса, когда он осторожно спрятал кошку под шинелью.

В ту ночь случилось еще два события.

Через пять минут Джордж Хэнкс натолкнулся на своих — к счастью, ни он, ни его отряд не пальнули по дури друг в друга.

Кошка была осторожно принесена с патрулирования туда, где квартировала его часть. Никто и слова не сказал.

Правда, животное оказалось исхудалым, облезлым и страшно некрасивым, но когда Джордж рассказал свою историю (нет, касалась она только лишь выстрела снайпера, кое о чем еще он решил на всякий случай умолчать), повар, поглядев на кошку, заявил, что ничего непоправимого в ее худобе нет.

Да, а вот ее легонький ошейник с металлической пряжкой…

…Сон оборвался.

«На самом интересном месте», — усмехнулся человек, глядя в тени на потолке.

Ну, он-то отлично знал, что случилось дальше. Видел — не раз и не два. И что к чему — тоже отлично знал.

Но сон тотчас вылетел из его головы, когда взгляд наткнулся на щель среди занавесок, скрывающих окно. Отражаясь в стеклах дома напротив, оттуда лился приглушенный малиново-красный свет.

Уже темнеет. Значит, надо вставать и поторапливаться. У него на сегодня намечено одно очень важное дело.

Кто-то очень хочет несчастий себе на голову и на прочие части тела. Так хочет, что просто грех отказывать человеку. А раз оно так, значит надо просьбу исполнить, да поскорее.

И — как можно более качественно.

 

Глава 1

«По Пушкинской на Лиговку в обход…»

Той весной, когда в городе началась эта странная цепочка событий, почти в каждом киоске звукозаписи, перекрывая обычный заунывный блатняк и еще более тоскливую попсу, из динамиков лилось нечто куда более приятное:

— Пел Бутусов.

Вообще-то, по иным песням можно очень точно датировать события. Очень редко можно вспомнить, когда именно ты услышал ее в самый первый раз — а потом песня взяла и стала частью твоей обыденной жизни. Так было с пугачевским «Арлекино», так было с «Ламбадой». Ну, и Бутусов с Шевчуком тоже постарались на рубеже тысячелетий.

Однако, вот вопрос — а куда же шагала по городу та самая девушка? На этот счет у господина Бутусова есть очень точное указание — «по Пушкинской на Лиговский в обход». Конечно, если он дает концерт в Москве или в ином городе, слова эти мало говорят фанатам. Но петербуржец, а уж тем более — любящий рок вообще, а Бутусова с Шевчуком и БГ — в частности, — отлично обо всем догадается. На Литовском есть отличный рок-магазин, а по Пушкинской в обход девушка наверняка отправилась, чтобы поболтать с подругами с тусовки, которые разместились на скамейках у памятника Поэту. Благо весенняя погода к тусовкам как раз располагает…

Итак, девушка шагала по городу — именно так, по Пушкинской и на Лиговку, именно к тому самому магазину. Не босиком, нет, конечно — это Бутусову легко такое сочинять, а вот попробовал бы сам прошагать хоть метров двести… Наступил на осколок стекла — и привет, отбегался, и хорошо еще, если просто глубокая царапина!

Так что на ногах у девушки были легкие кроссовки, одета она была в джинсы и черную куртку, а ее темные волосы развевались на ветру. Вообще-то, в таком виде можно было идти на тусовку или рок-концерт, а можно — на работу в какую-нибудь фирму, где нет особых выкрутасов по поводу внешнего вида. Ничего особенно примечательного в девушке не было — стройненькая, но не фотомодель, симпатичная — но наверняка не первая красавица. Вот, пожалуй, слишком внимательный взгляд зеленых глаз мог и в самом деле запомниться.

И ни в кого влюблена она не была — тут песня тоже не совсем права. Некогда было ей влюбляться — с тех пор, как в прошлом году ее жизнь закрутилась в сумасшедшем водовороте, стало совершенно не до того. По крайней мере, сейчас она о том совершенно не думала — какая бы весна на улице не цвела.

И на тусовку девушка тоже не шла. Справа от нее остался памятник Пушкину, обсиженный пенсионерами и панками, которые, судя по всему, как раз собирались пить разбодяженное настойкой боярышника пиво. Пожалуй, девушка была так погружена в свои мысли, что даже не заметила их. Или же — заметила, но никакого значения не придала.

Она свернула в переулок, который как раз выходил на Литовский. Но, когда до проспекта оставалось шагов двадцать, она внезапно на мгновение остановилась. Пожалуй, было отчего.

Как правило, надписи на домах лаконичны. Видимо, авторы по сердечности своей и доброте берегут нервы археологов будущих тысячелетий. Впрочем, если те археологи будут охотиться за каменными скрижалями с таинственным Древним Знанием, то им придется жестоко разочароваться. В большинстве случаев их ждет короткая трехбуквенная надпись, иногда — странные математические примеры. Пожалуй, это почти всё.

А вот надпись, перед которой остановилась Марина (так звали девушку), оказалась совершенно иной. Кто-то, не пожалев маркера и ярких мелков, вывел на стене четко и красиво:

СЕГОДНЯ НОЧЬЮ ВАС ДОЛЖНЫ УБИТЬ!

Рядом красовалась столь же красочная морда гуманоида — из тех, что обожают охотники за НЛО и голливудские режиссеры. Большеглазый инопланетянин, казалось, и в самом деле выискивал жертву среди прохожих.

Впечатление было таким ярким, что Марина невольно вздрогнула. Кто бы это не нарисовал, у него явно был талант — причем, какой-то очень неприятный. Надпись царапала подсознание.

Впрочем, через мгновение девушка направилась вперед и свернула за угол — на Литовский, в обход, к тому самому рок-магазину. А еще через пару минут надпись позабылась — как выяснилось позже, не напрочь, а лишь до поры…

Так что Марина спокойно двинулась в ту сторону, где маячила прикрытая забором огромная проплешина в самом центре Петербурга. Сию проплешину вполне можно было бы назвать долгостроем — если бы там вообще хоть что-то строилось. Лет десять назад хотели сооружать новый вокзал для скоростной магистрали — да так и не собрались. То ли денег не хватило, то ли помешали экологи, запричитав, что новая магистраль — страшно и подумать! — перережет привычные тропы животных! А старые дома на Лиговке снести уже успели — тоже не без причитаний, на сей раз, правда, голосили не экологи, а ревнители старины. Словно бы жуткие ветхие коробки — пристанище алкашей — могли что-то значить с точки зрения истории.

Нынешнее начальство Марины по этому поводу лишь пожало бы плечами и горько усмехнулось бы — добрые и безобидные экологи? Ну-ну, знаем мы таких экологов!.. И какие у них бывают рожки, хвостики да вилы — тоже знаем!..

Марина не стала переходить проспект — к забору и нынешнему вокзалу, — а направилась по другой его стороне — как раз туда, где в лабиринте дворов и располагался рок-магазин…

Неизвестно, почему и по сей день Лиговка имеет какую-то особо криминальную репутацию. Проспект как проспект, вполне себе охраняемый, даже отделение милиции рядом есть. Вот лет восемьдесят назад Лиговка, говорят, наводила ужас на весь Петроград. А теперь получить удар по затылку можно хоть на Лиговке, хоть в самом центре города, хоть в новостройках. Полная демократия, однако!

Впрочем, Марина с некоторых пор могла бы безбоязненно зайти в любой, самый неприятный и криминальный квартал — и выйти оттуда целой и невредимой. И вовсе не потому, что она знала приемы восточных единоборств или была чемпионкой в женском боксе. О, нет — в этом плане она ничем не отличалась от прочих девушек. Просто гопники, случись им оказаться рядом, миновали бы ее, не обратив никакого внимания.

Но сейчас был день, и опасаться гопоты не было особой надобности.

Сказать по правде, если бы год назад кто-то намекнул бы Марине, где она будет работать, и (что в ту пору для нее было бы особенно важно) сколько она будет получать, то девушка, наверное, решила бы — над ней издеваются утонченно-садистским способом. Она же, в конце концов, не какая-нибудь любовница олигарха! У нее и самого обыкновенного парня нет, между прочим! Да и родителей нет…

А если бы самозванный пророк начал распространяться о нынешнем характере ее работы, то вполне рисковал бы схлопотать по шее. Просто потому, что такого не может быть. Не бывает это так!

Но (к счастью для всех и всяческих гадалок) никто и ничего ей пророчить не стал. Просто прошлым летом судьба начала распоряжаться девушкой, не то что не спросив ее разрешения, но даже не поставив в известность! Как говорит ее нынешний начальник, слегка перефразировав древних, «знающего судьба ведет, незнающего — тащит». Вот ее и потащило.

Началось все вполне нормально — с дня рождения у подруги. А потом события начали закручиваться — до тех пор, пока Марина не осознала, что она — сотрудник мало кому известной организации под названием «Третья стража». С окладом, о котором невозможно и мечтать, с разрешением всех проблем, с новыми друзьями… Ну, вот разве что парня у нее по-прежнему не было — да это небольшая беда, если беда вообще. В конце концов, ее работа — пока что лишь отчасти работа, все больше напоминает учебу в универе, когда завтра-послезавтра ожидается сессия — и так что ни день. К примеру, надо учить шесть иностранных языков (правда, по замечательной методике). Какие уж тут романы!

Но как раз сегодня у нее был выходной. А завтра — день рождения у подруги из «Третьей стражи». И было бы неплохо позаботиться о подарке.

Какой именно подарок устроил бы Таню, Марина пока что не представляла, и шла, скорее, наобум — авось, что-нибудь уникальное да найдем.

Она глубоко задумалась, что бы такое все-таки купить, когда кто-то ее окликнул:

— Привет!..

Марина подняла голову. Перед ней около серой арки, ведущей к тому самому рок-магазину, стояла какая-то совершенно незнакомая рыжеволосая девица года на три помладше Марины. Одета она была не по сезону — в какой-то плащ, который (давным-давно и не в здешней галактике) когда-то был черным, а сейчас превратился в серо-коричневый. Да и сама девица, чье лицо во множестве украшали веснушки, опрятностью отнюдь не отличалась.

— Слушай, у тебя рубля два есть? — просительно протянула девица. — А то на жетон не хватает…

По ее лицу было понятно, что жетон метро будет, скорее всего, сэкономлен, а вот деньги пойдут на еду.

Мелочи к карманах у Марины не было, с другой стороны, почему-то ей захотелось помочь этой… скажем так — просительнице. Конечно, в свое время Марине не случалось вот так стоять на тусовке и выпрашивать деньги (на англо-нижегородском жаргоне это называется «аскАть деньги»). А вот недоедать ей доводилось.

А посему пришлось достать мятую десятку и протянуть рыжеволосой. Та победно улыбнулась, а потом слегка заискивающим тоном сказала:

— А я тебя, кажется, помню!

Вот сие было странным. Конечно, у Марины водились друзья из «неформалов», — но не из таких же. К тому же, она совершенно не помнила эту любительницу мелких монет.

— Ну, прошлой осенью… В «Гремлине» — там еще народа столько было. А ты с какой-то подругой сидела в углу, вы там гоготали, как по укурке…

Понятно!

Марина внимательно посмотрела на собеседницу. Значит, их заметили и запомнили. Вот оно как! А что мы еще запомнили?

— А-а, — пожав плечами, протянула Марина, напустив на себя лениво-равнодушный вид, свойственный почти всем «неформальным» девицам. — Там же народу много было.

— Ага, а потом такое началось! — хмыкнула девица. — Пиво там такое «веселое» было, что ли?!

— Наверно. С коноплей! — поддакнула ей Марина.

— Я не помню, как вообще до вписки дошла, — подтвердила рыжая.

Марина внутренне облегченно вздохнула. Не помнит — и хорошо. Ни к чему ей помнить то, что на самом деле случилось в прошлом году в клубе «Гремлин». А то, что ее запомнили в лицо, — ладно, главное, не в том качестве, в котором она там находилась.

…Это хорошо, что рыжеволосая не помнила, что творилось в тот момент в клубе под вывеской «Гремлин». Например, того, как почти все посетители (за малыми исключениями вроде Марины и Тани) слились сознанием с тем, кто человеком, по правде сказать, и не был. Кое-кого после контакта с этим существом (внешне ничем от обычной земной двуногой фауны оно не отличалось) пришлось довольно основательно лечить. Так что рыженькой очень повезло.

Не помнила она и другого — как именно это существо «брали». Того, что в одном из самых неформальных клубов прозвучали выстрелы, рыжеволосая девица в грязном плаще тоже, кажется, не подозревала.

Кстати, операцию тогда провели на скорую руку, и начальство было не слишком-то ею довольно. По крайней мере, слишком многого о таких странных существах они не узнали…

— Вот, а сейчас так вышло — денег нет, сплошная жопа, — доверительно болтала рыжая. Марине приходилось все это выслушивать: и о вписке — то есть, о месте, где рыжеволосая изволит жить, и о том, что какая-то Моргана (а в таких тусовках это имя распространено не меньше, чем среди обыкновенных девушек — Наташа или Лена) заработала кучу денег, а работа у нее непыльная — что-то там рисовать по трафарету, а вот ей приходится на жетоны деньги стрелять, и вообще жизнь тяжелая пошла…

Зато Марина убедилась лишний раз — реальные события девица не помнит. Что ж, устроить небольшое промывание мозгов с амнезией может уже и она сама — а в том достопамятном клубе в тот недоброй памяти день работали отличные специалисты.

Девица в заляпанном плаще могла бы болтать бесконечно — но и она была кое в чем опытным специалистом. В отдалении показалась какая-то счастливая парочка хипповского вида, и рыжеволосая, оборвав свои речи про стерву-Моргану и даже не попрощавшись с Мариной, опрометью кинулась к ним — наверняка просекла, что некоторые, пусть небольшие деньги у парня с девушкой имеются, и уж в мелочи «на жетон» они не откажут.

Ну, а Марина шагнула под арку во двор, который чем-то неуловимо напоминал плащ рыжеволосой. Должно быть, чистотой…

Сколько помнила Марина этот двор, в нем всегда были лужи — даже в самую засушливую погоду, даже тогда, когда дождя не было месяц. Не двор, а находка для бродячих кошек и собак. К тому же, справа располагалась помойка, так что бесхозные животные явно не умирали от голода.

Теперь нужно было миновать еще одну арку — сплошь уклеенную афишами всяческих концертов в великом множестве клубов и клубиков. Девушка не спеша осмотрелась — здесь оказалась даже реклама того самого «Гремлина», словно и не заметившего (да и на самом деле — не заметившего) событий прошлой осени.

Рядом кто-то очень красиво изобразил на стене полуголую панковскую девицу — должно быть, свою подружку. Правда, этот портрет уже успели наполовину заляпать афишами.

Магазин располагался во внутреннем дворике, в подвале, куда можно было попасть по разбитой лестнице. Это — весной и летом, а вот зимой на том месте можно было порой (и с гораздо большими шансами) попасть в местный травмпункт — со сломанной ногой или рукой. Конечно, иногда лед со ступенек все-таки сбивали — но далеко не всегда.

Но если уж рисковый человек попадал в магазин, то он вряд ли бы остался разочарованным. Здесь было все, что необходимо для счастливой и интересной неформальной жизни — и куртки с заклепками, и невероятное число украшений, и кассеты, и даже пособия по магии. Ну, насчет последних у Марины было свое мнение — ничего, кроме иронии эти книжонки вызвать не могли.

Украшения — другое дело. Но сперва она хотела посмотреть записи всевозможных рок-групп.

Марина долго разглядывала ряды кассет со множеством названий. Нет, честное слово, теперь она была в полном затруднении — что подарить? Ну, во первых, доходы у Тани уж никак не меньше, чем у нее самой. Значит, важен не подарок, а внимание. Хорошо, конечно, только вот что может понравиться ее подруге? Украшения — ну, это само собой, мы до них еще доберемся. А вот кассеты…

— Девушка, вы что-то ищете? — обратилась к ней через прилавок продавщица.

— Да, — неожиданно для себя выпалила Марина. — Группа «Ойкумена» у вас есть?

Продавщица ответила не сразу. Ладно бы спрашивали «ДДТ» или все того же Бутусова, или «Кино» — так ведь нет.

Хотя в последнее время старый и добрый рок-н-ролл стал… нет, не то чтобы надоедать, — конечно, нет. Просто пятидесятилетние дяди немного отстали от жизни. И слишком долго тусовались на своем Олимпе. А некоторые даже удостоились высочайшей чести устроить высочайший концерт в Кремле.

В Кремле — это было, конечно, здорово, просто прекрасно. Вот только времена, когда всего этого не было, когда по радио, когда бы ты его не включил, пели Пугачева, Антонов и Кобзон, а сами властители умов молодежи играли в захудалых домах культуры — те времена как-то ими забылись. И забылись напрасно — потому что были они тогда молодыми и искренними.

Поэтому, когда в хит-параде на одной рок-радиостанции появилась никому не известная группа «Ойкумена», игравшая простую, без акустических вывертов музыку, да при этом в тех песнях были еще и слова — то эта командочка к неудовольствию всего «Олимпа» и самих ведущих, не ожидавших такого вот поворота, взлетела на первое место. Пилюлю пришлось проглотить — глас народа, сами понимаете…

Свежая кровь — вот что сейчас было нужно.

С некоторых пор «Ойкумена» стала любимой группой Марины.

— А… есть, — наконец, сообщила продавщица. — Только-только привезли, а то сейчас многие спрашивают.

Она ушла куда-то и вернулась через минуту, держа в руке кассету в неяркой обложке, изображавшей, как заметила Марина, арку и фонарь. Наверное, именно это, а не Адмиралтейство с Эрмитажем, и могло быть символом города.

— Вам проверить? — спросила для проформы продавщица, и, не дожидаясь ответа, поставила кассету.

Послышалась гитара, а потом негромкий девичий голос запел:

«Пожалуй, Таня это оценит», — подумала Марина.

— Качество нормальное, — сообщила продавщица.

Что ж, теперь предстояло выбрать украшение. И тут надо было полагаться только на собственную интуицию. Перво-наперво — отмести все якобы магические амулеты, разные пентакли и прочее в том же роде. Если магические амулеты и в самом деле понадобятся, то они прекрасно делаются самими сотрудниками «Третьей стражи».

В конце концов, Марина остановилась на кулоне с серебряной фантастической птицей — вероятно, фениксом. Пожалуй, это — как раз то, что нужно.

Продавщица сообщила цену, но девушка только кивнула, чем вызвала некоторое слегка раздраженное уважение — как правило, зарплаты у продавцов очень небольшие.

Конечно, откуда девице за прилавком знать, что большие деньги и решение многих проблем — это не слишком большое вознаграждение за их работу. Конечно, все они относятся к бойцам очень незримого для простых граждан фронта. И хорошо, что незримого — вот только не хватало вызвать панику! Что бы случилось с теми же тусовщиками из «Гремлина», когда бы они узнали правду — о том, кто или что сделало их своими марионетками?! Хорошо бы им было тогда жить? От ночных кошмаров до конца дней своих не избавились бы!

А что до решения финансовых и очень многих прочих проблем… Да, среди сотрудников «Стражи» есть те, кто живут долго, очень долго. А были и те, для кого все и всяческие проблемы решились раз и навсегда — в одну секунду.

Стажеров, включая Марину, поначалу было трое. А теперь их — двое. Такие, знаете ли, дела…

Марина вышла во двор, тщательно уложив в куртку подарки.

Казалось бы, пробыла она в магазине всего ничего. Но за это время редкие облачка на небе успели собраться в тучу, погода слегка испортилась. Пожалуй, следовало побыстрее пойти в метро и ехать с пересадкой до «Петроградской» — туда, где и располагался офис «Третьей стражи». Но ей отчего-то хотелось пройтись пешком.

Девушка вышла на проспект, секунду подумала, осматриваясь — а не ухватит ли ее снова за рукав рыжая тусовщица. Но нет, та, видимо, решила, что сегодня милостыни… то, есть, нет, конечно, честно заработанных денег! — на еду хватит. А про завтра она и не думала.

Поэтому Марина спокойно направилась обратно, свернув к Пушкинской. Можно было выйти на Невский, так оказалось бы быстрей. Но сегодня она могла не торопиться, гуляя по городу, а слишком многолюдный и суматошный Невский она не очень любила. Тихие улочки центра нравились ей куда больше. Она шла, «уйдя в себя» и собственные размышления, но не забывая внимательно примечать все вокруг. Это уже становилось привычкой — одной из многих полезных привычек, которые быстро обретаешь, оказавшись в «Третьей страже». А впрочем, что значит — оказавшись? Случайных людей там не было и быть не может. Это очень непростой офис…

…С неких пор самым любимым в России числом стало «300». Триста лет флоту, триста лет Петербургу, триста лет морской пехоте, триста лет первой газете… Много указов издал за свою жизнь Петр I, и каждый второй указ — повод для юбилея. Как будто до петровского указа относительно флота русские по морям не плавали. Как будто в устье Охты, на том месте, которое занимает Петербург, не стояло шведского города Ниеншанц. Как будто таможенников и пограничной охраны до Петра не существовало, и не было при Иване Грозном «засечной черты». Но главное было — найти указ, а потом отмечать, отмечать…

А вот кое-чего до Петра на Руси и в самом деле не водилось. Правда, никакого указа царь в этом случае не издал — все было на уровне распоряжений, да и то отданных с глазу на глаз. И в то время отлично понимали — лишние свидетели — лишние неприятности.

Поэтому, и только лишь поэтому никто и никогда не додумался готовиться к 300-летнему юбилею «Третьей стражи».

Просто однажды кто-то из умных и приличных советников (каковых было немного, и тут все подозрения падают на Якова Брюса) довел до молодого царя, не терпевшего всяческих колдунов, одну нехитрую истину. Колдовство, сиречь магия — оно разное бывает. Бывает то, от которого одни беды. Например, правил-правил монарх — а потом взял да и помер во цвете лет — ни с того ни с сего. А бывает — полезная магия. И государям — в том числе.

А посему — полезную привечать надобно.

Во всяком случае, «Третья стража» в Петербурге возникла как раз в те не слишком доброй памяти времена. После чего случилось множество очень разных событий. К примеру, при Анне Иоанновне пришлось «стражникам» скрываться. А начиная с государыни Елисавет Петровны ими никто особенно не интересовался. По крайней мере, из царей. Вот в двадцатом веке интерес был — и масса очень крупных неприятностей.

После чего с некоторых пор как питерское, так прочие выжившие отделения «Стражи» приняли решение: от политики, конечно, не деться никуда, но специально в нее соваться с головой — нет уж, хватит… Темное это дело. И своей епархии довольно…

…Марина покачала головой. Маги — подумать только! Ведь современному, нормальному, не обремененному болезнями человеку очень сложно представить, что есть такие вещи, которые не очень-то помещаются в его сознание. То есть, он, конечно, не прочь поболтать за бутылкой пива про НЛО и «снежного человека», про эффект Кашпировского… Но вот понять, что совсем рядом с ним существует совершенно другой мир — вот это, знаете ли, слишком.

Вот если завтра его сцапают на свою «тарелку» господа центавряне… Вот если лох-несское чудовище стегнет его хвостом, скажем, по спине… Вот если он возьмет, да и провалится в тот самый совершенно другой мир…

Вот если после такого «провала» в другую, непохожую на здешнюю, реальность, он выживет. Если выжив, он не отправится в комнату с мягкими стенами, где никогда не будет острых предметов. Если он при всем при том еще и любознательность не порастеряет, не станет зарекаться — чтоб я!.. Да ни за что!.. Да никогда!..

Вот тогда он, пожалуй, может стать стажером «Третьей стражи».

С Мариной примерно так и случилось.

* * *

За два года до событий,

Санкт-Петербург.

Когда пьешь много и часто, привидеться может что угодно. Истина сия очень простая и нехитрая.

Сергей Петрович Князев пил часто и много еще в бытность свою на службе. А уж выйдя на пенсию — и подавно.

Алкоголиком он себя, впрочем, не числил (как любой уважающий себя алкоголик). Помилуйте, да какой же он алкоголик?! Алкоголики — эти… которые бомжуют, которые всякую «льдинку» жрут — да без закуски. А он — водочку, чистый продукт. Благо денег хватает. А почему — оно тоже ведь понятно. Развалили сволочи страну? Развалили! И что теперь делать?

Ответ на странный вопрос у Сергея Петровича был один — пить! В гордом одиночестве, ибо собутыльников у него не было. Друзей — тоже. Как-то раз, когда только-только отменили окончательно талоны на водку, он принялся соображать на троих с какими-то мужиками одних с ним лет. Ну, слово за слово, стали трепаться о том, кто где и как работал — ну и рассказал Сергей Петрович про свою службу. Ничего ж секретного не было, да и вообще — гордиться надо такой службой! Вон, до орденов не дошло, а медалей заработал немало!..

А они взяли, не сговариваясь, молча поднялись да и уползли. Слова не сказавши, как с врагом!

Ну как тут не пить одному!

В последнее время стал Сергей Петрович побаливать. К врачам, правда, не обращался — авось, еще сто лет проживет. Жена померла, детей не было, добра осталось много — чего ж не пить-то?

Словом, ничто не предвещало ни галлюцинаций, ни белой горячки. Только забыл Сергей Петрович еще одну старинную мудрость: «белочка» — это странный предмет. Вчера — еще нет, а сегодня…

И вот как прикажете это понимать. Включил телевизор — вроде, как и не один, ленинградская программа, диктор что-то про юбилейные торжества толкует — как Константиновский дворец обустраивают, сколько гостей ожидается… А потом он вроде как замолкает, смотрит куда-то вверх, и говорит:

— Кстати, у меня есть одно сообщение… Для Князева Сергея Петровича. Я надеюсь, Сергей Петрович, вы нас слышите? Так вот — Сергей Петрович, сегодня ночью вас должны убить. Да-да, вы правильно поняли. Вы имеете право хранить молчание, вы имеете право бежать куда глаза глядят, вы имеете право сопротивляться или не предпринимать ничего. Вы дали право убить вас. Это право будет использовано. А теперь — прогноз погоды на завтра, двадцать третье апреля… Спонсор программы…

На последних словах этого сумасшедшего обращения в голосе ведущего послышался очень нехарактерный для него металл.

А потом голос стал совершенно обыкновенным. Будничным.

Во время этого странного выступления Сергей Петрович будто бы обмер. Он как раз собирался поднести рюмку ко рту — да так и не решился. Он решительно не представлял, как это понимать.

Хулиганство? Террористы?! Или — все-таки…

Из глубины проспиртованного мозга вылезал зловещий призрак. Белая горячка?! Нет, не может такого быть!

Он щелкнул переключателем (не любил Сергеи Петрович всяких там новомодных пультов).

Переключил на Москву. Выступал какой-то юморист. Можно было его и не слушать.

Да Сергей Петрович и не слушал. Он опорожнил рюмку не закусывая. Потом — еще. Кажется, отлегло. И какого хрена он о себе такое подумал?! Мало ли чего примерещилось — с перенедопоя. А вот сейчас будет самый допой. И ведь по-культурному он пьет, из рюмки, как белый человек! Да какой алкаш пьет из рюмки. А раз он не алкаш — значит, нет у него никакой «белочки». Просто не может быть.

Логика у Сергея Петровича была железной.

Мало ли, отчего примерещилось. Годы уже не те, не мальчишка.

И все шло хорошо, пока программу время не сменил комментатор.

Комментатора этого Сергей Петрович очень даже уважал, и с многими его мыслями был согласен. Редко в телевизоре бывает такой вот настоящий мужик.

И уж предательства от этого «настоящего мужика» Сергей Петрович никак не мог ожидать.

Комментатор, как всегда, уселся в свою излюбленную позу, оседлав стул — и совершенно неожиданно произнес своим отрывисто-хрипловатым, якобы доверительным (а на самом деле — просто хорошо поставленным) голосом:

— Однако… Князев Сергей Петрович меня слышит? Вот и хорошо. До начала программы должен еще раз передать вам, Сергей Петрович — сегодня ночью вас должны убить. Приговор отмене и обжалованию не подлежит. Вы сами приговорили себя, Сергей Петрович. Можете сами исполнить приговор — так будет лучше для вас. Всего хорошего…

Вот тут Сергей Петрович понял одно — это хулиганство. Чистейшей воды хулиганство. И отчего-то ему захотелось позвонить в милицию. В конце концов, он — военный пенсионер и имеет право!..

А вот сейчас, вот прямо сейчас…

Он вскочил — как был, в майке и трусах. Подбежал к телефону, даже не подумав, будут ли в отделении слушать его пьяный голос. Сейчас он был почти что правозащитником — по крайней мере, в том, что касается его прав.

— Слушаю, — раздался в трубке несколько сонный и спокойный голос.

— Ало, милиция? — уточнил, слегка задыхаясь от праведного гнева, Сергей Петрович. — Тут это… Недоразумение вышло…

Он вдруг задумался — а что именно ему говорить? Диктор… по телевизору… угрожает ему, Сергею Петровичу…

Как бы он ни был пьян, он отлично понял, что ему на это скажут, и в каком направлении пошлют.

Но тот, кто был на другом конце провода, сам пришел ему на помощь.

— Князев? Сергей Петрович? — осведомился все тот же ленивый заспанный голос. — Никакого недоразумения нет. Сегодня ночью вас должны убить. Никто вам не угрожает, вас просто предупредили. По-доброму предупредили, по-человечески. И помешать этому — не в нашей компетенции.

— Как? — почти выкрикнул Сергей Петрович. — Это… сговор?!

Он, кажется, даже слегка протрезвел.

— Никакой не сговор, как вы не можете понять, гражданин Князев. Мы не можем вмешиваться в юрисдикцию высшего суда. Конечно, вы можете попытаться дать взятку. Вы ведь сами когда-то брали — и много брали, Сергей Петрович. Но эти судебные органы взяток не признают. Прощайте, всего вам хорошего.

В трубке послышались гудки.

Некоторое время Сергей Петрович бессильно сидел перед телефоном. Возможно, так прошел час. Из комнаты в коридор доносились звуки, издаваемые телевизором — но ему теперь было совершенно все равно. Ему вообще все вдруг стало все равно.

Сергей Петрович поднялся — разом обрюзгший, довольно неприятного вида старый человек с красным лицом и маленькими бегающими свиными глазками. Впрочем, наблюдать за ним здесь было совершенно некому.

Он, слегка пошатываясь, медленно направился в ванную. Слишком медленно.

Нужно было освежиться, попробовать согнать с себя хмель — а уж потом думать, что все это значит.

В ванную. За эту мысль он и ухватился.

Он скинул с себя порядком засаленную одежду, пошатываясь, шагнул в ванную, включил душ. Вода была холодной, почти что ледяной — но нисколько не освежала. Ему вдруг стало еще хуже.

И тут же его отвлек какой-то посторонний звук, раздавшийся в квартире. Сергей Петрович сперва даже не понял, что это может означать, он повернул голову, запнулся ногой о край ванны…

А потом была темнота. И боль, адская боль в ноге.

Кажется, он еще и головой приложился. Сергей Петрович некоторое время лежал неподвижно, не в силах сделать хоть какое-то движение. Потом открыл глаза. В них ударил свет электрической лампочки под потолком. Где-то у ног журчала вода. Должно быть, душ.

Он попытался сесть. И тут же взвыл от боли, пронзившей, как казалось, не только бедро, но и весь левый бок.

Сергей Петрович обессилено откинулся на спину.

Что же делать, что же ему теперь делать? Надо — врача. В больницу. Срочно.

И в этот момент он с ужасом понял, что не один в этой квартире. Здесь был кто-то еще. Кто-то посторонний. Он явственно услышал звук шагов в коридоре, потом тихонько приоткрылась дверь в ванную.

Кто-то стоял на пороге.

Он хотел позвать на помощь — ну, пускай это вор забрался в квартиру, но он же тоже человек. Неужели возьмет — и бросит?!

Но крик о помощи отчего-то замер у него в глотке, так и не родившись.

«Сегодня… ночью… вас должны… убить…»

Он снова сделал отчаянно усилие, попытавшись развернуться, чтобы увидеть этого человека. И снова бессильно взвыл.

Вошедший голоса не подавал. Стоял и молча смотрел на человека, извивающегося в ванной. Потом произнес только одно слово:

— Свинья.

Прозвучало это презрительно и как-то очень буднично. Голос принадлежал мужчине — это единственно, что смог понять Сергей Петрович.

Потом человек сделал несколько шагов — так, чтобы оказаться в поле зрения Сергея Петровича.

Его лицо было совершенно незнакомым. Хотя… Быть не может, чтобы он был из тех! Этого просто не может быть!

— Ну, тебя ж предупреждали по-хорошему, — слегка растягивая слова произнес человек.

И это пробудило в Сергее Петровиче тот самый пыл, который заставил его звонить в милицию и требовать прекратить хулиганство.

— А что это вы мне тыкаете?! — из последних сил рявкнул он.

— А почему бы и не тыкать? — спокойно сказал незнакомец. — Думаешь, тыкать могут только такие свиньи вроде тебя? И не на кого-нибудь, а на пацанов, у которых нет богатых родителей, чтобы тебе платить?

Он был — из тех!

Сергей Петрович осторожно выдохнул.

— Водярой от тебя шмонит, — с неодобрением поморщился незнакомец. — Думаешь, зачем тебя предупреждали, козел? Да затем, чтобы ты пошел — и повесился. Или — чтоб из окна прыгнул. И мне легче, и тебе не так обидно. А ты — не внял.

— Я… да я могу…

— Знаю, знаю, что ты можешь. Денег мне предложить можешь. Верно, бывший майор? Откуда у простого советского майора, начальника отделения военкомата, такие денежки, что он водяру до сих пор глушит тоннами? И не беднеет. Может, объяснить тебе? Думаешь, я возьму что-то из твоих свинских денег? Знаешь, как оно в Писании сказано? «А на добро их не простерли руки своей».

Князев лежал молча. Возражать было нечего. Хотя… оставалась одна надежда. Может, вошедший пожалеет его возраст?

— Я мог бы оставить тебя умирать от цирроза. Может быть, ты мучился бы гораздо дольше, — задумчиво говорил незнакомец. — Только ты не понял бы, за что мучаешься. Тебе же надо все объяснить-разжевать. Вот и приходится… — он почти дружелюбно пожал плечами. — Так что, вспоминай, дружок, вспоминай. Вспоминай, как ты одного парня с невестой в медовый месяц разлучил. Как ты орал на домашних, нормальных парней, как ты угрожал, как ты угрозы исполнял. Ты для них был преддверием ада, козёле! И сдохнешь ты у меня по-козлиному.

— Так сколько лет прошло… И потом — я же военный, я же приказ выполнял! — Сергей Петрович едва дышал, слушая речи незнакомца.

Тот усмехнулся.

— Приказ, говоришь? Твари в Нюрнберге тоже про приказ говорили. На покойничка все хотели свалить. Приказ по-разному можно выполнять. И на садизм тебе приказа не было. И взятки брать тебе никто не приказывал.

— Да кто… ты… такой?.. — отчаянно спросил Сергей Петрович, — его ногу вновь скрутило болью.

— Твой звездец. Персональный. Не только твой, правда, — улыбнулся незнакомец.

— И ты… А они? В телевизоре? Как это?.. — Сергей Петрович с ужасом смотрел на человека.

— Ну, что там с телевизором — не твоего пропитого ума дело. Тебя предупредили, время дали — а ты не внял. И только-то.

Никакого раскаяния бывший военком не чувствовал — только страх. Правда, он неожиданно понял, что страх был с ним давным-давно — едва ли не с того самого дня, когда его отправили на пенсию — совершенно неожиданно и досрочно. Мол, времена поменялись, перестройка с человеческим фактором и все такое… И даже в звании перед увольнением не повысили.

Вот тогда-то страх и родился. Но если его заливать водкой, он спрячется и не проявит себя. До поры до времени…

— Ладно, мне пора, пожалуй. А ты… Можешь, конечно, на помощь звать. Только квартира у тебя хорошая, стены крепкие — кричи-раскричись, никто тебя не услышит. Правда… — он на минуту задумался.

Сергей Петрович почувствовал, что это его последний шанс на спасение — и ухватился за эту соломинку.

Он застонал — совершенно натурально, без притворства:

— Нет, не надо…

— Вот и я о том, — кивнул человек. — Не хочу я тебя просто так тут оставлять. Еще выживешь, чего доброго. А сделаем-ка мы вот что, — он наклонился и поднял душ. Сергей Петрович заметил, что на руках у человека — перчатки, глаза его показались темно-серыми, а в лице, вроде бы, ничего запоминающегося не было. — Я ж говорю — ты свинья? Отвечай!

Он держал в руках душ и смотрел на Князева — мрачно, не мигая, будто змея, готовая к смертельному броску.

— Впрочем, имеешь право хранить молчание. Только тебе сейчас будет не до этого права, я так думаю. Раз ты свинья, отчего же ты не визжишь? Непорядок…

Он резко выключил кран с холодной водой. Потом молча повернул другой кран — до отказа. Повернулся, словно бы полностью потеряв интерес к своей жертве, и неспешно вышел, прикрыв за собой дверь.

…Незнакомец оказался совершенно прав — дом был с отличной звукоизоляцией.

Он вышел на улицу, вдохнул свежий апрельский воздух. Кажется, в городе стало легче дышать. В его городе. В его мире.

Дул легкий ветерок с Финского залива. Впереди плясали тени деревьев. Они звали, манили к себе — в тот мир, который однажды открылся ему. И он сделал шаг, включившись в танец теней.

 

Глава 2

Любопытство — двигатель прогресса

2005 год,

Санкт-Петербург.

Дождь все-таки начался. Но Марине он был совершенно не страшен — скорей, наоборот. Она любила гулять по городу в дождливую погоду. Ну а в мае и зонтик был совершенно ни к чему.

Она медленно шла по старинным улицам и переулкам, стараясь избегать слишком людных мест. И при этом — совершенно не уставала. Говорят, что дорога к дому друга длинной не бывает. А если это — дорога в доме друга, а друг — твой город? Какая уж тут усталость…

Дом.

Еще год назад она ненавидела это слово. Дом — это вечное безденежье, вечные выкрутасы младшей сестры, которая вместо учебы предпочитала мальчиков, это — перспектива жить, едва сводя концы с концами — и так до самой старости.

А что теперь? Теперь сестра живет одна — и (вот после такого можно поверить в какую угодно магию!) взялась за учебу, послав подальше прежних приятелей с их пьянками-гулянками. Ну, о безденежье уже и не вспоминается. А перспективы… Вот тут все зависит только от нее, от Марины.

Учиться приходится и ей. И как! И чему!

Само собой — то, что называется «общими дисциплинами». Например, языки. Правда, для этого есть гипноз, есть множество методик, о которых и не слыхивали ни на каких курсах. Работающие методики. Хороший сотрудник «Стражи» должен говорить на всех основных европейских языках, и, что желательно — на двух-трех восточных. Пока что ей до этого идеала далековато.

Но все приходит со временем.

Куда интересней было со специальными дисциплинами. Вот тут ее ждало множество сюрпризов.

Кого могут считать магом?

Человека, владеющего чем-то сверхъестественным.

То есть, все очень просто. Берем среднего фельдшера из 2005 года, даем ему в руки чемоданчик с антибиотиками — и отправляем век в пятнадцатый. И там он непременно станет магом (и — кандидатом на костер, естественно, но это — печальные частности).

Потому что о микробах в пятнадцатом веке никто ничего не знает, об антибиотиках — и подавно, о гигиене — самые смутные представления.

А в двадцать первом веке этот парень — всего лишь фельдшер, даже не доктор.

Вот и с тем, что зовется магией сейчас, происходит то же самое.

А на самом деле ничего сверхъестественного не бывает. Просто кое-кто кое о каких методиках не знает. Или же — знать не хочет, поскольку уже дослужился до больших научных званий — а со званиями знания нужны далеко не всегда.

А кое-что и вообще не стоит открывать до поры до времени.

Но все естественно, что происходит в действительности.

Вот это и было первым и основным правилом мага.

Ну, а прочих правил было во множестве.

И самым странным оказался род занятий «стражников».

С самого начала существования мыслящих существ на планете Земля — а были серьезные подозрения, что человечество — это не первая, и даже не вторая разумная раса, — появился и еще один мир. Мир, на который влияют мысли и эмоции разумных.

Мир этот называется по-разному, но чаще всего использовался термин — кромка.

Естественно, в городах эта кромка уплотнена, в малонаселенной местности — почти не чувствуется (хотя она охватывает всю Землю).

На эту кромку можно выйти. Способен на это не всякий. К тому же, случайного человека в этом изнаночном мире непременно ждет беда — он может быть опасен даже для подготовленных. Потому что кромка — мир весьма и весьма населенный. И далеко не все ее жители приятны в общении. То же касается и местной флоры-фауны.

Случаи прорывов кромки были, в один из таких прорывов едва не угодила в свое время Марина. Правда, ее вовремя спасли, и спасительницей оказалась как раз та самая Татьяна.

Кто обитает на кромке? Иногда это люди. Иногда — существа, похожие на людей только внешне. Иногда — совсем не похожие. Проще всего взять энциклопедию мифов и легенд и ткнуть наугад в любого персонажа — и ошибки не будет.

Опасен ли прорыв кромки?

Еще как опасен!

Порой в Средние века случались очень странные вещи. Скажем, вымирал целый город. Конечно, можно было списать все на чуму или на какое-то иное моровое поветрие. Но это было бы совершеннейшей неправдой.

Так что первая задача «стражников» — предотвращать прорывы кромки, которые грозят людям.

Но есть и иная задача.

Увы, самый опасный хищник на свете ходит на двух ногах. И зовется он человеком разумным (порой — совершенно неоправданно). Так что опасность исходила не только от кромки, но и от людей. Притом — от людей, неплохо знающих и использующих то, что непосвященные зовут магией.

Сеть группировок, условно именующихся Сообществом, была известна издавна. Самое интересное, что сеть эта была чрезвычайно мощной и живучей. Иногда (хотя в очень редких случаях) она почти что не таясь выплывала на поверхность. Такое, к примеру, случилось в Германии в 30-е годы. Порой Сообщество затаивалось. Иной раз выпускало метастазы — в виде совершенно легальных «ведьм», «потомственных колдунов в 333-м поколении», разных странных типов вроде небезызвестного «оживителя мертвых» с характерной фамилией Могильный.

Вся эта дрянь имела вполне реальную цель существования. К примеру, «потомственные колдуны» должны были внушить легковерным, что власть над ними, над простыми людьми, заполучить очень легко и просто. А недоверчивым, тем, кто привык доверять, но проверять, всяческие легальные ведьмы доказывали только одно — никакой магии на самом деле нет, есть мошенничество в особо крупных размерах.

А на самом деле целью Сообщества была именно власть над людьми. Прекратить развитие техники, сделать Землю полуфеодальным мирком — и спокойно править покорными, периодически «выпалывая» непокорных. Простейшая цель, надо сказать.

Во имя этого тратились миллиарды и миллиарды. Поддерживались крикливые экологи, готовые орать про озоновые дыры, про гибельность развития. Поддерживались продажные политики, оравшие до хрипоты, что в интересах налогоплательщиков — срезать средства на космические полеты, например. Поддерживались не менее продажные ученые (конечно, не из тех, что развивают науку). Эти заявляли об опасности того или иного продукта, устраивали массовые истерики по поводу кофе и холестерина. Потом доказывалось, что все не так — и доверие к науке постепенно подрывалось на корню.

Даже в мире музыки и молодежной моды чувствовались взмахи все той же дирижерской палочки. Здесь важно было прививать глупость сызмальства, заставлять людей жить самыми простыми инстинктами.

Словом, кое-чего Сообщество достигло. Вот только до захвата власти было очень и очень далеко.

Потому что этот захват лежал через большую войну со «Стражей» (впрочем, во многих странах эти организации звались по-разному — в Дакии утвердилось название «Господарский эскадрон», в Англии — «Стража Мерлина», в Штатах — «Мэйфлауэр»).

И «стражники», возможно, будут перебиты все до единого. Но перед смертью они очень хорошо позаботятся о Сообществе — так хорошо, что власть над человечеством, возможно, брать будет попросту некому.

Пока большой войны не было, но «бои местного значения» шли постоянно. И в них гибли и стражники, и маги из Сообщества.

Словом, Марину сразу предупредили, чем ей грозит вступление в «Стражу», и с кем она столкнется.

Гораздо интереснее было то, что она узнала о «цвете» магии и о «силах добра и зла»…

…Дождь все усиливался, и Марина подумала, не следует ли ей все-таки ехать на метро. Хотя, пожалуй, делать этого все-таки не следовало. Нет, конечно, она не сможет теперь провалиться на кромку непроизвольно. А вот осознанно… Даже ей, после почти года подготовки, оказаться в метро на кромке — верная гибель. Далеко не все «стражники» могли бы там выжить, да еще и путешествовать. Так что лучше дойти до остановки трамвая на Сенной.

Она перешла мост через Фонтанку и неторопливо двинулась по Гороховой. Неторопливо — потому что вымокла в любом случае, и тут беги — не беги, — все равно уже не высохнешь.

К тому же, дождик был теплым, почти что летним…

* * *

Шестьдесят пять лет тому назад,

«где-то во Франции».

«Где-то во Франции» — это адрес такой. Сильно приветствуется военной цензурой. «Где-то» — а большего знать не велено. Меньше знаешь — крепче спишь. Конечно, все всё знают — стоит только посмотреть на карту, где проходит знаменитая и непобедимая «линия Мажино». Вот примерно эти районы — и есть то самое «где-то во Франции». А где точно — да какая разница?!

Так вот — «где-то во Франции» примерно часа через два должно было настать время обеда. И во дворе школы во временно эвакуированном городке (теперь в школе квартировали британские солдаты) вовсю работала полевая кухня. Том МакКорман, повар, готовил еду (понятное дело, овсянку) и беспрестанно ворчал. Кажется, он ворчал всю жизнь — еще с первой Великой войны, случившейся четверть века назад. Ту войну окрестили «последней» — и, судя по всему, очень ошиблись.

— И куда в тебя столько лезет! — возмущался повар. — Худая, как незнамо кто, уже неделю жрешь в три горла. Тебя бы к Гитлеру с его Герингом — враз бы разорила! Ну, на, на, только больше не проси, бесстыжая тварь!

Его замечания относились к кошке, вертевшейся около кухни. Кошка — почти что котенок — и в самом деле была худой — кожа да кости. К тому же — со свалявшейся шерстью. Вид у нее был так себе. И если бы не этот парень, Джордж, который клятвенно заявлял — мол, этот зверь спас ему жизнь, и вообще неплохо бы сделать его талисманом их отделения — то, пожалуй, кошку можно было бы и прогнать.

Хотя… Жалко же зверушку. Хозяева, эти «лягушатники», ее бросили, эвакуировавшись сами. Наверняка прихватили всё добро — а кошку выкинули. Здесь не одна она такая, бедолага. Что ж делать, приходится подкармливать. Заодно — показать пример этим французам. Британец — он на то и британец, чтобы хорошо относиться к любой скотине. Вон, даже к пленным нацистам — и к тем прилично относятся. Что уж о тварях безгрешных говорить!

К тому же, у Тома МакКормана вскоре появились оч-чень серьезные основания подкармливать именно эту кошку. Буквально через день после появления она обнаружилась около склада с громадной задавленной крысой в зубах — едва ли не с нее ростом. Кошка победно швырнула свой трофей на крыльцо — и гордо удалилась.

Потом последовали и другие подобные же боевые сцены.

Киска явно включилась в военные усилия, притом — на стороне Британских Экспедиционных Сил, — и это вызывало уважение. Поэтому старина Том ворчал на нее просто так — из своей шотландской вредности.

Пожалуй, она и в самом деле стала счастливым талисманом не только для Хэнкса. Кстати, о Джордже — ведь в ту ночь именно благодаря ему немецкий патруль так и не добрался до своей «линии Зигфрида». Хэнкс доложил про снайпера, были вызваны подкрепления — именно в тот район. И с вражеским патрулем покончили.

Хотя кое-что в этой кошке вызывало подозрения. К примеру, отношение к ней других животных, обосновавшихся здесь же. Разумеется, собаки не упускали возможности загнать какую-нибудь кошку на дерево — просто так, для порядку и ради развлечения. Конечно, кошки в долгу не оставались, и носы у собак были вечно расцарапанными. Но животные здесь жили вполне дружно.

А вот маленького облезлого котенка сторонились все. И не просто сторонились, а, скорее, с испугом, как будто он, стоило ему захотеть, мог загрызть даже очень крупную и сильную собаку.

Но это никого не смущало. Ни Джорджа Хэнкса — признанного хозяина кошки, ни повара, ни солдат.

Никого не смутил и странный медальон на кошачьей шее.

Металл отливал зеленоватым цветом, и на нем была какая-то надпись. Сперва Джордж решил, что это — по-французски, и что там написано имя кошки.

И ничего подобного!

Среди солдат было несколько знающих французский. И никто не прочел ничего.

На немецкий это тоже совершенно не походило.

Наконец, решились показать медальон лейтенанту. Тот пожал плечами, сообщил, что это даже не латынь, а какая-то совершеннейшая тарабарщина.

Странно было и то, что снять медальон с кошачьей шеи оказалось делом совершенно напрасным. Сниматься он не хотел, кошка рвалась и царапалась — и так его и оставили.

Если бы этот кусок металла с непонятной надписью попал хотя бы к кому-то из небольшой британской организации, совершенно себя не афиширующей, там со здешним лейтенантом никто бы не согласился. Вряд ли после этого мировая история пошла бы по иному пути — но личная история Джорджа Хэнкса очень бы поменялась. Но вся беда была в том, что эта маленькая и незаметная организация почти в полном составе уже год работала «где-то в Германии» — по крайней мере, ее оперативный отдел. Нужно было лечь костьми, но нанести удар по мистической составляющей нацизма. И этим приходилось заниматься на месте.

Так что никого из «Стражи Мерлина» поблизости не оказалось — до самого окончания «странной войны». А уж потом — и тем более.

«Во имя Древних, что были и пребудут вовеки! Да будет связана во имя Крови Великого Змея та, что преступила Закон — отныне и до тех пор, пока молнии ярости не разорвут надвое небо — с Запада на Восток и с Востока на Запад».

Это, конечно, не полный перевод текста. А полный перевод никакая «Стража Мерлина» не дала бы. Еще чего не хватало! Гораздо безопаснее рассказать, где именно находится то самое «где-то во Франции». По крайней мере, вреда будет гораздо меньше.

Но Джордж Хэнкс ничего подобного не знал, когда окрестил кошку не кошачьим именем «Дэринг» — что-то среднее между «Отважная» и «Отчаянная». Пожалуй, после того, как она стала охотиться на гигантских крыс, это имя ей очень даже подходило.

Прошла осень, настала холодная и очень мерзкая зима. И молнии вот-вот должны были разорвать в ярости небо Востока и небо Запада — но когда и как это произойдет, никто еще не представлял.

* * *

2005 год,

Санкт-Петербург.

«Самое дурацкое, что можно сделать — это создать „офицерскую“ и „солдатскую“ столовые. Вот с этого все поражения и начинаются!» — так или примерно так заявлял начальник Марины.

И его правоту признал Совет директоров фирмы «Третья стража».

Да-да, именно — фирмы. Под такой вывеской она и была известна компетентным налоговым органам. Исправный налогоплательщик, образцовый арендатор.

В те дни, когда никаких фирм не было и в помине, приходилось ютиться в других офисах и под другими вывесками. Впрочем, что значит — «ютиться»? «Стража» всегда устраивалась со всеми удобствами — даже когда приходилось уходить в подполье.

Но огромный дом, в котором были помещения еще и для жилья сотрудников — это было приобретением нынешней эпохи. Причем, питерская «Третья стража» сделала такое приобретение раньше москвичей — чем законно гордились.

Те, кому было положено контролировать «образцовых арендаторов», видели то, что им показывали — и не больше. Так что здесь, порой, бывали самые разнообразные посетители, которые ни о какой магии не подозревали. И правильно делали — у них была совсем иная работа…

Так вот — столовая была еще одним предметом гордости. Общая, на всех и для любых подразделений. А впрочем, еде, которую там подавали, могла позавидовать и генеральская столовая.

Дни рождения, как правило, отмечались там же — да и вообще любые праздники. Просто надо было предупредить начальство, а заодно — и поваров (тоже, кстати, сотрудников «Третьей стражи» и специалистов в магии).

Начальство, как правило, не возражало. Чаще (а если речь шла о своем подразделении — всегда) присоединялось. Во всяком случае, начальник Марины и Татьяны поступал именно так. Да и вообще, если не брать какие-нибудь боевые операции, начальником он не выглядел. Правда, Марине случалось видеть его в деле.

Были у него имя и отчество — Ростислав Всеволодович. Поговаривали, что этот «творческий псевдоним» выбрал он неспроста — а чтобы довести до белого каления зарубежных коллег.

Марина, не столь давно оказавшись в «Третьей страже», однажды его так и назвала. Смеялись все очень долго. А потом долго поясняли разницу между именем «для официального пользования» — и настоящим. Настоящее было похоже на прозвище — Рэкки. Так его и велено было звать.

Что же до внешности «своего парня». «Если так выглядит — значит, так и есть, — говорила Марине ее подруга. — А вообще-то, никто не знает, сколько ему и Стрешневу лет…»

Это было правдой. Иные сотрудники «Стражи» живут очень долго. Между прочим, и сама Таня — тоже. Нет, возраст ее по человеческим меркам был вполне еще нормален — только в таком возрасте людей обычно мучают артрозы и артриты. А Татьяна выглядела ровесницей Марины. «Если выглядит — значит, так и есть».

По крайней мере, среди своих никто иллюзорной внешностью не пользовался — ни к чему.

…День рождения уже успели отпраздновать, Татьяна искрение восхитилась подарками от Марины, разумеется, не обошлось без тостов и без поздравлений Рэкки — да и всех, кто в тот момент оказался в столовой. Ну, а теперь Марина задержалась, чтобы помочь Тане убрать со стола.

А заодно — задать мучивший ее уже неделю вопрос.

— Слушай, а почему они все такие… смурные, что ли? — спросила она, вытирая стол.

Таня, укладывавшая в холодильник то, что не было съедено за сегодня (похоже, праздник мог продолжаться еще дня два), на секунду остановилась.

— Кто — смурные? — переспросила она.

— Ну, все… — пожала плечами Марина. — Вроде радуются — а вроде, думают о своем. И Рэкки, и Корвин…

— А, вот ты о чем… — вздохнула Таня. — Правильно заметила. У Кора — очередные предчувствия. У Рэкки — тоже.

Что это могло означать, Марина уже знала. Тогда, прошлой осенью, у Корвина тоже были предчувствия — будто странная цепочка самоубийств, случившихся в городе, имеет некоторое отношение к их работе. Так оно и оказалось — к самоубийствам имело отношение то самое существо, которое им удалось остановить. Но с той поры все было спокойно.

Нет, конечно, в Петербурге жизнь текла своим чередом — были и убийства, и самоубийства, не обходилось без бандитских разборок… Но все они оказывались самыми что ни на есть обычными, никак не относящимися ни к магии, ни к кромке. Сообщество тоже не слишком-то себя проявляло.

— Понимаешь, близится год проклятия, год Пророчества. По идее, на нас сейчас должно обрушиться черт знает что. А все спокойно… Как-то неправильно это.

Пророчество. Есть такая питерская легенда — будто юродивая старуха крикнула молодому царю Петру, строившему на костях свою столицу — через триста лет и три года быть Петербургу пусту!

На самом деле это, конечно, легенда — в том, что касается старухи, не убоявшейся грозного царя. Но вот само Пророчество, причем именно такое, и в самом деле существовало. Об этом отлично знали в «Страже», знали и в Сообществе. Большой прорыв кромки в реальный мир — и Петербургу не то что быть пусту — быть ему плацдармом для тех еще сил… Тогда надо будет думать уже не о городе, а о человечестве. Но, опять же, для этого придется перешагнуть через трупы «стражников» — всех до единого. А они сдаваться не собирались. Больше того — в тот самый год, когда случилось великое юбилейное торжество с лазерным шоу и наплывом всех и всяческих гостей, по Сообществу города был нанесен серьезный и решительный удар. С тех пор оставшиеся маги из Сообщества проявляли себя очень мало — за исключением, пожалуй, одного случая.

А ведь и в самом деле — если верить Пророчеству, большие неприятности должны были начаться уже сейчас.

— Понимаешь, когда полный штиль — всегда жди какой-нибудь гадости, — говорила Татьяна. — А гадостей все нет и нет.

И в самом деле — задержание двух контрабандистов с кромки за целую зиму — это меньше, чем ничего. К тому же, контрабандисты промышляли всего лишь антиквариатом — а ведь могли, пользуясь кромкой, переправлять наркотики. Или — оружие. Само существование кромки могло заинтересовать многих, очень многих здесь, в мире текущей реальности. И такой интерес порой возникал. Но не сейчас, не этой зимой…

Почему — оставалось только гадать. И чем больше «стражники» гадали, тем мрачнее становились. Впрочем, такую мрачность не всякий бы разглядел.

Во всяком случае, когда дверь столовой отворилась, и на пороге возник Рэкки. Выглядел он точно так же, как и на дне рождения — высокий молодой человек со светлыми волосами и в неизменных очках. Пожалуй, его, скорее, можно было принять за хорошего и толкового компьютерщика, чем за того, кем он на самом деле являлся — главой подразделения.

Как правило, люди, не знающие о том, что такое магия, зато насмотревшиеся мистических фильмов ужасов, пытаются определить магов по цветам. Светлые — они добрые, приятные в общении, помогают людям, — и вообще просто замечательный народ.

Темные — ну, у этих любимое развлечение — наслать моровое поветрие. Или же — прикончить кого-то просто так изощренным способом. Вот такой у них поганый характер.

А уж чтобы Светлые и Темные маги действовали заодно… Вот такого и представить-то себе невозможно.

Между тем, все было именно так.

Речь шла просто-напросто об использовании разных видов энергии. Ну, а это уж накладывает отпечаток и на характер — малозаметный для непосвященного.

Так что есть Светлые, есть Темные, а есть еще и нейтралы, коих особенно много в странах Востока.

Ведь никто в здравом уме не станет утверждать — магнит разделен на два полюса, и полюса эти — суть добро и зло. Положительный — он тяготеет к добру, отрицательный — воплощение зла.

Вот то же самое — и с видами магии. Ничего изначально плохого в Темных нет. Ничего изначально хорошего нет в Светлых. А Нейтралам в равной степени доступны любые виды энергии — но это не делает их ни «добром», ни «злом». Да и вообще с добром и со злом все гораздо сложнее. К примеру, для контрабандистов или для Сообщества (а там тоже есть и Темные, и Светлые) нет худшего зла, чем «Третья стража».

Три вида магов — светлые, нейтральные и темные — создали когда-то три подразделения: «Асгард», «Митгард» и «Утгард» соответственно. Ну, а их отношения — это дело хозяйское, бывало разное. Случались и ссоры — но никогда разборки не связывались только с «цветом» магии. А работа подчас требовала участия всех подразделений.

Скорее, между Темными и Светлыми поддерживался уважительный нейтралитет — «вы не суетесь в наши дела, мы не лезем в ваши, а если надо — работаем сообща». Это тоже было правилом, с которым немедленно знакомили новичков-стажеров. Мало того — зайти в офис другого подразделения, не сообщив по внутренней связи, считалось чем-то неприличным — если, конечно, не было ЧП.

Столовая была общей территорией, как и зал для собраний, но и здесь были свои столики для всех подразделений.

Но особо напряженных отношений Марина не замечала. Не говоря уж о том, что у нее перед глазами был совсем иной пример: Таня и ее друг, которого звали Алекс. Очень симпатичная пара. Она — из Темных, он — из Светлых. И ничего, жили вместе уже не один год, хотя такой союз был чем-то выдающимся даже по меркам «Третьей стражи».

Так исторически сложилось — Марина с самого начала подружилась именно с «Утгардом», с Темными. Возможно, оттого, что они казались ей своими. А Светлые — за малыми исключениями вроде Алекса — казались холодными и отстраненными.

Правда, окончательный выбор подразделения должен был произойти позже, но Марина не сомневалась, каким этот выбор будет. Да и ни у кого сомнений не было. Вот Игорь — парень, который оказался в «Страже» в один день с ней, склонялся то к Светлым, то к Нейтралам. С ним, пожалуй, было сложнее…

— Ну, что, пора вам, сударыня, знакомиться с нашими отдаленными офисами, — изрек Рэкки слегка насмешливо, обращаясь к Марине. — На небольшую практику тебя командируем. Прямо с завтрашнего дня.

В этом был он весь — какое-нибудь задание Рэкки мог дать неожиданно, как бы между прочим.

— А что это такое — дальние офисы? — спросила Марина. Честно говоря, рассчитывала она на несколько иные вещи — о том, что будет стажировка за границей, ее предупреждали давно. А тут речь шла о чем-то другом.

— Увидишь. Думаешь, у нас только это здание на весь огромный Петербург? — усмехнулся Рэкки. — Просто, я думаю, что тебе надо побывать в нашем центре общественных связей. Заодно — опыта поднабраться.

— Лихо… — покачала головой Таня. — Может, что-нибудь полегче?

— Пора, — убежденно сказал Рэкки. — Две недели в центре — не помешают.

— У Казарского, что ли? — ахнула Таня.

— А то ж! Я уж не помню, когда Казарский последний раз положительно говорил хоть об одном стажере. Так что для тебя есть шанс служебного роста, Марина, — весомо произнес Рэкки. — Заслужить доброе слово от Сережи Казарского — это, знаешь ли, суметь надо. Думаю, сумеешь. К тому же, он свой, из «Утгарда».

Марина была заинтригована в высшей степени. И немного встревожена. Одно дело — свои, «стражники», оперативный отдел. С ними легко и приятно, и учеба какая угодно, но не скучная. А центр общественных связей… Что это вообще такое?

— Значит, так, — говорил Рэкки. — Как всякая уважающая себя контора, мы имеем центр общественных связей.

— И сходство на этом — заканчивается, — дополнила его Татьяна.

— Правильно. Обычно центр создают для рекламы и афиширования. У нас он — для наблюдения и для войны на невидимом фронте. Очень, знаешь ли, полезная вещь. А остальное — сама увидишь, не буду торопить события, — он неожиданно строго поглядел на Татьяну. Мол, пускай помучается любопытством, ей — полезно.

Марина поняла, что ее подруга теперь больше не скажет ни единого слова ни о центре, ни о загадочном господине Казарском, который им заправляет. Оставалось только одно — прийти завтра в тот самый центр, где ее будут ждать, и увидеть все самой. Тем более, что вчера она как раз гуляла неподалеку — на набережной Фонтанки. Там — «где-то на Фонтанке» — и находилась эта более чем странная контора невидимого фронта.

* * *

За полтора года до событий,

Санкт-Петербург.

Михаил Геннадьевич Калмыков имел все основания сказать — жизнь удалась. Конечно, в новогоднюю ночь почти каждый может сказать то же самое — ну, разве что кроме подопечных Михаила Геннадьевича. Но тут уж ничего не поделаешь — судьба такой, как говорится.

А вот у него судьба сложилась более чем удачно. Деньги — в наличии. Отличная семья — жену с дочкой он отправил на праздники в Финляндию, давно уж обещал Светке, что на каникулах она поедет на родину Деда Мороза. Благо и стоит такой тур совсем недорого.

Прекрасная карьера, на погонах — уже давно не звездочки, но звезды. А в следующем году, если все пойдет удачно, звезды могут смениться одной-единственной, но Звездой. Именно так, с большой буквы.

Человеку несведущему могло бы показаться — Михаил Геннадьевич отослал свое семейство, а сам собирается на Новый год устроить какое-нибудь безобразие. Ну, к примеру, пригласить девочек по вызову. Или, хотя бы, пригласить своих друзей — еще со школьных времен — и напиться до свинского состояния, благо — без женщин.

Ну, это надо совершенно не знать Михаила Геннадьевича, чтобы предполагать подобные пакости. Во-первых, и жену, и дочку он по-настоящему любил. По крайней мере, желания изменять — не испытывал. Лишний компромат — он, знаете ли, при его положении совершенно ни к чему. А что же до друзей… Да не было их у Михаила Геннадьевича. То есть, конечно, не совсем так. Друзья были — по интересам. Одни перед ним заискивали, перед другими приходилась угодничать ему. Ну, что поделать, жизнь — она такова. Дружбы нет, есть взаимные интересы. По крайней мере, Михаил Геннадьевич был в этом убежден.

Так что Новый год он собирался встречать в гордом одиночестве. Конечно, можно было уехать с семьей и самому. Но сейчас такая поездка могла бы вызвать — не вопросы, нет, конечно, так, ерундовые вопросики. Но и вопросиков ему совершенно не хотелось.

Коньяк с закуской уже стояли на столе, в комнате работал телевизор, но Михаил Геннадьевич приглушил звук, и эстрадные певцы кривлялись и корчили рожи молча, по принципу «раскрывает щука рот, а не слышно, что поет».

Так, пожалуй, было лучше.

И вот это молчание прорезал телефонный звонок — неожиданно резкий и неприятный.

Михаил Геннадьевич подошел к аппарату. Вообще-то, сегодня ему вполне могли позвонить, хотя в его управлении все поздравили друг друга еще позавчера, после чего успешно разошлись. Но высокое начальство вполне могло вспомнить о подчиненном и позвонить. Почему бы и нет — знак был отличным и верным. Да и звонок вполне походил на межгород.

— Калмыков, слушаю, — строгим голосом проговорил Михаил Геннадьевич. Если это высокое начальство, пусть знает — он и сейчас не расслабляется, стоит на страже народной… то есть, конечно, федеральной собственности. Ну, а после первой фразы можно будет и расслабиться — ах, спасибо вам сердечное, не забыли — позвонили…

Но голос в трубке оказался совершенно незнакомым, что было очень и очень странно — чужие по этому телефону не звонили. Никогда. Даже если речь шла о срочных делах, использовались другие пути.

— Михаил Геннадьевич? — уточнила трубка.

— Да, — немного удивленно протянул Калмыков. Он еще предполагал, что звонивший будет его поздравлять.

— Очень хорошо, что вас застали дома, Михаил Геннадьевич, — искренне обрадовались на том конце провода. — Конечно, плохо, что приходится вас отрывать, вы, наверное, собираетесь праздновать… — голос, казалось, стал слегка заискивающим.

— В чем дело? — ледяным тоном осведомился Калмыков. Только не хватало, чтобы ему сейчас делали предложения, от которых сложно отказываться. Перед его мысленным взором замаячил отвратительный призрак Управления собственной безопасности. А вдруг — проверка? Решили, что расслабился человек под Новый-то год. Ведь за кое-кого сейчас, вроде бы, взялись капитально. Правда, они утратили чувство осторожности…

— Дело в вас, Михаил Геннадьевич, — вздохнул звонивший. — Именно в вас, ни в ком ином. Надеюсь, вы не подумали, что я собираюсь… Нет, напрасно, напрасно. Просто сегодня ночью, Михаил Геннадьевич, вас должны убить. Право на убийство предоставили вы сами. Вы имеете право хранить молчание, оказывать любое сопротивление, предпринимать побег… Но предупреждаю — это вряд ли вам поможет.

Михаил Геннадьевич молча выслушал эту тираду, но брови на его крупном лице поползли вверх.

— Кто вы? Кто вам дал право… — прошипел он, наконец.

— Повторяю — вы, — ответила трубка. — Оружие у вас есть? Вам оно по рангу положено. Советую использовать по назначению. Счастливого вам Нового года.

И тут же послышались гудки.

Михаил Геннадьевич стоял, недоуменно вертя трубку в руке. Ничего себе, проводы старого года. Но, по крайней мере, можно было не опасаться Управления собственной безопасности — это не его работа и не его методы. А все остальное — пустяки. Все остальное можно вполне пережить.

Скорее всего, это кто-то из его бывших «подопечных» — из тех, которых не следовало отпускать просто так. Вот теперь он и развлекается…

Чушь какая!

Михаил Геннадьевич выдернул телефонную вилку. Пожалуй, надо было пойти и ополоснуть горло коньяком. Сразу полегчает. А если эти шутники попробуют еще раз себя проявить — что ж, им же хуже. У них на него ничего нет — наверняка. А вот у него есть — и власть, и влияние.

Коньяк был лучшим из того, что можно достать в Петербурге. И шел он чудесно, особенно под легкую закуску. И очень скоро неприятный осадок, вызванный звонком, куда-то исчез, растворился без остатка.

Он включил телевизор. Концерт сменился обращением Президента, потом заиграл гимн… Все было как всегда, все было отлично.

Но стоило только закончиться гимну — и Михаила Геннадьевича сдернул с места резкий и пронзительный звонок во входной двери.

Неожиданно неприятные минуты, связанные с «поздравлением», словно бы вернулись, а чудесный греческий коньяк (выпита была уже не одна рюмка) на какое-то мгновение колом стал в пищеводе.

Хотя — с чего бы? Наверное, это кто-то из соседской молодежи. Кому же еще и звонить в такую ночь?! Чужие здесь все равно не ходят — внизу есть консьерж.

Михаил Геннадьевич осторожно выглянул в глазок. Нет, никого. Но ведь не показалось же?

Он осторожно приоткрыл дверь.

На лестничной площадке никого не оказалось. Зато прямо перед дверью лежал небольшой конверт — самый обыкновенный.

Адрес сомнений не оставлял: «Калмыкову Михаилу Геннадьевичу» — а дальше шли его должность и звание.

Минуты две Михаил Геннадьевич колебался, прежде чем взять конверт в руки. В конце концов, история со спорами сибирской язвы случилась в Штатах, но кто знает, что и кому могло прийти в голову здесь.

Наконец, профессиональный интерес все же победил. Михаил Геннадьевич вернулся, надев перчатки, и осторожно взял в руки конверт. Повертел его в руках. Судя по всему, там была вложена какая-то бумага.

Он перевернул конверт. С другой стороны было отпечатано: «Можете не опасаться, сибирской язвы нет».

Вот оно, значит, как — кто-то его мысли читает?!

Это только раззадорило Михаила Геннадьевича.

Он вернулся в квартиру, осторожно положил конверт на стол, потом зачем-то снова выключил телевизор.

Некоторое время он довольно тупо смотрел на адресованный ему пакет, потом не удержался, потянулся к початой бутылке с коньяком, налил и залпом выпил.

Слегка полегчало, можно было приступать к вскрытию.

Он достал ножницы, поправил перчатки и осторожно отрезал край конверта. Он ожидал чего угодно — от неизвестного серого порошка до письма с обвинениями и угрозами. Только не того, что обнаружилось.

В конверте оказался чистый лист бумаги.

Самый обыкновенный лист самой заурядной бумаги.

Некоторое время Михаил Геннадьевич тупо смотрел на это безобразие. Повертел лист в руках, на всякий случай, не снимая перчаток.

Нет, все верно. Лист был девственно белым.

Отчего-то накатила противная слабость. Он снова потянулся за коньяком, снова выпил залпом, не закусывая. Он все еще не в силах был понять, что именно происходит.

Когда Михаил Геннадьевич вновь потянулся за содержимым конверта, то едва не вскрикнул от удивления. На бумаге были отпечатаны — вероятно, на компьютере, — убористые строчки, которые сейчас начали проступать наружу, с каждым мгновением становясь все отчетливее.

Это было даже не досье. Это был самый настоящий роман, да такой, который не оставит и мокрого места от человека с какими угодно звездами на погонах.

Здесь перечислялись все подвиги и деяния Михаила Геннадьевича. Все коммерсанты, которые вынуждены были давать взятки. Все, кого по его распоряжению подвергали пыткам, бросали в пресс-хаты, заражали туберкулезом в тюрьмах — дабы были посговорчивей.

Впрочем, таких как раз было немного. Большинство предпочитали откупаться. И здесь об этом говорилось вполне открыто и без прикрас.

Почему-то пришло удивление — как такой огромный список мог уместиться на одном-единственном листке бумаги. Пожалуй, он был достоин множества томов уголовного дела. Такого дела, которое стало бы его надгробием.

Строчки расползались, извивались, будто змеи, норовя ужалить Михаила Геннадьевича. Он тупо смотрел на проклятый лист, готовый разорвать его к чертовой матери — и все же не решаясь сделать это…

— С Новым Годом, Михаил Геннадьевич, с новым счастьем, — послышался за его спиной голос — кажется, это именно он звучал в телефонной трубке.

Полковник резко обернулся.

Перед ним стоял вполне молодой и совершенно незнакомый ему человек.

Странная была внешность у этого незнакомца. Серо-стальные глаза на слегка монголоидном скуластом и смуглом лице глянули на Михаила Геннадьевича немного насмешливо — и даже почти что по-доброму. Но лицо человека отнюдь не было тонким — довольно массивная нижняя челюсть никак не вязалась с восточными чертами лица. Одет он был в джинсы и в черную утепленную куртку.

— Вам это, наверное, интересно? — почти равнодушно спросил незнакомец.

— Вы кто? — подскочив и слегка попятившись к двери, спросил Михаил Геннадьевич. — Вы… этим…

Было вполне понятно, что еще один экземпляр досье очень даже может стать новогодним подарком Управлению собственной безопасности. А там умеют проверять факты и фактики…

— Думаете, наверное, что я буду вас шантажировать, Михаил Геннадьевич? — сконфуженно улыбнувшись, проговорил молодой человек. — Нет, конечно, зря вы так меня разочаровываете. А кто… Да как вам сказать. Я ваш прокурор. Персональный прокурор. Он же — исполнитель наказаний. Видите, — он горестно вздохнул, — работа у меня такая: без отгулов, без выходных; даже без праздников.

— Вы… — еще раз невнятно пробормотал Михаил Геннадьевич — и вдруг понял, что не может сделать ни шагу. Он сразу как-то обмяк и обрюзг, и раскрыв рот, тяжело дыша, смотрел на незнакомца.

— Я, — проговорил тот. — А вы, что, Деда Мороза ждали? — голос его стал резким и металлическим, в нем не осталось ничего от прежней напускной мягкости. — Я знаю, вы сейчас готовы произнести речь. Про себя, про дочку, про жену? Так ведь? А у этих людей, между прочим, тоже жены были. И дети. И матери. А может, вам хочется сказать про христианское прощение? — человек зло усмехнулся. — Так это вы зря. Если вы религиозны, то неправильно понимаете религию. На самом деле это — справедливость. Но религия — дело личное… Так что, Михаил Геннадьевич, я вам дал шанс умереть по-мужски. Даже способ подсказал. А вы не стали слушать. Тоже дело ваше.

Он развел руками.

— Собирайтесь, полковник Калмыков. Нам с вами предстоит долгий путь.

Михаил Геннадьевич не двинулся с места. Он стоял и ошалело смотрел в немигающие глаза незнакомца.

— Да кто вы такой? — прохрипел он наконец.

— Вам так это интересно? Я — просто оборотень, самый обыкновенный оборотень. А вот вы — оборотень в погонах. В том — вся разница между нами. Так что — следуйте со мной.

И отчего-то Михаил Геннадьевич понял, что ему придется подчиниться.

Просто иначе невозможно.

Он прошел через прихожую, даже не остановившись, чтобы одеть гражданское пальто или полковничью шинель. Его словно бы подгонял взгляд сверлящих затылок немигающих глаз.

— А в квартиру вашу я прошел, пока вы брали пакет. Отвести глаза — самое простое дело, — равнодушным тоном бубнил незнакомец. — Поторапливайтесь…

Они прошли вниз, не пользуясь лифтом. Как выяснилось, консьерж спал беспробудным сном за своим столиком.

На улице Михаил Геннадьевич почувствовал холод. Но почему-то этот холод словно бы выпил из него все силы. Ворочать языком было лень. Ему потребовалось полное напряжение сил, чтобы выдавить один-единственный вопрос:

— Куда?

— Нам — недалеко, — с готовностью ответил его конвоир. — Минут десять — и мы на месте.

Где-то в небе вспыхивали ракеты, за соседними домами весело рвались петарды. Михаил Геннадьевич подумал, что будет очень хорошо, если сейчас кто-нибудь попадется им на пути — мало ли подвыпивших компаний гуляет в праздники. А это — шанс убежать.

Но когда они поравнялись с такой компанией, никто даже не стал кричать привычное «С Новым годом!» На них просто не обратили внимания — словно и не было на свете ни полковника, ни его конвоира. А кричать или бежать Михаил Геннадьевич не мог — он лишь тупо переставлял ноги, словно бы подчиняясь командам извне. Да так оно, по сути, и было.

Они свернули во двор, прошли несколько арок.

— Здесь, — сказал конвоир, и Михаил Геннадьевич покорно остановился. — Пришли.

— Куда? — еле слышно спросил полковник, понимая, что сейчас человек, стоящий слегка позади слева от него, достанет бесшумный пистолет, и…

— Сюда, — скрипнув сапогами по снегу, незнакомец подошел к нему. — Видите — вон тот бак?

Михаил Геннадьевич покорно повернулся. И верно — шагах в пяти от них стоял большой мусорный бак с приоткрытыми люками.

— Поясняю — это место для мусора, — четко и назидательно произнес незнакомец. — Значит, вам туда, гражданин Калмыков. Есть честные хорошие ребята — зовутся милиционерами, всякую пакость ловят. А вы — мусор. Мусор — к мусору, прах — к праху. Вперед!

И Михаил Геннадьевич покорно полез в бак…

…Чувствовать холод он вскоре перестал. Больше того — ему вдруг показалось, что вся эта история — какой-то дурацкий сон. Здесь было кресло, где он сидел, был стол, с едой и закуской. Всё было просто замечательно — и Новый год, и жизнь, которая удалась… удалась…

Только через два дня в заброшенном мусорном баке обнаружился окоченевший труп неизвестного мужчины — скорее всего, бомжа. Никто его не убивал. Вероятно, бедняга забрался в бак, решив отметить праздник в каком ни есть, но жилище. Сиденьем ему служил рваный матрас, а что он ел и пил, лучше и не перечислять. Ничего хорошего, во всяком случае.

А потом бомж замерз. Видно, даже не смог выползти из бака, чтобы добраться до дома с теплой батареей.

Так решили в самом начале.

И только потом «бомжа» опознали…

 

Глава 3

Наколка самоубийцы

2005 год,

Санкт-Петербург.

Охранник при входе полагается любой уважающей себя конторе. Даже, скорей, не охранник, а привратник. Мало ли кому и зачем нужно прийти. Или, скажем, выйти…

Да-да, именно так. К примеру, в офисе на Петроградской иногда и задержанных приходилось поселять — временно, разумеется. Да и вообще, такая ситуация — это самое настоящее ЧП.

Когда Марина впервые оказалась в офисе (а случилось это почти год назад), ей было сказано, что раз она — стажер, то, естественно, доступ ей открыт в любое время дня и ночи. И, кроме того, что совершенно незаметная охрана будет знать ее в лицо, на нее настроят и «привратника».

«Привратником» служила небольшая статуэтка древнеегипетской кошки. И когда Марина оказалась в офисе «Стражи» в первый раз, ей показалось, что кошачьи глазки засветились — правда, не слишком ярко.

«Привратник» запомнил еще одну хозяйку. Мало того — теперь ей был открыт доступ во все офисы «Стражи» с такими же привратниками. Правда, о существовании еще каких-то удаленных отделов она узнала лишь вчера.

Здание «где-то на Фонтанке» — ей долго объясняли, где именно; надо было петлять через дворы, — нашлось достаточно быстро. Естественно, никакой вывески на дверях на первом этаже не было и в помине.

Марина постучалась. Дверь, как ни странно, оказалась незапертой и открылась от одного легкого движения.

За дверью оказался коридор, откуда-то из глубины помещения слышались голоса. Здесь же не было никого — кроме кошки-привратника. Марина сделала шаг, кошачья голова развернулась к посетительнице, а в глазках вспыхнул зеленоватый огонек.

Девушка остановилась, не решаясь идти дальше — обычно, нарушитель, как ей объясняли, просто не сможет двинуться с места. А вдруг здесь другая система, пострашней?

Но нет, огонек в кошачьих глазках погас, и привратник снова стал с виду безобидной статуэткой. Путь был открыт.

Но ее по-прежнему никто и не думал встречать — как будто и не ждали.

«Ну и ладно, — подумала девушка и шагнула в коридор. — Может, дела у них срочные…»

Она решительно отворила дверь, за которой слышались негромкие голоса.

Внимания на нее никто не обратил, поэтому Марине ничего не оставалось делать, как осмотреться.

В небольшом помещении стояло несколько компьютеров. За одним из компов сидел высокий парень в очках — наверняка здешний системный администратор, одетый в домашний свитер и джинсы. Он сидел вполоборота к Марине, но, видимо, не замечал ее присутствия. Это было вполне объяснимо — на экране происходило захватывающее зрелище: несколько космических кораблей атаковали мощную станцию, настоящую звездную крепость. По судорожным движениям мышки в руках парня Марина поняла — дело плохо, атака, кажется, захлебывалась, нашим сегодня не везло.

Немного в стороне от парня, чья бренная оболочка дергала мышку и нажимала клавиши, тогда как дух парил где-то в туманности Ориона, размещался еще один комп. Там собралось исключительно женское общество.

На компе маячила заставка, и была она там, должно быть, давным-давно. Прекрасную половину центра общественных связей компьютерные игры совершенно не интересовали. Дама лет тридцати оживленно беседовала с девушкой — примерно ровесницей Марины. Их голоса и были слышны в коридоре.

Обсуждался очень важный вопрос — до Марины долетали «петли», «накиды» и прочие спецтермины, которые она не знала, поскольку никогда не увлекалась вязанием.

Девушка поняла одно — если она сейчас кого-нибудь оторвет от важных занятий, чтобы узнать, где можно найти господина Казарского, на нее обидятся. Очень. До конца ее практики здесь.

Поэтому она снова оказалась в коридоре. Кажется, здесь было не одно помещение.

Марина сделала еще пару шагов — и неожиданно закашлялась. Кажется, в каком-то из здешних помещений был пожар — во всяком случае, дымом несло очень ощутимо.

Девушка и сама не относилась к некурящим, но во всем же надо знать меру!..

А никакой меры здесь, судя по всему, не знали. Во всяком случае, молодой человек — опять же, в свитере и джинсах, — и светловолосая невысокая девушка, сидевшие на диванчике рядом, смолили, словно два паровоза. А в пепельнице, стоявшей перед ними, окурков было уже полным-полно. Разговор, кажется, шел о фильме «Турецкий гамбит», — но, судя по тому, как парочка поглядывала друг на друга, держась за руки, беседовать они могли вообще о чем угодно — лишь бы слушать друг друга.

Естественно, на Марину ни он, ни она даже и не посмотрели. Это было так странно, что девушка подумала — а не приобрела ли она, совершенно случайно, такое магическое качество, как невидимость.

Примерно через минуту терпение Марины иссякло, и она немного смущенно кашлянула.

Первой к реальной действительности возвратилась блондинка.

— Вам кого? — спросила она, не выпуская руки своего парня.

— Мне надо к господину Казарскому, — проговорила Марина.

— A-а, вы наш новый стажер, — любезно улыбнулась блондинка. — Я вас провожу. Дима, покарауль сигарету, я сейчас…

И через мгновение Марина оказалась в том же зале с компьютерами.

— Сережа, к вам пришли, — небрежно заявила блондинка, подойдя к «админу», чье галактическое воинство было все же разбито — сейчас шла перегруппировка сил.

Парень в очках обернулся и невыразительным взглядом уставился сквозь очки на посетительницу. Марина решила, что он, должно быть, ожидал увидеть кого-нибудь из своих компьютерных инопланетян.

После вчерашних намеков и недомолвок она была готова увидеть кого угодно, хоть монстра — вот только не этого добродушного, одетого по-домашнему парня в свитере. Свитер очень четко говорил — его хозяин не так давно пил пиво. И закусывал. Кажется, сосиской в тесте. С кетчупом. Хотя в последнем Марина уверена не была.

Наконец, лицо господина Казарского прояснилось.

— Ага, Марина Крутицкая, — он широко улыбнулся. — Как раз, как раз, вас-то мы и ждем…

Марина могла быть уверена в чем угодно — вот только не в этом. Но решила благоразумно промолчать.

— Отлично. Идемте на небольшое собеседование, а потом для вас будет задание. Самое легкое — просто надо посмотреть, как вы умеете обрабатывать информацию.

«Никак не умею», — подумала Марина, — и опять же, ничего не сказала вслух.

— Оля, — требовательно произнес начальник центра куда-то в пространство.

— Зря зовете, Сергей, она там, — дама, что постарше, прервала беседу и показала рукой куда-то в сторону курилки.

— Понятно, — вздохнул Казарский.

— Давайте, я чаю сделаю, — предложила дама.

— Да не трудитесь… — махнул рукой Казарский. — Идемте, Марина.

Чем дальше, тем больше Марина удивлялась. В свое время была она администратором в одном спортклубе и на нищенской зарплате. Но чтоб там кому-то было позволено вот так — взять и не явиться на начальственный призыв, а вместо этого любезничать со своим молодым человеком… в рабочее время…

Да и в самом офисе «Стражи». Нравы там, конечно, были очень даже добрыми. Но — лишь до той поры, пока дело не касалось работы и учебы. Тут уж — шутки в сторону.

Она ждала встретить здесь монстра, а не добродушного увальня.

«Да он же их распустил, — изумлялась девушка, сидя в начальственном кабинете напротив Сергея Казарского. — Сейчас еще возьмет и скажет — можете звать меня просто Сережей…»

— Да, можете звать меня просто Сережей, — проговорил глава центра. — Не люблю по отчеству, честное слово, — он слегка поморщился. — Мы же здесь, вроде, все свои.

Марина молча кивнула — удивляться чему-либо она устала. Ну, читает человек мысли — что ж с того…

— Вообще-то, среди журналистов еще принято и на ты… Но, пока что вы лишь практикант, увы, — он вздохнул. — Так что начнем сначала. Что вам известно о составлении информационных сообщений?

Вообще-то, Марина за свою не очень длинную трудовую жизнь прекрасно поняла великий принцип — говорить начальству слово «нет» нельзя ни в коем случае. Нужно отвечать — «да, но…»

Но здесь отвечать было нечего.

— Ну и не страшно, — миролюбиво пришел ей на помощь Казарский. — Начинать с чистого листа — всегда приятно. Да, выпить не хотите? Ради знакомства…

Через полминуты на столе стояла бутылка с очень приятным ликером, отдававшим мятой, и тарелка с бутербродами. И пока Марина управлялась со своей порцией, она узнала о великом принципе, придуманном когда-то в Новом Свете.

Принцип был настолько прост и ясен, что было просто удивительно — как до этого не додумались раньше. Информационное сообщение начинается с главной фразы о событии. При этом надо иметь в виду вопросы — «где?», «что?», «кто?», «когда?» — и «чем дело закончилось?» На последний вопрос отвечают следующие фразы сообщения. Все это зовется «принцип перевернутой пирамиды».

Вот, собственно, и все репортерские хитрости.

— Но, — проговорила Марина, — я думала, что…

— А, понятно, какое это имеет отношение к нашему с вами общему делу? А знаете, самое прямое, — серьезно сказал Сергей. — Во-первых, магия — всегда работа с информацией. А во-вторых, иногда можно узнать совершенно интересную зацепочку — а раскручивает клубочек наш дорогой Рэкки. Или — Стрешнев. Или весь наш триумвират в полном составе. Но вам, Марина, зацепочка сегодня вряд ли грозит. Сегодня у нас с вами ознакомительный тур. Сколько сейчас на моих золотых? — он, усмехнувшись, посмотрел на часы на руке — самые дешевые из электронных. — Ага, одиннадцать двадцать. Значит, до двенадцати вы успеваете. Вам надо пойти в городской дом журналиста, это здесь, совсем недалеко. Что там у нас сегодня? Кажется, пресс-конференция каких-то турфирм. Да это и не важно. Зато там непременно будет небольшой банкет. Публику посмотрите, послушаете, запишите, придете и наберете на компьютере небольшое Информационное сообщение. Вот и все — просто и мило. Как я понимаю, вы работаете у Рэкки, а там приходится дружить с компьютерами?

Это было точно подмечено — Рэкки и в самом деле обожал технику и старался, чтобы его сотрудники относились к ней так же.

— Ну, а после будет знакомство с народом, — улыбнулся Казарский. — Или — на завтра перенесем… — добавил он.

На улице Марина отчего-то почувствовала себя неважно. Возможно, все дело было в духоте в помещении центра. Или же — в том, что там беспрестанно курили.

Идти пришлось по набережной — мимо «Лениздата» к Невскому проспекту.

Марина успешно миновала само здание «Лениздата» — этакий архитектурный памятник прошлого века, коробку среди старинных домов, — прошла через сквер, откуда начиналась если и не самая красивая, то уж наверняка самая гармоничная и правильная в городе улица Зодчего Росси.

А дальше до Невского было подать рукой. И до «Дома журналиста» — тоже. Нужно всего лишь пройти по мосту, на котором бронзовые юноши укрощают бронзовых коней.

Уже почти что сойдя с моста, Марине пришлось миновать группку довольно неприятных молодых людей, настойчиво протягивающих прохожим какие-то не то рекламные листовки, не то карточки. Ей буквально перегородили дорогу, так что Марине пришлось сделать шаг в сторону, чтобы рука с карточкой зависла в воздухе.

Рожа у раздатчика была отвратительной на редкость, с такой рожей нужно сидеть в тюрьме, а не ходить по центру города. Профессия его была еще хуже, и Марина об этом прекрасно догадалась. Сейчас молодым людям попадет в сети какой-нибудь дурак или дура, которые не читают газет и не знают, что есть такая штука — «лохотрон». Конечно, дурак тут же что-нибудь «выиграет», конечно, среди прохожих найдется еще один «выигравший» с тем же номером карточки — ошибка, видите ли, вышла… А через минут десять вся наличность дурака перейдет к продувным рожам.

Можно было бы применить какое-нибудь почти что безобидное заклятие — ну, к примеру, заставить продувных рож бросить свой бизнес и бежать сломя голову к ближайшему возможному туалету, где они и пробыли бы остаток дня. Но Марина не стала расходовать на «лохотронщиков» магическую энергию. В конце концов, их добыча — дураки. А глупость надо наказывать. «Глупость — грех первейший и вреднейший», — это было одной из заповедей «стражников». К тому же, время пресс-конференции уже подходило, а опаздывать не хотелось.

Посему, «лохотронщики» продолжали дурить народ и дальше, а Марина спокойно перешла Невский.

И снова с ней что-то произошло — будто в сон неожиданно потянуло. Она медленно прошла в холл, мимо вахтерши, которая ее ни о чем не спросила, а потом поднялась по лестнице на второй этаж. Ноги слушались плохо, и девушка никак не могла сообразить — с чего это на нее нахлынула такая усталость.

Где именно находится та самая Зеленая гостиная, Марина совершенно не представляла, поскольку оказалась здесь в первый раз. У столика с телефоном, где должна была дежурить еще одна вахтерша, никого не было, так что приходилось разбираться самой.

На счастье Марины, по лестнице послышались шаги, кто-то оживленно переговаривался друг с другом. И через секунду на лестничной площадке обнаружился курчавый и чернявый парень в очках — точь-в-точь как у господина Казарского. В одной руке у парня была полуоткрытая сумка, откуда торчал блокнот, в другой он держал свою спутницу — миниатюрную девушку, — казалось, подует ветер — и она улетит.

— Простите, а где здесь турфирма… — Марина произнесла название едва ли не по складам — оказывается, она еле могла ворочать языком.

— А, это рядом, идем, — рассеянно сказал парень, хотя Марина заметила его внимательный взгляд. Похоже, он отлично подмечал всех «не своих».

— А ты откуда? — спросил парень, когда они вошли в довольно большое помещение с вытянутым столом в форме буквы «Т».

— Так, агентство, практика, — пожала плечами Марина.

— А, журфак, — догадалась миниатюрная девица. — Понятно… — протянула она не очень-то одобрительно — кажется, Марина сразу же и очень низко упала в ее глазах.

— Что есть воробей? Это соловей, окончивший журфак! — изрек курчавый юноша.

— Не с журфака, а на испытательном сроке, — Марина вовремя догадалась исправить ситуацию.

— А, — понимающе кивнул парень. Похоже, ответ был правильным — правда, дался он Марине с большим трудом.

Молодые люди могли задавать вопросы дальше, и, в конце концов, привести Марину к провалу как тайного агента, но тут их внимание было отвлечено каким-то субъектом, протискивающимся через двери гостиной.

Субъекта было сложно не заметить, а заметив — не запомнить. Строго говоря, первым появился не он сам, а его огромных размеров живот. А уж после в дверь пролезло все остальное.

— О, Брусницын, — восторженно протянула миниатюрная. — Значит, обед будет хорошим…

— Еще бы, — заявил курчавый. — Этот куда попало точно не пойдет. Кстати, запоминай, раз уж на практике, — наставительно обратился он к Марине. — Вот товарищ Брусницын. Неважно, какое он там радио Гондураса представляет, но обедает всегда вкусно и хорошо. У него на разные презентации — нюх. Это, знаешь ли, легенда, таких, как он, надо знать в лицо…

Брусницын, тем временем, сел. Марина опасалась, что сейчас в гостиной раздастся треск ломающегося стула — но нет, каким-то невероятным образом все обошлось.

Потом вошли еще несколько человек, о Марине, к счастью, окончательно забыли.

О том, как проходила сама пресс-конференция, девушка помнила очень плохо и очень смутно. Она сосредоточенно ковырялась в блокноте, пытаясь записать слова выступающих, — те, вроде бы, особенно подчеркивали безопасность и дешевизну туров. Марине показалось, что главное — выписать в блокнот их фамилии, но оказалось, что и этого не нужно — присутствующим раздали рекламные проспекты и релизы.

Так что теперь самым важным было — не уснуть.

Марина стоически сопротивлялась сну, не понимая, что за мерзкую шутку выкинул так неожиданно ее организм. Вроде все было в полном порядке — по крайней мере, утром. Она отлично отдохнула у себя, на Петроградской. Прекрасно позавтракала там же, в «Страже». А вот теперь что-то происходит, а она совершенно ничего не может сообразить. И — что хуже всего — у нее полностью рассредоточено внимание.

Пожалуй, для сопротивления сну нужно было попытаться применить кое-что из того, чему ее научили за год в «Страже»…

Вопросов задавали немного. А когда кто-то дотошный все же начал их задавать, его коллеги-журналисты посмотрели на него с таким видом, будто хотели сказать: «Если это — не последний твой вопрос, то сейчас мы сделаем так, что он станет последним. Съедим на презентации — и вся недолга…» А кто-то — негромко, но очень различимо — произнес:

— Кончайте, водку пить пора!..

Когда все поднялись, Марина подумала, что, пожалуй, можно и уходить, но ее остановили курчавый со своей подружкой:

— А ты куда? Пошли на банкет…

Вскоре Марина узнала несколько вещей. Во-первых, три четверти присутствовавших пришли не за информацией, а за хорошим обедом, а кое-кому требовалось еще и похмелиться — и такая возможность здесь тоже была. И те, кто пресс-конференцию задумал, прекрасно о том знали — но очень рассчитывали на оставшуюся четверть.

Во-вторых, новых знакомых Марины звали Юра и Света, и трудились они в довольно желтоватых изданиях, которые вряд ли бы стали публиковать что-то про турфирмы. Оба занимались вещами куда более интересными — а именно, криминальной хроникой, — и были давними друзьями (похоже, и не только друзьями) именно на почве своей работы.

Марина рассеянно слушала, медленно расправляясь с бутербродами, присыпанными красной икрой, и понимая, что дома, то есть, в «Страже», еда и лучше, и здоровее. Но когда еще она сегодня туда доберется.

Что касается Юры, то казалось, что у него не две руки, а добрый десяток — как у какого-нибудь индийского божества. Он одновременно делал сразу несколько дел: подливал девушкам легкого вина, рассказывал о каких-то случаях из своей богатой практики, заодно тихонько комментируя для Марины деяния всех присутствующих. Кроме того, он же взял на себя обязанность подавать девушкам бутерброды и всяческие деликатесы — чтобы их пластмассовые тарелки не опустели. У него на тарелке бутерброды возвышались горкой, и горка эта периодически исчезала — когда и как, Марина даже не могла рассмотреть.

При этом Юра ухитрялся еще и рассказывать что-то о своей работе.

— Так вот, тут все голову ломают — что за самоубийства такие? Как эпидемия. То в прошлом году — как начали выкидываться из окон на Московском — и все один и тот же дом. А потом все успокоилось… Квартира там нехорошая, что ли?

Пожалуй, вот насчет самоубийств прошлой осени Марина могла бы кое-что и рассказать. Квартиры в том доме были очень даже хорошими — чего нельзя сказать о жильцах. Точнее, об одном жильце, на которого очень вовремя обратила внимание «Третья стража». Не обратила бы — и, может быть, и пресс-конференции с банкетом сегодня не было бы.

— Это ладно, — на тарелках у Светы и Марины появилось еще несколько бутербродов с ветчиной, а Юра продолжал трещать. — Тут вот мне бы материальчик один сделать — про неопознанные трупы, — он сделал перерыв на то, чтобы проглотить шампанское, и продолжал:

— И никаких следов насилия. И — никаких разборок. Помер человек — и все тут. Недели две назад выловили из Волковки… Труп мужчины — в состоянии гнилостного разложения, так и было в сводках сказано…

— И что? — немного лениво дожевывая бутерброд, спросила Света, которой, кажется, не очень-то нравилось внимание ее приятеля к новенькой.

— И ничего! Ни по каким картотекам не проходит! Татуировка на плече — двуглавый орел без корон и косая пентаграмма. Вот и все документы…

— Может, «гастролеры»? — предположила Света.

— Вряд ли. Говорю же — такое впечатление, что он сам взял и утопился — это в Волковке-то! У проспекта Славы!

Марина немного представляла себе, что такое Волковка у проспекта Славы. Топиться в такой… гм, скажем, речке, мог не просто самоубийца, а законченный мазохист.

— Это ладно, — продолжал Юра, плеснув в бокалы девушкам какую-то темно-красную жидкость и передав бутылку кому-то еще. — Они его возраст не могли определить. То ли тридцать мужику было, то ли все семьдесят. Какая-то у него ерунда с организмом.

— Так он же разложившийся, — проговорила Света, искоса глянув на Марину — а как там новенькая, ничего, часом, не приключилось с ней и с ее желудком?

С Мариной было все в порядке — если не считать, что слушала она вполуха. Голова кружилась, мир хотел сорваться с места и куда-то улететь, поэтому приходилось прилагать некоторые усилия, чтобы он оставался где положено.

— Да все равно определили бы — даже после Волковки… — уверенно ответил Юра. — А тут — не могут, и все. Перекос-парадокс!

— Молодые люди, не поможете, — к ним подошел какой-то бородатый человек, тоже, судя по всему, журналист. — Тут надо бы кое-что взять…

«Кое-что» оказалось непочатой бутылкой водки, которую бородатому очень хотелось унести домой.

Военная операция разворачивалась очень просто и быстро: бородатый, Света с Юрой, а заодно и Марина подошли с пустыми бокалами к столу, делая вид, что очень заняты беседой, и неплохо бы для продолжения важного разговора его «размочить». Бутылка была взята со стола, компания отошла в уголок, — якобы, соображать на четверых, — а бутылка аккуратно перекочевала бородатому в сумку.

— Тяжек журналистский хлеб, — подмигнул Юра Марине. — Ничего, научишься…

На улице ей лучше не стало — скорее, наоборот. Немного подумав, Марина решила свернуть на узкую и не очень многолюдную улицу, идущую от Невского, а не идти по Фонтанке. Пожалуй, такого с ней еще не творилось — чтобы так напиться? Да с чего! Вроде, и выпито было совсем немного.

Ноги подкашивались, и различив под очередной аркой дворик со скамейкой, девушка решила свернуть туда. Нужно было хотя бы чуть-чуть отдохнуть и привести себя в порядок. А то так и неяркий (к счастью) макияж мог потечь — ей казалось, что ее лицо просто пылает.

Она достала зеркальце, внимательно осмотрело лицо — вроде, ничего страшного с ней не происходило. Да и дошла сюда она, вроде, не шатаясь — просто мысли куда-то улетучивались. А ведь надо было еще и сделать это дурацкое информсообщение об этой дурацкой турфирме. Как его набирать, с чего начинать — сейчас она решительно этого не представляла.

Убрав зеркальце, она поняла, что в этом пустынном дворе она была не одна. Пожалуй, такого соседства надо было испугаться любой девушке — вид у парней, стоящих в арке, был самым криминальным. Но Марина могла попытаться отвести глаза. К тому же, как она через мгновение поняла, этих троих бандитского вида типов никакие девушки сейчас не заинтересовали бы — хоть стриптиз на скамейке устраивай. К тому же, она вспомнила, где видела одного из них. На Аничковом мосту, около бронзовых коней — не далее, чем пару часов назад. Ну, да, это были «лохотронщики». И сейчас они разбирались между собой.

— Значит, отдал, бля? — сквозь зубы вопрошал один из них, взявши за отворот куртки своего сотоварища. — Отдал — и не помнишь?!

— Кенарь, да это же из твоих был… Ты чё?.. — оправдывался его подельник.

Но Кенаря с зековской рожей было не так-то просто сбить с толку.

— Из каких-таких из моих?! Сказано было тебе — где, как и что отдавать, козлина! А ты… Значит, так, бери где хочешь, но чтоб сегодня через три часа… А не то быстро — на счетчик…

Марине все-таки пришлось отвести глаза, чтобы пройти под аркой — совсем рядом от разбирающихся «лохотронщиков». Кажется, вор у вора дубинку все-таки украл. Оно, пожалуй, и хорошо.

Плохо было другое — простенькое заклятие почти совершенно лишило ее сил. Девушке хотелось упасть прямо на мостовую — и заснуть. И все-таки она, каждый раз делая над собой усилие, шла к центру общественных связей. И едва не упала в коридор — прямо на кошку-привратника, которая осталась совершенно равнодушна к этому явлению — самая обыкновенная кошачья статуэтка «а ля древний Египет».

Марину ожидал сам Казарский.

— Ну, как обед? — бодро осведомился он. — Вижу, нормально… Ну, теперь располагайтесь за компом. От сердца отрываю, — усмехнулся он, показывая туда, где с утра экран был полем боя с коварными и неприступными инопланетянами.

Нормального, как раз, было очень мало — особенно, если брать в расчет состояние Марины.

— Вы, главное, не спешите — и все будет о-кей… — посоветовал Казарский и удалился. Дамочек — любительниц вязания здесь тоже не наблюдалось, так что помочь было некому. И Марине пришлось включать «виндоуз» и доставать из сумки рекламные проспекты.

Примерно часа через полтора все было готово, а девушка сидела за компом почти без сознания. Она даже не обернулась, когда в комнате за ее спиной оказался начальник этого странного заведения.

— Так-так, — он быстро пробежал глазами сообщение, набранное Мариной. — Пара грамматических ошибок — какая ерунда! А остальное — вроде, верно! И не с пресс-конференции начали, а со снижения цен на туры и с защиты от террористов. Похвально, — задумчиво бормотал он.

— А надо было про банкет писать? — спросила Марина, с ужасом понимая, что говорит, будто с кляпом во рту.

— Нет, не надо, — отрезал Казарский. — Да вы и не написали. Значит, Рэкки не соврал! Марина, идемте в кабинет. Хотя… Ни к чему, я сейчас.

Он выскочил и вернулся через минуту, когда девушка уже почти что спала у компа.

— Выпейте это, — сказал Казарский, протягивая ей какой-то бокал. — Сейчас же… Это вам поможет. И вообще, Марина Крутицкая, я должен перед вами очень извиниться…

— За что? — девушка отхлебнула из бокала жидкость. Сразу же защипало язык, а через мгновение ее голова начала медленно проясняться.

— За небольшую проверку. Что поделать, у меня свои методы. Та штука, которую вы пили у меня в кабинете, была не совсем мятным ликером. Точнее, для любого нормального человека это — просто ликер. Но для того, у кого есть способности к магии…

— А зачем? — Марина не чувствовала себя обиженной — скорее, удивленной до крайности.

— Я же говорю — свои методы. Кстати, в головном офисе меня, поди, расписали, как зверя? Это не совсем так. Просто эта вещь — ее состав вы потом узнаете — расслабляет внимание. Если человек не нацелен выполнить задание, то он его и не выполнит. Сопротивляться этому можно, стоит только захотеть. Словом, сила воли у вас есть. Это хорошо. Да, обещаю, — больше таких проверок не будет. Так что ваше пребывание здесь, Марина, будет спокойным и приятным. Думаю, остальные задания для вас окажутся легче.

Действие неизвестной странной штуки и на самом деле почти прошло. Теперь Марина чувствовала только легкое головокружение. Спать совершенно не хотелось.

— Знаете что, Марина, отпущу я вас, пожалуй, домой. Вы живете при «Страже» или дома?

— При «Страже», — откликнулась Марина.

— Тогда я вас отвезу. Может быть, это меня немного извинит, — Казарский казался слегка растерянным и смущенным. «И вовсе он не зверь», — подумала Марина.

В машине, которой пришлось ожидать в пробках (конечно, «стражники» на то и маги, чтобы эти пробки расчищать, если надо куда-то проехать, но сейчас торопиться было ни к чему), они разговорились.

— Я даже подружилась там с репортерами, — похвасталась Марина, после чего стала рассказывать про своих новых знакомых. Казарский слушал молча, кажется, его занимали какие-то свои мысли. Но всякий раз, когда Марина надолго замолкала, он говорил:

— Да-да, я слушаю…

Скорее из вежливости.

И продолжалось это до того самого момента, пока Марина не помянула об утопленнике со странной татуировкой.

— Что-о? — взвился Казарский так, что Марине показалось — сейчас он резко развернет машину. — Как ты говоришь — пентаграмма и орел? Двуглавый?!

Он даже про вежливое «вы» забыл. Марина вздрогнула — ей показалось, что она ляпнула по незнанию что-то не то.

Она взглянула на Казарского. Теперь в этом парне не осталось ровным счетом ничего от добродушного увальня, игравшего в компьютерные космические войны. Рядом с ней сидел зверь — сгруппировавшийся и уже готовый к прыжку. «Оборотень, — решила Марина. — Конечно, оборотень. Из кошачьих…»

— Ты понимаешь, что это такое?! Они ж там, у вас не работают, давно надо было по моргам службу организовать, по всем интересным трупикам. Ты хоть понимаешь, что эти твои приятели отыскали?! Орел…

— Без корон, — добавила Марина, ничего еще не понимая.

— И это запомнила? Ну, точно, Рэкки — он тебя еще недооценил, когда расхваливал. — Ну, устрою ему сейчас…

Ряд машин перед ними вдруг получил возможность беспрепятственно проехать — и водители воспользовались редким везением, не понимая, в чем тут дело. А потом Казарский рванул на всей возможной скорости — к офису «Стражи», на Петроградскую.

* * *

«Где-то во Франции»,

1940 год.

День, когда молния прорезала небо с Востока на Запад и с Запада на Восток, наступил совершенно неожиданно. А ведь говорили, писали, предполагали… Говорили, что Гитлер может ударить через Швейцарию. Говорили, что может пройти через Бельгию. Но французы не очень сильно беспокоились на сей счет — ведь у них была замечательная укрепленная «линия Мажино». И потом — сами посудите! — если уж Советы не смогли полностью победить небольшую и очень плохо вооруженную Финляндию, то уж какие-то там «боши» должны просто-напросто разбиться о французские укрепления. Да они ни за что не решатся нападать. А потом как-нибудь загнутся сами. Или свергнут Гитлера, что тоже вариант. И война будет выиграна малой кровью!

Свергать Гитлера или загибаться «боши» не захотели. Вместо этого они устроили «день ноль»…

…Зима оказалась суровой и тяжелой. Пожалуй, из тех бродячих животных, которым не повезло подобраться поближе к английским частям, вымерла половина. Они просто не умели находить себе пропитание — ведь кошки и собаки были домашними.

Странноватый зверь по имени «Дэринг» оставался все тем же — он не прибавил в росте, не стал более раскормленным. И это при том, что кошка ела за десятерых.

Зимой среди солдат ходили самые разные слухи. Сперва поговаривали, что их часть вот-вот должны бросить в заснеженную Финляндию, на помощь маленькому народу, который в гордом одиночестве сдерживал орды с Востока. Потом, когда война в Финляндии завершилась, полыхнуло у соседей Финляндии. И вот тут уж британцам и союзникам волей-неволей пришлось идти в бой. Но их часть все не двигалась с места, а Джорджу Хэнксу оставалось прикидывать, что делать со зверем, с которым он решительно не хотел расставаться — несмотря на то, что тот был облезлым и довольно страшненьким.

— Не во внешности дело! — поддерживал Хэнкса повар. — Такой бы кошке — да стаю крыс!..

— Может, в Германию ее заслать? — предлагали солдаты. — У Гитлера, говорят, собаки, — так она их передавит. Глядишь, хозяин-то от огорчения помрет…

…Предсказания — даже те, которые никто не смог перевести, — могут сбываться самым любопытным и невиданным способом. И с самыми странными последствиями.

Как раз в тот день, когда на Западном фронте начались решительные перемены, случилось то, что никто не заметил. Кошачий ошейник, который явно мешал зверю, и который никто так и не смог снять, развалился сам собой.

Но в тот день никому ни до чего дела не было. Часть получила приказ — выдвигаться к бельгийской границе.

Враг не стал бить напрямую по «линии Мажино». Зачем, если есть множество способов ее просто обойти?

А для Хэнкса этот день был печальным и вот еще почему — он никак не мог найти ту самую кошку, свою спасительницу. Вообще-то, он уже решил, что по возможности отправит ее домой, с какой-нибудь оказией. Но оказии все не случалось и не случалось — приказ выступать пришел раньше.

И временные казармы остались далеко позади — механизированная колонна рванулась в Бельгию, в отчаянной попытке не пропустить врага дальше. А Джордж Хэнкс нет-нет, да и поглядывал назад… Странно, от какой ерунды может зависеть человек с его настроением.

Впрочем, иные англичане, особенно — из «Стражи Мерлина» — не сказали бы, что это — какая-то ерунда.

Над головой раздавался рев самолетов. Начинался «блицкриг» — «война-молния». Но в тот момент это название еще мало кто знал…

* * *

Санкт-Петербург,

Лето 2004 года.

Следующая жертва должна была оказаться довольно нехарактерной. Честно говоря, ему пришлось долго проверять и перепроверять все, что он о ней знал. Слишком симпатичной она выглядела. Точнее, не симпатичной, конечно, — а просто красивой дурой, из тех, что нравятся мужчинам с большими кошельками и маленькими мозгами, спрятанными под мощной броней лобной кости.

И все же факты — вещь слишком упрямая. И говорили они о вещах крайне неприятных. Настолько неприятных, что здесь зачистка была просто необходима.

А он твердо решил — зачистка быть обязана. Тотальная. И то, что он сейчас делает — это лишь начало. Мразь должна бояться порядочных людей, должна бежать и прятаться по углам. И если у него есть то, что он называет «Даром» — значит, это дано ему не просто так. Значит, если он этим не воспользуется, он будет виноват. И перед собой, и перед Богом.

А в Бога он верил. Правда, совсем не так, как это принято. В церковь чистильщик не ходил. Просто знал, что на свете есть Бог, который зовется Справедливость. И не молиться ему надо, а служить — по мере всех возможностей.

Поэтому, выходя из квартиры вечером, он тихо проговорил:

— Да будет воля твоя…

Сегодня его путь лежал к огромной гостинице на берегу залива. Там должен был сниматься рекламный ролик. И ролик будет снят, и будет прокручиваться. Но больше никаких роликов с этой моделью не появится. Никогда.

Операция была тщательно разработана, и никаких сбоев не должно было случиться. А это значит, что когда все завершится, воздух в Петербурге будет чище.

Когда мотор «Ауди» резко заглох, Сашенька решила, что это какая-то ерундовая поломка. И вообще — ну какая поломка может произойти с новенькой машиной?!

Конечно, копаться в двигателе она не стала. Вместо этого набрала номер на миниатюрном мобильнике. И убедилась — мобильник, как назло, тоже отказал!

Вот это было уже настоящей эпидемией неприятностей. И вообще — сегодня был на редкость неудачный для нее день. И со съемками что-то не ладилось, и с утра с Сержем разругалась, а вот теперь еще и это!

Однако, что-то надо было предпринимать. Не сидеть же так в «Ауди» весь вечер и всю ночь.

«Белые ночи» уже успели кончиться, и в городе было довольно темно — тем более, что фонари на проспекте горели далеко не везде. Но как раз в этом месте фонарь был. Да и вообще, Сашеньке повезло хотя бы в том, что ее автомобиль предал хозяйку не в каком-то захолустье, а около стеклянной будки остановки в довольно оживленном месте. И — хочешь — не хочешь — ей пришлось подойти к остановке, где стояло два-три человека, не обратившие на нее никакого внимания.

А ведь могли бы и обратить! Не каждый день можно вот просто так на улице встретить героиню рекламных роликов с шампунями и колготками.

Никто к ней даже головы не повернул. Ни баба с авоськой — на вид лет пятидесяти, ни парень в джинсовой куртке, похожий на нищего студента, да еще наверняка из каких-то раскосых нацменов, ни мужики — типичные работяги, негромко говорящие о чем-то своем. Никому до нее, Сашеньки, не было дела.

Что ж, значит, придется вот с этими ехать в одной маршрутке. Ну, уж когда она приедет домой, то закатит Сержу хорошенький скандал. И будет он, дурашка, как шелковый!

Сам же говорил — «это люди не из нашего круга, и нам нечего делать около них».

Это он понимает, Сержик. А вот чтобы купить своей любимой исправную машину…

Сашенька постояла на остановке, слегка ёжась под ветром, дующим с залива. Вот только еще не хватало простудиться! Ей же в Штаты через месяц…

Пожалуй, следовало отойти под защиту стеклянной будки. Сашенька так и сделала, только сейчас соображая, хорошо ли она закрыла дверку «Ауди». А то вот такие работяги, как эти, с остановки… От них сейчас всего можно ждать. Серж говорит — злой народ сейчас.

А через минуту ей пришлось забыть про начинку «Ауди». О, нет, никакой затаившийся маньяк не выскочил на беззащитную красавицу, чтобы покуситься на ее девичью честь (коей не было у Сашеньки, наверное, лет с пятнадцати). И злобные хулиганы до нее не докопались — все же улица была достаточно людной.

Словом, никто другой, кроме Сашеньки, не обратил бы внимание на надпись на единственной железной стенке остановки.

Потому что надпись была предназначена лично ей.

Кто-то вывел по трафарету крупные готические буквы, хорошо заметные под фонарем:

СЕГОДНЯ НОЧЬЮ ВАС ДОЛЖНЫ УБИТЬ!

Рядом красовался портрет какого-то монстра — не то дракона, не то инопланетянина, злобно ухмыляющегося в пространство.

Но не это привлекло внимание Сашеньки.

Рядом с надписью была приклеена фотокарточка. Очень небольшая фотокарточка девушки с довольно симпатичным лицом.

И Сашенька встала перед этой фотокарточкой, будто окаменев…

…Когда стало ясно, что именно эта сучка по имени Люда должна победить в конкурсе красоты (а победительницы в таких конкурсах всегда становятся известными заранее), Сашенька устроила не просто истерику — а самый настоящий скандал — с битьем посуды, с воплями и причитаниями, с обмороками.

И заставила итоги конкурса подправить. Как именно — надо спросить у тех, кто подчиняется ее другу. По крайней мере, выяснилось, что вступиться за поганую стерву будет некому. А после этого план был приведен в исполнение.

Она даже заехала в больницу, где оказалась Людка — все-таки, бывшая подруга. Врачи говорили, что все случившееся — навсегда. Изнасилование, разрывы — это заживает. Лицо будет безобразным навсегда, но и с этим люди живут. А вот с такими заболеваниями психики — не живут точно. По крайней мере, вне больницы.

— Да как они могли?! — рыдая, возмущалась Сашенька в кабинете у врача. Возмущалась недолго — тяжелый больничный запах гнал наружу — и чем скорее, тем лучше.

Само собой, маньяков-насильников не нашли.

И вот теперь Сашенька стояла и хлопала глазами, не в силах оторвать глаза от портрета своей бывшей подруги и соперницы, которая, должно быть, уже год как померла в той больнице.

— Ну как, нравится? — послышался у нее за спиной негромкий насмешливый голос.

Она медленно обернулась. Джинсовый стоял чуть поодаль и внимательно смотрел на девушку с рекламы.

— Ее мать уже умерла. Она сама — тоже. Так что вам не о чем беспокоиться, Саша. Во всяком случае, о ней вам точно не надо беспокоиться.

— А вы… а вы кто? — злобно спросила Сашенька, готовясь пустить в дело что угодно — и зубы, и когти, и голос — если только он посмеет…

— Прокурор, — просто ответил джинсовый. — Не бойтесь, не из органов. У них к вам вопросов нет. К вашему Сержу — тоже. А у других органов, — более компетентных… У них к вам тоже вопросов нет. Есть — ответы, — джинсовый говорил мягко и спокойно.

— Вы… ты… Вы ей кем-то приходились, да? — злобно сказала Сашенька. — Так вот слушайте, я совершенно не знаю, кто это и как…

Словарный запас у Сашеньки был небогат и иссяк очень быстро.

— Думаете, девочка, я сейчас возьмусь за кислоту, за нож, затащу вас в машину и там изнасилую? Не дождетесь. У меня и машины-то нет, — он помолчал, а потом добавил — все тем же спокойным и слегка даже добродушным тоном:

— А трахаться с такой, как ты — себя не уважать!

Сашенька хотела было открыть рот, чтобы что-то возразить — но почему-то не смогла произнести ни слова.

— Вон идет твоя маршрутка. Езжай отсюда, пока цела, — приказал джинсовый.

«Девушка с обложек» покорно переставляла ноги, садясь в подошедшую «газель». Кажется, эта «газель» шла именно туда, куда ей было нужно, хотя сейчас она готова была броситься куда угодно — лишь бы избавиться от этого типа в джинсовой куртке, и никогда, никогда больше не видеть его глаз, показавшихся ей в неверном свете фонаря серо-стальными.

Взяла себя в руки она достаточно быстро — тем более, что джинсовый (и вот это было странно) остался на остановке. Просто внимательно смотрел на отъезжающую маршрутку — только и всего.

Значит, это была пустая угроза — и не больше того. Видимо, это кто-то из Людкиных друзей. Ну, если что, Серж с ним разберется!

В маршрутке было тесно и душно.

— Не наваливайтесь! — грубо сказала Сашенька той самой бабе-кошелке, которая тоже была на остановке, но, кажется, ничего не слышала из разговора с джинсовым.

— Да и не собираюсь! — сказала баба, проходя, согнувшись в три погибели, по салону. А Сашенька рылась в своей сумочке, ища деньги, чтобы заплатить за поездку.

Конечно, десяток у нее не нашлось. Только тысячная купюра, которую она и передала водителю.

Тот чертыхнулся — едва ли не вслух, — после чего очень долго искал сдачу и еле-еле наскреб, — как раз к тому моменту, когда Сашенькины нервы окончательно не выдержали, и она не произнесла:

— Да сколько можно еще ждать!

Водитель задел рукой за табличку «Остановок „здеся“, „тута“ и „тама“ не бывает!» Мелочь рассыпалась на сиденье, но Саше и в голову не пришло ее подбирать;

— Девюшка, а девюшка! — послышался голос парня с Кавказа, сидевшего на переднем сиденье. — Деньга подберы, слюшай!

Сашенька не удостоила его вниманием, и сделала вид, что отвернулась к окну. Маршрутка, тем временем, проделав положенный путь по Васильевскому, пронеслась по мосту через Неву, в ту сторону, где у причала летом всегда стоят огромные, с дом величиной, зарубежные лайнеры.

Кавказец, который хотел было пристать к Сашеньке, отчего-то резко замолчал. А когда «газель» проехала мост, он вскочил, почти без акцента сказал водителю про Английскую набережную — и очень торопливо вышел из маршрутки, бормоча под нос что-то, касавшееся шайтана.

Потом постепенно стали выходить и остальные пассажиры, — но они никакого внимания на Сашеньку более не обращали.

До Витебского вокзала — до кольца — в «газели» доехала только одна пассажирка.

— Приехали! — гаркнул водитель едва ли не ей в ухо.

Сашенька даже не обернулась и вообще никак себя не проявила.

— Ну, вылезай, фифа размалеванная! Или ты там что — под наркотой, что ли?! — водителю очень хотелось хоть как-то уязвить эту девку из «новых русских» — уж больно поганый у таких шлюшек бывает характер.

И вновь его ждало молчание.

Не выдержав, водитель зашел в салон, чтобы выставить пассажирку. Он открыл дверь. Пожалуй, только известная фраза про «мать» не лишила его разума: недаром говорят, что черное слово беду гонит — это если его вовремя сказать.

Еще более вовремя и не бывает!

На водителя смотрела безумными вылупившимися глазами восьмидесятилетняя старуха в девичьем платье. Ее лицо было изрезано морщинами, худая шея покрылась складками и пигментными пятнами, а ноги под модной юбочкой были в варикозных венах.

Старуха пробормотала что-то совершенно нечленораздельное и бессмысленное — а потом выплюнула в водителя выпавший зуб…

Врачи еще не научились лечить внезапные случаи геронтофагии — болезни, когда вчера еще молодой и здоровый человек пожирается старостью. Наука даже не очень хорошо знает, отчего это случается. И научатся лечить эту редкую болезнь еще очень нескоро. К тому времени рекламные ролики с Сашенькой в главной роли будут забыты и погребены в архивах — если сохранятся вообще.

 

Глава 4

Заговор на кромке

2005 год,

Санкт-Петербург.

— Шляпа! — воскликнул Казарский, едва завидев Рэкки. — Старая шляпа!

Конечно, Рэкки был «свой парень», но чтобы вот так обращаться к нему, к начальнику, да еще и при посторонних. Честное слово, или обстоятельства были совсем уж крайними, или он сошел с ума. Марина еще в машине именно это и заподозрила.

— Что? — Рэкки с неудовольствием уставился на главу филиала. — Стажер не выдержала твоих проверок?

— Да, нет, выдержала, более чем выдержала, — Казарский снял очки и с какой-то бешеной радостью посмотрел на шефа Темных. — Настолько выдержала, что мы оба с тобой в луже оказались…

Марина поняла, что самым мудрым будет сейчас куда-нибудь удалиться — главное, подальше. Если господин Казарский не знает, как вести себя с начальственными лицами при подчиненных — это его, господина Казарского, личные проблемы. И не надо, чтобы эти проблемы стали еще и ее.

Но любопытство оказалось гораздо сильнее мудрости, и девушка не стала слишком плотно прикрывать дверь и слишком далеко отходить. Вообще-то, с магами, а особенно, если они — класса Рэкки, — такие штучки проходят плохо.

— Что случилось-то? — расслышала она голос Рэкки.

— А то — проворонили мы одну крупную птицу. А она вычислила. Случайно… Представляешь, ей там, на задании репортеры нарассказали — Ребров…

— Что? Он что — в России, а Питере?! А ей откуда это знать?! Дело-то очень давнее, — Марина представила, как Рэкки весь внутренне подобрался.

— А она и не знала. Просто случайно набрела на журналиста, который занимался криминальной хроникой. А тот ей и начал болтать — странные, мол, самоубийства, нашли какого-то типа без документов — с наколкой. Двуглавый орел без корон, косая пентаграмма… Узнаешь?

— Еще как! — воскликнул Рэкки. — Надо проверить, я сейчас своих ребят запущу… И если это Ребров…

— То жди действий наших дорогих противничков, и объявляй осадное положение. Думаешь, они нас в покое оставят? Наверняка же решили, что наших рук дело…

— Да уж… Но за такую новость!..

— Да, твоя стажер Крутицкая нехитрый тест прошла — на пять с мелким минусом. С микроскопическим…

— По-моему, такого еще не было, — проговорил Рэкки.

— Сам удивляюсь, — сказал Казарский, и к неудовольствию Марины, дверь закрыли — на сей раз плотно.

Девушка отправилась на свое рабочее место (впрочем, гораздо чаще таковым служил компьютерный столик в «общежитии») в надежде отыскать Таню, Корвина или кого-нибудь еще, кто мог бы ответить на ее недоуменные вопросы. Нет, конечно, ее хвалили, было просто замечательно — но любопытство становилось сильнее всяких похвал. Ребров… Она даже не слышала такой фамилии. Кто-то из Сообщества?

— Ну как? — Татьяна посмотрела на свою подругу и ученицу немного удивленно. — А мы тебя только к ужину ждали! Что, провалила? Испытания, небось, устраивал?..

— Да нет, все нормально, — Марина слегка махнула рукой. — Может, ты знаешь такую фамилию — Ребров?

— А с чего это ты вспомнила?

— Да так… — и волей-неволей девушке пришлось рассказать сегодняшнюю историю — и даже то, что она услышала, стоя у двери.

— Подслушивать нехорошо, — Татьяна погрозила пальцем, но никакого назидания не получилось, и обе девушки громко рассмеялись. — А то возьмут — и превратят во что-нибудь. В сову, например. Будешь, как у Гарри Поттера — послания разносить. Или — в виде чучела на полке стоять. Ладно, слушай… Как ты знаешь, мы, конечно, выглядим одинаково, но я все-таки, немножко постарше…

Это «немножко» у Тани было разницей на несколько десятков лет — и Марина об этом знала. «Стражники», просто маги, живут и не стареют очень долго. А если они еще и не совсем люди…

Вот Таня была как раз из «не совсем».

Поначалу Марину смущала эта невидимая глазу разница в возрасте, потом она привыкла, тем более, что Таня выглядела вполне современной девушкой. Даже модной.

— Так вот, когда я здесь оказалась, тот самый Ребров, Михаил Аркадьевич, был начальником «Утгарда». Да-да, Темных. Между прочим, и меня сюда принимал. Вообще-то, имен у него было много, но все помнили именно это — Ребров.

— А Рэкки? — спросила Марина.

— А Рэкки в Вильнюсском отделении тогда был. Его сюда после большого совета и прислали. Весь «Утгард» заново пришлось восстанавливать…

Конечно, историю магических искусств Марине изучать приходилось — но касалось это лишь далекой древности и средневековья. По крайней мере, пока. А вот об истории самой «Третьей стражи» в Питере она знала очень и очень немного.

— В общем, Ребров этот был из Сообщества, — сказала Татьяна. — Весьма выдающийся маг, между прочим. Операцию одну он нам обрушил, в пятьдесят третьем. Тогда все могло вообще иначе обернуться — если бы в политические игры не ввязались, точней, если бы он нас во все это не втянул. Так ведь мало того, что втянул — многих тогда просто перебили.

Слова Татьяны были на редкость туманными, и ничегошеньки не объясняли, о чем Марина и сказала.

— Просто наш город должен был стать полностью неподконтрольным Сообществу. А потом — не только Ленинград, но и вся страна. Деталей операции я и сама не знаю, была тогда… Даже не стажером, вроде тебя, а так — девочкой «подай-принеси, спасибо, можешь идти». Но этого Реброва я помню. А потом… Потом стрельба была. Кто ушел на кромку — тому повезло, Сообщество там почти бессильно. Ну, кто не ушел — тех перебили. В тот же год и в «органах» перетряска была. А у нас тогда с «органами» был и контакт, и союз. Это потом мы для них как бы существовать престали — после того, как восстановились, когда Стрешнев из подполья вышел, когда Рэкки сюда прибыл. Знаешь, так, как сейчас — оно, пожалуй, лучше. Сообщество тогда тоже проиграло. Это отдельная история. А виной всему — тот самый Ребров. Тот еще шпион. Значит, и на него управа нашлась…

— А что это за татуировка — орел без корон, пентаграмма…

— А, это, — улыбнулась Татьяна. — Он же в «Страже» давным-давно был. А до того — в одном теософском обществе. Наверняка — оттуда. Ты лучше расскажи, что за испытание тебе устроил этот самый Казарский?

— А ты и предупредить заранее не могла? — обиженно спросила Марина. — Опоил какой-то штукой, разрушающей внимание…

— А потом заставил внимание напрягать? Ну, это еще нормально. Я уж боялась, не пошлет ли он тебя брать интервью с какими-нибудь тварями с кромки…

— А что — мог?

— С него станется, — покачала головой Таня. — Знаешь, все тут вздохнули, когда ему офис выделили. Парень он, конечно, хороший, но придумать может что угодно. От его розыгрышей одно время все выли… Ладно, тебе совет — отдохни. Все равно с моргами и ГУВД сейчас без тебя разбираться будут. А уж если подтвердится — ну, получишь свои заслуженные лавры. За ужином, я думаю.

— В виде лаврового листа в супе? — поинтересовалась Марина.

— Почему бы и нет — вещь полезная…

* * *

«Где-то в СССР»,

задолго до событий.

Он и сам поначалу не знал, что такое Дар, что он означает. Рос себе — вполне нормальный мальчик-отличник из вполне приличной семьи. Из атеистической, между прочим, где ни в Бога, ни в чудеса верить было не принято. Да и вообще — что это еще за штука такая — магия? Это, знаете ли, для цыганок-гадалок да темных деревенских бабок.

По крайней мере, его представления о магии этим и заканчивались.

А жилось ему скверно — как любому мальчику-отличнику из приличной семьи. Потому что такова здешняя жизнь, что мальчиков-отличников нужно обязательно сталкивать с прочими. Тогда он еще не понимал, что это — несправедливо. Нельзя нормальному человеку каждый Божий день встречаться с падлом. Раз уж падлу не сколотили гроб — пускай живет, как хочет, только пускай будет за железным занавесом, за границей на замке.

Впрочем, кроме приличной семьи, были и другие моменты. К примеру, то, что приличная семья «находилась на временно оккупированной врагом территории». И не важно, что и сам город находился на той самой территории, и что он не помнит ни оккупантов, ни оккупацию — по малолетству. Все равно — клеймо есть клеймо. Тем более, в городе было много приезжих — не с оккупированной территории.

А лет в двенадцать он неожиданно понял, что может управлять людьми. Исподволь, тихо, почти незаметно. Началось все с малого — с того, что его главные обидчики разодрались между собой. Разодрались в прах, один даже в больницу загремел. И это сбылось по его желанию.

Может, и было оно совпадением. Но дальше такие совпадения случались все чаще и чаще.

Пожалуй, кто другой на этом бы и успокоился. Тем более, что он входил в тот самый возраст, когда на девочек начинают обращать внимание — пока что просто так. К тому же, идиотскую систему раздельного обучения, наверняка придуманную тайным сексуальным маньяком и введенную (вот, заняться-то в тылу было кое-кому нечем!) как раз во время войны, уже успели отменить.

А еще лучше — начать экспериментировать на учителях: пускай-ка поработают, оценки позавышают.

Кто другой, пожалуй, и стал бы устраивать такие эксперименты — влюбил бы в себя всех одноклассниц, заставил бы математичку вместо тройки ставить «пять» неизвестно за какие успехи…

Ничего подобного не произошло. Девочки ему пока что были неинтересны, к тому же, они поддерживали мальчишек в издевательстве над ним — а вот этого простить было нельзя. Что же до учителей, то ему и в голову такого не пришло — незачем, он и так хорошо учился.

А вот исследовать свои способности, понять откуда, что и как берется — это было по-настоящему интересно. И очень хотелось их по-настоящему применить. Так применить, чтоб враги кровью умылись.

Но вот с этим ему пришлось подождать. Всего лишь два года.

Той весной взрослые были мрачнее обычного, беспокойство передалось и детям, и подросткам. Однажды их класс отпустили с уроков, поскольку у учителей было какое-то спешное собрание. Причем, судя по всему, речь шла не об оценках и не о поведении учеников — обсуждалось что-то гораздо более важное и значительное.

Он, как всегда один, отправился домой, размышляя совсем не об отмененных уроках. Как раз примерно в то время он стал видеть Сны. Именно — Сны. О войне. Всегда одни и те же, лишь с некоторыми вариантами. И ладно бы, если бы о войне, знакомой по рассказам взрослых и по учебникам истории. В конце концов, это было бы вполне понятно и объяснимо — конечно, он ничего не помнил о том времени, но ведь не помнил — не значит, что не видел.

Но нет, война была какой-то совершенно иной. И солдаты были непохожими на здешних.

К чему все это, он пока что не представлял.

Из размышлений его вывел знакомый и очень неприятный голос, принадлежавший человеку, который изводил и его, и его мать — местному управдому.

— Ну, гайки теперь закрутят по новому, — говорил управдом какому-то человеку в полувоенном пальто. — Как пить дать. А у меня, сами понимаете, контингент, на четверть вон такой, — он протянул узловатый палец в сторону мальчишки, то ли считая, что тот ничего не расслышит, то ли наоборот — рассчитывая, что расслышит, и даже очень. — Отец, видите ли, без вести на фронте пропал, — он хмыкнул — мол, понятно, какие такие бывают пропавшие без вести, наверняка попал в плен, и, чего доброго, остался за рубежом. — Сами — под немцами были. Доверяй, но проверяй…

Собеседник управдома сдержанно кивал.

Почему-то школьнику, отпущенному с уроков, захотелось подойти — и врезать как следует здоровенному управдому промеж глаз — а если он упадет, то топтать сапогами, пока эта мразь не смешается с почерневшим снегом в кроваво-серую кашу.

Конечно, управдому не сделалось бы ничего, он, пожалуй, даже не пошатнулся бы от удара.

Но хоть словом задеть его было просто нужно. Чувствовалось, как стучит в висках кровь, когда он поравнялся с управдомом, обернулся к его собеседнику — и громко сказал:

— Не надо ему верить, он — подонок!

Слова прозвучали тихо, по-взрослому, безо всякой истерики.

Управдом аж язык от возмущения на какие-то секунды проглотил, а потом разразился руганью.

— Погодите, Петр Данилович, — перебил его излияния собеседник, когда управдом сделал шаг к мальчишке. Тяжелая рука легла на плечо управдома. — Говорите, его отец пропал без вести? А вы сами, Петр Данилович, где во время войны служили?

Человек в шинели военного образца молча кивнул мальчишке — проходи, не задерживайся, здесь люди взрослые, сами во всем разберутся…

…А наутро случилось несколько событий.

Школа переменилась разительно — обязательный бюст, присутствовавший в вестибюле, обязательные портреты в классах исчезли, да так, словно и не было их вовсе. Кто-то из учителей не скрывал радости, кто-то старался спрятать злобу.

А вечером, когда к матери зашла соседка, он узнал еще об одном событии. Тот самый управдом погиб — еще вчера вечером. Возвращался домой, был пьян. Кто и за что его зарезал — так и осталось совершенно неизвестным. Вроде бы, его еще можно было спасти, если бы вовремя отвезли в больницу. Только этого не случилось — обнаружили его только утром. На серо-красном снегу.

Жертва эта стала первой. Но далеко не единственной и не последней. В тот день он понял, как именно можно убивать.

За что — он знал уже очень давно.

А через несколько недель ему открылась и еще одна часть Дара.

Он, отойдя от дома буквально на несколько шагов, оказался в совершенно ином городе…

* * *

Санкт-Петербург,

2005 год.

— Ну что, теперь надо выяснить два вопроса. Во-первых, зачем Ребров пожаловал в Петербург, да еще и в мир текущей реальности. А во-вторых, надолго ли теперь растянется наша спокойная жизнь, — высокий седоватый человек, похожий на отставного военного, испытующе поглядел на своих собеседников. Присутствовал расширенный триумвират, как назвал это собрание Рэкки — то есть, сам глава Темных, Казарский из центра общественных связей, тот самый «настоящий полковник» по фамилии Стрешнев, и миловидная женщина восточной внешности. Она руководила самым небольшим и самым загадочным отделом «Стражи» — Нейтралами.

— А насколько мы уверены, что это именно Ребров? — спросила женщина.

— На все сто, — хмуро подтвердил Рэкки. — Все необходимые расспросы были уже проведены. В ГУВД, среди врачей проводивших вскрытие… Это он, никаких сомнений.

— Опрос проводился по методике? — на всякий случай уточнила дама.

— Разумеется, — кивнул Рэкки. — С частичной амнезией, как положено. Не за чем нам светиться.

— Понятно, — коротко сообщил Стрешнев. — Тогда уж расскажите, что еще выяснили?

— Да уж выяснили. Это ГУВД у нас не могло докопаться, кто там в Волковке утонул. В общем, так. Приехал он сюда прошлой осенью…

— Приехал? — брови Стрешнева взметнулись вверх.

— Может быть, прибыл с кромки, — дополнил Казарский. — Билетов мы не видели. Снимал жилье…

— Квартиру осмотрели?

— Конечно. Ничего интересного, полный голяк. Да, не очень большая сумма в рублях, чуть побольше — в евро. Ни оружия, ни единого магического артефакта. И вот что — жизнь он вел довольно замкнутую, вообще мало с кем контактировал.

— Откуда известно? — спросил лидер Светлых.

— От квартирной хозяйки, — это прежде всего.

— Ну, уж не может быть, чтоб со своими не контачил, — усмехнулся Казарский.

— Все может… — проговорила женщина. — Что-то же его заставило в Волковке утопиться.

— Уж не думаю, что сам, — Стрешнев еле заметно улыбнулся. — В то, что совесть его замучила — и подавно не поверю. А вот то, что Сообщество пока никак себя не проявляет — это странно. Пора бы…

— Говорите, он здесь с прошлой осени? — спросила женщина. — Не значит ли это, что он был как-то задействован…

— Вряд ли, — Рэкки покачал головой. — Здесь могло быть другое. К сожалению, посредник был тогда застрелен…

— Вашими, Рэкки, людьми, — в голосе Стрешнева послышалась едва заметная нотка торжества.

— По необходимости, — быстро парировал Рэкки. — Другого выхода не было…

— Выход есть всегда, — возразил Стрешнев. — Ниточку хорошо оборвали, хотя искали совсем не посредника. Надеюсь, ваш вольноотпущенник был с вами откровенен? Кстати, с ним можно связаться?

— Можно, — Рэкки сохранял спокойствие. — Только нового ничего мы от Яна не узнаем. Я сильно опасаюсь, что Ребров ему знаком не был.

— Может быть, может быть… — Стрешнев задумчиво повертел в руке карандаш.

Речь шла все о том же событии минувшей осени, когда дело могло кончиться очень большими неприятностями. Существо, лишь внешне похожее на человека, обнаружилось здесь, в Петербурге. И это было далеко не самое страшное. Если бы ему позволили окрепнуть, и обыкновенный захват власти мог бы показаться сущей ерундой.

В процессе охоты, закончившейся стрельбой в клубе «Гремлин», выяснилась и еще одна интересная подробность — о существовании мира кромки узнал кто-то из здешних, из тех, кем неплохо бы заняться компетентным органам. Возможно, это были какие-то террористы. Возможно — торговцы наркотиками. Выяснить этого не удалось — посредника пришлось застрелить в том же клубе, о чем Рэкки искренне жалел.

Во всем этом был только один плюс — сами террористы или кто там еще по кромке разгуливать не могли. Большинство магов из Сообщества — к счастью, тоже. А значит, наполеоновские планы насчет безопасной транспортировки наркотиков и оружия через кромку пока что так и оставались планами.

— Знаете, что я предложил бы, — сказал Рэкки. — Прежде всего — тебе, Сережа, — обернулся он к Казарскому. Надо просмотреть все загадочные и экзотические случаи самоубийств по сводкам ГУВД. Пожалуй, так будет недолго и на истину набрести.

— Уже делается, — кивнул Казарский. — Послезавтра — доложим.

— Тогда — объявляем тревогу, якобы учебную, пускай ваши, Сергей, люди поменьше гуляют поодиночке. И носом землю роем. Ведь для какой-то надобности он сюда прибыл.

— Пока только одно предположение — чего-то не поделил с Сообществом, — пожал плечами Рэкки. — Да, придется держать в полной готовности все наши выходы на кромку.

— Ну, это уж как положено по тревоге, — Стрешнев явно считал, что совещание уже закончено.

Когда Рэкки спускался по лестнице, на его губах играла едва заметная улыбка. Сейчас никто не смог бы назвать его «смурным». Кажется, неприятности готовы были вот-вот разразиться. А это — пожалуй, все же лучше, чем полный штиль с неизвестностью.

* * *

«Где-то во Франции»,

май 1940 года.

Такой стремительности врага не ожидал никто — даже те, кто не доверяли хваленой «линии Мажино». Предполагалось, что война не выйдет из неких рамок — как четверть века назад. Войска установят твердую линию фронта, потом будет долгая череда битв, небольших отходов и наступлений.

Реальность оказалась совершенно иной. Французов просто отбросили на юг. А с ними — и британцев.

Случилось так, что в том самом городке, в котором квартировал британский отряд, и произошел его последний бой…

…Джордж открыл глаза. Перед ним было небо, заслоненное каким-то темным предметом. Он все никак не мог сообразить, что это — как будто это представляло для него важность.

Почему-то было очень тихо. А когда он потерял сознание, все было не так. Шел бой, лейтенант приказал выбираться из развалин школы — но было уже поздно. Командира убило через пятнадцать минут, а что стало после, Джордж не видел.

Он попробовал пошевельнуться. Это, как ни странно, получилось — почти нормально, тут же вернулись ощущения, резкая боль пронзила ногу, и он непроизвольно сел. Нет, кажется, всего лишь царапина. Значит, руки-ноги целы — уже хорошо. Но что же с ним случилось? Он никак не мог этого вспомнить, как ни старался.

Джордж привалился спиной к каким-то обломкам, пытаясь сообразить, что с ним и где все свои. Они должны были покинуть город сегодня и попробовать пробиться к побережью. Ничего больше не оставалось — бой был проигран, это понимали все. Но и отступить не получилось…

Он еще раз посмотрел вверх, и вдруг с ужасом понял, — пока он сидит здесь и пытается хоть что-то вспомнить, балка над его головой не держится почти ни на чем. Небольшое сотрясение — и все это грохнется на него.

Джордж поспешно отполз, стараясь не устроить этого самого сотрясения. Тут же он понял, что малейшее движение вызывает головную боль — нет, это было не ранение, похоже, что его контузило.

Двор школы, где стояла полевая кухня, сейчас был завален обломками. От самой кухни не осталось практически ничего. И никого не было поблизости — ни своих, ни врагов.

Может быть, отряд решил, что он, Джордж, погиб, или его не смогли найти — и ребятам все-таки удалось прорваться? Трупов, вроде бы, нет.

Он, конечно, понимал, что это — вряд ли, что, скорее всего, трупы лежат под завалами, что по ним била артиллерия, и если его не ранило осколками, то это чудо. И теперь оставалось думать, что ему делать дальше.

Дорог было несколько. Самая простая — отыскать противника и сдаться. Собственно, можно и не отыскивать — его найдут и так.

Или же попробовать дойти до побережья… Только что он там найдет? И сможет ли дойти — по территории, которой он, в общем-то, не знает. К тому же, враг просто обязан быть повсюду.

Можно еще и так — идти на юг, там французы пытаются сдержать врага. А если их разгромили, тогда надо добираться до испанской границы. Опять-таки, рядом будут враги. А с его несколькими французскими фразами он, конечно, уйдет очень далеко. Это уж не говоря про одежду, которую придется раздобыть как можно скорее, лучше — прямо сейчас. Вот только где?

Он вовремя успел спрятаться в развалинах, заслышав голоса. Говорили видимо, довольно громко, иначе он ничего не расслышал бы — слух еще не восстановился. И речь была чужой…

Враги!

Вероятно, у немецких солдат было задание — осмотреть развалины школы и прилегающих зданий. Скорее всего, они не ожидали застать живых — иначе, все же, пришлось бы соблюдать меры предосторожности. Но Джордж был бы наверняка обнаружен.

Его спасло то, что едва не погубило.

Тяжелая деревянная балка, которая держалась на честном слове, наконец решила, что — хватит. И с грохотом сползла вниз, — до Джорджа долетело облачко пыли.

Кто-то из солдат издал резкий выкрик — должно быть, ругательство. Некоторое время они о чем-то спорили, стоя в десятке футов от Джорджа. Наконец, послышались удаляющиеся шаги.

Видимо, было решено, что осматривать эти развалины не следует: экая глупость — пережить бой, и погибнуть оттого, что на тебя грохнулась сверху какая-то гадость! И немецкая пунктуальность уступила место немецкому же здравомыслию — пускай потом это здание разбирает специальная команда.

Немецкое здравомыслие дало Джорджу передышку — хотя бы на время. Больше до самого заката никто его не беспокоил. Несколько раз ему казалось, что он слышит звуки стрельбы — но в очень большом отдалении. Должно быть, линия обороны откатилась далеко к западу и к югу.

Страшно хотелось пить. Голод пока что, как ни странно, его не мучил, а вот жажда становилась просто невыносимой. Но попробовать отыскать воду можно было только ночью, никак не раньше. А сейчас следовало час-полтора спокойно полежать здесь, и желательно — издавать как можно меньше шума.

Шорох послышался совершенно неожиданно. Джордж медленно повернул голову. Неужели здесь остался еще кто-то из отряда?!

Но никакого шевеления он не заметил — до тех пор, пока его руки не коснулась мягкая шерсть. Кошка!

— Даринг? — шепотом позвал он. Вот этого уж никак не могло быть! Кажется, здесь не должно было остаться ничего живого.

Вместо ответа послышалось тихое мурлыканье.

Джордж приподнялся на локте, дотянувшись до зверя. Да, судя по размерам, это была именно его кошка — и никто иной. Даже след от ошейника на шерстке сохранился.

Как ни странно, головная боль куда-то делась, словно бы зверь мог вытянуть из него эту мерзость. Сухость во рту и жажда оставались, нога слегка саднила — зато мысли прояснились. А кошка перебирала лапками, будто пыталась что-то ему сказать. Как в ту ночь, когда он оказался под прицелом снайпера.

— Выбираться будем, зверь? — одними губами произнес Джордж. И ему показалось, что кошка не только услышала его слова, но еще и поняла их.

Она что-то тихо промурлыкала. И снова, как в тот момент, когда он, сам не зная как, спасся от снайпера, чья-то воля мягко коснулась его сознания. Он понял одно — не сейчас. Нужно еще немного выждать, когда окончательно стемнеет.

Иначе — гибель.

Прошло еще часа два, когда Джордж осторожно выполз из развалившегося здания. Здравомыслящие немцы были бы, пожалуй, поражены, если бы поняли, что англичанин выбрал себе в проводники кошку. Наверное, они сказали бы, что он слаб духом, коли после боя сошел с ума, причем настолько капитально. Возможно, даже презрительно посочувствовали бы.

Но в том-то все и дело, что Джордж с ума не сошел. Во-первых, выбора у него все равно никакого не было. А во-вторых… Уж коли эта кошка спасла ему жизнь один раз, почему бы этому не произойти дважды? Но дело было даже не в этом. Просто он не мог не подчиняться. Чужая воля тащила его за собой — так кошка тащит в зубах своего беспомощного малыша, унося его подальше от опасностей.

Правда, Джордж даже не подозревал, какие именно опасности могут его поджидать дальше. Он думал о немцах, о шальных пулях и снарядах, о каком-нибудь французском фермере, который может выдать его нацистам, если он будет у него прятаться.

То, что с ним случилось, оказалось куда загадочнее и непонятнее.

А началось все, когда он проковылял несколько ярдов от своего убежища, когда ночь неожиданно осветилась, и город стал совсем непохожим на прежний. Он будто бы потерял свои очертания, стал иным, нереальным…

Но больше всего Джорджа поразила не эта перемена. Он остолбенел, забыв обо всех прежних опасностях, стоило ему только посмотреть на кошку…

* * *

Санкт-Петербург,

2005 год.

— Привет, — он заметил девушку, еще подъезжая к остановке. Ради такого случая приходилось договариваться по мобильнику и садиться на автобус или трамвай. Не следовало показывать, что ты можешь позволить себе дорогой автомобиль. Конечно, от номера машины можно отвести глаза, делается это быстро и просто — вот только рисковать лишний раз все равно было не нужно. К тому же, машина автоматически сделала бы его «не своим».

— Привет, — проговорила она. Обычная девчонка из неформальной публики, из бедных, разумеется, не из ново-русской прослойки. Вот и хорошо — меньше вопросов будет.

Они поздоровались — тем самым странным рукопожатием, которое принято в определенных кругах — что у хиппи, что у готов, что прочих обитателей тусовки на Лиговке.

Собственно, и нашел-то он ее именно там — в тот момент, когда она выводила на стене под аркой какие-то затейливые кельтские узоры.

— Принес? — спросила девица, которую звали Морганой, и слегка шмыгнула носом.

— Никак простыла? — спросил он. — Май на дворе… Ладно, давай-ка в кафешку, там все дела и решим.

Девушка кивнула, и оба двинулись к подземному переходу на площади Труда. Там, среди подземных магазинов, была и кафешка — притом, почти всегда полупустая. Это было как раз то, что нужно.

Впрочем, сегодня народ в кафе был.

Гуляла какая-то компания крепких парней, но совершенно не бандитского вида. На посетителей они не обратили внимания, тем более, что парни были не одни. При них была какая-то дама, второй же дамой, уже основательно напоенной, оказалась не кто иная, как барменша, одетая в отвратительную розовую кофту. Посему, пива пришлось подождать.

Он вернулся к столику с заказанным пивом, потом, бросив взгляд по сторонам (Моргана и не знала, что после этого в самом переполненном кафе можно смело решать все дела, например, бросить на стол пачку «зеленых» и спокойно, без излишней спешки их пересчитать).

— Готово, — сказал он, вынимая довольно толстый конверт.

— За три, — напомнила практичная Моргана.

— Именно. Кстати, будет еще работка. И довольно много.

Девушка кивнула.

Вот чего у него не было, так это способностей к рисованию. Вообще никаких. И по чистописанию в свое время были сплошные «тройки» — вот тебе и отличник! Он посмотрел на девушку. Знает ли она, что был когда-то в школе такой предмет — чистописание? А про чернильницы-невыливайки что-нибудь слышала?

Подумать только — никто не мучает нынешнюю молодежь такой дрянью. А молодежь счастливой почему-то так и не стала.

Впрочем, ответ на этот вопрос он знал — или ему так казалось.

Выяснилось, что пиво они взяли как раз вовремя — барменша включила видик с караоке. Кампания затянула — кто в лес, кто по дрова — про «ой, мороз, мороз» и еще что-то там про коня. Песня была как раз по сезону.

Моргана («в миру», то есть по паспорту — Марьяна, о чем он успел узнать) немного нервно пересчитала деньги, убрала их в карман плаща.

— Ты бы плащ не носила сейчас. Перегреваешься — и простужаешься, — посоветовал он.

— Да брось, ерунда, — она сделала большой глоток пива. — Лучше скажи, где теперь…

— Во-первых, на Дыбенко, это Правый берег.

Девушка задумалась — похоже, она была не из тех, кто знает каждую улицу своего города.

— Адрес подскажу, конечно, — сказал он. — Потом — в центре. Знаешь, за Витебским есть бульвар. Там афиши, газеты расклеивают. Вот там и надо сделать. И потом — здесь, на Конногвардейском.

— Тоже на афишах? — уточнила Моргана.

— Именно. Не портить же, я думаю, Манеж. Вон, в Москве Манеж уже сгорел, если еще у нас будет загажен… Нехорошо-с, — он слегка улыбнулся.

«Тебе еще там выставляться — лет через двадцать», — мысленно напророчил он.

— Слушай, я все-таки не понимаю — зачем все это?

— Знаешь, я и сам не понимаю, зачем это моему сдвинутому на детективах братцу, — доверительно сообщил он. — Деньги есть, мозгов… сама понимаешь. В общем, платит — и ладно…

Как правило, это нехитрое объяснение вместе с деньгами действовало очень убедительно.

— Ну что, пойдем потихоньку? — спросил он, когда пиво было допито.

— Ну да… — согласилась Моргана. Он отлично ее понимал. Что это за странный молодой человек, который не оказывает почти никаких знаков внимания? Для современной девушки, да еще и неформальной, такой парень был совершенно непонятен. К тому же, она наверняка считала себя симпатичной.

Вот только не в его вкусе. К тому же, что ей о нем известно? Только то, что он потрудился сообщить. А сообщил он очень немного — а уж действительности не соответствовало почти ничего. Ни имя, ни возраст… Про род занятий и говорить не приходилось.

Он немного торопливо расстался с девушкой около трамвайной остановки, не забыв передать тот самый адрес, где рисунок и надпись должны были появиться раньше прочих. Рисунок всегда был разным, буквы — тоже, об этом договаривались каждый раз отдельно. Вот содержание надписи никогда не менялось:

СЕГОДНЯ НОЧЬЮ ВАС ДОЛЖНЫ УБИТЬ!

— А ты тоже едешь? — спросила девушка с некоторой надеждой. И он слегка удивился. Вот только не хватало, чтобы она в него влюблялась. Это в его планы совершенно не входило.

— Нет, мне сейчас — пешком, — он неопределенно махнул рукой куда-то в сторону острова Новая Голландия, чьи мрачные темные здания виднелись за площадью. — Так что извини, не провожу.

— Ну, бывай…

Он немного постоял, глядя, как трамвай движется в сторону моста. Теперь было пора идти. Моргана не была добровольной помощницей. Но это не значило, что добровольцев не было совсем. Были, еще как были — по крайней мере, один. Этот готов был работать за спасибо. Лишь бы только сделать гадость, да побольше неким союзам магов, которые существовали в мире текущей реальности. Да такую гадость, чтоб помнили его долго и основательно.

Для него и Сообщество, и «Стража» были врагами. Врагами опасными и деятельными.

И тот, кто решил восстановить справедливость, прекрасно об этом знал, когда шел по набережной мимо Новой Голландии, мимо того самого злополучного клуба «Гремлин», где прошлой осенью случилось столько неприятностей…

А потом человек свернул под арку одного из домов — и не вышел с той стороны. Точнее, конечно вышел — просто не в мире текущей реальности.

…Эти окрестности острова Новая Голландия только в здешнем мире считаются центром города и неплохим, в общем-то, районом. На кромке эти места почти что безлюдны. Даже ночью здесь мало кого встретишь. А уж днем — и подавно.

К слову сказать, самым опасным временем в мире кромки считается как раз день. Тому есть много объяснений. Как правило, разумные существа в этом мире спят ночью, а бодрствуют днем. А кромка в некоторой мере — это отражение мыслей и чувств разумных существ.

Не очень-то приятное объяснение для людей и для человечества в целом. Зато — справедливое. Впрочем, не единственное.

Во всяком случае, монстры на кромке чаще всего встречаются именно днем. Впрочем, тому, кто случайно попал туда даже ночью, мало все равно не покажется. Того, что люди зовут чудовищами, там хватает всегда. И даже если они не причинят зла, человек может сам стать себе наихудшим врагом — и, возвратившись в реальный мир, отправиться в больницу. Бывает, что и навсегда.

Ну, а если провалиться на кромку в окрестностях Новой Голландии, в местах, которые «стражники» прозвали «Собачьей слободой» — да еще и сделать это днем, — то шансы возвратиться (в любом виде) стремятся к нулю. В принципе, такого бедолагу можно не искать даже на предмет похорон. Как правило, псы кромки обглоданных скелетиков не оставляют.

Но дружить с такими собаками — это, знаете ли, надо уметь. Пожалуй, даже родившиеся на кромке посмотрят на такого умельца с уважением — или с некоторой оторопью. Он, несомненно, должен быть опасен.

И будут очень неправы.

Сейчас Ян стал совершенно безопасным. А мог бы стать мертвым — и если не стал, то должен был бы благодарить Рэкки. Благодарить за то, что можно назвать «следственной сделкой». Мол, натворил ты. Ян, художеств: контрабандой занимался, предметы антиквариата переправлял с кромки в реальность и обратно, магические артефакты… Это бы ладно, так еще и живых собак. С кромки. В качестве охранников для богатых пустоголовых хозяев, понятия не имеющих, откуда такие собачки берутся. Нет, объяснять им уже ничего не надо, им в аду, должно быть, черти объясняют, что глупость — это грех. А правда, Ян, что тебе приплачивали еще и за то, чтобы этих хозяев собачки покусали? Да не смотри так удивленно, это ведь правда… А за такую неприятную правду придется отвечать. Знаешь, есть такая страна — Швейцария? Так вот — там, в городе Женеве, есть такая организация, называется Посредники. Международный суд в Гааге — он для людей. А для нас — милая политкорректная Женева. И никто там тебя убивать не станет. Магических способностей лишат — это они могут. А потом — живи не хочу…

Вот именно — «не хочу». Ян отлично знал, что после такого жить именно не хотят. И не живут, что характерно, больше полугода. А в Женеве руками разводят — мол, сами-то не убиваем, жизнь разумного — это предмет священный и неприкосновенный.

Вот точно так же инквизиторы не любили пролития крови.

А потом Яну сказали и кое-что иное. Да, преступлений на нем висит — во множестве. Но ведь он честно помог обнаружить и уничтожить существо, которое куда как более опасно, нежели он сам. Он даже пострадал при боевой операции. А это требует награды. В его случае — оставления магических способностей. С некоторыми ограничениями. Отныне он сможет выбрать, где ему жить — здесь или на кромке. Но если уж выберет кромку, то оттуда — никуда! Хватит кровь портить «Страже»!

У Рэкки было в запасе достаточно сдерживающих магических артефактов.

Вот так Ян и оказался в пустых дворах Собачьей Слободы — в своем родном мире.

Но даже и не подумал жить, радоваться и благодарить судьбу и Рэкки…

Те, кто считает, что оборотней не бывает в природе, просто никогда их не видели. Потому что те, кто видели, говорят очень редко, а иногда — совершенно не по существу.

Ну еще бы — жил себе спокойно человек, а потом взял — и превратился в зверя. И хорошо, если в обыкновенного зверя.

Тот, кто шел сейчас по Собачьей Слободе на кромке, среди пустующих домов с выбитыми стеклами, неизвестно, почему и как здесь оказавшимися, не был похож на обычного зверя. Пожалуй, его можно было бы сравнить с каким-нибудь крупным леопардом — или же, с пантерой. Но у пантер растет шерсть, а не слегка серебрящаяся в сумерках чешуя. У пантер не бывает таких длинных клыков, торчащих из пасти. И хвоста, заканчивающегося острой стрелкой, — ядовитым оружием, — у них тоже нет.

Это был мантикор, зверь, встречающийся лишь в легендах и мифах (видимо, кто-то когда-то все-таки кое-что видел — и даже рассказать сумел). Конечно, он мог и не перекидываться. Но собаки, которых прозвали Адскими Гончими… С ними вечно случаются проблемы. А проблем ему сейчас было совершенно не нужно.

Теперь нужно было протиснуться еще под одну из арок, и как раз в этот момент перед мантикором возникли два крупных черных пса. Вообще-то, сейчас было для них не время, но это существо — каким бы сильным и могучим оно ни было, следовало задержать. Ведь оно наверняка хотело нарушить покой их Хозяина. А это было плохо, чрезвычайно плохо.

Тварь коротко рыкнула на псов — беззлобно, но совсем не добродушно. Это значило — убирайтесь, я пришел не по вашу душу.

Конечно, вся стая скопом, вылезшая из многочисленных подвалов, могла бы стать угрозой и для мантикора. Большинство псов полегло бы в бою, но оставшиеся вполне могли стать покалеченными победителями.

Послышался чей-то голос, и псы застыли на месте.

Мантикор тоже остановился.

Теперь надо было дождаться того, кого псы с кромки, по крайней мере, здешние, слушались безукоризненно. Яна.

Вскоре показался и он сам — довольно видный и симпатичный парень — и по меркам реальности, и по представлениям кромки. Высокий, чуть скуластый, черты лица довольно тонкие. Он посмотрел на мантикора, на собак, отдал короткий приказ, и Адские Гончие нехотя убрались.

— Что, опять решил истинный облик принять? — усмехнулся бывший контрабандист.

Вместо ответа мантикор в какую-то неуловимую долю секунды поменялся — его силуэт расплылся, сделался нечетким — а через мгновение перед Яном стоял вполне обычный человек.

— Привет, — сумрачно поздоровался он. — Списочек составил — чего тебе сюда притащить в следующий раз?

— Составил, — вздохнул Ян. — Только знаешь, муторно все это… Как в тюрьму — передачки.

— Догадываюсь, — кивнул оборотень. — Сам хорошо представляю. По-моему, они немного перегнули планку…

— Немного?! Ты считаешь, что вот это — немного?! — Ян провел рукой по подбородку, где виднелся тонкий и слабо различимый в сумерках ошейник. — Понимаешь, ты сейчас уйдешь, а мне — оставаться здесь…

— Вообще-то, ты родился здесь, — напомнил оборотень. — А первый раз в том мире был для тебя очень неприятным…

— Правда твоя, — кивнул Ян. — И все равно — у меня нет теперь свободы!

— Знаешь, мог бы прикончить твой ошейник — давно бы это сделал. Не получится пока, — вздохнул оборотень.

— А что они там? Небось, с облегчением вздохнули? — в голосе Яна прозвучала горечь.

— Не очень-то. Кто как, конечно. Да, вот что — я все-таки постараюсь этот ошейник с тебя снять. А ты после этого постарайся не вредить. Не им, не кому-то вообще… Захочешь там появиться — пожалуйста, дело твое. Но не больше…

— А то что?

— А то же, что с одним не очень приятным типом недельки две назад. Кстати, он тебе должен быть знаком, правда, не лично. Большой был специалист по интригам и по терактам — самым разным. Вплоть до прорывов кромки.

— Погоди, ты о ком? Если я правильно понял?..

— Правильно, правильно, — заверил Яна оборотень. — Очень ему хотелось оружие транспортировать — твоими руками, например. И хорошо, что ты на это, в конце концов, не пошел. Иначе у нас с тобой был бы короткий разговор.

— И что с ним?

— Утонул. В сортире, можно сказать, — коротко хмыкнул оборотень. — С такими как он иначе нельзя. А вот ты — готовься воевать. Придется тебе сыграть на стороне твоих обидчиков…

— Я уже слышал. Не верю я тебе. Как бы ты…

— Не оказался таким же, как они? А кто они такие, друг Ян? Они все — разные. Рэкки — один, Стрешнев — другой, маги из Сообщества — они тоже разные, хотя поганые до жути, что да, то да. Так что даже если бы я был из них… Это мало что изменило бы. Так вот, не исключено, что между «Стражей» и Сообществом очень скоро начнется большая и затяжная война. И начнется она в Петербурге — и там, и здесь, на кромке. А когда Сообщество ляжет костьми (вот тут нам придется хорошо постараться), «Стража» тоже станет немножечко другой. Посправедливее, что ли. Не будет того врага, который давил на них. Вот тогда и за тебя словечко замолвим.

— Долго ждать, — проговорил Ян.

— А быстро, знаешь ли, только мухи плодятся. Значит, вот что — завтра постарайся быть здесь в район ближайшей станции метро. Туда ты, конечно, не полезешь — и правильно сделаешь. Мне нужно другое — если один человечек бросится оттуда бежать, то далеко уйти он не должен.

— Что за человечек?

— Из Сообщества. Довольно мерзкий тип. И у меня есть предчувствие, что он завтра провалится на кромку как раз на «Адмиралтейской». И без разницы, что там такой станции пока что нет.

— Ну, оно понятно. Я его знаю?

— Не думаю. Он, между прочим, зарубежная птица. Прилетел проверять, что тут творится. Обратно не улетит.

— Ты понимаешь, что сделает Сообщество, когда узнает, что важные персоны… Я — не из ваших, и то знаю.

— А я — еще на это и рассчитываю. Не надо бояться войны, если ты прав. Наоборот — это шанс все очень быстро вычистить. «Стража» связана разными запретами, есть всякие Посредники, их наблюдатели здесь… А когда случится война, все запреты отправят куда подальше. А победят — будут диктовать волю Посредникам.

— Хорошо задумано. А если проиграют? Мне-то без разницы, мне вашей «Стражи» век бы не видеть. Но ты…

— Знаешь, если не победят — значит, ничего они не стоят, и туда им дорога… — резко сказал оборотень.

 

Глава 5

Покушение

2005 год,

Санкт-Петербург.

Марина думала, что ее жизнь должна каким-то образом перемениться после того, что ей удалось услышать и узнать. В конце концов, объявление тревоги — это дело серьезное.

Но ничего особенного не последовало. Ей было велено явиться в центр общественных связей — точно так же, как и накануне. Ее познакомили с народом (оказалось, что в центре работают и Светлые, и Темные, но при этом все каким-то образом сумели сдружиться, и никаких трений не возникало вообще). А потом Сергей — да, теперь его можно было вот так, запросто именовать, — предложил ей очередное задание.

Оно было вовсе не связано с беготней и репортерской работой. Как раз наоборот — нужно было долго и вдумчиво сидеть за компьютером.

Кстати, если господина Казарского можно было именовать теперь Сергеем, то про свой неожиданный переход на «ты» он предпочитал не вспоминать. Все же, пускай Марина и справилась с заданием, и принесла интересную и даже весьма, новость, — но все же девушка оставалась пока что стажером.

— Я только одного понять не могу, — честно сказала она Казарскому. Тот слегка удивленно поднял на нее глаза.

— А при чем здесь магические искусства? — продолжала она.

— Во-первых, — он слегка улыбнулся, — эти материалы — опровержение работы Сообщества. А даю я вам их как раз потому, что вы этой темой никогда раньше не занимались. Эти твари пишут статьи, рассчитанные на не-специалистов. И отповедь им должен давать не-специалист. А во-вторых — а что такое, по-вашему, слово? Тем более, печатное или произнесенное по телевизору? Разве Рэкки вам не говорил? Это ведь та же самая магия! «Словом можно полки за собой повести…» Ничего себе, сотрясения воздуха, звуковые колебания! Как это вам?! Но вам полки вести не потребуется. Пока что.

Это было верно — к военной отрасли материал не относился. Был он опубликован в газете, которая, как выяснилось, поддерживалась неким зарубежным фондом («Перебили бы наши тамошние коллеги все такие вот фонды!» — в сердцах сказал Казарский). Материал назывался — «Космонавтика — за гранью человеческих возможностей», — и был опубликован немалым тиражом.

«Лучшее доказательство того, что человек и Человечество не готовы пока к космическим полетам, — говорилось в статье, — это даты смерти землян, побывавших в космосе. Мы пока что не берем катастрофы космических кораблей — это могло бы стать темой для особой статьи: человеческие жизни ставятся в зависимость от малейших технических неисправностей и неполадок. Нет, речь пойдет пока что только о тех, кто успешно выполнил задание и целым и невредимым вернулся на Землю. Но это лишь слова. Целым — возможно, а вот невредимым — вряд ли…»

А дальше шли детали — даты жизни и смерти космонавтов, примерные причины смерти. Ну и делался вывод — полеты в космос крайне вредны для здоровья, человек так устроен, чтобы быть привязанным к земле.

— А материалы для опровержения? — спросила Марина.

— В Инете, где же еще. Адреса сайтов у меня есть. А вы сегодня их внимательно просмотрите, все что нужно — выпишите. Я бы сам за это взялся, да боюсь, что растекусь мыслию по древу…

Марине предоставили компьютер — и спокойствие.

Статья оказалась грамотной — вот что скверно. Марина перечитала все это раз, потом — еще один… вроде, и не подкопаешься. Но Сергей сказал, что это — довольно легко. Интересно, почему?

Первый же просмотр соответствующих сайтов подсказал и решение, и Марина принялась за подсчеты и вычисления. Тут же и выяснилось множество подробностей. Ну, к примеру, что один из астронавтов, скончавшихся на Земле, погиб во время восхождения на Эверест — причем, в крайне преклонном для альпиниста возрасте. Несколько человек, летавших на Луну, действительно умерли, но другие — живы, здоровы и полны сил. Словом, ничего сверхкошмарного не происходит. А автор статьи — что характерно, обладатель каких-то научных званий — просто занимался передергиванием фактов.

К вечеру контр-статья была готова, и Марина явилась в кабинет Казарского, держа в руках распечатку. Сергей быстро просмотрел написанное, сделал два или три росчерка красным карандашом, а потом снял очки и улыбнулся.

— Ну вот, — сказал он, — совсем и не сложно. Привыкайте, Марина, наша служба — не только путешествия по кромке и задержания разных подозрительных типов.

Честно говоря, Марина представляла службу совсем не сидением в кабинете за компьютером. И Сергей, кажется, понял, что она хочет сказать.

— Не беспокойтесь, Марина, успеете еще навоеваться. Может, очень даже скоро… — Казарский снял очки, его глаза как-то по-особенному блеснули, сейчас они выглядели ярко-зелеными. — Кстати, могу вас и сегодня довезти. Мне дальше, на север, а вас высажу на Петроградской…

Все-таки любопытство было у Марины, видимо, в крови, поскольку, когда они уже были в машине, она не удержалась и задала давно беспокоивший ее вопрос:

— А что там с этим самым… Ну, которого из Волковки выловили?

— А, вот вы о чем… — улыбнулся Сергей. — Он в свое время сдал «Стражу». Давняя и очень некрасивая история. Задолго до вашего, Марина, рождения… Сдал — и исчез. Да вы это, наверняка уже выяснили…

Марина украдкой беспокойно посмотрела на Казарского. Его лицо было совершенно спокойным и безмятежным — ну, если не считать того, что он внимательно следил за дорогой.

— Его, конечно, очень хотели найти, а он хорошо лег на дно. Видите ли, тут все дело в другом. Насколько он был человеком Сообщества, и насколько Сообщество сочтет нужным принять ответные меры… Кстати, поэтому хотел бы вас предупредить… Вы ведь по кромке ходите уже достаточно хорошо? Вас ведь Корвин обучал, не кто-то другой? Так вот — если тревоги не объявлено, а вы заметили что-то очень опасное и подозрительное — советую уходить на кромку, а там уж видно будет.

— Что, так серьезно? — беспокойно спросила Марина.

— Серьезней некуда. Если что-то случится — очень не хочется рисковать молодежью…

— А вы сами?..

— Ну, — он улыбнулся, — какая же я молодежь? Только — с виду. Ну вот, зеленый, наконец-то…

Машина мягко тронулась вперед.

На сей раз он не стал подъезжать прямо к офису «Стражи», а остановил автомобиль у обочины.

— До завтра…

Он некоторое время смотрел, как девушка идет ко входу в офис. Потом достал из бардачка пачку сигарет, взял одну, затянулся. После чего резко сдернул с места машину.

* * *

Санкт-Петербург, кромка,

май 2005 года.

Ненависть к любому, кто претендует на роль хозяина, была у Яна в крови. Хотя, пожалуй, немного не так — ненависть появилась, когда он, еще совсем подростком, провалился в тот мир. Хорошо, хотя бы, уже одно то, что он не угодил под колеса, не погиб по глупости. А ведь вполне мог.

Вместо этого он, не имея ни документов, ни денег, попал в отделение милиции. А потом оказался у человека, который назвался его спасителем.

Человек отлично знал о мире кромки, но попасть туда не мог. К тому же то, что ему было там нужно, порой требовало значительного риска.

Так что Яну пришлось очень хорошо поработать на этого человека. А заодно — освоить азы профессии контрабандиста. И — временно — смириться с положением раба.

А его хозяин и не подозревал, что парнишка умнеет на глазах. Он позволил себе расслабиться, и это стало непростительным грехом. А за грехом последовала и расплата.

Обескровленный труп бывшего хозяина Яна — мага из Сообщества — вызвал в свое время у стражников не меньшую сенсацию, чем труп, выловленный в Волковке. Конечно, этот тип не был супер-предателем, но вреда нанес немало. Правда, с именем Яна его труп никто не связал. Да и ладно, не очень-то нужна была такая слава начинающему вольному контрабандисту.

И несколько лет Ян был головной болью «Стражи» — пока в прошлом году его не подвела излишняя самоуверенность. Вот тогда и пришлось ему отправиться в ссылку на кромку. Навсегда — в свой родной мир.

Вообще-то, хотя его хозяин из Сообщества был отпетой гадостью, можно было бы его пощадить — ведь без него Ян был бы самым заурядным вампиром на кромке, из тех, что, как правило, даже плохо представляют себе, что есть еще какой-то там мир. Таких довольно много, и ничего особенного они из себя не представляют. Контрабандистом Ян стал тоже с нелегкой руки этого человека с неприятными бегающими глазками и добродушным лицом.

Что касается «стражников», то те вообще сделали Яну огромное одолжение. А могли бы и не делать — и были бы в полном праве.

Беда в том, что такого добра Ян не ценил. Да и не принимал.

Точно также он относился и к своему новому союзнику. Еще одна сила, вмешавшаяся в конфликт «Стражи» и Сообщества? Да хоть сотня сил — но пусть он снимет ошейник, а не занимается долгими обещаниями! А так — ничем он от них не отличается. Помогать этому мантикору, пожалуй, надо — до поры до времени.

Ян погладил загривок одного из своих псов, задумавшись над тем, как бы примирить исконных обитателей Собачьей Слободы с их исконными врагами — кошками. Пожалуй, единственные, кого Ян искренне любил и в ком не сомневался — это животные. К людям он относился немного иначе. Даже девица из реального мира, как выяснилось, любила его за то, что у него водились деньги. Ну, а среди контрабандистов никакой дружбы не бывает — есть деловое партнерство (и то очень редко) или откровенная вражда (гораздо чаще).

Прав был его новый союзник: мир — штука не очень справедливая. Вот только этот мантикор был частью несправедливого мира.

Впрочем, сейчас надо было действовать. Значит, если некий человек, о котором говорил оборотень, выберется из метро (что вряд ли), то он не должен уйти?

Пожалуй, собаки — это излишняя предосторожность. Достаточно будет и одного Яна. Хотя нет, двух-трех собак стоило бы с собой прихватить — надо же впечатление произвести. А то от вида всей стаи несчастная жертва, пожалуй, сойдет с ума и станет непригодной для дальнейшей работы.

* * *

Санкт-Петербург,

Май 2005 г.

Честно говоря, он предпочел бы убить эту поганую тварь, которая ехала с ним сейчас в одном вагоне метро. Просто взять и убить — без всяких церемоний. Он уже начал жалеть, что согласился на эту многоходовку.

Смуглый человечек небольшого роста, который сидел сейчас перед ним и делал вид, что читает газету, а сам, похоже, внимательно наблюдал за окружающим, не производил впечатления какой-то слишком уж большой гадости. Пожалуй, он и вообще никакого впечатления не производил — если отвлечься от его послужного списка. А список был весомым до жути — впрочем, почти у каждого большого чина в Сообществе он будет немалым.

Этот тип начинал работать в одной из развивающихся (добавим — не в ту сторону) стран. Известно, что там велись очень неприятные эксперименты с «человеческим материалом». Формально эксперименты курировал какой-то фонд; когда его работа вышла наружу, в сети Интерпола попала мелкая сошка. Те, кто курировал эксперименты, благополучно исчезли. Ну, а до Сообщества никто тогда так и не докопался.

Потом была работа еще в нескольких фондах — самого разного профиля, чаще — связанных с экологическими разработками. И вот теперь тип решил навестить Россию. Что ж, можно пообещать ему преинтереснейшие впечатления. Из России — с любовью… на кромку! Небось, этого-то ты не умеешь, дружок — по кромке передвигаться. Значит, понадобится тебе проводник. И проводник найдется — только ты в штаны десять раз перед тем наложишь.

Оборотень почти что весело посмотрел на будущую жертву. Главное — чтобы эта тварь могла снять ошейник со старины Яна. В том, что Ян не станет выполнять его просьбу и убивать этого типа с помощью своих собак, оборотень нисколько не сомневался. Хотя… если даже и убьет, это будет тоже неплохо. По крайней мере, еще один шажок к большой войне между «Стражей» и Сообществом будет сделан. К справедливой войне. К войне, в которой «Третья стража» просто обязана победить. А победить она сможет лишь тогда, когда перестанет почивать на лаврах, как сейчас. Придется работать по-настоящему, и не от случая к случаю, а постоянно.

В конце концов, что такое война? Кто там сказал — продолжение политики иными средствами? Правильно, в общем-то, сказано — только вот какими средствами? А такими, которые позволят спокойно перешагнуть через жизнь твоего врага. Пока что «Стража» и Сообщество хранят вооруженный, готовый в любую минуту взорваться нейтралитет. Иногда устраиваются молниеносные акции, вроде той, что случилась в юбилейный год. Случилась — и что же?! Сообщество в Питере уже почти восстановило силы. А «Стража» их стремительно теряет. А пройдет некоторое время — они еще и передерутся: Светлые с Темными, например. Уже сейчас отношения там не очень хорошие — если судить отстраненным взглядом.

А война будет означать будущий мир. Гораздо более справедливый — даже если лично ему до этого мира не придется дожить…

— Следующая станция — «Василеостровская». Осторожно, двери закрываются, — донеслось до оборотня. Что ж, значит, сейчас будет пора действовать. Хорошо, что час пик давно прошел, иначе работать было бы гораздо сложнее.

«Гостиный двор» был одной из тех станций, которыми петербуржцы обожают удивлять москвичей, да и вообще, любых гостей. Пути здесь закрывались специальными дверями, которые распахивались только когда подходил очередной поезд — и пассажиры входили в вагон через двойные двери. Но мало кто пока что знал, что между «Гостиным» и «Василеостровской» должна располагаться еще одна станция. Ее пока что так и не достроили. А вот на кромке эта станция существовала. Вообще говоря, метро на кромке — это совершенно отдельная вещь, достойная великой поэмы. Были там станции и переходы, куда оборотень не сунулся бы и в виде мантикора — слишком мало там было шансов выжить. Пожалуй, «Адмиралтейская» была еще не самой страшной из станций.

Пора было начинать работу, тем более, что сиденье рядом со смуглым иностранцем оказалось свободным.

— Добрый вам вечер, господин Руонг Чеа, — внятно и громко произнес на английском оборотень, усевшись на свободное место.

Тот слегка удивленно посмотрел на соседа и пожал плечами.

— Простите, но вы ошиблись…

Самообладание у смуглого было на высоте. И это — при том, что его назвали именем, которое знал далеко не всякий — даже из тех, кто расследовал дело о концлагерях в одной очень далекой стране.

— Боюсь, я не ошибся. Как я могу ошибиться — простой исполнитель приговоров. Вы сюда прибыли как турист, мистер Руонг? Или у вас есть некая цель? Если так, то вам ее уже не выполнить…

— Простите, я вас не понимаю, — пожал плечами смуглый иностранец. И в тот же момент он попытался сделать какое-то почти неуловимое движение рукой — кажется, в куртке у типа было оружие. Оборотень прекрасно понимал, что это — не пистолет, а кое-что посильнее.

— Сиди спокойно, ублюдок. Попробуешь произнести заклятие — будет хуже, — предупредил он иностранного гостя. На этот раз — на чистейшем русском языке. Но мистер Руонг его отлично понял. И даже верно рассудил — если его не собираются убивать сразу — значит, не все еще потеряно.

В этот момент поезд замедлил ход, — почти незаметно, как всегда случается, когда он проходит через недостроенную станцию. Именно этого момента оборотень и ждал.

— Подымайся, скотина. Иди передо мной.

Это был самый опасный момент — оборотню приходилось контролировать не только свою жертву, но и всех, кто оказался сейчас в вагоне. Они должны были погрузиться в собственные мысли или уткнуться в книги — для собственной же пользы. И при этом оборотню надо было еще и совершить мгновенный переход.

И маг из Сообщества почуял слабину. Он уже стоял возле двери, когда вдруг дернулся всем телом, извернувшись, будто змея — и, едва не сбив оборотня с ног, бросился вдоль вагона в последней, отчаянной попытке вырваться.

Сделал он все правильно — только поздно. Именно в это мгновение случилось сразу несколько вещей. В вагоне погас свет, и в окне оказался ясно виден силуэт вестибюля станции метро — вполне достроенного, но пустующего. Возможно, кто-то из находившихся в трансе пассажиров даже рассмотрел этот совершенно невероятный пейзаж за окном. Хотя все произошло очень быстро — послышался звон разбитого стекла, и отчаянный вопль. А потом поезд снова набрал ход.

Когда свет загорелся, одним пассажиром в вагоне стало меньше — но этого никто не заметил. Как и выбитого стекла. Что же до оборотня, то он спокойно сидел на своем месте — будто бы ничего не случилось.

Он прекрасно знал, что сейчас должно начаться. Вероятно, сегодня же Ян будет введен в ту большую игру, которая уже вовсю набирала обороты. Перепуганный тип из Сообщества сделает что угодно, лишь бы ему помогли вырваться в текущую реальность. И Ян — поможет, но не задаром. А в том, что сил и умений господина Руонга хватит, чтобы Ян сбросил ошейник и обрел свободу передвижений, оборотень не сомневался. Иначе мерзавцу-магу сейчас пришлось бы гораздо хуже.

* * *

«Где-то во Франции» — кромка,

1940 г.

Иногда Джорджу казалось, что он сошел с ума. Иногда — что немецкий снаряд попал гораздо точней, и все, что сейчас с ним происходит — это или предсмертные видения, или — то, что должно наступить после смерти.

Хотя, как знать — у мертвецов, вообще-то, раны не болят. По крайней мере, не должны болеть. А вот ему приходится не идти, а ковылять. Значит ли это, что все происходящее с ним — действительность?

Он затруднялся с ответом, а после — махнул на это рукой. В конце концов, надо было куда-то идти и избегать каких-то совершенно неведомых опасностей. Причем, опасностей этих, как подозревал Джордж Хэнкс, здесь находится во множестве. Он чувствовал себя так, словно оказался на минном поле. И наверняка пропал бы, если бы не чужая воля, которая вела его… А куда? К спасению? Он искренне на это надеялся.

Здесь было отчего сойти с ума. Да уже, хотя бы, от самого вида этого города! Никаких развалин, никаких разрушений здесь пока что не случилось — и означало это только одно: он оказался в совершенно другом мире, почти что непохожем на тот, который остался у него за спиной.

Кажется, этот город был населен. Но, когда под утро он услышал автомобиль, движущийся по дороге, ему пришлось броситься к пустующему зданию и прижаться спиной к двери — настолько сильным был переданный ему импульс страха. Было, пожалуй, отчего испугаться, хотя, с другой стороны, не настолько же. Ну да, грузовик двигался сам, без водителя и без пассажиров…

В том же доме он и остановился, уже зная: день в этом мире — это опасность, идти здесь нужно только ночью..

Перемены с кошкой стали происходить почти сразу же, как они оказались здесь. Она стала больше, и при тусклом свете никакой шерсти он не разглядел. Кошка — размером с крупную овчарку — была словно бы закована в стальную броню. А ее клыки, пожалуй, были достойны какого-нибудь небольшого леопарда. Но самое странное — хвост, заканчивающийся шипом. Он невольно потянулся, чтобы рассмотреть этот самый шип, но кошка сделала шаг назад — и зашипела, словно бы предупреждая об опасности. А потом импульс в мозгу подсказал Джорджу — шип ядовит, лучше к нему не прикасаться.

Он не слишком четко понимал, в какую сторону они держат путь. Сперва нужно было просто как можно скорей покинуть город, а потом они шли наугад — мимо каких-то болот, по петляющим тропинкам, и в его мозгу звучал приказ — не останавливаться! По сторонам не глазеть! Иначе — как он понял — дело примет очень плохой оборот.

И когда из ближайшего «окошка» трясины послышалось бульканье, а кошка встала на задние лапы, и издала то ли урчание, то ли шипение — он бросился почти бегом, несмотря на легкое ранение в ногу. Не потому, что очень испугался — виной тому вновь была воля, пришедшая извне. Похоже, против здешних чудовищ не помогла бы никакая винтовка. Да сейчас у него и не было винтовки, он оказался полностью безоружным. И приходилось только подчиняться воле, идущей извне — больше делать ему ничего не оставалось.

Потом они оказались еще в одном городе — здесь Джордж даже смог осмотреться, — до тех пор, пока они не наткнулись на этот странный грузовик. Вроде бы, город как город, но состоял он только из старинных, тянущихся ввысь зданий с острыми крышами и узкими окнами. Ни одного современного здания он не увидел.

А вот теперь они оказались в пустом доме, где не было почти ничего, кроме пыли и ощущения давным-давно покинутого жилья. Хотя, пожалуй, это было и к лучшему: если в этом мире кошки таковы, как этот зверь, который свернулся рядом с ним, то какими же должны быть хозяева? Знакомиться с ними, тем более, сейчас, Джорджу не слишком-то хотелось. Поэтому он предпочел заняться перевязкой раненой ноги — все-таки, это ранение оказалось царапиной, хотя бы это радовало.

Потом он задумался, в какую, собственно, передрягу попал, и как из нее выбраться, но, не надумав ничего утешительного, заснул.

Когда он проснулся, за окном сгущались сумерки. Кошки рядом не было…

* * *

Санкт-Петербург, кромка и текущая реальность,

Май 2005 года.

Ян знал, что это должно произойти, что он непременно окажется на свободе. Но чтоб так скоро…

Он потер пальцами шею, словно бы не в силах убедиться — ошейника на нем больше нет. Свобода! И возможность спокойно гулять и по родной кромке, и по миру, который его жители считают реальностью.

Что делать теперь, он отлично знал, с этим вообще было все ясно. Он должен сделать отличный подарок «Третьей страже» — за все хорошее! И этим надо было заняться прямо сейчас.

А потом можно будет немного удивить этого мантикора, который решил стать его очередным хозяином. Что, не вышло? Не вышло, дорогой друг и союзник!

Ян не только мечтал об этом полгода — как выяснилось, он был отлично готов именно к такому повороту событий.

Еще зимой он приобрел почти все необходимое для большого и хорошего сюрприза. Теперь осталась сущая ерунда.

Первое, что он сделал, оказавшись в мире текущей реальности — зашел в аптеку — в самую обыкновенную аптеку, каких в Петербурге великое множество. И когда он спросил у продавщицы шприц, она ничуть не удивилась, только хмыкнула про себя — надо же, хорошо выглядит — но явно наркоман! Лихорадочный блеск в глазах его выдает.

Теперь дело оставалось за малым. Сперва надо было вновь навестить свое жилище на кромке — все, что требовалось для необходимых приготовлений, было именно там. Потом оставалось самое сложное — оказаться на Петроградской, и, не привлекая ничьего внимания, дождаться подходящей жертвы. Заодно — изучить возможные маршруты «стражников» и сделать кое-какие выводы. Вот тут Яну могло бы прийтись очень даже тяжело — но не поздней весной, переходящей в лето.

Во-первых, никто из стражников его здесь не ждал — все-таки, они оказались достаточно самоуверенными. Поэтому можно было с самого утра занять наблюдательный пост в скверике около ДК Ленсовета, и вовсю изображать из себя студента, готовящегося к сдаче экзаменов, сочетая приятное с полезным — то есть, штудировать пособия на свежем воздухе.

И это «штудирование» сошло ему с рук — во всяком случае, никаких неприятных встреч не случилось.

Хорошо было и то, что очень многих «стражников» Ян знал в лицо — никто не догадался стереть его воспоминания о том, как он сидел под арестом в офисе. И это тоже было упущением «Стражи».

Подходящая жертва обнаружилась на третий день.

Яну было известно, что часть сотрудников живет при офисе, но не все. И молодой человек, который имел отношение к «Страже», видимо, предпочитал ходить на работу.

Кроме имени «Игорь» Ян о нем ничего не знал. Судя по всему, парень был из молодого поколения, да и его магические способности, как прикинул бывший контрабандист, оказались не самыми большими. Ну да, на кромку выходить умеет, правда, наверняка еще под контролем. А большего от него ждать было и не нужно… Теперь осталось одно — привести план в исполнение. А заодно — и наказать еще кое-кого, кто очень сильно досадил Яну в прошлом году. Пренебрежения к себе он не терпел…

Когда в дверь позвонили — причем, как положено, дважды — Лара как раз заканчивала приготовления к походу на пляж. Ехать за город она не собиралась, пляж располагался в городе, на берегу Финского залива. Вообще-то, это было не в ее стиле, но отчего-то именно сегодня ей не хотелось никуда ехать. И с подругой из универа, Варей, она сговорилась встретиться у ближайшей станции метро.

Так что, вроде бы, никто сейчас ей звонить не должен.

Да, с Варей следовало дружить — хотя бы из-за ее старшего брата, менеджера в какой-то довольно серьезной фирме. Правда, был он вечно занятым, Лара и видела-то его раза два, и ни о каком романе речи пока не шло. Но девушка была убеждена — только лишь пока. Рано или поздно этому трудоголику придется отдыхать, и вот тогда… В том, что она сумеет его очаровать, у нее и сомнений не было.

Лара с неудовольствием вспоминала своих друзей по прежней тусовке — и куда она смотрела! Сплошь никчемные и ненужные люди. За зиму она окончательно забросила тусовку — и отнюдь не ради учебы. Было два небольших и скоротечных романа, но оказалось, что все не то… Бедноватых молодых людей сейчас хоть пруд пруди, но ей такие были не нужны. Лара органически не могла принять мысль о том, что, если уж она хочет богатства, то деньги надо зарабатывать, иногда — собственной кровью. А вот прийти на все готовое — это был ее стиль. И не оригинальный, надо заметить…

Когда она открыла дверь, то на какую-то секунду непонимающе уставилась на посетителя.

— Яник, ты…

Да. На пороге был тот самый парень, с которым она вдрызг рассорилась прошлой осенью. А потом, как она узнала, он куда-то пропал — как сквозь землю провалился. Впрочем, Лара его и не искала — а зачем бы… К тому же, конечно, денежки у него водились, но работал он совершенно непонятно кем и где. Очень может быть, что у него был какой-то криминальный бизнес.

— Я самый, — проговорил Ян, и без приглашения протиснулся в дверь.

Он испытующе посмотрел на Лару. Пожалуй, если бы она сейчас кинулась ему на шею, сказала бы, что страшно соскучилась, что умирала от беспокойства, спросила бы, где он пропадал — дело пошло бы иначе. Может быть, Но — не спросила.

Только проговорила оторопело:

— Ты это откуда?..

— От велбуда, — ответил Ян. — Знаешь, зверь такой есть — велбуд. Вообще-то, видишь ли, я по делу.

— Я тебя не жду… — твердо проговорила Лара, намереваясь выпроводить гостя, который даже не догадался купить цветов. Тем более, она из-за него могла опоздать на встречу.

Собственно, это было последнее, что Лара проговорила по собственной воле.

Ян внимательно посмотрел на нее, и девушка поняла, что не может сопротивляться его воле. Она уселась на стул, черты лица сделались безвольными и какими-то дряблыми.

«И я был от нее в восторге! Вот от этой вот… Ну и дурак же!» — упрекнул себя Ян.

— Ты куда-то спешила? — спросил он.

— Да. Я должна была встретиться с подругой. Она… — Лара говорила, словно робот, совершенно невыразительным тоном.

— Мне это неинтересно, — сказал Ян. — Ты сейчас туда не идешь. А пойдешь ты сейчас на Петроградскую. К скверику с памятником Попову — знаешь, есть такой за метро. Не знаешь — провожу. В руках у тебя будет вот это, — Ян вытащил из своей сумки небольшой пакет с несколькими апельсинами. — А дальше ты должна будешь сделать для меня кое-что… Тебе понравится, ты оценишь. Ты же любишь богатеньких мальчиков, шлюха?!

Некоторое время он с наслаждением смотрел на нее, представляя, что бы она сказала в ответ на такое чудесное обращение, если бы обладала сейчас хоть капелькой свободной воли.

Но в том-то и дело, что нет. Все равно, что на резиновую куклу орать — толку-то!

«Ладно, девочка, от куклы ты все-таки отличаешься, — с удовольствием подумал Ян. — По крайней мере, ты можешь быть мне кое-чем полезной. А убьем мы сразу несколько очень жирных зайцев… А уж когда „стражники“ докопаются до тебя, дорогая и любимая…»

— Ой!

Лара едва устояла на ногах, налетев на прохожего. Тот тоже слегка отпрянул, но все же немедленно помог ей сохранить равновесие.

Вообще-то, виновата была именно девушка — если так выскакивать из-за угла, то кого послабже можно и до инфаркта довести! Правда, молодой человек не мог представлять, что такое инфаркт. И о том, что у него есть сердце и какие-то органы, которые могут болеть, он тоже знал чисто теоретически.

— Девушка, вы не ушиблись? — спросил он с тем же самым выражением, с каким герои голливудских фильмов спрашивают: «С тобой все в порядке?»

— Нет… кажется! — запыхавшись, проговорила девушка. Она огляделась вокруг.

— Ой, кажется, апельсины рассыпались!

Молодой человек, как истинный джентльмен, кинулся собирать рассыпавшиеся апельсины.

— Вон еще один! И еще!

Когда последний апельсин оказался в пакетике у девушки, оба уже смеялись над столкновением.

— И куда вы так торопились? — спросил молодой человек. — Я, понимаете, иду, никого не трогаю, даже примус не починяю — а тут…

— Примус? — Лара не читала Булгакова, но программа, которой она сейчас полностью подчинялась, заставила ее издать несколько смешков. — А может, это я на встречу с вами бежала, — предположила она.

— В таком случае, встреча уже состоялась, — заявил молодой человек.

Минут через пять они уже курили на скамейке около памятника профессору Попову. А еще минут через пять, Лара узнала — молодой человек одновременно обучается и работает в некоей фирме, а вдобавок у него есть хобби — он пишет романы-фэнтези о похождениях некоего героического воина (он даже его назвал, да имя тут же вылетело у Лары из головы). А зовут аккуратного молодого джентльмена Игорем.

— Хотите, я вас мороженым угощу? — предложил молодой человек. — Надо же вам компенсировать моральный ущерб…

— Что вы, что вы, ну какой там ущерб?! — защебетала Лара. — Это я виновата, такая невнимательная… И вообще, что за старомодная манера — «вы».

Мороженое Игорь все-таки купил. А в качестве компенсации ущерба со стороны Лары получил несколько апельсинов из пакета. Он пробовал было отнекиваться, но Лара настаивала на своем. Вместе с апельсинами она передала и маленькую визитку, на которой черкнула номер своего мобильника.

Они договорились встретиться в ближайшие выходные, хотя Игорь пожаловался на занятость.

— Вот, — вздохнула девушка, — вечно оно так. Хороший молодой человек — и обязательно трудоголик. У тебя, наверное, и девушки нет?

Это было правдой, и Игорь воспринял это как намек. Совершенно верно, кстати, воспринял.

Расстались они около перехода на «Петроградской» — почти что добрыми приятелями. Причем Игорь совершенно не обратил внимания на покуривающего в переходе молодого человека с не очень-то знакомой внешностью. Лара могла бы просветить его насчет этого молодого человека — если бы только не находилась под полным его контролем. Мало того — ей было приказано полностью забыть о том, что некий Ян заходил к ней в гости сегодня утром. А вот об Игоре она, наоборот, должна была помнить. Даже позвонить ему завтра на мобильник.

Хотя Ян подозревал, что делать этого не придется. До нее доберутся значительно раньше.

Документов с Игоря (да и с остальных) не требовал при входе никто. Незачем — чужие в офис «Стражи» и без того не ходят. А если уж ходят — то в сопровождении, и увидят они только то, что им позволено будет увидеть. Для одних это будет частная фирма, для других — негосударственный университет. А если «Страже» будет надо — они просто-напросто забудут о своем посещении.

Что же касается сотрудников, то они давно не обращали внимания ни на охранника, ни на магического привратника.

Игорь спокойно прошел в помещение — и тут же услышал голоса, доносящиеся из курилки под лестницей.

— Да что ты говоришь? Это же самый что ни на есть сумасшедший! Вообразил себя бог весть кем…

Голос принадлежал Алексу из «Асгарда». Его всегдашний веселый и беззаботный тон очень плохо увязывался с историей Алекса и его появления в «Страже». И уж никто из непосвященных не догадывался, что под темными очками у этого парня нет практически ничего. Парень полностью лишился зрения, но, видя его бодрые и ловкие движения, такого сказать не смог бы никто. Скорее уж, зрячие в сравнении с ним могли выглядеть близорукими.

Еще более странным стало другое — Алекс был Светлым, а вот его подруга, Татьяна — совсем наоборот. Всем питерским «стражникам» оставалось лишь руками разводить при виде этой очень дружной пары — чего только не случается в этом мире.

— А зачем сумасшедшему понадобился этот Ребров? — спросила Татьяна.

— Да просто так, — ответил Алекс. — Знаешь, был у меня знакомый… А, привет, Игорь, — Алекс перебил сам себя, кивнув спустившемуся в курилку стажеру.

Игорь уже не удивлялся таким вещам. Магическое зрение, какого не было ни у одного из зрячих сотрудников «Стражи», полностью заменяло Алексу глаза. Впрочем, не только зрение — слух у него тоже был отменным.

— Да, так вот, — продолжал Алекс, — этот знакомый был неплохим специалистом по Средневековью.

— А, инквизитор… — догадалась Татьяна. — Этот, пожалуй, мог прикончить кого угодно… если только ты ничего не преувеличил.

— А с чего мне преувеличивать?! Сошел с ума человек, крыша у него подвинулась. Сперва все уши прожужжал насчет того, что святую инквизицию замазали черной краской, что никто не посчитал тех несчастных инквизиторов, которых прикончили колдуны…

— Ну, тут он был не так уж и не прав, — послышался с лестницы слегка задумчивый голос Рэкки. — Кое-кто из прибитых мог бы сказать, что легко отделался… Кажется, маги никого из них не сжигали, а это все-таки, гуманизм, как-никак.

— Вот-вот, — подтвердил Алекс. — Вот ты бы это ему и объяснил. В общем, потом он перешел от слов к делу. Сперва изнасиловал свою знакомую — «экстрасенса»…

— Наверняка беса из нее изгонял своим… орудием труда, — ухмыльнулась Татьяна. — Эх, где ж батька Распутин!

— Кстати, зря смеешься, он потом почти так и говорил, — кивнул Алекс. — Правда, та ведьма была из салона магии, сама знаешь, какие там бывают «экстрасенсы». А потом он, вместе со своим братом, заявился к какому-то барыге-коммерсанту и устроил у него погром.

— А барыга, никак, тоже был колдуном? — спросил Рэкки. — Кстати, правильным он был инквизитором, твой знакомый. Помнится, святая инквизиция не брезговала обтрясанием торговцев. С простого подмастерья какой монахам толк?

— Барыга был самым обычным, вот только инквизитор говорил потом, что это был вампир! — изрек Алекс, многозначительно посмотрев на Таню. — Да, так вот, «вампиру» повезло больше, чем «ведьме». Они там только мебель покрушили да хозяину синяков наставили. И зачем-то компакт-диск Бьёрк уволокли. Нет бы доллары или золото припрятанное — так ведь нет, на музыку их потянуло. Да, самое смешное — я недавно выяснил, что этот псих — на свободе! Мало того — у нашего «инквизитора» и на самом деле есть способности…

— Ты хочешь сказать… — Рэкки удивленно покачал головой.

— Именно! Он — в Сообществе, на побегушках, конечно, никто его в избранный круг не пустит, хуже придумать уже нельзя. Там у них чуть ли не строевая подготовка…

— Значит, теперь каждый день с вампирами за ручку здоровается, — рассмеялась Таня.

— Да уж, Алекс, знакомые у тебя! — проговорил Рэкки, щелкнув зажигалкой. — У меня, конечно, их не меньше, но… как давно все было.

Вот как раз в этот момент, Игорь, стоявший чуть поодаль, неожиданно вспомнил о своей новой знакомой — и о подарке, который она ему оставила.

Он вынул апельсины из сумки.

— Угощаешь, что ль, — спросил Алекс.

— Ну, да, — ответил Игорь. — Мне все равно нельзя, аллергия…

— И ты о том молчал! — с видимым укором ухмыльнулся Рэкки. — Сегодня же не будет, хорошо, что сказал…

— Кидай сюда, — предложил Алекс, когда один из апельсинов оказался в руке Игоря.

— Лови!

Все остальное происходило очень быстро, в считанные доли секунды, но Игорю показалось, что время растягивается, рвется на какие-то фрагменты.

Вот Алекс ловит шар, отблескивающий темно-оранжевым под неоновой лампой. Ловит ловким проворным движением — так не всякий зрячий отреагирует. Ловит… а потом тут же отбрасывает под ноги, словно бы это не апельсин, а раскаленный слиток металла.

Апельсин летит вниз. Алекс резким движением отталкивает Татьяну — та буквально вылетает в коридор, не успев ничего понять.

Апельсин ударяется об пол с неприятным чавкающим звуком, но не катится, а рассыпается. Еще миг — и над распавшейся кожурой появляется нечто, похожее на слегка колышущееся чернильное пятно.

А Алекс уже тянется к Игорю, что-то пытается крикнуть, но тот не слышит — стоит и смотрит, как пятно медленно приближается к его ногам… Как прямо в центр пятна летит горящий окурок сигареты… Как пятно с треском вспыхивает, и моментально сгорает, почти не оставляя пепла…

— Вот теперь неплохо, чтобы кто-то все объяснил, — голос Рэкки вернул Игоря к жизни — время пошло в нормальном темпе. — Да, сумку дай сюда, только осторожно…

Алекс помогал Татьяне подняться, когда сумка с подарком некоей Лары оказалась в надежных руках Рэкки.

— Идем! — повелительно сказал Рэкки, и Игорю ничего не оставалось делать, как подчинится.

— Тревогу объявлять? — спросил Алекс.

— Погодим пока, — ответил шеф Темных.

— Мне показалось, или это… — слегка взъерошенная Таня появилась на лестнице вслед за приятелем.

— В том-то и дело, что нет…

Допрашивать Игоря с пристрастием не пришлось. Рэкки сразу стало понятно, что никаким диверсантом этот перепуганный парень быть просто не может. Да, Игорь был напуган, но еще даже и не осознал, что случилось.

— Ты хоть понимаешь, что тебя — тебя, Игорь, — кто-то хотел убить? — спросил Рэкки, осторожно поставив сумку на стол около открытого окна.

Игорь молчал.

— Тебя угостили, или ты их купил?

— Угостили… Одна знакомая девушка…

Через пять минут Рэкки знал всю краткую историю знакомства Лары и Игоря. А стажеру пришлось понять, насколько близко к очень мучительной смерти он только что оказался. Тварей, подобных той, что уничтожил Рэкки, можно встретить на кромке, но, как правило, не в Старом Свете. Боятся они только открытого огня и солнечного света, электрический им не страшен, так что бойня в курилке случилась бы почти наверняка.

— Потом можешь поинтересоваться у Корвина, каково прикоснуться к такой гадости. Он больше месяца без сознания пролежал. Да, этой Ларе было известно, что у тебя — аллергия? — спросил Рэкки.

— Н-нет, н-наверное, — протянул Игорь, слегка заикаясь.

— Понятно, — хмуро кивнул шеф «Утгарда». — Значит… Значит, так, — он все же улыбнулся. — Ведь стоишь и думаешь — выгонят тебя сейчас или нет? Так?

На сей раз Игорь молча кивнул.

— Так вот, парень, у тебя контроль реальности сработал сегодня, как надо. Такие, как ты, опаздывают на «Титаники». Что еще раз подтверждает наш верный выбор. Вот только один тебе совет: с девушками на улице впредь не знакомься, это до добра тебя не доведет. Я сам это понял много лет назад…

— Когда? — почему-то почти непроизвольно спросил Игорь.

— В Византии, — отрезал Рэкки. — Была там такая… Ладно, потом как-нибудь расскажу. Да, эта Ларочка, которая Крофт, координат не оставила?..

Визитка была извлечена из сумки со всеми предосторожностями.

На одной стороне оказался телефон — судя по всему, той самой Лары. А вторую сторону Игорь рассмотрел только сейчас. Там очень четким почерком было выведено:

СЕГОДНЯ НОЧЬЮ ВАС ДОЛЖНЫ УБИТЬ!

— Ну, вот оно и началось, — лицо Рэкки как будто посветлело. — Вот что, давай-ка сейчас поработаем. Постарайся взять себя в руки, а потом — звони этой самой Ларе Крофт. Назначь ей свидание — прямо сейчас. Очень надеюсь, что ее мобильник не выключен. Погоди, — остановил он Игоря, потянувшегося было к своему мобильнику. — Наш техотдел должен ее запеленговать…

Почему-то Рэкки выглядел почти радостным. Кажется, неприятности беспокоили его гораздо меньше, чем их полное отсутствие.

 

Глава 6

О вреде уличных знакомств

2005 год,

Санкт-Петербург.

«А все-таки, он не такой застенчивый, как показался», — с удовольствием подумала Лара, убирая в сумочку мобильник. Да, кажется, этот молодой человек, Игорь, — не из нищих. И не из «ботаников». Это хорошо, это значит, что можно рассчитывать на приятное продолжение знакомства.

Значит, он подъедет на машине… Воображение Лары немедленно нарисовало джип. Нет, конечно же, нет, джип — это слишком. Это для бритоголовых мускулистых типов, которые, конечно, имеют деньги — но не обладают ни каплей интеллекта. Вот, пожалуй, «ауди»… или «форд»… На этом познания Лары в автомобилях заканчивались.

Он попросил подождать ее на улице и выходить прямо сейчас. Судя по его голосу, это означает или ресторан, или хороший элитный клуб. Ну, в этом случае Лара всегда во всеоружии.

Вообще-то, сегодня она не ждала его звонка. Вот завтра — это было бы понятнее. Но, видно, Игорек «запал» на нее. Почему бы и нет?! Она нравится молодым людям.

Лара переоделась, очень быстро справилась с макияжем. Пожалуй, надо было выходить. Если он уже подъехал, пускай подождет самую малость. Да, пока неплохо бы легонько и очень быстро перекусить. Девушка посмотрела вокруг, ее взгляд упал на пакет, который стал невольной причиной знакомства. Да, пожалуй, апельсином фигуру не испортишь… Она потянулась к пакету, и в этот момент раздался звонок.

Кто бы это мог быть? Ведь Игорь не знает номера ее квартиры. Да если бы и знал, то звонить, когда договорились встретиться на улице, было бы немного бестактно с его стороны.

Она приоткрыла дверь на цепочке. На площадке действительно был Игорь — а рядом с ним какой-то совершенно незнакомый молодой человек, и кто-то еще, кого она не разглядела.

— Кто там? Игорь? — по инерции спросила Лара.

— Леонтьева Лариса Вадимовна? — спросил незнакомец. — Прошу вас открыть, — и он показал удостоверение. Слишком серьезное удостоверение, чтобы его можно было просто так взять и проигнорировать.

Лариса покорно, словно в полусне, сняла цепочку и отошла чуть в сторону.

— Здравствуйте. Буду краток, — проговорил, усмехнувшись, незнакомый молодой человек в очках, представившийся сотрудником органов. — Сегодня произошло ЧП, и отношение к нему имеете вы, Лариса Вадимовна.

— О чем вы? — непонимающе надула губки Лара.

— О попытке убийства. Думаю, вам кое-что должно быть известно, — он приподнял очки, и Лара неожиданно обмякла под взглядом незнакомца. — Начнем с малого — с орудия убийства.

У Лары подкосились колени, она отступила на два шага, пройдя из прихожей на кухню.

— Какого убийства?! Я не понимаю, вы с кем-то меня путаете! — вскрикнула она, но без должной уверенности в голосе. — Игорь, что происходит?!

— Именно его и должны были убить, — отрезал незнакомец. — Вы присаживайтесь, не чинитесь, Лариса Вадимовна, в ногах правды нет.

Пока Лара с расширившимися от ужаса глазами уселась на табурет на кухне, Игорь, не глядя на девушку, сказал что-то человеку в очках. Тот кивнул.

— А вот и орудие, — весело проговорил сотрудник органов. — Алекс, давай-ка контейнер…

Еще один незнакомец из ворвавшихся в квартиру — тоже в очках, но в черных, — держал в руках нечто, показавшееся Ларе большой квадратной коробкой с герметичной крышкой. Он осторожно подошел к подоконнику, на который Лара поставила пакет.

— Это апельсины, — слабо запротестовала Лара. Ее взгляд бесцельно блуждал по стенам, а вид был таким, будто она хотела спросить — кто я, где я, и что здесь делают все эти люди?

— Знаю, знаю, — кивнул сотрудник органов. — Кстати, можете называть меня Ростислав Всеволодович. А уж чем они начинены, ваши, Лариса Вадимовна, апельсинчики! Пакетики с сибирской язвой — это, знаете ли, полнейшая ерунда в сравнении с ними. Полагаю, сами вы их не кушали…

— Я хотела… — неожиданно сказала Лара, судорожно пытаясь уловить в происходящем хоть какой-то смысл.

— Она говорит правду, — сказал Алекс, закончивший возиться с контейнером. — Хорошо, что мы не опоздали.

— Возможно, — кивнул назвавшийся Ростиславом Всеволодовичем. — Сейчас все узнаем. Если это так, значит, покушались на жизнь Ларисы Вадимовны, что еще более странно. Вот что, Лариса. Вам или придется проследовать с нами, или… Или ответить на наши вопросы прямо здесь. Вы согласны?

— А Игорь? — тихо спросила Лара.

— А Игорь служит у нас же, — слегка мстительно улыбнулся Рэкки. — Тем интереснее та каша, которая заварилась. Так где вы купили апельсинчики?

— Я их купила… сегодня… — Лара задумалась, честно пытаясь вспомнить, где именно она купила эти проклятые фрукты — но в голову так ничего и не пришло.

Почему-то ей неожиданно захотелось спать, а раздражение, испуг и любопытство куда-то полностью исчезли, растворились. Осталось — непонимание: кто эти люди, что они тут делают, в ее квартире? Надо было бы спросить их об этом — но язык во рту ворочался лениво, и произнести хоть одно слово было бы для нее непосильным трудом.

— Регрессивный гипноз? — спросил Алекс.

— Именно, — кивнул Рэкки. — Если только он хоть что-нибудь даст. Если все так, как я думаю, ее память девственно чиста. Это — раз. А вот и два: Игорь, скажи, пожалуйста, у тебя всегда был такой неважный вкус? Я был прав, если бы мы стали дожидаться ее на улице, никого бы мы не дождались.

Пожалуй, вопрос был циничен, но цели достиг — смертельная бледность исчезла с лица стажера. Теперь он покраснел.

Через несколько минут Рэкки сокрушенно произнес:

— Память промыта. Промыта грамотно, несколько дней у девочки выпали из биографии. А помедли мы немного — и выпала бы из жизни она сама. Но это не самое интересное… Алекс, глянь более дальние слои. Или мне кажется, или она…

Через мгновение Алекс только изумленно присвистнул:

— Это — он!

Для Игоря их разговор был совершеннейшей загадкой, поэтому он, наконец, не выдержал:

— Он — это кто?

— Ян. Старый, добрый контрабандист, который отправлен на кромку, притом — навсегда, — проговорил Алекс.

— Ну да, еще одна жертва для анекдотов от Алекса, — хмыкнул Рэкки. — Так вот эта Лариса Вадимовна была девушкой того самого Яна, которого, наверное, и ты, Игорь, еще помнишь. Очень интересно, правда? Судя по всему, она не представляла, с кем имеет дело, и знать не знала о кромке. Ну, да мы ее еще порасспросим. А это значит вот что… — Рэкки поднялся из-за стола, а Лара так и продолжала сидеть с открытыми, но ничего не видящими глазами.

— Это значит, — продолжал Рэкки, — что наша подруга Лара Крофт должна была остаться в живых. Вероятно, ее программировали апельсинов не кушать. По крайней мере, по замыслу убийцы, она должна была дожить до встречи с нами. И навести нас на след. Ян на кромке, его даже можно не проверять — чтобы снять ту милую игрушку, которую я на него нацепил, нужен очень сильный маг, притом — из текущей реальности. Убийца, вероятно, знал, что Ян — это наша головная боль. А вот о поимке и ссылке Яна он не знает.

— Думаешь, убийца — откуда-то из Сообщества? — спросил Алекс.

— Может быть, и оттуда. А может — это тот самый псих, который прикончил Реброва. И я поверил бы в это скорей…

— Лучше скажи, что с ней делать будем. Вторичная чистка памяти за одни сутки… — Алекс сумрачно кивнул в сторону Лары.

— Повредит ее интеллекту, — насмешливо сказал Рэкки. — Что, в общем-то, на истории мировой цивилизации не скажется — нечему там особенно вредить. Но, так и быть, поиграем в гуманизм. Придется ее забрать с собой… в закрытый пансионат спецслужб, разумеется. Все равно ей там быть недолго — до промывки памяти.

* * *

«Где-то во Франции», кромка,

1940 год.

Только природное здравомыслие позволило Джорджу не сойти с ума сразу после попадания в мир кромки. Впрочем, и названия этого он не знал — просто неожиданно для себя оказался в безлюдном мире, в котором все происходит по каким-то иным, неведомым ему законам. Зато, кажется, законы этого мира хорошо знала «кошка». Кошка ли — вот вопрос? Не бывает на свете больших кошек вот с таким чешуйчатым обликом. И больше того, это существо тоже находилось в постоянном изменении, как и окружающий мир.

В первый раз Джордж заметил танки на второй день пребывания в этом мире.

Над поселком, где он оказался, клубились столбы пыли, хотя ветра, вроде бы, не чувствовалось. И сам поселок производил странное впечатление в предутреннем сумраке. Эти наклонные дома с башенками, казалось, не должны были устоять — но почему-то, подобно Пизанской башне, они возвышались над окружающей равниной.

Джордж уже понял, что его время — ночь, а днем лучше всего где-нибудь спрятаться, забиться как можно глубже. Но любопытство на сей раз оказалось сильнее, и он подполз к щели в растрескавшейся от времени стене, попытавшись посмотреть, что же происходит в этом заброшенном поселке днем.

Улица была совершенно пустынной, так что Джордж начал сомневаться, а не выйти ли наружу? Конечно, в подвале этого здания, словно бы по волшебству, нашелся бидон с довольно чистой водой. Но ни крошки еды в этом доме не было.

Больше того — здесь не было никаких вещей. Всего лишь комнаты с полуоблупившимися стенами. Было совершенно непонятно, кто мог здесь когда-то жить — и жил ли вообще. Казалось, эти искривленные и полуразрушенные дома были такими с того момента, как их построили — для совершенно непонятных целей. И почему-то это пугало больше всего.

Джордж посмотрел на свернувшееся в углу таинственное существо, которое вызвалось быть его проводником по этому миру. Но, кажется, оно не обращало на него никакого внимания — по крайней мере, волю, которая вела его по незнакомому миру, он сейчас не ощущал. И поэтому он спокойно прошел по скрипучей лестнице наверх, к провалам окон. Оттуда, со второго этажа, хорошо просматривался весь поселок.

Если исключить полное отсутствие людей, можно было подумать, что ничего особенно необычного здесь не происходит. По крайней мере, так показалось Джорджу на первый взгляд — да и на второй тоже. Уже рассвело, но поселок по-прежнему казался совершенно безжизненным. А на главной площади, перед полуразрушенным зданием с башенкой-минаретом, которое, вероятно, было здешней ратушей, вертелись песчаные смерчики. Почему-то Джордж почувствовал, что если и есть здесь угроза, то исходит она именно от этих смерчиков. Он размышлял, почему это так и, наконец, понял — они двигались хаотично и во многих направлениях, и утренний ветерок был здесь, похоже, совершенно ни при чем. Ему показалось, что если человек окажется сейчас в центре этой площади, то он неминуемо попадет в центр такого внешне безобидного пылевого вихря — и будет немедленно разметан на мелкие части.

А потом произошло то, что заставило Джорджа замереть в своем не слишком-то надежном укрытии. Из-за ратуши выдвинулся танк. Потом еще один…

Джордж готов был поклясться, что минуту назад не слышал никакого танкового гула — а уж приближение такой техники он наверняка почувствовал бы загодя. Похоже, что и сейчас танковые моторы издавали ровное урчание только для виду, что эти громадные сухопутные корабли отлично умели двигаться бесшумно.

И вот что странно — он никак не мог определить, чьи именно это танки. На какое-то мгновение ему показалось, что это — свои. Но нет — угловатые башенки говорили, что это нацисты. Еще через минуту Джордж понял, что снова ошибся — никакой немецкой символики на танках не было. И все же он различил какие-то символы на башнях, намалеванные белой краской.

Джордж напряг зрение. Черная перевернутая восьмерка, пробитая белой молнией! Ни в одной армии мира такой символики не было! Ни у британцев, ни у французов, ни у бельгийцев, ни, тем более, у немцев.

Была в этом и еще одна странность. Танки не сопровождались пехотой, как это должно было происходить. Не было ни малейшего намека хотя бы на один грузовик с солдатами. Похоже, танкисты действовали самостоятельно.

«Если танкисты вообще существуют», — неожиданно подумал Джордж.

Он продолжал наблюдать за маневрами танков на городской площади. Две машины, которых не было, не могло быть на вооружении армий мира, некоторое время стояли неподвижно, затем их башенки стали медленно, словно бы нехотя разворачиваться, как будто бы в поисках цели. Несколько мгновений дула двух орудий были направлены на дом, где находился Джордж, и он невольно замер, стараясь не выдать себя ни малейшим движением. Наконец, орудия замерли, после чего танки на огромной, немыслимой скорости поползли по улице — в ту сторону, откуда несколько часов назад пришел Джордж.

— Будь осторожнее, — услышал он голос за своим плечом. — День — не наше время…

Он порывисто обернулся — и встретился глазами с совершенно незнакомой девушкой, которой неоткуда было здесь появиться.

— Эти… машины, — она как будто с трудом подбирала слова, — они соткались из воздуха. Здесь очень неустойчивый мир.

Девушка говорила так, будто бы удивителен весь остальной мир, а вот ее присутствие — нечто вполне само собой разумеющееся.

— Ты кто? — резко спросил Джордж, Меньше всего он ожидал, что здесь окажется кто-то еще.

— Странный вопрос, — мягко сказала незнакомка. — Я тебя сюда привела…

Волосы девушки были черными, а сама она нисколько не была похожа ни на англичанку, ни на жительницу Европы. Скорее уж, родом она была откуда-то с Востока. И слишком правильно выговаривала английские слова — так не станет их произносить и знатная леди.

— Я — оборотень, — продолжала девушка. — Это тебя беспокоит? После всего, что ты уже видел, после того, как попал в этот мир? Я знаю, что обыкновенные люди обременены странностями, но не настолько же…

Она замолчала, уставившись на Джорджа темно зелеными раскосыми глазами.

Девушка показалась ему какой-то угловатой. Похоже, что единственной ее одеждой была старая занавеска, чудом сохранившаяся в этом здании и сорванная с какого-то окна. Девушка казалась исхудавшей, почти что истощенной. Ее лицо ни в коем случае нельзя было назвать красивым, но при этом проглядывало в нем и обаяние, и внутреннее спокойствие, которое невольно передалось Джорджу.

— Идем вниз, — требовательно, словно бы перед ней был непослушный ребенок, а не здоровый британский солдат, проговорила девушка.

Джордж еще раз посмотрел вниз, на пустынную улицу, потом осторожно поднялся и прошел к деревянной лестнице. И все это — молча, не говоря ни слова.

Он, слегка прихрамывая, спустился по лестнице, зашел в подвал и так же молча, не задав больше ни одного вопроса, улегся в своем углу.

Чтобы задать хоть один вопрос, нужно было знать хотя бы часть ответов. Но вот этого-то у Джорджа и не получалось. Его мир был страшен, но привычен и познаваем — немцы атаковали, свои — отступали, танки с крестами несли смерть… Это было просто и понятно. Здесь же реальность стала текучей, недостоверной. А явление странной незнакомки оказалось лишь последней каплей.

Джордж зевнул, ему отчаянно захотелось спать. Какие уж тут вопросы — его бедный мозг собирался защищаться из последних сил. Кто другой на его месте, возможно, уже сейчас сошел бы с ума, ему оказалось бы вполне достаточно случившегося.

Он из последних сил огляделся, совершенно напрасно пытаясь отыскать глазами странную кошку. Разумеется, ее не оказалось. Зато за дверью, ведущей в подвал, послышались легкие шаги, в дверях возник силуэт незнакомки.

Джордж в отчаянии закрыл глаза, попробовал резко их открыть — а вдруг морок рассеется. И вновь напрасно — наваждение было в полном порядке, чего никак нельзя было сказать о мозгах Джорджа.

Почему-то его разум уцепился за слышанные когда-то, давным-давно, строчки:

Он вспомнил, что это стихи Киплинга, отлично знавшего Восток. «Он, наверное, и с такими дело имел… Мог бы объяснить, что это такое», — подумал Джордж, и это было его последней мыслью перед тем, как заснуть.

Его разум все-таки решил дать себе хотя бы короткий отдых.

Девушка молча постояла рядом со своим неподвижным спутником, пытаясь понять, что произошло. Она была готова ко всему — к тому, что он попытается наброситься на нее, что с диким хохотом или воплем рванется на улицу. Но вот произошедшего она не ожидала.

«Странный народ эти люди», — подумала она, уходя в свой угол. Может быть, он отреагировал совершенно правильно — в конце концов, день действительно был самым опасным временем в этом мире. И лучше всего было бы использовать его, чтобы отдохнуть где-нибудь в укромном месте.

* * *

Санкт-Петербург,

Май 2005 года.

И все же, даже опытный маг не может предсказать последствий своих действий на несколько ходов вперед. Ну, на два хода, ну, на три — но никак не на десять. Так получилось и с оборотнем — знакомым Яна. Он прекрасно понял, что, получив свободу, Ян непременно захочет первым делом отомстить «Третьей страже». Правда, он не представлял, как именно будет проделана месть, но догадывался — контрабандист станет действовать исподтишка и не устроит открытой атаки.

Но вот относительно другой жертвы Яна оборотень не догадывался. А напрасно.

Во многих сказках говорится так — откупорил мужик бутылку, выпустил из нее джинна, а тот и говорит, разминая мускулы: «Эх, слишком я здесь засиделся! Надо бы для начала кого-нибудь убить! Например, вот тебя…»

Незадачливый освободитель, как правило, остается жив, но при одном специально оговоренном условии — он умеет очень быстро бегать.

Господин Руонг Чеа быстро убегать не умел. Больше того, оправившись от своих потрясений, он даже не уехал подальше из Петербурга и вообще из России. А потрясения были немаленькими. Сперва его бросили в ужасный новый мир, о котором магу из Сообщества приходилось лишь слышать. Потом в этом мире появился некто и сделал предложение, от которого невозможно отказаться: «Ты с меня эту гадость сними, надоела уже… Тогда я тебя верну обратно. А не снимешь — ну и ладно, мои собачки, знаешь ли, очень проголодались…» Потом господин Чеа, кожа которого была теперь уже не смуглой, а бледно-серой, очутился на одной из городских площадей, — а если быть точным, то неподалеку от острова Новая Голландия.

И вот тут он сделал оплошность. Надо было срочно прыгать в маршрутку, потом еще в одну — и как можно скорее оказаться в аэропорту «Пулково» или, на худой конец, на одном из вокзалов.

Была и еще одна оплошность. Господин Руонг Чеа сам выболтал странному типу, где именно он живет в Петербурге. Хотя, если бы даже и не выболтал, магу из Сообщества это не особенно бы помогло.

Лишь влетев в гостиницу и изрядно перепугав служащих на ресипшене, когда он дрожащим голосом попросил никого к нему не пускать, господин Чеа слегка успокоился. Да и его роскошный номер представлялся ему теперь чем-то вроде крепости.

Он опустился в кресло и глубоко задумался. Произошедшее не укладывалось ни в какие рамки.

Да, он был наслышан о происходящем в Петербурге. Не так давно была проведена операция «Юбилей», от которой получили свои очки и «Третья стража», и Сообщество. Первые смогли отомстить за долгую серию безответных ударов, вторые же… О, Сообщество ни в коем случае не проиграло от устранения нескольких магов-недоучек. Ну, нескольких десятков, конечно, к тому же, занимавших неплохие посты… Порядком разжиревших на этих постах. Сообщество не жалует слабых.

Те, кто должен прийти им на смену, должны стать настоящими хищниками. Правда, с тех пор Сообществу в Петербурге не удавалось провести ни одной по-настоящему крупной операции, но попытки уже делались. И попытки серьезные. Так что господин Чеа должен был отслеживать работу своих российских коллег, периодически направляя их, — это что касается нелегальной части его миссии. Легальная же была тоже связана с управлением одним из международных фондов, работавших в Петербурге уже не первый год. Порой фонд устраивал лекции и семинары, приглашали журналистов, и «учителя» из Европы и Нового Света начинали рассказывать о простейших вещах — так, словно бы читали лекцию дикарям, еще вчера лазившим по деревьям, а ныне спешно поотрывавшим свои хвосты и решившим создавать независимую прессу.

Журналисты слушали, делали вид, что записывают, потом шли на очередной банкет. «Преподаватели» (среди которых тоже были коллеги мистера Чеа) получали деньги и уезжали, а фонд функционировал — неспешно и незаметно подкупая журналистов, «деятелей культуры», порой — даже сидящих без гроша в кармане ученых. Появлялись на свет выгодные заказные статьи, от чего-то внимание отвлекалось, к чему-то — притягивалось. И очень немногие знали, что фонд работает даже не ради Запада, а ради некоего Сообщества — тайного, и оттого — еще более сильного.

Что-то странное начало происходить несколько недель назад, но мистер Чеа никак не предполагал, что это должно хоть как-то затронуть и его. Пропал один из видных участников Сообщества, причем — практически отошедший от дел (о чем оставалось только сожалеть). Потом он нашелся — в одном из самых отвратительных водоемов города. Почему — оставалось лишь предполагать.

А вот теперь пострадал и господин Чеа. Но откуда тот, кто сбросил его в мир кромки, был так хорошо осведомлен о его биографии? Об экспериментах, которые ставились в некоей развивающейся стране? Пожалуй, для этого нужно было обладать серьезной информационной сетью, а это значило, что незнакомец действовал не сам по себе. Означает ли это, что за его спиной стоит «Третья стража»? Возможно, хотя это не их методы. «Стражники» обыкновенно пытались изображать из себя рыцарей — в большей или меньшей степени. Рыцарей, а не разбойников с большой дороги!

Означает ли это, что «Третья стража» перешла к каким-то активным действиям? Здесь нужно разобраться. На следующий же день нужно поднять все досье по «Страже», работающей в Петербурге — все, что только возможно. Впрочем, возможно сделать это и сегодня.

Мистер Чеа достал мобильник и набрал номер своего московского коллеги, с которым был связан чем-то вроде дружбы — ну, в той степени, которая вообще может существовать между людьми Сообщества.

— Господин Сергей Цибуленко? Добрый вечер! — он намеренно растягивал слова, копируя английский акцент.

Дальнейший разговор с московским главой Сообщества состоял из сплошного потока восточной вежливости и недоговоренных фраз.

«Мы несколько встревожены… Некоторые досадные недоразумения — вы ведь сами понимаете, что я имею в виду… Необходимо подготовить ряд комплексных мер по управлению ситуацией…»

На том конце провода наверняка сразу стало понятно — случилось нечто странное, если коллега звонит достаточно поздно и в неурочный день. По чьей вине случилось — тоже ясно.

Разумеется, не обошлось и без вопросов о продвижении заказных статей. Это был самый болезненный для Цибуленко вопрос — посвященные втихомолку шутили, что самый страшный ночной кошмар для московского мага — это высадка людей на Марс: спит, видит и просыпается в холодном поту. Впрочем, для него, при всех способностях и феноменальном богатстве так и не научившегося даже выходить на кромку, любое расширение людьми реальности казалось невыносимым. Пожалуй, и на смелого психолога-экспериментатора Чеа он поглядывал с некоторым подозрением.

Но сейчас интересы Чеа и Цибуленко совпадали, к тому же, московский маг уже слышал о таинственных убийствах в Питере.

Мистер Чеа отложил трубку, а потом, немного подумав, и вовсе отключил телефон.

Жить ему оставалось всего несколько часов.

До того самого мгновения, когда он, решив совершить утреннюю прогулку, дошел до одной из самых известных городских площадей. Здесь уж точно не должно было произойти ничего страшного. К тому же, никакого «хвоста» за магом не было, он знал это совершенно точно.

А нескольких то ли панков, то ли бомжей на скамейке можно было проигнорировать.

Метко пущенная чьей-то рукой бутылка разбилась прямо у его ног. Солнце еще не поднялось высоко, но света было вполне достаточно, чтобы содержимое бутылки, выплеснувшееся магу под ноги, очень захотело убраться в тень. Например — под куртку стоящего рядом человека.

Черное шевелящееся чернильное пятно под ногами — это было последнее, что запомнил в нынешней жизни мистер Руонг Чеа. Потому что потом пришла боль, которая начисто смела и его память, и сознание вообще…

Ян, усмехаясь, вглядывался в происходившее на площади. Значит, не зря он в свое время приобрел этих законсервированных тварей. Вот теперь они очень пригодились. И — не подвели. Судя по всему, местные врачи даже не поймут, отчего умер этот отвратительный тип. Возможно, определят сильнейшие ожоги — но где же, позвольте, кислота?

Впрочем, контрабандиста сейчас это не слишком-то и интересовало. Гораздо важнее было преподнести тварей «стражникам». А потом — как можно быстрее свалить обратно, на кромку.

* * *

Санкт-Петербург,

Май 2005 года.

Очередной рабочий день подходил к концу — впрочем, как и практика в центре общественных связей.

Марину никто не спрашивал, не хочет ли она задержаться на своем новом рабочем месте, но такие разговоры витали в воздухе. Замечательные дамы центра, — большие специалисты в вязании (особенно — на работе) и эксперты по кулинарии, — не то чтобы стали ее подругами, — но относились к девушке весьма и весьма благосклонно.

Отчего-то особое одобрение вызвали почти ежедневные (скорее — ежевечерние) поездки Марины до Петроградской в компании господина Казарского. Никто из прекрасной половины коллектива и не думал ревновать. Больше того, как-то в курилке девушке пришлось выслушать как бы между прочим:

— Сереженька… Вы знаете, Мариночка, он на самом деле — такой одинокий и неустроенный. Это он с виду начальник, а вообще-то — очень ранимый… ну, не совсем человек, конечно. Можете поверить мне, старой ведьме, я отлично знаю мужчин, — и дама, которую звали Раиса Ивановна, весело и кокетливо посмотрела на Марину. Насчет «старой» — кто знает, маги сохраняются очень хорошо, что же касается «ведьмы» и всего прочего, то за это можно было поручиться.

Больше к этому разговору никто не возвращался, но Марина и без того поняла все намеки. Но никаких серьезных видов на Сергея Казарского у нее не было. Больше того, разговоры во время поездок на Петроградскую никак не касались личного. Порой Сергей был весел, шутил и рассказывал всевозможные забавные истории из журналистской жизни. Порой об этих трагикомедиях никто из непосвященных не знал, иногда до читателя что-то доходило.

Так случилось и в тот день.

— …Опечатки? Это раз на раз не приходится. Был однажды такой случай…

Марина невольно посмотрела на Сергей, сравнивая его с Алексом, у которого в запасе тоже было неисчислимое множество всяческих случаев и знакомых. Но Алекс говорил от души, его серьезность была чисто внешней. Сергей был совершенно не таков. Он рассказывал о чем-то, но было видно, что его интересует в этот момент и множество иных дел, о которых он вряд ли когда-нибудь будет говорить своему собеседнику.

Правда, анекдот, который пересказывал Сергей, был не слишком-то приличным.

— На заре перестройки у нас было модно писать о фермерском движении — о всяких птицеводах и кролиководах. Статьи шли на первую полосу, правда, не читал этого никто. Да главное — чтобы они выходили, обком требовал, и все такое. Ну вот, и в крупнейшей городской газете помещают очередную скучнейшую статью — о разведении кроликов. «Эти длинноухие животные…» В общем, ошиблись, поменяли местами две буковки — «у» и «х»… Так газета и вышла. Скандал был — на весь город вместе с областью.

Марина несколько мгновений раздумывала, потом, когда поняла, во что именно превратили несчастных кроликов, девушка рассмеялась. Сергею же стало не до смеха, когда зазвонил мобильник.

— Привет… Что говоришь?! Да нет, не беспокойся, здесь она, под надежным присмотром. Какое еще покушение? Дела…

Он повернулся к Марине.

— В «Страже» — ЧП, — произнес Сергей.

Марина непонимающе смотрела на него.

— Пытались убить Игоря, стажера…

— Игоря?

Более безобидного сотрудника «Стражи» Марина не могла и вообразить. Его-то за что? И кому такое могло понадобиться?

— Думаю, действовали, на кого бог пошлет, — пояснил встревоженный Сергей. — Не беспокойся, никого не убили, даже не ранили. Но то, что они придумали… — он покачал головой.

— Кто придумал? Да что там сотворилось?

— Слышала про «чернильные пятна»? — как всегда, Сергей в тревожные минуты обращался ко всем на «ты».

— Ну, мы специально не изучали, но Корвин рассказывал…

— Понятно, — кивнул Сергей. — Он в свое время сильно пострадал, только не в Питере. Знаешь, это вообще очень редкие твари… к великому нашему счастью. Откуда их могли взять здесь, да еще и в текущей реальности — ума не приложу. Вообще, твари должны здесь погибать, но не сразу.

— А кто их мог добыть? И как там Игорь?

— Судя по всему, ничего с нашим стажером не случилось. А вот добыть… Вообще-то, кто угодно, кто о них знает и может заплатить. Может быть, даже обычный человек. Или — маг из Сообщества, который не бывал на кромке, зато кое-что слышал.

Машина, тем временем, выехала на Кронверкский. На сей раз здесь не было пробок, поэтому Сергей решил, что можно проехать почти до конца проспекта, не сворачивая в лабиринты прилегающих улочек.

Еще раз сработал мобильник.

Сергей молча выслушал собеседника, сказал: «О-кей».

— Ты подумай, — усмехнулся он, — этот тип любит театральные эффекты.

И он коротко пересказал историю с апельсинами и коротенькой записочкой: «Сегодня ночью вас должны убить».

Марине неожиданно показалось, что она помнит эту надпись притом очень явственно. Вот только с чего бы?

Некоторое время она сидела в задумчивости, пока Сергей не повернул на Зверинскую. Автомобиль промчался мимо «Камчатки» — той самой котельной, где когда-то работал Виктор Цой, великий рок-музыкант… Стоп! Рок-музыка — рок-магазин…

— Я помню такую надпись! — решительно заявила Марина.

— Откуда? — Сергей удивленно сдвинул брови.

— Рок-магазин… Тот, что на Лиговке… Неподалеку от него. Точно такая же надпись, еще и рисунок какой-то — то ли гуманоид, то ли существо из параллельного мира.

— Ну, наш мир — это мир совпадений, — рассмеялся Сергей. — Это пока что никакая не версия. Просто какие-нибудь панки развлекались…

— Панки?

— Конечно, — беззаботно махнул рукой начальник информцентра. — Ну, подумай, кому там еще непотребства творить?! А с покушавшимся — совсем другое дело.

— Ох, не знаю. Может…

— Дело в другом, — заявил Сергей. — Раз началось с покушений на самых младших — дело может дойти и до тебя. Ты ведь живешь на Петроградской, верно? Так вот — я постараюсь тебя не только отвозить, но и забирать. По крайней мере, сейчас. По-моему, тебе небезопасно ходить одной по улицам, пока все не утрясется. Сама подумай — сперва кто-то убил мага из Сообщества. Теперь оно решило отомстить. И — пожалуйста — попытались убить стажера. Такого и прежде-то не было…

Марина хотела было поблагодарить Сергея за заботу, но решила промолчать. Теперь она вообще не представляла, как к нему обращаться — на «ты» или на «вы». И значит ли это его обращение, что Сергей считает ее пусть младшим, но профессионалом?

Почему-то ей этого очень захотелось.

Офис «Третьей стражи» походил на растревоженный улей. Игоря на месте не было, Рэкки и Алекса — тоже. Зато оставшийся свидетель происшествия — Таня — пересказала Марине всю историю, наверное, уже в пятый раз.

— И если бы не Алекс и не Рэкки, я бы с тобой не разговаривала, — заключила она. Таня и обычно была бледной, но сейчас ее лицо казалось белым, словно полотно. — Знаешь, Кор, — обернулась она к длинноволосому парню, который сидел за их столиком в столовой, — вот теперь я тебя могу понять! Ты же тогда чуть ли не месяц пролежал…

— Чуть больше, — отозвался Корвин. — Знаешь, не очень-то мне это приятно вспоминать. Так что будем радоваться — все обошлось. Хорошо бы, Рэкки вышел на след того, кто это сделал…

— А кстати, версии уже есть? — спросила Марина.

— Ну, версия есть всегда — Сообщество. Сейчас вся компания прибудет — и мой благовредный все нам расскажет. Мол, был еще и такой случай… — Таня рассмеялась, но как-то слишком настороженно. — Я только одно пока знаю: к этим чертовым апельсинам была приложена записка.

— Вот-вот, — заявила Марина. — Я уже кое-что высказала, а Сергей только отмахнулся… Точно такая же надпись есть в переулке у рок-магазина.

— Что за надпись? — встрепенулась Татьяна.

Марина хотела было рассказать, что именно за надпись, но в этот момент дверь столовой отворилась, и на пороге появилась вся команда: торжествующий Рэкки, невозмутимый Алекс и очень пристыженный и смущенный Игорь.

— Ну что — убийцы нет, зато есть много зацепок, — произнес Рэкки.

— Думаю, девочка не годится на роль безжалостного террориста, — развел руками Алекс. — Пришлось ее доставить к нам — в изолятор, конечно.

— Она не съела эту гадость? — первым делом спросила Таня.

— Нет, конечно, иначе не выжила бы. Кстати, что характерно, эта самая Лара — бывшая девушка нашего старого доброго Яна. Как думаете, леди и джентльмены, это случайность — или как? — Рэкки ухмыльнулся.

— Думаю — или как, — предположил Корвин. — А ты не считаешь, что Яна просто подставили?

— Вот именно! Мы же не стали заявлять всему Сообществу — опасный контрабандист обезврежен! А слухи идут медленно. Они знают, что Ян доставлял нам неприятности. Вот, видимо, и решили вывести нас на ложный след.

— А зачем девочку в изолятор? И кто она вообще? У нее есть хоть какие-то способности? — спросила Таня.

— Есть, — кивнул Рэкки. — Обтрясать кошельки молодых людей. Заметно это сразу. Попадись такой миллиардер — вмиг бы из него миллионера сделала. А больше способностей — никаких! Интеллект — ноль! Думаю, Ян был наказан еще до ссылки, и примерно наказан! И куда ты только смотрел? — обернулся он к Игорю. — Личико хорошенькое? Хоть бы магическим зрением взглянул разок!

— Да я же с ней первый раз встретился, — заявил вконец смущенный молодой человек. — Просто поговорили…

На сей раз рассмеялись все — даже сам Игорь.

— А в изоляторе этой девице придется побыть пару деньков, — слегка поморщился Рэкки. — Ей кто-то промыл память, если бы после нашего визита мы проделали то же самое, закончилось бы все эпилепсией. Да заодно и спокойнее — важного свидетеля никто не уберет.

— Думаешь, теперь здесь безопасно? — хмуро спросил Алекс.

— Для нее — да, — ответил Рэкки. — А для нас — как всегда. Думаю, сегодняшние события — это объявление войны.

— А я бы проведала нашего контрабандиста, — сказала вдруг Татьяна. — Может, и его попробовали убрать?

— Это — вряд ли, — покачал головой Рэкки. — Скорее, все наоборот — его оставили так, чтобы мы до него смогли добраться…

Марина больше не вспоминала собственную версию. Ей неожиданно показалось, что обстановка за столом стала гораздо менее напряженной, чем обычно. Казалось, что с прошлой осени те, кто собирался в столовой — и Светлые, и Темные, и остальные — чем-то слегка подавлены, завалены всевозможными делами, которые мало что на самом деле стоят. Конечно, отношения оставались прежними, но сплоченность, которую Марина застала, когда оказалась здесь впервые, начала — почти что незаметно — улетучиваться. Возможно, понадобилось бы лет десять, а то и намного больше (маги все же живут долго), чтобы зрелые, возмужавшие — и куда более чужие люди — сказали бы: «А вот прежде все было как-то иначе… Лучше, что ли…»

Может быть, такое случилось бы очень нескоро. Но процесс уже шел.

А теперь все вернулось на круги своя.

Марина и предположить не могла, как обрадовали бы ее наблюдения одного из убийц… А может, и второго — Ян ценил достойных противников.

И все же, поскольку наступали выходные, Марина решила пренебречь советом Сергея. Ей очень хотелось прогуляться в гордом одиночестве. Просто походить по городу — ну, к примеру, дойти до Лиговки. А заодно — все обдумать.

Что-то еще, кроме надписи, ее смущало. Но что именно — она не помнила. Да и об опасности как-то не стала думать. Ведь приказа оставаться в офисе «Стражи» ей никто не отдал.

 

Глава 7

Операция «Крыса» на поле чудес

Санкт-Петербург,

2005 год.

«Математика — мера всех вещей», — любил он повторять фразу Пифагора. И это было действительно так. Только вот, похоже, те, кого он уничтожал, жили по законам больших чисел. Мало того, что их было много, так ведь существовало множество видов и подвидов всей этой мрази.

Он открыл папку-досье. С фотографии смотрел «в меру упитанный» мужчина под сорок, с уверенным, если не сказать наглым взглядом. Его поклонницы говорят, что этот взгляд «пронизывает насквозь». Врут, конечно. Точнее, им это кажется.

«Кажется, а креститься забывают», — поморщился убийца.

Впрочем, поклонницы будущей жертвы его нисколечко не интересовали — разве что в том плане, что этот тип, когда его настигнет судьба, должен оказаться один. Это — очень важно. Конечно, Дар позволяет стирать из памяти свидетелей кое-какие события — но лучше до этого не доводить.

Он перевернул фотографии, целую подшивку газетных статей. Ругательные статьи, говорите? Да это же его реклама! Какая только бестолочь все это пишет!

Хотя завтра пускай поработают и толковые «акулы пера», и бестолочи — будет вам сенсация, ребятки, ешь не хочу!

А вот и распечатка сайта нашего кумира публики. Дипломы, дипломы, членство в академиях. «Гм, а чего проще — зарегистрировать фирму, назвать „академией“, выпускать яркие бумажки? Если есть средства, можно сделать и свои ордена — сейчас все прокатит!» — человек вздохнул, глядя на самовосхваления будущей жертвы. Этот тип не захотел быть просто экстрасенсом. Теперь он — инкарнация Иисуса Христа на Земле. Не больше и не меньше, хотя на его личном сайте об этом говорится очень глухо и туманно. Но ведь есть еще и сайты его адептов и его организации.

Человек отложил досье и задумался. В последнее время у него появились не то чтобы сомнения в своей правоте — нет, скорее, понимание: до полной и окончательной чистки еще очень и очень далеко. Мир плодил все больше и больше самых разнообразных крыс, а котов было слишком мало. Мало того — большинство котов давно разленились, они даже не замечали ползающих вокруг мерзких серых тварей. Или — делали вид, что не замечают.

Впрочем, все очень скоро должно было измениться. Убийства последних недель заставят крыс перейти в атаку, которая станет для них началом гибели. Для Сообщества — но и не только. Вряд ли победители станут терпеть мерзость, захлестнувшую и город, и страну. После Сообщества настанет черед всех, кто заставлял людей стискивать зубы от страха, унижения или бессильной ярости. Пускай все они, — от уличных хулиганов, не обученных нормальной человеческой речи, до твердящих заумные словеса либерал-рыночников, — пусть они знают: их очередь наступит, и очень скоро. И не только в этом городе и в этой стране. В очередь, крысячьи дети, в очередь!

Но вот типа из досье желательно отправить на тот свет лично. Отличный бонус для расторопного кота — особо жирная и вкусная крыса на обед.

Итак, что у нас имеется? А имеется человек с великолепной для его профессии фамилией — Могильный. Имеются его заявления о том, что он может оживлять людей, а также — предупреждать землетрясения с наводнениями и даже менять полюса планеты. Но полюса — это для рекламы, это для господина Могильного — слава. А вот «оживления» умерших людей — это деньги.

Схема обработки очень напоминает лохотрон. За Могильного работает его команда, на собрании демонстрируется видеофильм с якобы оживленным человеком, выступают свидетели. О, у этих некоторый Дар есть — на первых же собраниях отсекаются и берутся на карандаш убитые горем люди, у которых не так давно умер кто-то близкий. Потом с этими людьми начинается долгая и трудная работа. Важно, чтобы у них водились деньги (впрочем, соратники Могильного могут, если надо, помочь продать квартиру), но еще существеннее, чтобы будущая жертва воспринимала мир некритично. Чтобы больше стремилась к вере, чем к знанию. Тогда и деньги появятся.

Потом все происходит просто: адепты Могильного говорят, что покойник уже оживлен. Было несколько случаев, когда в «доказательство» разбивали надгробия на кладбищах. А жертве сообщается, что бывший покойник должен сменить внешность и документы, пройти адаптацию в специальных, невидимых простому глазу учреждениях, подвластных все тому же Могильному. Люди верят и такому!

…Убийца усмехнулся. Судя по всему, господин «экстрасенс» отлично знает, что такое кромка. Но вряд ли он или кто-то из его подельников может там оказаться. Это им уже не по зубам.

Эта тварь поработала и в Москве, и на юге — и лишь теперь решила, что холодный и недоверчивый Петербург тоже созрел для «оживлений».

Что ж, на сей раз предупреждение придется продублировать. Одно уже сделано — отличная красивая надпись на стене, спасибо Моргане, недаром она деньги получает. Надпись номер два придется сделать за кулисами того самого ДК, где будет сегодня вечером выступать господин экстрасенс.

Убийца еще раз вгляделся в портрет «исцелителя». На него глянул наглый человек, для которого переступить через труп или чьи-то страдания — сущий пустяк. Что ж, сегодня ему самому придется немного пострадать.

Он отложил портрет и задумался. Откуда в России, стране достаточно образованных людей, взялось столько именно подобной дряни? Мошенники, приватизаторы разных мастей — с ними все более или менее понятно. Но вот «экстрасенсы»…

А ведь все понятно и с ними! В 60-е самый темный деревенский мужик повертел бы пальцем у виска да выругался бы нецензурно, если бы услышал про «заряженную воду» или про «опыты» Могильного. Про какого-нибудь студента-физика и говорить не приходится.

А сейчас в сектах этой дряни множество людей с высшим образованием. Верят, на собрания бегают, квартиры продают, если «гуру» приказал!

Просто в начале 70-х случилось нечто, что сделало науку беззубой. Много всего творилось — массовые выезды «доцентов с кандидатами» на картошку, например. Зачем, разве стране это было так уж нужно? Нет, конечно — просто науке указывали ее место.

В науке шла битва за звания, а не за знания. Порой звания получали на пустом месте, безо всяких открытий — зато с великим множеством интриг.

Яблони на Марсе так и не зацвели, лекарство от рака не создали… Так что очень скоро многие решили — ничего эта наука решить не способна. Мало того — эти ученые настоящих целителей не желают признавать!

А слушки о «настоящих целителях» циркулировали все успешнее: с кухонь — в очереди и институтские курилки, а далее — везде. «А вы знаете, она всех старцев из политбюро лечила… Просто они это от народа скрывают…» «А на самом деле он использует методы филиппинских хирургов — ну, знаете, операции без скальпеля и без наркоза! Да, они рак умеют лечить на любой стадии!.. Только от нас это скрывают!»

Слухи были разными, а припев — одинаковым. Ведь до чего ж обидно, когда от тебя, честного трудяги, какие-то гады «наверху» что-то скрывают! И если бы военные тайны — еще куда ни шло. Но вещи, которые помогут просто сохранять здоровье или победить неизлечимую болезнь!..

А потом грянул Чернобыль — и над наукой стало можно издеваться как угодно! Вот тут и повылезли изо всех щелей сектанты, потомственные колдуны и специалисты по заряжаниям воды. Для них настало золотое время. Для их дирижеров из Сообщества — тоже.

Ну, а теперь дошло до «инкарнации Христа» и оживителя мертвых. Что ж, посмотрим, сумеет ли он оживить сам себя, когда жареный петух возьмет да и клюнет мерзавца куда следует!

Человек захлопнул досье. Что ж, к этому он начал готовиться очень долго — с тех пор, как узнал, что Могильный наконец-то решил почтить Петербург своими лекциями и семинарами. Что ж, придется посидеть на этом собрании — игра того стоит.

…Он вышел из дома, не торопясь подошел к своей машине, открыл дверцу, уселся за руль. Потом не торопясь закурил сигарету, — просто для того, чтобы собраться с духом. Предстоящее убийство его нисколько не страшило, но охотничьим азартом нужно было управлять. На то он и оборотень, в конце-то концов — а оборотень должен обладать не только инстинктами, но и разумом.

Наконец, полностью совладав с собой, он включил зажигание.

Автомобиль неспешно двинулся по направлению к центру, к Лиговке. Охота на жирную крысу из Сообщества началась.

* * *

В то время, когда автомобиль убийцы двигался в потоке машин по переполненному Лиговскому проспекту, Марина выходила из метро. Рассчитывала она только на собственную удачу. Честно говоря, она не очень хорошо представляла, как ей следует использовать крохотную зацепку, которую девушка когда-то уловила в одном из разговоров. Да и зацепка вряд ли могла привести ее к убийце. Хотя почему бы не использовать все шансы? Если бы девушка рассказала обо всех подозрениях Рэкки, тот, наверное, улыбнулся: «Ну, и где же твои доказательства?»

Никаких доказательств не было. Имелись смутные, неясные для нее самой подозрения. А больше — ничего. Кроме надписи на стене:

СЕГОДНЯ НОЧЬЮ ВАС ДОЛЖНЫ УБИТЬ!

Кого именно — должны?

На сей раз она не стала идти в обход, а просто перешла Невский. А потом решительно направилась все к тому же рок-магазину.

И удача немедленно возникла у Марины на пути! Около остановки автобусов стояла ее рыжеволосая тусовочная знакомая, которая, надо думать, искала возможностей стрясти с кого-нибудь немножечко денег.

— Ой, привет!.. А что ты так редко сюда ходишь?

Судя по всему, рыжеволосая бывала здесь каждый день — с одной-единственной целью.

— Ну, — Марина пожала плечами, — времени не хватает. Вечно все дела, — она досадливо махнула рукой. — Работа, учеба, уже про личную жизнь забыла… Не помню, когда в последний раз с парнем была. И вообще — я здесь случайно.

— Сочувствую, — протянула рыжеволосая, которая, видимо, пребывала в раздумьях: знакомая, у которой жизнь — сплошная работа, не должна отделаться только десяткой. Похоже, девушка решала, как бы пограмотнее выпросить побольше денег. Жетон на метро в качестве предлога явно не подходил.

— Слушай, есть так хочется, — простодушно сказала девица. — А денег — ни хрена…

— Ладно, у меня как раз зарплата вчера была. Пошли в кафешку, здесь, рядом…

— А у тебя найдется еще и на жетон? — быстро спросила рыжеволосая, которая успела немного опьянеть от собственного нахальства.

— Найдется, — проговорила Марина. «На много жетонов — только если ты мне сейчас поможешь», — подумала она.

Болтая ни о чем, они перешли Лиговку и добрались до летнего кафе около вокзала. Если точнее, то болтала одна рыжеволосая, а Марина внимательно прислушивалась, надеясь отыскать хотя бы крупицу полезной информации. На сей раз — напрасно…

— Сперва — два салата, потом — две отбивных и кофе. И пирожные — с ванилью, — распорядилась Марина. — Ну, я столько не съем, — удивленно посмотрела на нее рыжая. Точнее, не на саму Марину, а на пятисотрублевую бумажку в ее руках.

— Очень даже съешь, — рассмеялась Марина. — Поищи лучше столик.

Это оказалось довольно легкой задачей — кафе в этот час наполовину пустовало.

Девушки терпеливо дождалась, пока принесут салат. И только дождавшись, когда рыжеволосая утолит первый голод, Марина проговорила — очень серьезно и разборчиво:

— А теперь расскажи все, что ты знаешь про некую Моргану с тусовки…

Рыжеволосая оторвалась от тарелки — и встретилась взглядом с внимательными глазами Марины.

— Информация — это деньги, — сказала Марина, когда девица под ее взглядом слегка оцепенела. После чего рыжеволосая была тут же временно отпущена — гипноз гипнозом, но будет лучше, если она сейчас выложит все сама, почти что по собственной воле. Надо быть мастером, чтобы человек под гипнозом выдал всю полезную информацию, не пропустив ничего важного. А Марина пока что мастером себя не считала.

Поэтому воздействие надо было закрепить.

— Знаешь, мне надо статью о тусовке сделать, — сказала девушка самым обыкновенным тоном. — Я ведь на журфаке учусь, а это — вроде курсовой…

Теперь она врала безбожно, но такое вранье ее собеседница проверять не станет.

— Ладно, — рыжеволосая принялась за отбивную, слегка задумчиво поглядывая на Марину. — Тебя какая Моргана интересует? Та, которая на гитаре играет, та, у которой парня зовут Фиолетовый Упырь — ну, знаешь, такой, со скособоченной мордой…

— Та, которая хорошо рисует, — подсказала Марина. — Которая — большая стерва.

— А-а, — девица слегка поморщилась. — Так она с нашими теперь и не здоровается… Вот уж на самом деле — стерва.

— Вот и расскажи о ней, — почти теряя терпение, сказала Марина. — Кто она такая, где появляется, где живет…

— Да зачем она тебе?

— Надо, — Марина загадочно улыбнулась. — Для статьи. Может, еще отбивную заказать?

— Пожалуй, — пожала плечами рыжая, в которую, вопреки ее словам, отлично уместился легкий ланч.

Выяснила Марина очень немногое. Моргана была прославлена двумя вещами — во-первых, умела хорошо рисовать, во-вторых — хорошо отбивать чужих парней. Последнее качество Марину нисколько не интересовало, зато рисование очень хорошо подходило для ее версии.

Что до места обитания Морганы, то когда-то она и в самом деле тусовалась здесь, у рок-магазина. Но сейчас стала появляться все реже и реже. Во-первых, большинство здешних девиц очень ее недолюбливали, во-вторых — она нашла какую-то денежную работу и окончательно возгордилась. Причем «денежная работа» заключалась в рисовании граффити. Каких именно — рыжая не знала.

— А заказчика ее ты не видела? — уточнила Марина.

— Откуда? Наверное, ее новый парень… Да у нее их всегда было много. И вообще…

— А где она сейчас бывает, ты не знаешь? — Марина поняла, что поговорка «из кувшина можно вылить только то, что было в нем» — это великая мудрость. Скорее всего, так она Моргану никогда не найдет. Но из рыжей надо вытрясти все, что она знает — а то и больше.

— Дай подумаю, — сказала рыжеволосая, ковыряясь в уже опустевшей тарелке. — Она бывает в клубах… Что-то когда-то говорила… Ну, конечно, — в «Антарктиде», на Ваське…

«А неплохой вкус у этой Морганы, — подумала Марина. — В „Антарктиде“ на Васильевском острове (который некоторые отдельные штатские очень любят называть дружески-фамильярно) бывает много хорошего народа. Ладно, если отдыхать — так по полной программе».

Честно говоря, Марина сама сомневалась в собственной версии. Скорее, это расследование было для нее чем-то вроде отдыха. Если она не отыщет никаких новых зацепок, ведущих к убийствам, то, по крайней мере, сможет потанцевать и послушать музыку. Заодно — облагодетельствует эту несчастную рыжую девчонку. Ерунда, конечно, но так накинуться на еду может только полуголодный человек. Точнее — полуголодный человек в Питере, в начале третьего тысячелетия.

Странная какая-то жизнь получается…

— Вот что, подруга, — решительно сказала Марина, когда исчезли и отбивные, и кофе, и мороженое, — сегодня в «Антарктиде» наверняка хорошая программа. Вот я и думаю — а не пойти ли нам туда? Заодно — Моргану мне покажешь. Только погоди…

Рыжая почти испуганно посмотрела на нее.

— Ты знаешь, какие там билеты?

— Знаю, — проговорила Марина. — Нам хватит. Давай-ка, пока время есть, посмотрим одну вещь. Это тут, рядом…

Они снова перешли через Лиговку, миновали рок-магазин и свернули в переулок. Все та же надпись вместе с гуманоидом присутствовали на стене — никто и не подумал стереть граффити.

— Ты мне скажи, вот это Моргана могла нарисовать? — спросила девушка.

— Ну, да, наверное, — согласилась рыжеволосая, и тут же вспомнила: — Да она что-то такое и делала — только не для граффити, а для одного журнала.

Выяснилось, что с полгода назад на тусовке существовал самиздатский журнал, в котором публиковался всяк кому не лень — непризнанные авторы писали повести и рассказы, непризнанные художники делали иллюстрации. Вот среди последних была и Моргана.

— Ну, тогда тем более, надо бы на эту стерву поглядеть, — заявила Марина. — Пошли, что ли?

— А жетоны? — забеспокоилась девица, которая, как выяснила Марина, звалась Мориэль (а вне тусовки — Аськой).

— Будут и жетоны, — решительно отрезала Марина. — Сейчас дойдем до «Маяковской» — будут и они.

* * *

Почему-то Евгений Павлович Могильный нервничал с самого утра. Причина казалась ему совершенно неясной.

Вроде бы, все было договорено. Вроде бы, схема действий давным-давно отработана и в провинциальных городах, и даже в первопрестольной. И полный зал гарантирован, хотя особой рекламы было решено не давать.

Может, все это связано с его коммерческим партнером, которого, как он выяснил, убили здесь, в Петербурге. Убили совершенно по-дурацки — какой-то бомж швырнул бутылку с кислотой. И случилось это, что характерно, в самом центре города, у шикарной гостиницы.

Бомжа, конечно, не нашли. Вроде бы, как удалось выяснить, и кислота оказалась какой-то странной. Почему-то это больше всего тревожило Евгения Павловича.

К тому же, теперь сорвалось одно очень выгодное и необходимое предприятие. Ведь заработать деньги на этих самых бессмертниках — дело нехитрое, нужно их выгодно вложить. Для этого существовал серьезный механизм. И теперь из-за глупой и случайно гибели представителя фонда механизм дал сбой. К счастью, очень небольшой сбой.

Тревожило Евгения Павловича и другое. Питер — город недоверчивый. Москва не верит только слезам. Петербург — не верит без проверки ничему. Правда, времена изменились, теперь и здесь много тех, кого Евгений Павлович и верхушка его организации называли между собой «клиентура». Но все же в зале могли оказаться и противники. Поэтому приходилось особенно хорошо поработать и над домашними заготовками, и над имиджем.

Могильный надолго задумался, что ему следует надеть. Обычно он выходил на сцену в строгом деловом костюме, но здесь, опять же, этот номер мог не прокатить. Может быть, остановиться на темном свитере и джинсах? Поиграть, так сказать, в демократизм? Хотя, нет, и это — неверный ход.

В дверь постучали.

— Войдите, — проговорил Могильный. Чужие здесь обычно не ходили. По крайней мере, такое условие он поставил дирекции дворца культуры.

В дверях возник один из «учеников» — точнее, ассистентов.

— Евгений Павлович, какую кассету ставим?

Вообще-то, Могильный требовал, чтобы помощники называли его «учителем» — но это на людях. Сейчас можно было не чиниться.

А вот насчет видеокассеты с показаниями «бессмертников» или «живых мертвецов» — это серьезно.

— Третью, — после некоторого раздумья сказал Могильный.

— Без спецэффектов? — удивленно спросил помощник.

— Именно, — твердо проговорил Могильный. — Здесь они не прокатят…

Помощник развел руками — мол, хозяин — барин, — после чего удалился, оставив «гуру» пребывать в медитации.

Могильный посмотрел ему вслед. Помощник был из молодых, в провинции ему кое-что удалось сделать, а здесь — глаз да глаз за такими. Нет, все верно — никаких спецэффектов для здешней аудитории. Достаточно будет воспоминаний о смерти и воскрешении. Молнии, бьющие в надгробия, мы, пожалуй, оставим для кого-нибудь другого.

Да, заодно и вопрос об одежде. Неброский, но достаточно дорогой серый свитер придаст ему уютный и домашний вид. Но все же — несколько холодный и отстраненный, такой «гуру» вызовет большее доверие «клиентуры». И никаких джинсов — брюки от строгого делового костюма.

Он переоделся, посмотрел на себя в зеркале. Что ж, на роль современного мессии вполне сгодится.

И в этот момент зазвонил мобильник, лежащий на столе.

«Надо будет отключить», — раздраженно подумал Могильный, но все же протянул руку к трубке.

— Евгений Павлович? — спросил его молодой голос, смешно растягивая слова.

— Могильный слушает, — подтвердил «гуру».

— Вас прокуратура беспокоит, — продолжал голос.

— Как-кая еще прокуратура?! — резко выдохнул Могильный.

— Да не беспокойтесь вы так, — ласково продолжал голос. — Не российская, будьте в том уверены.

— Но… — Могильный судорожно припоминал, что он мог нарушить в Европе. Нет, вроде бы, все было чисто.

— И опять не угадали! Слишком вы недогадливы для мессии, Евгений Палыч. Вами интересуется прокуратура Нижнего Мира, так сказать.

— Что за глупые шутки? — рявкнул Могильный, собираясь дать отбой. — Что вы себе позволяете?!

— Да не шутки это, Евгений Палыч. Адская прокуратура, если вам это так интересно. Вас там ждут, чтобы задать пару-тройку вопросов… не скажу — «не дождутся». Как раз очень даже дождутся — сегодняшней ночью.

— Что за… — еще раз зарычал «мессия».

— Учтите, Евгений Палыч, — сегодня ночью вас должны убить. Это произойдет обязательно. И вы очень облегчите нашу работу, если сделаете это сами.

И в трубке раздались гудки. Разумеется, номер определить было невозможно.

«Гуру» яростно заметался по комнате. Чьи это шутки, хотелось бы знать? Конкуренты?! Но ведь есть соглашение о разделе сфер влияния, в конце-то концов, все же из одного корыта кормятся, начальство у всех — одно (пускай начальством себя и не зовет). И кто мог нарушить соглашение?

Могильный представил, как сейчас раздувает щеки старый «заряжатель воды» Юшмак. «Выступление в Питере сорвано, теперь — наша с вами очередь», — докладывает ему помощник. А может, этот, телегипнотизер? Вроде бы, он опять всплыл на поверхность, опять хочет добраться до телеканалов…

А если это — враги, те, о ком и хозяева предпочитают помалкивать. Но он-то, Могильный, знает — есть вражеская организация, она существует в каждом крупном городе и в России, и за рубежом. Эти ребята не очень любят высовываться, но если у хозяев дела не идут на лад, то, возможно, виноваты те самые таинственные «стражники».

А может, они прикончили и Руонга Чеа? И теперь хотят сорвать выступление в Питере?

В любом случае, придется приказать «ученикам» усилить охрану и бдительность. А после выступления — скорее в Москву!..

* * *

Вообще-то, Марина сильно рисковала полностью забыть настоящие цели своего путешествия — стоило ей только оказаться около клуба «Антарктида». Среди перечня групп, объявленных на сегодня, значилась «Ойкумена». Это прикажете считать совпадением — или чем еще?! В кои-то веки выбраться в клуб (причем твердо решив поработать следователем) — и буквально налететь на любимую группу!

За спиной что-то пискнула Мориэль, но Марина ее даже не расслышала. Она смотрела на афишу, опасаясь, что вышло какое-то недоразумение. Но нет — «Ойкумена» должна была выступать именно сегодня.

— А билеты? У нас же нет флаера! — твердила рыжеволосая.

— Не беда! — махнула рукой Марина. Деньги у нее еще оставались, а если бы даже не было, — какая разница! Отвести глаза при ее способностях можно всегда, хотя такие вещи и не приветствовались.

И все же Марина решила заплатить — и за себя, и за Мориэль.

Народу в помещении собралось немало. Кое-кто — в обычной одежде, видимо, пришедшие с работы или после учебы. Некоторые успели переодеться — кто в кожаные «доспехи» с металлическими заклепками, а иные — и вовсе в странные одеяния, похожие на средневековые (по крайней мере, так могло показаться здесь, в полутьме).

— А теперь — покажи мне Моргану, — скорее приказала, чем попросила Марина.

— Ну, если она здесь, — пробормотала Мориэль. — Да на что она тебе сдалась?

— Если надо, значит — надо, — отрезала Марина. Она подозревала, что сейчас рыжеволосая пристанет к какой-нибудь компании знакомых, потом — еще к кому-нибудь (благо Мориэль была весьма и весьма общительной) — а потом просить ее о чем-либо будет совершенно невозможно.

Мориэль огляделась, потом указала куда-то ближе к сцене.

— Вон она, — сказала рыжеволосая. — Там стоит, а парень при ней — это бывший парень Лил. Знаешь Лил, она обычно на «Черной речке» тусуется? Ни фига себе! Ну, стерва!..

Последнее замечание относилось, разумеется, все к той же Моргане.

— Она тебя знает? — спросила Марина, постаравшись взять рыжеволосую под контроль. — Быстренько веди меня туда.

Но ее план тотчас же рухнул — на сцену вышел ведущий, какой-то молодой человек, уже не слишком твердо держащийся на ногах.

Увы, добраться до Морганы сейчас не получилось, зал притих, разве что у столиков, где пили пиво, царил шепоток.

Впрочем, первая группа, как всегда, была запущена для разогрева. Марина даже не запомнила название этой команды — настолько убогой она оказалась. Слов было не слышно, музыки, в общем-то, тоже не было — просто из гитар извлекались какие-то звуки.

Тем временем Моргана и ее нынешний кавалер проследовали к столикам в глубине зала — видимо, и им выступавшие не слишком-то нравились.

Теперь можно было высвобождать Мориэль из-под контроля — все равно, свое дело она уже сделала.

Разумеется, рыжеволосая почти тут же крикнула, перекрывая «музыку»:

— Я сейчас! — после чего исчезла в каком-то одной ей ведомом направлении.

А Марина двинулась к бару. Сперва она заняла очередь за Морганой, потом тихонько подгадала тот же самый столик — при определенных магических способностях это не так уж и сложно. Теперь надо было разговорить.

Она оглядела зал, как бы случайно остановившись на лице «подозреваемой». Лицо Морганы показалось ей каким-то тяжеловесным, и это впечатление только усиливали черная куртка и большая металлическая пентаграмма. Но девушка не производила впечатления угрюмости. Скорее, наоборот — она пришла сюда явно для того, чтобы радоваться жизни. Радоваться пока приходилось только пиву и общению с молодым человеком, похожим на немного повзрослевшего и пьющего Гарри Поттера: очки еще сохранились, но лицо уже стало слегка одутловатым.

— И когда будет «Ойкумена»? — спросила Марина как бы в пространство, сделав небольшой глоток пива.

Сидящая напротив нее Моргана подняла голову.

— Не знаю, вроде, должны третьими выступать, — слегка скучающим голосом проговорила она. — Они редко выступают… — добавила она.

Теперь разговор следовало перевести на интересующую тему. Каким образом это можно было бы сделать, Марина совершенно не представляла. И вдруг в ее голове мелькнула совершенно сумасшедшая догадка. А что, если вот этот юноша в очках — и есть тот самый убийца?! А может, и Моргана имеет ко всем преступлениям некоторое отношение?

В общем, осторожность, осторожность и еще раз осторожность!

И все же, вялотекущая беседа продолжалась. Молодой человек не принимал в ней никакого участия — его собеседницей стала пивная кружка.

Моргана тоже оказалась поклонницей «Ойкумены», хотя прежде никогда не слышала команду «вживую». А это уже могло стать темой для разговора. Постепенно беседа перетекла на тусовку, тут бы ей и заглохнуть, поскольку у Морганы и Марины общих знакомых не было. Но тут Марина сообщила, что умеет более-менее неплохо рисовать, что слышала про все эти самиздатские журналы, но не знает, как на них выйти.

— А очень просто, — сказала Моргана, — их, вообще-то, несколько. Самый лучший — «Роза ветров», сама иногда туда рисунки относила. Ну, есть еще «Цитадель», да их много… Дай-ка адрес запишу, — она достала откуда-то из кармана клочок бумаги и стала старательно, печатными буквами, записывать эмейл.

А Марина в это время пыталась прощупать на предмет магических способностей и ее, и молодого человека. Выходило, что никаких таких способностей нет — по крайней мере, у «Гарри Поттера». Ну, если не считать феноменальной способности к поглощению пива: за время разговора юноша успел дважды сходить за «еще».

Значит, можно было попытаться взять их под контроль — как Мориэль. Правда, с Морганой проделать это оказалось куда сложнее.

Марина почувствовала ломоту в затылке — такое всегда случалось, когда она перерасходовала магическую энергию. Нет, определенно, девушка, сидящая перед ней, была весьма и весьма непростой.

— Мне надо узнать — кто взял тебя на работу? — спросила Марина, опасаясь, что контроль вот-вот закончится.

Моргана подняла голову.

— Это не совсем так. Он дает заказы. Он звонит сам.

— Это не твой молодой человек? — продолжала Марина допрос, радуясь, что «Гарри Поттер» ее не слышит — он опять встал в очередь в баре.

— Нет, — на губах Морганы появилось что-то вроде улыбки. — Это не он. Тот — настоящий, хотя я не понимаю, зачем все это ему нужно.

— А этот — ненастоящий? — невольно изумившись, спросила Марина.

— Нет, конечно. Знаешь, по большому счету, он мне не особенно нужен. Могу тебе уступить…

Марина только головой покачала. В этой тусовке царили какие-то очень странные нравы, но сейчас ей было не до того. Она вернулась к теме допроса:

— И ты рисуешь надпись, всегда одну и ту же?

— Да. Только он просит всегда по-разному. Иногда — готическими буквами. Иногда — славянской вязью. Иногда — цветную, иногда — нет. Каждый раз — по другому.

— А сам он не умеет?

— Умеет. Но не так. Он сказал, что у меня — Дар.

— Что такое Дар?

Марина начала догадываться, почему Моргану так сложно поставить под контроль. У нее тоже были магические способности, пусть в совершенно другой области и не самые сильные.

— Дар — это сродни магии. Так он объяснил, — проговорила она.

— Как его зовут и как он выглядит? У него есть номер телефона?

Ломота в затылке сделалась почти невыносимой. К тому же, молодой человек вот-вот должен был подойти с кружкой.

— Номер телефона я не знаю. А как выглядит… — Моргана надолго задумалась.

Марина едва не упала в обморок от нового приступа головной боли. Нет, это не просто перерасход энергии. Тут было что-то еще. Кажется, тот, кто заказывал Моргане надписи, поставил в ее мозгу какой-то защитный блок. Для того, чтобы этот блок пробить, нужна Таня. Или — Корвин. А еще лучше — Рэкки. Только и он не смог бы гарантировать результат.

— Знаешь, я не помню, — слегка удивленно проговорила Моргана. — Я даже не смогу сказать, старый он или молодой.

Кажется, осознание этого ее слегка испугало:

— Помню, как с ним говорила, что он заказывал… и всё.

— Ладно, — Марина поняла, что дальнейший разговор станет не только бесполезным, но, скорее, вредным — по крайней мере, для нее. Контроль надо было снимать — притом, немедленно.

— Жарко здесь, — сказала Моргана, слегка растерянно озираясь вокруг.

— Ага, — подтвердила Марина.

Головная боль немедленно прошла, стоило ей только оставить в покое свою собеседницу. Теперь надо было понять, что все это может значить.

Во-первых, точно ясно одно — убийца обладает магическим Даром, особыми психическими способностями. Например, может заблокировать память человека. Во-вторых — это и в самом деле убийца, причем, скорее всего, тот самый, который подбросил тварей в офис «Стражи». В-третьих… А вот она, Марина, не сумеет пока что блокировать сознание Морганы. А значит, убийца может узнать, что его личностью кто-то сильно заинтересовался.

«Все-таки, наверное, Сергей был прав — надо было сидеть и не высовываться», — в Марине закипало недовольство собой, она готова была броситься сейчас домой, в офис «Стражи» — не столько из-за провала, сколько от стыда.

А в следующий момент ей стало совсем уж не по себе. Ведь если внимательно подумать, то в этом случае убийцей мог оказаться кто угодно! Почему, например, не этот парень Морганы? Только потому, что Марина не нашла у него ни малейших способностей? А может, это блок, игра?! А с чего она решила, что убийца — непременно мужского пола?..

Если бы очередная незапоминаемая команда не убралась к тому времени со сцены под жиденькие аплодисменты, если бы не объявили «Ойкумену», Марина, наверное, кивнула бы Моргане и исчезла бы в толпе, пробиваясь к выходу. Но сейчас девушка все же решила остаться.

— …Мы представляем студийную команду, ради которой многие здесь и собрались. Встречаем «Ойкумену»! — донесся до нее голос ди-джея.

Вот на сей раз аплодисменты получились впечатляющими.

На сцене оказалась девушка, которой было примерно столько же лет, сколько и Марине. Длинные черные волосы были перехвачены серебристой ленточкой. На такой же ленте, только шире, была и гитара. Несколько молодых людей — рок-команда — заняли места на сцене, оставаясь как бы в тени.

— Добрый всем вечер, — проговорила девушка. — Чем бы вас сегодня удивить? Наверное, надо исполнить то, что никогда не звучало раньше…

Вот теперь зал затих. Столики около пивбара опустели. Даже «Гарри Поттер» проследовал поближе к сцене вслед за своей подружкой. И Марина оказалась там, на некоторое время почти что позабыв о своем провале и досадной оплошности.

— Иногда песни возникают после прочтения книг. Есть такая книга — про всевозможных индийских богов, про их очень непростую и печальную жизнь, — продолжала девушка из «Ойкумены». — Это книгу надо бы прочесть, каждый найдет там свое. А у нас вот появилась такая песня…

Она дала отмашку своим — было видно, что петь ей гораздо легче, чем что-то вещать со сцены. А голос у девушки оказался таким же чистым и красивым, как и в тех записях, которые уже были знакомы Марине.

* * *

Как раз в тот момент, когда «Ойкумена» начала свое выступление, в нескольких километрах от «Антарктиды» собралась совершенно иная публика.

Люди здесь были, как правило, постарше, притом — намного. Некоторые и передвигались-то еле-еле, поднимаясь по истертым ступеням лестницы, ведущей в главный зал дворца культуры. Некоторым хотелось продления молодости, другие, прочитав пару книжек Блаватской и прочих «великих учителей», считали себя людьми духовными, а значит — вполне созревшими для общения с новым мессией. Третьих вело самое обыкновенное человеческое любопытство, хотя, надо сказать, такие были в меньшинстве.

Попадались и люди, одетые в траур — они готовы были поверить во что угодно, лишь бы получить надежду на воскрешение своих близких. Их тоже было немного, но именно их должны были «отсекать» в первую очередь «ученики» Могильного. А потом предстояла долгая и кропотливая работа по медленному и верному отъему денег.

Сам Могильный в этой работе практически никакого участия не принимал, вся грязная деятельность лежала не на мессии, а на его учениках.

В этот момент произошло два события, которые повлияли на все, что последовало дальше. Но никто из публики о них так и не узнал.

Во-первых, в квартире одного из журналистов, сотрудничавших и в желтой, и в обыкновенной прессе, раздался телефонный звонок.

— Слушаю, — хмуро сказал журналист. Вообще-то, сегодня его рабочий день уже давно закончился. К тому же, голос в трубке был совершенно незнакомым.

— Антон, — проговорили на том конце провода, — для вас сегодня будет сенсационный материал. Уточнять, кто вам звонит, не нужно, я вам все равно не представлюсь.

Почему-то Антону захотелось сослаться на головную боль, на желание побыть рядом с семьей. И почему-то он этого не сделал.

— И что дальше? — спросил вместо этого репортер.

— Вам надлежит быть в двадцать два ноль-ноль у аптеки на Невском, — звонивший назвал адрес. — Как я представляю, это — одна остановка от вашего дома. За собственную безопасность можете не опасаться, разве что вы рискуете умереть от удивления.

— Вы можете сказать, с чем — хотя бы приблизительно! — это связано? — теряя терпение, спросил Антон.

— Пожалуй, да. С крахом одной очень неприятной вам персоны, одного из тех, кого вы искренне и за дело ненавидите. Я изучал ваши материалы. Жаль, что таких как вы, мало — иначе люди давно уже летали бы на Марс. В общем, в остальном вы разберетесь сами. Да, если опасаетесь за свою безопасность, можете прихватить кого-нибудь из своих коллег. Сейчас еще не поздно им позвонить. Всего вам хорошего.

— Подождите… — растерянно проговорил журналист, но в трубке уже раздавались гудки.

Он повертел трубку в руках. Честно говоря, не верил он подобным звонкам. Но любопытство, любопытство было сильнее всего. К тому же, звонивший, судя по всему, действительно читал его статьи — по крайней мере, те, что были посвящены космонавтике. Но если это не розыгрыш…

Через полминуты Антон осознал — не розыгрыш. Ничего похожего на магический Дар у него не было, и телефонный звонок поставил его под контроль. А все остальное было делом техники.

Второе событие оказалось куда более громким — и очень хорошо, что из-за кулис ничего не было слышно. Господин Могильный распекал своего помощника, отвечающего за сегодняшнюю встречу словами, которые совершенно не годились для великого мессии. Зато для «шестерки» в мелкой банде они подходили идеально.

— Это что, я тебя спрашиваю…?! — орал он на «ученика», тупо уставившегося на надпись на стене.

— Ну, мальчишки какие-нибудь нахулиганили, — тот только плечами пожимал.

— Ах, мальчишки?! Час назад этой… надписи не было?! Кто должен за все отвечать?!

Надо ли говорить, что надпись (на сей раз автором была не Моргана) гласила:

СЕГОДНЯ НОЧЬЮ ВАС ДОЛЖНЫ УБИТЬ!

— Чтоб этого больше не было! — рявкнул Могильный, после чего прошествовал к сцене, стараясь напустить на себя надлежащий вид.

И ведь что характерно — все его опасения насчет питерской аудитории оказались совершенно напрасными! Он почувствовал это с первой же минуты, с момента, когда вышел на сцену и слегка кивнул публике. Зал разразился бурной и продолжительной овацией, люди повскакали с мест, приветствуя его. Да такое не в каждой провинции встретишь!

Евгений Павлович начал с сугубо «научного» доклада — об изменениях расположения полюсов Земли. И кто-то даже пытался записывать ту галиматью, которую он нес с трибуны:

— …Как вам, вероятно, известно, наступление новой эры, эры Водолея, должно сопровождаться резким изменением магнитного поля Земли. Последствия этих изменений могли привести к катастрофе не только для нашей страны, но и для человечества в целом. Подобные катастрофы уже происходили — могу, в частности, назвать гибель Атлантиды и связанный с этим Всемирный Потоп, а также исчезновение огромного количества видов в конце мезозоя. Моей задачей стало введение этого процесса в приемлемые рамки, установление контроля над ним… — вещал «великий экстрасенс», стоя у доски с мелом в руке и вычерчивая схемы расположения полюсов.

Он говорил медленно и плавно, хорошо поставленным голосом — тем самым, которым пару минут назад орал матерные слова.

— Конечно, меня часто спрашивают о воскрешении мертвых, хотя это лишь частный случай моей деятельности. Фактически же речь идет о полном бессмертии человека. Оно не только возможно, это — реальность. Реальность, которая сбудется к 2010 году, — повсеместно и без всяких исключений. Пока же случаи воскрешения носят не массовый, а выборочный характер, это, практически — генеральная репетиция. И, пожалуй, наиболее убедительными доказательствами служат свидетельства самих воскресших.

Он кивнул одному из «учеников». Видеомагнитофон уже был готов.

— Я прошу, нет, скорее, даже требую — критического осмысления всего, что вы сейчас увидите и услышите.

Обманываться не стоило — это был всего лишь ораторский прием. Впрочем, даже здесь никаких открытий не было — когда-то в нацистской Германии некий деятель (не без тайной поддержки Сообщества) уже разработал принцип: ложь должна быть огромной, а объявить ее надо как можно наглее и убедительнее. И тогда в эту ложь непременно поверят — хотя бы на недолгое время.

Впрочем, ничего сенсационного на экране не было. Выступал какой-то мужик средних лет в спортивной футболке. Мужик заявил, что он умер на операционном столе, даже задрал футболку, под которой и впрямь обнаружился красно-фиолетовый рубец очень неприятного вида. Потом в воспоминаниях мужика наступил провал, который завершился тем, что он «как будто проснулся после похмелья». Как именно просыпаются после похмелья, говоривший, без сомнения, знал — и в это поверить было вполне возможно. Завершилось выступление самой искренней благодарностью «товарищу Могильному, который, не жалея себя, помогает людям».

Следующей выступающей оказалась довольно молодая девушка. Эта погибла в автокатастрофе, получив перелом основания черепа. (Обычно на этом месте записи часть мужской половины публики разочарованно вздыхала — задирать футболку девица не собиралась). Разумеется, смерть выглядела как «очень долгий и тяжелый сон без сновидений». Потом она проснулась — и вот тут начались самые настоящие проблемы: у нее не было ни прописки, ни временной регистрации! Бедняжка испытала великие мытарства — но, наконец, устроилась в новой жизни — естественно, благодаря заботе «человека величайшей доброты и величайшего интеллекта — Евгения Павловича Могильного».

— Да, именно это в настоящее время и является наибольшей проблемой, — подытожил выступления Могильный. — К моему великому сожалению, декларация прав человека, все наши устаревшие законы никак не учитывают воскресших людей. И здесь необходима очень большая работа. Должен вам сказать, что некоторые подвижки уже видны — в частности, в самое ближайшее время вопрос о воскресших будет поставлен перед Генеральной ассамблеей ООН. Кроме того, я должен вести разъяснительную работу и с российскими властями…

Он настолько увлекся, что даже забыл о звонке от «адского прокурора». Ну, мало ли кто там мог развлекаться?! Какая разница — все идет по плану. Никто его не перебивал, поэтому сидящие в первых рядах сектанты, верные своему «гуру», могли расслабиться.

Но все хорошее когда-то кончается, закончилась и его лекция о живых мертвецах. Следовало решить всего лишь несколько оргвопросов — они-то и были самыми важными.

— Оживлять людей может каждый. Пройдет несколько лет, и в мире появятся тысячи и тысячи Могильных, — говорил он. — Многие из моих учеников по всей России, в том числе — присутствующие здесь, — уже получили возможность оживлять своих близких. Некоторые из них станут преподавателями на семинарах «Методика бессмертия». К сожалению, у меня очень много работы, но я убежден, что это — не последняя наша встреча. Что же до семинаров, то всех желающих прошу оставить свои координаты моим соратникам и ученикам.

По рядам пустили списки, а сам Могильный еще раз кивнул и скрылся за кулисами.

Почему-то ему стало тревожно. Слишком уж гладко все идет в этом недоверчивом городе. Ему неожиданно показалось, что не он был дирижером зала, что людьми управлял кто-то другой — тот, кто находился среди публики и играл с ним, как кошка с мышью.

«На вокзал. Поскорее на вокзал», — думал он, проходя за кулисы. Сейчас все его ученики были на сцене, а здесь, в этой комнате, кошмарную надпись уже завесили. Ну, молодцы, постарались.

Он обернулся — слева стоял небольшой шкаф со стеклянными дверками, которые не открывали, вероятно, со времен основания дворца культуры. Луч закатного майского солнца отражался на запыленных створках, и «гуру» вдруг с ужасом осознал, что в пыли кто-то вывел надпись:

СЕГОДНЯ НОЧЬЮ ВАС ДОЛЖНЫ УБИТЬ!

Он почти что вскрикнул, усевшись на пружинный диван.

И в этот момент дверь без стука отворилась.

— О, вы, кажется, собрались в Москву? — насмешливо спросил тот же самый голос, который Евгений Павлович слышал в телефонной трубке. — Так вы туда вряд ли доедете, товарищ Могильный.

— Кто вы такой? — собрав остатки мужества, зло проговорил «гуру».

— Не бойтесь, не ваш конкурент, — усмехнулся вошедший. — Я же вам, кажется, представился: сотрудник адской прокуратуры, отдела по особо крупным мошенничествам.

Вошедший вынул удостоверение в черных корочках. Фамилию Могильный не разобрал, да и фотография расплывалась, точно также, как черты лица незнакомца. Но вот за печать со следом копыта и пентаграммой он поручился бы.

— Это удостоверение несколько ценней, чем ваши дипломы всяческих академий, Евгений Палыч. Да, так вот, я хотел вам рассказать один древнегреческий миф. Был такой бог — Гермес. И была у него обязанность — сопровождать на тот свет души умерших. А поскольку не всякая душа шла добровольно, имелось у него некое орудие труда — кадуцей. Вообще-то, это был жезл особой формы, но при желании хозяина он превращался в двух змей, обхватывающих шею жертвы.

— К чему вы это? Последний раз повторяю — кто вас послал?! — отчего-то слова давались Могильному все с большим и большим трудом.

— Посылать меня довольно опасно, дорогой Евгений Палыч. Вам я этого очень не советую. Что же до «к чему все это»… — незнакомец на мгновение задумался. — Ах, да, бог Гермес. Так вот он, к сожалению, умер. Почти по Ницше, знаете ли. Был такой бог — и скончался, такая жалость. Остался, так сказать, навеки в памяти народной. Не думайте, что я попрошу вас его воскресить, — нет, конечно. Но, видите ли, кто-то должен исполнять его работу. И в вашем случае, Евгений Палыч, этот кто-то — я. Идемте. Ваши ученики сейчас очень заняты — снимают обильный урожай. Бедняжки, они еще не догадываются, что станет с их учителем.

Могильный поднялся на негнущихся ногах. Ему хотелось подойти и врезать каким-нибудь тяжелым предметом вошедшему по голове. Вместо этого он сделал тяжелый шаг к дверям. А потом — еще несколько.

— Да, Евгений Палыч, к месту назначения мы пойдем через кромку. Возможно, вы о ней что-то слышали от своих приятелей по Сообществу. Только не делайте вид, что ничего о нем не знаете.

— Кто вы, все таки? — почти прошептал Могильный.

— Идите-идите, — подтолкнул его в спину незнакомец. — Я же вам представился. Прокурор дьявола, к вашим услугам. Заодно — судья и судебный исполнитель. Так что — вперед.

И мир вокруг Евгения Павловича Могильного поплыл.

Он даже не мог сказать, что произошло. В одно мгновение дворец обезлюдел, да и не дворец это был, а какой-то деревянный заброшенный сарай. Скрипучая лестница вела наружу, к мрачноватым рядам домов, освещенным солнцем, выскальзывающим из-за туч.

— Я бы мог вас здесь и бросить — за все хорошее, — проговорил все тот же голос, который вроде бы слегка изменился. — Но ваша гибель должна послужить назиданием и в текущей реальности. Так что придется нам с вами очень быстро маршировать.

Могильный обернулся в последней, отчаянной попытке вырваться из морока — и в этот момент вокруг его шеи обвилось то, что показалось ему шлангом со стрелкой на конце.

— Не советую, — прошелестел голос. — Придется идти рядом. Предупреждаю — стрела ядовита. Так что без фокусов.

С кем именно он оказался рядом, Могильный увидел в следующее мгновение. Шланг оказался длинным хвостом странного животного, которое могло прийти только из наркотических видений. «Или — из Преисподней», — решил Могильный.

Это был огромный размеров кот, но отчего-то покрытый не шерстью, а чешуей. Имелись у кота и крылья, правда, вряд ли они могли поднять в воздух столь массивную тварь.

Могильный закрыл глаза, покорно шагая рядом с этим ночным кошмаром. «Это сон, — думал он. — Всего лишь сон. И вообще — я сейчас не здесь…»

— И что вы там бормочете? — раздраженно спросила его адская тварь. — Сон? Как бы не так! Вперед и с песней!

И хвост сжался вокруг шеи «гуру», едва не перекрыв дыхание.

— Куда… мы… идем?.. — вопросил «великий ученый» сиплым шепотом.

— Туда, где вы будете доказывать, что вы тот, за кого себя выдаете — чудотворец.

Возражать было нечего. Приходилось выполнять приказ. Что же касается песни, то ее мурлыкала сама тварь. Песенка была смутно знакомой, вроде бы, Евгений Павлович слышал ее когда-то в Москве.

— Да, Евгений Павлович, все верно, хотя сейчас не Новый год. А жаль, нет, в самом деле, жаль, — перебила тварь саму себя. — Вот мы, кстати, и дошли. До аптеки. Теперь — ваш выход, Евгений Павлович. А я — так, погляжу на все происходящее.

И вновь в какую-то неуловимую долю мгновения мир изменился. Порядком потрепанный «гуру» оказался на Невском, а петля, сдавливающая шею, куда-то подевалась. Но незнакомец был здесь, никуда он не делся — просто приобрел обычный человеческий вид.

— Все равно вам ничего не поможет, — проговорил он. — Вы имеете право кричать, звать на помощь, бежать, сопротивляться. Имеете право не воспользоваться вашими правами. Даже имеете право воскреснуть — видите, насколько я гуманен! Идите, вас ждут великие дела…

И столь же послушно, как будто его шею вновь сдавила петля, Евгений Павлович двинулся к аптеке, стоявшей тут же, рядом. Он еще не знал, что должен сделать. Он ничего не мог понять — до того самого момента, как оказался перед окошечком кассирши.

Могильный медленно протянул руку к карману и в одно мгновение достал оттуда продолговатый металлический предмет (позднее следствие установило, что это была зажигалка).

Предмет он направил на аптекаршу, у которой от ужаса подкосились ноги.

— Не дергайся! — рявкнул Могильный.

Аптекарша и не собиралась дергаться, она всего лишь протянула руки к кассе, пытаясь осторожными и плавными движениями достать оттуда выручку.

— Нах мне твои деньги! — прорычал «гуру». — Градусники сюда! Живо!

Растерявшаяся женщина даже не сразу поняла, что от нее требуется, так что приказ пришлось повторять.

— Всем — ни с места! Она — на прицеле! — заорал Могильный на посетителей, среди которых оказалось и несколько журналистов. — А ты — живей, сука! Шевелись!

Аптекарша дрожащими руками передала грабителю пару десятков градусников. И упала в обморок, когда поняла, что он собирается делать дальше.

Могильный, грозя пистолетом, развернулся вполоборота, проорав:

— Всем — стоять!

А потом откусил от одного из градусников ртутный столбик. За первым градусником последовал второй, третий…

— Все равно я воскресну! — весело орал Могильный, плюясь кровью. — Я — мессия!..

На самом деле было Евгению Павловичу совсем невесело. Он прекрасно понимал, что делается. Осколки болезненно вонзались в язык, десны, в гортань, по пищеводу стекало в желудок что-то холодное, скользкое и тяжелое. Что именно — о том лучше было даже не думать.

На улице заорала милицейская сирена, но Могильному сейчас было совершенно все равно. Он тупо переводил свой «пистолет» с одного посетителя на другого, и продолжал пожирать градусники — все, принесенные насмерть перепуганной аптекаршей.

Он еще что-то орал — уже совершенно нечленораздельное. Потом рухнул на пол. Зажигалка выпала из его руки.

Последнее, что услышал от «великого гуру» вбежавший милиционер, было совершенно невероятным мычанием и воем. И все же, стражу порядка показалось, что это были слова: «А вдруг я не воскресну…»

Евгений Павлович даже в этот момент еще понимал происходящее. И прекрасно знал — никакого «вдруг» больше для него не будет.

Медицина оказалась бессильной. «Ученики» устроили несколько разборок из-за наследства Могильного. Сектанты разбежались, оплакивая свои сбережения. А уж какие статьи появились в газетах!

Но все это произошло чуть позже.

 

Глава 8

Переговорный процесс

Санкт-Петербург

2005 год.

— Ну, вот теперь можно и тревогу объявить, — мрачно сказал Рэкки в столовой на следующее утро. — Новость по телевизору уже слышали?

И он коротко пересказал небольшое сообщение о происшествии в одной из центральных аптек.

— Знал я об этом типе, и был он кем угодно, только не психом, — уверенно заявил глава Темных. — Поздоровее нас всех…

— Разве из-за какого-то мошенника Сообщество начнет войну? — с сомнением протянул Алекс.

— Не «какого-то», а особо крупного мошенника. Во-вторых, по телевизору помянули о некоей надписи за кулисами дворца культуры. Догадываетесь, что было за сообщение?

Марина вздрогнула. Значит, пока она вчера ходила по ложному следу и «допрашивала» Моргану, убийца прикончил кого-то еще. Мошенника и, вероятно, большого гада — больше ничего о Могильном она не знала. Но, если убийца казнит отпетых мерзавцев, почему он покушался на Игоря?

— А что с ним сделали? — спросила девушка.

— О, это вопрос любопытный, — улыбнулся Рэкки. — Пожалуй, Могильный очень этого заслужил… Да сама посмотришь, в Интернете уже и фотографии выложили — мерзкого вида мужик с градусниками в зубах. Думаешь, журналисты там просто так оказались? Это только на сайте сказано, что случайно, я уверен, что наш убийца и о них позаботился…

— А зачем? — Таня отпила кофе. — Ему что, нужна была огласка?

— Видимо, нужна. Возможно, решил напугать остальных собратьев Могильного — мол, глядите, как в Петербурге управляются с мошенниками, только попробуйте сюда сунуться! А может, есть и другая цель — восстановить против города все Сообщество. Пока оно действует отдельными стаями — но только пока.

— А что наша подопечная? — спросила Марина. — Ну, которая с апельсинами…

— Ах, эта, — Таня только поморщилась. — Знаешь, сегодня, кажется, уже можно будет сделать ей промывку памяти и отправить на все четыре стороны. Достала, честно говоря, своими истериками. То ей глянцевых журналов надо, то помаду не такую, а этакую… Объясняешь ей, что задержание — для ее же пользы, так и понимать того не хочет!

— Ну, у нас были постояльцы и побеспокойней, — ухмыльнулся Рэкки. — Например, ее бывший… как это теперь называется, бой-френд.

— Ну, он-то, по крайней мере, знал, что, как и почему. И прав не качал, — возразила Татьяна. — И не вредничал — по крайней мере, здесь.

— Да что вы знаете о вредничаньи?! — проходивший мимо их столика парень самой что ни на есть бандитской наружности остановился около Рэкки. Судя по всему, парень хотел заказать вторую порцию ростбифа. Даже при его немаленьких размерах это было как-то чересчур.

— Ешь ты, как волк, вот в чем твоя вредность, — шеф «Утгарда» поздоровался с ним за руку. — Скоро хозотдел «Стражи» разорится… Кстати, а где Колян?

— Я за него, — осклабился парень, и в его ухмылке и в самом деле прорезалось нечто волчье. — Не придет сегодня Колян. Заболел…

— Чего? — Алекс слегка подался вперед. — Чтобы кто-то из вас — да заболел?

— Ага, — подтвердил волколак. — От хорошей жизни… его отравить хотели! И меня…

— Что-о?!

— А вот то… — волколак, которого звали не иначе как Вованом, вытащил из-под куртки какой-то округлый черный предмет, который оказался ничем иным, как подобием африканской маски.

— Ну и пакость! — сморщился Рэкки, глядя на эту штуку. — И откуда оно у тебя?..

История, рассказанная парнем с волчьей внешностью и волчьими же манерами, оказалась трагикомичной.

Все началось с того, что Колян, то есть, его брат-близнец, позвонил их однокласснице, с которой не виделся, наверное, года два. В компании, которая образовалась примерно классе в десятом, он (хотя оба брата уже и тогда выглядели начинающими гангстерами) считался кем-то вроде слабенького экстрасенса. В основном эти способности были предметом шуток, хотя прозвище «братцы Кашпировские» едва не приклеилось к Вовану и Коляну.

Но было это давно — и почти что неправда. Тем более, что никто из бывших одноклассников не знал, кто учился с ними на самом деле. Узнали бы — пожалуй, перепугались бы не на шутку.

Так или иначе, Колян позвонил, совершенно случайно вспомнив про день рождения Иры. И после обычных «привет, ну как там твое ничего?» выяснилось, что дела у подруги юности идут плохо, притом — очень. Притом — по всем направлениям.

На работе — сплошные неприятности, фирма не платит денег уже третий месяц. «Может, приехать и потолковать с ними… по душам?» — задумчиво проговорил в трубку Колян — ему иногда приходилось выполнять и такие поручения, притом — по линии «Стражи». Для этого было даже необязательно перевоплощаться в кромешный облик. «Нет, что ты, что ты, Коля…» — в ужасе воскликнула Ира, после чего продолжила перечисление неприятностей. Муж — запил. У ребенка — сплошные тройки в табеле. Да еще и со здоровьем нелады… А денег на лечение нет…

«Знаешь, я вот что думаю… Тут полгода назад мне подарили африканскую маску. Вот как-то так оно пошло с тех пор. Если бы ты заглянул. Можешь — вместе с братом. Он как?»

«Он — нормально. Если день рождения отмечаешь — заскочим…»

«Ладно. Там моя тетушка чего-нибудь приготовит…»

Если бы Колян с Вованом хорошенько подумали, то наверняка приняли бы некоторые меры, чтобы стол был не таким уж скромным. Но — не случилось. Второй брат был предупрежден слишком поздно, как раз перед выходным поломалась одна из их машин — а никакой автосервис помочь автомобилю из «Стражи» не в силах. К тому же, если муж у Иры был пьющим, то никакого алкоголя привозить с собой не стоило, к тому же, оба брата, несмотря на криминальную внешность, были трезвенниками. Как-то не принято пить среди оборотней вообще, а среди волков-оборотней — в особенности.

И то, что на день рождения они прибыли налегке, и стало фатальной ошибкой. В пригородном деревянном доме, где жила Ирина, праздничной еды не водилось. Но поняли это слишком поздно.

С неприятностью разобрались на удивление быстро. Колян повертел в руках маску, заодно определив, что, во-первых, длинная черная маска с прорезями для глаз изготовлена вовсе не в Африке, а, в лучшем случае, где-нибудь в Китае. Во-вторых, на нее наведена порча — мелкая, гадкая и отвратительная.

— Дай-ка мне эту штуку, — попросил он. — Разберемся…

Ирина с некоторым сомнением отдала маску.

Способности к магии у братьев и впрямь были слабыми. Они могли ходить по кромке, могли принимать свой облик — но вот в таких искусствах, как снятие порчи или отведение глаз, не преуспевали. Оно и понятно: магия — это не некая единая наука, это, скорее, курс наук. И точно так же, как школьники к определенному классу делятся на будущих «гуманитариев» и «физиков», подразделяются и маги. И редко кто-то может преуспевать по всем предметам сразу.

Тем временем, Колян и Вован дожидались, пока их позовут за стол. Ириного мужа не было, что, пожалуй, и к лучшему — по крайней мере, для него.

Честно говоря, они рассчитывали на небогатый, но вполне сносный обед. Хотя бы с каким-то подобием мяса.

Увы, тут-то оно все и случилось. Та самая тетушка, оказавшаяся дамой весьма среднего возраста и не слишком приятной внешности, торжественно внесла в гостиную огромную кастрюлю риса — клейкого и отвратительного даже на вид.

Блюдом номер два стал салат со снытью и прочими майскими травками, приготовленными все той же тетушкой.

Был подан и чай — жидкий до белесоватости.

Если бы Колян и Вован были хорошими психологами, они бы заметили и еще кое-что — Ира при появлении замечательной родственницы сделалась какой-то полностью мрачной и угрюмой. Но и это они заметили не сразу. Гораздо больше их занимала мерзкая перспектива есть этот рис.

— А может, мяса прикупить? — наконец, не выдержал Вован. — Мы без проблем, у вас там на станции торговая точка…

— В нашем доме есть мясо не принято! — не терпящим возражений тоном сообщила старуха. — Это нельзя — божьих тварей в пищу потреблять!

— А божьи растения, стало быть, можно, — угрюмо пробурчал Колян, давясь рисом со снытью. «Добрая тетушка» сделала вид, что не расслышала.

И несколько раз она порывалась завести с молодыми людьми «душеспасительную беседу». То начинала говорить о Боге и Писании, то вкрадчиво расспрашивала, где они работают.

Под конец Колян не выдержал, и на очередной вопрос весело ответил:

— В бригаде, бабушка, стало быть, в натуре!

«Бабушка» слегка оторопела.

— Ну, э… на стройке в бригаде, да? — спросила вконец смутившись, Ирина.

— М-гм, — хмыкнул Колян, что могло означать и «да», и «нет». Ему показалось, что главным поводом для недовольства стала не мифическая бригада, а «бабушка».

Наконец, когда с салатом и рисом было покончено, — просто из-за желания не обидеть Иру, — Колян и Вован одновременно поднялись.

— Ну что, гости дорогие, поели-попили — теперь можно и уезжать? — скривилась вредная старушенция. Братьям пришлось волей-неволей выслушать и это. Колян смолчал, а Вован все-таки не вытерпел:

— Да знаете, сколько волка не корми, он все равно понятно куда смотрит…

— Маска у тебя откуда? — спросил Иру на прощание Колян, когда они уже подходили к станции.

— Да двоюродная сестра подарила…

— Этой вот «бабушки», стало быть, дочка? Ну-ну…

— Ну вот, а он теперь заболел… — закончил свой рассказ Вован.

— Понятно, — кивнул Рэкки. — Ну-с, стажер Крутицкая, вам задание, — обернулся он к Марине, — разобраться вот с этой пакостью. Это — когда приедешь с практики, — Рэкки, как правило, не выдерживал больше двух-трех фраз в официальном тоне. — Сейчас Казарский тебя на работу захватит… Пора.

В машине Сергея Марина пересказала утреннюю историю. Казарский только поморщился:

— Оно и так было понятно. Нормальные верующие — это одно, а вот святоши… Не терплю. Жалко только ту женщину.

Он помолчал. Потом как-то странно посмотрел на Марину.

— И как выходные?

— Ну, нормально, — пробормотала девушка.

— Тебе же пришлось остаться в «Страже»?

Марине пришлось промолчать, она залилась краской стыда.

— Вообще-то, нет, — отчего-то ей захотелось посоветоваться по поводу своего самодеятельного и самонадеянного расследования. И посоветоваться именно с Сергеем — не с Таней, не с Корвином.

— Ты рискуешь, — вздохнул Сергей. — Хотя мне отчего-то казалось, что ты захочешь рисковать.

— Сергей, — она терялась в догадках, как к нему обращаться. Ведь вроде уже и на «ты», а вроде бы, он все-таки, начальство. — Я… Я просто захотела кое-что проверить.

— Проверить? Что проверить? Набросится ли на тебя Сообщество, если ты одна выйдешь из офиса? Или — что?

— Проверить свою версию по поводу убийств! — выпалила Марина.

Сергей изумленно воззрился на нее.

— И что же?

И Марина — совершенно неожиданно для себя — принялась рассказывать: о странной надписи в переулке, о визитке, полученной вместе с апельсинами, о том, как была найдена Моргана, и что из этого вышло — точнее, чего не вышло…

Сергей слушал молча, не перебивая.

— Однако, Марина, ты смелый человек. Или — отчаянный. Ты хотя бы понимаешь, что теперь убийца будет кое-что о тебе знать. Возможно, если он знаком с чтением мыслей — а я считаю, что это так и есть — он уже знает тебя в лицо. Ты с кем-нибудь говорила, что и как?

— Ну, Тане я сказала про поход в клуб — и всё.

— Ладно… Ты бы лучше прикинула другое — а к чему он охотится на магов из Сообщества, потом подкидывает этих тварей в «Стражу», потом… Ты слушала, что сегодня говорили в утренних новостях? Убит экстрасенс, объявивший себя мессией?

Марина молча кивнула, не зная, куда провалиться из-за своего непрофессионализма.

— Короче, он опять принялся трепать Сообщество. И как ты думаешь, Марина, а кто он может быть и чего ему от жизни надо?

Автомобиль сделал резкий поворот.

— Вот подумай, кто это может быть. И, кстати, один ли это человек? У тебя есть какие-нибудь варианты?

Марина молчала. Вариантов не было.

— Знаешь, это любопытная тактика. Представь, что есть две воюющие стороны. Постреливают они друг в друга, но делают это без особого напряга. И без особой крови. И без особого желания. И вот-вот пойдут на какие-нибудь переговоры, уступки, на утрясание конфликта… А потом появляется — как бы из ниоткуда — снайпер. Сперва палит по одним, потом — по вторым. Кто он такой, чью сторону держит — никто не знает. А мочит всех без разбора. Если его попытаются поймать, он покончит с собой, никаких документов не оставив. Знаешь, такая тактика была опробована не раз… Даже у нас.

— Где? — Марина не сводила глаз с Сергея.

— Конкретно — в Москве, во время событий двенадцатилетней давности. Хотя, думаю, и не только там, — лицо Казарского стало жестким и суровым. — А уж в других странах — и подавно. Так вот, после этих снайперских ударов начинается большое мочилово…

— И кто-то хочет этого и здесь? — выдохнула девушка.

— Вероятно — очень хочет. А почему, как ты думаешь?

— Он — за Сообщество? — быстро проговорила она.

— Версия номер один. Какие еще?

— Неужели — из наших?

— Версия номер два. Что еще?

Девушка глубоко задумалась.

— Подсказываю — есть версия номер три. Он — третья сила, которая очень хочет большого конфликта между Сообществом и «Стражей».

— Но зачем?

— А вот здесь мы пока можем строить только догадки. Ну, например, такие. Сообщество, как хотите — сила большая, но не слишком организованная. Там так или иначе каждый — сам за себя. Так оно повелось, дисциплина там держится либо на деньгах… либо она палочная. У нас несколько не так. Если устранили этого Могильного — обрадуются его конкуренты. Горевать особенно никто не станет — разве что те, кто был связан с ним общими финансовыми делами. Горевать он будет о потерянных деньгах. Конкуренты, конечно, начнут принимать меры — но только для спасения своих шкур.

— А мы?

— А мы уже раззадорены — после апельсинов. Но сложно раскачиваемся. В прошлом году Сообщество угробило одного из лучших стажеров — не тебе в обиду, конечно. Да, все были в ярости. А почему тогда маги из Сообщества еще живы в Петербурге?!

— Ну, есть же сдерживания… равновесие, — Марина и сама не знала, как ответить на эти вопросы, которые — почти непроизвольно — она задавала и себе самой.

— Вот-вот, равновесие, — вздохнул Казарский. — Ты говоришь почти как Стрешнев — Рэкки у нас, конечно, более боевой. Но и он это равновесие признает. А кто-то — возможно, видя все со стороны — признавать не захотел. И решил — если «Третья стража» раскачается как следует — то и мокрого места от всей этой гадости из Сообщества не останется. А возможно — и не только от Сообщества, а и от их протеже. Да, кровь будет немалой. Но будет и победа.

— И кто-то решил заплатить чужими жизнями…

— А свою он не ставит под удар? Мариночка, а представь себе, что он — или она — не столь предусмотрителен. И что Моргана вывела бы тебя на его след? А он ведь вряд ли станет бить по тебе. Одно дело — прислать тварей «на кого Бог пошлет». Другое дело — выстрелить в тебя. Или, скажем, в меня. Или — в того же, едва не пострадавшего Игоря. Так что он может оказаться в полном распоряжении таких, как мы. Ведь никто из нас не дал ему права убивать. И что бы ты тогда сделала?

И вновь Марине пришлось промолчать.

— Скажу — ты бы выполнила боевую стойку, закричала бы «ату!», бросилась бы со всех ног к своим — ура, есть доказательства! Верно? И убийцу бы завалили — и даже вряд ли бы узнали о его мотивах.

— А почему ты думаешь, что он симпатизирует нам? — спросила Марина, с трудом выговорив это «ты».

— А почему бы и нет? Заметь, он не убил никого из «Стражи». Очень сильно напугал — да, верно. Но — не убил. А Сообщество он выкашивает. Ребров — вероятно, его работа. Теперь — Могильный, но было и еще одно удачное покушение, у меня была информация. М-да, вот только кто сказал, что убийца — один?

— Ты как будто на стороне убийцы, — Марина внимательно посмотрела на Казарского. Ей почудилась, что в глазах, скрытых очками, промелькнул веселый огонек. Однако лицо шефа центра общественных связей оставалось серьезным.

— Ну, что ты, я просто пытаюсь понять его логику. А для этого нет средства лучше, чем влезть в его шкуру, только и всего.

— И кем же он может быть?

— Любым человеком, который хорошо знает о Сообществе… и о нас. Ну, разумеется, не без известных способностей, но без них и информации не будет. А способности у него есть, взять хотя бы случай с этой Морганой. Память ей потерли основательно, как я понимаю… Да, что еще — любит театральные эффекты. Ему обязательно надо предупреждать своих противников — мол, «иду на вы». Этакий князь Святослав… Все, приехали. Но теперь, учти, все будет под моим контролем, — Казарский усмехнулся.

— То есть как?

— Да так, — он вздохнул. — Не хочется, чтобы ты погибла по глупой случайности. В общем, из офиса не высовываемся, преступника, пока нет приказа, не ловим. А я попробую кое-что уточнить.

— А если… — Марина так и знала, что этим все закончится. А еще — большим нагоняем от Рэкки.

— Хотела спросить — если я сообщу о действиях стажера Крутицкой кому следует? — хмыкнул Казарский. — Не бери в голову. Во-первых, с моей стороны все это не приказы, а просьбы. Во-вторых, ничего страшного ты не совершила. Больше того: когда его поймают по твоей наводке — если поймают, — вот тогда, пожалуй, с удовольствием доложу. Не раньше… А теперь — за работу.

* * *

«Где-то во Франции», кромка,

1940 год.

— Ты слишком, слишком много спрашиваешь…

Оцепенение тела и разума, в котором находился Джордж Хэнкс, улетучилось, будто его и не бывало. Теперь он принялся задавать вопросы, надеясь понять хоть что-то и выяснить — где он оказался, кто его спутница, что означает все происходящее…

Она молча слушала его речь, не перебив ни словечком. И только когда Джордж замолк, — не иначе, чтобы набрать в легкие воздуха для новой порции вопросов вперемешку с богохульствами, — девушка произнесла:

— Ты слишком много спрашиваешь…

— А ты как думаешь?! — бросился в атаку Джордж. — С этого же можно рехнуться запросто, ты что, не поняла? Где мы сейчас? Что это были за танки? Да кто ты такая, дьявол нас обоих побери?!

— Можно сказать, ты прав, — дьявол меня уже побрал. И довольно давно, — если то, что люди называют дьяволом — это силы зла…

Девушка произнесла это совершенно спокойным тоном, от которого у Джорджа почему-то мурашки пошли по коже.

— Вот только со своими заклинаниями они немного переборщили, — продолжала она. — Если бы это было не так, ты, наверное, уже был бы мертв. С твоим характером тебе здесь не выжить, а я в прежнем облике не смогла бы тебя хорошенько контролировать…

— Что значит — контролировать? — снова взорвался Джордж.

— А то и значит… — неопределенно произнесла девушка. — Если опять будешь кричать, как раз и придется тебя проконтролировать — иначе ничего не поймешь, будешь перебивать. Ну, как, слушать готов?..

Джордж был готов, почему-то он тут же успокоился. Может, она и вправду как-то на него подействовала?

— Нам с тобой отсюда не выбраться до вечера. Так что придется тебе меня выслушать… С чего начнем — с того, где мы, или с того, кто я такая? Пожалуй, первое сейчас важнее, — решила девушка, и Джордж не возражал.

Дальнейшее он не только слышал. Иногда перед его глазами появлялась вполне реальная картинка (а его спутница предупредила, что это не имеет ничего общего с тем, что люди зовут «синема»). Иногда объяснения возникали как бы сами собой в его сознании, и так, пожалуй, было даже легче.

Сколько существуют разумные существа на Земле; столько же существует и мир кромки. Хотя он, пожалуй, постарше людей — когда-то были другие расы, другие народы, и вот их, пожалуй, понять очень сложно, если вообще нужно понимать.

Может быть, впервые кромка начала складываться еще в эпоху звероящеров, возможно, некоторые из них обладали зачатками разума и воображения. Но точно это никто не проверял.

Так или иначе, есть параллельный мир, который существует совсем рядом с человечеством.

— А почему мы туда не проваливаемся? — тупо спросил Джордж.

— А ты думаешь, ты сейчас где? И где ты оказался, когда меня встретил? — рассмеялась девушка. — Только ты сам не смог бы здесь оказаться. Только с проводником. Со мной. И вернуться сможешь только со мной.

— Почему?

— Слушай дальше, постарайся не перебивать. Время у нас еще есть, все равно днем мы отсюда никуда не двинемся. Хотя здесь опасно сейчас любое время. Так вот, мир, куда ты попал, называется кромкой. И на нее очень сильно влияет то, что происходит в твоем мире, Джордж. В мире реальности…

Через минут пятнадцать Джордж выяснил для себя достаточно много. Например, о том, что ходить по кромке и по реальному миру могут очень немногие. Может быть, несколько человек на миллион. Но мир кромки тоже населен.

— Ты же слышал о вампирах, оборотнях, о том, что люди называют нечистой силой?..

— Ну, это же детские сказки! — раздраженно сказал Джордж.

— А кто сейчас о чертях говорил?! — парировала девушка.

— Так это к слову пришлось! — махнул рукой вконец ошалевший Джордж.

— Говоришь, к слову? А слово — оно просто так существует? Так ты думаешь? Перед тобой — оборотень, понимаешь, оборотень — и ты все равно готов в меня не верить?! Ты не беспокойся, я кое-что знаю о твоей стране — вполне достаточно, чтобы судить: у вас были те, кто ходил по кромке. И таких людей было достаточно много. Эльфы, единороги, драконы — ты думаешь, это откуда? Кто-то сидел себе и все это воображал? Ну-ну…

Большинство людей знает о кромке — но только в виде мифов и сказок. И это хорошо — порой, случайно оказавшийся в этом мире человек мог оттуда уже не выйти. А если бы и вышел, то отправился бы в сумасшедший дом.

— Так что тебе сильно повезло, — сказала девушка.

— Значит, ты — оборотень? — мрачно проговорил Джордж, даже не сделав никакого отстраняющего движения. Он понимал, что надо бы бежать — но не мог и шевельнуться. На него навалилась совершенно непонятная усталость.

— Верно, оборотень. Подожди, дойдет дело и до меня.

Мир кромки чрезвычайно опасен для человека. Достаточно прогуляться по ней днем. «Здесь было еще не так страшно, а вот в больших городах — просто невозможно. Но теперь идет война, и неизвестно, где опаснее… — говорила девушка. — Взять, к примеру, автомобили…»

— Погоди… Мне показалось, что в тех танках не было людей?

— Не было. Скорее всего, не было. Они движутся сами по себе. И возникают здесь сами по себе… Но это — не совсем морок. Если бы ты выбежал на улицу, ты бы это понял. Даже мне туда нельзя, даже в облике… Теперь слушай дальше. Мы идем к побережью. Может быть, через день-два мы будем там. Я не могу объяснить, но мне кажется — там спасение для тебя. Слишком долго жить на кромке ты не сможешь. Ты не маг, ты не из тех, кто взял меня в плен, и не из тех, кого они называют своими врагами — их я, к сожалению, не знаю.

— А кто?.. — Джордж не мог продолжать, ему показалось, что если он задаст полный вопрос: «А кто тебя взял в плен и почему ты была вначале кошкой, а потом — и вообще черт знает каким зверем?» — то покажет себя самым настоящим психом.

— Ладно, уж если ты так хочешь знать… Тебе хорошо известно о твоих врагах?

— В смысле — о нацистах? — удивленно переспросил Джордж.

— Именно — о них.

— Они захватили Польшу, потом Норвегию, потом бельгийцев с голландцами, собираются подмять под себя всю Европу и установить диктатуру… Да, еще евреев притесняют — и у себя, и во всех завоеванных странах.

— Насколько я знаю, все правильно. Только — не до конца. У них есть организация магов…

Этого Джордж не знал. Мало того, в такие вещи и верилось-то с трудом.

— Организация магов?.. — растерянно повторил он.

— Ну, они себя так не называют. Это высший тайный орден знаний арийской расы — или что-то в том же духе. А еще самые важные персоны из них входят в какое-то Сообщество. Некоторые из них могут оказаться даже здесь, на кромке. Но меня взяли в плен контрабандисты. Это было… в одной восточной стране. Я до того достаточно жила среди людей, как видишь, даже могу объясниться с тобой. Но мой обычный облик в вашем мире — кошка. А здесь — иногда такой, иногда — мантикора, если уж хочешь знать, как называется диковинный зверь. Так вот, меня доставили им в виде кошки…

— А что за контрабандисты? — спросил Джордж.

— О, это отдельная история. Обыкновенно, они — из родившихся на кромке, но получили доступ в ваш мир. Иногда они перевозят особые вещи для магических действий, иногда — предметы искусства. Но те, кто меня взяли, получили особое задание…

— От нацистов?

— Да, можно сказать и так, хотя на самом деле это какая-то их тайная внутренняя организация. Я и сама не очень хорошо знаю, зачем им понадобилась. Но они решили меня изучать.

— И твой ошейник…

— Ну, это совсем особая история. На ошейнике было записано одно заклинание. Очень сильное заклинание. Благодаря ему я не могла бы стать собой и на кромке. Да и уйти туда самостоятельно не смогла бы. Только они не учли одной вещи…

— Какой? — только сейчас в Джордже начало просыпаться любопытство.

— Ну, видишь ли, они использовали множество заклинаний. И немного переборщили. Ты же знаешь, как они называют эту войну?

— «Блицкриг», — автоматически сказал Джордж.

— Именно. «Молниеносная война», «война-молния». И молнии должны были освободить меня. А это название для своей войны, видимо, придумало их Сообщество. Только я успела убежать здесь, на границе. А потом границу перекрыли, и я смогла отдышаться.

— Погоди-ка, — в рассказе девушки что-то не сходилось. — Ты говоришь, что в ошейнике ты не могла ходить по кромке. Но когда я…

— Ты хотел сказать: «когда мы с тобой познакомились», верно? — она рассмеялась. — Ну и сказал бы! Ты даже не понял, чем выручил и меня, и себя. Я же говорю — я не могла уйти на кромку сама. И использовала твою энергию, чтобы увести тебя подальше от их стрелка. Вот и все! А потом ты решил, что меня стоит подкармливать… Правильно, кстати, решил. Такой оборотень, как я, готов съесть больше, чем здоровый человек.

— Но я думал, что ты — обыкновенная брошенная кошка, — проговорил Джордж.

— Знаешь что? — она лукаво посмотрела на своего спутника. — Ты ведь и сейчас так думаешь. Мол, кошка осталась в том мире, а здесь — какая-то непонятная девчонка, которая пудрит твои мозги.

Джордж молча потупился — именно так он и думал. Да и может ли нормальный человек вообразить все то, о чем она ему поведала.

— Вот что, — сказал он, наконец, не зная, как назвать девушку.

— Можешь называть меня Дэринг, — подсказала она, и заставила Джорджа вздрогнуть — кажется, эта чернявая девчонка и на самом деле читала его мысли. — Мое настоящее имя все равно очень трудно запомнить…

— Вот что, Дэринг, — проговорил он с некоторой запинкой, — я тебе не верю, не могу верить, но как ты читаешь мои мысли? И как ты могла показать эти картинки?

— А как движется призрачный танк без водителя за окном? — вопросом на вопрос ответила она. — И как ты дышишь, человек Джордж Хэнкс? Ты ведь об этом даже и не думаешь, верно? Вот точно также и я… Ладно, давай собираться, нам скоро пора. Сегодня обязательно надо раздобыть еды, иначе не сможешь передвигать ноги…

* * *

Санкт-Петербург,

май 2005 года.

Утром, примерно в то же самое время, когда Сергей Казарский отвез Марину на работу, на Московском вокзале около входа на платформы кучковалось несколько встречающих. То есть, встречающих-то было довольно много, но эти отличались от прочих. Строгие и очень недешевые деловые костюмы, галстуки (это в мае-то!), каменные хмурые лица… Сразу было понятно — это весьма и весьма деловые люди, и лучше на всякий пожарный случай обойти эту компанию — от греха подальше.

Народ ее и в самом деле обтекал, даже непонятно, почему.

— Поезд Москва — Санкт-Петербург прибывает… — раздался голос в репродукторе. И в ту же секунду молчаливая компания, не обмолвившись и словом, двинулась к указанной платформе, туда, где должен был остановиться третий вагон от головы состава.

Их лица не выражали ничего — ни радости от предстоящей встречи, ни ожидания близкого разноса. Но стоило только поезду показаться вдали, черты встречающих слегка смягчились, в них появилось одинаковое выражение боязливой угодливости. Произошло это в один миг, так что стороннему наблюдателю могло показаться, будто вся компания — это отряд клонов.

Клоны, однако, атаковать не спешили, застыли перед поездом навытяжку, ожидая дальнейших событий.

События не замедлили последовать.

Поезд остановился, двери вагонов отворились, показались первые прибывшие, вышедшие проводники напоминали пассажирам о багаже.

Компания ждала. И дождалась.

Из второго вагона вышел человек — довольно примечательный даже внешне. Больше всего он напоминал сытого и довольного жизнью усатого кота — в меру упитанный, моложавый, бодрый, но каждое его движение делалось с легкой ленцой. Будто бы всем своим видом он хотел сказать: «Don’t worry, be happy!»

Вышедший осмотрел встречающих, ухмыльнулся в усы, и проговорил:

— Здорово, орлы!

Орлы довольно стройно откликнулись в ответ, но теперь их подобострастие еще более усилилось. Никто из них и не подумал протянуть руку прибывшему, а тот не захотел затруднять себя этим обрядом.

— Ну, говорите, что у вас и как! — сказал он.

— Мы же все сообщили, Сергей Святославович! — ответил один из «клонов», в его голосе послышалось отчаяние.

— И что, с тех пор — без изменений? — все так же добродушно спросил Сергей Святославович, но в его голосе послышалось некоторое раздражение.

— Именно, — подтвердил его собеседник.

— Плохо, стало быть, ищете, — наставительно сказал прибывший. — Ладно, на то я и есть в природе, верно?.. — он осмотрел «орлов» еще раз. — Каков план действий?

— Ну, сперва вам в гостиницу, отдохнуть с дороги. Номер уже заказан. Потом — ресторан. А ваш багаж… — затараторил главный из «орлов».

— Вот теперь понятно, почему у вас ничего не вышло, — наставительно сказал высокий гость. — Ресторан, подумать только!.. Я что, жрать сюда приехал?! — его голос неожиданно стал жестким. — Номер, говорите, заказан?! Думали, тонну багажа взял, носильщиков собрали, лбов здоровых… Забыли, что я все свое ношу с собой, — он потряс небольшой спортивной сумкой, висевшей на плече. — Вам бы землю носом рыть, докопаться до того, кто здесь все подстроил! А вы? Могильного уже осматривали?

— Вас ждали, Сергей Святославович! — пробормотал один из «орлов».

— Ах, меня?.. Конечно, конечно… Думаете, голубчики, вещдоки тоже меня подождут? Так вы совсем неправильно думаете… — он прекратил разнос и внимательно посмотрел на «клонов». Вот сейчас можно было заметить, что в глубине глаз сытого и самодовольного кота проскакивают искорки всамделишного беспокойства, а разнос — это так, ерунда, способ разрядки.

— Значит, вот что, — произнес прибывший. — Доктор сказал — в морг, значит — в морг. Только нам Могильный без надобности, ты, дружок, туда кого-нибудь из «орлов» своих зашли, — обратился он к главному. — А мы с тобой посмотрим сейчас на кое-кого другого. Надеюсь, этого кое-кого в родной Нью-Йорк пока не отправили?

— Нет, здесь он пока, — решительно изрек главный, светлоглазый и светловолосый мужчина неопределенного возраста.

— Це добре, — кивнул Сергей Святославович.

— Вот об этом-то я и хотел с вами поговорить, — все в той же быстрой манере затрещал светлоглазый. — Мои ребята…

— О чем говорить, пока я его не видел? — усмехнулся прибывший. — Поехали, и сами узнаем, что там заподозрили твои ребята. Заодно там же выпьем и закусим, если… Если ты, к моей радости, будешь неправ со своими подозрениями. Мертвецов, надеюсь, не боишься? — расхохотался он.

Светлоглазый стоически промолчал. Сергей Цибуленко, лидер московского Сообщества, мертвецов не боялся. Вот насчет живых можно было сомневаться.

Чуть позднее главный из «орлов» и сам Цибуленко прошли в неприятного вида здание в одной из больниц.

— Туда не положено! — гаркнул на них вахтер. И тут же он угодливо заулыбался, будто неожиданно увидел высокое начальство с широкими лампасами и большими звездами на погонах. Вахтер вытянулся в струнку, словно готовясь рапортовать: «В подчиненном мне морге все в порядке, все трупы на месте, ни один не ожил, служу Российской Федерации, та-арищ генерал!..»

— Хорош, голубчик, расслабься. Лучше узнай-ка ты мне, кто тут может показать один ва-ажный такой трупчик, — попросил Цибуленко, с ухмылкой наблюдая за суетливыми действиями вахтера.

Патологоанатом нашелся быстро, его поведение оказалось таким же, как и у вахтера.

— А покажите-ка нам жертву бомжей, господина Руонга Чеа, — слова Цибуленко прозвучали скорее как приказ.

— Слушаюсь, — хрипло проговорил патологоанатом.

В морге было холодно и мерзко. Труп представителя фонда — почти что черный — был выложен на стол, патологоанатома удалили в сторонку — чтобы не путался.

— Знаешь что, голубчик, — обратился Цибуленко к светлоглазому, у которого уже начались легкие позывы к тошноте. — Вот как хочешь, а это — никакая не кислота!

— Да, но что тогда…

Цибуленко еще раз внимательно склонился над трупом.

— Скажи-ка мне, что ты слышал о дакийских событиях? — спросил шеф Сообщества Москвы, подняв на него глаза.

— Ну, ээ… а при чем тут это, Сергей Святославович?

— Я не просил тебя переспрашивать, голубчик! Я задал вопрос — что тебе известно о дакийских событиях?

— Ну, революция там была, — вспомнил светлоглазый. — Диктатора свергли… Да, он обладал особым даром…

— И вообще был не совсем человек, — докончил за него Цибуленко. — И это все, что тебе известно? При том, что один из питерских — вечная ему память — в то время был там? Хор-роши… Ну, ладно, я тебя не виню. Так вот, при том диктаторе на кромке в Дакии возникло очень много милых и забавных зверушек. Вроде бы, их сейчас переловили тамошние… сам знаешь кто. Только я в это не верю — они там все молодые да ранние, нашим оппонентам пришлось заново строить всю организацию… Но я не к тому. Среди милых зверушек были и очень любопытные. Мне в свое время даже довелось видеть ожоги, которые возникают после знакомства с ними. С этим, знаешь ли, не живут, а если и живут, то очень плохо. И сдается мне, у господина Руонга Чеа — точно такие же ожоги.

— И что это означает?

— Хотел бы я знать. Видишь ли, мне немного знакомо то, что называется миром кромки. И скажу вот что — этих милых тварей не водится ни у вас в Питере, ни в Москве, ни в Прибалтике, ни на Украине. Это — гарантированно. Значит, кто-то их завез. Или — из Дакии, или — из мест обитания, из Нового Света. Их завезли и применили…

— Неужели «Стража»? — последнее слово светлоглазый произнес, едва ли не страдальчески сморщившись.

— Не думаю, что это почерк наших друзей. Могильного я мог бы списать и на них. Хотя его проще списать вообще, зарвался паренек. А вот его… Вряд ли. Ты же помнишь, как они действовали два года назад? Заставили здешних идиотов перебить друг друга. Излюбленный метод господ «стражников»-кромешников. А здесь — не то… Ладно, голубчик, здесь без поллитры не обойдешься…

С этими словами Цибуленко достал «поллитру», то есть, объемистую флягу с горилкой. Закуска — бутерброды — были разложены прямо на столике, около руки покойного.

— Ну что, за упокой мистера Чеа. Мне его жаль — такую карьеру сделать при всех собаках, которые на него навесили! Сложись обстоятельства по-другому — быть бы ему вторым доктором Менгеле. Ан не сложилось! — тон Цибуленко стал почти веселым. Возможно, в лице мистера Чеа было устранено некое препятствие, известное лишь главе московского Сообщества да нескольким его доверенным лицам. Светлоглазый в их число не входил, а задавать лишние вопросы было опасно.

Цибуленко сделал объемистый глоток, передал флягу светлоглазому, который со страдальческой миной поднес горилку ко рту.

— Ты выдохни, голубчик, легче пойдет, — ухмыльнулся Цибуленко, проглотив бутерброд.

Светлоглазый так и поступил. Горло обжег жидкий огонь, он закашлялся, отвернулся, при этом его взгляд упал на бутерброды, на покойника, на то, что сотворила «кислота»… Всего этого оказалось достаточно.

— Слабенькие вы, однако, — хмыкнул Цибуленко, видя его страдания и ничем не желая их облегчить. — То ли дело прежде… Взять, к примеру, Игорька. Тоже уже не с нами, ну да ладно… Ты на свежий воздух выйди, я лучше с доктором-опослялогом выпью, он меня поймет. Иди-ка сюда, — подозвал он патологоанатома.

Светлоглазый очень плотно затворил дверь, проклиная про себя московское Сообщество во главе с его шефом. Никаких магических способов подслушать происходящее в морге он не мог применить, да и не стал бы — его все еще передергивало от отвращения.

Он не слышал, как патологоанатом, сияя, взял флягу — не каждый день приходится пить с человеком, у которого под пиджаком такие большие звездочки на погонах! А Цибуленко вынул из кармана мобильник и набрал номер… Тот самый номер, который очень удивил бы многих членов Сообщества.

— Алло? Господин оппонент? — насмешливо произнес Цибуленко. — Надеюсь, вы меня узнали… Ростислав Всеволодович? Да-да, Цибуленко, он самый. И звоню я насчет очень пикантной ситуации, о которой, я полагаю, известно и вам…

* * *

— Мне не очень нравится, когда меня так называют… те, кто меня хорошо знает, — произнес Рэкки.

— А мне, например, не очень нравится, когда убивают наших людей. И добро бы — просто наших. С международными представителями, знаете ли, не шутят…

— И вы решили, что мы каким-то образом…

— Ну, вы еще скажите — «и вы поверили»? Я ни во что не верю, дорогой Ростислав Всеволодович, но очень хочу знать. Мало того, интуиция мне подсказывает, что часть трупиков — по крайней мере, часть, — не ваших рук дело. И мне очень интересно — если не вы, то кто же?

— Мне тоже интересно. И знаете, господин Цибуленко, к какой мысли я склоняюсь?

— Знаю. Даже озвучу ее: «Сергей Провокаторович Цибуленко убрал нескольких своих же „лишних людей“, чтобы иметь повод перейти к открытой войне с „Третьей Стражей“». Я угадал?

— Какая разница? Все равно мы…

— …На разных сторонах баррикад. А знаете, что пришло мне на ум? У вас трупиков не было в последнее время? В «Страже», я имею в виду. Ну, шел человек, шел, ему кирпич на голову упал — совершенно случайно. И совершенно случайно трещинки на кирпиче сложились в буковки… Ну, к примеру, «сегодня ночью вас должны убить».

— Трупиков, милостивый государь, нет! — отрезал Рэкки.

— Экие вы везучие! Ну, на нет суда нет. А кирпичик посмотреть дадите?

— Если вы что-то знаете…

— Ничегошеньки я не знаю. И только что убедился, что и вы — тоже ничего не знаете. А ведь это хороший повод…

— Для чего?

— Встретиться, выпить-закусить, обменяться мнениями — о своем ничегонезнании, например. Естественно, без лишних ушей и лишних сотрудников.

— У нас лишних сотрудников нет.

— Ну, и без нелишних — тоже, — голос Цибуленко стал почти что печальным. — Так вы согласны?..

— Где и когда?

— Ну вот, слышу речи делового человека, — удовлетворенно промурлыкал москвич.

* * *

Это кафе было словно специально придумано так, чтобы никто никому не смог помешать. Уютные кабинки могли вместить четырех человек, но собеседников было двое.

— Думаю, по рюмочке можно, — усмехаясь, говорил Цибуленко. — По рюмочке, по две… Полагаю, не думаете, что здесь нам поднесут отраву?

— Нет, я так не думаю, — спокойно проговорил Рэкки. — Но от спиртного откажусь.

— Не пей в доме врага своего? Но это — не мой дом. Ладно, очень обрадовались смерти Реброва?

На сей раз в голосе Цибуленко не было и тени напускной шутливости.

— Сказать по правде — очень. Хотя о нем давно никто ничего не слышал.

— Ну, было бы странно, если бы вы по нему объявили траур. Ладно, если не хотите — можете не говорить, где и как произошло покушение на кого-то из ваших? Или, на вас лично, Ростислав Всеволодович?..

— Нет, на меня никаких покушений не было, — Рэкки пришлось все же смириться с тем, что его враг будет называть его по имени-отчеству.

— Отрадно, отрадно, хотя здравствовать вам я не слишком желаю, — кивнул Цибуленко. — Хотя… Не стало бы вас, на вашем месте был бы кто-то другой — только-то и всего. Поймите, мы — народ достаточно мирный, нас почти все устраивало. И общая ситуация, и даже ваше существование. Вы разгромили питерское Сообщество? Что ж, неприятно, конечно, зато теперь оно потеряло автономию. А вот в этом ничего неприятного для меня нет… У нас — свое дело, у вас — свое.

— Давайте к делу, — напомнил Рэкки.

— Можно и к делу, — согласился Сергей Святославович. — Как я понимаю, почерк убийств — не ваш. Из этого делаю вывод — имеется третья сила. Возможно, это один человек, возможно — не один, и его цель — столкнуть нас лбами…

— Или — покарать тех, кого он выбрал.

— Ну, может быть, оно и так. Я бы и эту версию принял, если бы… Так что, ни на кого в «Третьей Страже» не было за это время ни одного покушения?

— А если б даже и было, что бы это поменяло…

— Это бы отменило версию о том, что кто-то решил покарать нас и только нас.

— Предположим, была одна неприятная ситуация, — проговорил Рэкки.

— Ну-ну, так я, в общем-то, и думал, когда звонил вам. Из морга звонил, между прочим. Лежит там одна ситуация — якобы, связанная с кислотой и ожогами. Ну, официальное следствие разочаровывать мы не станем. Смех сказать, мои определили то же самое! Но вы-то были в Дакии лет пятнадцать назад, совсем недавно, ваши воспоминания еще свежи…

— Хотите сказать, что это были…

— «Чернильные пятна»? У нас их зовут так. Чрезвычайно редкие маленькие тварюшки. И очень, очень опасные.

— Согласен. Хорошо, что ваши любимые экологи не создали конвенцию об их защите. А то бы здесь и ее подписали — вслед за Киотским протоколом и за всем прочим…

— Не трогайте святого! — обиженным тоном протянул Цибуленко, и тут же рассмеялся. — Я готов подписать конвенцию о защите… наших людей от этих тварюшек. Причем, готов признать второй договаривающейся стороной даже вас.

— А если я скажу, что подумаю?

— Думайте. Когда у вас кого-нибудь все-таки убьют — не поленитесь позвонить мне. Ну, надо же будет попрыгать от радости и покричать: «А я же говорил! А я предупреждал!»

— И что вы предлагаете? — Рэкки слегка склонил голову набок.

— Предлагаю разделение труда. Вы понимаете, что милые маленькие зверушки могли быть пронесены только с кромки — и ниоткуда еще? А мы на кромку, как правило, не выходим. Мы действуем иначе.

— А кто сказал, что у вас нет никаких вещей с кромки? Ни зелий, ни артефактов… Даже не смешно это, Сергей Святославович.

— Есть, отчего же. И вы можете прекрасно отрабатывать свою любимую версию: убийца — провокатор из Сообщества. И хорошо бы, если бы так и оказалось, и этот тип попался бы мне в руки.

— А вы отбросили версию о нас?

— Ну что вы, нет, конечно. Мы с удовольствием будем развивать версию: убийца — провокатор из «Стражи». Но поверьте моему опыту — я вижу, что вы лично не имеете к этому отношения. А вы — все же более компактная организация, чем мы, хотя вас и гораздо меньше. Словом, я предлагаю начать с того, что мы не станем мешать работе друг друга. Вы — на кромке, мы — в мире реальности. Поймите, убийцу найти необходимо и вам, и нам…

— Вам хочется отомстить? — в голосе Рэкки прибавилось яду.

— Ну, поскольку некто попытался оборвать… да вы и без того можете догадываться, что он попытался оборвать, уничтожив Руонга Чеа.

— Полагаю, некоторые финансовые потоки?

— И некоторые международные связи… Одним словом, если бы я, узнав о гибели Могильного по своим каналам, не отправился бы немедленно сюда, меня бы все равно вынудили это сделать. Обстоятельства… — Цибуленко тяжело вздохнул. — Что вы можете сказать о личности убийцы? Склонность к театральным эффектам, не так ли?

— Думаю, так, — с сомнением произнес Рэкки.

— Да уж, более театрально, нежели Могильного… Кстати, как вы полагаете, почему сразу несколько «акул пера» оказались на месте… ну, скажем, самоубийства. Я уже слышал выступление в ваших новостях. Журналистов в городе не так уж много, ничего там, вроде, не планировалось — а вот успели заблаговременно… Как вы думаете, к чему бы это?

— Полагаете, их кто-то вызвал? Или они причастны?

— Ну, последнее — вряд ли. Но кто-то наверняка о них позаботился. Кто-то, кому потребовалось поднять шум. Заодно — развалить это сборище.

— Вы, кажется, сами их презираете и не терпите? Но ведь он был вашим человеком?

— Ростислав Всеволодович, я вижу, вы проявляете наивность. Да, презираю. Но — терплю. Потому что вся эта экстрасенсорно-сектантская шатия служит нашему делу. Если хотите — делу человечества, уставшего от нестабильности. А вас, уважаемый, я отнюдь не презираю. Но терплю, только поскольку у нас сейчас — одна беда. Такова жизнь… В общем, так или иначе, нам с вами придется подписать временное перемирие. Неформальное, разумеется.

Самое поганое во всем этом было то, что глава Сообщества Москвы был прав, абсолютно прав. Но искать убийцу на кромке — это искать иголку в стоге сена. И Рэкки отлично об этом знал.

— Итак, кого мы ищем, — говорил Цибуленко, допивая принесенный коньяк. — Театральные эффекты — это раз. Желание любым способом покончить с тем, что ему особенно сильно не понравилось — это два. Возможность выйти на кромку либо получить оттуда что-либо — это три. А есть и четыре… — он замолчал, надолго задумавшись.

— Что же в-четвертых? — напомнил Рэкки.

— А в четвертых — неплохая осведомленность о наших делах. И, судя по вашему задумчивому лицу — не только о наших…

* * *

Прийти днем в Собачью Слободу — наглость неслыханная. Этим любой пришедший как бы подает сигнал — я готов к тому, что меня здесь ждет. Но уж тогда, увидев жителей Слободы, не следует делать ноги. Это не поможет: догонят и разорвут на части без разговоров. Самое разумное — вовремя убраться с кромки. Но именно этого пришедший и не стал делать.

Больше того, он даже не стал принимать свой истинный облик — мантикора. Просто стоял и смотрел, как к нему приближаются три здоровенных пса.

Будто хотел ближе познакомиться с Адскими Гончими.

Псы молча взяли человека в клещи — двое начали обходить его, средний шел прямо. Но человек (а точнее — оборотень) продолжал стоять на набережной канала, за которым виднелась полуразрушенная крепость.

Отступать ему было некуда, разве что он сумел бы взлететь. Конечно, можно было бы прыгнуть в сам канал, но лучше было бы этого не делать. Конечно, Адские Гончие могли бы управиться с несколькими обитателями канала, но и их шансы не оказались бы стопроцентными. Прочие же — хоть люди, хоть оборотни — погибли бы очень быстрой, но мучительной смертью.

Тем не менее, пришедший и не думал пугаться. Стоял, скрестив на груди руки, и внимательно смотрел на псов. Мер для обороны он также не предпринимал.

Первыми не выдержали Гончие. Угольно-черный пес, шедший на чужака, остановился и зарычал низким голосом, словно бы спрашивая, кто такой этот человек и чего ему здесь надо.

— Твоего вожака, — спокойно произнес оборотень. Разумеется, не просто произнес, а транслировал в мозг псов картинку. — Он знает меня. Мне нужно с ним встретиться…

Пес снова заворчал, но остался на месте. Пожалуй, не следовало уничтожать пришельца сразу, не разузнав о его намерениях.

— Значит, его здесь нет?! — почти что утвердительно сказал оборотень. — Так я и думал. Тогда у меня есть нечто для него. Когда он вернется…

Средний пес возобновил движение.

Теперь в руках оборотня появился какой-то сверток.

— Возьмете и передадите, — говорил человек. — От этого зависит его жизнь.

Вот последнее для жителей Слободы было очень существенно.

— И чем скорее он это возьмет, тем лучше будет для него, — подтвердил пришедший.

Пес, словно загипнотизированный, подходил все ближе и ближе. Сейчас он был практически во власти пришедшего, но эта власть была не слишком-то нужна. Важно было одно — передать записку этому свихнувшемуся собачьему вождю.

Пес осторожно взял зубами сверток.

— Теперь можете идти. Вожаку зла не будет. Вам — тоже. Разрешаю удалиться…

А вот это было уже запредельной наглостью. Но сейчас псы не могли ослушаться мысленных приказов пришельца. Важность этого визита для их вожака они отлично осознавали, хотя и не понимали, в чем именно эта важность.

К тому же, этого пришельца Гончие видели и прежде.

Записка гласила:

«Ян, ты свихнулся окончательно. Я знал, что ты освободишься, а освободившись, возьмешься за „стражников“, но зачем ты прикончил Чеа? Свидетеля убирал? Теперь тебя начнет искать все Сообщество, их московский главарь уже здесь и пытается договориться со „Стражей“. Рано или поздно они докопаются до истины, и тебе тогда не жить. Еще и старое припомнят. Хочешь жить — сиди тихо».

Адские Гончие и в самом деле удалились. Теперь и человеку было пора. Наступал вечер, а значит, надо было возвращаться в мир текущей реальности и приступать к своим обычным обязанностям.

 

Глава 9

Вести из реальности и с кромки

Санкт-Петербург,

май 2005 год.

Сергей куда-то уехал, весь день на работе его не было. Но рабочий день у Марины шел как обычно: нужно было работать над статьями, учиться редактированию — то есть, таким вещам, которые совершенно не казались необходимыми для мага из «Третьей Стражи». Но это — лишь на первый взгляд.

Хуже всего было то, что ей было не велено выходить даже на обед. Больше того — никаких «особых заданий» со времени похода в Дом журналиста, для нее не было. Вся работа начиналась за компом — там же и заканчивалась.

И это было не слишком-то приятно. С одной стороны, у Марины (особенно после не слишком удачного расследования) появилась жажда бурной деятельности. С другой же — она начала понимать, что Сергей заботится о ней, как-то выделяет из общей массы. Но почему? Или у него такое отношение к каждому? Или Марина, сама того не зная, докопалась до чего-то, что сделает ее жизнь опасной? Почему бы ему не сказать об этом прямо?

Девушка терялась в догадках. Ни одной правильной не было. Да и работа как-то не клеилась. А все мысли сводились либо к Сергею, либо к ситуации с расследованием.

Что она сделала не так? Да всё! Нужно было найти Моргану — и не начинать расспросы, а обратиться за помощью к своим.

Это понятно.

Но почему именно ей надо быть под «домашним арестом»? Ведь тот же пострадавший, Игорь, никаких подобных распоряжений не получал.

Девушка была уверена в одном — Сергей, когда окажется здесь, вряд ли станет говорить, почему это так, а не иначе. И все же нужно было его расспросить.

Случай представился в обед. Незадолго до того Сергей заехал в офис, поинтересовался работой Марины, вместо того, чтобы устраивать разносы, только рукой махнул:

— Бросай это безнадежное дело. Пора перекусить.

До ближайшей пирожковой было минут пять, поэтому подъезжать туда на машине было совершенно необязательно. Тем не менее, Сергей усадил Марину в свой автомобиль, который сделал круг по кварталу.

— А зачем такие предосторожности? — удивилась девушка, которая даже не успела как следует расположиться в машине.

— А затем, — махнул рукой Сергей. — Береженого Бог бережет!

— А все-таки, — не унималась девушка, — что-то случилось?..

— Конечно, случилось. Во-первых, активизировалось Сообщество. Мало того, кажется, они готовы предложить нам свои услуги. Эта информация не секретная, я после обеда сообщу всем. Во-вторых, по городу расхаживает самый настоящий убийца, который очень интересуется стажерами «Стражи» — по крайней мере, так показали нынешние события. В-третьих — а с чего это мы решили, что убийца — это маньяк-одиночка?

— И что с того, если у него есть сообщник? — Марина пока что ничего еще не понимала.

— Не сообщник. Просто — еще один убийца, который может копировать первого. А может и действовать самостоятельно — это как придется. Нет, не думай, это только мои подозрения. И, если хочешь, интуиция.

Вот оно, значит, как — интуиция!

Отчего-то Марина почувствовала злость и обиду, и Сергей это заметил.

— Ты не думай, что сделала что-то не так, — абсолютно серьезно сказал он. — Я на твоем месте поступил бы точно так же… Ты другое лучше скажи — почему от твоей сумочки с самого утра фонит какой-то пакостью? Что там у тебя такое? Надеюсь, не апельсинчики с какими-нибудь тварями?

— В сумочке? — удивленно проговорила Марина. И только сейчас вспомнила об утреннем разговоре в столовой. — A-а, там африканская маска. Как сказали, какую-то порчу навели…

— Порчу?.. Это уже интересно! Ну-ка, ну-ка… Покажи-ка, что это за штуковина?

— Здесь же, что ли?

— Конечно. Думаешь, мы кому-то интересны? Особенно, если людям глаза отвести…

Марине ничего не оставалось делать, как достать из сумки шедевр «африканского искусства». Сергей повертел маску в руках.

— Да уж, на предмет культа Вуду не тянет! Хотя некоторым здешним вудуистам и это было бы не страшно. Откуда это у тебя?

Марина рассказала об истории, случившейся с братьями-волколаками.

— Ну и молодцы! Могли бы сами понять, что к чему! — покачал головой Сергей. — Кстати, заклятье есть, но наложено непрофессионально. Что делает его еще гаже… Стало быть, подарок двоюродной сестры этой несчастной женщины?

— Ну, да.

— В общем, так. Что ты сама об этом скажешь? Посмотри на эту пакость внимательно — случай характернейший.

Марина, как ее обучали, постаралась включить магическое зрение, чтобы рассмотреть, что из себя представляет коварный подарок. Давалось это искусство с трудом, но все же через полминуты она смогла разглядеть световое пятно.

— Спектр — оранжевый с коричневым и красным, — немного неуверенно произнесла она.

— Вот именно, — вздохнул Сергей, — оранжевый — с красным. Кажется, люди никогда не станут умнее!..

Он замолчал, глядя на маску.

— Погоди, оранжевый — это след приворота? — спросила Марина.

— Вот именно, — след приворота! — хмыкнул Сергей. — Что там про нее, бедную, рассказывал Вован? Муж пьет, у дитя проблемы со школой?..

— Именно, — Марина еще не понимала, к чему он клонит.

— Знаешь, что бы я сделал на месте человека, который чувствует — ему подарили вот такую гадость? Я бы эту гадость выкинул. Возможно, утопил бы в Неве — вода все примет. Но вот одного я точно не стал бы делать…

— Не стал бы…

— Вот именно. Я не стал бы звать хорошего старого приятеля, у которого, вроде бы, есть способности к экстрасенсорике, не стал бы показывать ему эту маску — разберись мол, сделай милость. Так что передай Вовану следующее: пускай эта дама впредь заклятий не творит! Все равно ничего хорошего не сделает!

— Погоди, так в чем же дело было? — Марина с удивлением уставилась на Сергея («Как доктор Ватсон на Шерлока Холмса», — подумала она).

— А дело вот в чем. Видимо, у этой милой дамы, не имею чести ее знать, муж стал… скажем так, посматривать налево. И она решила сделать приворот — на предмет, который можно повесить в комнате. Не знаю, сама или нет — очень возможно, что и сама. Муж посматривать перестал — сейчас ему не до того, он в бутылку смотрит. Коричневый — самые низменные вещи. Хорошо, она его хотя бы на наркотики не подсадила, спасибо и на том!

— Но она говорила про двоюродную сестру… — вспомнила Марина.

— Ну, тогда, в общем-то, понятно, куда именно смотрел ее муженек. Ладно, гадость надо уничтожить. Сама сможешь?

— Попробую, — Марина взяла в руки черную маску.

Любое магическое усилие стоит энергии, и лишь непосвященному могло бы показаться, что девушка просто провела рукой над маской.

— Не старайся, умей расслабляться, — напомнил ей Сергей, когда операция была завершена. — Будешь стараться, будет хуже… Дай-ка, взгляну. Нет, никаких мелочей не забыла, поздравляю!

Марина гордо положила на стол маску, и тут же почувствовала легкую усталость. Все-таки, подобные усилия даются с трудом.

— Давай-ка кофе с коньяком, — предложил он.

— Тебе же машину вести! — изумленно посмотрела на него Марина.

— Ничего, я обожаю приносить добро нашим дорожным инспекторам. Знаешь, у меня в бардачке — множество листовок всяких сект. Специально для этих красавцев собираю. Подойдет господин из ГИБДД, потребует деньги на карман — а я ему листовочку. Синие сойдут за тысячные купюры, черные — за пятисотенные, красные — за стошки. Да цвет и неважен… Важно — спасение душ заблудших взяточников!

Марина рассмеялась, представив, с каким видом инспектор достанет из кармана листовку «Добрые вести о близком царствии небесном». И сам Сергей улыбнулся шутке.

— Слушай, ведь предупреждали же — такие фокусы не одобряются… — девушка разом посерьезнела.

— Знаю. А как еще прикажешь учить этих типов? Каждому должно воздаться по делам, — возразил Сергей. — Они нарушают свой же закон?

— Ну, нарушают, конечно… — с некоторым сомнением протянула Марина.

— Значит, они дают мне право сделать с ними то же самое, — твердо проговорил Казарский. — Ладно, допивай свой кофе, поехали в редакцию. Сегодня придется отвезти тебя назад пораньше. Только общее собрание проведем — и назад…

* * *

Послание оборотня дошло до Яна в тот же день. Оборотень вполне мог дождаться бывшего контрабандиста — тот оказался в Собачьей Слободе через пару часов.

— Сюрприз, — хмыкнул Ян, пробежав глазами ровные строчки. — Значит, «стражники» разволновались? Ох, боюсь-боюсь!..

Он еще раз бросил взгляд на записку. Стало быть, время и место тоже назначили. Ну что ж, можно предположить, что «стражников» там не будет. Самое неприятное для оборотня — это если ссыльный Ян окажется у «стражников». И на месте оборотня…

На месте оборотня Ян убрал бы вредного свидетеля. Убрал бы чисто и спокойно, без всяких надписей. А потом на мертвого можно свалить все что угодно, тем более, что Ян — сам отнюдь не безгрешен.

Вряд ли оборотень захочет отдавать Яна Сообществу — там, конечно, могут быть очень разозлены гибелью этой твари, которая тряслась здесь и молила о пощаде, обращаясь попеременно к Яну и его собакам. Но Сообщество не будет само собой, если не допросит Яна хорошенько, прежде чем уничтожить. И, опять же, итоги допроса будут для оборотня печальны.

На некоторое время Ян задумался — что бы предпринять. Может, следует отследить, где сейчас оборотень? Нет, пожалуй, это опасно, слишком опасно. Возможно, именно на это мантикор и рассчитывает. А потом гордо предъявит труп охотникам — мол, вот он, убийца!

Так что же делать?

Оборотень назначил встречу назавтра — в летнем кафе в двух шагах от Невского, напротив Казанского собора. Конечно, вряд ли его там и убьют. Место слишком людное, а если что — можно запросто уйти на кромку.

На кромку. На Невском. Днем.

Это примерно равносильно прыжку с одной крыши на другую — и без страховки. Если Ян, уйдя на кромку, не будет раздавлен первым же из автомобилей, это еще не гарантирует его жизни. Вероятно, тогда случится много других неприятностей. А спрятаться в этом районе будет почти негде.

Значит, надо придумать кое-что иное.

Во-первых, следует прийти туда не самому. Передать послание. А заодно — переназначить встречу. Она состоится — но только там, где Ян будет чувствовать себя хотя бы в относительной безопасности.

А во-вторых, напишем-ка мы некое письмецо — на всякий случай, для пущей предосторожности… И попробуем его завтра отослать — с оказией.

…Это послание оказалось куда большим, чем то, что отправил ему оборотень. Ян обдумывал каждое слово — в случае чего, он должен быть полностью чист перед «Третьей Стражей». Апельсины? Твари с кромки? Вы что, господа, как можно! И слыхом не слыхивали про такие подставы! Да, свободу получить хочет каждый, ошейник с меня и в самом деле сняли. Только-то и всего…

Куда именно надо будет в случае чего доставить это письмо, Ян отлично знал. Есть на Витебском вокзале очень небольшой проход в мир текущей реальности. Сам Ян им никогда не пользовался — это был именно один из тех выходов, которые контролируются «Стражей». Порой и жители Петербурга в текущей реальности подмечают — слишком уж странно выглядит Витебский ночью, будто меняет свои очертания. И это не просто так — в Петербурге не так много мест, где оба мира существуют почти что бок о бок.

Есть там и те, кто работает со «Стражей», так что письмо, в случае чего, передадут.

Однако, еще немного подумав, он решил, что если что-то делать хорошо — то делать надо самому. И не далее, как завтра. А оборотень-«доброжелатель»… Добра он мог желать сколько угодно — но даже не потрудился снять с Яна ошейник. И это бывший контрабандист очень хорошо запомнил…

Ну, а самому Яну теперь придется сменить место жительства. Временно, конечно. Но уж слишком беспокойно становится в Собачьей Слободе. Оборотни, опять же, шастают туда-сюда. Пожалуй, набережная Фонтанки в мире кромки сейчас гораздо более надежное место. Там есть обитатели, можно даже попробовать затеряться среди них. В конце концов, его сослали именно на кромку, а уж тут никто не может ему запретить выбирать место жительства. Хоть в Хельсинки уйди по здешним дорогам! (Хотя именно по дорогам — напрямик — идти и не следует, если, конечно, хочешь жить. Зона боев, пусть даже очень давних — это всегда опасное место. Существует множество обходных путей, о которых Ян знал, и которые проходил не раз).

— Без меня никого сюда не пускайте! — строго сказал Ян собакам. Впрочем, такой приказ был излишним — оно и без того понятно: Адские Гончие свое дело знали. Даже оборотня-мантикора к дому, где обитал Ян, они не подпустили. Ну, разве что если пожалует сам начальник «Утгарда» или Светлого подразделения «Стражи». Но в этом Ян серьезно сомневался.

* * *

Если бы оборотня, называвшего себя прокурором, беспокоили только маги из Сообщества — это было бы еще полбеды. Но порой и самые обычные, мало чем выдающиеся граждане попадали под его очень пристальный и внимательный взгляд. Они еще ни о чем не подозревали, а между тем, их судьба уже оказывалась решенной.

Леонид Викторович Смирнов был по всем статьям неприметным — не то что новый мессия Могильный. О таких, как Леонид Викторович, в газетах не пишут — по крайней мере, теперь, когда никому не нужны заметки о скромных тружениках, когда всем нужны «жареные» факты.

А Леонид Викторович был именно скромным. И именно — тружеником. И запросы у него были — скромней некуда.

Ни в каких оборотней он не верил, что же до Могильного — то да, конечно, он вволю посмеялся, когда услышал по телевизору историю поедания градусников. Впрочем, долго смотреть телевизор ему не пришлось — дела, знаете ли! Пациенты не ждут! Притом — не одного легкого пациента…

Впрочем, их-то как раз можно поручить сестрам, работающим с ним в одну смену. А вот перепуганных родственников Леонид Викторович непременно брал на себя, беседовал с ними, утешал… как мог, конечно.

Бывают и у таких тружеников, как доктор-реаниматор Смирнов, некоторые недостатки — куда же без них, в конце-то концов! Нет на свете праведников.

Любил Леонид Викторович выпить. Притом, как правило, в гордом одиночестве. Разумеется, алкоголиком он себя не считал — что вы, как можно! Алкоголик — он идет в аптеку покупать настойку боярышника. Или же пьет «льдинку», да и вообще все что горит. А вот культурно, разложив на столе закусочку, может выпивать только приличный человек. Да ведь можно же это понять — работа с людьми, сплошные стрессы, надо их как-то снимать.

…Закуска уже была на столе. Медсестра получила обычное в таких случаях распоряжение — в кабинет входить со стуком и только в случае крайней необходимости. Была она непьющей, но Леонида Викторовича, который жил по закону «живешь — давай жить другим» и «Бог велел делиться», никогда не осуждала за его маленькую слабость. Скорее, наоборот — ей было гораздо лучше работать именно с Леонидом Викторовичем, а не с этими вечно занятыми сухими людьми из других смен.

Доктор посмотрел на нарезанную колбасу, улыбнулся своим мыслям. Потом отпер шкаф и достал уже порядком початую бутылку дорогого коньяка! Нет, такие напитки — не для каких-нибудь там алкоголиков. Качественная работа — качественное питье!

Мурлыкая что-то себе под нос, доктор поставил на стол бутылку. И даже не сразу сообразил, что с благородным напитком творится что-то не то. Точнее, это самое «не то» сотворилось с этикеткой.

Он взял бутылку, осмотрел, пробормотал: «Ничего не понимаю!»

Собственно, этикетки не было. Она была заклеена желтым клочком бумаги с аккуратно выведенной черной надписью:

СЕГОДНЯ НОЧЬЮ ВАС ДОЛЖНЫ УБИТЬ!

Вместо подписи были нарисованы череп и кости — и тоже очень аккуратно.

Леонид Викторович отставил бутылку в сторону, затем снова придвинул ее, зачем-то понюхал содержимое. Пахло дорогим коньяком, и ничем иным.

Он поморгал, повертел бутылку в руках, словно бы надеясь, что странная надпись исчезнет. Понятное дело, ничего не произошло.

Доктор уселся за стол и на сей раз надолго задумался. Что это может быть? К его шкафчику ни у кого доступа не было. Или, может быть, кто-то из «дорогих коллег», завидующих ему, решил таким образом подложить свинью? Корчат из себя святош, поганцы…

Видимо, эту фразу он произнес вслух. Во всяком случае, она получила немедленный отклик:

— Никакие они не святоши, Леонид Викторович. Просто живут на свою зарплату — маленькую, что характерно, И коньяков дорогих не пьют…

Доктор резко оглянулся.

— Как вы вошли? Кто вы такой? — он даже вскочил с места.

— Не рычите и успокойтесь, иначе больных перебудите, — сказал с грустной улыбкой незнакомец — молодой человек в темном домашнем свитере и джинсах. — Я ваш посетитель, не скажу — собутыльник.

— Здесь реанимационное отделение!.. — рявкнул на него Леонид Викторович.

— Знаю-знаю, не дошкольная группа детского сада, — ухмыльнулся незнакомец. — Кстати, если вам угодно позвать сестру, чтобы та позвонила куда следует, то она не придет. Она сейчас с одним из больных — желательно, чтобы рядом с ним был кто-нибудь. Постоянно. Вообще-то она хорошая женщина, только работать не очень любит. Так что пришлось включить ей материнский инстинкт. Теперь она с теми, кто в ней нуждается. А вы, дорогой доктор, как я вижу, очень нуждаетесь во мне…

— Кто вы? — хрипло каркнул Леонид Викторович, против воли садясь на место.

— Я — ваш собеседник, — просто сказал незнакомец, бесцеремонно придвинув к себе еще один стул. — Заметьте, понимающий собеседник… То есть, такой, который многое понимает.

— Из налоговой? — зло осведомился Леонид Викторович.

— Ну, что вы, как можно! — незнакомец даже всплеснул руками от негодования. — Я вообще никаких государственных органов не представляю. Нет, эти органы никак не связаны с государством, милый доктор. Да вы расслабьтесь, все хорошо… Коньячку себе налейте.

Видя, что Леонид Викторович не шевелится, человек подождал пару мгновений, затем голос его резко изменился:

— Я сказал — наливайте! Живо!

Доктор дрожащими руками стал наливать из бутылки коньяк. Его руки заметно дрожали, бутылочное горлышко выбивало мелкую дробь по краю рюмки.

— Так-то лучше, — голос незнакомца вновь стал добрым и задумчивым. — Вы хотели узнать, как я сюда проник? Знаете, есть такая вещь — кромка, параллельный мир, если угодно, точнее — мир-отражение. Вообще-то, это сведения не для всех, но лично для вас, Леонид Викторович, можно сделать одно маленькое исключение.

— Что вы хотите? — пробормотал доктор.

— Если я скажу, что хочу вашего раскаяния, это будет неправдой. Оно не будет искренним. Так что, пожалуй, не раскаяния, а наказания… Так будет вернее, — усмехнулся незнакомец. Его глаза при свете неоновой лампы на потолке казались темно-синими. И в этой синеве сквозили ненависть, презрение и усталость.

Полминуты прошло в молчании.

— Что ж вы не спрашиваете — за что? — поинтересовался незнакомец.

Доктор по-прежнему молчал, сжимая в руке рюмку, как последнюю соломинку.

— Я сам отвечу. Вы нашли замечательный способ наживы, не так ли? У вас всегда один и тот же метод — но он, как правило, безотказен. Хотите, расскажу, как это делается? Очень просто: вы пугаете до смерти родственников вашего пациента, а потом говорите — нет, конечно, некоторые шансы есть. Но нужны деньги… на лекарства. Ну и некоторая благодарность за хорошую работу. Сумма превышает нужную примерно раза в четыре. Кстати, у вас на руке неплохие часы. При вашей-то зарплате…

— Кто вы? — в голосе Леонида Викторовича послышался испуг.

— Гм, интересный вопрос, — по-кошачьи ухмыльнулся пришелец. — Я, как правило, называюсь прокурором, но сегодня у меня другая работа. Я адвокат. Адвокат больных и тех, кто ждет их из вашего отделения. Заметьте, Леонид Викторович, я пришел не к вашим, вполне приличным коллегам, а к вам. Момент выбран верно.

— В-вы х-хотите меня шантажировать? — сообразил, наконец, Леонид Викторович. — С-сколько? — он начал заикаться от испуга.

— Сколько? Много! Очень много людей вы обобрали, милый Леонид Викторович.

— Но я же их лечу! Вы понимаете, они все получают нормальное лечение!

— Понимаю. Но это — ваша обязанность. А все остальное, как сказано в одной великой Книге — от лукавого. Ну да вы ее не читали, а если читали — то ничего не поняли. Иначе не стали бы предлагать мне деньги. Все равно я их не возьму.

— И что?

— Вы теряете разум, Леонид Викторович, а ведь даже и не выпили. Что толку говорить, не промочив горла. Нет, мне наливать не надо. А сами — пейте. Ну, смелее, смелее! Не бойтесь, коньяк не отравлен. Ну, разве что слезами ваших жертв.

— Это были люди богатые, — пробормотал Леонид Викторович, залпом выпив содержимое рюмки. Это действительно был коньяк, хотя он ожидал чего угодно — вплоть до серной кислоты. Но под пронзительным взглядом незнакомца выпить ему все же пришлось.

— Вот так-то лучше, — одобрительно улыбнулся пришелец. — Говорите, богатые, раз в состоянии заплатить? Во-первых, это совсем не так. Во-вторых, даже если богатые — то это их деньги, их труд вы сейчас пьете.

Леонид Викторович с ужасом смотрел, как мгновенно помутнела жидкость в бутылке — теперь ему казалось, что там плавают темно-красные сгустки.

— Правильно соображаете, кровь! — голос незнакомца стал злым. — А посему будет гораздо лучше, если сегодня ночью вы свое бренное существование прекратите — раз и навсегда. Не думайте, что попадете в ад — скажу вам по секрету, таких, как вы, на горячие сковородки не принимают. Вы просто исчезнете.

— Но…

— Но у вас жена и дети, вы хотите сказать. Есть жена и сын. Жена развелась с вами года три назад. Как видите, мне о вас достаточно хорошо известно. Поверьте, не будь у меня веских доказательств, я бы к вам не явился.

— Вы ничего не понимаете! — быстро заговорил доктор, словно бы внутреннее напряжение, заставлявшее его говорить односложно, вдруг куда-то исчезло. — Меня в любую секунду могут вызвать к пациенту…

— Нет, это вы не понимаете. Медсестра прекрасно обойдется и без вас. Что касается новых поступивших… — незнакомец задумался на минуту, затем продолжал: — Нет, сегодня их не будет. К тому же, ваша больница сейчас не на дежурстве. И вы не слишком-то пеклись о больных, когда тянулись за коньячком. Какая им польза от пьяного врача?

И лишь теперь Леонид Викторович решился позвать на помощь. Он даже открыл рот — но вместо крика у него вырвался глухой кашель. Почему-то заныло сердце.

— Ай-яй-яй, не бережете вы себя, не бережете, — сокрушенно покачал головой пришелец. — Труженик вы наш высокооплачиваемый! Учтите, что вы можете не только звать на помощь. Вы имеете право оказать мне любое сопротивление, бежать, броситься на меня с любыми инструментами… или с этой вот бутылкой. Ну и умереть вы имеете право, естественно. Видите, насколько широки ваши права! А меня — всего лишь одно право. Убить вас. Согласитесь, это очень мало. А впрочем, ладно, — тон человека стал обыденно-деловым, — включите-ка вытяжку и откройте форточку, здесь душновато. Курите?

— Да, — ответил Леонид Викторович, выполняя распоряжения незнакомца, словно автомат.

— Тогда можете покурить. Держите — это все вам, на бедность, — он выложил на стол целый блок сигарет. — Я, пожалуй, тоже покурю с вами.

Мутные кольца дыма быстро уходили в вытяжку. Леонид Викторович следил глазами за незнакомцем. Но тот молчал и ничего не предпринимал. И, как показалось доктору, при этом человеке не было никакого оружия.

Леонид Викторович потушил в пепельнице окурок и тут же потянулся к следующей сигарете. Незнакомец все так же загадочно улыбался. Молчал и доктор.

За второй последовала третья, а потом и четвертая сигарета… Леонид Викторович все еще думал, что курит по своей собственной воле, «снимая стресс». Но на пятой он понял, что это далеко не так.

А на седьмой сигарете он обнаружил, что сидит один в запертом кабинете. Здесь никого больше не было.

Он хотел подняться, подойти к двери, повернуть ключ. Но даже встать было невозможно, ноги словно бы налились свинцом. И голос тоже перестал слушаться Леонида Викторовича. Двигалась лишь рука, поднося сигареты ко рту — одну за другой, одну за другой…

…Когда утром дверь в кабинет была взломана, пачки в блоке сигарет еще оставались. Но доктор уже не смог бы стать даже пациентом собственного отделения — в таких случаях реанимация бесполезна.

А вот на бутылку коньяка (в которой, конечно же, не нашлось никакой крови) все же обратили внимание. Точнее, не на саму бутылку, а на «этикетку».

* * *

Внештатно сотрудничать с «Третьей Стражей» можно по-разному. Были у организации и такие сотрудники, которые не подозревали о ее существовании. Зарплату они не получали, но, однако же, и внакладе не оставались.

Происходило все примерно так. Представитель «тех, кого следует» звонил Рэкки или старшим в оперативном отделе, сообщал нужные сведения, — и тут же забывал о своем звонке. Как правило, это были милицейские следователи. Конечно, такой звонок, не санкционированный начальством — должностное преступление, и оправдать его можно только состоянием своеобразного гипноза.

Но дальше «Стражи» сообщение не шло, а ее сотрудники отлично разрешали все эти любопытные и загадочные вопросы. Так что порой на совершившего «должностное преступление» сыпались не кары, а поощрения, благодарности, премии, а то и звезды на погонах. Еще бы — удачливый следователь, раскрыл совершенно невероятный «глухарь»!

Так что, такое сотрудничество было вполне подходящим для всех.

Случалось и иное — информация была напрямую не связана с криминалом, во всяком случае, с таким, который подпадает под статьи Уголовного Кодекса, На этот раз сообщение было именно таким.

— Ростислав Всеволодович, — медленно, словно в полусне, выговаривал слова информатор, — имеется странный случай самоубийства в больнице… Врач, тридцать семь лет. Реаниматор. Выкурил несколько пачек сигарет за один раз — и умер. Никаких следов борьбы. Ничего существенного, кроме одного — на столе найдена бутылка с коньяком, вместо этикетки прилеплена бумага с надписью: «Сегодня ночью вас должны убить!»

Информатор говорил что-то еще, но Рэкки уже не слушал. Он припоминал, где именно находится та больница. Нужно было как можно быстрее прибыть туда. Предупредить Стрешнева, прихватить кого-нибудь из оперативников — и вперед! Убийца вновь проявил себя — и на сей раз след совсем свежий…

— Возможно, Смирнов Леонид Викторович допускал финансовые злоупотребления, иными словами, брал взятки, — монотонно бубнил голос информатора. — Уголовное дело не открывалось…

— Пока все? — спросил Рэкки.

— Все, — ответили ему.

— Спасибо, благодарим за информацию, — сказал шеф «Утгарда», спускаясь вниз, к оперативникам. Похоже, сегодня кое-кому не придется толком позавтракать!

— …Что еще сказал следователь? — спросила Татьяна, когда машина с оперативниками выехала на Загородный проспект.

— Сказал, что есть подозрение: врач брал взятки… — сказал Рэкки. — Погоди, интересное дельце вытанцовывается! Кто у нас убиты? Ребров…

— Ну, с этим-то все понятно, — промолвил Алекс.

— Твое счастье, что ты его не застал, — зло усмехнулся Рэкки. — Кто у нас еще? Могильный. Клейма ставить некуда!

— И господин Руонг Чеа, международная сволочь высшего масштаба, — сказал молодой человек, который мог бы напоминать хиппи, если бы он был хоть чуть-чуть более жизнерадостным.

— Правильно. А теперь — доктор-лекарь из-под Каменной горы аптекарь, — продолжал Алекс. — Я так понимаю, с магией он вряд ли был связан. А насчет Сообщества — можно будет осведомиться у Цибуленко.

— Думаешь, не успел связаться с ним, пока вас в столовой да в курилке искал? — Рэкки слегка улыбнулся. — Нет там такого. Зато доктор, вероятно, брал взятки. Значит, так: осматриваем место убийства, а потом трясем архивы, сводки ГУВД, информационщиков во главе с Казарским подключаем… Пусть выдадут на-гора все странные убийства и самоубийства за последние месяцы. Авось что-то и отыщется.

— Полагаешь, он не одних магов?.. — спросил Корвин.

— Возможно, маги из Сообщества — это только эпизод. Правда, есть одно странное обстоятельство. Игорь… Его-то за что?

— За компанию, — хмыкнул Корвин.

— Или — за кампанию, — усмехнулся Алекс. — Тебе не кажется, Кор, что у него какая-то своя, сумасшедшая логика? И он эту логику будет выдерживать — тютелька в тютельку.

— То есть?

— То есть — маги из Сообщества — это просто эпизод. А Игорь… Знаешь, мне кажется, он знал, что тварей обезвредят. Я бы сказала — убийца очень хотел подставить эту Ларочку. И скажу вам, — Таня поморщилась, — я бы на его месте с нее и начала! Достала уже!

— Ее тоже можно понять — лишили свободы, пускай и на несколько дней, — возразил Корвин.

— Видел бы ты, что она по телеку смотрит, — хмыкнула Таня. — Сериалы, «Дом-2», попса… И требования выставляет. То ей косметику, то зеркало в апартаментах слишком маленькое…

— Эх, Танюша, советский ты человек, — рассмеялся Рэкки. — Не понимаешь ты современную молодежь! Ладно, приехали, — машина свернула в переулок между небольшим сквером и больницей. Место действия ночью было здесь…

* * *

«Где-то во Франции»,

1940 год.

В следующем городке Джордж впервые увидел жителей кромки.

Все города, до сих пор встречавшиеся на их пути, были пустынными, словно вымершими. Его спутница говорила, что это не так, что им просто везет. Не все жители кромки станут приветствовать появление незваных гостей.

— Конечно, ведь идет война, — с готовностью согласился Джордж.

— Вряд ли они знают, что в твоем мире идет война, — возразила девушка. — Здесь изменения не так заметны. Просто не все из них любят незваных гостей…

Так что, когда они оказались в следующем городке, Джордж постарался уверить себя, что готов ко всему. Кто бы здесь ни обитал, пусть даже и двуногие чудовища — его сложно будет напугать, и не такого навидался.

Но никаких чудовищ как раз и не обнаружилось.

Когда они, в утренних сумерках, вышли на окраину городка, стало ясно — здесь имеются обитатели. Причем — самые обыкновенные. Несколько мальчишек увлеченно играли на улице, причем, судя по тому, что они пытались работать шпагами, как мечами, играли они в войну. Джордж чуть внимательней посмотрел на них — ребятишки как ребятишки, ничего особенного, вроде бы, в них не было, но вот их глаза… Они светились красным!

— Кто это? — Джордж остановился, ничего подобного он не ожидал. Он уже понял, что находится в опасном и жутковатом мире, что здесь водятся чудовища — и механические, и живые. Но чудовища не должны быть похожими на людей!

— Местные жители, — пожала плечами девушка. — Удивлен?

В этот момент у одной из калиток показалась женщина. Одета она была точно так же, как одеваются и в его мире, но и ее глаза неярко светились красным.

Женщина прокричала детям что-то на французском, один из «славных мушкетеров» с видимым сожалением распрощался с друзьями, впрочем, те тоже собрались расходиться.

— Домой зовет, — сказала девушка. — Скоро день. Нам надо успеть где-нибудь укрыться… Прибавим-ка шагу.

Последнее оказалось не так-то просто. Боль в ноге у Джорджа не прошла, она сделалась тупой и привычной. Но идти было очень тяжело, ночные переходы давались ему все с большим и большим трудом.

Вскоре они стояли около небольшого двухэтажного дома на улице, выходившей к главной площади городка и к ратуше — точно такой же ратуше, как и в других городах, но не покинутой и не превращающейся в руины.

По дороге они встретили еще нескольких местных жителей — те спокойно шли по своим делам, хотя порой удивленно оглядывались на путников.

Девушка решительно постучала в дверь дома — судя по всему, это был здешний постоялый двор.

Через минуту дверь отворилась, показался хозяин — в предутренних сумерках его глаза светились особенно ярко, и Джорджу стало не по себе.

— Кто вы? — резко спросил он, и это Джордж еще мог понять, его знаний французского для этого хватало.

— Путники, — односложно объявила девушка на английском. Хозяин покачал головой, но все же перешел на привычную Джорджу речь. Впрочем, привычную ли? Говорил он с невероятным акцентом, и его слова едва можно было разобрать.

— Будь по твоему, сестра, тебя я пущу. Но вот его, — хозяин скосил глаза на Джорджа, и тому стало совсем нехорошо, — его я не смогу впустить. Здесь не любят таких, как он. Откуда он взялся?

— Из второго мира, — все также отрывисто пояснила девушка.

— Вот оно как? Человек? Просто человек, сестра?! — хозяин расхохотался, и Джордж, к своему ужасу, увидел резко выступающие острые клыки. — Да еще и человек оттуда, из оборотного мира! Пусть отправляется, куда хочет. Зачем он тебе?..

— Не просто человек, брат-вампир, — возразила девушка. — Посмотри на него внимательней. В нем — кровь Древних, Туата. Ему можно доверять…

— Вот как, значит? Прибывший из-за моря? — хозяин хмыкнул. — Что ж, пускай войдет… Ты будешь в безопасности, — обратился он к Джорджу. — Что скажешь, или ты — немой?

— Благодарю, — хмуро ответил Джордж. Ему было не до того. Вампиры… Значит, это не какие-то сказки, они действительно существуют?!

— Мы действительно существуем, человек из народа Туата, — хозяин улыбнулся, причем даже слегка ободряюще, но его клыки могли насторожить кого угодно. — А ты… Ты слишком громко думаешь. Разве там, в оборотном мире, людей не учат хорошим манерам?

— Не в том его вина, брат-вампир, — произнесла девушка. — Должно быть, ты давно не видел никого из оборотного мира. Люди изменились, очень изменились.

— Хорошо, проходите же. Платить вам, как я понимаю, нечем?

Это было правдой. Можно было, конечно, пожертвовать чем-нибудь из вещей или из порядком потрепанного обмундирования, но Джордж не знал, нужно ли хозяину хоть что-нибудь.

— Заплатите тем, что расскажете о новостях оттуда, — решил вампир. — Что-то тревожно здесь в последнее время. Может быть, мы поймем, почему… Проходите пока сюда, вниз, — распорядился он. — День будет долгим, успеете отдохнуть.

И Джордж со своей спутницей оказались в небольшой и по-своему уютной гостиной.

Конечно, парень из мира реальности, видя местных жителей, уже вообразил запыленные гробы, в которых те должны были отдыхать, паутину по углам, запах затхлости — то есть, все то, что молва приписывает жилищу вампиров. Но ничего подобного не было и близко.

Это могла быть гостиная отеля в небольшом городке на континенте — если бы не плотные занавески на окнах, сквозь которые пробивался очень слабый свет.

— Огня нет, мы же не знали, что здесь будет человек, который не видит в темноте, — мрачно проговорил вошедший вслед за ними хозяин. — Я распоряжусь насчет еды, — сказал он. — А уж потом послушаю, что вы расскажете о том, что происходит в оборотном мире.

Джордж не понял из его речей почти ничего, и с сомнением покосился на девушку. Та оставалась вполне спокойной.

— Слушай, это не опасно?

— Что? — непонимающе спросила она.

— Ну, вампиры… Ты же знаешь, что…

— А, вот ты о чем. Страшные людские легенды… Когда-то их создали сами вампиры — думали, что люди после этого оставят их в покое. Конечно, ошиблись. Ничего плохого нам не сделают, тем более, если пустили. Можешь их не опасаться. Самое главное — мы в доме, и днем с нами ничего не случится.

— А почему он не хотел нас пускать? — спросил Джордж, еще раз присматриваясь к обстановке.

— А из-за тебя. Здешний городок населен одними вампирами, если ты успел заметить. Они не очень-то жалуют чужаков, особенно — людей. Не беспокойся, на кромке есть и люди, почти что обыкновенные люди. Просто здесь их видеть не хотят. Это — старинная вражда.

— А что ты говорила… Какой-то «народ Туата»…

— Ах, вот ты о чем… Скажи-ка, кто из твоих предков был ирландцем?

— Мой дед переехал из Ирландии, — ответил Джордж.

— Тогда понятно. Видишь ли, мы ходим по кромке очень долго, будь ты самым обычным человеком, ты бы давно сошел с ума. Некоторых способностей для того, чтобы здесь выжить, я в тебе не вижу. Значит, остается одно — древняя кровь.

Упоминание о крови не добавило Джорджу спокойствия, скорее — наоборот. Что же такое здешние вампиры, если они не пьют кровь? И почему они враждовали с людьми?

— Они пьют кровь — животных, — терпеливо разъяснила девушка. — А хозяин прав — ты действительно очень громко думаешь. Правда, и это пойдет на пользу — он не станет переспрашивать, когда ты будешь говорить о своем мире. А насчет вражды с людьми… Вы же тоже враждуете между собой — и что с того?

В коридоре послышались легкие шаги, и на пороге появилась горничная с подносом. Девушка была бы даже симпатичной, если бы впечатление не портили глаза, отблескивающие красным. Горничная поставила поднос перед гостями, но уходить не собиралась, с любопытством разглядывая гостей, в особенности — Джорджа.

Тот смутился. Потом все же нашел в себе силы произнести:

— Что вы так смотрите, вы что, людей не видели?

— Нет, — горничная сделала три шага назад, опасливо, но в то же время с любопытством посматривая на гостя. — Не видела, конечно. А это правда?.. — она замолчала.

— Что правда? — удивленно сказал Джордж.

— Ну, то что про вас говорят, — на сей раз смутилась горничная.

— И что говорят…

— Я не хочу вас обидеть, — запинаясь, произнесла девчонка, — но я слышала, будто вы… Ну, не вы сами, а люди вообще… В общем, считаете нас охотничьими трофеями, — горничная окончательно сконфузилась.

— Нет, милая, неправда, — рассмеялась спутница Джорджа, пока тот пытался подобрать слова. — Вот видишь, — обратилась она к нему, — здесь свои легенды, людей — твоих соплеменников, между прочим, — здесь считают бессмысленно кровожадными.

— Ступай, ступай, Жаклин, дай нам поговорить, — за спиной горничной возник хозяин.

Жаклин дважды упрашивать не пришлось. Видно, любопытство заставило ее обслужить гостей, но теперь страх все же взял верх.

Меж тем, девушка открыла один из принесенных горшочков с едой. Джорджу ничего не оставалось, как последовать его примеру.

В горшочке оказалась самая обыкновенная гречневая каша. С мясом.

«Надеюсь, это — не человечина», — подумал Джордж, и тут же вспомнил о том, что он «слишком громко думает». Но или хозяин не заметил этих подозрительных мыслей, или предпочел не заметить. Как ни странно, любопытства у этого худощавого человека… нет, все же не человека, — было больше, чем у горничной.

— Вижу, вы проголодались, — проговорил он. И это было правдой. Джордж понял, что у него нет никакой возможности для того, чтобы отставить горшочек с подозрительным мясом. Голод и переживания последних дней взяли свое.

— Ну, а плата — это плата, — сказал хозяин. — Просто в последнее время мы видим многое, слишком многое. Двадцать пять лет назад опустело несколько городов — на севере и там, откуда вы пришли, на востоке. Никто не понял, отчего умирали жители… Можно было бы порасспросить заезжих контрабандистов, но они посещают нас редко, очень редко — еще реже, чем вы. И только потом мы узнали — между людьми оборотного мира шла война.

— И сейчас идет война, — проговорил Джордж.

— А эти странные машины…

— Это — военные машины. Я еще удивляюсь, почему они здесь не стреляют.

— Должно быть, это им ни к чему, — резонно проговорил хозяин. — Но скажи, почему вы, люди, не можете жить в мире? Мы и вы — разные расы, древнюю вражду и всяческие небылицы, которые слушает Жаклин, хоть как-то можно объяснить. Но зачем вам убивать друг друга?

И Джорджу ничего не оставалось делать, как рассказывать — о Гитлере, о нацистах, о том, как целые страны оказались раздавленными железным сапогом, о тех, кто должен был это движение остановить… и не смог остановить.

Хозяин слушал молча, не перебивая, затем стал набивать трубку табаком. Затянулся, с наслаждением выпустив кольцо дыма.

Джордж, наконец, замолчал, вглядываясь в своего собеседника. Значит, вот как выглядит старинный враг рода людского? Но в нем нет сейчас ничего опасного! Даже ничего пугающего. Самый обыкновенный хозяин постоялого двора, пускай и старомодно одетый. Только-то и всего.

За окном послышался приближающийся лязг и грохот.

— Ну вот, опять началось, — ворчливо проговорил хозяин. — И так — каждый день. Не дают покоя, и ничего с ними не сделаешь…

— А кто водит эти машины… танки? — поинтересовался Джордж.

— Никто, сами ездят, — проговорил хозяин, слегка приподняв брови. — А зачем им кто-то еще?..

— Ничего не могу понять! — совершенно искренне сказал Джордж. — Им же нужен водитель, бензин! А они — то появятся, то исчезнут!

— Успокойся и помни — это мир-отражение, он живет по другим законам, — мягко ответила девушка. — Мой спутник рассказал вам то, что знал, уважаемый мэтр…

— Мэтр Жирарду, — подсказал хозяин.

— …Да, мэтр Жирарду. Но он много не знает и не видит. То, что он говорил, известно всем в оборотном мире. Но есть и еще кое-что. Его враги связаны с теми, кто когда-то настроил вас против людей, а людей натравил на вас. В его мире это называется Сообществом, но о нем известно далеко не всем.

— Значит, они опять хотят вернуть в мир Древние Силы, — с сомнением покачал головой хозяин. — Приходилось мне слышать о Копье и Рунах. Если они окажутся в руках врага — плохо твое дело, приятель. Тогда вам — крышка… А потом — и нам. Они не остановятся.

— Мне пришлось быть в плену у них, — сказала девушка. — Они считали, что при мне можно говорить о чем угодно. И я точно знаю — до того, как война началась, они не владели Древними Силами. Что сейчас — я не знаю.

— Возможно, сейчас они нашли что-то одно. Тогда — еще не беда. Или они овладеют всеми Силами — или проиграют.

— Они не смогут не проиграть, — отчего-то совершенно убежденно сказал Джордж. — Ведь против них — все нормальные люди.

И девушка, и вампир посмотрели на него с печальными улыбками.

— Мы говорим не совсем о твоих врагах, Джордж. Ведь они тоже кое-кому подчинены, — сказала его спутница.

— Ну, да, Гитлеру, — и снова Джордж понял только одно — что ему вообще ничего не понятно.

— Но и сам Гитлер… Ты же знаешь, что этот человек — маленький невзрачный калека. Как он может подчинить себе огромный народ, двигать армиями, почему ему так доверяют в его стране? Ты никогда не думал об этом? О том, что и он сам может быть кому-то подчинен?

— Но кому?

— Врагам, — не сговариваясь ответили его собеседники.

— Тем, с кем действительно идет вечная вражда. Тем, кто хочет повернуть время вспять в мире, который уважаемый мэтр зовет «оборотным», который родной для тебя, — продолжала девушка. — А после этого они дотянутся и сюда, на кромку. И тогда здесь будет настоящая пустыня.

— Но если есть враги, должен же кто-то с ними бороться? Или, может быть, здесь какая-то военная тайна?

— Может, и тайна, — вздохнула девушка. — А те, кто борется, наверняка есть. И у тебя, в Англии, и не только там. Мне доводилось слышать о них, но я ни разу с ними не встречалась. Но их победа станет частью общей. Так что, не все потеряно, Джордж.

Некоторое время они говорили о другом — кажется, и хозяину хотелось отвлечься от мрачных мыслей. Он расспрашивал Джорджа, был ли тот когда-нибудь в Париже — оказалось, что и в этом мире есть Париж. Впрочем, и не только — все поселения кромки так или иначе связаны с городами обыкновенного мира.

Постепенно разговор свелся к тому, что происходило в мире Джорджа до войны, к машинам, заводам, кораблям…

— А у нас по морю не много-то поплаваешь, — заметил мэтр Жирарду. — Схватит спрут — и всё! Маршруты нужно знать…

Неслышно подошла Жаклин, некоторое время стояла молча, потом, когда хозяин сделал очередную затяжку, наступила очередь и для ее вопросов. Впрочем, девушку интересовала совсем не война. Куда важней для нее были моды. Правда, Джордж здесь был не слишком большим специалистом, да и его спутница — тоже. Так что любопытство юной горничной было удовлетворено не вполне.

— Пожалуй, вы действительно устали с дороги, — проговорил мэтр Жирарду. — Номер для вас уж приготовлен, а вечером сможете отправиться в путь. Вы идете к морю?

— Да. Там может оказаться безопасный выход в его мир, — ответила девушка. — Мы не собираемся путешествовать по морю, хотя, как знать, может быть и придется. А идти по дорогам, захваченным врагом, Джорджу смертельно опасно.

— Кто знает, где опаснее, — философски заметил мэтр Жирарду. — Может, там, а может — и здесь. Никогда этого не угадаешь…

Номер — небольшая комнатка с плотными занавесками и огромной кроватью — и в самом деле был уже приготовлен. Джордж стоял, не зная, будет ли это наглостью — попросить второй номер с такой же кроватью. Или же ему придется ночевать на полу — в конце концов, бывало и хуже.

Но его спутница решительно закрыла дверь.

— Я тебе так противна? — усмехнулась она.

— Нет, но…

— А если нет, зачем нам второй номер? И потом, это должно было случиться — так необходимо. Я плохо знаю, что должно быть потом, когда ты доберешься до моря. Я не смогу всегда оставаться с тобой. Твой мир — там, мой — здесь. Но пока мы — рядом…

…Когда в вечерних сумерках они покидали постоялый двор, и Дэринг уже была на улице, мэтр Жирарду потянул за рукав Джорджа:

— Молодой человек, на минуточку…

Джордж удивленно посмотрел на него — но подчинился.

— Я просто хочу вам сказать — вы, люди, многого не замечаете, хотя я могу быть не прав, — тихо проговорил хозяин гостиницы. — Ваша спутница…

— Что? — Джордж попытался пройти, но вампир удержал его.

— Она отмечена печатью жизни. И печатью смерти. Я не знаю, как вам это объяснить. Словом, вам надо быть осторожнее… а ей — вдвойне. Идите же, удачи вам!

 

Глава 10

День города

Санкт-Петербург,

май 2005 год.

— И у кого какие предположения? — спросил Рэкки, когда осмотр на месте был закончен.

— Предположение первое — нас хотят сбить со следа, — задумчиво протянул Алекс. — Вот был такой случай пару лет назад…

Досказать, какой именно случай, ему на сей раз не дала Татьяна.

— Все бы тебе случаи… Мне кажется, это неверно. Как ты думаешь, почему выбрали именно этого доктора? Не потому ли, что он не стеснялся брать взятки? И этикетка — именно на коньячной бутылке — наверняка ведь взятки он и коньячком получал. Вряд ли это случайность.

— И что ты думаешь? — спросил ее Рэкки.

— Думаю, он просто уничтожает всех, кого считает врагами. И неважно, маг это или простой смертный. Ему существенно, что человек совершил то, что он считает преступлением — и не был осужден за это.

— Я, пожалуй, считаю также, — сказал Корвин. — Он должен бы все тщательно подготовить: дело даже не в коньячной бутылке. Нужно было выбрать именно этого реаниматора — а ведь в больнице их много. И остальных докторов хватает. А у кого-нибудь из хирургов наверняка были неудачные операции, да не по одному разу. Но их он не выбрал. Возможно, по его логике, неудачная операция — это всего лишь случайность. А вот взятки — преступление…

— Может быть и так, — Рэкки хранил непроницаемый вид.

— Именно. За один день такого доктора не отследишь, даже если нас захотели сбить со следа. Значит, это какие-то плановые акции. В любом случае, сейчас надо поднимать материалы по обычным убийствам, — решительно заявила Татьяна.

— Так и сделаем, — Рэкки набрал номер телефона. — Сергей, тут у нас возникли проблемы… Ты сейчас где? А, в центре… Ладно, слушай, что получается…

Он в двух словах пересказал ситуацию.

— Сможешь поднять архивы?

— С удовольствием, — ответили на том конце линии.

— Тогда жду результатов, — Рэкки дал отбой и обернулся к своей команде.

— По машинам… Я еще и наших информаторов запряг. Пусть ищут аналогичные случаи — убийства, самоубийства, несчастные случаи. Пускай перетрясут весь город, нужны материалы.

— Надеюсь, не для отчета перед Цибуленко? — насмешливо спросила Татьяна.

— Не думаю. Полагаю, они там сами носом землю роют, потом можно будет сравнить, что и как накопали. Думаю, нас ждет небольшой сюрприз…

Сюрприз не замедлил случиться уже к обеду. После первых же звонков информаторов выяснилось, что прошлая зима и весна были совсем не таким полным штилем, как казалось «стражникам». Странных убийств и самоубийств в городе происходило великое множество, и в пятнадцати случаях фигурировала фраза:

СЕГОДНЯ ВАС ДОЛЖНЫ УБИТЬ!

Иногда это было надписью на стене, иногда — запиской, полученной от анонимного адресата.

Но никакого единого уголовного дела никто не заводил. Более того, по большинству случаев и вообще не заводились дела — просто с людьми происходили самые разнообразные несчастья.

— Неплохо бы раскопать биографии хоть кого-нибудь из них, — проговорил Рэкки, когда на его столе появилась груда распечаток из центра общественных связей. — Ведь наверняка окажется какое-нибудь очень темное пятно…

— Уже есть. Информатор сообщил, что некто Григорьев — падение с крыши в пьяном виде — привлекался по подозрениям в торговле наркотиками. Но материалов было недостаточно…

— Это для милиции недостаточно, — усмехнулся Рэкки, — а вот для нашего убийцы — в самый раз!

К вечеру выяснилось, что «темные пятна» биографии действительно есть почти у каждого, кому досталась предупредительная записка. Правда, не все фигуранты могли быть осуждены. Больше того — иные «честно работали» на государство, правда, выполняли свою работу так, что жуть брала.

— Есть еще один странный случай, не смертельный, хотя, пожалуй, хуже, — докладывал Алекс. — Одна девица, бывшая фотомодель, которая сидит в сумасшедшем доме… Сидит крепко, никакой регрессивный гипноз там уже не поможет. Дело в другом — у меня есть показания водителя маршрутки, который ее подвозил. Честное слово, как сам мужик туда же не загремел! Мне Корвин прочел — это нечто!

— Геронтофагия? — спросил Рэкки, пробежав глазами протянутую ему очередную распечатку.

— Именно. Вот только наши волколаки живут неподалеку от той остановки маршрутки, о которой говорил водитель. Я попросил Коляна оторваться от его печальной «маяты животом», выглянуть на улицу и посмотреть, что да как. Догадываешься, какая надпись была на остановке? Конечно, ее уже заклеили объявлениями, но все равно видно…

Рэкки невольно усмехнулся, представив, как Коляну пришлось выполнять просьбу — бегом, и как можно быстрее.

— Он ничего не напутал впопыхах?

— Нет, это исключено. А теперь представь, много ли в Питере людей, способных взять — и просто так вызвать у нестарого человека мгновенную геронтофагию? Круг сужается, убийцу надо искать среди очень сильных магов.

— Полагаю, из Диких?

Алекс помедлил с Ответом.

— Да, наверное — из диких. А может — из Сообщества, думаешь, там нет недовольных? Или… — он, не договорив, очень серьезно и почти что мрачно посмотрел на Рэкки.

— Я бы не стал подозревать кого ни попадя, — отозвался шеф «Утгарда». — Ты думаешь, у нас тоже есть… недовольные?

— Недовольные, Рэкки, могут быть везде. Я, конечно, молод рассуждать, но не стал бы никого сбрасывать со счетов. Даже — тебя. Даже — себя самого. Думаешь, почему так быстро заработала наша машина именно сейчас? Потому что прибыл высокий московский гость, об этом все знают, все хотят показать, что мы лучше, чем Сообщество, не только в моральном плане, но и в работе. Хотят переиграть врага на его же поле. А до того? Кор — тот весь звереет, когда выясняется, что мы где-то мышей не ловим. Я, — голос Алекса стал ниже, — даже свое собственное начальство, даже главу «Асгарда» не стал бы сбрасывать со счетов.

— Да, Алекс, должно быть, рак на горе таки свистнул, — пробурчал Рэкки. — Раз уж ты такое говоришь… Самое интересное — у всех наверняка будет твердое алиби. А обижать людей подозрениями мы не должны.

— И что ты предлагаешь сделать?

— Попробуем один метод. Контролируемую утечку информации.

— Это тебе Кор предложил?

— Он и Таня. Не беспокойся, больше об этом вообще никто не должен будет знать. Да, москвичу тоже необязательно сообщать. А потом мы вчетвером отследим ситуацию… Ты девицу этого самого Яна из изолятора выпустил?

— Тьфу ты, черт! Не до нее было сегодня, не до промывки ее мозгов! Вот зараза, только этого и не хватало. Ладно, я сейчас…

— Погоди. А может, не надо ей мозги промывать, — лицо Алекса стало неожиданно хитрым. — Пускай эта Ларочка немного поработает на нас.

И он тихо сообщил Рэкки детали своего плана.

— А если убийца не выдаст себя?

— Значит, круг подозреваемых сузится до нас четверых. Или же — до неизвестного дикого мага…

— Придумано неплохо. Только, сдается мне, убийства будут продолжаться и впредь, — задумчиво проговорил шеф «Утгарда».

— Вряд ли. Не забывай о психологии. Как мне кажется, наш убийца помешан на идее всеобщей справедливости. И если он узнает, что невиновному хоть что-то угрожает…

— А с чего это вы так решили?

— А вот с чего. Ни в одном из случаев не было и намека, чтобы пострадал хоть кто-то, не относящийся к делу. Все убийства — это, так сказать, точечные бомбардировки. Это не террорист, готовый положить уйму народа, лишь бы взорвать какого-нибудь ненавистного персонажа. Здесь дело в другом…

— И что он сможет предпринять?

— Да хоть нападение на наш офис — если будет уверен, что невиновный — у нас. Или же — а это еще очевидней! — совершит громкое убийство. В любом случае, мы можем смело говорить — поиск преступника завершен, наше дело — взять его. А Сообщество, заметь, туда не полезет, у них с кромкой отношения не самые лучшие, так что брать «преступника» придется именно нам. И ему ничего не угрожает.

— А тебе известно, где он сейчас?

— Ну, не на данный момент, конечно, — проговорил Алекс, — но, в принципе, известно. Он — едва ли не единственный двуногий в Собачьей Слободе, и уходить оттуда, вроде, не собирался.

— Ладно, пускай будет так, — решил Рэкки. — Иначе мы будем ловить убийцу до второго пришествия, а Сообщество и сейчас-то еле удерживается от войны…

* * *

— Как это — уже нашли? — Казарский помотал головой, слыша голос в трубке. — Установили только что? И кто же это? Ни фига себе! А что, ты его уже допросил? А, поймать еще не успели? Тогда понятно!.. — он отложил трубку, и обернулся к Марине, сидевшей в машине рядом. Девушка ужасно устала за этот день, кажется, столь ударными темпами ей не приходилось работать за всю практику.

— Ну вот, преступник вычислен, — улыбнулся ей Казарский, но в его голосе не было ни капли веселья. — Классический случай — как поймать льва в пустыне. Делим пустыню на две половинки, потом еще на две — и так далее…

— И кто это?

— Ян, контрабандист. Ты должна его знать. Так что, собирали мы информацию — и все зря. Оказалось, Рэкки достаточно было как следует промыть мозги его бывшей подружке.

— Погоди, но ведь у него же — тот самый ошейник. Он не должен был уйти с кромки!

— А вот тут он нас взял и переиграл. Или кто-то помог ему сбежать. Вот только ума не приложу, а зачем ему все это понадобилось…

— А вы уверены в своей версии? — спрашивал по телефону Цибуленко.

— По крайней мере, это рабочая версия номер один. Сегодня же наведаемся в Собачью Слободу — днем там лучше не появляться, а вот вечером — безопаснее, — отвечал Рэкки. — Не желаете присоединиться? Пожалуй, можно будет провести вас на кромку.

— Ага — а потом ищи-свищи! — московский гость рассмеялся. — Нет уж, дорогие мои, ваше упущение — вы и ловите. А я уж как-нибудь здесь… А остальные версии прорабатываются? Или маньяки-убийцы — сплошь бывшие контрабандисты?

— Прорабатываются, — успокоил его Рэкки. — Но, процентов девяносто — это он.

— Ну, удачи вам, коли сами брать его идете, — хмыкнул в трубку Цибуленко. — Смотрите, чтоб не было как с тем мужиком, который медведя поймал…

— Уж как-нибудь постараемся, — хмуро произнес Рэкки, а затем отложил телефон. — Ну что, господа оперативники, все в сборе? Тогда — добро пожаловать в Собачью Слободу!

* * *

Найти кого-то, кто передал бы ответ Яна на письмо, было легче легкого — ну, разумеется, при условии, что умеешь воздействовать на сознание и желания людей. А Ян это умел.

Поэтому бывший контрабандист, выйдя из метро на канале Грибоедова, не пошел дальше здания с башенкой, где не так давно размещался Дом книги. Прохожих в летний день было много, и он, не торопясь, стал выбирать людей.

— Девушки, вы недавно в этом городе?

Молодой человек в кожаной куртке был, пожалуй, немного мрачновато одет. Но его обаятельная улыбка заставила двух подруг откликнуться.

— Мы, вообще-то, здесь живем, — сказала одна из них немного обиженно. Понятно почему — должны же истинные петербуржцы отличаться от всех остальных! И этот парень — наверняка приезжий — мог бы знать такие простые вещи!

— Вот и хорошо! — приезжий парень широко улыбнулся. — Тогда не подскажете, как пройти на Малую Конюшенную?

— Конечно, подскажу, — сказала девушка, которая выглядела чуть постарше подруги. — Это тут, рядом…

Больше по своей воле она ничего ему не сказала. Проконтролировать сознание двух подруг для Яна было легче легкого. Девушки остановились, ожидая дальнейших приказаний. Но, к их счастью, парень вовсе не был маньяком.

— Значит, так — вот письмо, которое нужно отнести одному парню. Он сейчас сидит в летнем кафе. Довольно молодой, скорее всего, будет в очках… — он постарался дать как можно более точное описание оборотня. — С этим управишься ты. Ответ передашь мне часа через два на «Маяковской», на выходе.

— …На «Маяковской», на выходе, — машинально повторила девушка.

— Молодец, выполняй!

И девушка отправилась с курьерским поручением. При этом выглядела она так, словно бы это поручение и было всем без остатка смыслом ее жизни. Мальчики, универ, клубы — ни о чем подобном она сейчас и не задумывалась.

— Теперь ты, — обратился Ян к старшей девушке. — С тобой мы проедемся сейчас до «Петроградской». Я поеду дальше, а ты выйдешь и отыщешь одно неприметное такое здание. Просто отдашь вахтеру пакет.

Девушка только согласно кивала.

Все было сделано именно так, как Ян и задумывал — однако же, случилась небольшая накладка, которой он не ожидал. Наверху, на выходе из «Петроградской», старшую девушку совершенно случайно перехватила одна из ее подруг. У подруги никаких магических данных не было и близко, но женские разговоры ни о чем — это вещь, иногда напоминающая стихийное бедствие. А распрощавшись со своей хорошей знакомой, девушка позабыла о задании Яна. Позабыла не напрочь: весь оставшийся день и весь вечер ей что-то мешало — так мешает камешек, случайно попавший в сапог. Наконец, придя домой поздним вечером, она вынула из сумки пакет — и поняла, что именно ей мешает. Нужно было… Нужно отнести… Почему-то это казалось ей очень важным и существенным. Но идти домой было поздно, а на пакете не было надписано никаких телефонов.

И девушка резонно решила, что пакет можно отнести и завтра. В конце концов, если эта контора работает в субботу, то она будет работать и завтра, в воскресенье. К тому же, этот странный парень говорил про какого-то вахтера. Значит, можно будет избавиться от пакета — и спокойно уехать.

Но утром снова были какие-то телефонные звонки и какие-то сверхнеотложные дела. В результате, пакет оказался у вахтера «неприметного здания» только на следующий вечер.

Если бы она выполняла задания точно и в срок, оперативная группа «Стражи» не отправилась бы в Собачью Слободу, а попыталась бы застукать настоящего убийцу врасплох. Но этого как раз и не случилось.

* * *

Если оборотня Адские Гончие собирались держать, не пущать, а в случае чего — разорвать, то в случае с оперативной группой во главе с самим Рэкки ничего подобного произойти просто не могло бы.

Рэкки стоило только шагнуть к стае — и псы попятились, понимая, что нашелся кто-то посильнее и помогущественнее их вожака. Но на этом торжество «стражников» и закончилось. Самого вожака не оказалось в Слободе.

— Значит, подались это мы в бега, — разочарованно произнес Рэкки, когда сознания псов были просмотрены, и выяснилось — Яна нет не только в Слободе, но, возможно, и на кромке.

Он был прав — последние «кадры» считанного сознания показали очень искаженное лицо Яна, который был без ошейника. И это значило, что контрабандист получил возможность передвигаться, куда ему вздумается.

Голос Рэкки прозвучал так, что стало понятно — попадись контрабандист сейчас, ничего хорошего его не ожидает.

— Неужели наша версия оказалась правдой? — пробормотал Алекс. — Вот уж никогда бы в такое не поверил! Во все что угодно, но не в это…

— Тогда тем более объявляем перехват, — сказал Корвин. — Он, судя по всему, недавно был здесь, значит, вряд ли успел ускользнуть…

— Думаю, и не ускальзывал вовсе. Сидит где-нибудь в Питере — у нас, в реальности, — и посмеивается, — у Рэкки был к Яну свой счет, поэтому он предпочел бы, чтобы контрабандист оставался в ссылке навсегда — или, по крайней мере, как можно дольше.

— А завтра — День города, — задумчиво проговорил Корвин. — Как правило, большие неприятности случаются именно в праздники…

Возражать ему никто не стал.

* * *

— Ну вот, преступника отыскали без меня.

Марина была не чтобы сильно разочарована или огорчена, нет, конечно. Скорее, ею овладела легкая досада. Ведь казалось же, что она — на верном пути. А тут — убийца уже разоблачен, осталось только его взять. Как именно происходят такие операции, она уже знала. Но одно дело — участие в большом «боевой крещении», в котором принимает участие весь штат «Стражи». И совсем другое — пойти по следу самой.

И победить. И рассказать об этом… не кому-нибудь, а именно Сергею. Почему-то этот парень, не очень следящий за своим видом и похожий на системного администратора в каком-нибудь слабеньком Интернет-клубе, все больше и больше начинал ее интересовать. И далеко не только в качестве временного начальника.

И только сейчас девушка смогла признаться в этом себе самой.

— Да не огорчайся ты, — Сергей проговорил это утешительным тоном. — На наш век преступлений и преступников уж точно хватит! Поменьше бы их было. А этот парень, если не считать той истории с покушением на Игоря, сделал не самую плохую работу. Ты же сегодня сама убедилась — в его списке нет ни единого человечка, которого нельзя назвать сволочью.

— Но убивать — это не метод, — решительно сказала Марина.

— Да ну? Слушай, ты бы меня не разочаровывала, — Сергей немного напряженно рассмеялся. — Это ведь не твои слова, ты их где-то слышала… Ну, хоть бы процитировала что-нибудь известное, Толкиена, например…

— Это там, где Гэндальф говорит о том, что никого убивать — даже врага — нельзя, потому что этим не воскресить того, кого убил он?

— Верно. Ну, да, я совсем забываю, у тебя же множество друзей-неформалов. Только Гэндальф не прав. И профессор не прав.

— Почему? — Марине и самой казалось, что знаменитое высказывание чем-то неприятно. Но чем именно, она понимала не вполне.

— Потому что убивают вовсе не для того, чтобы кого-то воскресить. О том речи нет. А вот чтобы остановить того, кто губил души — надо иногда убивать. Чтобы живы и здоровы остались будущие жертвы. Чтобы они шли завтра на работу, даже не подозревая, что могли бы сделаться жертвой маньяка или террориста. Надо убивать, чтобы запугать тех, кто уже готов убивать, но все никак не может решиться. Он увидит, чем это кончается — и не решится, и до конца жизни своей останется нормальным человеком. Да, чтобы отомстить — тоже надо убивать… Иначе можно стать размазней — вроде нынешних европейцев. Учти, будет им политкорректность, и даже скорей, чем они, бедные, думают. Полыхнет там скоро, очень жестоко полыхнет. Может, уже в этом году.

Таким суровым лицо Сергея Марина еще никогда не видела. В нем промелькнуло что-то чрезмерно жесткое, что-то, что могло бы и напугать. И снова Марина невольно подумала, что он, вероятно — оборотень, причем — из кошачьих.

Впрочем, через мгновение и лицо, и голос Казарского стали беспечными, как почти всегда.

— Прости, ты и так сегодня устала, а тут еще я со своими нравоучениями…

Марина проговорила что-то вроде «нет-нет, ничего».

— Ладно, завтра, скорее всего, отдохнешь и от работы, и от меня, — рассмеялся Казарский. — И от моей опеки — тоже. Только лучше оставайся в офисе, а то… Пойми, убийцу пока еще не поймали, а этот типчик может действовать, как крыса, загнанная в угол. А впрочем, ты об этом и без того знаешь… Ты же его видела.

— Да уж, хорошего мало, — сказала Марина. — Ладно, будем завтра отдыхать культурно.

— Вот и замечательно. Приехали, теперь — до послезавтра, — улыбнулся ей Казарский. — Счастливой дороги, попутного ветра!

Марина успела как раз к возвращению оперативной группы. Все четверо вернулись очень недовольными и заинтригованными пропажей «ссыльнопоселенца».

— Ошейник он снял, — пояснила Таня, когда Марина спросила, пойман ли убийца. — Снял — и убег. Так что покушение — его работа, я почти в том не сомневаюсь. Ничего, долго не пробегает…

Марина только вздохнула завистливо. Убег — не убег… Но ведь Татьяна работает в оперативной группе, а она, стажер Крутицкая, сегодня весь день крутилась с бумагами. Сводки, данные… Скука, безобразная скука! И такое будет продолжаться изо дня в день — до некой загадочной поры, когда она обретет необходимый опыт.

«Да я к тому времени состарюсь!» — думала Марина, на секунду забыв, что та же самая Таня совсем не собирается стариться и выглядит лишь чуть старше самой Марины. А ведь по дате рождения она ей в бабушки годится.

Эти трезвые мысли пришли Марине перед сном. Впрочем, среди них была и одна нетрезвая: «А вот назло ему завтра пойду на эти самые народные гуляния!..»

Именно эта мысль и сбылась.

* * *

С утра Марина твердо решила нарушить добрый совет Сергея. Нарушить было просто, выполнить нелегко. Она набрала номер сестры.

— Алло, — послышался сонный голос Алки. — А, Мариночка, привет…

— Ты чего там спишь?

— Ой, знаешь, вчера в два ночи легла. Надо же готовиться, ты же понимаешь, что сейчас конкурс там — упаси Боже! — сестра, кажется, начала просыпаться.

«Конкурс… надо готовиться…» Если бы всего лишь год назад Марине сообщили, что Алка смогла произнести такие слова, Марина плюнула бы в наглую рожу тому, кто посмел над ней столь утонченно издеваться. Хорошо, если младшая сестра не готовилась делать аборт — спасибо и на этом!

Но этот год стал для Алки роковым. Точнее, даже не год, а те несколько дней, когда после посещения кромки Марине пришлось болеть, лежа у себя дома под присмотром Алекса и Татьяны. Какие такие магические привороты-отвороты они использовали, Марина так и не знала, но факт остается фактом — Алка готовилась поступать! В вуз! В физмат! А своих довольно гнусных кавалеров послала ко всем чертям!

«Это был приворот к учебникам и книгам. Очень хорошая вещь. Проэкспериментируем на твоей сестре, а потом массово внедрим по всей стране», — полушутя-полусерьезно заметил Алекс, когда Марина в очередной раз готова была рассыпаться в благодарностях.

— Слушай, погода сегодня хорошая, — как бы между прочим заметила Марина по телефону.

— Ну… — Алка замялась. — Слушай, а ты не могла бы мне кое-что разъяснить. Там ведь еще и русский сдавать. Ты бы приехала…

— У тебя голова не болит? — спросила Марина.

— Если честно — болит, — призналась Алка.

— Значит так, — Марина решила, что все же на правах старшей сестры имеет право иногда покомандовать этим суматошным ребенком. — Мы поступим следующим образом. Закрываем учебники — это раз. Одеваемся по погоде — два. Выходим и ждем меня на выходе с «Владимирской» — это три. После чего идем вместе проветривать мозги…

— А как же?.. Я же должна, — попробовала возражать сестра.

— Ты должна быть здоровой, иначе никуда не поступишь! — значительно произнесла Марина, после чего и сама начала собираться.

Да, если бы Марина не знала ничего ни о «Страже», ни о Сообществе, ни о магии — то, увидев изменения, произошедшие с Алкой, поверила бы в какую угодно магию. Такого быть просто не могло — и, однако же, было!

Сестра показалась Марине и в самом деле заспанной и не слишком-то здоровой. Поначалу их разговор не клеился — все вертелось вокруг экзаменов, кажется, вокруг них вращался весь земной шар. Марина с трудом вспоминала школьный курс литературы, догадываясь, что сестренке сейчас приходится несладко. Сочинение, дорогие господа — это дело серьезное. Да и все остальное…

Марина вспомнила, что были такие странные времена, когда по одному учебнику для одного класса учились что в Калининграде, что на Дальнем Востоке. И ей показалось, что это было вполне правильно и логично. Теперь же с учебниками творился полный бардак — по крайней мере, так выходило со слов сестры. А с программой — и тем более. Теперь все можно было выбирать — вот только непонятно, зачем.

— Ох, и какой же дурой я была! — говорила Алка, ругая себя саму и время, когда она чаще держала в руках клубный билет-флаер, чем книгу. Теперь приходилось наверстывать упущенное. — Столько надо всего!.. Слушай, ты объясни, почему говорят, что третья тема — вольная — чуть ли не автоматически снижает оценки? Мне знакомые девчонки говорили…

М-да, год назад знакомые девчонки говорили только про моды да про мальчишек. Наверное, и теперь об этом говорят — только не с Алкой.

— А почему снижает? — непонимающе спросила Марина.

— Ну, считается, что ты не знаешь первых двух, и берешься за вольные рассуждения… — неуверенно проговорила сестра.

— Ага, а если берешься за первые две — значит, не умеешь рассуждать. А будущий физик должен уметь рассуждать. Скажи, тебе самой-то будет интересно писать про «Горе от ума» или про Онегина? Об этом же все уже сказано!

— Может, ты и права, — пожала плечами Алка.

Сестры решили пойти к Невскому пешком, благо это совсем недалеко. Конечно, перспектива оказаться в праздничной (и порядком поддатой) толпе Марину не особенно прельщала. Ну да чего не сделаешь ради здоровья родной сестры («И ради собственной независимости», — подумала она). А потом можно будет отправиться куда-нибудь в более тихий уголок города — просто побродить по Петербургу. Марина уже не помнила, когда она с сестрой последний раз вот так гуляла по городу. Может быть, когда Алка была маленькой…

— Слушай, ты была когда-нибудь у арки Новой Голландии? — спросила Марина.

— Нет, — замялась Алка. — Погоди, там был какой-то клуб, только с другой стороны… Да и там я не была сотню лет…

— Зато я была, — усмехнулась Марина, вспомнив пальбу в том самом клубе.

— Ну ни фига себе! Я учусь, а Мариночка по клубам! — Алка звонко рассмеялась, как будто и в самом деле поменялась с Мариной ролями.

— Не просто же так. Как-нибудь потом тебе расскажу… Так пойдем к Новой Голландии?

— Давай. А то я ведь плохо город знаю. Иногда девчонки между собой о чем-то говорят, а я даже врубиться не могу, о чем…

— Это пройдет, — успокоила ее Марина.

Они успели как раз вовремя — к карнавальному шествию. Когда-то, в далекие-далекие времена, на машинах, затянутых алым кумачом, провозили макеты на демонстрации. Теперь все было иначе — по Невскому проезжали актрисы в костюмах «века золотого Екатерины». Напрочь забыв о том, что их предков в «век золотой» пороли на конюшне разные Салтычихи. Поменялось все — только дух казенщины остался. Праздник проведен успешно, галочки где надо поставлены…

Марина поморщилась, глядя на это зрелище.

— Вроде должен быть парад духовых оркестров, — проговорила она.

— Давай посмотрим, — попросила сестра, правда, как-то не очень уверенно — она все еще как будто находилась там, в квартире, за учебниками.

Они неторопливо пошли к Адмиралтейству.

По дороге Алла пыталась узнать, кем все-таки устроилась Марина. Ясно, что работа у сестры — хорошая и подходящая, да к тому же еще и учеба…

— И когда ты все успеваешь? — удивлялась она.

— И сама не знаю, — улыбалась Марина, которая, естественно, не стала делиться с сестрой профессиональными тайнами «стражников». «Да уж какие там тайны, — думала она про себя. — Одно-единственное расследование — и то до конца провести не смогла…»

Когда они прошли по Аничкову мосту, миновав памятное Марине розовое здание Дома журналиста, позади послышалась барабанная дробь. Оркестры начали свой марш по Невскому.

— Как раз успеем дойти до Казанского, — сообщила Марина. — Там все будет и видно, и слышно…

Они и в самом деле остановились у бывшего Дома книги, когда первые из оркестров поравнялись с ними. Самым главным во время марша было не заглушать друг друга. Первыми, конечно, шли наши, а за ними выступали иностранные оркестры. Прошли странным, рваным и совсем не строевым шагом итальянцы с перьями на шляпах. За ними последовали голландцы — в яркой форме и меховых шапках не по сезону. Спокойным и медленным шагом выдвинулись вперед финны. У этих форма была серой и невзрачной на вид, зато, когда они начали залихватски отбивать рок-н-ролл на ударных инструментах, сразу стало ясно: байки о флегматичных и медлительных финнах — это байки и ничего больше.

И в тот момент, когда финны поменяли мелодию и заиграли марш времен Второй Мировой, Марина оглянулась — и оторопела. Шагах в десяти от нее стоял не кто иной, как Сергей — правда, не в своем вечном свитере, а во вполне приличной легкой куртке.

— Ал, подожди, я сейчас! — сказала сестре Марина и — сама не зная, зачем — двинулась к Казарскому.

Тот тоже заметил ее.

— Та-ак, безобразия нарушаем? — хмыкнул он. — Я так и знал, что ты пойдешь гулять, притом одна и без охраны. Хочешь на преступника нарваться? Его, между прочим, не словили…

— Ну, во-первых, не одна, а с сестрой… — начала было Марина.

— Ну, и девочку подставишь, — голос Сергея был слегка раздраженным.

— Что-нибудь случилось? — спросила Марина, которой отчего-то расхотелось возражать.

— Именно, — сообщил Казарский. — Только что, примерно час назад, один из наших союзничков-неприятелей — ты понимаешь, о ком я, — был тяжело ранен. Яном, кем же еще!.. Правда, выходной нам из-за этого не отменили… и на том спасибо. Так что тебе придется знакомить меня со своей сестрой — и давайте-ка держаться вместе…

* * *

Иногда все меняет какая-нибудь случайность и ерунда.

Например, то, что Ян не стал слишком долго отсиживаться на кромке. Причина была следующей. Конечно, в Собачьей Слободе у него был укрепрайон и новый дом — взамен старого, уничтоженного прошлой осенью. Конечно, сунуться к нему мог только кто-нибудь достаточно сильный, чтобы не испугаться милых обитателей Собачьей Слободы. Но сидя в Слободе, не узнаешь никакой информации о том, как обстоят дела в текущей реальности. А Яну именно этого и хотелось.

Интуиция его не подвела — стоило только покинуть Слободу и уйти с кромки, как туда наведалась делегация «Стражи». Интуиция не подвела и оборотня, когда тот отправил с курьершей послание: «Я полагаю, тебя наверняка начнут искать — и „стражники“, и Сообщество. Думаю, уже ищут…»

Но на этот случай у Яна было кое-что припасено — так, на всякий пожарный. Адские Гончие могут жить в текущей реальности не слишком долго — как правило, несколько недель. Но такого срока Яну было вполне достаточно. Поэтому он, перечитав послание оборотня и ухмыльнувшись про себя, отправился не в метро, а прошел по той самой Пушкинской улице, так хорошо знакомой Марине. Сперва спустился в небольшой магазинчик в подвальном этаже. Затем зашел во дворы, поднялся на чердак одного из домов.

Здесь еще до прошлой осени была его тайная ухоронка. Как правило, этот чердак посещался местными дворниками раз в год, а бомжи о нем знали не слишком-то хорошо. Оставалось одно — сделать ключ. На это способностей Яна хватало.

За дверью раздалось шевеление и глухое ворчание.

— Сейчас, Макс, сейчас… Все у нас будет в порядке, — говорил он.

Стоило только открыть дверь — и на бывшего контрабандиста налетел самый настоящий сгусток угольно-черной тьмы. Налетел не просто так, а с тихим ворчанием.

Ян погладил шерсть собаки.

— Ну, куда ж я без тебя! Ты же обратно в свой мир не попадешь, — говорил Ян, гладя жесткую шерсть зверя. — Поешь вот, подкрепись, нам с тобой ночь здесь пересидеть. Ищут они меня, сволочи! Ща найдут, конечно!..

Насколько велика опасность, Ян не подозревал. Больше того, он надеялся на совсем иное: истинный убийца уже отловлен по его наводке (впрочем, Ян предпочел бы, чтобы мантикор бежал — куда-нибудь подальше, желательно — в другую страну), «Третья Стража» готова окончательно простить Яна. Случай с господином Чеа они, пожалуй, спишут — «стражникам» такие типы поперек горла. Яну скажут что-нибудь вроде «иди и больше не греши!» (как же, разбежались!), а заодно — возьмут его под защиту от Сообщества. Что ж, так будет правильно, и все окажутся довольны — кроме оборотня, конечно. Но тому и поделом — ведь мог бы сразу снять с Яна чертов ошейник — и получить вполне искреннего союзника! Так ведь нет — решил, видите ли, затеять игру «ты мне — я тебе… может быть… когда-нибудь потом…» Вот пускай сам и отдувается.

Именно с этими мыслями Ян и решил отдохнуть.

О промахе второй курьерши и о том, что его действительно начали разыскивать всерьез, Ян не догадывался. Тем более, не могло ему прийти в голову, что на его поимку брошены объединенные силы Сообщества и «Третьей Стражи». И чем это может обернуться для него, он тоже не знал…

Володя Малышев из силового подразделения Сообщества Петербург не очень любил. Как-то гораздо больше нравилась ему первопрестольная. Но оснований для его перевода в столицу не было. Впрочем, он старался рассчитывать на лучшее. Например, взять и отловить человека, на которого Сообщество получило вчера ориентировку.

От кого получило — это отдельный и непраздный вопрос.

Достаточно было вчерашней сцены, когда сам главный босс московского Сообщества провел им смотр.

— Ну, орлы, кто готов в бой? — шутливо спросил Цибуленко выстроившихся оперативников.

Понятное дело, с кем именно затевался тот самый бой. Давно было пора приструнить кое-кого — мало того, что эти кто-то распоясались окончательно, они еще и «силовые акции» устроили! Против наших! Ибо, если не они — то кто же?!

Среди молодых оперативников было достаточно тех, кто все еще продолжал верить — ликвидировать «Стражу» нужно во имя свободы, добра и будущего процветания. Старшие коллеги посматривали на такое рвение с усмешкой, но разочаровывать не спешили: лет десять — и сами все поймут, коли живы останутся.

— Ну, значит, и пойдете в бой, — довольно улыбнулся Цибуленко. — Вместе со «стражниками». На одной, так сказать, стороне баррикад…

А вот это было совершеннейшей неожиданностью. Но приказ есть приказ, а сам московский шеф так хитро усмехался, что было понятно — союзничками Сообщества «Третьей Страже» суждено быть недолго. До тех пор, пока не отыщется убийца. А там еще посмотрим, к кому и к чему он причастен.

Оказалось — причастен, да еще как! Не сдали его вовремя посредникам — вот и творит непотребства. И если этого типа отловить, с ним очень хорошо разберутся. Да еще и спасибо скажут — и питерское Сообщество сделает первый шаг к победе после множества поражений. А уж тот, кто поймает, будет вознагражден…

Да только где ж его поймать!..

Каждому из оперативников дали район патрулирования. Володе достался самый центр города — Пушкинская, Литовский и прилегающие переулки. Но это было почти безнадежной акцией. Володя вздыхал про себя, ожидая звонка мобильного с командой «отбой тревоги».

Ничего иного он и представить не мог. Красивой эта акция была только на словах, на деле же заботу о преступнике наверняка возьмет на себя «Стража», которая будет работать на кромке. Может быть, и в этом районе. Только что толку — не было у Володи способностей выбираться в этот мир, который, как было известно, кишел всяческими опасностями. Поэтому он неторопливо обходил переулки, курил на скамейках около памятника Пушкину и грустно размышлял, что этот шанс — увы, не его.

Но час проходил за часом, а мобильник молчал. Как видно, убийца прятался очень умело и успешно. А впрочем, почему бы и нет — он контрабандист и должен уметь прятаться. Конечно, в случае появления похожего человека оперативникам было приказано его сопровождать и непременно сообщить о местонахождении. Но Володя понимал — приказ дан на всякий случай, а Цибуленко делает хорошую мину при не слишком удачной игре.

Вдалеке слышалась музыка, она доносилась с Невского. Начиналось шествие в честь Дня города.

И Володя уже почти что решил, что может посмотреть на все, формально не покидая свой пост. Он затушил сигарету, собираясь встать со скамейки — и совершенно неожиданно увидел выходящего из арки дома напротив человека, который вел без поводка огромную угольно-черную собаку.

И человек этот был в точности таким же, как в ориентировке. Володя вынул бумажник с распечатанной фотографией, стараясь хоть как-то скрыть дрожание рук. Никаких сомнений у него не оставалось. И он понял, как можно быстро и без особых хлопот добиться перевода в Москву. Причем не когда-нибудь в далеком будущем, а сегодняшним вечером!

О том, что нужно набрать на мобильнике дежурный номер и произнести условную фразу, он даже не вспомнил…

Ян хорошо выспался на своем чердаке. Проснулся он от солнечного луча, бившего в щель.

Мурлыкая какой-то веселый мотивчик, Ян встал.

А вот его псу было не до смеха.

Конечно, Адские Гончие — существа мистические. Но как любым собакам, им иногда требуется прогулка. Пес стоял около двери, ведущей на лестницу, и с надеждой смотрел на своего вожака.

— Ладно, дружище, пошли, пожалуй. Потом придется тебя оставить здесь, а самому пойти сдаваться. Думаю, дорогие «стражники» простят меня за мелкие неудобства… Простят, еще как! Убийцу наверняка уже повязали…

Он спустился по лестнице во двор, пес побежал по своим собачьим делам, изредка поглядывая — здесь ли вожак.

— Учти: загрызешь кошку — пеняй на себя! — прикрикнул на него Ян — на всякий случай. Людей он не жаловал (впрочем, вампиров и оборотней — тоже), а вот к кошкам и собакам относился совершенно иначе. Правда, его любимые звери существовать друг с другом решительно не могли.

Кошек поблизости, к счастью, не было, а пес решил, что будет очень неплохо выйти на улицу и продолжить «читать» метки здешних собак. Так он и поступил, а вслед за ним на улицу вышел ничего не подозревающий Ян.

И через минуту его настиг дикий окрик:

— Стоять!..

Ян оглянулся — к нему со всех ног летел какой-то коротко стриженный парень. Парень был довольно мощного сложения и наверняка надеялся свалить с ног и Яна, и его собаку.

Ян оценил положение мгновенно. Ему было совершенно все равно, что это за тип и откуда он — из «Стражи», из Сообщества или из уличных грабителей. Нужно было спешно принимать меры.

Вслед за воплем на Яна обрушилась волна оцепенения — только на долю секунды, на большее у парня не хватило сил. Вот оно как, значит?! Это какой-то маг!

Ну и без разницы…

— Фас, — коротко приказал Ян. Но и без всякого приказа Адские Гончие знают, что надлежит делать, если кто-то посмел угрожать их вожаку.

Все остальное заняло считанные секунды. Прохожие заметили, как огромная собака бросилась на парня — она, вздыбив шерсть, словно бы выросла в размерах. И по тротуару покатился клубящийся, рычащий и орущий ком.

Если бы Ян не успел позвать собаку, одним оперативником Сообщества в этот день стало бы меньше.

Пес встал на грудь неподвижно лежащему на земле противнику, когда к нему неспешной походкой подошел Ян.

— Кто таков? — спросил он. — По мою душу?

Парень не отвечал, он, кажется, потерял сознание.

Надо было спешить. Метрах в двадцати заохала какая-то сердобольная старушка. Привлекать внимание местных жителей было совершенно ни к чему. Но все же Ян не удержался, чтобы быстрым движением не обыскать карманы нападавшего. Бумажник и мобильник он прихватил с собой, даже не осмотрев.

— А теперь — ноги, — приказал он псу, и оба моментально исчезли в подворотне.

Приехавший наряд милиции на всякий случаи проверил здешние проходные дворы — и не нашел ничего.

Милиция на кромке не работает, так что Ян смог спокойно забраться на чердак похожего здания и внимательно рассматривал трофеи. А среди трофеев обнаружились не только деньги и документы, но еще и распечатка с фотографии самого Яна.

Значит, Сообщество его ищет вовсю? Что ж, тогда придется отсиживаться на кромке и ждать, что случится дальше.

* * *

Таню и Алекса Алка посчитала некими дальними родственниками и совершенно не удивилась, когда совершенно незнакомые ей парень и девушка привели в дом старшую сестру в почти что бессознательном состоянии и остались там на некоторое время. Что же до Сергея, то он был представлен как коллега по работе.

Но тут же Алка смекнула, что это не просто коллега, что между ним и Мариной есть какая-то иная связь. Но, естественно, расспрашивать об этом сестру она не стала, решив, что для расспросов время еще придет.

— И куда мы направлялись? — весело спросил Сергей.

— Гуляли просто так, — честно ответила Марина. — Хотели до Новой Голландии дойти…

— До Новой Голландии? — Казарский улыбнулся, но посмотрел на Марину так, как смотрят на неудавшихся самоубийц.

Намек Марина отлично поняла. Заходить днем в Собачью Слободу и было самым настоящим самоубийством.

— До арки, — уточнила девушка. — И вообще, мы действительно гуляем просто так.

— Ну, коли оно так, можно пойти вместе.

Алла обрадовалась возможности поболтать с человеком, который показался ей очень образованным, а стало быть — интересным. А Марина подумала, насколько случайной или же закономерной могла оказаться эта встреча, но так и не поняла, что здесь делал Сергей. И только потом, когда День города остался далеко в прошлом, ей все стало гораздо понятнее.

Сергей обладал очень развитой интуицией. И часть будущих событий он мог если и не предвидеть, то почувствовать.

 

Глава 11

Террорист

Дюнкерк,

1940 год.

Кромка оборвалась внезапно. Мир словно бы хрустнул и раскололся.

Впрочем, он и в самом деле раскололся, когда в небе, которое только что было чистым и ясным, послышался гул пролетающих самолетов. А потом мир захлестнул взрыв бомбы, упавшей где-то неподалеку.

Джордж не смог устоять на ногах и рухнул, уткнувшись лицом в песок. Почему-то его ноги подкосились сами собой — и дело было не только и не столько в усталости или в близком взрыве. Сейчас он даже не думал, что представляет собой отличную цель для нацистских воздушных стрелков. Голова болела так, что ему казалось — еще чуть-чуть, и очередь из пулемета прошьет лишь бездыханное тело.

А Дэринг рядом не было. И не будет. Она осталась на кромке.

Никакого прощания тоже не было. Только несколько слов. Легкие объятия. И больше — ничего. «Зачем долгие расставания? Я же говорю — ты не сможешь выжить на кромке, ты принадлежишь своему миру. А воспоминания принадлежат тебе. А, может быть, кроме этих двух миров есть еще один, в котором мы сможем встретиться? Никто не знает своей судьбы…»

Говорила она это — или ее голос звучал в его воспаленном мозгу? Сейчас Джордж не мог бы этого сказать. Да и вообще не мог бы сказать ни слова. Песок забивал рот, прилипал к векам, но было невозможно сделать хотя бы одно-единственное движение.

Но и головная боль была совершенно ничтожной перед болью потери. Дэринг… Неужели их пути разошлись навсегда?

Он просто не хотел в это верить.

А потом снова раздался грохот бомбы, воздух задрожал, и Джордж потерял сознание. Пожалуй, это было милосердно…

…Он не остался в этих дюнах, как многие из тех, кто искал здесь спасения. Совершенно случайно его обнаружил британский патруль — такие же оборванные и истерзанные долгим отступлением парни.

— Кажется, живой, — проговорил один из патрульных. — И крови почти нет, только на ноге.

— Контузия, — предположил сержант. — Если не умрет — будет жить!

И Джорджа осторожно отнесли в укрытие.

Он не пришел в себя, когда в проливе появилось множество кораблей — даже тех, которые не были предназначены для морских путешествий. Он был без сознания, когда его перенесли на борт лодки. Он не открыл глаз, когда его осторожно подняли на борт британского эсминца. Он безмолвствовал, когда эсминец атаковали пикирующие бомбардировщики.

Джордж Хэнкс пришел в себя только в Англии. Впрочем, стоит ли говорить об этом — пришел в себя.

Оставались только обрывки воспоминаний.

Он в больнице, очень слаб, едва может слегка поднять кисть руки. Рядом — доктор и незнакомый офицер. Джордж вглядывается: у офицера на погонах — короны. Майор… Он что-то говорит, и Джордж силится понять, что именно.

— …Поскольку никто из вашего подразделения не дошел до Дюнкерка… Еще раз — когда вы будете готовы к опросу?

Офицера едва ли не отталкивает женщина в очках с властным и волевым лицом. Она тоже в военной форме, но без знаков различия.

— Майор, я бы очень попросила вас… Подозревать вы будете изменников и шпионов, а это — честный британский солдат, попавший в непростую ситуацию. Вы погубите его! Вы должны немедленно передать его нам! Именно этот солдат весьма важен для страны, майор. Даже если вы этого не понимаете…

И майор с некоторым усилием соглашается.

«Передать нам… Нам — это кому?..» Мысли — короткие и отрывистые — роятся в голове Джорджа. Он не может ничего понять. Или сейчас и не нужно понимать. Если бы рядом оказалась Дэринг, она все смогла бы объяснить.

Дэринг. Она навсегда осталась в том мире.

Потом в его сознании был огромный провал. Что происходило в это время, он совершенно не помнил. Кажется, все это время он был без сознания в какой-то больнице.

Иногда этот провал заполнялся какими-то странными видениями, чаще всего в них фигурировала все та же леди в очках. Кажется, она говорила с ним и даже пробовала смягчить свой привычный неумолимый тон. Она пыталась расспросить его о чем-то, пыталась хоть как-то привести в себя.

Окончательно очнулся Джордж только тогда, когда за окнами его госпитальной палаты — почему-то, отдельной, — шел снег.

— Завтра — Рождество, — сказала ему медсестра. — Леди Джоанна Ховарт хотела вас видеть. Вы сможете говорить?

— Да, — вяло сказал Джордж и удивился, насколько хриплым стал его голос.

— Вам не следует ничего опасаться, — говорила с улыбкой медсестра. — Леди Ховарт вытащила вас с того света…

— Это доктор? — все так же безразлично спросил он.

— Нет, не совсем, — покачала головой медсестра. — Хотя для вас она стала доктором. Ваша болезнь совершенно особенная, это не ранение и не контузия.

И вновь он оказался перед дамой в сверкающих очках. Точнее, она пришла к нему в палату.

— Я в госпитале? — спросил он.

Дама покачала головой:

— Нет, это не совсем госпиталь. Вы — в организации «Стража Мерлина». Мы — единственные, кто мог вам помочь. У нас есть много вопросов, но сегодня вам еще трудно говорить…

— Нет, неверно, леди. Говорить я могу…

— Что ж, тогда мы можем начинать. Нас интересует — сколько дней вы были на кромке. И как смогли туда попасть?

— Кромка? — удивленно переспросил он.

— Может быть, вы не знаете этого названия… Не беда. Обычно все жертвы говорят «странный мир». Впрочем, вы смогли пройти по кромке весьма долго.

— Но со мной была Дэринг! — неожиданно для самого себя воскликнул Джордж.

— Дэринг? — переспросила женщина.

Он замолчал, почти умоляюще глядя на нее.

— Возможно, у вас была какая-то версия вашего путешествия для «Интеллидженс сервис» — хотя я сомневаюсь, что вы смогли бы в вашем состоянии создать хоть какую-то версию. Возможно, вы боитесь что-то рассказать, поскольку думаете — мы запрем вас в сумасшедший дом. Это не так. Мы сами — настолько сумасшедшие, что готовы принять все, что вы расскажете, если это будет правдой. Расскажите нам все с самого начала. Вам бояться нечего…

То ли леди Ховарт говорила очень убедительно, то ли у него возникла потребность говорить, но он начал рассказывать — с того самого момента, когда он оказался под прицелом снайпера. Дама записывала что-то в своем блокноте, задавала уточняющие вопросы — и ни единожды не улыбнулась.

— Говорите, ошейник? Вы сможете изобразить знаки на медальоне?

— Попробую, — ответил Джордж. Он смог нарисовать в блокноте дамы только какие-то жалкие каракульки, но и этого оказалось вполне достаточно.

Древний язык, — произнесла она. — О, Боже! Нет, не думайте, что я вас упрекаю, мистер Хэнкс. Скорее, себя… Впрочем, пожалуй, на сегодня хватит. Вы еще очень больны…

Это было правдой. Джордж выходил из своей странной болезни очень медленно, словно бы его организм не слишком-то сильно ей сопротивлялся.

— Что со мной? — прямо спросил Джордж, когда леди Ховарт появилась не следующий день.

— Сколько вы были на кромке, мистер Хэнкс? Несколько дней? Вам, должно быть, неизвестно, что для обычного человека смертельными могут оказаться несколько часов, если он впервые попал туда полностью неподготовленным. У вас отменное здоровье… и лучший из возможных проводников. Но то что вы выжили — чудо!

Он все еще сомневался, не оказался ли в сумасшедшем доме. На этот счет его разубеждала и леди Ховарт, и ее медсестры. «Если это, по-вашему, психиатрическая больница, то где смирительные рубашки? Где решетки на окнах? Где дюжие санитары? Считайте, что вы — в госпитале после ранения. Редкого ранения, которое стало медицинским прецедентом… Это, конечно, не совсем так, но суть примерно такова…»

— Но кто вы тогда? — спрашивал Хэнкс.

— Нечто вроде «Интеллидженс сервис», только занимаемся немного иными вопросами, — следовал уклончивый ответ. — Мы — немного старше, чем эта замечательная служба…

Джордж окончательно убедился, что он не в сумасшедшем доме, только когда его стали выпускать на прогулки по небольшому городку, где располагался госпиталь. Правда, его всегда сопровождала одна из медсестер.

На вопрос «а зачем?» она неизменно отвечала: «Вам нельзя вновь провалиться на кромку».

Джордж вышел из госпиталя (а впрочем, можно ли назвать это госпиталем? Других больных или раненых он там не видел) лишь весной. Дела на фронтах шли вроде бы неплохо, правда его очень сильно расстроило известие о сдаче Франции (хотя это было очень и очень старой новостью). Жизнь продолжалась, и Джордж спокойно вошел в нее. Но вот забыть Дэринг он был не в силах.

Перед выходом из госпиталя от него потребовали подписать бумагу, обязывающую хранить тайну. Леди Ховарт сказала:

— Мистер Хэнкс, вы были и остаетесь непосвященным. Поверьте, для вас это лучше всего. И было бы лучше всего, если бы мы с вами провели промывку памяти. Но я не смогу этого сделать. Это — ваши лучшие воспоминания, берегите их…

Через несколько лет Джордж Хэнкс, уже сержант, снова оказался в тех же краях. Теперь роли поменялись — больше британцы не отступали. А гитлеровцы со свистом катились прочь.

Джордж хотел лишь одного — найти хоть что-то, напоминающее ему о Дэринг. Может быть, какое-нибудь указание на то, где можно ее отыскать. Бесполезно — она словно бы сквозь землю провалилась. «Не сквозь землю, а на кромку», — поправлял он себя, но легче от этого не становилось.

После войны он бывал в тех краях еще не раз. Но ни о каком выходе на кромку не было и речи.

Иногда он считал, что все случившееся привиделось ему в бреду, когда он был контужен под Дюнкерком. Порой он сожалел, что не упросил леди Ховарт избавить его от воспоминаний. Но почти сразу же приходило понимание — лучше лишиться руки или ноги, чем памяти — части самого себя.

Дальнейшее может уместиться в одну строчку — дату смерти. А впрочем, важна ли эта дата?

Он так никогда и не узнал, что примерно через год после встречи она погибла. Глупо и случайно — под бомбежкой, на другом краю Европы. Но она, сама не зная того, успела отомстить тем, кто когда-то взял ее в плен. Да и не только им, а многим подлым тварям, по какой-то фатальной ошибке существующим на Земле. У нее родился сын. И сын остался в текущей реальности…

«Печать смерти и печать жизни»…

* * *

Санкт-Петербург,

май 2005 года.

— Здесь и вправду хорошо и уютно, — говорил Сергей, стоя на набережной канала у арки. Рядом с ним была Марина. Алка только что уехала. Они вместе дошли до Новой Голландии, постояли около арки, а потом сестренка пожаловалась на то, что стерла ноги — и тут же исчезла.

Тактичная Алка! Звучит как анекдот, но это было правдой.

Однако ни Сергей, ни Марина, оставшись вдвоем, так и не сказали друг другу того, что накопилось на душе. Она все еще пребывала в нерешительности, он… Возможно, Сергея одолевали какие-то мрачноватые предчувствия — если это так, то он ничем их не выдал.

— Пойдем на метро? — наконец спросил он.

Марина согласно кивнула.

Они так и отправились — держась за руки, словно школьники. Путь до метро был довольно долгим, они решили идти не по многолюдным улицам, а по набережной канала.

— Сейчас — на «Петроградскую»? — спросил он.

— Да. Наверное, — немного растерянно ответила Марина.

— Я, пожалуй, тебя провожу, — он слегка улыбнулся. — Мало ли что…

Марина на сей раз не возражала против этой опеки.

Как раз в этот момент охранник в офисе «Третьей Стражи» получил некий пакет. После случая с апельсинами к такого рода вещам стали относиться с подозрением, но в пакете никак не могло быть спрятано живое существо. Ну, разве только «неизвестный серый порошок»…

Пакет был надписан: «Для Рэкки. Срочно. Лично в руки!»

— Девушка, подождите! — крикнул охранник, открыв дверь. Но недобровольной курьерши и след простыл.

Так что ничего не оставалось делать, как отнести подозрительный пакет на стол Рэкки — того, как на зло, в офисе не было.

Вскрывать пакет самостоятельно охранник не стал.

Как раз к этому моменту оперативная группа все в том же составе — Рэкки, Алекс, Татьяна и Корвин — уже возвращалась с места происшествия. Разумеется, свежий и едва успевший затянуться прокол кромки был обнаружен немедленно. Конечно же, все четверо последовали на кромку, махнув рукой на то, что бросились туда днем. Никаких результатов эта вылазка не дала. А парень из Сообщества едва-едва смог говорить.

— В больницу, к нему, — распорядился Рэкки.

— Ты бы хоть Цибуленко позвонил. Нас там совсем не ждут и не хотят видеть, — предупредила Татьяна.

— Ничего, сейчас захотят, — беспечно проговорил Рэкки, набрав номер своего врага-союзника. — Сергей Святославович! Нам бы надо повидать вашего паренька… раненого.

— Нет проблем, — отозвался Цибуленко. — Где лежит, знаете?

— Да, но я не о том. Там же наверняка ваши люди…

— А зачем? — удивился шеф московского Сообщества. — Что им там делать?

— Ну, как зачем…

— Понятно с вами… Нет, там никого нет. Можете вытрясти из этого остолопа всю информацию. Я не возражаю.

— Но ведь… — даже Рэкки не знал, что ответить, видя откровенный цинизм.

— Вы поймите, — говорил Цибуленко, — у нас закон один, этот парень оказался слабым, а слабых — бьют. Так что если вы вытряхнете всю нужную информацию вместе с его душой — я тоже не стану возражать, не поймите меня превратно…

— Нет, Сергей Святославович, точно не поймем превратно…

— Нет, ну каков! — присвистнул Рэкки, отложив мобильник…

— Да уж, такое водится только у них, — сказала Таня, занимавшая переднее сиденье и слышавшая весь разговор.

— Тем лучше, — решил Рэкки. — Будет сговорчивее…

Но ничего нового от пострадавшего оперативники так и не узнали. Татьяна попыталась облегчить его боль, но он лишь посмотрел на оперативников с отвращением.

— Идейный! Крепкий марксист! — зло рассмеялся Рэкки, выйдя из больницы.

— Ты лучше скажи, какие у нас теперь будут версии? Я не имею в виду версии официальные… — сказал Корвин. — Думаешь, только Ян творил все эти дела? Мы копали материалы за несколько месяцев. А могли бы — и за год, и за два. И наверняка нашли бы что-то похожее…

— Твое мнение, Кор?

— Я же говорю — подозреваются все. В Питере магов такого плана — человек двадцать. Включая всех здесь присутствующих. Или это — заезжий гастролер, или…

— Или — кто?..

— Или, Рэкки, не пора ли нам создавать систему внутренней безопасности?..

— Кор, но почему ты так убежден? Ты посмотрел информацию в его мозгу? Ведь это же Ян и никто иной!

— Вот поэтому и убежден. Слишком много на нем висит собак. И поэтому убийца — не он…

Истина в этом споре так и не родилась.

— Какое будешь мороженое? — спрашивал Марину Сергей.

— Давай в стаканчике. Воспоминания детства, — улыбнулась девушка.

Легкая, почти незаметная тень пробежала по лицу Сергея. Но от Марины тень не укрылась.

— Я что-то не то сказала?

— Нет, просто у каждого — свои воспоминания. Ничего страшного, абсолютно ничего…

Они съели мороженое, а потом прошли мимо плотного ряда продавщиц пирожков к станции метро.

— Ладно, вот теперь — к «Петроградской». Хотя, знаешь, там все озверели, ищут этого Яна — и, конечно, не нашли. И будут они звереть с каждым часом…

— Меня все равно не возьмут в оперативную группу, — вздохнула Марина.

— Ну и радовалась бы! По крайней мере, отдохнешь…

— Да как тебе объяснить?.. Зачем бы мне тогда в «Стражу» поступать?!

— Успеешь еще набегаться, стажер Крутицкая. И здесь, и по кромке. Куда тебе торопиться? И зачем?

Они спустились по эскалатору, все еще держась за руки. Так и ждали поезда.

Именно в этот момент, в какую-то секунду, произошло то, что стало роковой встречей.

Рука Сергея неожиданно почти до боли сжала ладонь Марины. Девушка испуганно посмотрела на него. Рядом с ней был не человек, а разъяренный хищный зверь в человеческом образе. Причем этот зверь явно почуял добычу.

— Что с тобой такое? — спросила девушка, все еще не понимая, что происходит.

Вместо ответа Сергей очень тихо проговорил:

— Смотри… Только не туда, а чуть левее. Видишь?

Марина повернула голову в ту сторону — но ничего особенного не увидела, если не считать компании из трех расхристанного вида парней — помоложе Марины, но постарше Алки. Парни весело и громко переговаривались между собой, причем, как принято в подобных компаниях, беседа состояла из междометий и хохота. Гамадрилы в зоопарке — и те ведут более содержательные разговоры.

— Я этих тварей с наркотой за километр чую, — прошипел Сергей. — Это — дилеры. Понимаешь? И отправляют на тот свет таких, как твоя сестренка…

— И что? — Марина все еще не могла понять, куда он клонит.

— Садимся в поезд, — буркнул он. — Там посмотрим…

А когда двери захлопнулись, он пробормотал:

— А этим тварям — не жить.

И вдруг Марина поняла, с кем она ездила на машине на работу и обратно, с кем рядом она стояла у Новой Голландии. Ужасная догадка высветилась в голове, словно ярко-синяя молния.

Убийца — маг. Сильный маг. Один из лучших в городе.

— Я должен их остановить, — спокойно сказал он, перекрикивая шум колес. — Не бойся, все будет хорошо… — он с тревогой посмотрел на нее. — Главное — не бойся сейчас.

И Марина поняла — по этому взгляду, по его тону, — что перед ней — оборотень, хищник, кто угодно — но не сумасшедший маньяк. Этот парень отлично знал, что он делает.

Народу в вагоне было немного, и это, пожалуй, могло бы обрадовать. Но девушка предпочла бы, чтобы здесь не было никого вообще — кроме гогочущей троицы, ее и Сергея.

— Ты хочешь помочь выставить людей? — спросил он. — Не надо, все будет гораздо быстрее… Они ничего не поймут — по крайней мере, сразу.

И в этот момент в вагоне погас свет.

Марина невольно схватила Сергея за руку, и так и стояла — пока не раздался какой-то резкий удар, звон выбитого стекла, и чей-то жуткий, но моментально оборвавшийся вой, который перекрыл шум колес. Что-то тяжелое просвистело мимо — и тут же все успокоилось.

Свет загорелся.

Зрелище, которое предстало перед пассажирами, оказалось все той же троицей. Только парни теперь не гоготали. Вообще было трудно понять, кто и где находится. Точнее, что и кому принадлежит. Расквашенные головы и тела — вот что увидели пассажиры. Больше никого не задело, даже случайно.

Марина невольно отступила назад, когда поезд резко дернулся, и по вагону потекла струйка крови.

В конце вагона завопила какая-то женщина, но Марина не слушала и не слышала никого.

— Ты? — спросила она Сергея.

Тот лишь кивнул.

— Но это значит… — он мог разобрать ее слова лишь по губам, она говорила шепотом.

— Значит, Марина, — серьезно ответил он. — Сейчас поезд остановится — давай пройдем наверх, не хочу быть свидетелем. Да и тебе надо на свежий воздух.

Девушка молча подчинилась ему.

— Пошли в парк, — сказал он, когда они поднялись наверх. Милиционеры поторапливали пассажиров — станцию закрыли на некоторое время. Однако Сергея и Марину никто не остановил.

— Ты бледная, как мел. Будто мертвецов никогда прежде не видела. Значит, ты убивал всех тех…

— Именно я, — совершенно спокойно согласился Казарский. — Если ты думаешь, что я убил и важную свидетельницу по имени Моргана, ты сильно ошибаешься. Она жива и здорова, хотя еще чуть-чуть — и ты бы до меня самостоятельно добралась. Вон тут летняя кафешка, давай-ка кофе или чего-нибудь покрепче…

Марина молчала, пытаясь справиться с собой.

Наконец, когда она выпила рюмку коньяка, мысли потихоньку приняли хоть какое-то направление — верное или нет, она не задумывалась.

— Ты не думай, я не стану никому сообщать… — начала она.

— А ты смелая, — сказал Сергей. — Я думал, ты попытаешься бежать. Я бы не стал гнаться…

— Нет. Я совсем не про то… — девушка попыталась собраться с мыслями, но смогла спросить лишь одно: — А что это было?

— Мгновенное погружение на кромку. А потом — мгновенное выныривание. А с тварями метро у меня вполне добрые отношения. Это их работа.

Марина молча пила кофе.

— Но зачем? — спросила она.

— А затем. Пока дело дойдет до суда, они еще сотню-другую на наркотики подсадят. Увидишь еще, в газетах сообщат, какая при них была доза! Непростые ребятишки, очень непростые. Но они больше не будут. Без всякого суда и следствия. Может, им даже повезло. На зоне они бы умерли медленно и мучительно, а здесь — раз и нет!

— Ты и вправду убил остальных?

— Я же сказал — да. Кроме трех дел все — мои. А вот уж апельсинчики — это, простите, не мой почерк.

— Но почему?

— Ну кто-то же должен карать за то, что творили мои подопечные! А творили они немало, уверяю тебя! Один Могильный чего стоит — со своими предложениями воскрешать жертвы терактов. Знаешь, за такое ему подошла бы любая казнь. Глумись, но не над этим!

— А почему именно ты?

— Но я же объясняю — кто-то должен делать этот мир лучше. Вот эти детки — они уже никого не подсадят на иглу. А конкуренты Могильного поймут, чем окончится «большой обтряс» денег, и снова станут лечить понос и золотуху — глупо, но безвредно. И смерть реаниматора-взяточника заставит кое-кого подумать. А кто-то после этого останется жив, а кто-то — не увязнет по уши в долгах. Разве нормальная жизнь приличных людей — это не цель, ради которой можно убить всякую грязь?

— Но ты делаешь это с удовольствием!

— А почему бы и нет? Что это за кот, который душит крыс без удовольствия? Что это за солдат, который воюет без удовольствия? Заметь — солдат убивает простых крестьянских парней, таких же, как он сам. Крыса не виновата в том, что она — крыса. Но я не убил ни одного невиновного…

— Только пассажиров сейчас насмерть перепугал…

— И что поделать? Нужно было убрать их любой ценой.

— А если они не…

— А если не — я сам приеду на следующий день в Лозанну и буду осужден Посредниками. Только они, эти три типа — очень даже да: вид наркодилер обыкновенный.

— И что ты собираешься делать?

— Сейчас видно будет. Думаю, не только ты встала на мой след. Так что спасибо тебе за прогулку по городу, смелый оперативник Марина Крутицкая.

Он замолчал, отхлебнул кофе из чашки.

— Ладно, у меня здесь, неподалеку припаркована машина. Там — мои записки, досье и все подобное. Вот отдам — а там видно будет…

Впрочем, все произошло быстрее, чем он думал.

* * *

Рэкки взял в руки пакет. Хмыкнул, разобрав чей-то знакомый почерк.

Ну-ну, приехали. Нам теперь подследственные, которые ударились в бега, письма пишут. Или, может быть, это все-таки серый порошок, похожий на споры какой-нибудь заразы?

В пакете оказался не порошок — оттуда выпало довольно объемистое письмо. Рэкки осторожно взял в руки бумагу и углубился в чтение.

Вначале он просто ничего не понял. Перечел еще. Подробности. Здесь было слишком много подробностей, о которых Ян никак не мог знать — если только не общался… Но такого же просто не может быть! Это сплошная чушь!

Он закурил, подумал некоторое время. Затем решительно убрал письмо — не хватало только, чтобы кто-нибудь увидел на его столе эту пакость.

Потом он потянулся к телефону, набрал номер мобильника.

В трубке сразу отозвался знакомый, слегка печальный голос.

— Рэкки? Приветствую…

— Сергей, тут пришло послание… догадайся от кого.

— Предположим, догадался.

— Какая-то чушь про тебя! Приезжай, прочти — такой мерзодряни я еще не видывал.

— Это не мерзодрянь, Рэкки. Это — правда. Ян написал правду. Исповедь… на заданную тему. Надеюсь, ты его простишь окончательно? Он славно поработал на собственное освобождение.

— Ты… Ты с ума сошел, Серега!

— Это ты не хочешь рассмотреть очевидных истин. Да, к моему послужному списку можешь прибавить небольшой теракт в поезде метро. Не беспокойся, убито всего лишь три наркодилера.

— Да ты издеваешься!

— Ничуть. Вот рядом сидит Марина Крутицкая, она тебе все подтвердит.

— Ты хочешь сказать…

— Я хочу сказать, что брать меня сейчас не надо, — неожиданно резко произнес Сергей. — Я хочу сказать, что ваша братия может следовать за мной за километр. Ну, если для вас жизнь стажера ничего не значит…

— Сволочь… — прошипел Рэкки.

— Знаю и это, — отозвался Сергей. — Так меня называл каждый третий из моего списка. Ничего нового ты мне не сказал. И не скажешь. Так что прощай.

— А теперь идем к машине, и как можно быстрей, — сказал Сергей.

Марина молча встала из-за столика кафе и столь же молча пошла рядом с Сергеем. Они напоминали отдыхающую парочку, отпраздновавшую День города и возвращающуюся домой.

Стоянка и в самом деле находилась рядом.

Сергей открыл дверку, долго рылся в бардачке. Потом подал ей несколько объемистых папок.

— Держи. И не поминай лихом. А я, может, успею проскочить…

Он уселся на водительское сиденье и уже взялся за ключ зажигания. И тут Марина со всей силы вцепилась в ручку второй дверки.

— Ты чего? Ты думала, я действительно возьму тебя в заложники?! — от самоуверенного вида Сергея мгновенно не осталось и следа. — Перестань, ты что!

— А вот теперь — не перестану! — почти прокричала она. — Я хочу, чтобы ты взял меня в заложники, понятно?! Не знаю, как ты собрался проскочить…

Она едва не расплакалась.

Он молча открыл дверцу машины.

— Садись. Но если захочешь выйти — ты только скажи. Я не хочу тобой рисковать, понимаешь, не хочу!

Его рука заметно дрогнула, когда он поставил на место зажигания.

— Это не я сумасшедший, — проговорил он, — это — ты…

Машина миновала мечеть, справа осталась Петропавловская крепость. Сергей все увереннее вел машину вперед. Он уже догадывался, что его наверняка успели отследить. И теперь машины «стражников» следуют за ним на некотором отдалении. Эти, впрочем, приближаться пока и не станут, и пальбы не устроят. Вот Сообщество — совсем другое дело.

— Если будет стрельба — пригнись, — посоветовал он Марине. — Ну почему ты не захотела меня послушать?..

— Потому что… Потому что… — зло выкрикнула девушка и тут же залилась слезами.

— Но зачем?! Неужели было непонятно — я для тебя опасен, понимаешь, опасен!

Она не отвечала.

Снова зазвонил телефон.

— Ты… лучше сдавайся, — проорал Рэкки.

— С чего бы это? — спросил Сергей.

— Если сдашься — буду думать, как отмазать…

— Даже знаю твой способ — наденешь ошейник и сошлешь на кромку.

— Это было бы лучше, чем…

— Чем то, что меня ожидает? А ты подумал, собираюсь ли я завязывать? У меня, знаешь ли, много идей есть хороших. И заставить тебя воевать с тварями из Сообщества — это всего лишь одна из них…

— Марина точно у тебя? — вместо ответа спросил Рэкки.

— Точней не бывает.

Автомобиль Сергея тем временем пересек Невский, оставив его позади, и теперь уверенно двигался к югу.

— Куда мы едем? — спросила Марина.

— В Пулково, в аэропорт. Так что тебе придется совершить небольшую загранпоездку. Вообще-то, ты этого хотела.

Снова зазвонил мобильник. Сергей с неудовольствием взял его в руки.

— Марина у тебя? — спросил Рэкки.

— Сказано же, да!

— Дай ей трубку!

— Прямо сейчас, — ответил Сергей.

— Рэкки, ты меня слышишь! — прокричала девушка в трубку. Ей не пришлось как-то специально делать испуганный голос — события последнего часа все выполнили за нее. — Он убил троих парней… в метро… а потом взял меня в заложники. Я не знаю, куда мы едем! — панически выкрикнула она.

— Ну что, убедился? Теперь доволен? — насмешливо спросил Сергей.

— Если с ней хоть что-то случится, — рыкнул Рэкки.

— …То ты меня из-под земли найдешь? Напрасно, Рэкки — из-под земли можно откопать только трупик. А тебе, я полагаю, это ни к чему.

Он отбросил трубку на заднее сиденье и удивленно посмотрел на Марину.

— А если узнают, что ты — добровольно? — спросил он.

— Мне все равно, — проговорила девушка.

Ты действительно не хочешь остаться около машины? — еще раз проговорил он, когда автомобиль остановился около аэропорта.

Марина решительно помотала головой:

— Нет. Если меня не будет, они смогут отложить рейс.

— Тогда идем, — он на всякий случай прихватил мобильник.

Здание аэропорта они миновали бегом, Сергей лишь мельком посмотрел на табло. Через десять минут заканчивалась посадка на самолет Санкт-Петербург — Лондон. Это было именно то, что надо.

Вероятно, он был лучшим специалистом по мгновенным — на доли секунды — выходам на кромку. Чуткая электроника на таможенном и пограничном контроле даже не пикнула, когда они проскочили ее.

— Но тебя же возьмут в Англии! — запыхавшись, проговорила Марина.

— Пусть попробуют сперва взять здесь.

К счастью, салон был полупустым.

— Дай-ка я с ними поговорю, — сказал он, вновь набирая номер Рэкки.

— Ты в самолете? — спросил шеф «Утгарда».

— Именно. И Марина рядом. Мы собираемся в Лондон, на мою историческую родину, где я никогда не бывал. Так что — большой привет! И отбой.

Последние пассажиры спешно занимали места. На Марину с Сергеем никто не обращал внимания.

— Ну, по местам. Тронулись, — и он совершенно неожиданно обнял Марину и ласково поцеловал ее в губы.

Что произошло в дальнейшем, девушка запомнила плохо. Как раз в этот момент самолет начал движение к взлетной полосе. И в этот момент Сергей отвел руку и тихо сказал:

— Прощай…

Марина потерянно оглянулась — но в кресле рядом с ней никого не было. Не было его и в салоне. Словно был на свете такой человек — Сергей Казарский — и вдруг исчез.

Самолет начал разгон.

В Лондонском аэропорту уже готовились встретить опасного террориста. Но подготовкой к достойной встрече занимались не полиция и не спецслужбы, а крепкие ребята, беспрекословно подчинявшиеся командам женщины в очках с властным и волевым лицом. Леди Ховарт, уроженка небольшого портового городка, то ли Инсмута, то ли Данвича, руководила спецоперацией, не позволяя никаких эмоций. Эмоции будут потом — когда удастся освободить заложницу.

Рэкки, все еще сидевший в машине около аэропорта, вяло переругивался по мобильнику с Цибуленко. Тот рвал и метал, требовал решительных действий — и, судя по всему, напрочь забыл про Яна. И это было хорошо — бывшего контрабандиста предстояло не только «амнистировать», но и вывести из-под удара Сообщества.

Сам Ян еще не знал о произведенном эффекте. Он вновь занял свою выжидательную позицию на чердаке (на сей раз — в другом районе города), решив не высовываться. Ну, а большая черная собака охраняла его покой.

Мир вертелся вокруг нее, но Марина не чувствовала этого. Она держала на коленях папки с записями Сергея, но посмотреть, что в них, у нее не было ни желания, ни сил. Слезы закрыли ей мир, и она даже не думала о том, что надо отводить глаза стюардессам и пассажирам. Сейчас для нее существовало только одно — надежда на счастье, которая погибла в какие-то считанные минуты.

 

Эпилог 1

— А все же, Марина, ты сможешь рассказать, что произошло? — Рэкки выглядел хмурым и усталым, Марина никогда не видела его таким.

— Что именно?

Она подозревала, что он вызвал ее в кабинет не случайно. Все будет сказано и в столовой, и в ее отделе, куда девушка возвратилась как к себе домой.

— Ты знаешь, о чем я. Насколько недобровольно ты стала заложницей? Учти, никаких «детекторов мысли» я применять не хочу и не стану.

Ну вот и все. Ответ будет означать только одно — ее отчислят из стажеров. Закончится интересная жизнь. Собственно, так вот она и заканчивается — одним разговором в кабинете начальника. А Рэкки сейчас — не старший собрат по «Страже», а именно — начальник. Должность у него такая.

А ответить надо. И ответить — честно. Потому что иначе… «Иначе я предам Сергея. Да и черт с ним, что ему сейчас мои предательства! Был бы жив! Нет, иначе я предам саму себя», — подумала она.

— Я скажу, Рэкки, — тихо проговорила Марина. — Я добровольно согласилась ехать с ним. Он не хотел… До последней минуты не хотел. Даже в аэропорту предложил остаться в машине.

Она замолчала. Рэкки тоже молчал, внимательно глядя на девушку. Потом еще раз спросил:

— Это — правда?

— Да, — твердо ответила она и встала, чтобы сразу уйти — как только он произнесет что-нибудь вроде «вы уволены».

Но Рэкки медлил, лицо его постепенно светлело, как будто он потихоньку брал верх над усталостью.

— Так это же замечательно! — воскликнул он. — Значит, я не ошибся — ни в нем, ни в тебе! Я всегда знал, как правильно подбирать штат.

Он вскочил, обнял ее.

— Значит, все идет правильно!

Впрочем, он тут же отступил на шаг, убрал руки и решительно заявил:

— Стажер Крутицкая, вы свободны. Сегодня свободны, а завтра — приступаете к занятиям, у вас впереди практика! В Англии, кстати. Вам все ясно?

Он тут же не выдержал и рассмеялся.

Известная истина «Третьей Стражи» гласит: официального тона у шефа подразделения «Утгард» хватает ровно на полторы фразы — и не более.

 

Эпилог 2

Вот уж чего он не ожидал — так это пройти мимо посольства России, точнее, дома, где живут работники посольства — и услышать в открытом окне эту песню. Группа «Ойкумена». Та самая, которую обожала Марина.

Подумать только — кто-то догадался взять кассету «Ойкумены» в эту африканскую забытую богом страну!

Отчего-то ему захотелось остановиться. И он остановился, вслушиваясь.

Очаг, поленья… Какие тут очаги — эту страну следовало назвать Сковородкой! К тому же, адской. На которой жарится и вымирает несчастный местный народ.

Здесь его считают «белым господином» при деньгах. И это хорошо — можно получить доступ куда угодно, хоть во дворец диктатора. И не только получить доступ, но и внимательнейшим образом изучить обстановку. И лишь изучив, начать принимать меры.

В России он действовал второпях — пытался отправить на тот свет как можно больше тех, кто убивал, кто грабил, кто ежедневно топтал достоинство людей, их судьбы. Ему казалось, что он поступает верно, да так оно, в сущности и было — дышать в Петербурге стало намного легче. Но всех мерзавцев все равно не удалось перебить.

Здесь было хуже, гораздо хуже. Страна плавала на нефти и на крови, нищета, погромы, ежечасное унижение миллионов и миллионов — вот что он видел уже не первый месяц, с тех пор, как незаметно исчез из аэропорта «Пулково» на совсем ином самолете, летевшем в эту якобы развивающуюся страну.

И пока что он вел неприметный образ жизни, обирая мошенников, которые готовы были отдать магу свои деньги добровольно. Он вспомнил свои питерские эксперименты с лохотронщиками, которых частенько оставлял без выручки. Гипноз, господа, и никакого мошенства!

Нет, теперь все будет совершенно иначе. Очень скоро здесь должно перемениться все. Здесь появится новый черный правитель и новый белый советник. Он уже присмотрел кандидата — из военных, почти мальчишка. Сирота — почти как он сам. И вместе им придется строить то, что станет чудом. Да таким, что «азиатские тигры» умрут от зависти. Это — вещь вполне достижимая. Конечно, без крови не обойдется, но что уж тут поделать — слишком много расплодилось тех, кто дает право эту кровь проливать, не мучаясь укорами совести.

Но совесть — коварная вещь. И она укоряла его, укоряла постоянно — но совершенно по другому поводу. Та девушка из «Стражи». Марина… Как-то она там, в Питере… Что с ней сейчас?

Он много раз порывался написать ей — и каждый раз откладывал бумагу в сторону. Но сейчас, остановившись у окна, из которого доносилась музыка, он принял твердое решение. Но каким оно будет — было совершенно непонятно для всех, кроме него. А может быть, кроме него и Марины.

В романе использованы стихи Майи Астаховой, Вячеслава Бутусова, Юрия Нестеренко, Михаила Щербакова, Редьярда Киплинга (перевод. М. Гутнера).

Санкт-Петербург,

2005 год.

 

Пролог

Некрополис

Некрополь. Некро-полис. Иначе говоря — город мертвых. Или — мертвый город.

Есть такое место к северу от Петербурга, которое именно так и можно назвать — некрополис. И если б он был один — так ведь нет! Ведь есть и еще такие города — огромные куски земли, где никто ничего не сеет. Хотя, как сказать… Здесь — своя посевная, которую устраивают круглый год старость, неурядицы нынешнего времени, болезни, а в последнее время — все чаще и чаще — насильственная смерть.

Кладбище и в самом деле было городом мертвых — совсем непохожим на небольшие деревенские погосты или на кладбища в черте города. Там могилы теснились, плиты едва не наползали одна на другую, а уж если ставились оградки, то так, что человек мог протиснуться между ними разве только боком. Да еще — и это непременно — на тех кладбищах росли деревья, укрывая тенью могилы.

Здесь было все иначе. Если городские кладбища гармонировали с историческим центром, то Ковалевка полностью принадлежала миру типовых однообразных домов.

Кладбище возникло где-то четверть века назад. Были даже времена — в самом начале перестройки, — когда «особо идейное» начальство запрещало ставить кресты над могилами, зато потом отстроили даже небольшую церковь. И каждый день здесь появлялись все новые и новые могилы. А над прежними возникали памятники — иногда скромные, порой — аляповато-безвкусные, роскошные, стоившие, пожалуй, цену очень хорошей квартиры для живых людей.

Памятник, к которому направлялся Олег Сергеевич, был из числа скромных. Да и не памятник, а плита с выбитой фамилией и датами жизни.

Он частенько укорял себя за то, что очень редко выбирался на кладбище. Цветы положить, подправить плиту, если начала проседать… Но время, время — его постоянно не хватало. Вот и этим летом было не до поездки за город — у дочки сперва выпускные, потом — вступительные!.. Ужас, Содом и Гоморра… жена, опять же, приболела. А еще дача жены — извечная головная боль человека, который родился в городе, не чувствует никакого особенного желания копаться в земле и сливаться с природой — а вот приходится, знаете ли…

Словом, внимание и забота Олега Сергеевича требовались исключительно живым, а не мертвым. И было это, пожалуй, вполне справедливо.

К тому же, в глубине души (в чем он не признавался себе самому) Олег Сергеевич был убежден — на кладбище никого нет. Есть зарытые кости — и больше ничего. А душа… Ну, если она и есть (а Олег Сергеевич, как и множество людей, полагал, что что-то там где-то там непременно есть, хотя и считал себя атеистом), то уж всяко — в другом месте.

Но — обычай есть обычай. Поэтому совсем забросить родные могилы он тоже не мог…

День уже приближался к концу. «Белые ночи» остались давным-давно позади, и темнело теперь быстро — конечно, не так, как зимой, но уже сейчас в воздухе появился прохладный легкий ветерок — предвестник сумерек.

Как ни странно, народа на кладбище было мало.

До нужного участка Олегу Сергеевичу оставалось метров пятьсот. Он припоминал наиболее заметные памятники — идти, ориентируясь по ним, было проще. Вот, к примеру, мимо этого сооружения с белыми колоннами просто так не пройдешь — взгляд непременно остановится на нем. А дальше будет строгая черная монолитная стела без всяких фотографий — он вспомнил, что единственным украшением были стихотворные строчки — на русском и, как ни странно, на китайском. А дальше — небольшой, но заметный памятник — металлический футбольный мяч на постаменте…

«Припоминай, припоминай… Так редко бываешь, что уже и тропинку забыл…» — укол совести был болезненным, но, по сути дела, тупым и вполне переносимым.

Нужный Олегу Сергеевичу участок находился в отдалении. Его начали «осваивать» лет пятнадцать тому назад, а потом долгое время там не появлялось свежих могил. Теперь же оказалось, что слева появилось несколько новых рядов. Он обратил внимание, что примерно пять или шесть могил неподалеку были отрыты — вероятно, заранее.

Посетителей уже не было — должно быть, все они предпочли уехать в город в переполненных поездах еще днем.

Олег Сергеевич остановился, сжимая в руке цветы, купленные у одной из торговок, оккупировавших дорогу от станции к кладбищу. Да, вот и нужная могила. К тому же, он был здесь не один — около одной из недавних могил стояла женщина. Ее лица было не разглядеть, но Олег Сергеевич решил, что она — весьма и весьма пожилая. Возможно, пришла проведать недавно умершую школьную подругу или соседку.

Не задерживаясь, он шагнул к «своему» участку.

Нет, на сей раз бетонная могильная плита оказалась неповрежденной. Никто не тронул и небольшой стелы с выбитым на ней крестом. Олег Сергеевич постоял пару минут, не представляя, что надо говорить в таких случаях, да и надо ли? Скорби не было, была усталость, а еще вдруг пришло понимание бессмысленности происходящего, понимание того, что — нет, еще не скоро, очень нескоро… после тридцати, а то и сорока чемпионатов страны по футболу… после торжественных проводов на пенсию — если только пенсионный возраст оставят так, как есть… после того, как дочь закончит институт, защитится, выйдет замуж, родит ребенка… после того, как поступит в институт внук… Вот после этого он, Олег Сергеевич Смирнов, переселится сюда, в этот город мертвых, под такую же точно бетонную плиту. И никакого смысла в жизни больше не останется — кроме даты рождения и смерти.

Он содрогнулся.

Вот отчего он не любил кладбищ. А особенно — таких вот некрополей, перенаселенных кладбищ при перенаселенных городах.

Он быстро выкинул прошлогоднюю пожухлую траву, поставил цветы в банку, еще минуту — скорее, для очистки совести — постоял над могилой. Потом огляделся, собираясь отправиться к вечерней электричке.

Старушка стояла над могилой все в той же позе, не сдвинувшись ни на миллиметр.

Почему-то ему показалось важным, что поблизости кто-то есть. Возможно, из-за минутного тягостного порыва мыслей, возможно, отчего-то еще.

А через мгновение бабка засеменила к дороге.

«Ну, пора и мне», — подумал Олег Сергеевич, бросив последний взгляд на могилу. Оставаться одному на этом огромном кладбище, да еще и в подступающих сумерках, ему очень не хотелось.

Он бросил последний взгляд на могилу, а затем повернулся и зашагал по тропинке между могилами, надеясь поравняться со старушкой и с нею же дойти до станции.

Мрачное место, пропитанное испарениями смерти, навевало столь же мрачные мысли. Олег Сергеевич вспомнил, что электрички в это время ходят плохо — на этой ветке все еще было терпимо, если не считать таких дней, как Троица. А вот на соседней порой творился сущий кошмар, и кто-то — вроде бы, сосед по тамбуру, — говорил, что случается и такое — люди умирают прямо в электричке, набитой до отказа. Сам сосед, конечно, этого не видел, но вот кто-то из его знакомых… Словом, в июльскую жару электричка пришла на «Удельную», и из тамбура, где люди стояли едва ли не на голове друг у друга, выпал человек. Мертвый. Целый час в тамбуре с живыми ехал мертвец! Видимо, инфаркт…

Пока Олег Сергеевич вспоминал обыкновенные житейские истории, которые были пострашнее «ужастиков» Стивена Кинга, он вышел на дорогу между участками кладбища. Старушка медленно шла шагах в десяти от него, и было что-то странное и настораживающее в ее мучительной, но размеренной и какой-то механической походке. Вроде бы, она должна была на что-то опираться — при таких-то шаркающих шагах. Но никакой клюки у нее в руке не было.

Однако не это встревожило Олега Сергеевича. Он почувствовал резкий неприятный запах. Ну, разумеется, никакая это не одинокая старорежимная бабуся, пришедшая навестить дальнюю родственницу или школьную подругу. Бомжиха, самая обыкновенная бомжиха! Шляется по кладбищу в поисках водки, которую традиционно оставляют на могиле — для покойника, скажите на милость, что за дурацкое язычество! И питается, должно быть, тоже с кладбища!

Вот дрянь!

Олегу Сергеевичу показалось, что его сейчас вывернет наизнанку. А мерзкий запах еще более усилился.

Он невольно поморщился и замедлил шаг. Обернулся — нет, позади не было никого. Он тут один — а впереди тащится эта тварь, и обойти ее — выше всяческих сил.

Это ладно, а если она на самом деле — не одна? Если здесь целая шайка бомжей? Конечно, ничего они ему не сделают, с него и брать-то, по большому счету, совершенно нечего… Но сама по себе вероятность встречи с этими существами, лишь отдаленно похожими на людей, заставила Олега Сергеевича непроизвольно вздрогнуть.

Он огляделся, надеясь свернуть к рядам могил и пройти около них. Заодно и путь до станции можно срезать. А эта… не потащится же она к станции, в самом-то деле?!

Так бы Олег Сергеевич и поступил, и спокойно бы миновал старуху, но было уже поздно. «Бомжиха» неожиданно остановилась, а потом медленно, словно на шарнирах, обернулась. И посмотрела на одинокого путника.

«Посмотрела» — это так, для красного словца. Потому что смотреть ей было нечем. Не было у нее глаз. И половины лица тоже не было. Уже успели истлеть.

На Олега Сергеевича, вполне нормального человека и честного семьянина, уставились пустые глазницы покойницы. А потом этот монстр из глупого голливудского фильма о воскресших мертвецах сделал шаг в направлении человека. А затем — и еще один…

Олег Сергеевич тупо глядел на происходящее. Он словно бы прирос к месту, пока разум пытался хоть как-то объяснить появление на кладбище ожившей покойницы. Но попытки были сплошь неудачными, и тогда разуму пришлось уйти в тень.

С диким криком человек рванулся от покойницы в истлевшей одежде, перепрыгнул через канаву, бросился бежать, спотыкаясь о могилы, не видя никаких тропинок — лишь бы не упасть, не сломать ногу, лишь бы подальше, подальше!

Каким-то чудом он и в самом деле не сломал ногу, не разбил себе лоб о массивные памятники, не свернул шею, перелетая — при довольно солидном возрасте — через канавы и рвы.

Обернуться назад он не мог.

* * *

На следующее утро после происшествия на кладбище в одной из психиатрических больниц города молодой врач держал в руках историю болезни пациента, которого привезли вчера ночью. Он задумчиво просматривал малоразборчивые записи, качал головой.

Пациента привезли из отделения милиции при вокзале. Ничего страшного он не натворил, милиции не сопротивлялся — скорее уж, наоборот, он, казалось, был готов отдать все за сотрудничество со стражами порядка. А еще — за то, чтобы его заперли в самую крепкую камеру. А сами, тем временем, отправили бы наряд ОМОНа и спецназа — так и сказал, «ОМОНа и спецназа»! — на северное кладбище.

Был он не в меру возбужден, изрядно повеселил милиционеров своими заявлениями, требовал составить протокол… В общем, случай был вполне ясным, звонить родственникам несчастного милиционеры не стали, а посовещавшись, решили избавиться от добровольного арестанта — а то как бы вены себе не вскрыл или не покусал бы кого.

А вот теперь психиатр задумался — а настолько ли ясен этот случай? Пациент перевозбужден и напуган, это совершенно ясно, ему требуются успокаивающие средства. Он весь в синяках, одежда, в которой он ворвался в отделение милиции, была вываляна в грязи до последней степени. Да и синяки таковы, что на особые методы работы милиции их никак нельзя списать.

— Вера, ты пока свободна, — кивнул психиатр медсестре, а когда та покинула кабинет, еще раз пролистал историю болезни.

Доктор производил впечатление человека, который забыл нечто очень важное, а сейчас усиленно пытается вспомнить.

Конечно, среди не-врачебного мира существует идея, что все психиатры похожи на своих пациентов, и что, если выстроить десятка два докторов самых различных специальностей, то любой непосвященный мгновенно отличит именно психиатра.

Возможно, легенда эта не лишена некоторых оснований. То же самое происходит и с тюремными надзирателями — они все равно находятся в тюрьме, пусть и по другую сторону массивной двери.

Однако доктор, просматривающий историю болезни дебошира с Финляндского вокзала, был молодым человеком вполне заурядной внешности. Вот разве что некоторые его контакты были весьма и весьма выдающимися.

Он как бы с некоторым усилием протянул руку к телефону и стал набирать номер мобильника. Делал он это медленно, но, конечно же, его движения не имели ничего общего с покойницей, помрачившей разум несчастного Олега Сергеевича. Скорее, психиатр вспоминал номер — цифру за цифрой, притом делал это в процессе набора.

— Ростислав Всеволодович? — неуверенным (и совершенно несвойственным ему) тоном спросил психиатр.

— Да, Денис, внимательно вас слушаю, — немедленно последовал отклик.

— Имеется странный случай… — начал доктор чуть более оживленно.

— Отлично. Выкладывайте, — подбодрил его неведомый Ростислав Всеволодович.

И доктор, которого звали Денисом, начал «выкладывать» параноидальный бред своего пациента. Говорил он автоматически и без всякого выражения.

Но Ростислав Сергеевич и не думал насмехаться над своим собеседником. Напротив, он просил говорить подробнее, задавал наводящие вопросы и получал ответы, — все таким же скучным голосом.

Наконец, Денис завершил свое сообщение, и слегка поправил сбившиеся очки.

— Замечательная информация, — сказал Ростислав Всеволодович. — О судьбе вашего несчастного пациента можете не волноваться. А вот все остальное… Денис, мы с вами работаем уже не в первый раз, и вы знаете — благодарить мы умеем. Ждем и впредь информацию. Удачи вам!

И мобильник отключили. И в тот ж момент на какую-то долю секунды отключился и сам психиатр.

А потом его выражение лица стало совершенно обыкновенным.

Теперь, даже если бы его начали пытать и допрашивать с пристрастием, он все равно не смог бы назвать ни телефонный номер, ни имя собеседника. Да и вообще — о том, что он кому-то куда-то звонил, да еще и нарушил врачебную тайну, Денис накрепко забыл. По крайней мере, до следующего «интересного случая».

Примерно через дня два пациента, все еще не до конца пришедшего в себя, выписали под надзор переполошенных родственников. Что же до Дениса, то он, увидев в почтовом ящике корешок перевода на весьма приличную сумму, нисколько не удивился — просто он знал, что должен быть перевод. От кого и почему — он даже не задумывался. Просто не мог задуматься об этом — словно бы его мозг был кем-то очень надежно заблокирован.

И уж тем более он никогда не узнал о последствиях «интересного случая» и своего звонка.

 

Глава 1

Из города туманов — в город дождей

«Наш самолет совершил посадку…» Сообщение для пассажиров передавалось на русском и на английском. Точнее, сперва на английском, а уж затем — на русском. Что и неудивительно, поскольку принадлежал самолет британской компании и прибыл он из Лондона.

Пассажиры, как всегда, слегка оживились, отстегнули ремни, кто-то смотрел в иллюминатор — на посадочную полосу, по бокам которой стояло множество самолетов, и российских, и зарубежных.

Симпатичная и очень скромно одетая темноволосая девушка тоже прильнула к иллюминатору. Подумать только — еще полгода назад она страшно хотела отправиться на практику в любую страну. Просто потому, что нигде еще не была. Правда, в первый раз ей пришлось побывать в Британии поневоле, но это — совершенно особый случай…

Марина (так звали пассажирку) подавила вздох. Слишком резко в тот момент на нее обрушилось все произошедшее, и, наверное, это было правильно — отправить ее на пару месяцев подальше от города, от привычной компании… от переживаний. Под руководством этой странной леди Ховарт можно быстро отучиться от всех переживаний. И не дай небо сделаться врагом для ее нынешней временной начальницы — уж лучше сразу в море со скалы!

Впрочем, когда начальство позвонило и заявило: «А знаешь, Марина, надо бы тебе от Британии отдохнуть», — леди Ховарт не стала возражать. Да и вообще, кажется, практиканткой из России она была вполне довольна — насколько можно понять по этой даме, всегда одетой в строгий деловой костюм.

«Дом, милый дом», — улыбнулась Марина, глядя, как пейзаж за иллюминатором движется все медленнее и медленнее — самолет двигался к положенному месту стоянки. Питер встретил Марину не слишком ярким и уже близящимся к концу августовским днем. До осени осталось всего ничего, а там и Новый год… Уж на праздники-то ее наверняка снова отпустят в Россию.

Пассажиры, оживленно переговариваясь, начали спускаться по трапу. Марина последовала за ними, заняв место в автобусе. Теперь осталось совсем немного — пройти таможню. О, конечно, при кое-каких способностях и условиях можно и этого не делать. Но сейчас Марина, основательно устав с дороги, готова была почувствовать себя самой заурядной пассажиркой самолета — и не более того. К тому же, ни при ней, ни в нехитром багаже ничего запрещенного ко ввозу не было. Несколько сувениров для сестры, для друзей, книги… Вот, наверное, и все.

А что еще нужно-то?! Главный груз с практики совсем не в багаже. Главный твой груз — твои навыки и знания. Особенно, если ты с недавних пор — стажер некоей очень странной организации под названием «Третья стража».

Честно говоря, все случившееся — поездка в Англию на стажировку, решение домашних проблем, немаленькое жалование — стало последствием одного-единственного летнего дня в прошлом году. Правда, Марину уверяли в обратном — в том, что ее способности рано или поздно дали бы себя знать, что ничего случайного на свете не бывает. И рано или поздно она оказалась бы там, где оказалась.

Но она по-прежнему верила, что вытянула счастливый билет. Впрочем, настолько ли счастливый, как когда-то ей казалось? За все приходится платить, и просто так ничего не приходит.

Приходится платить и всем, кто состоит в организации. А с некоторых пор — и ей, Марине Крутицкой. Особенно, если вспомнить, как она оказалась здесь, в международном аэропорту, в первый раз.

— Добро пожаловать, — профессионально-равнодушно улыбнулся ей таможенник, возвращая загранпаспорт.

Ну, вот и все, теперь мы дома!

И в этот момент зазвонил ее мобильник.

— Привет, ты уже в Пулково?

Таня, подруга! И не просто подруга, а наставник.

— Ну да… — проговорила Марина.

— Маринка, ты прости, что встретить сейчас тебя не сможем. Все в разъездах, — тараторила Татьяна.

— Случилось что-то?

— Нет, мелочи, сама знаешь! Это у вас там случалось — Лондон, теракты. А у нас — тишь да гладь. Почти…

— Мариша, не слушай ты ее! — вмешался мужской голос, как видно, трубку перехватили. — Нам надо прикончить десятка два вурдалаков и столько же злобных некромантов, а потом несколько раз спасти мир. От злобных зомби, конечно — мы их осиновыми колышками… Так что занятий — выше крыши…

Конечно, это был Алекс — друг Татьяны. Странная они пара…

— И первым приконченным будет сейчас он! — объявила Таня, возвратив себе мобильник. — Жаль, что мы тебя не встречаем.

— Да я ведь и не ждала, что встретите, — нисколько не обидевшись, улыбнулась Марина. — Я сейчас на автобусе…

Она и на самом деле настроилась на путешествие на автобусе и метро. Глядя из окна автомобиля, очень сложно почувствовать, как твой город встречает тебя после долгого отсутствия. Пожалуй, можно будет пройти остановку-другую по центру, ни к чему проезжать весь путь на метро. К тому же, о метро у Марины были те еще впечатления. И недаром…

…Собственно, и история, сделавшая ее стажером «Третьей стражи», тоже началась с метро. С того, что некий незнакомец просто так, якобы за красивые глаза, подарил Марине кулон, который она не смогла бы заработать и за полжизни. И подарил в метро.

Почему он это сделал, щедрый даритель сказать никому не успел — сразу же после выхода на улицу он был сбит машиной. Насмерть.

А Марина совершенно неожиданно оказалась втянутой в очень странный водоворот событий… Событий, которые можно было бы счесть нереальностью, сном — если бы они не происходили наяву и с ней.

Звонок с предупреждением. Кулон и сбитый машиной незнакомец. Странный и не слишком-то день рождения у подруги. А потом — почти что потеря сознания на улице — вроде бы, из-за жары. И появление странной парочки — девушки, одетой во все черное и с типичными готическими амулетами, и словоохотливого парня — видимо, ее приятеля. Это последнее, что Марина успела отметить перед тем, как окончательно потеряла тогда сознание..

А очнувшись, она узнала о существующем мире очень много вещей, о которых не пишут ни в учебниках, ни в газетах. Считается, что такого нет вообще. Пожалуй, оно и к лучшему. Ну какому обыкновенному человеку понравится, что его сознанием можно управлять? Или, к примеру, кто обрадуется известию о том, что рядом с нами, можно сказать, в двух шагах, расположено то, что иногда называют «параллельным миром» — хотя название это и неверно? Мало того — иногда существа из этого самого параллельного мира посещают наш мир, текущую реальность!

Вот только всеобщей паники и не хватало! А паника возникнет непременно, если будут предъявлены четкие доказательства. Было уже такое, и даже безо всяких доказательств — чего стоит хотя бы американская постановка «Войны миров», прозвучавшая на радио и немедленно вызвавшая потоки «беженцев».

Так что лучше обычным людям такого не знать — по крайней мере, пока. А вот остальным… Марина оказалась как раз из них — из тех, кто может ходить по кромке, жить в отраженном мире. И это дано не каждому…

Автобус оказался полупустым. Марина выбрала место у окна, и теперь наблюдала за проносящейся мимо дорогой. Дорогой, ведущей к дому. А домом для нее стала «Третья стража»…

…Так получилось, что слово «магия» серьезные и «разумные» люди произносят с иронией. Не верят они в «чудеса», пусть даже и имеющие некоторую научную основу. Но эти «разумные» люди вообще во многое не верят и не верили. Когда-то они не хотели верить в то, что Земля вращается вокруг Солнца, а не наоборот. Не верили в то, что мир состоит из мельчайших элементарных частиц. Не верили в то, что можно посмотреть на обратную сторону Луны. Иногда попадается даже такой «разумный» экземпляр, который не верит в то, что люди ходили по Луне, считая всю лунную программу грандиозным блефом.

Чтобы эти «разумные» существа поверили в существование инопланетян, нужно (как минимум), чтобы их взяли и похитили таукитяне. Если оные таукитяне найдутся, то большая просьба: не надо возвращать похищенных «разумных» и «серьезных» представителей человечества обратно! Нам на Земле без них будет легче дышать!

Вот только таких добродетельных таукитян пока что не нашлось — наверное, им эти «серьезные» существа совсем не нужны.

Так вот, если забыть о «серьезно-рассудительных» типах, то остальные должны знать: то, что называется магией, в природе есть. Мало того, мы все в какой-то мере к ней причастны. Тот мир, который можно назвать «параллельным», а можно — кромкой, как раз и есть общее создание человечества, отраженный мир, созданный разумными существами. И если на кромке бывает порой очень неуютно, если этот мир переполнен монстрами — то это почти всегда — заслуга человечества, и никого иного.

Мир кромки возник очень давно — с первыми разумными существами на планете. А вот организация, которая в России называется «Третья стража», а в Англии — «Стража Мерлина», появилась гораздо позже. И важным, хотя и не единственным ее предназначением стала борьба с прорывами кромки в реальный мир.

В Средние века такие прорывы случались. Конечно, смерть всех жителей небольшого городка можно было в те времена списать и на чуму. Власти предержащие и списывали, но даже они понимали, что все не так просто.

Но были у «Третьей стражи» и другие враги, кроме монстров с кромки.

…Марина редко ездила в метро — впрочем, как и остальные «стражники». Не то чтобы это было предубеждением или страхом — нет, конечно, она умела себя контролировать. Просто на кромке тоже есть метро. Оно пустующее — хотя нельзя сказать, что необитаемое. Совсем нет — жителей там хватает. Таких жителей, с которыми лучше никому и никогда не иметь дела — даже опытному магу из «Третьей стражи».

Поэтому, спускаясь по эскалатору на станции «Московская», Марина внутренне немного поежилась. Как хотите, было в метро что-то малоприятное. Например, эти закрытые двери — поезд останавливается в темном тоннеле, и лишь после этого открываются двери на самой станции. Нигде — ни в Москве, ни в Лондоне — ничего подобного, вроде бы, нет. Только Петербург отличился.

Войдя в вагон, Марина осмотрелась в поисках свободного места — его, разумеется, не нашлось. Двери с шумом захлопнулись, и поезд понесся в тоннель.

Девушка посмотрела на стоящих рядом людей. Нет, наверное, это очень правильно — работа на кромке не подлежит разглашению. Каково было бы сейчас им всем, если бы они узнали, что совсем рядом расположены ворота в совершенно другой мир, откуда очень даже можно и не возвратиться… И прорывы кромки случаются и сейчас.

Нет уж, хватит с них и самых обыкновенных новостей!..

В большом здании на Петроградской, которую занимала «Стража», казалось, ничего не изменилось. Для местных властей это была крупная фирма, исправный налогоплательщик и арендатор. Сами офисы находились на первых этажах, а вверху располагались квартиры, выкупленные стражей для сотрудников. Конечно, не все они жили в этом импровизированном общежитии, но именно его Марина и считала теперь своим домом.

И все так же при входе сидел молчаливый охранник. Девушке иногда казалось, что он просто-напросто лишен дара речи, мало того — он казался куда менее живым, чем статуэтка кошки, стилизованная под Древний Египет, располагавшаяся тут же, у входа.

Пожалуй, она и в самом деле была живой, эта статуэтка. Во всяком случае, если посетитель был нежелательным, кошачьи глаза загорались, а вошедший не мог сделать ни шага — просто замирал на месте, дожидаясь решения охраны.

Правда, такого пока еще и не случалось: чужие около офиса «Стражи», как правило, не ходили. А если и ходили, то только с разрешения, притом, совершенно не представляя, что же это за организация.

— Какие люди и без охраны! С приездом!

Не успела Марина перешагнуть порог, как тут же обнаружилось и начальство. Впрочем, непосвященному было трудно признать этого парня в очках и кожаной куртке за «начальника». Тем не менее, так оно и было. «Стража» состояла из трех подразделений — «Утгард», «Митгард» и «Асгард». И Рэкки — так и только так он представлялся своим — был шефом одного из них.

Подразделения различались по «цветам» магии: Темные, Светлые и Нейтралы. Но вот что вновь удивило бы непосвященных — никакого конфликта из-за этого не было и в помине. Темные отнюдь не были посланниками злых разрушительных сил, а Светлые не выглядели ангелами. Скорее, дело заключалось в используемой энергетике… а еще в некоторых традициях. Если у Светлых соблюдалась жесткая иерархия, то у Темных все обстояло иначе. И Рэкки мог вести себя как первый среди компании хороших друзей, и лишь по тревоге становился командиром, слово которого — закон.

— Пойдем-ка, покурим-ка! — предложил шеф «Утгарда» Марине. — А то я уж стал опасаться — вернешься из Англии, и станешь занудой вроде этой Ховарт. Как дела-то?

Вопрос наверняка был задан просто так, Рэкки наверняка уже сообщили все подробности практики, пройденной Мариной.

— Значит, на хорошем счету, — усмехнулся Рэкки, когда Марина в двух словах сообщила о том, что все удачно. — Вот и прекрасно. Зато у нас тут… Хотели проблем — получили! Татьяне уже звонила?

Рэкки выглядел довольным, а значило это одно — боевых тревог не миновать. Скорее, он мог прийти в уныние, если был полный штиль. Неизвестность — вещь неприятная даже для мага его уровня.

— Ну да, и Алекс трепался про каких-то зомби и некромантов. Ну, как всегда…

— Да вот совсем не как всегда, — Рэкки потеребил дужку очков. — У нас тут проблемы. Покойнички из гробов выползают, пугают до смерти мирных граждан.

Марина смотрела на него и не знала, что и думать — может, они с Алексом сговорились и собираются ее разыграть?

— Ты пока иди к себе и сегодня отдыхай. А хочешь новостей — заходи к Корвину, он кое-что уже посмотрел… насчет дела о живых мертвецах.

— Пожалуй, я лучше сразу к Корвину, — сказала Марина.

— Ну, смотри, не перетрудись… — проговорил ей вдогонку Рэкки.

* * *

Боевую тревогу объявили три дня назад. Причиной стало сообщение информатора, услугами которого пользовались нечасто. Как правило, такие информаторы были у стражи в органах. Но, как выяснилось, и не только там. В банальнейшем сумасшедшем доме может произойти то, что вполне достойно внимания «Стражи». Оно и произошло.

Первым выяснять обстоятельства стал сам Рэкки. Несчастного, которого угораздило увидеть живую покойницу, выпустили из больницы очень быстро, но то, что успел установить Рэкки, наводило на определенные размышления. Человек действительно видел не бомжиху, а нечто такое, что едва не погасило его разум навсегда.

Разумеется, на кладбище отправились в тот же день. «Бомжиху» не обнаружили, да ведь никто и не думал, что она отыщется так быстро или станет дожидаться, когда за ней прибудут «стражники». Зато допрос под гипнозом кладбищенского начальства кое-что дал. Работники «особых услуг» решили, что их допрашивают очень серьезные чины из очень серьезной организации (и были почти что правы). А посему они подтвердили, что одна из могил — на том самом участке, который, видимо, никогда в жизни не посетит несчастный Олег Сергеевич, — оказалась разрытой. Это было ЧП, и ЧП очень хотели скрыть. Но не удалось.

Заодно выяснилось и кем была предполагаемая «бомжиха», и даже адрес, по которому она жила до того, как скончалась несколько месяцев назад.

— А скажите, уважаемый, — наседал Рэкки на заместителя помощника, который — даже под гипнозом — пытался отвести глаза, — а мог ли труп сильно сгнить за два с половиной месяца?

— Ну, вообще-то, — начал заместитель, — были дожди…

— А участок, стало быть, сырой, — подытожил Рэкки. — Ладно, это не принципиально. Можете расслабиться. Да, если кто-нибудь из ваших подопечных надумает опять выкопаться, потрудитесь сообщить нам. Телефон вам придется запомнить…

Разумеется, заместитель забыл и своих собеседников, и тему разговора. Но вспомнить пришлось ровно через день.

Да-да, через день еще одна могила в гигантском некрополе — уже на другом участке, но тоже довольно свежая — оказалась разрытой.

— …Ну вот, хорошо, что ты приехала, — говорил Корвин Марине, пересказав историю, которую остальные «стражники» уже знали. — Оперативной работы теперь будет выше крыши. Я уж не говорю, что пришлось выставить наблюдение около дома, где жила бедная бабушка. А вдруг ее туда потянет? Хотя надежды мало… Во-вторых, пришлось опросить соседей… Сплошная головная боль. И то же самое надо будет сделать по второму случаю. Если в городе каждый день будет оживать по мертвецу, «Третьей стражи» просто не хватит!

— А Рэкки говорил, что уже что-то открыли, — сказала Марина. Конечно, она уже отвыкла от обычной работы «Стражи» — тем более, хотелось поскорее в бой.

— Да это предположения одни, — досадливо отмахнулся Корвин. — Ничего пока нет. Видишь ли, бабуля отличалась таким добрым характером, что проклясть ее мог каждый.

— Вроде коммунальных бабок?

— Хуже, хотя и жила в отдельной квартире. Работала в школе, до прошлого года. Учительница. Даже дослужилась там до каких-то званий — какие сейчас приняты. По-моему, ученики устроили праздник, когда она ушла на пенсию. И учителя — тоже.

— А по какому предмету?..

— Биологичка, — сухо проговорил Корвин. — Самое невинное развлечение было таким: тыкать указкой в классный журнал — мол, на кого бог пошлет. Это самая ерунда, там были истории похуже. Старалась изо всех сил, чтобы испортить жизнь тем, кого не любила. Учителям — в том числе. Эта Лилия Максимовна была завучем, возможности у нее имелись.

Марина молчала, у нее водились свои неприятные школьные воспоминания.

— А еще под конец у нее были задвиги с национальным вопросом, — продолжал Корвин. — В общем, пожалеть-то ее было особенно некому. Вот проклясть — другое дело.

— Думаешь, кто-то из учеников? — спросила Марина.

— Думаю… Или — из учителей. Или — из соседей. Может, даже неумышленно. Хотя есть еще одна версия. Она тут квартиру сдавала, а сама жила в комнате в коммуналке. А примерно, с год назад квартиранты вовремя не заплатили — беззарплатица, что тут будешь делать! Она их выставила. Может, еще и они.

— А что с ними сделают, если… — Марине отчего-то захотелось, чтобы это дело оказалось для «Третьей стражи» редким исключением — полным провалом.

— Прав все-таки Рэкки, — проговорил Корвин, глядя на девушку — и тут же рассмеялся. — Прав. Слишком громко ты думаешь. Так вот — важно отловить — и установить. А потом — разберемся. Может, у этого некроманта-любителя такие способности, что его можно смело брать к нам. В любом случае, мы должны добраться до него первыми. Мы, а не Сообщество…

— А Таня и Алекс?

— Они сейчас в школе — пробуют выяснить, кто мог проклясть эту милую бабушку. А наших собратьев-Светлых тоже нет: еще раз исследуют кладбище. Думаю, там все будет без толку.

Марине не приходилось объяснять, почему — без толку. Если бы по кладбищу бродили обыкновенные люди, они оставили бы некий слабый, но различимый след ауры — почти как отпечатки пальцев. Но у зомби, у живых покойников, никакого следа ауры нет и в помине. Вероятно, есть запах — но и он исчезнет, особенно — после дождя.

— А что со вторым мертвецом? — спросила девушка.

— А им как раз и занимается наш славный «Асгард». Думаю, за ним тоже найдутся грехи, — уверенно заявил Корвин. — А я после обеда попробую порасспросить ее бывших квартирантов. Может, на этом все расследование и закончится. Потом надо будет еще раз осмотреть ее комнату в коммуналке.

— А она пустует?

— Пока да. На нее претендует какая-то дальняя родственница, но там — проблема с документами.

— А мне можно с тобой?

Корвин с сомнением посмотрел на нее.

— Ты же только-только с дороги…

— Ну и что? — возразила Марина. — В Англии никаких зомби не было!

— За исключением прекрасной леди Ховарт, — ухмыльнулся Корвин. — И тех, кого она насмерть загоняла теоретической подготовкой. Как же, наслышаны. Так что — оживай. Я еду через два часа…

 

Глава 2

«Чужие здесь не ходят»

Смена заканчивалась, и кассирша в суточнике уже готовилась идти домой, сдав кассу своей подруге, которой предстояло сидеть здесь всю ночь. Народу было не слишком много, к тому же, лица оказывались знакомыми и привычными — эти люди появлялись здесь едва ли не каждый день.

За полгода, что она здесь работала, можно было изучить не только покупателей, но и запросы каждого из них. К примеру, тот парень в темном свитере (сейчас он был вторым) наверняка взял банку кофе. Он всегда берет кофе и несколько пачек сигарет. А приходит часто, и всегда один. Неужели он один и выпивает весь этот кофе?

А вот у той пожилой женщины — полная корзинка. И печенье, и крабовые палочки, и даже пара бутылок пива — а наверняка ведь сама не пьет. Не похоже, чтобы она вообще пила.

Но это — без разницы. А вот то, что у этой бабушки никогда не бывает мелких денег — гораздо хуже.

Кассирша уже успела сдать выручку, и теперь требовала с каждого: «Мелочь, готовьте мелочь!»

Старушка покорно принялась искать в кошельке рубли и копейки, задерживая всю очередь…

— Ну вы же знаете, мелких денег не держим! — гордо и почти с вызовом произнес следующий покупатель — им оказался парень приблизительно одного возраста с кассиршей. Этот был одет модно, даже крикливо.

Девушка подняла глаза — ну, так и есть, с этим спорить бесполезно. Уж знаем, знаем… Как-то — недели полторы назад — когда кассирша вышла перекурить (что делалось тут же, около служебного входа), как раз подошел этот… козел.

«Ой, девушка, а вы такая симпатичная… И что вы сегодня вечером делаете? И вам не одиноко? А как вы относитесь к обществу молодых людей? А вот… Да, небедных молодых людей… Как говорится, материально обеспечен…»

Пришлось посылать. Сперва послала она, потом — сменщица.

Уже потом кассирша выяснила, что тип выиграл немаленькую сумму — то ли на игровых автоматах, то ли в лотерею. Причем говорил, что «наколдовал» свой выигрыш. Вот только непонятно, каким образом он это сделал.

А неплохо бы узнать. Зарплата у девушек была маленькой.

Но, бросив взгляд на глупое широкое лицо парня, кассирша решила, что не собирается ничего у него узнавать. Пошел-ка он подальше… Как еще его не прирезали — при таком-то хвастовстве?

— Мелочи — нет! — терпеливо проговорила она.

— Ну какие же мы сегодня строгие! — протянул парень, но понял, что никакого разговора не получится. Пришлось и ему лезть за рублями.

Как правило, в такое время здесь появлялись только жители окрестных домов. Поэтому, отпустив, наконец, приставучего «везунчика», кассирша подняла глаза, представляя, что перед ней окажется кто-то из постоянных покупателей.

И ошиблась.

Женщина, подошедшая к кассе, была абсолютно ей незнакома.

Кассирша с сомнением посмотрела на нее — нет, правда, это чужачка. Такое лицо хоть разок увидишь — не забудешь. Бледная кожа, черные, аккуратно уложенные волосы — и какой-то тяжелый, болезненный взгляд зеленых глаз.

«Вампирша, что ли?» — усмехнулась про себя кассирша, вспомнив недавно виденный модный фильм, который шумно рекламировали.

Конечно, покупательница вампиршей не была, но выглядела так, будто у нее вот-вот начнется приступ тяжелейшей лихорадки.

«Болеет она, что ли?» — подумала кассирша, и почему-то — совершенно непроизвольно — ей стало жаль эту несчастную женщину. Вот ведь и красивая, и наверняка обеспеченная — одежда у нее явно недешевая — а только больная, и похоже, что очень тяжело. Может, и смертельно.

— Две бутылки минералки, — произнесла низким бархатным голосом женщина, и кассирше показалось, что говорит она с каким-то странноватым акцентом. Может, нерусская? Откуда-нибудь из Армении или из Грузии? Беженка? Тогда почему так хорошо одета?

Девушка даже не стала требовать мелочь.

Темноволосая женщина достала копейки без всяких предупреждений.

— Две бутылки минералки, — повторила она, — и пакет…

Ну, точно — из «черных», — решила кассирша, но при этом не почувствовала никакой враждебности. Скорее уж жалость. Живет здесь, умирает от своей болезни — всем чужая, и ей все чужие. И одинокая — по крайней мере, золотого кольца на пальце нет.

Кассирша взяла мелочь (без сдачи, что характерно!), протянула пакет, еще раз посмотрев на покупательницу. И вот тут сострадание сменилось страхом.

Глаза незнакомки как будто светились изнутри — призрачно-зеленоватым светом. И этот свет проникал в самые потаенные уголки души, делал явным то, от чего ноги сами собой становились ватными… Кассиршу неожиданно пронзила дикая, нечеловеческая тоска, такая, от которой хотелось сунуть голову в петлю — без всяких раздумий и сожалений.

Длилось это какую-то долю секунды, но девушке этого оказалось вполне достаточно.

Она поспешно протянула пакет, мгновенно отводя глаза.

Но окончательно привел ее в чувство сердитый голос одного из покупателей:

— Девушка, вы что там, заснули за кассой?!

Черноволосой женщины в магазине уже не было.

Кассирша спешно отсчитывала деньги, спроваживая одного покупателя за другим, но мысли ее были прикованы к странной покупательнице.

«Ведьма!» — неожиданно пронеслось в голове девушки. Ну, конечно, это ведьма, как она раньше не догадалась?!

Еще в школе она ездила к бабке в деревню, и уж там наслушалась рассказов — и про ведьм, и про порчи. Про настоящие, не про то, что в газетах пишут. А эта… Она же из южных, из «черных». А там, говорят, самые сильные колдуньи.

«Только бы сглаз не сделала!» — со страхом подумала девушка. Теперь она чувствовала одно — злость к этой проклятой ведьме.

…Злость немного улеглась в ближайшие выходные, когда выяснилось — отношения с приятелем у кассирши нисколько не пострадали и, стало быть, никакого сглаза нет. Но ее опасения не забылись.

Очередного меченого она распознала очень быстро. Можно сказать, мгновенно.

Это только для обычных людей меченые ничем не отличаются от них самих. Разве что становятся очень довольными своей жизнью. Пожалуй, некоторым из них еще и завидуют. Как же — жил-жил человек, может, едва концы с концами сводил — а тут вдруг счастье привалило. Кому — деньги, кому — вещи нематериальные, но куда более существенные…

Впрочем, этот меченый, судя по всему, хотел более не нуждаться в деньгах. Что ж, его желание уже начало исполняться. А если все пойдет как надо (Изабелла не сомневалась, что так оно и будет), то оно сбудется окончательно.

Не будет он, глупенький, нуждаться в деньгах. Никогда больше не будет.

Мертвецам деньги не нужны.

И завидовать меченым не надо. Человек получает деньги, славу, приятные романы с приятными женщинами — а человека-то и нет! Есть говорящая оболочка, «шкурка». А потом эта «шкурка» отбрасывает ноги. Таковы условия контракта, — ты получаешь желаемое, и даже не чувствуешь, что тебя усиленно кидают.

Эту технику Изабелла знала в совершенстве. И знала, кто ее создал, кто заключает контракты. Знала — и очень хотела, чтобы вместо этого глупого парня на ее пути возник этот самый «кто-то».

Но спасать меченого глупо и бессмысленно. Скорее уж, Изабелла поступает добродетельно, спасая несчастных от посмертных страданий. Ведь и такое возможно…

Она зашла в магазин специально, и специально решила не отводить глаза кассирше. Пускай та ее запомнит как следует. Местных стражей порядка можно было не бояться. Но если кассиршу случайно расспросит кто-то другой… Если слух о ней дойдет до кое-кого, связанного с «контрактами»…

Пусть. Скрываться она не собирается. Зачем ей скрываться, если она хочет одного — бросить вызов?

Пока. Момент настал. Она очень вовремя успела в город, где как раз идет «контрактная кампания».

— Этот город — последний на твоем пути, милочка, — пробормотала она, обращаясь к той, что создавала меченых. — Последний, запомни. Я найду способ прервать твой путь.

Тот меченый, который зашел в суточник и стоял перед ней в очереди, еще не окончательно изжил свою душу. Судя по всему, ему жить недели две, а то и три. Жить, радоваться жизни — и не замечать, как тихонько, словно в какую-то черную дыру, исчезает его душа.

Но теперь будет все иначе, не так, как предусмотрено договором. Он отправится в свое последнее путешествие прямо сейчас.

…На улице уже зажглись фонари. Правда, светили они плохо, к тому же, далеко не везде.

Этот город был красивым, но Изабелле здесь не нравилось. «Когда все закончится, я вернусь к себе. Вернусь в „город света“», — повторяла она про себя, прекрасно зная, что не сможет там жить. Даже когда уничтожит ту, которую ненавидела всю свою жизнь. «Город света» давно уже стал для нее пустым и тоскливым.

Но сейчас она не отдавала себе в этом отчет. Сейчас она была охотником. А жертва находилась совсем неподалеку и даже не подозревала, что уже приговорена. Сперва — приговорена собственной глупостью, желанием быстро и бесплатно получить то, что хотелось. А теперь его приговорила Изабелла. Приговорила к смерти. Только — к легкой смерти. Ей, в отличие от устроительницы «контрактов», мучения были ни к чему.

Спина меченого маячила впереди. Парень шел, ничего не опасаясь. Изабелла с сомнением покачала головой — это он, пожалуй, зря. Она уже три дня выслеживала его и знала о неуемном хвастовстве парня. Даже если бы богатство свалилось на него обычным путем, можно бы проявлять большую осторожность.

Он свернул в переулок, Изабелла последовала за ним. Вот, пожалуй, ее он опасаться тем более не станет. Да и кто будет бояться встречи с женщиной, которая явно идет из магазина с тяжелым пакетом в руках?

Вот и чудно.

Она не испытывала к нему ни жалости, ни особого сожаления. К чему, если он уже наполовину мертв?

Машин в переулке не было — всю центральную часть тротуара перекопали для каких-то строительных целей. Изабелла посмотрела вниз — там виднелись открытые трубы. Вот и хорошо — в этих, довольно глухих краях, труп найдут не сразу. Парень живет один, это тоже хорошо. Никто его не хватится — по крайней мере, слишком быстро.

Парень перешел улицу по ненадежного вида мосткам. Изабелла, чуть помедлив, последовала за ним.

Она неплохо изучила его маршрут и знала, что сейчас он должен свернуть под арку. Окон дома напротив оттуда не видно, арка поворачивает, и на какой-то момент идущий оказывается в каменном мешке. Прохожих тоже быть не должно — разве что случайные. Район довольно-таки криминальный, к чему рисковать, если можно идти по оживленной улице.

Изабелла сознавала, что теперь слава «криминального района» еще больше укрепится. Но ей было все равно.

Она ускорила шаги, стараясь ступать неслышно. Пускай жертва до последнего не поймет, что происходит. А если появятся какие-то случайные прохожие, можно будет сделать все и на лестнице. Место действия тоже ничего не решает. Как и выбор оружия.

Это, обычно, лишь в романах для таких действии нужен кинжал, да не простой, а серебряный, закаленный черт знает в чем, да еще и с произнесением черт знает каких заклинаний. Действительность гораздо проще — ничего подобного не требуется. Важно не оружие, важно, кто берет его в руки. А оружием может быть что угодно — даже кухонный нож.

Теперь она шла быстро, почти бежала, едва касаясь земли. Со стороны это, наверное, выглядело даже жутковато: в ее движениях появилось что-то звериное, обыкновенный человек так не ходит. Но парень не обернулся, а больше наблюдать за ней было некому.

Он так ее и не увидел — даже когда остро отточенный узкий кинжал вошел ему в спину.

Кричать и звать на помощь он тоже не стал — удар был рассчитан очень точно, и когда парень повалился на землю, он был уже мертв.

Изабелла наклонилась над ним, потом оттащила метра на полтора — туда, где в арке было темнее всего.

Теперь дело оставалось за малым.

Она осмотрела вынутый кинжал. Крови пролилось совсем мало, пожалуй, напрасно она потребовала две бутылки минералки — сошла бы и одна.

Она достала из пакета бутылку, и, не глядя больше на свою жертву, смыла капельки крови с кинжала и рук. Открытая бутылка издала шипение, а пузырьки приятно защекотали кожу.

Вот и все, дело было сделано.

Она убрала свое оружие, положила пустую бутылку в пакет — ее не следовало выкидывать в ближайшую помойку. А потом, так и не посмотрев на скорчившийся труп, который несколько минут назад был вполне живым хвастуном, развернулась и пошла прочь.

Сожалений в содеянном Изабелла не испытывала. Пожалуй, если бы парень знал, какой именно контракт он заключил, и чем для него это закончится, он и сам полез бы в петлю или выкинулся бы из окна. Хотя… такие, как он, не способны принять решение. Она ему только помогла, но не это было главным.

Сейчас Изабелла очень хорошо чувствовала иное — некая дама вполне благородного и респектабельного вида, живущая за многие сотни километров от Петербурга и от места, где погиб этот парень, должна была скорчиться от боли. А когда приступ уляжется, она должна понять — кое-кто отлично знает, каков род занятий респектабельной дамы. И не только знает, но и встал на ее след.

Выйдя на освещенную улицу, Изабелла направилась к ближайшей станции метро. Настроение у нее было отличным, и никто не мог бы предположить, что эта женщина только что отправила на тот свет человека. Она мурлыкала песенку на странно звучащем здесь, в теперешнем Петербурге, языке, и тихо улыбалась своим мыслям.

* * *

— Все глухо! — с досадой сказала Татьяна, когда к ужину в столовой «Третьей стражи» собралась вся компания. — Ты уже знаешь, что тут сотворилось? — обратилась она к сидевшей напротив Марине.

— Не только знает, а уже работает, — ответил за Марину парень со странным именем Корвин. — Только и у нас пока все глухо. Неужели среди ученичков не нашлось хорошего некроманта?

— Я бы понял, если бы они сделали куколку этой чертовой биологички, а потом истыкали ее и сожгли. Полшколы бы собралось — раз уж нельзя сжечь оригинал, — усмехнулся Алекс. — Ты лучше другое вообрази — мы с Татьяной сегодня изображали методистов из комитета по образованию. Прикинь, как мы выглядели…

Корвин только головой покачал. Вот уж кто не походил на чиновницу, так это Таня. В своем вечном черном платье с серебряными украшениями (а один кулончик, между прочим, — в форме черепа). Хорош методист, ничего не скажешь! Впрочем, отводить глаза и заставлять окружающих видеть то, что нужно, а не то, что есть на самом деле — одна из самых меньших способностей мага. Даже Марина, пробыв здесь всего лишь год, прекрасно освоила эту науку.

— Так вот, эта тварь, — продолжал Алекс, — гораздо гаже, чем мы о ней думали. Знаете, с чего она свою карьеру начала? С доносов — на тех, кому, видите ли, советская власть не нравится. Правда, время быстро поменялось, доносы из моды вышли. Но и потом наша заслуженная училка отличалась.

— Девочкам проверки на девственность устраивала, — поморщилась Татьяна.

— Во-во, и не только. Прелесть! Доброго слова о ней никто не сказал.

— А не может она взять и прийти в школу — по старой памяти? — предположила Марина.

— Ну так а наружка на что? — рассмеялся Алекс. — Был тут такой случай…

— Ладно-ладно, потом расскажешь про своих приятелей, — перебила его подруга. Алекс только вздохнул. — Кор, лучше скажи, что у вас? Тоже гадости? — спросила Таня.

— Еще какие! Говоришь, она с отправок людей в лагеря начала? Закончила тоже мерзко. Мы тут побывали у ее бывших квартирантов… Нормальная семья, надо бы Рэкки попросить — пусть организует небольшую материальную помощь, раз уж они попали под наше наблюдение. Не смогли заплатить вовремя — она их выставила. Просто выставила вещи на лестницу. А кошку — вышвырнула в окно. При их ребенке!

— Гм, а не мог тот ребенок… — с сомнением проговорил Алекс.

— Знаешь, тут я уверен не на все сто, — ответил Корвин. — Нам с Мариной пришлось изображать социальных работников, так что рассказали они все даже без гипноза. А девочка — она только «здрасте» сказала — и ушла. Психотравма. Могла и проклясть — неосознанно. Но силы не те, хватило бы, пожалуй, на инфаркт для этой поганой старухи. Но чтобы еще и в зомби превратить — это вряд ли. А ведь с самого начала эта тварь начала юлить перед квартирантами: ах, скажите пожалуйста, девять тысяч за квартиру — кто ж это может в наши дни потянуть такие расходы!..

— Кор, ты лучше расскажи про обыск… — осторожно напомнила Марина.

— А это — дело особое, — продолжал Корвин. — Тут та еще история… Сдается мне, бабуся догадывалась, что ее после смерти ждет. В комнатке — иконки, свечки… Чего только нет!

— И не помогло, — Татьяна зло усмехнулась.

— Да уж, оно и помочь не могло, — согласился Корвин. — Речь не о том — кажется, тварь при всем при том увлекалась магией, что с православием, мягко говоря, несовместимо. По крайней мере, нашлось масса вырезок из газет. Колдуны-ведуны, порчи-сглазы. Это мы с собой прихватили — он полез в сумку и достал объемистую прозрачную папку.

— Ну вот, а говорил — глухо, — вздохнула Таня, взяв папку — осторожно, двумя пальцами, словно опасаясь запачкаться. — А это самый что ни на есть след. Сейчас посмотрим, — она вынула из папки первую вырезку. — Так, «потомственный колдун… эффективное лечение онкологических заболеваний…» Тут даже подчеркнуто.

— Вряд ли она к нему пошла, — пожал плечами Корвин. — Старуха была еще и жадной… как процентщица. А этот берет слишком много.

— Точно, что процентщица, — заметил Алекс. — Жаль, не встретил ее наш Сережа Казарский с топором…

Он тотчас же осекся, а Татьяна посмотрела на него очень нехорошим взглядом, обещавшим крупные неприятности в самом ближайшем будущем.

Марина сделала вид, что ничего не расслышала, хотя воспоминание о Казарском было для нее болезненным. И Алекс это тотчас же понял, углубившись в обсуждение «ведунов» из газетной рекламы.

…Сергей Казарский руководил совершенно особым отделом «Третьей стражи» — отделом, занимавшимся информационной работой. Именно туда и направили Марину — для дальнейшего обучения. Девушка опасалась признаться себе самой, что Сергей — вполне симпатичный молодой человек — стал ей небезразличен. Неизвестно, к чему могли подойти их отношения, если бы не случилось большой беды.

Было у Сергея весьма небезобидное хобби: уничтожать тех, кто совершил преступления по всем меркам человечности, и продолжал спокойно жить. До встречи с ним, разумеется.

Все бы и обошлось, но он затронул интересы противников «Стражи», причем затронул преднамеренно. Начались поиски, Марина тоже участвовала в них, и начала кое о чем догадываться. И тогда Сергей исчез из города, причем Марина исполняла роль заложницы. О том, что она была заложницей вполне добровольной, не знал почти никто — кроме Рэкки, который, как ни странно, был полностью на ее стороне.

Но вот о том, что отношения Марины с Казарским несколько отличались от обычных отношений «начальник — стажер», знали многие. И Алекс очень стыдился своей оговорки…

— Та-ак, а это еще что такое? — послышался голос у них за спиной. — Любопытный снимочек? Кор, посмотри-ка на нее! Как по-твоему, что это за зверь?

Подошедший незаметно Рэкки протянул руку к одной из вырезок.

— Да я их и не просматривал как следует, — сознался Корвин.

— Неужто — из дома воскресшей старушки? — продолжал Рэкки.

— Именно оттуда, — сказал Кор. — А к чему это?

— А ты на снимочек-то посмотри, — предложил ему шеф «Утгарда». — Кое-что и разглядишь. И потом — кажется, это не вырезка, а отдельная рекламка.

— Дай-ка сюда, — сказал Алекс. Он, не дожидаясь приглашения, взял листовку и не стал внимательно рассматривать снимок, а вместо этого провел над ним рукой. К такому движения все уже привыкли. Алекс был слеп, правда, вряд ли кто-то из плохо знающих его мог бы такое предположить, ну да, смотрит временами как-то странно, наверное, какая-то болезнь зрения, вроде косоглазия. А то, что его глаза — всего лишь умело наведенная иллюзорка, что Алекс пользуется только магическим зрением, не знал никто.

— Вот как хочешь, а мертвячиной от него тянет, — сказал он, наконец. — Кажется, эта женщина на фото — не человек, а какая-то гнусная тварь. Только понять не могу, какая именно…

— Ты прав… Еще бы не знакомая. Не далее как в прошлом году… Только сдается мне, — хмыкнул Рэкки, — только сдастся мне, эта — вполне земного происхождения. Ну-ка, посмотрим-ка, что тут понаписано… «Ага, Анна Дюпон, выдающийся астролог из Франции, почетный член академий…» А по нечетным — не академик… Как же, как же, знаем мы такие академии: всего за сто долларов красивый диплом дают! Таня, зачитай это безобразие вслух! Надеюсь, аппетит никому не перебьет?

— «Семь желаний», — прочла Татьяна. — «Семь желаний из списка госпожа Анна Дюпон готова исполнить совершенно бесплатно! Семь желаний — всего лишь по цене почтовых расходов!» Ага, и анкетка тут имеется. И фотографии надо наклеивать — а потом прислать… Да, прислать куда-то во Францию — вряд ли на квартиру самой Анны Дюпон…

— Конечно-конечно, ты дальше читай.

И Татьяна принялась зачитывать список.

— «Отправиться в круиз вокруг света…» «Никогда больше не нуждаться в деньгах…»

(Рэкки при этом только сокрушенно покачал головой).

— «Выгодно продать недвижимость, которой вы владеете…», — продолжала Таня. — «Стать обольстителем для женщин…» «Получить новое жилье…» «Получать крупные доходы и больше не работать…» «Выиграть в лотерее…»

— Заметим, этот бред отличается от той чуши, которую несут наши ведуны. Сколько там желаний в списке?

— Тридцать девять, — Таня посмотрела последний номер на листовке.

— Вот-вот, трижды по тринадцать. И даже это никого не насторожит, — Рэкки рассмеялся. — Хотелось бы знать, где такие листовочки распространяют.

— Неужто решил написать госпоже Дюпон? — рассмеялся Корвин.

— А почему бы и нет, — в том же тоне ответил Рэкки, но тотчас же стал серьезным. — Что там дальше? Заключение контракта?

— Именно, — сказала Таня. — Выбрать номера семи заветных желаний, заключить контракт, заполнив анкету и обязательно наклеив фотографию. И форма контракта: «Я принимаю все ваши условия, прошу исполнить указанные выше семь моих желаний, за что с меня госпожа Дюпон не потребует денег — ни сейчас, ни когда-либо позже».

— Замечательно! — промолвил Рэкки. — Прекрасный вариант бесплатного сыра. Похоже, ребята, что это — мышеловка. Листовочка обнаружилась на квартире нашей зомби, я правильно понял?

— Да, тут, судя по всему, была еще одна анкета, — Корвин указал на неровно обрезанный ножницами край. — Видимо, ее-то старушка и выслала…

— Ага. Перед тем, как лечь в могилу и никогда больше не испытывать нужды в деньгах, — подытожил Рэкки. — А потом наша старушка возьми да и воскресни. Неплохо все придумано, господа… Очень неплохо. Кажется мне, что это — след. Знать бы только, кто эта госпожа Дюпон. Да, наружку установили?

— А как же, — хмыкнул Корвин. — Сразу же…

«Наружку?» — Марина вдруг подумала, что около квартиры Лидии Максимовны они не встретили никого. И тут же она поняла, кто мог быть в наружном наблюдении.

— Только Лукреция, увы, сейчас не работает, — улыбнулся Корвин.

— Наслышан…

Если кто-то наивно полагает, что человечество — это единственная разумная раса планеты Земля, он очень сильно заблуждается. Потому что это совсем не так. Совсем рядом, буквально под ногами, живет еще одна вполне разумная раса, которая обладает способностями, коих иной раз очень недостает людям. Например, возможностью уходить в параллельный мир, на кромку, как к себе домой, — а потом спокойно возвращаться. А иной раз эти разумные существа даже живут на два дома — на кромке и в текущей реальности. И самое примечательное — ни здесь, ни там никто на них не обращает никакого внимания. Зато сами кошки видят и слышат все.

Речь идет, разумеется, о кошках. О самых обыкновенных мурках, которые так любят тепло и уют. Правда, большинство породистых и «декоративных» кошек выпадают из определения разумных. Но, если вдуматься, далеко не все длинноногие фотомодели могут считаться разумными существами. Мерзкого вида помойные твари тоже не относятся к разумным. Зато самые обыкновенные мурки могут по некоторым способностям превзойти хозяев.

В «Третьей страже» официально существовало три подразделения, связанные с тем, что посвященные называют спектром энергетики, а непосвященные «цветами магии». Но было и еще одно. Пожалуй, когда Марина впервые очутилась в «Страже», ее больше всего поразили не магические действия, не мысль о параллельном мире, а картина, знакомая каждому, кто хоть раз побывал в здешней столовой. К расставленным в специально отведенном месте мискам неторопливо и чинно шествовали кошки — каждая к своей. Ни шума, ни драк не возникало: каждое животное знало отведенное ему место. И, видимо, каждая кошка знала свою роль в «Страже»…

— А что Лукреция? — спросила Марина.

— А, так ты еще не знаешь! — вообще-то, в ведении Корвина состояло большинство кошек, но Лукреция была любимицей. — У нее котята…

То, что кошке было уже пятнадцать лет, не считалось важным обстоятельством. Маги живут долго, и надолго сохраняют силы и молодость. Кошки при них не были исключением.

— Потом посмотришь, — улыбнулся Кор. — Просто чудо…

— Что-то наши Светлые задерживаются, — сказал, между тем, Рэкки. — Не иначе, поймали-таки зомби на кладбище…

— Это вряд ли, — задумчиво проговорил Алекс. — Скорее, пытаются выяснить все обстоятельства. Если второй мертвец — такая же гадость, как эта Лидия Максимовна…

— Что вряд ли, — покачал головой Рэкки. — Скорее, глупец. Нужно будет выяснить, отправлял он послание госпоже Дюпон, или нет. И если отправлял, дело примет совсем иной оборот.

Остаток дня Марина посвятила домашним делам, телевизору, вручению сувениров из Англии — всем тем мелочам, которые и делали ее жизнь в «Страже» приятной и уютной. Зашла она и к Корвину — полюбоваться на котят. Лукреция хмуро заворчала, почувствовав, что в комнате есть кто-то еще, но, увидев Марину, решила сменить гнев на милость, потерлась об ноги и тихонько мурлыкнула: мол, посмотри, какие у меня симпатичные дети.

Котята и в самом деле были симпатичны, и в другое время Корвин увлеченно рассказывал бы обо всех их проделках. Но сейчас он был мрачен и собран. Если правда, что «стражники» взяли след, то… То, если предчувствия не обманут, предстоит долгий бой. Эта госпожа Дюпон в любом случае — далеко не простой шарлатан, а нечто куда худшее.

Его беспокойство передалось и Марине. Даже кошка тихо и настороженно прошла к своему ящику, что-то приказав котятам.

Интуиция не подвела Корвина и теперь. Когда оперативники из «Асгарда» прибыли с кладбища, выражение их лиц и в самом деле было кладбищенским. Зомби отловить не удалось. Зато выяснилось, что покойный, сбитый три недели назад машиной, вряд ли заслужил какое-то особое проклятие. Скорее уж, при жизни ему просто могли набить морду — да и то, если стал бы нарываться.

Лысоватый и невзрачный сорокалетний мужчина с фотографии не был доносчиком, не ломал ничьих судеб. И уж ни в коем случае, если бы он надумал сдавать квартиру, не стал бы изгонять людей, просрочивших плату. Скорее уж, простил бы их…

Игорь Николаевич злодеем по призванию не был. Вот бабником был — что правда, то правда. Особенно в последние месяцы своей грешной жизни.

 

Глава 3

Охотники и жертвы

Как правило, люди вроде Изабеллы предпочитают не бывать там, где много людей. Многолюдные гуляния вроде пивного фестиваля, шумные толпы в день города — уж точно не для них. Да и в «час пик» в метро они не любят соваться. Как там заповедал классик? «Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя»? Правильно сказано! А отсюда вывод: хочешь быть свободным от общества — не живи в обществе. А Изабелле давно уже хотелось быть свободной от общества.

Вот только сделать это было невозможно. И собственными правилами приходилось пренебрегать. Особенно сейчас, когда она, наконец-то, решилась покончить с нечистью, которая питалась именно толпой. Эмоции людей толпы были необходимы твари, как воздух или еда. Вот именно, людей толпы. Тех самых, для которых в разные эпохи придумано очень много названий. Как правило, очень добрых. Например, «чернь». Или же — «быдло».

«Быдло!» — с отвращением прошептала Изабелла, словно бы сплевывая это слово. Среди тех, кто гнался за счастьем и находил собственную смерть, других и не попадалось, да и быть не могло. Только быдло, которое уверили, что оно вытянет счастливый билет. Просто так, «на халяву», как принято говорить в этой стране, ныне избранной полем деятельности для нечисти. Быдло легко становилось меченым. И умирало, так и не сознавая, что, собственно, приключилось. Ну, или же меченый умирал после встречи с Изабеллой — тем более, не понимая ничего, но, по крайней мере, почти безболезненно.

Для поиска меченых Изабелле и приходилось поступаться собственными правилами. Пожалуй, будь ее воля, она села бы в электричку и уехала бы куда-нибудь в Павловск — подальше от Петербурга с его шумом и толпами на Невском, от людного метро и толчеи в универмагах. Пожалуй, она уезжала бы туда рано утром, а возвращалась бы в город поздно вечером, весь день гуляя по старинному парку. …Но в это время тварь из далекого города в Европе будет вытягивать энергию и жизнь из очередных жертв. И этому пиршеству Изабелла должна помешать. Иначе и прогулка по безлюдным аллеям парка, и одиночество будут ей не в радость.

Неважно, что жертвами становятся искатели «счастливого билета», люди толпы, «чернь». Во-первых, и в толпе изредка попадаются люди — ведь не все жертвы твари были такими уж пропащими. Изабелла, при всей ее огромной «любви» к человечеству, отлично это понимала. Может быть, кто-то, к примеру, решил «заработать» денег на лечение — и даже не для себя, а для близких. Можно сколько угодно издеваться над любителями «халявы», но ведь не каждый может своим горбом заработать на дорогую операцию. Или на то, чтобы жить в нормальной квартире. Вот и хватаются люди за соломинку, полушутя заполняют анкету, надеясь на чудо в самом глубоком уголке души. Их желание сбудется. Со всеми «побочными эффектами», разумеется.

Во-вторых, «соискатели счастья» нужны твари только сейчас — для поддержания энергии. А потом будут и другие жертвы — если источник энергии для твари вовремя не рассмотреть и не уничтожить. И вот среди них наверняка окажется немало вполне достойных людей.

Поэтому нечего и думать о поездке в Павловск, не говоря уж о более далеких путешествиях. Об этом и мечтать нельзя. Точнее, уехать-то как раз, возможно, и придется — чтобы лицом к лицу встретиться с уже достаточно выбитой из равновесия тварью, если та не пожелает покинуть место своего обитания. А уж потом можно отправляться куда угодно, если «потом» наступит вообще.

Конечно, Изабелла отлично знала, как теперь зовут тварь. Но человеческие имя и фамилия никак не вязались в ее сознании с образом нелюди. Каким бы именем не звалось существо, выкачивающее из людей их энергию и саму жизнь, человеком оно уж точно не было.

…Изабелла вышла из вагона метро в вестибюль, осмотрелась. Мимо нее, едва не задев корзинкой, прошла полноватая женщина. Из корзинки, закрытой марлей, донесся жалобно-испуганный мяв. Вероятно, кота везли с дачных гулянок домой, в городскую квартиру. Должно быть, хозяйке пришлось изрядно попотеть, гоняясь за зверем по грядкам и клумбам.

«Ну, хорош плакать, приятель, успокойся», — Изабелла невольно коснулась сознанием кота, и тот и в самом деле затих на дне корзинки.

И как раз в этот момент — Изабелла была уверена, что ей это не почудилось — она заметила что-то настораживающее. Пассажир (или пассажирка), садившийся в вагон, меченым не был. Просто его аура сильно отличалась от того, что обычно можно встретить у людей. Такой могла предстать перед посвященными и сама Изабелла — если бы не было долгих лет, научивших ее не выделяться ничем, никогда и ни для кого.

Меченых здесь не было, поэтому Изабелла решила добраться до пересадочной станции. Уж там-то, в толпе, она обязательно встретит сегодняшнюю жертву.

Изабелла тяжело вздохнула. Пожалуй, нелюбовь к толпе у нее с юности. Слишком хорошо она все помнит — например, бешеную толпу в «городе света». Давно все это было, пора бы и позабыть — да как-то не получается. К тому же, именно тогда она и увидела впервые тварь. Только, разумеется, понять не могла, кто перед ней.

* * *

Париж, 21 января 1793 года.

— Везут, везут!.. — прошелестело по толпе.

В задних рядах началось какое-то движение, оно передалось тем, кто стоял ближе к помосту. Изабелле больно наступили на ногу, тут же она услышала:

— Простите, гражданка!

Сказавший это человек даже не посмотрел на нее, его мысли были заняты совсем не этим — похоже, он решился протолкаться к самому помосту.

И не он один, уже через минуту Изабелла почувствовала, что ее сжали со всех сторон. Ей неожиданно захотелось выбраться из этой душной толпы. Людской толпы, пришедшей посмотреть, как будут убивать человека.

Честно говоря, все слова о миге, который запомнит история, о последователях Брута, казнящих тиранов, ее нисколько не трогали. Такие речи горланили студенты на собраниях секций, и к ним можно было не прислушиваться. Те, кто поумнее, разъяснял на тех же собраниях, что казнь предотвратит большую кровь, что республика в опасности, и в такое время на одной чаше весов — жизнь всех, на другой — жизнь одного-единственного человека.

Речи выслушивали, ораторам аплодировали — а теперь, в это холодное январское утро, толпа горожан пришла на площадь Революции, в центре которой стоял помост со странного вида механизмом. Помост оцепили национальные гвардейцы в своей сине-бело-красной форме. Но и без них от сочетаний синего, белого и красного цвета рябило в глазах — ленточки или кокарды этих цветов виднелись почти на всех. Даже Изабелла ими не пренебрегла — прикрепила к платью патриотическую кокарду. На всякий случай.

Командир гвардейцев скомандовал что-то подчиненным, и те начали легонько теснить толпу. Напирали, впрочем, не сильно — ведь и гвардейцы, и их командир, и любой уличный зевака — все они были гражданами, равными среди равных. Гражданином ныне звался даже тот, чья голова должна была слететь с плеч — правда, был он осужденным гражданином.

— Ну что, скоро там? — бодро выкрикнул кто-то из зевак, обращаясь к гвардейцам. — А то уж заждались этого кровопийцу!

— Вчера он кровушку пил, а нынче из него кровушку выцедим! — заверил его приятель.

— Тише, спокойней, граждане! — увещевал один из гвардейцев расходившихся зевак. — Все увидите! А теперь — шаг назад, граждане! И еще! Вот так…

Толпа еще раз колыхнулась, и Изабелла оказалась плотно притиснутой к какой-то гражданке — судя по заплатанной одежде, та была из самых низов, из «добродетельных домохозяек», у которых дома, в общем-то, и не было — уж, скорее, конура.

Хотя эта женщина могла быть кем угодно — сейчас было модно рядиться под бедняков-санкюлотов. Да и безопаснее.

Мысли Изабеллы, прерванные движением толпы, потекли дальше. Честно говоря, она никогда не видела человека, которого сейчас везли через толпу, запрудившую площадь Революции, на казнь. При дворе Изабелла не состояла, хотя знала, что его величество, а в особенности — королева, — нередко посещали ее коллег по ремеслу. Вот только эти посещения, похоже, нисколько им не помогли. Быть может, они обращались к гадалкам просто так, ради развлечения.

Изабелла, или же, «мадемуазель Исабо», как назвали ее здесь, была именно гадалкой. Ее счастье, что она жила именно теперь, а не лет на сто раньше — тогда за такое и на костер можно было бы угодить. А сейчас гадание стало развлечением, и все больше и больше людей верили, что нет ни Бога, ни Дьявола, ни чудес. Тем более, республика эту веру всячески поощряла.

Но работать Изабелле не запрещали (хотя она свою работу не афишировала), к тому же, клиентов у нее было довольно много даже теперь. Все по мелочи — порча, любовный приворот. Это было при короле, это осталось и при республике. Разве что обращение поменялось — теперь положено всех называть гражданами. Так что нечему удивляться, когда очередная клиентка, смущенно улыбаясь, начинает просить: «Я знаю, что у моего мужа, гражданина Анри Леклерка, есть любовница. Гражданка, помогите его удержать…» А другая слезно просит навести порчу на гражданку Мари Эруэль, которая расстроила свадьбу…

Конечно, способностей у Изабеллы было куда больше, чем требуется для такой ерунды, как сглаз и приворот, но их лучше всего было не выставлять напоказ. Ее прабабка была сожжена на костре в Испании, и эта история, передававшаяся из поколения в поколение, стала залогом некоторой осторожности — даже когда бабка Изабеллы обосновалась в чуть более вольной Франции.

…Хотя в толпе было почти жарко, отчего-то сейчас Изабелла почувствовала, что на дворе — неласковый январь, а над городом дует холодный ветер. Она слегка повернулась — и встретилась взглядом с той самой «добродетельной домохозяйкой».

— Простите, милочка, если я вас толкнула, — сказала женщина, обращаясь к Изабелле. И это обращение, столь непривычное сейчас, и хорошо поставленный голос говорили только об одном — рядом с гадалкой стояла ряженая, возможно, даже из бывших аристократок.

— Нет-нет, ничего, — Изабелла кивнула, успев рассмотреть лицо еще не старой женщины с пронзительно-холодным взглядом синих глаз.

— Как вы думаете, мы все отсюда увидим? — продолжала «домохозяйка», слегка облизав губы.

— Да, — согласилась Изабелла, которой отчего-то сделалось очень не по себе — то ли от холода, то ли от ожидания казни.

Толпа еще раз качнулась, и Изабелла вместе со своей соседкой оказались в первых рядах, хотя, вроде, и не думали прорываться. Теперь помост был прямо перед ними, он виднелся из-за спин гвардейцев.

— Ну, сейчас… — пробормотала «домохозяйка», вновь нервно облизывая губы.

У лестницы, ведущей к помосту, появилась процессия. Ее возглавлял незнакомый Изабелле человек в форме гвардии, поодаль от него держались несколько штатских. А за ними конвоиры вели человека в белой рубахе, рядом с которым шел аббат, напутствовавший идущего на казнь.

— И вороньё при нем! — заорал кто-то в толпе. — И его побрейте, с королишкой заодно!

— Бритую макушку — под бритву!

— Смерть! — подхватили другие голоса.

Изабелле показалось, что орут все, но это было далеко не так. Кто-то мог и посочувствовать осужденному — если не словесно (это было слишком страшно), то хотя бы взглядом.

Ей хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать этого многоголосого рева. Но звук все равно проник бы в ее сознание:

— Смерть! Смерть Луи Капету! Смерть королям!

Толпа жаждала крови, жаждала невиданного доселе зрелища. Нет, конечно, все знали, что в Италии давно уже казнили преступников при помощи падающего топора. Но республика не просто взяла этот способ на вооружение, она усовершенствовала его, довела до идеала. Кто бы мог сомневаться — на то и республика, чтобы все в ней было совершенством!

Казалось, воплям не будет конца. Но, наконец, крики начали затихать, человек в форме, стоявший на помосте, подал знак рукой, и раздалась резкая барабанная дробь.

Наступила тишина.

Изабелла взглянула на помост. Тот, кто еще совсем недавно повелевал всей Францией, не выглядел величественно перед смертью. Он был испуган и растерян, чувствуя приближение смерти и уже потеряв всякую надежду. Одутловатое лицо, бледность — вот что бросилось ей в глаза в первую очередь.

Тем временем, один из штатских начал зачитывать приговор, составленный Национальным Конвентом. Перечисление злодеяний осужденного было не слишком долгим, казалось, самая большая его вина — в том, что он был королем Франции. Вероятно, так оно и было.

Оратор закончил зачтение приговора. Теперь Изабелла узнала его — это был один из вожаков митингующих толп, ныне, судя по всему, избранный в Конвент.

Теперь настала очередь финала.

Депутат конвента убрал бумагу, подошел к аббату, неприязненно спросил о чем-то (до Изабеллы, оказавшейся впереди, долетели слова «можно бы и быстрее…»)

А дальнейшее случилось в считанные минуты.

Осужденный в последний раз поцеловал крест, ему связали руки за спиной, бросили лицом вниз на гильотину. И оказавшийся на помосте высокий человек с испитым лицом дернул за рычаг.

Толпа замерла, по ней прошел вздох. Кажется, ахнули даже те, кто только что выкрикивал: «Смерть!»

Изабелла прикрыла глаза — а когда вновь посмотрела на помост, палач уже показывал окровавленную голову короля народу — перед тем, как бросить ее в корзину.

Это уже потом сочинят, будто аббат благословил короля, сравнив его с Людовиком Святым, это уже после станут говорить, будто сам король обратился с кроткой речью, простив всех своих врагов, как истинный христианский государь. Действительность была куда будничнее. И куда страшнее.

И снова толпа вновь разразилась буйными нестройными возгласами, качнулась вперед, к эшафоту, с которого сняли оцепление.

— Идемте же, я вижу, что вам тоже интересно! — соседка Изабеллы подхватила ее под локоть, и в следующий миг девушка оказалась почти что рядом с помостом, который уже не охраняли гвардейцы.

«Добродетельная домохозяйка» выхватила носовой платок и каким-то невероятным образом дотянулась до капель крови, стекавших по доскам эшафота.

— Это вам — за сожженных тамплиеров! — заорала она, подняв платок над головой, словно знамя. — Как вы с нами — так и мы с вами! Смерть! — орала она, приходя в безумный экстаз.

— Смерть! — подхватили стоявшие рядом. — Смерть Людовику! Смерть королям!

Казалось, безумие «добродетельной домохозяйки» передалось всей толпе, всем, кто сейчас окружал Изабеллу. Она хотела закричать — нет, не от ненависти, а от ужаса перед происходящим. Но вместо крика из ее горла вырвался хриплый кашель.

— Смерть! — продолжали орать в задних рядах. И теперь казалось, что это безумие воцарится на площади навсегда.

— Вы побледнели, гражданка? Уж не сочувствуете ли вы?.. — чей-то голос рядом привел Изабеллу в чувство, когда радостные вопли потихоньку начали замолкать. Рядом стоял мужчина в штатском, скорее, юноша — из тех самых, чьи глаза разгораются при одном только слове «революция». Этот, судя по всему, тоже был не из городской бедноты.

Девушка отрицательно помотала головой.

— Просто… мне холодно, — словно бы оправдываясь, сказала она.

— Вас проводить, гражданка? — участливо, но с некоторым подозрением спросил молодой человек, вовсе не рассчитывая услышать «да» — просто из вежливости.

— Нет-нет, я сама, — Изабелла отступила на шаг.

— Как вам угодно, — не слишком добро прищуриваясь, проговорил человек, после чего все же отошел.

Изабелла оглянулась по сторонам. Толпа начала редеть. «Добродетельной домохозяйки» видно не было — судя по всему, она удалилась, так и не спрятав свои трофей — пропитанный кровью казненного платок.

Изабелла вздохнула с облегчением. Сейчас для нее страшнее всего на свете было бы вновь оказаться рядом с этой сумасшедшей. Пожалуй, хуже могла быть только сама гильотина.

* * *

«Технологический институт» — очень странная пересадочная станция, которая не удивит разве что москвичей — им-то это не в диковинку. Два зала соединены переходами, с первой станции поезда идут по двум веткам на юг, со второй — на север.

Для того, чтобы понаблюдать за толпой, Изабелла устроилась в соединяющем залы переходе — там, около газетных киосков, вечно стоят ожидающие. Если договариваться о встрече на пересадочной станции, то лучшего места все равно не найти — тут уж ничего не перепутаешь.

Изабелла была совершенно неприметна в толпе, снующей налево и направо, хотя сама она отлично наблюдала за всеми. Среди ожидающих ни одного меченого не было — их счастье, молодцы, не клюнули на анкетку в газете. А ведь немалым тиражом вышел этот проклятый договор.

Эх, если бы показать всем ту самую тварь с фотографии в газете в тот самый день, когда Изабелла впервые повстречалась с ней! Если бы люди смогли увидеть это безумие, этот кошмар! Они, пожалуй, смогли бы остановиться, одуматься, понять, что получить что-то «на халяву» будет означать их гибель… Нормальные люди, пожалуй, смогли бы и одуматься. И лишили бы тварь ее пищи.

Увы, большинство не вспомнило бы даже, где и в каком году и кого именно казнили на площади Революции.

Из стоящего неподалеку милицейского поста вышел сержант, тоскливо оглядел тоннель, но ничего особенного не заметил. Изабелла знала, что здесь ее принимают за «черную», но кого это особенно волнует? У такой, как она, «пояса шахидов» явно не обнаружится. Да и вообще, она достаточно неприметна — по крайней мере, когда хочет добиться того.

Она подошла к киоску, выбрала газету «Новости иных миров» — самый приятный способ скоротать время, можно будет посматривать в газету, не забывая созерцать людской поток. Потом Изабелла подошла к барьеру около стены, где стояли еще человек пять, и углубилась в чтение. Ведь если в толпе попадется меченый, его можно будет почувствовать, такое видишь не глазами.

Газета была яркой, цветной, с большим портретом инопланетянина на первой странице. Первой шла статья, подписанная инициалами «А.П.» — автор очень толково и по существу доказывал, что катастроф в космосе было не больше, чем о том известно. Должно быть, статья была ответом на очередные вздорные слухи о догагаринских космонавтах, которые, конечно же, были загублены «злобными и бездуховными» Советами во имя «злой и бездушной» науки.

Потом, естественно, настал черед НЛО, экстрасенсов и прочих сенсаций, ради которых такие яркие газеты и покупают. К экстрасенсам в «Новостях иных миров» относились особенно бережно — целый разворот занимали ответы некоей колдуньи на письма читателей. Тут же было и фото самой колдуньи — по счастью, эта милая симпатичная русская девушка была совершенно непохожа на тварь. Может, и действительно нормальная светлая колдунья. А может, и нет, возможно, не было в реальности никакой девушки. Почему-то перед Изабеллой, пробежавшей глазами вопросы и ответы о сглазах, приворотах и народных заклинаниях, возник совершенно иной образ: небольшого роста седоватый человек средних лет, колдующий исключительно за клавиатурой компьютера. Зато свое колдовство он изучил в совершенстве, и (что для Изабеллы было самым важным) его статьи никому вреда не приносили. Что ж, по крайней мере, эта «потомственная колдунья» ни с кем из читателей контрактов не заключает.

Дальше следовал рассказ некоей совершенно неизвестной писательницы Ольги Линьковой. Возможно, это был псевдоним, но Изабелле показалось, что на свете и в самом деле есть такая девушка. Больше того, Изабелла интуитивно почувствовала, что эта самая Ольга, во-первых, близка к посвященным, во-вторых, вполне могла стать жертвой контракта с тварью. Конечно, была надежда, что ей в руки не попала та самая анкетка.

Рассказ был довольно слабоват — впрочем, Изабелла была избалована хорошими книгами. Это была история о некоей профессорской даче, где обнаружился переход в параллельный мир. Из перехода на свет божий полезли бесы и самые невообразимые твари, но, поскольку переход открылся именно в тот момент, когда на даче вовсю шла вечеринка в честь сдачи сессии внуком хозяев, люди и нелюди славно поладили на почве общей любви к выпивке. Правда, шум на даче перепугал соседей — но что ж тут поделать, во всем есть свои недостатки!

Тем история и заканчивалась, правда, внизу стояла надпись «продолжение следует».

И в тот момент, когда Изабелла готовилась перелистнуть страницу, она почувствовала — тот, ради кого она ждала, появился. Меченый! Очередная жертва контракта, заключенного с силой, которая «кидает» всех и всегда.

Изабелла оторвалась от чтения и осторожно подняла глаза. И поняла, что вполне здоровый и сильный человек, который шел через пересадочный тоннель, уже почти полностью выпит тварью. Жить ему осталось неделю, максимум — две. Но он, видимо, даже не осознавал этого.

Этому парню было около тридцати, и, судя по строгому деловому костюму, он работал в весьма солидной конторе. Правда, люди из самых солидных контор предпочитают ездить не в метро, но этот, должно быть, еще не успел заработать на машину.

Интересно, что он просил по условиям контракта? Должно быть, денежную работу и возможность не нуждаться в деньгах. Первое он уже получил, второе… Второе он получит в скором времени. И сам, наверное, очень быстро начнет о том догадываться. Впрочем, не начнет. Его жизнь прервется не через две недели, а прямо сегодня, пока еще тварь не выпила его жизнь до конца.

Изабелла пропустила меченого вперед, медленно сложила газету, мельком посмотрела на часы раздраженным взглядом (если кто-то наблюдал за ней в этот момент, то понял бы одно — человек, которого ждала эта женщина, не пришел на встречу). А потом «гадалка Исабо» неторопливо двинулась за намеченной жертвой. Парень как раз садился в поезд, шедший к югу.

В поезде Изабелла пристроилась рядом с парнем, который тоже достал газету — как она могла видеть, он читал какой-то деловой вестник. Молодой человек казался воплощением здоровья и того, что называется словом «респектабельность». Но гадалка видела нечто совсем иное — смятую, смертельно искалеченную ауру и тонкую ниточку, которая тянулась куда-то вдаль. И по этой ниточке потихоньку уходило то, без чего ни человек, ни даже животное не могут существовать, то, что гораздо важнее любой респектабельности и любых денег. По этому каналу из человека уходила жизненная энергия.

Парень убрал газету перед станцией «Автово». Изабелла вышла вслед за ним в зал с колоннами, которые, как казалось, были сделаны из стекла. Теперь было необходимо одно — не упустить будущую жертву, отследить путь человека до самого дома — а, судя по всему, он возвращался домой. А еще было необходимо не привлекать его внимания.

Эскалатора на станции не было, люди подымались по ступенькам. Изабелла, слегка отстав, наблюдала издали за молодым человеком. Тот двигался уверенной походкой, совершенно не подозревая ни о своей судьбе, ни о скорой смерти. Пожалуй, оно и к лучшему — пусть умрет в неведении. Так будет легче и для него, и для Изабеллы.

Выйдя из метро, будущая жертва перешла проспект, двинувшись к остановке маршрутных такси. На остановке скопилась небольшая очередь, пришлось встать рядом с ним. Впрочем, он ничего не заметил.

В маршрутке молодой человек протянул водителю крупную купюру, получив сдачу, не считая, положил ее в карман — в том тоже была уверенность человека, с недавних пор начавшего хорошо зарабатывать. Он будто бы говорил — что такое тысяча, это для меня не деньги! Настоящий богач обязательно пересчитал бы сдачу, да и не стал бы «засвечивать» деньги.

Маршрутка рванулась через мост к новостройкам, Изабелла, сидя около дверей, ждала момента, когда ее будущая жертва попросит остановить машину. Где-то внизу, около моста, остались кладбище и пустырь, маршрутка миновала заброшенный парк со стоящим на постаменте танком, а чуть погодя парень произнес:

— Мне здесь!

Голос у него оказался удивительно располагающим. Изабелла, сделав вид, что читает газету, внимательно посмотрела на него. И зачем только ему понадобился этот проклятый контракт?! Ведь вполне мог добиться всего, чего хотел, собственными силами! Решил таким образом подстраховаться? Или захотелось пошутить, похвастаться перед друзьями — вот, мол, мне высшие силы помогают! Дошутился, мальчик. Ты уже полутруп. И тебе совсем недолго до того, чтобы окончательно сделаться покойником. Даже если гадалка Исабо не вмешается в твою судьбу. Но знай ты обо всем — тебе самому захотелось бы, чтоб она вмешалась, да поскорей!

Маршрутка затормозила у остановки около огромной транспортной развилки, какие встречаются только в новостройках. Молодой человек перешел улицу и углубился в квартал пятиэтажек. Изабелла следовала за ним на некотором расстоянии. Сейчас она должна была наблюдать, действовать станет позднее. Конечно, можно было зайти в подъезд с парнем и быстро спровадить его несчастную душу на тот свет. Но как раз в это время люди возвращались с работы, а лишние хлопоты были совершенно ни к чему. Разумеется, отвести глаза очень просто, но Изабелле приходилось тратить на это довольно много энергии. Нет, она предпочитала, чтобы убийство оказалось чистым и стерильным. В любом случае, следствие наверняка установит, что у молодого человека водились неплохие деньги, что он был весьма неосторожен. Это и станет основной версией, тут сомневаться не приходилось.

Она внимательно смотрела, как парень набирает код замка в подъезде. Естественно, он не был осторожен и здесь — Изабелла, стоя метрах в семи, прекрасно поняла сочетание цифр. Вот, собственно, и все, что было ей нужно. Он явно пришел к себе домой, а не к любимой девушке — даже если он не покупал цветов, будущее свидание всегда оставляет легкий оранжевый след в ауре. В магазин он не заходил — выйдет ближе к вечеру. И, возможно, домой уже не вернется. Так что пока следовало купить в ближайшем ларьке минералки и посидеть на скамейке с газетой в руках. Он наверняка объявится. А если нет — можно повторить операцию завтра. Теперь это будет просто.

Предвидение — штука ненадежная, Изабелла об этом прекрасно знала. Поэтому, сидя на скамейке с газетой в руках (благо ранняя осенняя погода это позволяла), примерно часа через два она поняла, что меченый из дома не выйдет. Но это небольшая беда.

И все же главного она в тот момент не поняла.

Человек, ставший жертвой контракта с некоей госпожой Анной Дюпон, не вышел из дома и на следующее утро. Да и вообще не вышел.

 

Глава 4

Полоса везения

— Нам известно, что нам ничего не известно, — Рэкки оставалось лишь развести руками и процитировать Хайяма, когда выяснилось, что стало со вторым зомби. Точнее, самого зомби так и не обнаружилось — зато разрытая не слишком глубокая могила была в наличии. Обыск в квартире покойного (он жил один, поэтому квартира сейчас пустовала, хотя на нее готовились предъявить права какие-то из дальних родственников), принес единственный результат: анкету с вырезанным купоном — почти что двойник той анкеты, что обнаружилась в вещах умершей биологички.

— Зомби исчезли, где они обретаются — неизвестно никому, чего следует ждать — неведомо… — Продолжал Рэкки свою пессимистичную речь. Но на занудство или панику это похоже не было — сейчас шеф «Утгарда» был собранным, как никогда. — Задачку нам подкинули.

— Не скажи, что так уж ничего, — Корвин покачал головой. — Анкетки, контракты… Похоже на след, да и ты сам говорил, что мертвячиной тянет…

— Говорил, конечно. Только ты же отлично знаешь: зомби создаются не просто так. Обязательно нужна какая-то цель. Они выполняют волю создателя, а потом рассыпаются в прах. А здесь что мы видим? Больше похоже на результат хорошего проклятия, я бы это не стал сбрасывать со счетов. А анкетка — возможно, попытка сбить со следа.

— Выходит, их создатель знает о нас? Тогда сослуживцы этой Лидии Максимовны отпадают…

— Возможно, не о нас конкретно, — вступил в разговор Алекс. — Может быть, они предчувствуют, стараются подстраховаться. Да, вот что… Проверил я эту самую Анну Дюпон. Неофициально, конечно.

Рэкки развернулся к Алексу.

— Погоди-ка… Это через приятеля своего?

— Мысли читаем, — одобрительно усмехнулся Алекс. — Тот самый Жан из парижской «Стражи», с которым прошлой осенью приключилась замечательная история…

«Замечательную историю» приятеля Алекса из парижской «Третьей стражи» слышали уже все. Если бы он был просто магом из Светлых — все было бы ничего. Но парень был еще и историческим реконструктором, помешанным на эпохе наполеоновских войн. Возможно, это случилось из-за его возраста — в парижском отделе работали в большинстве весьма пожилые маги, и у Жана имелся некий комплекс. А может, просто увлекался историей.

Словом, к его мундиру наполеоновского гвардейца не смог бы придраться и сам император.

А в сентябре у таких, как Жан, наступают горячие денечки — они слетаются в Москву, дабы принять участие в реконструированном Бородинском сражении. Конечно, все происходит очень по-дружески — русские ребята (в зеленой форме) и французы (в наполеоновской) считают друг друга собратьями, а не противниками. Ну, и широкое застолье этому способствует, как же без него.

Вот застолье Жана и подвело. Сперва он долго выяснял, что такое «сходить за исчо», потом вызвался отправиться за порцией выпивки. Причем, почему-то, через кромку. И заблудился.

К своему удивлению, Жан, сойдя с кромки в реальность, столкнулся с компанией не очень-то трезвых мужиков, напомнивших ему о русских крестьянах той же наполеоновской эпохи. Компания оказалась малочисленной, и Жан наверняка ушел бы от них — да хоть через ту же кромку. Но он был уже порядком пьян.

Кончилось дело взятием «хранцуза» в плен и доставкой его (со слегка попорченной физиономией)… в ближайший лагерь «кутузовской армии». Бомжи, захватившие Жана, получили то, что хотели — водка в лагере была.

«Но я пару минут верил, что провалился во времени», — признавался потом Жан, и вот это показалось ему самым страшным.

— И что твой Жан?

— Да ничего, — Алекс помотал головой. — Не значится у них в архиве такая. Мы с Таней переслали факс с вырезкой из газеты — и ничего. В Сообществе Франции эта Анна Дюпон точно не состоит. Может быть, работает сама по себе…

— Придется делать официальный запрос в Париж, — пожал плечами Рэкки. — Там у них своих проблем полным-полно, а тут еще мы… Если даже ложная версия — и они, и мы будем иметь эту ведьму Дюпон в виду. И потом… Не думаю, что Жан или кто-то из них вообще знает всех участников Сообщества. В архивах много чего не значится.

— Например, про зомби, которых делают просто так, развлечения ради, — усмехнулся Корвин.

Упоминание о Сообществе — одном из злейших врагов «Третьей стражи» — навело его на неприятные мысли.

Почему-то непосвященные рассуждают так — если есть Светлые и Темные маги, то они должны драться между собой. А как иначе? Ведь одни, судя по всему, на стороне добра, вторые — слуги зла (и хорошо, если вообще не рабы).

В действительности все обстоит совершенно иначе. Цвет магии — это «цвет» энергии. Никакого отношения к войнам он не имеет. Что же добра и зла, то здесь и того проще: любой человек, будь он хоть Светлым магом, хоть самым простым горожанином, хоть даже верховным злодеем из голливудского фильма, полагает так — то, что мне нравится — это добро, то, что не нравится — это зло. И попробуйте к этому утверждению хоть как-то придраться!

Врагами «Третьей стражи» были вовсе не некие черные могущественные маги, вроде толкиновского Моргота. Да и лишенных разума чудовищ с кромки считать врагами было бы, по меньшей мере, неразумно. Вот двуногие прямоходячие — совсем другое дело.

Когда-то, во времена, которые мог помнить разве что Рэкки, среди тех, кого непосвященные называют магами, и в самом деле произошел раскол. Но вовсе не по цветам. Просто одни считали, что их способности могут принести пользу людям, другие тоже хотели пользы (то есть, тоже стояли за добро) — в основном, для себя. Первые со временем основали «Стражу», вторые стали Сообществом. Причем этих вторых было намного больше.

«Стража» как могла, пыталась отстаивать прогресс человечества, Сообщество в меру сил вредило прогрессу. Магов из Сообщества устроил бы феодальный мирок, где техника ограничилась бы автомобилями и железными дорогами. А все остальное можно было бы запретить как экологически вредное. Люди не должны думать о полетах, да и вообще не должны думать — так рассуждали вожди Сообщества. Люди должны подчиняться своим будущим хозяевам — догадайтесь, кому именно…

Если «Третья стража» работала скрытно, то Сообщество действовало почти что легально, особенно — в последние годы. Маги, колдуны и экстрасенсы не сходили с телеэкранов и газетных страниц, людей приучали верить в совершеннейшую чушь — и чем нелепее был слух, тем легче ему верили. На самом деле, эти самые газетные колдуны были лишь мелочью, их настоящие хозяева оставались в тени. И вот с этими хозяевами «Стража» вела незаметную войну — иногда очень даже кровавую… Хотя случалось порой и иное.

— Не думаю, что это развлечение — создать зомби, — улыбнулся Рэкки. — Это вообще в диковинку для здешних широт, тут вам не Африка. Кому они могли понадобиться? Давайте, прикинем…

— Но ведь их используют прежде всего для убийства, — слегка растерянно сказал Алекс.

— Вот именно. Для убийства. И зомби мог создать только сильный маг из Сообщества. Или — одиночка.

— Или — некая Анна Дюпон, — упрямо проговорил Корвин.

— Ладно, в любом случае эти живые мертвецы не смогут уйти далеко от города, — сказал Рэкки. — Скорее всего, припрутся к себе домой — если только перед ними не поставлена цель. Так что наша цель — наблюдать и быть наготове. Кстати, у нашего второго живого трупа врагов было не слишком много?

— Были, — проговорил Алекс. — Еще как были. И все до единого — с вот такими рогами! — он рассмеялся. — Наша опергруппа отчет делает — после опроса соседей, — так это не отчет, а какая-то сплошная камасутра. Получается, что в последние месяц-полтора этот мужик-гуляка стал секс-звездой — куда там какому-нибудь Сталлоне. А потом его машиной сбило. Причем водитель его не знал и виноват не был абсолютно ни в чем — просто пешеход решил пойти на красный.

— Мораль — не блуди, да не сбит будешь, — усмехнулся Рэкки. — А до того с ним такие загулы случались? Что там наш «Асгард» выяснил?

— Случались, — кивнул Алекс, единственный в кабинете представитель Светлого подразделения. — Но не до такой степени — это точно. А тут он вел разгульную жизнь, нисколько не скрываясь.

— Пока не погиб… — задумчиво сказал Корвин. — А в деньгах он, как я полагаю, не нуждался?

— Да нет, был вполне обеспеченным, причем всегда. Квартира небольшая, зато в очень примечательном доме в хорошем районе. И обставлена неплохо. Думаешь, его могли проклясть?

— Как раз не думаю. Если это обычное проклятие, пусть даже редкостной силы, нам надо принять — у этой биологички, «Тети Монстра», и у нашего второго покойничка был какой-то сильный общий враг. А на самом деле, их не связывает ничего, кроме вот этой анкетки…

— Ладно, инициатива наказуема, — начальственным тоном произнес Рэкки. — Раз ты, Кор, отстаиваешь версию с госпожой Дюпон…

— И я думаю, что это как-то связано… — поддержал приятеля Алекс.

— Вот раз оно так, то вам и карты в руки. Трясите французов насчет информации — любой, самой завалящей. А то скоро по Петроградской мертвецы стаями бегать будут.

Мрачное пророчество Рэкки не сбылось. Мертвецы по Петроградской бегать все же не стали, да и случаев с разрытыми могилами больше, вроде бы не было. По крайней мере, в тот день, а также на следующее утро. Больше того, оба зомби куда-то подевались — возможно, все же рассыпались в прах. Зато следующий вечер принес еще один странный телефонный звонок — на сей раз, от информатора из анатомического театра.

Информатор (как и прочие), разумеется, сразу же забыл о своем звонке. Но не о том, что увидел: все же случаев, когда вполне здоровый, полный сил и энергии молодой человек ни с того ни с сего лезет в петлю, не так уж много. И такие случаи выглядят не менее странными, чем появление зомби.

Особенно, если самоубийца — твой школьный приятель и живет буквально рядом. Патологоанатом, делавший вскрытие, был просто в шоке. Такого он ожидал от кого угодно — вот только не от Игоря. Никаких следов заболевания, ни малейшего намека на тяжелый недуг не было и в помине. К тому же, Игорь, который жил с доктором в одном подъезде, явно не страдал ни от несчастной любви, ни от отсутствия денег. Сам же похвалялся, что устроился в очень, очень прибыльную фирму. Но если не деньги, не несчастная любовь, не желание избавиться от мучительной болезни — что же тогда?

Патологоанатом не мог ответить на этот вопрос. А потом, как будто ни с того ни с сего, набрал номер мобильника…

* * *

Путешествие в мир, который назывался кромкой, было для Изабеллы делом обыденным, но все же сложным. По крайней мере, оставаться там слишком надолго она не могла — у нее немедленно начинался приступ беспокойства, сравнимый разве что с клаустрофобией. Непонятно, что было тому виной — реальные опасности, подстерегающие любого, кто сунется в этот мир, живущий рядом с человеческим, или же просто напряжение, при котором приходилось концентрировать свою энергию. Некоторым выход на кромку дается без труда, другие же после такого путешествия становятся похожими на полностью выжатый лимон — и ничего с этим поделать нельзя.

К тому же, далеко не все могут войти на кромку в любом месте. Даже в большом городе, где она наиболее ощутима и материальна, такой переход могут проделать единицы — Корвин или знаменитый контрабандист Ян, попортивший немало крови петербургской «Третьей страже» — это, скорее, исключения из правил. А Изабелла исключением не была.

Поэтому, взяв под наблюдение подъезд, в котором жил меченый, и не дождавшись его, она решила попробовать добраться для него через кромку. Но, увы, самая ближайшая точка, где можно было провести переход, располагалась метрах в пятистах от дома будущей жертвы — в парке, около постамента с советским танком, теперь почти уже заброшенным.

А пройти пятьсот метров на кромке, да еще днем — это было сложно и опасно. К тому же, Изабелла прочла памятную табличку на постаменте — именно здесь была зона боев, а парень жил в доме, построенном едва ли не на бывшей линии фронта.

Немного подумав, Изабелла отказалась от своего плана.

Ведь известно — чем более страшной историей обладало какое-либо место в нашем мире, тем больше шансов было встретить какой-нибудь кошмар в этой точке кромки. Место, где насильственно погиб человек, приобретало очень нехорошую ауру в мире кромки. Это — единичный случай. Что же говорить о линии фронта?! Или… (Изабелла невольно содрогнулась) о площади, где проводились казни?! Такое пространство не очистится и за сотни лет. Недаром кромка в Петербурге, городе, пережившем множество кошмаров, пользовалась не самой лучшей репутацией. Хотя есть на свете места и пострашнее.

Впрочем, спрашивать совета о том, как лучше проходить на кромку, Изабелле было не у кого — она всегда действовала в одиночку. А борьбу с тварью считала своей и только своей войной.

Внезапно она почувствовала что-то неладное. Как будто рядом с ней произошло нечто жуткое, ее самой нисколько не касающееся. Изабелла посмотрела в темнеющее осеннее небо, сделала несколько шагов к проспекту, по которому въезжал на мост трамвай. Нет, вроде все было в порядке… Тогда в чем дело?

Она огляделась еще раз. И вдруг поняла — импульс исходил от того самого дома, где жил меченый — человек, заключивший контракт с собственной смертью. Что же это значит? Погибнуть сейчас он никак не мог — тварь выпила его не до конца. Выходит, совпадение? Предположим, кому-то стало плохо, кто-то узнал по телефону тягостную новость, — да есть масса причин для таких импульсов. Человек впечатлительный, да еще и с непроявленными магическими способностями, вполне способен и не на такое. Правда, импульс беспокойства достаточно сильный…

Все эти мысли пронеслись в голове Изабеллы, когда она быстрым шагом двинулась к тому самому злополучному дому. Но это были мысли — а чутьем она уже поняла, что никакой случайности нет. В этом районе у нее нет знакомых и, тем более, близких людей. Она настроилась на меченого, на свою будущую жертву. Именно его эмоции она и воспринимала, и значит…

Беспокойство перешло в дикую, безнадежную тоску. У Изабеллы закружилась голова, ей пришлось остановиться, чтобы перевести дыхание. А потом импульс кошмарных эмоций неожиданно оборвался — осталась лишь головная боль.

Изабелла с трудом дошла до автобусной остановки, присела на скамейку. Мысли путались.

Что все это могло означать? Неужели этот человек погиб? Почему? По какой-нибудь нелепой случайности? Может, оно и так. Надо бы это выяснить. И почему ее так задел всплеск эмоций? Может быть, все дело в этом месте, где кромка и реальность существуют почти что рядом.

Нет, дело не только в этом. Просто сейчас она почувствовала слабый отголосок того, что должна была ощутить тварь, приготовившаяся закончить свою трапезу. Вот только неужели меченый сам догадался о будущей судьбе и решил покончить с собой? Такого поворота событий Изабелла не ожидала.

Почему-то ей не хотелось сейчас уходить. Но, здраво рассудив, что сегодня вряд ли труп будет найден, а завтра-послезавтра о самоубийстве (она почти не сомневалась, что это было именно самоубийство) будут судачить по всему кварталу, она решила отправиться к себе.

* * *

— Ну что, стажер Крутицкая, сегодня у нас по плану — осмотр места происшествия, — заявил Рэкки за завтраком. — Ты только не спрашивай, какого именно…

— А почему? — спросила Марина.

— А потому… — неопределенно махнул рукой Рэкки. — Потому что сперва нам надо плотно и хорошо позавтракать, а уж потом…

— …а потом осматривать комнату, где человек взял и самоубился, — услужливо подсказала Таня. — Не бойся, труп уже вывезли.

Рэкки разочарованно посмотрел на Таню.

— Ну вот, теперь Марина нормально пообедать не сможет. Эх ты!

— И ничего подобного, — заявила Марина. — Сами же говорите — бояться нужно не мертвых, а живых… Ну, если мертвые — не зомби, конечно.

— Правильно. И потом, Рэкки, забыл, что прошлой осенью Марина уже и не в таком участвовала?

— Да я так, не обращай внимания. А насчет зомби… Ты, Марина, мысли читаешь. Знаешь, Кор, если твоя версия верна…

— А что — тоже зомби? — спросил Корвин, еще ничего не знавший об утреннем звонке информатора.

— Вот именно, что нет. Можно бы и пропустить этот случай, но мне он показался очень неестественным. Звонил патологоанатом, которому попал на вскрытие его бывший одноклассник. Такое дела.

— То есть, он хорошо знал этого самоубийцу?

— Именно. И знал, что вешаться не было ни единой причины. То есть, все у человека шло просто замечательно — отличная работа, деньги, начали появляться какие-то деловые связи, похоже, у парня случился серьезный роман с дочерью начальника, причем, вроде бы, не только по расчету… В общем, все было просто замечательно. А теперь подумаем, что меня так насторожило.

— То, что все это «хорошо» случилось в последние месяцы? — неожиданно выпалила Марина.

— Мысли читаешь, стажер, — кивнул Рэкки. — Два месяца назад этот парень занял очень престижную должность. И пошла полоса невероятного везения. А теперь он взял и повесился — от большой радости, надо думать.

— А под каким видом мы явимся? — спросила Марина.

— Это на месте решим, не переживай, — кивнул Рэкки. — Об иллюзорке я позабочусь, тебе надо будет только участвовать в осмотре. Может, заметишь что-нибудь важное. И потом, квартира, скорее всего, будет пустой. Следствие проводилось, но спустя рукава — это явное самоубийство. Да, вот что — он оставил предсмертную записку.

— Обвиняющую во всем Анну Дюпон? — предположила Татьяна.

— Обвиняющую весь белый свет. Только обвинение было написано до нашей эры. «Все суета сует, и всяческая суета». И ни слова больше.

Квартира и в самом деле оказалась пустой, поэтому иллюзорка не понадобилась. Что же до набора отмычек, то он был «стражникам» совершенно без надобности — почти в любую квартиру можно было приникнуть с кромки. А заодно это давало картину происшествия, которой был лишен любой следователь.

— Придется осторожничать, — предупредил на всякий случай Корвин. — Ты, Марина, иди за мной след в след, Алекс будет в арьергарде.

Марина знала, что этот дом построен в таком месте, где лучше всего на кромку не ходить. Ни днем, в самое опасное время, ни даже ночью. Но выбора сейчас не было.

Рэкки остановил машину около самого подъезда. Сейчас во дворе было немноголюдно, но все равно следовало отвести глаза прохожим — на всякий случай.

— Все, заходим, — скомандовал шеф Темных. — По лестнице поднимаемся быстро, старайтесь прислушиваться и смотреть в оба.

На кромке дом тоже был невысоким, но абсолютно другим. Никакого кодового замка в подъезде не было и в помине — дверь висела на одной петле. А само здание выглядело так, будто через него и в самом деле прокатилась линия фронта — оно было серым, с потрескавшимися кое-где стенами, целых окон не оказалось вообще.

— Одно хорошо, на кромке тут точно никто не живет, — проговорил Корвин. — Теперь — по лестнице — и в квартиру. Рэкки знает, куда.

Они бросились вверх по выщербленным ступеням с такой скоростью, словно бы от этого зависела их жизнь. Возможно, так оно и было — поднимать панику по пустякам ни Рэкки, ни остальные опытные сотрудники «Стражи» не стали бы.

Марина, прежде чем нырнуть в подъезд, бросила последний взгляд на унылый, без единой травинки, двор — так он выглядел на кромке. В последнюю секунду ей показалось, что они упустили нечто важное, какую-то деталь, от которой зависело их расследование. Но это было, скорее, предчувствием, неясным подозрением. Девушка решила сказать об этом потом, когда они выйдут с кромки.

Она едва не спотыкалась, прыгая через ступеньки, где-то на середине лестницы ей показалось, что все пространство заполняется едким удушливым дымом, дышать было невозможно.

Они влетели в квартиру, если можно так назвать помещение без дверей, без намека на обои, с мутными осколками стекол в окнах, с кучами мусора на полу.

Девушка закашлялась — запах дыма теперь казался просто невыносимым. И в этот момент она сделала еще один шаг — и едва не налетела на шкаф с одеждой, появившийся словно бы из ниоткуда.

Видимо, Марина не расслышала команду: «Выходим!»

— Осторожней, так можно и лоб расшибить, — оказавшийся рядом Алекс удержал ее от падения. — Всё, теперь осматриваемся, принюхиваемся, и не следим.

Последнее было самым важным, поэтому Марина так и осталась стоять в самом центре хорошо обставленной комнаты.

Здесь было все — «домашний кинотеатр», компьютер с широким экраном, рядом были аккуратно сложены диски — видимо, хозяин увлекался компьютерными играми. Пожалуй, розовые обои не говорили о его хорошем вкусе, да и мебель показалась Марине какой-то слишком уж современной. Уюта в этой комнате не наблюдалось.

— Самоубился он, судя по всему, здесь, — Рэкки показал на карниз. — Из окна соседнего дома увидели, что творится нечто странное. Милицию догадались вызвать уже потом. Хотя ничего это уже не изменило.

— Посмотрим, что делается в письменном столе, — пробормотал Корвин. — Если там только найдется эта анкетка…

— А сейчас эта квартира кому принадлежит? — спросила Марина.

— Вообще-то, жил он один, — проговорил Рэкки. — С родными был в ссоре. Вообще-то, живут они в одном из соседних домов — но поплоше. Так, что, вероятно, теперь будет их жилье. Слабое утешение.

— Пожалуй, — согласился Алекс. — Да он, судя по всему, вообще был нелюдимом…

— Скорее, хотел общаться с теми, кто выше рангом, — усмехнулся Рэкки. — Этот самый словоохотливый патологоанатом в школе был с ним дружен — не разлей вода. А дошло дело до института — они стали даже не приятелями, а просто знакомыми. Так, «здравствуй — прощай». Оно и понятно — один экономист, второй — так себе доктор.

Марина еще раз осмотрелась — что-то показалось ей странным. И лишь через минуту она сообразила, что именно.

В этом доме практически не было книг. Ни одной. На книжной полке были диски.

— Опять громко думаешь, — усмехнулся Корвин. — Такие, как этот Дима Коробейников, если и читают, то для того, чтобы было о чем поговорить в своем кругу, предстать умным. А для этого достаточно и Интернета.

— Кстати, неплохо бы посмотреть, не отметился ли он в «Лайф джорнал», — сказал Рэкки, осторожно просматривая содержимое одного из ящиков стола. — Он мог заняться саморекламой, вполне в его духе…

— Посмотрим, — неопределенно ответил Корвин. — Вдруг что-нибудь и найдется.

— Самое странное здесь одно, — произнес Алекс. — Как хотите, такие люди не вешаются. Этого просто не могло быть. А значит…

— Значит, кто-то или что-то заставило его повеситься, — уверенно сказал Рэкки. — Кстати, вот, кажется, и оно, — с этими словами он вытащил прозрачную папку с вырезанной журнальной статьей. — И одного купона с анкетой недостает.

— Вот вам и зомби… — почти весело ответил Корзин. — Значит, верная версия.

— Верная-то она верная, только остальные двое не вешались. Нет, тут какая-то другая штука. Но анкетку к делу приобщим, будем иметь в виду. Понятно только одно — никто самоубийства не инсценировал, повесился он сам. Иначе энергетика квартиры была бы совершенно другой…

Рэкки был уже готов объяснить, какая именно должна быть энергетика, но его слова заставили Марину вспомнить свои смутные подозрения.

— Погодите… Мне кажется… — она смущенно замолчала. Все-таки, ее версии наверняка будут неправильными — здесь же настоящие «стражники», а она — всего лишь стажер.

Однако Рэкки замолчал, внимательно глядя на нее.

— Ты продолжай, если что заметила, — ободряюще сказал он.

— Нет, не заметила, а просто почувствовала… Когда только-только на кромку выходили… — она все же смутилась окончательно.

— Да тут на кромке что угодно может твориться, — начал было Алекс, но Рэкки перебил его:

— Марина, продолжай. Какая-то опасность?

— Мне показалось, что за этим домом кто-то наблюдал. Причем, не с кромки, а как бы на полпути…

— Сейчас наблюдали?

— Нет, несколько дней назад… Да это, наверное, ерунда…

— Ерунда? Ну-ну, — Рэкки улыбнулся. — Ты всегда говоришь, «наверное, ерунда», если заметила что-то дельное. Значит, кто-то наблюдал за домом из «полумглы», зайдя на кромку так, чтобы не пострадать. У нас таким искусством владеет Кор. И где тебе это почудилось? Около подъезда?

Марина кивнула.

— Отлично. Спускаемся вниз — в том же порядке, а потом мы с Кором на минутку задержимся и очень внимательно осмотрим местность. Кажется, стажер Крутицкая, вы напали на какой-то интересный след.

Путь назад — по руинам лестницы — показался Марине куда быстрее. Она даже не успела наглотаться запаха дыма и гари, которые, вероятно, присутствовали в этом месте кромки всегда.

— Выходим! — скомандовал Алекс.

И мир внезапно обрел свой цвет и форму. Двор заполнился деревьями с уже начавшими желтеть листьями, стало чуть теплее, а небо оказалось синим, таким, каким оно бывает ранней осенью.

И дома были вполне нормальными, даже элитными, и уж, во всяком случае, не походили на развалины.

— Не хотелось бы здесь жить, — слегка поморщился Алекс. — Давай пока в машину. По моему, тебе надо глотнуть кофе.

Термос с горячим кофе, запасенный Алексом, и в самом деле оказался в машине. И это было правильно — краткое путешествие на кромку подействовало на Марину угнетающе, а горячий ароматный напиток вернул ее к жизни.

Но минута, во время которой Корвин и Рэкки собирались осмотреть местность на кромке, растянулась почти на полчаса. Даже Алекс стал слегка нервничать. Пробормотал:

— Запаздывают они что-то…

Помолчал, потом произнес свое:

— А вот был такой случай… Да ладно, потом как-нибудь расскажу…

Правда, очередной анекдот из жизни приятеля Алекса Марина все равно не смогла бы дослушать, поскольку через полминуты около автомобиля оказались Рэкки и Корвин — с почти что довольными лицами.

— Ну, стажер Крутицкая, за интуицию тебе — пять с плюсом! — заявил Рэкки. — Представь себе — был здесь след. Пришлось пройти чуть подальше, к парку. Кстати, наше путешествие повторять никому не посоветую. Но около этого дома действительно наследили. В основном — не на кромке и не на границе, а в нашей реальности. И как хочешь, это не случайность. Причем, если бы это был просто человек…

— А кто это был? — спросила Марина.

— Вампир и сильный маг. Причем, довольно необычный, похоже, с очень своеобразными способностями. Еще день-два — и никаких бы следов не осталось. А теперь… Считай, у нас теперь есть зацепка. Глядишь, и весь клубок размотаем.

 

Глава 5

Парижские воспоминания, петербургские встречи

— И не знаю, что такое делается! — старуха в очереди в кассу всплеснула руками, обращаясь к своей приятельнице. — Молодые, чего им не жилось — мрут!

Приятельница важно кивала, сжимая в руках пакет и не забывая посматривать по сторонам — нет ли рядом тех самых «молодых», которым так сочувствует соседка, а если есть — не те ли это треклятые наркоманы, которым ничего не стоит вытащить у пенсионерки последние гроши.

Подозрительных молодых людей поблизости не было, поэтому можно было продолжать спокойно слушать дальше.

— Вот рядом, во втором подъезде, — горестно продолжала старуха, — ведь двадцать шесть лет парню было. Вроде, и не пил, и одевался прилично…

Рассказчица замолчала, давая собеседнице возможность оценить ситуацию.

— И чего случилось-то?

— Да повесился — вот чего! Взял — и повесился! — возвысив голос, проговорила старуха.

— А от чего это он? — собеседнице было глубоко наплевать на старухиного соседа, однако же требовалось поддержать разговор. К тому же, чужая беда всегда вызывает любопытство — вполне, кстати, здоровое.

— А вот и гадай, чего! — ответила соседка самоубийцы. — Вроде, говорят, какую-то записку он оставил. Вроде, что-то из Библии…

— Значит, секта, — непререкаемым тоном заявила вторая пенсионерка. — Ох, много их сейчас развелось. Вот был бы Сталин — всю бы эту заразу перестрелял…

Что именно имелось в виду под «этой заразой», так и осталось тайной — то ли расплодившиеся секты, то ли хулиганы-наркоманы, а может быть, и те, кто установил такие мизерные пенсии.

Изабелле, стоявшей за старушками, было совершенно все равно, кого еще они намеревались обвинить в своих несчастьях. А вот их разговор о «молодых, которые мрут, как мухи», оказался куда более занимательным. Хотя, пожалуй, это — последнее, что она слышит о своей несостоявшейся жертве.

То, что ее жертва уже мертва, она точно выяснила еще вчера — достаточно было повертеться около дома. Но вот с чем связано это самоубийство, она не знала. Можно было предположить, что этот парень был уже полностью выпит тварью — тогда вполне понятно, что он должен умереть. Те, кто заключил контракт, умирали о самых разных причин, могли и покончить с собой — ничего удивительного в том не было. Но этот человек, как предполагала Изабелла, должен был служить пищей для твари еще неделю, и никак не меньше. Получается, что жертва сама выполнила ее работу? Выходит, что так оно и есть.

В таком случае, твари сейчас должно быть очень плохо. И это не могло не радовать.

Но было в этой истории и нечто другое, совсем уж странное. Поскольку Изабелла — скорее, из любопытства — установила наблюдение за домом самоубийцы, она не пропустила и неожиданных визитеров. Кем могли быть эти люди, проникшие в подъезд не обычным путем, а через иную реальность, она не могла даже предполагать. Ясно было одно — их сила не имела ничего общего с людской. К тому же, аура одного из посетителей казалась очень похожей на ту, которую Изабелла случайно увидела в метро.

И этот визит очень настораживал.

Кем бы ни были загадочные посетители квартиры самоубийцы, ясно одно — они имели какое-то отношение или к несостоявшейся жертве, или… к твари. И самым разумным будет держаться от них как можно дальше.

Любопытство — это, конечно, хорошо, но Изабелла твердо решила заняться поиском других любителей счастья «на халяву», а этот случай оставить. Наверняка тварь сейчас высасывает жизненную силу не меньше тридцати человек в этом городе, все они — уже покойники, и нужно лишь одно — добраться до них, да поскорее.

Поэтому метро осталось ее главным наблюдательным постом.

А поскольку читать здешние газеты — удовольствие ниже среднего, Изабелла поневоле погружалась в воспоминания. Но и в них особой радости было мало — так или иначе, все они были связаны с тварью.

* * *

Париж, лето 1793 года.

Нельзя сказать, что Изабелла слишком интересовалась всем происходящим — но события вторгались в ее жизнь сами по себе. Прежде ее клиенты (а чаще были все-таки клиентки) обращались с просьбами о приворотах или, в крайнем случае, о здоровье, но сейчас наступило время иных запросов. Все чаще и чаще плачущие женщины просили Изабеллу узнать о судьбе ушедшего на войну жениха, мужа или брата.

И часто, слишком часто, гадалка Изабо видела в магическом кристалле смерть. Говорить об этом прямо не было никаких сил. В конце концов, не всякое гадание должно обязательно сбыться, и она о том знала. Так что приходилось отвечать уклончиво: «Есть горестные предположения, но есть и иные… Как говорится, звезды только предполагают…»

Как ей хотелось изменить эти страшные судьбы — но как это сделать, она не знала. Да и если бы знала, это мало чем помогло бы ей — такая магия не под силу простой гадалке.

А другие новости, вторгающиеся в ее жизнь, были и тем более неутешительными. Цены повышались, в стране зрели заговоры и восстания, казалось, что республика катится к скорой гибели. Изабелла с содроганием вспоминала то, что творилось на площади в день казни, и думала, что, может быть, оно и к лучшему.

Ту старую ведьму, которая повстречалась ей на площади в тот день, Изабелла больше не видела. И дорого заплатила бы, чтобы никогда больше не видеть.

А события творились самые жуткие. Многих из тех, кто полгода назад отправил на эшафот короля, уже не было в живых. Вожаки республики схватились друг с другом не на жизнь, а на смерть, — и часть из них была побеждена. Те, кто не догадался вовремя сбежать из Парижа, отправились к палачу — вслед за казненным королем.

Изабелле приходилось старательно изображать из себя добродетельную гражданку, так что поневоле нужно было слушать, что говорят другие. Слушать — и молчать. К тому же, ее дело вполне могло оказаться под угрозой — просто, потому что слишком много было вокруг юношей с горящими глазами, произносящих: «Друг Народа считает, что нужно казнить ровно двести шестьдесят тысяч контрреволюционеров — и республика победит». И кто-нибудь из них мог бы пронюхать о гадалке. Ведь если отменен Бог, то должен быть отменен и Дьявол. А ведь известно, что гадание — от Дьявола, о том же говорят и церковники. И раз оно так, то гадательное ремесло должно быть упразднено. Что будет при этом с самой гадалкой, можно было сказать без всякого дара предвидения — она моментально лишится дохода, да еще и станет «подозрительной личностью». А с «подозрительными» в последнее время обходились без церемоний.

В один из жарких июльских дней в дверь квартиры, где жила Изабелла, постучали.

Она открыла — на пороге стояла девушка лет двадцати пяти — примерно одного с нею возраста.

— Мне рекомендовала вас Эжени Люшар, — быстро проговорила посетительница.

Это было одним из условных паролей и, одновременно, рекомендацией — Эжени Люшар была одной из самых давних клиенток Изабеллы. В свое время «мадемуазель Изабо» избавила ее мужа от тяжелых запоев и загулов (что было не так-то уж и сложно), а теперь Эжени была готова направлять к гадалке новых и проверенных клиенток.

— Проходите, — кивнула гостье Изабелла, подметив, что та чувствует себя неважно — причиной тому могла быть уличная духота. К тому же, посетительница была явно чем-то взволнована, но это нисколько не удивляло — редко кто ходит к гадалке от слишком хорошей жизни. Да и у кого сейчас есть такая роскошь — слишком хорошая жизнь?!

Гадалка предложила посетительнице садиться, внимательно глядя на нее. Высокий лоб, платье мрачного тона — довольно дорогое, не всякая девушка сможет позволить себе такое. И волнение, волнение — отчего?

Гостья вздохнула, собираясь с мыслями.

— Я должна вас сразу предупредить — я не верю ни в какие гадания, но…

Вступление было многообещающим — обычно клиентки Изабеллы готовы были поверить во что угодно, даже в то, чего нет. «Не верит… Скажите-ка пожалуйста, а что она, в таком случае здесь делает?» — подумала гадалка. Но поспешно прощаться с посетительницей ей не хотелось — дела сейчас шли хуже, чем когда-либо, и лишние деньги вовсе не стали бы лишними.

— Я прошу вас успокоиться, — проговорила она, — а тогда можете рассказать, в чем дело, гражданка…

— Успокоиться? — на бескровных губах незнакомки появилась слабая улыбка. — Боюсь, это не в моей власти. Хотя вы правы, сударыня, спокойствие — это то, что мне как раз необходимо.

Изабеллу насторожил не столько взволнованный топ посетительницы, сколько это подозрительное обращение — «сударыня». Неужели она забыла о всякой осторожности?

— Вы полагаете, я собираюсь спрашивать о своей судьбе? Это не так, — произнесла незнакомка, словно бы читая ее мысли. — Мне безразлично, что станет со мной.

— Это — неправильно, гражданка, — покачала головой Изабелла. — Так не следует говорить, я думаю, вам помог бы один отвар. Он горьковат, но вам станет немного легче, — не дожидаясь просьбы, она отправилась на кухню, оставив посетительницу в гостиной.

Зелье, которое она подала гостье, было и в самом деле отвратительным на вкус — но, кажется, посетительница почувствовала себя немного лучше. По крайней мере, она перестала постоянно наморщивать лоб и теребить длинные рукава платья и сложенный веер.

— Возможно, вас удивит, но тот, о ком я хочу спросить, связан с врачеванием, — слегка улыбнувшись, произнесла девушка.

— Вот как? Он — близкий вам человек? — спросила Изабелла.

— Не совсем… То есть, нет, — ответила гостья. — Но мне необходимо узнать о его судьбе.

— В таком случае, опишите его, — попросила Изабелла. Словесный портрет, который могла бы дать посетительница, был ей совершенно без надобности. Зато в этот момент ее клиентка сосредоточится на его образе, и в ее разуме возникнет картинка, которую можно будет увидеть и гадалке. Все прочее — дело техники. Магические кристаллы, карты — это вещи, которые в принципе не нужны. Но отказаться от них Изабелла не могла — в будущем таким бесцельным вещам придумают название «имидж».

Лицо, которое предстало перед мысленным взором Изабеллы, ни в коем случае нельзя было назвать приятным. Человеку было к сорока, и похоже, он страдал какой-то тяжелой болезнью. Хищный нос и колючий взгляд сочетались с довольно низком лбом. Злоба и угрюмость — вот, пожалуй, самые основные его черты.

— Кто он вам? — еще раз невольно спросила Изабелла.

— Имеет ли это значение? — вопросом на вопрос ответила посетительница.

— Как вам угодно, не хотите — можете не говорить… — пожала плечами гадалка. — Теперь расслабьтесь и сосредоточьтесь.

Она подумала, что посетительница не только не считает этого человека любимым — похоже, она искренне его ненавидела! Вот с таким отношением Изабелла сталкивалась впервые.

— По-моему, вам хочется его смерти, — не удержалась она, пока зажигала самодельные ароматические свечки — опять же, ради антуража.

Посетительница с минуту молчала, потом произнесла:

— А так ли это важно? И, учтите, я вам все равно не верю до конца, но мне сейчас нужен и ваш ответ…

— Верить или нет — ваше дело, гражданка, — строго сказала Изабелла. — Но я должна видеть его образ…

Неожиданно картинка в ее сознании начала наливаться темно-красным. Такое могло случиться — если клиентка и в самом деле ненавидела того, о ком спрашивала. Но Изабелла видела подобное впервые.

— Да вы желаете его смерти! — воскликнула гадалка. Гостья молчала, сжав губы.

Теперь нужно было взять в руки магический кристалл — не более, чем обломок чистого горного хрусталя, но он действительно помогал Изабелле, точнее, придавал уверенности при ее работе.

И первое, что она почувствовала — скорое приближение чужой смерти. Вероятно, тот, о ком спрашивала посетительница, и в самом деле был на расстоянии шага от могилы. Притом, смерть его должна была наступить не от болезни…

— Если вы желаете его смерти… Если вы действительно желаете… — тщательно подавляемое раздражение вырвалось, наконец, наружу, Изабелла решила на сей раз пренебречь своей мягкосердечностью и сказать все, что увидит и почувствует.

— Да… я готова услышать, — проговорила посетительница. — Что… с ним… станет?..

— Он умрет, — спокойно сказала Изабелла. — Умрет в ближайшие недели. — Причем, его жизнь кто-то прервет. Либо он погибнет на войне, либо… — она замолчала, потом резко закончила:

— Либо его казнят.

— Возможно, — гостья кивнула, оставшись спокойной. — Но насколько точно то, что вы говорите?

— Вполне достаточно, — сухо произнесла Изабелла. Она отложила в сторону кристалл, но ощущение чужой смерти не прошло, скорее, оно усилилось. Она с беспокойством посмотрела на свою посетительницу. Та смотрела на нее почти без волнения, скорее, умиротворенно.

И в ее улыбке гадалке почудилась смерть — причем, не только для того, кого настолько ненавидела ее гостья.

Провожая посетительницу, она даже не спросила о деньгах — настолько ей хотелось отправить восвояси беспокойную клиентку. Но та оказалась предупредительнее, передав ей кошелек с деньгами. Изабелла пересчитала их только после того, как дверь за клиенткой закрылась.

В кошельке оказались деньги, которые Изабелла обычно получала за десяток сеансов. Но деньги сейчас нисколько ее не радовали — она чувствовала, что сейчас, именно в этот момент, ее коснулась смерть. К тому же, гадалка внезапно почувствовала слабость и головную боль.

И лишь ближе к вечеру, готовясь засыпать, Изабелла с ужасом поняла, что знает, о ком именно спрашивала ее посетительница. Это имя без страха могли произнести разве что бедняки — из тех, кому нечего терять, — либо сторонники этого жуткого человека.

«Она собралась убить его?! — думала Изабелла о клиентке. — Она же погубит и себя, и многих других. Такого убийства не простят никому. А если он не будет добит — тогда весь Париж умоется кровью».

Ей хотелось найти свою посетительницу, во что бы то ни стало отговорить ее от страшной затеи. Но это было невозможно — дар предвидения не дает возможности найти адрес того, кого хочешь увидеть.

А на следующий день искать гостью стало уже поздно.

Пожалуй, единственной случайностью во всей этой истории было то, что в тот вечер Изабелла оказалась на улице Кордильеров — и именно в тот момент, когда перед одним из скромных домов собралась нешуточная толпа. Гадалка хотела пройти мимо, но любопытство все же пересилило.

Из толпы послышались какие-то крики, что именно кричат, разобрать было невозможно.

— На фонарь ее!.. — расслышала, наконец, Изабелла нечто членораздельное. — Немедленно, сейчас же — на фонарь!

«Кого бы это они? — подумала она. — Неужто, поймали кого-то из прусских шпионов?»

Она подошла поближе, тем более, что никто не обращал на нее внимания — всем, сгрудившимся около дома, было сейчас не до того.

— Простите, гражданка! — пробежавший мимо жандарм грубо толкнул ее — не со зла, просто он очень спешил.

— Убийцу должно судить! — заорал он, скрывшись в толпе. — Именем республики — прекратить самосуд! Кто не подчинится — тот враг революции!

Эти возгласы, вроде бы, подействовали отрезвляюще — по крайней мере, толпа начала расступаться.

— Приказываю — шаг назад! — слышалось в толпе; похоже, жандармам приходилось работать локтями.

— Что случилось? — спросила Изабелла, подходя ближе и обращаясь ко всем и ни к кому. Ей ответили сразу несколько человек, стоявших с краю и не принимавших участие в потасовке с жандармами.

— Как, вы еще не знаете, гражданка?!

— Только что, буквально несколько минут назад…

— …Убили Друга Народа!

— Его зарезала проклятая аристократка!

— Да будь она проклята! Если бы не жандармы, ее бы разорвали на месте!

— Ну, ничего, голову с плеч теперь ей сбреют!

— Мало! Слишком быстро!

Люди как будто получили возможность выговориться — и вовсю пользовались этой возможностью.

Изабелла, похолодев, вспомнила вчерашнюю встречу. Убит Друг Народа! Один из самых кровожадных вождей — даже она, не вдававшаяся в тонкости политики, прекрасно это понимала! И значит…

— Говорите, аристократка? — обратилась она к человеку, одетому как мастеровой, стоявшему ближе всего.

— Да кто ж еще она будет?! Только такая тварь и могла… Да сами на нее поглядите!

Как раз в этот момент жандармам окончательно удалось совладать с толпой и отбить жертву народного гнева. Женщина, убившая Друга Народа, была растрепана, похоже, «революционные гражданки» успели расцарапать ей лицо, пока их увещевали жандармы — но не узнать свою вчерашнюю гостью Изабелла не могла.

«Вот, значит, как… — с ужасом думала она, видя, как женщину уводят, оттесняя от разъяренной толпы. — Выходит, я была соучастницей. Но никто об этом не знает? Или — нет?!»

Она была готова со всех ног бежать к Эжени Люшар, просить, чтобы та держала рот на замке. Но сейчас же Изабелла поняла, что тут никакие просьбы не будут нужны — Эжени и самой совсем не нужно соучастие.

— Друга Народа убили. Что же теперь станет? — вполне серьезно спросил молодой человек, стоявший рядом с ней. По лицу парня было видно, что он вот-вот готов разрыдаться.

— Ты прекрати такие разговоры, — строго сказал его приятель чуть постарше. — Республика выживет, она покарает убийцу. И тех, кто ее вдохновлял — тоже!

Изабелла смотрела на все это, не зная, что и думать. Видимо, ее лицо приняло совершенно растерянное выражение.

— О, вот и вы! Я знала, гражданка, что мы с вами еще свидимся! — а вот от обладательницы этого голоса гадалке захотелось бежать, причем немедленно. — Жаль, что мы с вами не оказались поближе, а то эти клуши только и способны, что царапаться! — с презрением сказала та самая ряженая «добродетельная домохозяйка», которая не раз являлась Изабелле в кошмарных снах. Теперь она была одета еще хуже — едва ли не в какое-то вретище, — и смотрела на Изабеллу вполне безумными глазами.

— О, я знаю, что мы с вами на пару ее бы просто разорвали, — продолжала ряженая.

Изабелла хотела промолчать, но невольно, словно бы язык ей не подчинялся, пробормотала:

— Убийцу покарает суд…

— Именно, — поддакнула «домохозяйка», чьи седые или же просто выбеленные пряди выбились из-под чепца. — Именно — ее покарает революция. И ее, и всех, кто оказывал ей хоть какое-то содействие, — она заговорщически подмигнула Изабелле, да так, что у той по спине пробежали мурашки. — Завтра ее осудят, послезавтра — всё! — она провела рукой по горлу. — А будете ли вы присутствовать на казни? — поинтересовалась вретещница.

Ответ Изабеллы оказался почти нечленораздельным — вроде «не решила пока».

— А вы, милочка, возьмите, да и придите, — улыбнулась ей ведьма. — У нас там отличная компания подобралась! Уже многих в небытие проводили! Или вы так не считаете, и верите в бога? — она рассмеялась.

Изабелла кивнула, намереваясь уйти. Да и толпа начала редеть — многие отправились к тюрьме, требовать немедленной и жестокой расправы над убийцей Друга Народа.

— Приходите! — закричала ей вслед ведьма. — Там будет интересно!

«Откуда она могла знать? Откуда?!» — стучало в голове Изабеллы, когда она шла домой. И кто она, эта странная женщина во вретище, с голосом, который можно было бы даже назвать красивым, говорящая так, как не может говорить простая парижская домохозяйка? Почему она запомнила Изабеллу? Что она еще знает? Неужели прослышала о вчерашней встрече с этой убийцей? От кого?

Ответов на эти вопросы не находилось. Изабелле было бы проще предположить, что безумная старуха (а может, и не такая уж старуха) просто читает ее мысли. О том, что подобное может быть, Изабелла слышала от своей матери, когда та учила ее гадательному ремеслу. Но сама она ни с чем подобным не сталкивалась.

Она вернулась домой, тщательно заперла дверь — после начала революции воры и грабители в Париже расплодились в невероятном числе, никакая гильотина не помогала — да и не тащили их на эшафот. Потом, сев в кресло, глубоко задумалась. Эта безумная знает ее в лицо. Возможно, знает о ней гораздо больше. Но, вроде бы, проявляет дружелюбие. Почему? Зачем ей нужна гадалка?

Была ли сегодняшняя встреча случайностью?

Ответа на этот вопрос, да и на остальные, Изабелла не знала. А ночью ей вновь снились кошмары. И главной героиней кошмаров была все та же безумная «добродетельная домохозяйка», на сей раз — совершенно лишенная всяческого дружелюбия, да и человеческих черт — в кошмаре она сорвала маску, под которой обнаружилось полусгнившее лицо с копошащимися личинками. К Изабелле тянулись мохнатые трехпалые лапы, а бежать она отчего-то не могла…

— Я знаю, кто сообщница убийцы, — шипела тварь, подбираясь ближе. — Именем революции и республики, пора попробовать и твоей крови, жалкая гадалка!..

Мохнатая лапа зажала Изабелле рот, она попыталась закричать — и проснулась в холодном поту… Оказалось, что просто неудобно легла — было трудно дышать. Да и в комнате стояла обыкновенная летняя духота.

Изабелла долго ворочалась с боку на бок, пытаясь снова заснуть. Нет, ее кошмары объясняются очень просто, она почти убедила себя в этом. И все же, ощущение какого-то чужого враждебного присутствия не проходило — оно сделалось лишь сильнее…

* * *

Вот именно — присутствие врага… Неужели эти люди, которые гонятся за дармовым счастьем, не ощущают, что за ними начинают следить чьи-то очень злые и враждебные глаза? Почему Изабелле это доступно, а им — нет?

Глупо было задавать такие вопросы. Тем более, что она прекрасно знала ответ. У этих людей не было способности различать магию, не было чутья — это во-первых. А во-вторых, тот, самый последний из меченых, судя по всему, заподозрил неладное — и ему этого хватило.

Изабелла была уверена — нужно отыскать еще десять или пятнадцать жертв контракта, и тварь непременно даст о себе знать. И тогда…

Что будет тогда, она пока что представляла смутно. Но твердо знала одно — когда она в очередной раз встретит тварь, у нее хватит сил и умений ее уничтожить. И навсегда обезопасить этот мир. И тогда можно будет просто жить. Ну, если, конечно, к таким, как Изабелла, подходит это слово.

«А почему бы и нет? — размышляла она. — Чем я отличаюсь от обычных людей? Долговечностью? Так это замечательно! Бывать на солнце неприятно, что верно, то верно… Но чтобы сгореть от первого же лучика — это байки! Пить людскую кровь? Но разве это обязательно?! Она уже давно привыкла к крови животных, к тому же, и доза требуется не слишком большая… А в остальном она — вполне нормальный человек, — ну, если не считать некоторых умений и способностей».

Сегодня она все же позволила себе день отдыха. Точнее, полдня.

Погода стояла пасмурная, хотя и было еще довольно тепло, но на город неотвратимо надвигалась осень. Откуда-то с залива дул прохладный ветерок, но здесь, за домами, он почти не чувствовался.

Изабелла прошла мимо собора с рвущимися в небо куполами — и вовсе ее не начинало корчить возле церкви, все это — тоже из разряда баек. Проходя мимо консерватории, она остановилась у памятника Глинке, услышав громкий разговор. Она взглянула на стоящих около памятника людей — нет, оба были самыми обыкновенными, ни один, ни второй не стали жертвами контракта.

Гадалка прислушалась, не сразу уловив английскую речь.

— Это памятник одному из наших величайших композиторов… — терпеливо, и, похоже, в десятый раз втолковывал один из собеседников. Второй — лысоватый человек средних лет — внимательно слушал, важно кивая. По повадкам Изабелла тотчас же признала в нем американца.

— Да, я, кажется, понял, что он — один из величайших русских, — говорил недоумевающим тоном лысоватый. — По мне хотелось бы знать, кто он? Политик, военный деятель…

— Композитор, — безнадежно отвечал его гид. — Композитор…

Он оглянулся, словно ища поддержки.

Изабелла слегка улыбнулась — ей показалось, что она поняла, в чем дело. Будь этот турист кем угодно — дело показалось бы сложнее, но американец…

«И как они живут, бедные? — подумала она. — Нет уж, закончится вся эта история — можно будет податься куда угодно, только не в Америку! Ведь этот тип наверняка закончил университет, и не самый худший…»

— Позвольте мне вмешаться в ваш разговор, — обратилась к ним гадалка. Оба повернулись к Изабелле: американец — с недоумением, русский — с надеждой.

— Все очень просто, — продолжала Изабелла, стараясь медленно и понятно произносить каждое слово. — Он, — гадалка кивнула на памятник, — великий композитор. В Америке был свой великий композитор — Элвис Пресли…

— О, он сочинял песни?! — восторженно произнес американец.

— Примерно, — Изабелла улыбнулась, незаметно подмигнув русскому.

Американец стал немедленно щелкать фотоаппаратом, желая запечатлеть «русского Элвиса Пресли».

— Спасибо, — сказал гид, а потом, перейдя на русский, добавил:

— Иначе мы бы часа два здесь стояли. Это — тихий ужас!

— Понимаю, — тоже по-русски ответила она, — насмотрелась в свое время.

Она еще раз улыбнулась — и прошла мимо. Конечно, можно было бы беседовать и дальше — но сейчас ей хотелось побыть одной.

Не доходя до моста, Изабелла перешла улицу и двинулась вдоль набережной канала — к Новой Голландии.

В Петербурге больше всего ей нравился именно этот уголок. Если пройти чуть дальше, откроются ворота, на которые можно любоваться часами. Туристов здесь почти не бывает, да и вообще это очень малонаселенный район. Пожалуй, только Павловск был столь же приятен для нее.

Изабелла уже представляла, что она остановится на набережной, будет смотреть на красную арку, окруженную деревьями, на облака, медленно проплывающие над нею… И, быть может, она придумает, что станет делать потом, когда тварь отправится в небытие. Почему-то ей хотелось остаться именно здесь, в неродном для нее, холодном и туманном городе. Может быть, он вообще привлекает таких, как она?

Да и вообще — рядом с этими воротами, около набережной канала ей казалось, что в мире нет и не может быть никаких тварей. Что-то одно должно существовать на свете — или существа, подобные Анне Дюпон, или такая вот красота…

Но сегодня, похоже, был не ее день. Изабелла остановилась на набережной, глядя на Новую Голландию, и в этот момент рядом раздался не слишком-то мелодичный голос:

— А что-то я тебя прежде здесь не видел!

Высокий парень в черной куртке смотрел на нее, слегка прищурившись, отчего его взгляд казался насмешливым.

Изабелла внимательно посмотрела на него, уже готовясь ответить «молодой человек, вы, видимо, обознались», — но поняла, что он обращается именно к ней. Этот парень, хотя и выглядел вполне по-человечески, принадлежал к людской расе лишь номинально. Как и она сама.

— Похоже, ты кого-то ищешь. Или — чего-то, приключений, например, — продолжал парень довольно дружелюбным, но все же насмешливым тоном. — Может, тебе помочь?

 

Глава 6

Ерундовая анкетка

— Инициатива наказуема, — в который раз повторил Рэкки. — Поэтому…

— Может быть, я туда отправлюсь? — на сей раз Марина решила, что с обычным для нее смущением пора покончить. Она здесь не первый месяц работает, кое-что понимать научилась.

— Думаешь? Ну да, вообще-то, ты с прессой связана была, как я мог это упустить. Но учти, придется применять еще и иллюзорку, и внушение, причем — одновременно. Управишься?

— Ну, в Англии как раз такие задания и были, и — ничего, — ответила Марина, стараясь все же не выдать своего смущения — все же, сама вызвалась на задание. Пусть оно и рутинное, но провалить его нельзя никак.

Разговор шел в столовой, как чаще всего и было. Рэкки обожал обсуждать служебные дела за обедом, а в самом отделе он гораздо чаще вел речь о каких-нибудь очередных компьютерных наворотах — причем половину слов Марина, как ни старалась, понять не могла.

— Хорошо, поступим так, — решил он. — Ты на задание пойдешь, но не одна, — он строго посмотрел на девушку, и она поняла — возражать бессмысленно. — Тебя будет контролировать Корвин…

«Ну вот, и опять мне не доверяют, — мысленно вздохнула Марина. — Конечно, ведь не забыли, как я весной вела „самостоятельное расследование“»…

Рэкки только головой покачал.

— Во-первых, будешь настолько громко думать — провалишь все. Во-вторых, весной ты работала на удивление удачно — даже не можешь представить, насколько хорошо. В-третьих — я сказал, что Корвин будет тебя контролировать. А это совершенно не значит, что он станет выполнять твою работу. Если хочешь, это — группа поддержки. Моральной. Почувствуйте разницу!

Обижаться на начальство было просто глупо. Но именно сейчас Марина поняла, что взвалила на себя непосильную задачу. Обычно при всякого рода официальных беседах иллюзоркой занималась не она. А вот сейчас… Ведь еще придется и беседу поддерживать, и на Кора иллюзорку накинуть… И как с этим быть?!

Вероятно, думала она снова достаточно «громко», но на сей раз Рэкки не стал ей за это пенять. Наоборот, улыбнулся и сказал:

— Управишься, стажер Крутицкая, даже не сомневаюсь…

Речь шла о посещении рекламного отдела того самого журнала, который разместил анкету госпожи Дюпон с предложением «счастья — всем задаром».

Если бы «Третья стража» была вполне официальной структурой, вроде ФСБ или милиции, это и заданием-то не считалось бы: просто пришли, поговорили, все выяснили в пять минут — и о׳кей.

Но сейчас все обстояло иначе. Вряд ли редакция станет сообщать кому ни попадя данные о тех, кто размещал в журнале рекламу. А значит, надо накинуть илюзорку и заставить рекламщиков разговориться — если они представят, что перед ними не некая девушка Марина, а следователь, дело быстро пойдет на лад. Или же, можно попробовать внушение — это тоже неплохой вариант.

— Ну что, начнем, не теряя времени, — Корвин при разговоре Марины и Рэкки хранил молчание, будто бы и ни при чем, теперь же настала его очередь. — Для начала попробуй навести иллюзорку на меня.

Это было самым сложным. Ну кто, скажите на милость, будет разговаривать с парнем, который похож на хиппи — да нет, не похож, а самый настоящий хиппи и есть! Такому бы на концертах веселиться или стоять около рок-магазина и спрашивать у себе подобных: «А мелочи немного не найдется?»

В мелочи Корвин не нуждался, хиппи на самом деле не был, но кому же такое докажешь?! А значит, нужно набросить на него личину. Чтобы выглядел вполне солидно и респектабельно.

С третьего раза у Марины получилось соответствующее заклинание. То есть, самом по себе заклинание произносить было даже ни к чему — достаточно повторить его мысленно, суть от этого не меняется. Но при этом нужно представлять определенный образ, а вот это было гораздо сложнее.

Корвин хмыкнул, усмехнулся.

— Знаешь, по-моему, все хорошо, но так я очень похож на Хлестакова. Сорок штук одних курьеров… Давай-ка немного посолиднее. Чуть потолще, немного более уверенный вид.

Только минут через пять он произнес:

— Ну, вот так оно лучше… Теперь берись за себя.

И еще пятнадцать минут Марине пришлось входить в избранный образ — женщина средних лет, с высокой прической, одевается модно, но неброско, черты лица — незапоминающиеся, волосы — светло русые…

— Ну, Маринка, это что-то с чем-то! — вошедшая в столовую Таня прервала ее упражнения.

— Нормально-нормально, — отмахнулся Корвин. — Это всего лишь репетиция.

— Браво, входим в роль! — Татьяна захлопала в ладоши. — Поздравляем с избавлением от нашего класса нашу замечательную классную руководительницу, дорогую Марину… э-э, твое отчество не помню… В общем, просто о-кей!

— О-кей, — смущенно подтвердила Марина. — Наверное…

— Это еще не все. Не забудь про внушение и про то, что рекламщики должны накрепко забыть наш визит, — безжалостно заявил Корвин. — Да, иллюзорку поддерживать все время — и твою, и мою. Я — только наблюдатель.

— Ну, ребята, не буду вам мешать, — Татьяна демонстративно уселась за другой столик, но нет-нет, да и посматривала в сторону младшей подруги.

Примерно через час Корвин сказал, что все готово, можно спокойно ехать в редакцию.

— Главное — держись уверенней, — напомнил он, когда они садились в машину. Но по дороге Кор смотрел в окно, курил, поблагодарил водителя и сказал, что ждать, в общем-то, недолго. То есть, вел он себя так, словно не сомневался в результатах. А вот у Марины сомнения были, притом — очень большие.

— Ну, теперь — начинай, — кивнул Корвин девушке, стоя около машины. И Марине ничего не оставалось делать, как проговорить заклинание иллюзорки, стараясь сделать все именно так, как было прорепетировано. Она оглянулась на спокойно стоящего рядом Кора — кажется, все прошло удачно.

Заклинание иллюзорки — штука достаточно коварная, особенно для начинающего мага. Он-то видит реальный облик, а то, что получилось в результате заклинания, смотрится, как неясный и расплывчатый образ. Станешь приглядываться к Корвину как следует — иллюзорка исчезнет полностью, и перед глазами предстанет тот самый улыбчивый парень, похожий на хиппи или на толкиениста, которого Марина видела каждый день.

А уж о себе и говорить нечего! Тут надо полагаться только на интуицию… ну, и на горький опыт, естественно.

Корвин слегка кивнул, кажется, на сей раз все было удачно.

— Начинаем, — слегка улыбнулся он.

Внушение Марине удавалось гораздо лучше. Кстати, она опробовала свои способности к внушению как раз во время упомянутых Рэкки событий весны. Правда, вспоминать об этом она не хотела, но в том, что касается внушения, все было как раз удачно — она могла заставить собеседника рассказать все, что нужно (если информация не заблокирована в мозгу), а потом заставить забыть о том, что кто-то задавал какие-то вопросы.

Но тогда ей не приходилось поддерживать собственную, да вдобавок еще и чужую иллюзорку, она могла быть сама собой. Теперь все было гораздо сложнее.

Правда, рядом находился Корвин, но он, в случае чего, не станет ей помогать — таков уговор.

Решительности Марины хватило на то, чтобы переступить порог, небрежно кивнуть охраннику, произнеся:

— Нам — в рекламный!..

— Это — на третьем этаже, — сказал охранник, даже не спросив, к кому именно и по какому вопросу пожаловали посетители. Возможно, здесь так было принято, но, вполне вероятно, некоторую роль сыграла именно иллюзорка.

Это немного улучшило настроение Марины, и, поднимаясь по лестнице, она чуть-чуть успокоилась.

— Вы — по поводу модульных объявлений, — девушка, которая была явно младше Марины, оторвалась от компьютера (Марина краем глаза заметила, что на экране был пасьянс, который мгновенно улетучился).

— Не совсем. Нам бы поговорить с вашим руководителем, это — серьезный заказ, — сказала Марина, строго посмотрев на любительницу компьютерных игр.

— Понимаю, — пискнула девица, — сейчас посмотрю, Яков Аркадьевич, кажется, занят.

Занят! Вот только этого Марине и не хватало для полного счастья! Значит, придется поддерживать иллюзорку минут пятнадцать, а то и все полчаса! Она столько не выдержит!

Но Корвин, стоявший рядом с ней, сохранял полное спокойствие.

Между тем, девица впорхнула в неприметную дверь, оттуда послышались приглушенные голоса.

— Минут через двадцать, — она выскочила из кабинета.

Марина была готова скрежетать зубами от злости.

— Вы пока посидите, вот последний журнал — только сегодня в киосках, — щебетала девица. Диван был расположен так, что оттуда не было видно экрана компьютера.

— Передайте Якову Аркадьевичу, что дело — совершенно неотложное, — ледяным тоном произнесла Марина. На самом-то деле она была готова провалиться сквозь землю от стыда и смущения. — От этого зависит жизнь вашего журнала… который только сегодня появился в киосках, — добавила она, наконец-то задействовав внушение.

Девица послушно вскочила вновь.

На сей раз голоса в кабинете звучали раздраженно. Но Марине удалось добиться результата — Яков Аркадьевич, строгий пожилой мужчина в деловом костюме и при галстуке, все же появился на пороге кабинета.

— Вы ко мне? — спросил он, недоверчиво глядя на посетителей.

— К вам, — сухо кивнула Марина. — Именно к вам. По поводу объявления некоей Анны Дюпон, — на сей раз внушение пришлось усилить. Яков Аркадьевич был натурой весьма недоверчивой, к тому же у всех работников рекламы есть некая особенная гордость.

Как правило, два отдела газеты или журнала — рекламный и редакционный — смотрят друг на друга слегка свысока, примерно как Светлые и Темные в «Третьей страже». Журналисты считают рекламщиков занудами, отнимающими место, где можно было разместить массу интересных материалов. А рекламщики посмеиваются над редакцией, в глубине души считая журналистов дармоедами — они не приносят доходов, а лишь отнимают место.

При этом друг без друга существовать они не могут, и прекрасно это понимают.

— Так что вам угодно?.. Мы не… — начал Яков Аркадьевич. Но тут же неожиданно понял, что беседа с этой строгой дамой имеет некое государственное значение. Он несколько побледнел, вероятно, вообразив, что деньги на рекламы Анны Дюпон шли из фонда какого-нибудь бен-Ладена, а он, начальник рекламного отдела, умудрился просмотреть этот факт.

— Можете быть спокойны, конкретно к вам у нас претензий нет, — быстро проговорила Марина. — Нам нужно знать очень четко только одно — Юридический адрес подателя объявления. И фактический адрес — безусловно тоже.

— А вы уверены, что претензий не будет? — подавленно спросил Яков Аркадьевич — даже под сильным внушением он старался заботиться о своем детище — отделе рекламы.

— Уверены. Но вы очень нас обяжете, — кивнула Марина.

— Хорошо. Одну минуту, — Яков Аркадьевич был уже готов зайти в свой кабинет, но этого ему позволять как раз и не следовало: внушение лучше всего действует именно в присутствии объекта.

— Идемте вместе, — почти что по слогам сказала Марина. — За посетителя не беспокойтесь, он ничего не заметит…

— Не заметит, — повторил рекламщик, после чего деревянной походкой двинулся в кабинет. Марина последовала за ним.

Вот теперь ее задача усложнилась: нужно было взять на себя еще и посетителя — худощавого молодого человека в щегольском костюме, который, не замечая вошедших, стал рассматривать что-то в папке с бумагами. Для верности Марина решила заставить его сосредоточенно рисовать что-нибудь в блокноте, и посетитель — судя по всему, дорогой заказчик, — потянулся за карандашом.

— Теперь найдите адрес, — проговорила Марина.

Яков Аркадьевич поспешно полез в шкаф.

К счастью, рылся он там недолго — соответствующая папка лежала не на самом дне. И это было просто замечательно — нервы Марины были уже на пределе.

— Вот оно, можете записать. Только это адрес представителей Анны Дюпон в Петербурге, — Яков Аркадьевич положил на стол договор.

«Международная академия гео-информационных и экологических наук», — прочла Марина. Она быстро переписала адрес, потом внимательно посмотрела на рекламщика:

— Вы забудете о нашем визите сразу после нашего ухода, — внятно проговорила она. — Договор можете положить на место. Всего доброго…

Последнее было совершенно излишне — вот на такой вежливости можно было завалить всё внушение. Но, к счастью, в этот раз обошлось.

Девице за компьютером также было приказано всё забыть, после чего Марина и Корвин едва ли не бегом спустились по лестнице.

— Ну, я же говорил — побольше уверенности, — бодро произнес Корвин, когда они оказались в салоне неприметных «Жигулей» и больше не надо было думать ни о внушении, ни об иллюзорке. — И все у тебя отлично прошло, зря переживала. Я бы тоже поверил, что ты из ФСБ. Или — из налоговой…

Но его последние слова Марина уже не слышала. Она заснула моментально, стоило оказаться на сиденье автомобиля. Последние минуты поддержки иллюзорки отняли все ее силы.

Чуть позднее, в курилке, которая располагалась в подвальном этаже офиса «Третьей стражи», состоялся такой разговор.

— Ну, и как, много пришлось подправлять?

— Знаешь, Рэкки, не слишком, хотя пришлось. Надеюсь, ты ей не скажешь?

— Ну, что ты! Она должна быть уверена — все делала сама и только сама. Я уж думал, ты возьмешь на себя всю иллюзорку…

— Знаешь, я тоже сперва так решил. Так ведь нет — она управилась на девяносто процентов, я сам не ожидал!

— Зато теперь будет спать сутки… Ну да ничего, лиха беда начало. Давай лучше подумаем вот о чем, — Рэкки сделал глубокую затяжку. — Как бы нам разобраться с этой «академией». Догадываешься, откуда там ноги растут?

— Да уж не без того. Значит, все-таки наши друзья из Сообщества!

— А кто ж еще! «Академия» — вывеска излюбленная, если не сказать — банальная.

— Учти, Марину я в этот гадюшник не потащу, — решительно сказал Корвин.

— А и не надо. Если вообще туда нужно тащиться. Можно сделать проще — сообщить в Москву, господину руководителю Сообщества Цыбуленко, заявить, что тут без его соизволения организована фабрика зомби — пускай сами разбираются. Им сейчас лишний скандал ни к чему.

— А ты уверен, что без соизволения? — задумчиво спросил Корвин. — И потом — если сейчас у нас с ними перемирие…

— Ну, мира не было и не предвидится, — Рэкки невесело усмехнулся. — Дело-то не в том. Трясти этих «академиков» можно хоть сейчас — Сообщество от них, если что, открестится. Вот чего я и в самом деле не понимаю — как это они так себя подставили? Может, безо всякой задней мысли решили за денежки поработать посредниками? Тогда нам ничего не обломится. Да, и еще, Кор — как-то беспокоит меня эта история с вампиром и самоубийцей. Может, мы вообще на ложном пути, а эта Анна Дюпон — отвлекающий маневр. Как полагаешь…

— Но анкеты были у всех…

— Именно. Чтобы сбить нас со следа, пока не выяснилось, что ларчик просто открывается… Ладно, черт с ним, проверим все версии.

* * *

Если бы Рэкки или Корвин знали, что именно творится в одной из квартир в центре города, не так далеко от офиса «Стражи» как раз в тот момент, пока они мирно беседовали в курилке, они бросились бы туда со всех ног. Вероятно, проникли бы в квартиру через кромку, насмерть перепугав женщину, сидевшую за столом над газетами, выхватили бы из ее рук некий журнал, а потом накрепко заставили бы забыть все глупости. Но…

Вечно оно вмешивается в ход событий, это самое «но».

… Раиса Ивановна гордилась тем, что ее принимают за старшую сестру или подругу ее дочери. В каком-нибудь клубе она вполне могла танцевать с ровесниками Кристины, а заодно — лихо болтать на том странном языке, который ныне считался молодежным жаргоном. И одевалась Раиса Ивановна вполне современно — любая молодая модница позавидовала бы.

Словом, некоторые основания считать себя подругой своей дочери у Раисы Ивановны были, притом она уверилась, что у них с Кристиной друг от друга — никаких секретов.

Кристина на сей счет была немного иного мнения, но мама этого просто не хотела замечать.

Собственно, все и началось с этих самых секретов. Нежданно-негаданно Кристина стала замкнутой и нелюдимой, молча сидела за учебниками все свободное время (чего раньше не наблюдалось), причем — на излете каникул! А Раиса Ивановна слышала от нее только лишь: «Да нет, мам, все нормально!»

В том, что происходит на самом деле, Раиса Ивановна разобралась довольно быстро. Был у Кристины парень, была лучшая подруга… Дальше можно и не продолжать!

Раиса Ивановна растила дочку без отца, и уж кто-кто, а она могла понять горе Кристины, посочувствовать, просто поговорить. Вот только дочка ни на какие разговоры не шла, и все у нее было «нормально».

Вот в момент невеселых размышлений и попались Раисе Ивановне журнал и анкетка.

Она пробежала глазами текст, усмехнулась про себя — какой только ерунды не понапишут. Потом она задержала взгляд на портрете Анны Дюпон и надолго задумалась. Слишком располагающей была внешность у этой уже не очень молодой, но, безусловно, красивой женщины.

«Так, ну и какие чудеса нам обещают? — подумала Раиса Ивановна, теперь уже со всем вниманием просматривая анкету с контрактом. — Выиграть в лотерее, иметь средства, чтобы купить машину? Да что они все о деньгах да о деньгах! Вот если было бы так — чтобы моя дочь всегда меня понимала!»

Такого пожелания в анкете не оказалось. Но Раиса Ивановна поспешила слишком строго осуждать заботу о материальном — были в анкете и вещи духовные. К примеру, найти настоящую романтическую любовь до гробовой доски. Или — попроще — встретить много новых друзей.

Раиса Ивановна вдруг поняла, что не хочет сама заполнять анкету. Гораздо лучше сделать так (хотя, конечно, глупости все это… но у госпожи Дюпон такой ясный, одухотворенный взгляд… вдруг она и правда кое-что умеет?..): взять Кристинину фотографию, наклеить, и подчеркнуть те пункты анкеты, которые одобрила бы и сама дочка. А уж кому не знать, что ей действительно нужно, как не Раисе Ивановне?!

А потом… Эта самая госпожа Дюпон пишет, что желания начнут сбываться сразу же, как только письмо с анкетой дойдет до нее, а то и раньше — ведь она же экстрасенс высшей категории. А что, если попробовать? Вдруг у Кристиночки все пойдет совершенно замечательно — вот тут и можно вытащить из небытия журнал: смотри, доченька, ты это видишь?

А если даже и не выполняет эта госпожа Дюпон никаких желаний, а девочки что-то само начнет налаживаться — и тогда журнал тоже пригодится.

Раиса Ивановна еще раздумывала об этом, а ее рука, словно бы сама собой, потянулась к ножницам. Все прочее было делом техники.

И через час письмо оказалось в почтовом ящике, поскольку никто в этот момент Раису Ивановну не перехватил.

Вот единственное, что не смогла рассчитать Раиса Ивановна — так это собственных способностей, — не магических, разумеется. Она терпеть не могла разные сюрпризы, особенно если речь шла о собственной дочери.

Она стоически держалась целые сутки, убрав анкету с вопросами в ящик письменного стола. Но, видимо, просто от отправки письма не зависело ничего — на следующий день Кристина пришла из школы сама не своя.

На вопрос матери: «Ну, как там твое ничего?» — дочка пробурчала свое обычное: «Да нормально», — после чего немедленно вынула учебники и уселась за письменный стол. А в телевизионную программку даже не заглянула, что характерно.

— А в школе все в порядке? — продолжала Раиса Ивановна уже чуть строже.

— Да. Вот, реферат надо по истории делать, — бросила Кристина, не отрываясь от книг.

— Да на компе же у тебя масса готовых рефератов, сама скачивала, — Раиса Ивановна понимала, что дело вовсе не в учебе, но как-то сразу перейти на личное не решалась и она.

— Да я смотрела, там всякая ерунда! Не зачтут, да и все, — для Кристины в последние дни это был рекорд словоохотливости.

— Какая хоть тема? — продолжала расспросы мать.

— Великая Французская революция, — проговорила дочь, давая тем самым понять, что разговор исчерпан.

— Уж и не знаю, чем помочь, — Раиса Ивановна наморщила лоб, силясь вспомнить, когда это была Великая Французская революция. Ну, вроде, тогда Бастилию взяли, а потом… Парижская коммуна… Да, еще Гаврош… Вроде, что-то про бои на баррикадах… А после генерал де Голль. Нет, де Голль — он, вроде, был потом. А Наполеон — это до или после?

Последнюю фразу Раиса Ивановна задумчиво произнесла вслух.

— Во время — а потом после, — голос Кристины нельзя было посчитать выразительным, но постаралась ответить с некоторым ехидством. — А если дата рождения — то как раз до.

— Вон оно как, — Раиса Ивановна постаралась запомнить эту интересную подробность из жизни французского императора, но все тотчас же вылетело из головы. — Ну ты же знаешь, вечно у меня — история с географией…

Кристина благоразумно хранила молчание.

— А вообще, знаешь, от всех этих дат башня может съехать, — развивала Раиса Ивановна свою мысль. — Как вообще-то дела…

— Ну, как всегда, — дочку уже стало тихонько раздражать такое внимание матери. Кристина пожала плечами, надеясь, что сейчас ее все же оставят в покое.

— Я же знаю, сейчас тебе немного трудновато, — Раиса Ивановна не собиралась отступать.

— Ну, еще бы! — Кристина ткнула пальцем в кипу учебников. — Если бы только с историей!..

— Вот-вот, доченька, — поддакнула Раиса Ивановна. — Ты же молодая, в книгах рыться всегда успеешь. Я понимаю, что поступать хочешь, но ты же так просто перегоришь. В конце концов, все кто хочет, поступают, тут дело в средствах, а не в экзаменах, а средства, ты не сомневайся, найдутся…

— Да, мама, ничего я не перегорю, — отмахнулась дочка. — А средства… — она слегка вспыхнула. — Ты лучше про это брось! Знаешь, что я в одной газете читала…

То, что дочка еще и газеты читает, было для Раисы Ивановны новостью.

— И что?

— А то, что в твое время поступать за счет родителей было стыдно. А кто так делал — тот о том помалкивал в тряпочку.

— Но сейчас же другое время, дочка, — попыталась увещевать Кристину Раиса Ивановна.

— Время — оно всегда одинаковое, что сейчас, что в те годы, что тогда, — Кристина показала рукой на учебник истории. — Между прочим, сейчас полшестого, а мне надо это еще и на компе набирать…

— Тебе бы с клевыми чуваками гулять, а не за компом глаза портить, — не выдержала мать. — Сидишь тут, киснешь… Думаешь, я не знаю…

— О чем это? — Кристина впервые подняла глаза на мать.

— Про Сережу и про Таню, — Раиса Ивановна решилась, наконец, на лобовую атаку.

— А вот это — мое дело, — зло сказала дочь. — С кем не хочу — с тем дружить и не буду. Да этот Серый, если уж ты откуда-то про него знаешь — он по-настоящему серый — дебил форменный! Да и Танька!.. Хорошая будет пара, я за них рада! Все только о тряпках да о тряпках. Рядится, как чучело — розовые джинсики, оранжевый топик. Зато все дорогое!

— Ох, не знаю, дочка. Может, так и надо? Молодыми-то будете не всегда, — примирительно вздохнула Раиса Ивановна. — Да и потом — если этот Сережа тебе не пара, ну есть же мальчики поприличнее.

— Есть. Наверное, — протянула Кристина, собираясь все же взяться за науку и оставить этот разговор.

— Ну, а раз так… Знаешь, что я тут выдумала?

Кристина не знала, поэтому молчала, хмуро глядя на мать.

А Раиса Ивановна достала из шкафа анкету и полушутя-полусерьезно протянула ее дочери.

— Ну и что это? — недоумевающее спросила Кристина. — Какая-то старообразная француженка… А может, она и вообще не из Франции — знаешь, как все эти рекламы теперь делают. А вопросы ты кружками обводила?

— Ну, да, только я это послала… как бы на твое имя?

— А зачем это? — Кристина была искренне удивлена. — Ну ты, мама, даешь! Погоди, и вопросы ты сама нарисовала?

— Ну да!

— Сейчас посмотрим… Ага, любовь, новые друзья… Ну-ну, мне и от прежних-то… — она невольно изобразила рукой знак, который отмечен даже в «Некрономиконе» (чего Кристина знать никак не могла). Но если в «Некрономиконе» это знак для отправки в бездну (если безумный араб аль-Хазред и его переводчики ничего не напутали), в немагическим мире он тоже означает отправку — но хорошо известный всем краткий адрес.

— Это ты сейчас так говоришь, — примирительно проворковала Раиса Ивановна. — А потом, Кристиночка, пройдет немного времени…

— …и я провалюсь на экзаменах, да? — ответила Кристина. — Смотри-ка, тут и про учебу есть — так ты про это как раз забыла. А вообще-то, не верю я во все такие вещи. Ерунда это все. Знаешь, девчонки в классе любят гадать — так даже не думают, сбывается потом или нет. А еще — все эти знаки зодиака. Просто смех!

На том «конфликт отцов и детей» и завершился. Убирая в шкаф анкету, Раиса Ивановна грустно подумала, что дочка у нее совсем не такова, какой она сама была в школе. Ерунда, скажите пожалуйста! Она еще раз взглянула на фотографию Анны Дюпон, и ей показалось, что французская колдунья благожелательно улыбнулась ей — мол, нечего беспокоиться, все будет очень хорошо, а то, что Кристина считает ерундой, на самом деле, работает, да еще как.

Справедливости ради надо сказать, что права в конфликте на сей раз оказалась все-таки Раиса Ивановна. И вовсе это не было ерундой, как думают маленькие девочки из практичного мира текущей реальности.

 

Глава 7

На чужой территории

— Мне хотелось бы знать только одно — а что ты делаешь на этой территории? — голос парня, представившегося Яном, не был наполнен дружелюбием — скорее уж, наоборот, ничего хорошего он не обещал.

Понять, кто он на самом деле, Изабелла смогла сразу же. Это был вампир, довольно молодой, но по своей силе превосходящий ее. И держался он уверенно, по-хозяйски.

— А с чего это я должна отвечать? — Изабелла попыталась говорить столь же насмешливо, но получилось у нее неважно.

— Хотя бы с того, что это — моя территория, — произнес Ян. — А у хозяев можно и разрешения спросить.

— Я здесь не охотилась, — было понятно, что от этого типа сейчас будет не отвязаться.

— Ну, это так, — признал Ян. — И не пробуй охотиться здесь, особенно на кромке, не думай даже выходить на нее в этом месте. За остальные — не скажу.

— Я в этом городе вообще не с целью охоты, — сообщила Изабелла. — И, если хочешь знать, донорская кровь…

— Понятно, понятно, — кивнул Ян. — Сами почти таковы.

Он несколько смягчился, кажется, необходимый ритуал был исполнен, теперь можно просто поговорить. Все-таки, не каждый день можно встретить собрата.

— А зачем ты здесь? — он все еще с некоторым подозрением косился на нее.

Изабелла решила, что он спрашивает, зачем она оказалась здесь, на Новой Голландии.

— Здесь приятно. Людей нет, — сказала она.

— А, люди тебя достали… Понятно, — на сей раз Ян улыбнулся вполне дружелюбно. — Меня — тоже… Поэтому и живу здесь неподалеку. Только на кромке, конечно.

— Разве это не опасно?

— Кому как. Мне — нет, тебе — наверное, да, — лаконично ответил парень. — Хотя там, знаешь ли, тоже есть кому достать, — он невольно сжал кулаки, и Изабелла почувствовала, что будет лучше всего, если этот тип никогда не станет ее врагом. А впрочем, враждовать-то им совершенно незачем.

— Погоди-ка, — парень снова сощурил слегка раскосые глаза. — А сколько же тебе лет?

С человеческой точки зрения, такой вопрос, да еще и обращенный к женщине, неприличен до невероятия. Но не с точки зрения нелюди. Понятно же, что Изабелла выглядит молодой — и всегда такой была. Возраст вампира или оборотня определяется не внешностью.

— За двести, — она слегка кокетливо улыбнулась. Тоже мне, строит из себя чуть ли не мастера вампиров, какие порой встречаются, но только в людских книгах, а сам-то — невеликого возраста.

Теперь Ян смотрел на нее почти что с уважением.

— Не шутишь? Хотя, какое там… Ты ведь — нездешняя, да?

Она кивнула.

— Да. И сюда приехала по делам. Хотя — здесь нравится.

— По делам? Проблем у тебя нет? С законниками нашими, например?

— Вроде, нет, — Изабелла понимала, что речь идет вовсе не о человеческих законах. Но что касается «законников», то есть магов, решивших взять на себя ответственность за защиту человечества, то с ними она и в самом деле не сталкивалась. И даже жалела о том — было бы неплохо, если бы они узнали о некоей… как там ее сейчас зовут?.. об Анне Дюпон, то есть, о твари. Хотя оно, пожалуй, и к лучшему — совершенно не следует посвящать в эту проблему кого бы то ни было. «Это моя война, — твердо решила Изабелла, — только моя — и ничья больше».

— Ну, ты вообще припеваючи живешь, — усмехнулся парень. — Как я понял, на кромку тоже не ходишь…

— Про кромку я знаю, — уклончиво ответила Изабелла. — Но живу здесь, а не там.

— И правильно.

Разговор начал исчерпываться, они еще минут пять потрепались — на самом деле, ни о чем, после чего Ян откланялся, еще раз предупредив — это его охотничья территория, по крайней мере, все, что относится к здешнему району. И не столь уж важно, что он не пьет кровь людей, считая ее невкусной — просто два вампира в одном квартале уживаются очень плохо.

Изабелла вовсе не собиралась нарушать правила, принятые среди таких, как она, но на всякий случай уточнила, как можно найти Яна, если он вдруг понадобится. Ну, мало ли, что может случиться…

— Сюда на кромку лучше не заходи, — снова предупредил он. — Здесь рядом — собачья слобода, знаешь, такие очень милые и очень большие собаки, которые признают только меня. А если надо будет меня отыскать — выйди на кромку около Витебского вокзала — знаешь, где он находится? — и спроси у кого угодно, что ищешь Яна. Меня там все знают…

Вот теперь можно было и попрощаться, и Ян отправился по своим делам, а Изабелла осталась на набережной, вглядываясь в темные воды канала и в деревья, окружающие ворота Новой Голландии.

* * *

— Ну вот, Марина, выяснили, что там за «академия», — Рэкки был вполне доволен. — Они даже не под контролем Сообщества. Просто деньги зарабатывают.

— И что? — девушка еще не вполне пришла в себя после путешествия с иллюзоркой — но уже успела проснуться, даже зашла в свой родной отдел — и тут же была изгнана досыпать и приходить в себя. Но вместо этого она спустилась в курилку.

— Ты, говорят, держалась, как надо, — сказал Рэкки.

— Так, значит, нашли эту Анну Дюпон?

— Нет, — он покачал головой. — Она общалась с академиками через секретаршу, фотографию и текст переслала по мейлу… В общем, концы в воду. Правда, все было оплачено на самом высшем уровне. Но никто из них вживую эту госпожу Дюпон не видел.

— А с парижским офисом? — спросила Марина. Она была разочарована — на все эти иллюзорки и на добывание информации пришлось потратить столько сил — а теперь оказывается, что все это зря.

— Ищем, — успокоил ее Рэкки. — Только никакого офиса там нет. Вроде, снимали помещение — но теперь съехали. И никаких зацепок нет. Парижская «Третья стража» поднята по тревоге — и ничего. Зато другая зацепка обнаружилась — только поздновато. Помнишь нашего друга-приятеля Яна?

Ну, не помнить такое Марина просто не могла. В свое время этот контрабандист с кромки попортил «стражникам» столько нервов, сколько смог. А потом очень сильно помог. И было решено, что лучший борец с преступностью — это бывший преступник. Так Ян стал внештатным сотрудником «Третьей стражи».

— Представь, позвонил, и как бы между делом сообщил — вот мол, какая-то приезжая вампирша объявилась. Из Франции! Он с ней спокойно поговорил — и распрощался. Черт возьми, ведь это наверняка она наследила там, около квартиры самоубийцы! Да и вообще, если она — не эта самая Анна Дюпон, то я — китайский император.

Рэкки вздохнул:

— Мы сами хороши. Надо было с Яном раньше связаться. Теперь поздно, он ее упустил. Да ладно, все равно не уйдет.

Последние его слова Марина слышала словно бы в полусне. Все-таки магические упражнения еще давали о себе знать. Она затушила сигарету и отправилась к себе — окончательно выздоравливать после вчерашнего случая в редакции.

* * *

Еще одна раскопанная могила обнаружилась на следующий день.

— По моему, эта какая-то традиция, — сказал Алекс, когда на сей раз позволили не Темным, а в подразделение «Митгард» и сообщали замечательную новость — по Петербургу и окрестностям шатаются уже как минимум три зомби, и ни одного из них изловить не удалось. — Уже три подразделения работают по зомби, притаскивают эти грешные анкеты — и все безрезультатно.

— Традиция некромантии… Город на костях — что ж вы хотите?! — хмыкнул Корвин. — Вот только почему больше никакой информации о зомби нет? Такое может быть, если они действительно шатаются — безо всякой цели. Как будто их создают — и тут же забывают.

— Ага, или припрятали где-нибудь и готовят к большому теракту.

— А вот это — вряд ли, — Корвин выудил цветную сигарету из кармана и щелкнул зажигалкой. — Испортятся, не январь месяц. Думаю, уже портиться начали, погода не та.

— А как же остров Гаити?

— Ну, извини, там их чем только не обрабатывали, прежде чем пускать в дело. А здесь — все просто: выкопался мертвец — и до свидания, только его и видели. Так что, похоже, они создателю не нужны. Что-то вроде побочного эффекта…

— Побочного эффекта от чего? — спросил Алекс. — От этой анкетки?

— Может, и от анкетки, — согласился Корвин. — А может — от того, что творит эта чертова вампирша. Ян теперь рвет на себе волосы, хочет, видишь ли, заслужить доверие… Что-то сомневаюсь я в этом. Не сговорился ли он с вампиршей, вот вопрос?

— Зачем бы ему тогда нас информировать? Кто за язык-то его тянул?

— А просто, — вывел версию Корвин. — Он всегда работал на одних и на других. Я почти уверен, что он и с нашими врагами будет в большой дружбе. С этого типа все станется.

Нельзя сказать, что Корвин был слишком необъективен к Яну. Наоборот — он сказал чистейшую правду. Просто у Яна так всегда получалось само собой — работать на одних и на других. Взять, к примеру, случай его самого первого появления в мире текущей реальности. Человек с сильными, но непроявленными магическими способностями рискует провалиться на кромку и погибнуть или сойти с ума от увиденного. Но и жителю кромки в нашем мире может прийтись очень плохо.

Мало того, что Ян оказался в мире текущей реальности днем, так еще и вылетел прямиком на оживленную улицу. По тротуару двигалось то, что бросило бы в дрожь любого жителя кромки — множество механических монстров. И бежать оттуда не было сил.

Кончилось тем, что мальчишка оказался в милицейском участке, откуда вполне мог отправиться к психиатрам — на веки вечные. Однако случилось иначе — какой-то совершенно незнакомый Яну человек зашел в отделение, поговорил с дежурным, потом с самим Яном — и тот оказался на свободе. Точнее, он так посчитал, но лишь в самом начале. Свобода обернулась рабством у сильного мага из Сообщества, который не мог самостоятельно оказаться на кромке. Зато теперь на кромку можно было отправлять Яна — за теми предметами, которых в этом мире нет.

Кончилось все это очень печально, но вовсе не для Яна. Юному жителю кромки как раз повезло — он сумел приноровиться к здешней реальности, а заодно приобрел навыки неплохого контрабандиста. А потом, в один прекрасный день, прикончил своего хозяина, мало того — еще и кровь выпил. Иными словами, очень порадовал «Третью стражу», о существовании которой он уже знал. Стражников приходилось опасаться.

Потом были долгие и веселые годы, когда Ян жил и здесь, и на кромке, причем, богатым его могли счесть и здесь, и там. Он обожал подкидывать неразрешимые головоломки «стражникам», но отловить его на чем-то крупном не могли — до поры до времени.

А потом судьба столкнула его с кое-кем посильнее, и вот тогда-то стало ясно — «стражники» воюют не только с контрабандистами. Существо, которое едва не уничтожило Яна, человеком не было, оно вообще не принадлежало ни к одному из известных видов нежити. И любой контакт с ним непременно закончился бы плохо.

И в то время Ян, сам того не подозревая, снова оказал огромную услугу «Страже». И спас свою голову, поскольку за его прежние грехи ему бы очень не поздоровилось.

Теперь считалось, что он работает на «Третью стражу», хотя сам Ян был всегда уверен в одном — после избавления от рабства он действует только ради себя, на кого бы ни работал. И уж специально завоевывать доверие ни за что не стал бы.

Теперь Ян пребывал в сомнениях. «Страже» зачем-то понадобилась та самая вампирша. Он-то сообщил о ней просто так — было очень желательно информировать «стражников» о чужаках, это входило в его работу. А теперь оказалось, что именно эта вампирша и нужна, мало того, она каким-то немыслимым образом связана с историей с «живыми» покойниками. Очень интересно, и каким боком она к ним относится? Кровь из них точно никто не пил. А чтобы вампиры создавали зомби для каких-то своих надобностей — о таком Ян слышал впервые.

Почему-то он испытывал не то чтобы симпатию к этой Изабелле — нет, скорее, здесь было уважение к своему собрату, который не сует нос в его, Яна, дела. Люди называют такое национальными чувствами, у тех, кого непосвященные считают «нежитью», тоже есть нечто подобное.

К тому же, вампирша казалась вполне симпатичной, и для Яна это тоже было важным. Неправы те, кто считает: вампир может интересоваться людьми, а, в особенности, человеческими женщинами, исключительно для того, чтобы напиться крови. У Яна в свое время была девушка из текущей реальности, вполне обыкновенная, даже без проблеска способностей к магии. Если бы ей сказали, что ее парень — вампир, она очень сильно удивилась бы, решив, что собеседнику надо срочно полечиться. Вытяжных клыков он ей не демонстрировал, а она считала его просто богатым молодым человеком, чья работа, возможно, и связана с каким-то криминалом — но криминалом самым обыкновенным. Ну, а когда обнаружилось, что есть молодые люди и побогаче Яна, к тому же, лишенные проблем, она решила его бросить. И поплатилась…

Кровь из нее пить, правда, и на сей раз не стали, но вот нервный срыв она получила очень даже неплохой.

Так что вампирам не чужды вполне человеческие чувства.

…Немного поразмыслив, Ян решил — он сам непременно снова отыщет эту вампиршу, заставит ее рассказать, зачем она здесь оказалась — а уж потом сам решит, сдавать ее «Третьей страже», или же помочь ей. Там видно будет, как с ней следует поступить.

И он нисколько не сомневался, что вампирша отыщется.

Гораздо серьезней был поиск «живых мертвецов». Все они как сквозь землю провалились. Сейчас почти половина «стражников» только и занималась тем, что вела наружное наблюдение за всеми местами, где предположительно могли оказаться зомби. И все безрезультатно. Можно было, конечно, организовать дежурство на кладбище, но вряд ли это принесло бы хоть какой-то результат. Кладбищ под городом было слишком много, на все про все «стражников» просто не хватило бы.

Так что теперь Яну приходилось по полдня присматривать за той школой, где когда-то работала некая Лидия Максимовна. Разумеется, ни намека на зомби не было, а Ян пребывал в досаде: ему бы сейчас заниматься поисками вампирши, а не сторожить школу от слишком живой покойницы. Но делать было нечего — служба есть служба, за это ему платят, да и вообще позволяют жить. Ян прекрасно знал, что к прежнему ему возврата нет — по крайней мере, в Петербурге, будь то на кромке или в мире текущей реальности. А переезжать — это означало снова пробиваться с самых низов, причем шансы на успех были минимальными. «Стражники» все отлично просчитали, когда было решено сделать Яна внештатным сотрудником. И для чего, скажите-ка, пожалуйста? Чтобы караулить каких-то дурацких живых мертвецов, которые вряд ли здесь появятся!

Ян даже не пытался скрыть досаду. Но делать нечего — приказано отловить, значит, это нужно. Поэтому он выбрал скамейку в тени, уселся там, даже не сделав вид, что читает, и стал пристально смотреть на школу. Мысли текли вяло, неторопливо. Он уже убедился, что в этой школе достаточно усиленная охрана, и если что случится, с зомби справятся и без него, и безо всякой «Третьей стражи».

«Наверное, им просто не хочется огласки, — лениво подумал Ян, вспоминая последний разговор с Рэкки. — Уж им-то должно быть ясно, что покойники — не самые опасные твари…»

Его мысли возвратились к вампирше. Вот эта и в самом деле могла быть очень опасной — если бы того захотела. Но ею «стражники» занялись только что — и, кажется, без всяких шансов на успех.

Ян задумался, не слишком внимательно поглядывая на вход в школу, и даже не заметил какое-то движение справа от себя.

— Молодой человек, — услышал он рядом мужской голос, — вы не очень заняты? Документы — при вас?

Ян встрепенулся. Около скамейки стоял милиционер, его напарник был метрах в пяти, держа на поводке собаку, очень нехорошо покосившуюся на Яна.

Впрочем, собака не была серьезной проблемой — руководить разумом животных Ян мог без труда. Да и затаиться от людей ему было совсем нетрудно — просто сейчас он как-то расслабился.

С документами у Яна было все в порядке, причем еще до начала службы в «Страже». Как же хорошему контрабандисту — да без кучи паспортов и всяческих бумажек, принятых в текущей реальности?! Поэтому он спокойно вынул из кармана куртки паспорт — нового образца, естественно, даже с пропиской — и протянул милиционеру.

Тот внимательно посмотрел на фотографию, перелистнул несколько страниц и, как бы в раздумье, вернул Яну.

— Что-то случилось? — спросил тот.

Милиционер замялся, посмотрел на своего товарища, потом нехотя сказал:

— Да. Вы же не очень заняты, я вижу?

— Да, отдыхал вот… — пожал плечами Ян.

— Да бери его, бери кого угодно… — раздраженно произнес тот милиционер, что был с собакой. — Чем быстрей…

— Нам понятые нужны. Тут… — проверявший паспорт милиционер снова замялся, видно, он был еще достаточно молод, чтобы привыкнуть к будням своей работы. — Тут… убийство, в общем. Крови не боитесь?

Вот уж чего Ян совершенно не боялся, так это вида крови.

Опасался он другого — оставить свой пост. А вдруг именно в этот момент сюда пожалует живая покойница?! Конечно, много натворить она не успеет — ну, поставит на уши охрану, перепугает нескольких слабонервных детишек — только и всего. Зато что потом скажет Рэкки о его, Яна, работе, — об этом было лучше не думать вообще. Ян предпочел бы встретиться с двумя дюжинами разъяренных зомби.

Но, с другом стороны, отказаться — это потерять удобное место для наблюдения. Да еще и подозревать начнут… Только того не хватало! А ведь слышал, слышал, как к соседнему дому, за площадкой полуразвалившегося школьного стадиона, подъехала милицейская машина. Мог бы и меры принять, отвести глаза. Нет же, совсем расслабился. Все-таки служба портит контрабандиста!

— Да, хорошо, — согласился Ян, окончательно поднимаясь со скамейки.

— Совсем не хорошо, — пробормотал милиционер.

— Кого убили-то? — поинтересовался Ян.

— Женщину. В подъезде, — ответили ему.

Ян старательно делал вид, что держится подальше от собаки. Та реагировала на него спокойно, но афишировать свои способности сейчас было совершенно не нужно.

Они подошли к трехэтажному кирпичному дому, чьи серые стены стали черными (столь же черной была и школа, и даже Ян, который свои «школы» и «университеты» прошел совсем иначе, думал, что это здание идеально смотрелось бы в качестве тюрьмы).

Около подъезда уже собрался народ, какая-то пенсионерка возмущалась, что не может подняться по перекрытой лестнице.

— И ни в какие там понятые не пойду! Вам преступников надо ловить, а вы чем тут занимаетесь? — наседала она на охранявшего подъезд сержанта.

— Вот сейчас составим протокол, закончим работу — тогда и проходите, — сержант был непреклонен.

— Какую такую работу?!

— А такую! Вам мимо мертвеца ходить будет приятно?!

Бабка растерянно замолчала.

— А, привели, — сержант бросил короткий взгляд на Яна. Его явно не считали подозреваемым, и это успокаивало. — Все готово…

— Вы там поосторожнее, — предупредил Яна милиционер, когда его и еще какого-то не вполне соображающего, что к чему, человека, оторванного от спортивной газеты, провели в подъезд. — Не натопчите. И нервничать не надо — покойники не кусаются…

Пожалуй, относительно зомби это высказывание было не вполне верным, но Ян промолчал и коротко кивнул.

А вот зайдя в подъезд, он и в самом деле начал нервничать. Поскольку уже через секунду отлично понял, кого следует считать подозреваемым в убийстве. Вот зачем надо было это творить, оставалось загадкой.

Убийца оставил очень мало улик для милиции — практически, ничего, — ни оружия, ни окурка сигареты. Вероятно, не было и отпечатков пальцев. Зато для Яна оказалось вполне понятным, кто побывал здесь совсем недавно — пару часов назад.

Вампирша! Та самая — и никто иной. И наверняка именно она прикончила эту несчастную женщину.

Труп еще не увозили, «скорая» подъехала как раз в тот момент, когда понятых запустили в подъезд. Торопиться докторам было совершенно ни к чему.

Женщина, одетая в брюки и легкую куртку, лежала на боку, крови, о которой говорил милиционер, почти не было. Около трупа Ян заметил лужу — вероятно, это была вода.

— Вы же понимаете, у нас вообще спокойно, — говорила криминалистам, занятым работой, женщина в домашних тапочках. Она пыталась унять нервную дрожь, и получалось это у нее на редкость плохо. — У нас может три часа пройти, пока кто-нибудь спустится или поднимется…

— Обязательно все занесем в протокол, — отвечал ей один из милиционеров. — Все-все потом повторите про вашу соседку… Вы же всех тут знаете?

Женщина кивала, отводя глаза от убитой. Судя по всему, именно она и вызвала милицию, найдя в парадной труп.

Дальше последовала долгая процедура, при которой Яну пришлось присутствовать. Криминалисты составляли описание места преступления, фотографировали труп с разных точек, потом старший из оперативников велел увезти убитую.

Наконец, Яну, который был готов сейчас же при помощи самого небольшого внушения незаметно убраться из подъезда, дали протокол. Он внимательно просмотрел содержание, что, как правило, понятые не делают. Милиционеры терпеливо ждали, когда он, наконец, поставит свою подпись.

Женщина, не дожидаясь официальной беседы со следователем, громко охала и причитала.

— Да я ведь ее вот с такого возраста знаю! — говорила она. — Они тут всю жизнь жили, с шестидесятого, когда въехали. И она здесь родилась, и в школу эту ходила. Все разбогатеть мечтала, найти денежного молодого человека. Вот ведь оно как! А с месяц назад разговорились мы с ней — нашла, говорит. Хорошего мужчину, а главное — богатого! И пожить как следует не успела!

Ян старался запоминать каждое слово — возможно, здесь-то и найдется ключик к истории с вампиршей. Он еще раз всмотрелся — нет, эту ауру никак нельзя перепутать. Зачем же ей понадобилось убивать? И, заметим, кровь не высосана, как там сказано в протоколе — «небольшое колото-резаное ранение в области груди». Зачем все это?

— Вы свободны, — сказал, наконец, сержант, обращаясь к понятым. — Спасибо за помощь…

В чем именно заключалась его помощь, Ян не очень хорошо понимал, но, видимо, таковы были здешние порядки. Он вышел на улицу. Около подъезда собралось несколько человек — в основном, старухи, которым теперь обеспечена пища для разговоров.

— Э… парень, — окликнули его. Ян обернулся — рядом стоял второй понятой. — Пошли, выпьем, что ли? За упокой, так сказать, души…

Поскольку Ян был одет вполне прилично, можно было подумать, что у него водятся деньги. Понятой, надо полагать, и подумал.

— Не сейчас. Некогда мне, — буркнул Ян и, не удержавшись, сделал небольшой магический трюк — пробормотал простенькое заклинание на отвращение к алкоголю. Надолго его не хватит, но этот тип будет знать, как приставать к вампирам и сотрудникам «Третьей стражи» при исполнении. Теперь ему пиво и водка неделю будут казаться отвратительными.

— Ну, как хочешь, — зло сказал дядя, после чего побрел куда-то в сторону своего дома. А Ян поспешил к ближайшей автобусной остановке, доставая на ходу мобильник.

— Что?.. Это точно? Вот что — давай-ка немедленно поезжай сюда, все расскажешь в подробностях! — Рэкки почти кричал в телефонную трубку. — Пост? Да бросай ты его на хрен! Не до того…

Разговор происходил в оперативном отделе, который теперь был почти совершенно пустым — в наружном наблюдении оказались даже Таня, Алекс и Корвин. Вот разве что Марину пока к этому не привлекали, хотя она и готова была рваться в бой.

— Ну вот, — Рэкки улыбнулся. — Говорил же я, что этот Ян будет отличным сотрудником. Вот и узнаем, кто, зачем и для чего баловался некромантией!

— Он нашел эту Анну Дюпон? — спросила Марина.

— Почти нашел. Значит так — сейчас мы его дождемся, пускай отчитается — а потом едем на место преступления…

— Преступления?

— Ну да, убийство. И устроила его знакомая Яна — та самая вампирша. Надо его отправить на кромку там, где нашли повешенного — пускай сличает след. Но я и не сомневаюсь — след один и тот же. И не сомневаюсь, что мы найдем на квартире у убитой.

— Анкету?

— Конечно, — Рэкки зло рассмеялся. — Убитая неожиданно обрела богатого поклонника. Как ты думаешь, когда? За месяц до смерти! Захотела счастья «на халяву» — вот и закололи.

Марина промолчала. Она знала очень много девушек, отравленных модами и яркой рекламой. Какая такая любовь, если нет денег? Зачем строить жизнь сообща, когда можно взять и прийти на все готовенькое, как муха на мед? Для чего получать интересную профессию, когда тебя будет содержать муж, пускай даже старый и малосимпатичный? Именно содержать, как содержат домашних животных!

Видимо, убитая была именно из той самой породы девушек. Иногда Марине хотелось, чтобы все эти девочки в один очень прекрасный день взяли, вышли замуж за иностранцев — и навсегда бы исчезли отсюда. В городе сразу стало бы легче дышать. Правда, «коварный загнивающий Запад» будет немного жаль.

Судя по тому, что рассказал Рэкки, жалеть убитую любительницу дармового счастья не хотелось. Но важно было понять другое — почему ее закололи? Если убийца — вампирша, то она вполне могла бы и выпить кровь, разве не так? А если это как-то связано с тем самым богатым поклонником? Или же кто-то просто отслеживает таких «счастливцев» — и убивает их? Одного заставил повеситься, вторую — заколол… А причина? Зависть к ним? Это просто глупо…

Марина вдруг почувствовала, что подобралась к какому-то важному ответу — но понять его, оформить мысль во что-то ясное и членораздельное она пока не могла.

— Ну что, ты готова ехать на обыск? — спросил Рэкки. — Тогда сейчас Яна дождемся — и вперед. Не беспокойся, я позабочусь насчет иллюзорки, а кромка в том районе более чем безопасная.

Вообще-то, девушка все еще чувствовала слабость, обычную для любого мага, если тот работал на пределе. Но признаваться в этом Рэкки, тем более, в тот момент, когда вся «Третья стража» Петербурга занята работой, ей очень не хотелось.

Да она бы в этом не призналась и самой себе!

 

Глава 8

«И остается только ждать…»

Этой ночью Кристе приснилась цветущая черемуха. Легкий ветер шевелил белоснежные ветви, вниз падали сотни маленьких лепестков, а она ловила их ртом, как снежники, и чувствовала себя необыкновенно счастливой. Вообще-то, сон был совершенно не осенним, но оттого он не перестал быть радостным.

Проснувшись, она еще некоторое время лежала с закрытыми глазами, наслаждаясь ощущением счастья и легкости, но потом вспомнила, что находится не дома, что скоро уже надо вставать (на часах было пять) — и настроение несколько испортилось. Она открыла глаза и приподнялась на локте, откинув со лба рыжеватую прядь волос.

Окна комнаты выходили во двор, типичный петербургский «колодец». Со своего места Кристине была видна лишь коричнево-серая стена, и это зрелище вызвало у нее приступ уныния. Черное шерстяное одеяло ужасно кололось. Правая щека зачесалась и, дотронувшись до нее, девушка нащупала волдырь от комариного укуса. Какая гадость — кажется, комары в этом доме не переведутся и зимой!

Шепотом выругавшись, Кристина откинула одеяло и встала. Не надо было оставаться ночевать у Алки, но уж очень не хотелось возвращаться домой. Что-то совсем не нравится то, что происходит с матерью в последнее время. То, что молодится, что ходит в клубы — это ерунда, это ее личное дело. Но мать думает, что Кристина сама такова — мода да парни на уме. И вот это было уже совсем плохо.

Мать разузнала про историю с Сергеем, Серым. Ну, это тоже чушь. Конечно, можно бы и не влезать в личные дела, никто ее об этом не просил. Но знает — и ничего страшного.

Нет, тут есть что-то еще — очень неприятное. Значит, она решила, что должно составлять счастье для ее дочери?! Сама решила, не посоветовавшись…

А лучше бы называла не «Кристиночкой», а Стиной. Вот именно так. Она матери сколько раз говорила — и без толку, «что это еще за имя такое — „Стина“? Как собачья кличка!» Ну не станешь же объяснять, что это — из скандинавских мифов, мать этого просто не поймет. «Ведь знаешь — история с географией…»

Нет, было что-то очень неправильное в этом послании с пожеланиями. Конечно, это глупость несусветная и чушь собачья, но почему-то Кристину это очень задело. Потом она сама внимательно посмотрела анкету с тщательно обведенными матерью вопросами. Добрые пожелания — но исполнить их можно очень по-разному.

Ну, например, никогда больше не нуждаться в деньгах. Можно получить много денег и никогда в них не нуждаться. А можно… Кто у нас в деньгах не нуждается? Правильно — покойники, им деньги совершенно не нужны, хоть бомжам, хоть «новым русским».

Или — отправиться в самое длительное путешествие? Это куда, простите — на кладбище?

Было много другого, что наводило на какие-то нехорошие мысли. Да взять хоть портрет этой самой Анны Дюпон… Вроде, ничего особенного — симпатичная женщина в возрасте с пронзительными глазами, этакая добрая волшебница из «Золушки». И сразу видно — иностранка. А присмотреться повнимательнее — жуть берет. Глядит-то она как-то нехорошо… Кристина не могла сформулировать, что именно ей не понравилось. Но вот не поправилось — и все тут.

Стина прислушалась. В квартире было тихо. Значит, Алка еще спит. И правильно, завтра же рабочий день, а не выходной. А ее сестры нет, это понятно. Алка говорила, что она здесь бывает наездами, очень редко, а так — учится и одновременно работает. И какая-то у нее очень серьезная служба, чуть ли не казарменное положение. А вообще-то, интересная она личность, эта самая Марина. Почти мифическая, во всяком случае, сколько Стина здесь не была, ни разу ее не видела.

Стина вздохнула, добралась до своей сумки, висящей на стуле, достали сигареты и зажигалку. Пожалуй, Алка не обидится, если покурить на кухне около открытого окна. Сама Алка не курит, а ведь года два назад смолила как паровоз, прямо в школьном туалете. Помнится, когда Кристина пришла в этот класс, они друг друга просто терпеть не могли. А теперь — другое дело, лучшие подруги. Как все на свете меняется!

Она закурила, усевшись на низкий широкий подоконник. Ночное небо было покрыто тучами, казалось, вот-вот пойдет дождь. Холодный ветер заставил Стину поежиться. Оно и понятно, не май месяц. А, может быть, гроза будет? Хотя — какая сейчас гроза?! Будет скучный занудливый дождик, только и всего. Хорошо, что зонтик догадалась захватить…

Она выдохнула ментоловый дым и подумала, что гроза пройдет мимо, когда она вернется домой — там тоже будет занудство. Мать, как всегда, когда Стина остается у подруги, спрашивает, как дела — и ждет, что ей будет рассказана вся «правда», все самое-самое, безо всяких секретов. А что, собственно, рассказывать? Что уроки готовили? Что видик смотрели? Что в Интернете рылись, причем не на порносайтах?

Ну, вот в такое мать просто не поверит. Правда — она такая, всегда бывает невероятной. А потом начнутся беседы — ну, учеба учебой, но когда же, наконец… И друзей-знакомых у тебя мало, и с ребятами не очень ладишь, и вообще, в твои-то годы…

Все это будет подано как бы невзначай, но все равно будет раздражать.

Криста бросила окурок вниз и почти со злостью посмотрела на дверь. Сон не шел, от нечего делать она вытащила из пачки сигарету и стала ее разглядывать. Она любила именно такие сигареты — длинные, тонкие, изящные. И обязательно с ментолом. Неожиданные шаги за дверью заставили Стину вздрогнуть. Она быстро слезла с подоконника, закрыла окно и, схватив сумку, направилась к двери. На несколько секунд остановилась перед ней, нерешительно взявшись за ручку. Шагов больше не было, и Стина почувствовала раздражение. Чтобы хоть как-то успокоиться, она села на кровать, вытащила из сумки расческу и стала приводить в порядок длинные волосы, растрепавшиеся за ночь. Расческа то и дело застревала в спутанных прядях, и тогда девушка сильно дергала ее, не обращая внимания на боль и рвущиеся волосы.

«Ты должна быть женственной!.. Теперь так — современно. Это в наше время было по-другому — мол, нет мальчиков, нет девочек, а есть одни только пионеры…»

А может, неплохое было время-то? — думала Кристина. Может, поэтому и Гагарин в космос летал, и самыми сильными были — потому что не думали про всякую чушь? Про моды, про эту женственность, будь она трижды неладна, про то, как бы обзавестись кучей ненужных и бесполезных вещей.

Правда, бабушка (а ведь она была молодой как раз тогда) тоже непременно бы отругала Стину за небрежение к своим волосам, да еще и добавила бы, что так можно за два года себе все волосы повыдергивать — и облысеть…

Стина ощутила, как на глаза наворачиваются непрошеные слезы. Бабушки вот уже полгода как нет. Через три дня ей исполнилось бы шестьдесят два года. В сущности, она Стину и вырастила, во всяком случае, девочка в раннем детстве видела ее чаще, чем мать. Каникулы она всегда проводила у бабушки, а мать бывала только рада, убрав дочь с глаз долой. Это теперь она считает ее подружкой, а тогда Кристинка была досадной помехой. Мать же все время ворчала, что бабушка совсем избаловала девчонку. Естественно, никакого взаимопонимания между ними не было и быть не могло. И Стина это не забыла — и хотела бы, да не могла.

Кристина провела рукой по щеке, вытирая слезы. Ей так не хватало беззлобного ворчания бабушки, ее поддержки. Вот ей действительно можно было рассказать абсолютно все, все фантазии и мечты. А теперь… А что теперь? Нет, мама есть мама, только они очень разные. Алка — и то гораздо ближе.

…Просто у бабушки было больное сердце. Просто лекарства не оказалось рядом. И ее, Стины, тоже рядом не было. Она весело отплясывала на дискотеке, и мама была там же, a от беспричинной тревоги и страха она тогда просто отмахнулась. А потом был звонок — от соседей бабушки…

Тогда она чуть не потеряла сознание, с ней случилась настоящая истерика, пришлось даже вызывать «скорую». Кристине сделали какой-то укол, от которого она уснула на сутки. То, что было потом, она помнила очень расплывчато. Может быть, оно и к лучшему…

Значит, были тогда «беспричинная» тревога и страх, о которых она не задумалась…

А что, интересно знать, происходит с ней сейчас? Тоже тревога, тоже какой-то неявный страх? Почему? Неужели из-за этой глупости, которую затеяла мама?

После смерти бабушки днем она или сидела неподвижно, глядя в никуда, или, закрывшись в своей комнате, горько рыдала, не обращая внимания на стук в дверь и тревожный голос матери. Тогда Кристине впервые и пришла в голову мысль, что теперь ее ничто не держит в этом мире. Именно тогда — и никакие друзья или подруги понять ее не могли.

Каждый человек, рождаясь и взрослея, получает все больше ниточек, связывающих его с окружающим миром. Мать, семья, дом, муж (или жена), дети, любимая работа… Чем больше таких якорей, тем сильнее ты привязан к этому миру. Оказалось, что у Стины настоящий якорь был только один — бабушка. Ее больше нет, Стина свободна от этого Мира. В любую секунду ее может подхватить ветер и унести куда-нибудь далеко-далеко. Может быть, люди посчитают это смертью. Нет-нет, Кристина совершенно не думала о самоубийстве. Точнее, думала, но равнодушно, не примеряя на себя. Самоубийство — это нехорошо, и неизвестно, что будет дальше. Вдруг — ничего? В ад или рай она не верила. Но проявить слабость было для нее вещью недостойной.

А еще через пару недель Кристина стала выглядеть как обычно. И с матерью (та вообще не почувствовала потери) говорила как всегда. И с друзьями. Но что-то в Кристине переменилось.

Например, прежде разрыв с парнем и лучшей подругой она наверняка посчитала бы трагедией. А теперь — приняла как должное: летите, голуби, летите, мне без вас еще и лучше.

Теперь вот учеба. Ей страшно хотелось подтянуться до Алкиного уровня. В конце концов, а чем она хуже. Алка в свое время была разгильдяйкой, каких поискать — зато теперь отличница.

А на самом деле Стина просто ждала. Чего именно — не знала сама. Хорошего ли, плохого, страшного или нет — не существенно… Что-то должно произойти, и надо постараться принять это как должное. Так бывает со всеми, кто Свободен…

По коридору опять прошелестели шаги, на пороге появилась Алка.

— Ты чего в такую рань? — спросила она, увидев подругу.

— Да просто так, — Стина пожала плечами. — Спать не хочется…

— А, ну тогда ладно… — махнула рукой Алка. — Ты из-за контрольной разнервничалась?

— Да не в том дело, — Кристина слегка отмахнулась, словно бы хотела рукой отогнать комара. Но то был не комар, а ее собственные навязчивые мысли. — Знаешь, устроила тут моя матушка сюрпризец, — неожиданно сказала она, а потом, сама не понимая, зачем, пересказала Алке тот малоприятный разговор и историю с анкетой, отправленной черт знает зачем.

— Вот ерунда-то какая! — воскликнула Алка. — Развлекается она, как знает — а тебе-то чего?

— Да вроде и ничего. Просто неприятно как-то. Вроде как за меня кто-то стал решать — что мне хорошо, а что — нет. А потом… Какая-то гадостная эта анкета…

— Стин, не переживай, пошло оно все, — бодро сказала Алка. — А вообще… Хочешь, я с сестрой поговорю? Маринка — она вроде как с психологией связана, во всяком случае, там, у нее на работе, психологи точно есть. Пускай подскажет, чего там да как.

— Да не надо бы, — вяло проговорила Кристина и вдруг, вспомнив что-то, встрепенулась. — Слушай, ты ночью вставала? Час или полтора назад?

— Нет, а что?

— Да ничего. Вроде как шаги какие-то послышались…

— Ну, не знаю. Может, соседи — у нас все слышно…

— Да вроде как здесь.

— С ума сойти. Да ты и сойдешь — если о всякой ерундистике думать будешь! — решительно заявила Алка. — Давай лучше я кофе поставлю…

Кофе, вроде бы, помог — сознание Кристины заработало нормально. И странная история с шагами в сонной квартире забылась сама собой — наступило утро.

Алка твердо пообещала посоветоваться с Мариной, и столь же твердо свое обещание выполнила. Но мобильник Марины оказался отключенным, единственное, что она услышала, было «абонент отключен или находится вне зоны действия…» Так что оставалось только ждать.

Но подождать можно было вполне — по крайней мере, по мнению Алки, не верившей во «всякую ерунду».

Пока Алка разогревала завтрак, Кристина проверила сумку, поразившись царившему там хаосу. Носовые платки, мелочь, фантики от конфет и жвачек, обертки от шоколадок и косметика. Ключи, дезодорант, и новый Макс Фрай. Это — не говоря про учебники. А еще — полудюжина шариковых ручек. Не то, чтоб они ей были так уж нужны, она не могла удержаться, если видела, что ручка или зажигалка (именно эти два предмета, и никакие более) валяются без дела. «Пригодится», — и десятая ручка перекочевывает в сумку. Алка в шутку называла это мини-клептоманией.

Затем она все-таки прошла в ванную и взглянула себя. Да что же это творится — кожа землистого цвета, темные круги под глазами, измученное лицо, словно и не спала ночь… А главное — ощущение тревоги с приходом Алки вроде бы уменьшилось — но полностью проходить и не собиралось.

— Слушай, а ты не заболела? — участливо спросила подруга, заглянув в ванную.

— Нет, все нормально, — покачала головой Стина.

— Ну, тогда собирайся, завтракай — и вперед!..

Прохладный утренний воздух подействовал на Стину самым лучшим образом. Прошло головокружение, стало легче дышать, а главное, почти исчезло ощущение подавленности. Она шла, вся внутренне собравшись в привычном ожидании. Высокие каблуки ее черных туфель стучали по асфальту, отсчитывая шаги. Как часы, подумала Криста. Цок-цок, тик-так. С каждым шагом, с каждой секундой приближаясь к тому неведомому, что ждало ее впереди.

Алка о чем-то болтала — кажется, все о своей Марине, о том, что сестра была в Англии, что, если Алка поступит в следующем году, то Марина твердо обещала ей загранпоездку на выбор.

— А может упросить ее да твою мамашу — и вместе куда-нибудь…

— Ага, — машинально ответила Кристина. — В Париж, например, — почему-то добавила она.

— Ну, там язык знать надо, — проговорила Алка.

А Кристина удивилась самой себе. Ну, с какой стати именно в Париж? Почему — именно туда? Если уж ехать, то или куда-нибудь на юг, или действительно в старую добрую Англию — поближе к Стоунхенджу и эльфийским холмам.

Так и не решив, с чего это она заговорила про Париж, Кристина решила выкинуть эти мысли из головы. Да и все остальные, которые мешали сосредоточиться на предстоящей контрольной.

* * *

Теперь задача у Яна была одна — найти вампиршу до того момента, как к ней подберутся «стражники». А уж потом посмотреть, что с ней делать дальше. Конечно, убийство — это не шутка. Для таких, как она, это может означать отправку к Посредникам — странной организации, от которой кое в чем зависела жизнь и «Третьей стражи», и Сообщества. Если брать людские мерки, то это нечто вроде международного суда в Гааге — для тех, кто совершил преступление, не подпадающее под уголовные кодексы, принятые людьми.

Чем заканчивается такой суд, Яну тоже было очень хорошо известно. Осужденного не казнят, не сажают в тюрьму — заключением для него становится вся дальнейшая (и достаточно короткая) жизнь. Его лишают способностей, магической искры. Остается всего лишь оболочка, способная есть, пить и говорить — но жизнью такое существование назвать нельзя.

Чаще всего отбытие наказания завершается самоубийством. Но Посредники здесь как бы и ни при чем: самоубийство — это личный выбор. А судьи остаются политкорректными и благостными противниками смертной казни…

Одним словом, следовало взвесить все «за» и «против», прежде чем отправлять вампиршу в «Стражу». Но сперва надо было понять, зачем она убивает людей, что на самом деле стоит за историей с зомбаками и анкетами.

«Нет, приятель, ты не прав, сперва ее следует просто отловить. Или, хотя бы, отыскать, — усмехнулся Ян про себя. — А уж потом посмотрим… Может, следующая встреча вообще закончится небольшим боем — и придется ее прикончить».

Посоветоваться ему было не с кем. Вот разве что черный будто ночь пес, расположившийся около его ног, мог посочувствовать своему хозяину. Точнее, не хозяину, а вожаку стаи.

Но от этих собак толку в поимке вампирши было бы немного. Вот если бы она жила на кромке — тогда другое дело, тогда выследить ее при помощи стаи не составило бы особого труда. Но в том-то все и дело, что вампирша предпочитала жить в текущей реальности, там же и подбирала свои жертвы — Ян был уверен, что убитая оказалась не первой и, надо думать, не последней. Просто он вовремя оказался рядом, чтобы отследить ауру, только и всего.

Значит, сперва надо понять, кто может стать следующей жертвой вампирши. Правда, этого понять пока что не смогла и «Третья стража». Единственная «примета» будущей жертвы — это анкета, отправленная некоей колдунье Анне Дюпон. Может быть, так зовут вампиршу?

«Слишком просто у тебя все получается, — подумал Ян. — А просто — это значит, неправильно. Но в любом случае, вампирша имеет к этой истории какое-то отношение».

Теперь следующее — вампирша не слишком любит бывать на кромке — хотя, естественно, может, почему бы и нет? Но искать ее все равно придется в человеческом мире, в текущей реальности. Конечно, была вероятность, что она уже покинула Петербург — но эту вероятность Ян отмел. В любом случае, встреча с ним вампиршу не вспугнула — раз уже после этого случилось убийство.

Сейчас «стражники» усиленно перетряхивают милицейские сводки — сколько в городе произошло убийств за последнее время, сколько из них — с похожим почерком, ну а уж проверить, кто из жертв отправлял анкеты, они смогут. Видимо, число получится не самое маленькое.

Но никто из них, кроме Яна, не видел, как выглядит убийца. А это означает, что у него есть большое преимущество.

Ян внимательно посмотрел на пса. Тот глядел на него, словно бы понимая все его мысли — да, возможно, так оно и было — кто знает этих собак, да еще и с кромки, из Собачьей слободы, куда никому не следует соваться. Пес будто бы хотел сказать: мол, оно понятно — вождь должен думать, хорошо думать, долго. Зато уж когда он даст приказ…

С приказом Ян пока не торопился.

— Значит, так, — начал рассуждать он вслух, хотя единственным, кто мог бы оценить его речь, был пес. — Я ее предупредил? Предупредил. Будут проблемы — заходи на Витебский, отправляйся на кромку, там меня и найдешь… Это — раз. Значит, надо, чтобы ее там ждали — и не вспугнули.

Пес едва заметно кивнул — или Яну это все же показалось. Словно бы хотел сказать — мы ее приведем в лучшем виде, стая не подведет!

— Теперь — два, — продолжал Ян. — Ты бы ее, конечно привел, не сомневаюсь. А ты ее видел? И потом — там, около Витебского, живет много кошек. Понимаешь, почему я вас туда не беру…

При упоминании о кошках пес зевнул, да так, что можно было подумать, будто он — ничто иное, как одна гигантская пасть на четырех мощных лапах.

— Вот-вот, и я говорю — незачем! — заключил Ян. — Ты бы лучше сказал — по ауре найти того, кого надо, сможешь?

Теперь пес поднял голову, настороженно глядя на Яна.

«По ауре? Знать бы, как это — а уж нашли бы, никто не ушел! Аура — это запах, да?»

— А попробовать бы можно. Только ненадолго, конечно. Час-два погулять по тому миру — ничего тебе от этого не сделается, верно?

Ян недаром беспокоился о собаке. У черных псов из Собачьей слободы на кромке не было никаких врагов. Не было и быть не могло. Но вот в мире текущей реальности они быстро слабели, а их несомненный разум приходил в полный хаос. Такой пес мог бы стать опасным даже для своего вожака. Но эта вспышка ярости была предсмертной агонией.

Ян потрепал пса по жесткой шерсти.

— Не переживай, найдется тебе работа. Знаешь, как мое замечательное начальство шутит? «Как поймать льва в пустыне?» — произнес он, копируя голос Рэкки. — «А нет ничего проще. Берем пустыню, где у нас, предположительно, имеется лев. Делим пустыню надвое — в одной части есть лев, в другой его нет. Потом ту часть, где лев, делим еще раз надвое…» Тьфу ты, пропасть!.. Легко ему рассуждать, не то что нам с тобой!

Пес посмотрел на Яна с печалью, словно бы сочувствуя всем его проблемам.

— Поэтому охотиться в том мире буду я! — принял Ян решение. — Где наша не пропадала! А если она зайдет на кромку, вот тогда мы ее точно отловим.

Он снял с груди небольшой брелок серо-стального цвета. На первый взгляд, штуковина была самой обыкновенной — такое можно купить в любом рок-магазине, да еще и выбрать что-нибудь получше. Самая обыкновенная летучая мышь — только и всего. Тем удивительнее, что из-за такой вот летучей мышки случился полный провал у некоего чрезвычайно опасного существа, которое завелось в мире текущей реальности.

Между тем, это было и в самом деле так. Летучая мышь из темного металла была артефактом кромки — а такие вещи в рок-магазинах не продаются. И если его правильно настроить, можно очень быстро найти любое существо в радиусе километров десяти — если оно прибыло на кромку.

Теперь остался сам процесс настройки.

Ян выругал себя за то, что не стал проводить этот пустячный и почти незаметный ритуал, когда встретил вампиршу. Если бы он догадался это сделать, она уже сейчас была бы в его руках, и он сам занялся бы расследованием. Теперь у него оставалось немного возможностей. Можно было прийти в тот дом, где нашли труп и подъезде. А можно было поступить и иначе — Рэкки сообщил, что след вампирши впервые обнаружили там, где отыскался самоубийца. След, конечно, старый, он сейчас должен быть совсем слабым. Но те места на кромке почти пустынны, он не должен полностью стереться. А значит, надо отправиться прямиком в ту сторону. А вот собак, пожалуй, лучше будет пока оставить здесь…

— Я сегодня еще вернусь, — кивнул Ян псу, который завилял хвостом, как самый обыкновенный щенок. — Сторожи дом.

Последнее указание было совершенно без надобности. Кто мог сюда явиться? Разве что «стражники». Но и они не станут без дела тревожить жилище вампира. Нет, это как раз он их потревожит — прямо сейчас.

Ян вышел на лестницу, прикрыв дверь, лишенную даже видимости замка. Он прошел через мрачный двор под арку, откуда открывался вид на канал. Сейчас стоял день, но солнце скрылось в густой пелене облаков, а редкие деревья на Новой Голландии уже успели пожелтеть.

Оно и неудивительно. Здесь, в этой части кромки Петербурга, всегда стоит осенняя погода, иначе просто не бывает. А только-только появляющиеся листья этих странных деревьев становятся желтыми почти сразу же.

В канале раздался какой-то подозрительный плеск. Лучше было не задумываться о том, что именно в нем обитает. Впрочем, если сюда пожалует совсем уж незваный и нежеланный гость, то, спасаясь от собак, он получит шанс это выяснить. Правда, рассказать, наверное, уже ничего не сможет.

Ян прошел к пустынной площади, которая не оживала даже ночью, когда на кромке наступало относительно безопасное время. А вот теперь — самое время отправиться в текущую реальность, а уж оттуда — добраться до офиса «Третьей стражи». Пускай дадут координаты места, где побывала вампирша. А с остальным Ян управится в два счета.

Он просто сосредоточился, прищурив и без того слегка раскосые глаза. Мир вокруг не мигнул, не было никакого портала и серебристого сияния. Просто Ян оказался в том же самом — но совершенно другом месте.

Новая Голландия почти не изменилась, мрачное темно-красное здание, похожее на крепость, обнесенную рвом, похоже и в нашем мире, и на кромке. Зато деревья приобрели совершенно иной вид — пока еще желтые листочки можно было пересчитать.

В канале если что-то и плескалось, то лишь пустые бутылки. Над площадью мигал рекламный щит — как раз у трамвайной остановки, где собрался народ. И никакой запредельной жути во всем этом не было. Впрочем, для Яна обстановка Собачьей слободы не казалась ни запредельной, ни жуткой. Привычной — другое дело.

Он осмотрелся, понял, что его появление из ниоткуда прошло совершенно незамеченным. Потом решил — а вдруг?! — обогнуть Новую Голландию, подойдя к воротам. Поэтому отправился не к остановке на площади, а в обратную сторону, по набережной канала.

Долго идти ему не пришлось — остров невелик. Но на сей раз его ждало разочарование, хотя Ян прекрасно понимал, что чужие вампирши разгуливают здесь не каждый день.

И никакого следа — артефакт кромки зарядить было нечем. Все правильно — она же не выходила здесь в его мир. А раз так, то есть только очень слабый след ауры, его можно попробовать отыскать, вот только это совершенно ни к чему — на это летучая мышь не среагирует.

Ян вздохнул и направился к Сенной площади, где была ближайшая станция метро. Как раз по этой ветке лучше всего ехать к офису «Стражи».

Конечно, можно было добраться до остановки какого-нибудь транспорта. Но Ян решил, что пойдет пешком — причем не по широким улицам, а узеньким переулкам, через мосты. Нужно было еще раз внимательно обдумать весь свой план действий, а такая пешая прогулка располагала к подобным мыслям.

Он миновал ветеринарную клинику, вышел к Юсуповскому саду, миновав его, он, на секунду задумавшись, свернул к небольшому эзотерическому магазину, располагавшемуся во дворе одного из домов.

Иногда он покупал там всевозможные украшения и безделушки, а порой и книги, за которые собиратели диковинок и курьезов, живущие на кромке, могли заплатить — правда, маловато, такие покупки выгодны не были. Но, чтобы не окончательно распрощаться со старым ремеслом, можно подумать и об этом. А «стражники» наверняка закроют глаза на подобные вольности.

Вот только пока он не найдет вампиршу и не узнает, что происходит в городе, ему будет не до того.

Ян отложил очередную книгу — кажется, это были откровения кого-то, именовавшего себя тибетским ламой, — улыбнулся продавщице и вышел.

Эх, им бы сюда некоторые вещицы, сделанные на кромке — цены бы магазинчику не было! Вот только подождем пока что…

Ян растворился в толпе, которая вечно кружит по Сенной площади в вечных поисках «купить — продать». А через пару минут он был уже на эскалаторе метро. Того метро, в котором, как это ни странно, можно ездить — на кромке оно таково, что даже он старался не соваться в местную подземку.

 

Глава 9

Короткая глава о выборе

Изабелла не терзалась муками совести по поводу очередного убитого. Вернее всего было бы сказать, что она оставалась равнодушной. Каждый выбирает свою судьбу сам — те меченые, которые шли под ее нож, именно так и поступали. Они выбрали свою судьбу — счастье задаром, забыв что задаром в этом мире не дается ничего (в прочих мирах, между прочим, тоже).

Гораздо важнее для нее было ожидание — когда же, когда же, наконец, проклятая тварь почувствует себя настолько плохо, чтобы вылезти из своего убежища, чтобы дать бой тому, кто мешает ей насытиться.

История с рекламными объявлениями и анкетами проделывалась несколько раз в разных городах мира. В самой Франции — никогда, незачем было светиться этой госпоже Анне Дюпон.

Зато в одной из соседних стран «рекламная акция» прошла на самом высшем уровне. Было это лет двадцать пять назад. Тогда Изабелла впервые почувствовала, что тварь жива. Она приехала в город, где распространялся журнал с анкетой и списком желаний, слишком поздно.

Было живо только несколько меченых, и все они погибли дня за три — сами по себе. Их энергия была уже полностью выпита.

Тварь устроила пиршество, а потом затаилась — на целых пять лет. А потом анкета — та же самая — всплыла в Южной Америке.

И снова Изабелла опоздала. Десятки человек клюнули на предложение исполнить их пожелания; из тех, у кого они исполнились, не уцелел никто.

Тогда Изабелла попробовала действовать — но ощутимого результата не получилось. Тварь снова оказалась в победителях.

Но, должно быть, она почувствовала нечто неладное — или же ее пиршество превзошло ее возможности. И теперь Анна Дюпон затаилась надолго, готовясь более тщательно.

К чему именно? Изабелла отлично это знала. Такие твари питаются энергией гибели людей. Наверное, им проще всего существовать там, где идет постоянная война. Нужно было прикинуть и такой вариант. Но война связана с бедностью, грязью и возможностью попасть под шальную бомбу или пулю. Тварь вряд ли стала бы так рисковать. Нет, она слишком печется о себе — насколько это было известно Изабелле. Да и Францию покидать она не станет — без особой необходимости.

И десять лет она ждала, строила предположения, надеясь упредить тварь. Едва не собралась в путь во время войны на Балканах, но выяснилось — тварь осталась во Франции. Потом долгое время считала, что удар придется по Америке — тамошние люди готовы верить во что угодно. Но нет, госпожа Анна Дюпон решила провести следующий свой пир в России. И на этот раз Изабелла узнала о том вовремя.

Да, здесь, как это ни странно, у «доброй волшебницы» появился шанс на обильную жатву. Люди, которые вчера были уверены в завтрашнем дне, а оказалось, что этот день — не их день, — такие были готовы схватиться за любое предложение «счастливого билета». Стоило ли их осуждать? Изабелла не думала об этом. В конце концов, они осудили сами себя. И хватит об этом. А она всего лишь выполняет свою работу. Делает то, что должно.

…Она поднялась по лестнице невысокого, но вполне уютного дома, вытащила из сумки ключи. Сегодня ей пришлось прикончить двоих — молодого парня и женщину лет сорока. Оба уже почти готовы, не сегодня-завтра отправились бы на кладбище. Вероятно, для твари они стали небольшой потерей — небольшой, но все-таки ощутимой.

Изабелла открыла дверь. Пожалуй, в свое время, узнав о том, что должно случиться в Петербурге, она сделала совершенно правильно, что сняла квартиру в этом районе — если не на самой окраине города, то и не в центре. На окраине, как правило, довольно трудно выйти на кромку, а центр… Что такое здешний центр, она поняла уже давно — и зареклась без особой надобности выходить на кромку в этих районах, где совершенно непонятно, чего можно ожидать — особенно днем. Но и ночью кромка в Петербурге безопасна далеко не везде.

А здесь — именно то, что нужно. Хозяева квартиры нисколько не интересуются, как она тут живет: платит деньги исправно — и замечательно! И уж совершенно неважно, какие там предметы и от чего именно она станет долго отмывать над раковиной.

Изабелла зашла в прихожую, зажгла свет. Квартира была вполне стандартной, ее сдавали с мебелью, даже с телевизором — но она не любила смотреть фильмы. Ей хотелось одного — отдыха и одиночества. И одно, и другое было здесь вполне обеспечено.

Она улыбнулась. Странно, люди частенько именно так и изображают вампиров — одиночками, которым отвратительно любое общество, даже состоящее из себе подобных. Все правильно, только не хватает гроба посреди комнаты, где она будет отдыхать днем после ночных трудов. Вот уж глупость, которую трудно представить! Ну, если уж решили, что вампирам вреден солнечный свет (он и в самом деле не слишком полезен, загорать ей не стоит), то и поместили бы их в самые обычные затемненные помещения. Так ведь нет: считается, что вампирам необходим гроб — и точка! А раз люди так считают — значит, так оно и есть!

Оно и к лучшему. Вряд ли кто-то сможет принять ее за вампиршу. Разве что такой же, как она сама…

Изабелла сняла сапоги, придирчиво их осмотрев — нет, все в порядке, сегодня она работала вполне чисто, ни единой капельки крови нет. Она скинула легкую осеннюю куртку, и, надев тапочки, прошла в комнату.

Да, пожалуй, телевизор — это все-таки удобство. Иногда следует смотреть программы новостей — даже если не очень-то хочется.

Изабелла щелкнула пультом, и тотчас же поняла, что напрасно — местных новостных программ уже не было, слишком поздно она пришла домой. Ладно, можно все же взять и посмотреть что-то — если сегодня есть хоть какой-нибудь хороший фильм.

«Какого-нибудь хорошего фильма» не оказалось, зато по музыкальному каналу показывали «Хеллсинг». Изабелле уже приходилось как-то видеть этот фильм, причем в японской версии. Но и сейчас она решила посмотреть эту японскую аниме про уж-ж-асных вампиров — естественно, совершенно ничего общего с настоящими вампирами не имеющих. Ну, или почти ничего общего…

Пожалуй, что было хорошо в «Хеллсинге», так это музыка — тревожная, слегка мрачноватая, она вполне соответствовала настроению Изабеллы.

Рекламная перебивка последовала очень быстро — слишком быстро, по мнению Изабеллы. Она прошла на кухню, включила чайник. «Так что, вы говорите, пьют вампиры? — улыбнулась она собственным мыслям. — Говорите, кровь? Неправда — они сейчас будут пить чай. Горячий чай без сахара. Куда вкуснее, право слово…»

Конечно, все было не совсем так — и если Изабелла старалась убивать меченых, пролив как можно меньше крови, то здесь никакой случайности не было. Ей совершенно не хотелось поддаться невольному искушению — ведь она не враг людям. Больше того — она тоже человек, только получивший долголетие и некоторые особые возможности. И возможности эти она сейчас обратит на одно — на то, чтобы избавить мир (а заодно — и себя) от поганой твари. Вот уж кто настоящий кровопийца, так это госпожа Анна Дюпон!

Реклама закончилась, снова начался фильм. Вампиры разделились на тех, кто пытается помочь людям, и на иных, которые хотят прикончить все человечество — не больше не меньше. Изабелла смотрела в экран, и понимала, что мультик не столь уж плох и глуп. Быть может, те, кто его делал, знали или хотя бы чувствовали правду. Просто им пришлось пойти на поводу у неумных людских легенд.

«Сколько нас существует в мире? — подумала она. — Несколько тысяч? Или — всего несколько сотен?» Последнее было вернее, но ведь не все так трагично — ведь, например, совсем недавно она встретила этого парня, своего собрата. Здесь, в этом почти чужом для нее городе. Причем, он — не инициированный, он — вампир по рождению, таких видно сразу. Заносчив, правда, не в меру. Но с годами это должно пройти.

Она подумала, что, возможно, было бы правильно рассказать ему обо всем — о том, почему она оказалась здесь, о твари, существующей за тысячи километров, но протянувшей лапу к этому городу. О том, как она сама была инициирована…

Почему-то этот парень вызывал доверие — невзирая на всю его заносчивость.

Нет, конечно, она не должна ни о чем рассказывать. И на Витебский вокзал, на кромку, она не отправится. Это — ее война, и не надо примешивать к ней никого из соплеменников, даже тех, кто способен вызвать доверие. Вот когда с тварью будет покончено, вот тогда — другое дело.

Фильм закончился, началось какое-то очередное реалити-шоу. Изабелла вырубила звук, но осталась сидеть около телеэкрана, по которому бегали беззвучно разевающие рот люди. Ей было не до них. Воспоминания — вот что не давало Изабелле покоя.

* * *

Париж, 1793 год.

— Конечно, ваше ремесло не может не вызвать некоторых… скажем, подозрений, — в который раз говорил худощавый мужчина без парика в строгом костюме — было сразу заметно, что он относится к идее добродетельной бедности если и не с энтузиазмом, то, по крайней мере, очень серьезно.

Отпираться было совершенно бессмысленно. Худощавый посетитель, назвавшийся представителем какого-то комитета (Изабелла так и не запомнила, какого именно), назвал имена нескольких клиенток гадалки, сообщил, через кого именно они связывались с ней, помянул даже гражданку Люшар. Изабелла не знала, кому молиться, чтобы он не знал о том, как к ней заходила будущая убийца «друга народа». Но, кажется, он о том и не ведал — иначе их беседа могла стать очень короткой: «Именем республики вы арестованы, следуйте за мной…» А дальше все очень просто — суд революционного трибунала, который знает только один приговор.

Сердце Изабеллы замерло, когда посетитель стал называть фамилии, имена, кажется, он отлично знал даже содержание предсказаний гадалки Изабо.

— Как вы понимаете, все это очень подозрительно — особенно в нынешние времена, — веско заявил он. — Но мы вовсе не требуем прекращения ваших… гм… занятий. Ведь это — единственное, чем вы зарабатываете на жизнь, не правда ли?

— Это верно, — Изабелла нашла в себе силы кивнуть.

— Под указы о спекуляции вы тоже не подпадаете, — успокоил ее посетитель. — Так что я рекомендовал бы вам продолжать занятия вашим ремеслом. Если вам нужно разрешение комитета — негласное, разумеется, — оно будет вам дано, гражданка.

Изабелла еще не поняла, к чему он говорит все это. Вообще-то, разрешений у нее никто и никогда не требовал — по крайней мере, до сегодняшнего дня.

— Но есть одно небольшое обстоятельство, — по губам представителя комитета пробежала хитрая улыбка. — Вы должны будете сообщать нам то, что придется услышать. Как мы понимаем, к вам заходят и те, кого мы именуем врагами народа — не только добродетельные граждане, которые клюют на ваш обман…

Она сделала протестующий жест рукой, — впрочем, совершенно незамеченный посетителем.

— Так вот, вам следовало бы сообщать о том, что вы услышите помимо просьб вернуть мужа или навести порчу на соседку. Такие вещи, как вы, гражданка, должны понимать, нас совершенно не касаются. Но людям свойственно говорить и иные вещи. Надеюсь, мне не придется долго объяснять, что я имею в виду?

Изабелла прекрасно понимала, о чем говорит посетитель, но решила, что будет до последней возможности притворяться безмозглой дурочкой, которая совершенно не может понять, о чем идет речь.

— И что же вас интересует? — с улыбкой спросила она.

Лицо худощавого служителя республики заметно помрачнело.

— Вы прекрасно знаете это! — укоризненно сказал он. — Но я могу и напомнить. Насколько нам стало известно, летом первого года республики к вам пожаловала одна посетительница… Будет опрометчиво назвать ее гражданкой. Я не слишком хорошо могу представить, о чем именно вы с ней говорили — но тем хуже для вас. Конечно, она могла спросить вас только о собственной судьбе. Но ведь ваша беседа могла пойти и иначе. И тогда… вы можете отдать себе отчет, кем бы вы стали тогда? — он склонился к ней и почти прошептал:

— Соучастницей… Соучастницей самого злодейского преступления против республики!

Изабелла невольно вздрогнула. Значит, они знают и об этом! Спасения нет!

К счастью, посетитель истолковал испуг гадалки по-своему — как готовность сотрудничать.

— Но республика милосердна, она не карает невиновных, — он слегка улыбнулся. — Если бы за вами была серьезная вина, гражданка, то мы, возможно, и говорили бы — но не здесь. Мы же всего-навсего просим, — нет, скорее, требуем, ибо это долг любого добродетельного гражданина, — мы требуем помощи нам. Только и всего, республика окружена всевозможными заговорами, и вы не можете об этом не знать. И не можете оставаться в этот час равнодушной. То, о чем я говорю — это ваш долг.

— Но я и правда ничего особенного не слышу от своих посетителей, — попробовала она защититься, но эта защита получилась совсем уж неубедительной.

— Как вам будет угодно, гражданка! Вы можете сообщать мне или моему помощнику обо всем, что вам довелось услышать. Мы уж как-нибудь сможем разобраться. Но нам важно ваше согласие…

Насколько оно важно, Изабелла знала и без его пояснений. Сейчас не было даже тайны исповеди — любой священник, который не донес бы на врагов народа, оказался бы на эшафоте с теми самыми врагами.

— Итак, — повторил посетитель. — Вы готовы послужить республике?

Ответить на этот вопрос как-то иначе, чем «да» означало добровольно подставить свою шею под нож. Вот тогда они наверняка вспомнят и летний визит, и все, что за ним последовало…

— Готова, — произнесла Изабелла. — Но нужна ли будет республике та служба, о которой говорите вы?

— Нужна. Я уверен в этом, — убежденно сказал представитель комитета.

— Вы разрешите, я подумаю? — спросила она.

— Можете и подумать. Но я бы советовал… очень советовал вам надумать слово «да», — хищно усмехнулся посетитель. — Это избавит вас от многих проблем и неприятностей. Хотя, — он улыбнулся, кажется, представителя комитета пробило на откровенность, — думать добродетельным гражданам, как я полагаю, не надо. Им надо подчиняться, все уже придумано. Так что желаю вам ответить «да».

Он встал, отвесил легкий поклон, — и вышел, затворив за собой дверь. Изабелла осталась в раздумьях, невзирая на только что полученный «добрый совет», — или, все же, приказ.

Все менялось едва ли не каждую неделю. Кажется, еще вчера гильотина была в новинку, а короля считали последним казненным преступником в республике. Горячие головы требовали вообще упразднить смертную казнь.

Не тут-то было! после убийства «друга народа» и раскрытия заговоров — реальных и мнимых — кровь полилась сперва ручьями, а затем и рекой. И едва ли не каждую неделю выходили новые декреты революции, касавшиеся преступников и подозрительных лиц.

То, что старая аристократия была поголовно объявлена преступной, оказалось вполне понятным — но это Изабеллы не касалось, во всяком случае, напрямую. Потом на гильотину последовали спекулянты и те, кого считали агентами враждебных держав. А после издавались новые декреты о подозрительных личностях. Таковыми можно было посчитать кого угодно. Например, тех, кто не произносит патриотических речей, распускает пораженческие слухи, те, кто произносит высказывания, направленные против равенства, братства и свободы, против единства и неделимости республики. Одинаково подозрительными считали и тех, кто произносит патриотические речи, но неискренне, затаив в сердце ненависть к республике и революции. И любое неосторожно сказанное слово могло привести на эшафот. И приводило…

Изабо подошла к зеркалу, удивившись собственной бледности. Кажется, еще вчера ничего подобного с нею не творилось, теперь же, после беседы с представителем комитета, она выглядела так, будто не спала три ночи — никак не меньше.

Значит, они считают, что думать не надо, надо подчиняться? Что ж, очень хорошо тем, к кому не приходит такой вот посетитель и не предлагает стать доносчиком. Ему легко судить и осуждать. А каково сейчас ей? Ведь они могут и не брать ее под стражу, не выносить приговора — ничего этого даже и не нужно, достаточно прикрыть ее ремесло. А остальное довершат холод, голод и бездомность.

Значит, думать не надо — надо идти и служить им. В конце концов, служить тоже можно по-разному. Она по-прежнему станет прикидываться дурочкой, пересказывать тайны домохозяек, которых «сглазили» соседки. В конце концов, им все это просто надоест, Изабеллу просто прогонят прочь — к ее радости. Она не должна подвести под нож гильотины ни одного человека.

Своим чутьем она понимала, что все не так просто — они найдут способ вытрясти из нее нужный им донос. Но выхода все равно не было. Думать не надо — надо доносить по приказу.

Тот самый комитет, адрес которого продиктовал посетитель, располагался неподалеку от площади Революции. Больше всего Изабелле было ненавистно проходить мимо гильотины, стоявшей на площади. Сейчас проклятая машина не действовала, казни совершались поутру. Но Изабелла знала, что завтра косой нож будет падать на шеи невинных людей под свист и улюлюканье толпы. Теперь гильотина не знала отдыха.

Изабелла невольно остановилась на площади, глядя на эшафот, около которого прохаживалась охрана. Она вздрогнула, ей показалось, что сам воздух площади пропитан кровью и запахом смерти. Что-то будто бы отталкивало ее отсюда, ей хотелось бежать сломя голову. Не разбирая дороги — лишь бы подальше, подальше отсюда.

Так она простояла несколько мгновений, пока не услышала голос за спиной:

— Привет, милочка! А я тебя узнала!

Она резко обернулась. Слева от нее стояла та самая «добродетельная домохозяйка», которая рядилась во вретище и черт знает какие обноски, та самая, что получила в качестве трофея кровь казненного короля.

— Все ходишь вокруг да около, а здесь и не появляешься, — продолжала «домохозяйка».

— Я занята, гражданка, — сказала Изабелла, все же намереваясь пройти через площадь.

— Я тоже занята, — радостно подхватила «домохозяйка». — Провожаю к великой бритве всех поганых преступников — одного за другим, одного за другим, — в ее глазах Изабелле почудился безумный огонек. — А чем не занятие, скажи на милость?! Присоединяйся к нам, не пожалеешь!

— Но зачем?

— Да затем, голубушка, что я знаю, кто ты такая есть, а вот ты про меня не знаешь ничего! — с ухмылкой сказала женщина. Она подошла поближе, обдав Изабеллу мерзким запахом грязи. — Думаешь, я не вижу, что ты — из наших? — продолжала она уже тише.

— Из ваших — из кого? — Изабелла посмотрела на охранников, но те не проявляли никакого интереса к беседе двух женщин.

— А из тех, кому достаточно не есть, а разве что смотреть на это дело, — «домохозяйка» провела ладонью по своей шее. — Чтобы — одного за другим, одного за другим…

Теперь она уже не казалась безумной. Было здесь что-то совершенно иное, настолько жуткое, что Изабелла невольно попятилась.

— Ты куда же это? Добром прошу — приходи завтра к нам. Не пожалеешь, — говорила, между тем, «домохозяйка». — Тебе понравится, ты втянешься… Ты сама подумай — прежде я была беззубой старухой, едва ноги носили, а сейчас! — она принялась подпрыгивать на месте в каком-то жутком танце, чепец сполз с головы, открыв белые — не седые! — пряди. Сейчас она и в самом деле выглядела не старше Изабеллы. — Каково, а?! И все — она! — безумица с восторгом взглянула на гильотину.

— Шла бы ты домой, незачем тебе к гражданке лезть, — один из охранников, наконец-то, решил, что пора бы и приступить к служебным обязанностям. — А ты не слушай ее, гражданка, проходи по своим делам…

Изабелла была почти что благодарна этому стражу порядка, она почти что бегом бросилась с площади.

— А ты бы замолчал! — слышала она позади себя. — Не указывай мне, что мне делать, я тебе не аристократка какая-нибудь! Им указывай, в какую позу под нож встать, понял!..

Дальнейших препирательств гадалка не слышала. Она уже готова была донести на кого угодно — лишь бы никогда больше не видеть эту проклятую тварь. Но в жизни все складывается не по нашему хотению.

Помощник (того самого представителя комитета на месте не оказалось) был чем-то знаком Изабелле. Она внимательно посмотрела на него — бледное лицо в обрамлении черных волос, без парика, на вид — совсем молод, лет двадцати, не более. Где-то она его видела — но где, не могла сейчас сообразить.

— Мне говорили о вас, гражданка, — сказал он, когда Изабелла назвалась. Потом он кинул на нее внимательный и изучающий взгляд. — О вас и вашем ремесле. Собственно, все намного серьезней, чем вы могли предположить…

Он замолчал на минуту, еще более внимательно уставившись в лицо гадалке.

— Я вас помню… Тогда, при казни короля, — отрывисто проговорил молодой человек. — Вам, кажется, стало не по себе?..

Теперь и она вспомнила, где видела это лицо.

— Люди, обыкновенно, боятся крови, — он слегка усмехнулся. — А также боятся покойников. Это заблуждение, гражданка. Впрочем, я не о том. С чем вы пришли? Вы намерены сотрудничать с нами?

Изабелла молча кинула.

— Хорошо. Можете изложить все, что вы считаете нужным — прямо сейчас. И помните — волноваться вам нечего, республика казнит лишь преступников, настоящих врагов народа. К тем, кто становится на преступный путь из-за своих заблуждений, мы снисходительны. И не караем невиновных, — он говорил настолько твердо, как будто хотел убедить во всем прежде всего себя, а уж потом — посетительницу.

Отчего-то в его присутствии Изабелле стало чуть легче, словно бы омерзение от встречи на площади куда-то постепенно исчезало.

Она и в самом деле стала рассказывать о своих последних клиентах, о сглазах и порчах. Молодой человек слушал, что-то записывал. Но при этом он сохранял настолько рассеянный вид, что Изабелла уверилась — дальше него все, сказанное ею, не пойдет. И это было единственным хорошим обстоятельством за весь день.

— Пожалуй, будет довольно, — проговорил он, наконец, откладывая перо. — Вы можете прийти с докладом дней через пять… Я буду здесь.

Он задумался, а Изабелла не спешила уходить — она думала, что придется опять пройти через площадь.

— А ведь у вас и в самом деле Дар, — усмехнулся он. — Не спрашивайте, что это такое, все узнаете в свое время. Теперь можете идти…

На ее счастье, «добродетельная домохозяйка» все же убралась с площади. Путь домой был открыт.

* * *

«Я становлюсь очень сентиментальной, — подумала Изабелла, возвращаясь к действительности. — Хорошо это или нет?»

Почему-то она вспомнила того парня, с которым встретилась у ворот Новой Голландии. Он ничем не напоминал Жака, разве что волосы — такие же черные, как у него. Да, это, пожалуй, и все.

Она окончательно выключила телевизор. Изабелла просидела так минут пять, предаваясь своим мыслям и воспоминаниям. Но тишина отчего-то раздражала, она решила, что ляжет спать при работающем телевизоре. Пускай бормочет хоть что-нибудь, сегодня так будет легче и лучше.

А ведь, знай она, что ее ждет, могла преспокойно отыскать проклятую тварь — и прикончить ее. Прямо тогда.

Да ведь и искать было не особенно нужно — тварь находила ее сама. Достаточно было проследить путь до жилища «добродетельной домохозяйки», переступить порог, преодолев отвращение — и нанести единственный и точный удар. Правда, не очень ясно — в тот момент, когда она встретила тварь на площади, возможно, обычный удар ножом уже не смог бы ничего остановить.

Но в ту пору гадалка Изабо не умела убивать. Этому искусству ей пришлось выучиться позднее — и выучиться в совершенстве.

К тому же она не могла прочесть свою собственную судьбу. Так уж устроены не только гадалки, но и всяческие маги, и знахари. Они могут помочь другим, могут увидеть их вероятное будущее — но сделать хоть что-нибудь для себя — бессильны. По крайней мере, она так считала.

Поэтому Изабелла не представляла, что случится с ней, когда тварь, обезумев от голода, поймет, кто уничтожает ее пищу. Поймет — и решит навсегда поквитаться с гадалкой Изабо. Сумеет она победить тварь или нет — предсказать было невозможно. Оставалось лишь надеяться на сны.

Но в этот раз, заснув под бормотание с телеэкрана, никаких снов она не видела.

 

Глава 10

«И покойнички с косами…»

— Есть новости, — Марина оторвалась от компьютера и посмотрела на Татьяну.

— Рэкки сейчас доложишь? — спросила та, искоса глянув на отчет на экране.

— Да, наверное. Слушай, у нас есть кто-нибудь со знанием португальского?

— Ну, Алекс знает. А зачем тебе? Там же все дублировано по-английски, я правильно поняла?

— На всякий случай, похоже, что не очень-то оно дублировано.

В последнее время Марине пришлось заниматься именно кабинетной работой, хотя она и рвалась на оперативку — ведь почти вся «Третья стража» вела сейчас наружное наблюдение. Надо сказать, практически безрезультатно — по крайней мере, ни одного зомби не поймали.

Рэкки и Корвин оказались непреклонными: «Твоя работа поважней оперативки. Зря, что ли, ты проходила практику в отделе общественных связей. Вот и действуй…»

Действовать пришлось, сидя за компьютером и изучая базы данных самых различных отделений «Стражи» и союзных ей организаций по всему миру. Естественно, никто такие данные в Интернет, да еще и в открытый доступ, выкладывать не собирался. Поэтому информацию приходилось заказывать. И хорошо, если данные дублировались на английском или хотя бы на французском — порой не было и этого.

— О чем хоть там речь?

Татьяна, которая тоже была оставлена в отделе (и ничуть не переживала по этому поводу), уже научилась доверять чутью Марины. Если та из сотен информационных сообщений выбрала одно, значит, есть какая-то серьезная причина.

— Тут много сообщений — сводка по Бразилии за 1985 год… И выжимка по-английски — на три абзаца.

— Восемьдесят пятый? Ну, ни фига себе! Хорошо, не начало прошлого века! — улыбнулась Таня. — А что там стряслось?

— Посмотри сама. Это их годовой отчет. Рио-де-Жанейро — появление десяти зомби. Цель создания — неизвестна. Кем созданы — неизвестно. Локализованы и уничтожены местным отделением «Третьей стражи». Это пока все.

— Ну, если не считать того, что там понаписано на португальском. Думаю, есть какие-нибудь подробности. Хорошо бы связаться с тем, кто работал по зомби. Черт, кто там сейчас?..

Через пять минут выяснилось — состав руководства «Стражи» в Рио сменился за двадцать лет полностью. Шеф светлых погиб во время эквадорского инцидента в 95-м, а начальство Темных и Нейтралов перебралось в столицу.

— Эквадорский инцидент? А это что такое? — спросила Марина.

— Что-то припоминаю. Кажется, прорыв кромки в одном из покинутых поселений инков… Или кого-то, кто был древнее инков. В общем, наша помощь тогда не потребовалась, но местных погибло очень много, — задумчиво ответила Татьяна. — Погоди, значит, Жоао Сарней до Кастро? Попробуем запомнить…

Телефон отделения «Стражи» в городе Бразилиа отыскался в базе данных очень быстро.

Марина решила, что должна окончательно побороть свое обычное состояние смущения, возникавшее порой даже в разговоре с собственным начальством, и позвонить сама. Таня решила, что так, пожалуй, будет и лучше, и села рядом с телефоном.

— Слушаем, — откликнулся на другом краю мира мелодичный женский голос. — Санкт-Петербург? В смысле, отделение в Соединенных Штатах?

— Нет, в России, — сдержанно ответила Марина, представив, как секретарша на другом конце провода наморщила лоб, вспоминала, где именно находится эта страна.

— В России?

— Да. Подразделение «Утгард», Марина Крутицкая. У нас есть вопрос к дону Жоао до Кастро. Возможно ли поговорить с ним?

— К сожалению, нет, — грустно ответила секретарша или кем она там была. — Дон Жоао находится в командировке, точнее, в экспедиции на западе. Будет только через две недели. Я готова вас выслушать, сеньора Марина Кру… — девушка все же сбилась на чужой фамилии, Марина решила ее не подправлять.

— Да, простите, что не представилась. Джулия Сантуш, подразделение Темной Стороны, сейчас замещаю дона Жоао. У вас официальный запрос?

— Пока нет. Дело в том, что дон Жоао был в Рио в восемьдесят пятом…

— Тысяча девятьсот восемьдесят пятом? Да, был. Простите за утонение, просто в тысяча восемьсот восемьдесят пятом он работал в Сан-Паулу, насколько я помню.

— Девятьсот, конечно, девятьсот, — Марина в который раз сталкивалась с напоминанием о возрасте того или иного мага — и никак не могла к этому привыкнуть. Хотя, казалось бы, пора — вон рядом с ней сидит лучшая подруга, которая по возрасту годится ей в бабушки, что внешне, естественно, никак не заметно.

— Да, это действительно так, сеньора Крутицкая. Он работал в Рио с тысяча девятьсот пятнадцатого…

— Я не совсем о том. При нем в 85-м произошел инцидент с зомби…

— А, вот вы о чем! Да, я это помню. Да, вы уж простите, что не сказала сразу — я работала в команде дона Жоао. Зомби как раз были поручены мне. Но чем вас это заинтересовало? Просто поймите — и в Рио, и в Сан-Паулу случается масса всяких происшествий, это здесь, в столице, относительно спокойно.

— Просто… — Марина замялась, и Таня, которая вроде бы рассеянно раскладывала пасьянс на компьютере, немедленно пришла на помощь:

— Прецедент.

— Просто был создан прецедент, — повторила Марина. — Если хотите, мы направим официальный запрос.

— Ну да, и с нашей бюрократией… То есть, направьте, конечно, — посоветовала Джулия Сантуш. — Но сейчас у меня есть минутка свободного времени, так что попробую вам помочь. Это вовсе не служебная тайна.

— Создатель зомби не был найден?

— Вот вы о чем? Видите ли, создателя зомби просто не было. Да, сеньора Крутицкая, это так, — его не было в природе! Кстати, если бы он был, этот случай вряд ли вошел бы в отчет — поверьте, в Рио и не такое творится, причем каждый день. Правда, в основном не зомби, а оборотни — ну, да это тоже весело.

— Но отчего-то же они возникли?

— Вероятно, редкие климатические условия и колебания кромки. Как раз в те дни в Рио шли невероятные дожди. Я удовлетворила ваше любопытство?

— Не совсем, — Марину неприятно кольнуло слово «любопытство» — как будто она звонит в бразильскую столицу развлечения ради. — У меня к вам просьба, сеньора Джулия. В Рио наверняка есть центр общественных связей «Третьей стражи».

— Разумеется, он есть. Он был и в то время…

— Вот-вот, — быстро сказала девушка. — Если бы вы посмотрели его отчеты за тот же год… Нет ли там упоминания об объявлениях — исполнение желаний при помощи магии. С анкетой, с большим перечнем желаний — и так далее. Анкета могла публиковаться через Сообщество?

— Вот вы о чем? Посмотреть, разумеется, можно все, но нужен ваш запрос — желательно, подписанный руководством. Но не думаете же вы, что зомби каким-то образом могли быть связаны с такого рода мошенничеством? Это просто несерьезно!..

— Это — не просто мошенничество, сеньора Джулия.

— Что ж, возможно, вам виднее, — в мелодичном голосе Джулии Сантуш послышались нотки иронии. — Всего вам доброго, я буду ждать ваш запрос…

Марина положила трубку. Почему-то говорить по телефону, да еще и с незнакомым человеком, ей было ужасно тяжело — наверное, сказывалось то время, когда она была администратором в спортклубе.

— Ну вот, теперь никакого запроса можно им не посылать, — проговорила Таня, когда Марина пересказала ей, о чем шла речь.

— Почему?

— А потому что… Нет, ты не переживай, ради твоего доброго имени можно запрос и сделать. Даже нужно. Только, скорее всего, без толку.

Марина растерянно посмотрела на подругу. Выходит, она снова сделала что-то не так?

— Да, нет же, все правильно, — спокойно сказала Таня. — Просто эта Джулия, судя по всему, руководила истреблением зомби. История давным-давно забыта и сдана в архив. А теперь окажется, что она где-то прокололась, чего-то недосмотрела, а бравые ребята и девчата из России поставили ее на место. Думаешь, она такое потерпит? Не было никаких анкет — и точка! Вот что они нам ответят.

— Значит, не надо было…

— Значит, надо, — решительно заявила Таня. — Во-первых, запрос мы все равно дадим, а уж как они станут вывертываться — это их проблема. Во-вторых, теперь я почти на сто процентов уверена — и там была анкетка или нечто анкетоподобное. Просто хотелось бы посмотреть на портретик — тот ли он самый? Но это вряд ли получится. А в-третьих — давай дождемся Алекса, и пускай он нам прочтет, что там сказано по-португальски.

— Ну вот, еще две разрытых могилы, соответственно, еще два зомби, — Алекс произнес это таким веселым тоном, каким можно было объявить о поимке всех без исключения зомби и полном закрытии спецоперации. — А у вас тут что творится? Тишь да гладь?

— Не совсем, — сказала Таня. — Мариша, ты распечатай этот текст…

— Уже сделано, — девушка подала подруге бумагу.

— Никак — на суахили? — с иронией спросил Алекс. — Из тайного трактата, посвященного созданию зомби?..

— Все проще. Из бразильского отчета двадцатилетней давности. Я зачту, как умею…

— Давай, — предложил Алекс. — Произношение не столь уж важно…

Выяснилось, что в самом отчете ничего слишком существенного не было. Да, в течение месяца в Рио-де-Жанейро появлялись зомби, шлявшиеся по городу и предместьям без всякой цели. Десяток тварей прикончили сотрудники местной «Стражи», еще двоих — полицейские. Соответственная работа с полицейскими проведена, они обо всем забыли, в прессу история не просочилась. Дело закрыто, хотя полного исследования не сделано.

— Бразилия, Бразилия, где много диких обезьян, — раздраженно сказала Таня, услышав все это. — Я как чувствовала — они даже не удосужились проверить, нет ли чего неладного с биографией покойников. Уничтожили — и хорошо!

— А может, и не могли проверить, — беззлобно ответил Алекс. — Если в зомби превратились жители фавел, предместий, то никто бы их проверять и не стал. Думаю, зомби было больше, остальные просто рассыпались в прах — тихо и мирно.

— Тихо и мирно?! Ты еще вспомни эту историю в Канаде! — Таня была очень разозлена на бразильских коллег, да еще и Темных, но, за неимением в офисе ни единого бразильца, ее гнев мог обрушиться на Алекса. Но все же этого не случилось.

— А чего вспоминать? Просто случай был такой, — начал Алекс. — Вот Марина, наверное, не в курсе. Как раз с зомбаками история…

— А что за случай? — заинтересованно спросила девушка, действительно слышавшая о таком впервые.

— В общем так — один мой приятель — Джордж Райт, из монреальской «Стражи» — решил хорошо провести отпуск. Хобби у него такое — экстремальный туризм. Все нормальные люди едут на юг, а этот решил прокатиться по родной стране. На машине, по какой-то грунтовой дороге… Уж и не помню, куда он там хотел добраться, да оно и не важно, потому что не доехал он туда. А добрался до какого-то городишки под названием Блэкмайр, которого и на картах-то не было… Тут его машина взяла, да и заглохла.

Ну что, предложили ему в этом городке перекантоваться день-другой. А он тогда еще неопытный был, но быстро начал соображать, — что-то не так. Люди какие-то дикие, молчаливые, посматривают на него как-то нехорошо. А потом обнаружилось… — Алекс замолчал, сделав паузу для пущего эффекта.

— И что — оказалось? Все жители города были зомби? — спросила Марина.

— Не все, — ответил Алекс, — примерно — половина. И не совсем зомби. В общем, оказалось, что там черт знает сколько тысяч лет назад было древнее индейское капище, а теперь вот случился прорыв кромки. Мало того, что в городке оказались живые мертвецы, они вдобавок могли еще и рассуждать. Возомнили себя высшей расой, а остальных держали в качестве рабов… и корма.

— А твой приятель? — о том, что прорыв кромки — вещь вполне возможная, Марина отлично знала. Причем Петербург далеко не застрахован от такого бедствия, хотя индейских капищ тут не было.

— Убежал, прикончив пятерых или шестерых. Еле из леса выбрался — почти невменяемый. Добрался до местного отделения «Стражи», сообщил, сперва решили, что парень не в себе. Зато можешь представить, что потом началось…

Алекс снова замолчал.

Марина представила. Во всех подробностях, как это иногда показывают по телевизору — с вертолетами, снайперами, ракетным обстрелом…

— Думаешь, весь город взяли и вынесли нафиг? Как бы не так, — Алекс усмехнулся. — В общем, больше в деревне никто не живет. Когда в те места заявились, никого не было вообще — ни людей, ни зомбаков… Все на кромку провалились, остались только дома — и ничего больше.

— И никого не спасли?

— Некого там было спасать, Марина, просто — некого, — ответила за Алекса Татьяна. — А вообще… Ведь потом уже выяснилось — люди вполне могли оттуда бежать, причем — без наших. Могли даже зомби прикончить. Они не захотели. Ждали помощи — ну, вот и дождались.

Марина с ужасом посмотрела на своих друзей.

— Да, бывает и такое, — Алекс выглядел совершенно спокойным. — Люди иногда любят надеяться, а не действовать, отсюда и результат. А расхлебывать приходится нам. Например, взять и найти тех, кто создал этих зомбаков. И у нас, и в Бразилии. Не беспокойся, мы — не «Стража» из Рио-де-Жанейро. Это они пускай ходят в белых штанах, смотрят «Изауру» и машут рукой на все проблемы. А мы будем искать дальше…

* * *

Бомж, чьи фамилию и уж, тем более, отчество, накрепко забыла История (и не только История, но и он сам), звался Сашкой-Мазилой. Прозвание свое он заслужил не на армейской службе (к которой никогда в своей жизни никакого отношения не имел, ибо удачно «откосил» от «армады»). Зато к ремеслу художественному отношение он имел — в прошлой жизни, разумеется.

В нынешней ему было не до того. Спившийся художник-декоратор падал на дно со всею стремительностью — сперва вылетел из престижного театра, потом сменил множество непрестижных. Вскоре он провел замечательную коммерческую операцию — «квартиру продал, деньги пропил». К этому моменту он уже окончательно потерял работу, оставался один шаг — забыть имя и отчество. Он этот шаг сделал — так и появился на свет Сашка-Мазила.

Бомжевание — это процесс одичания. Поэтому большинство бомжей возвращаются к занятиям своих далеких, недавно спрыгнувших с деревьев и еще не до конца потерявших хвост предков — к охоте и собирательству. Охотятся эти дикари на таких же одичавших кошек и собак, а собирают… Ну, вот тут все же чувствуется некое влияние цивилизации. Собирают они все, что плохо лежит.

Сашка-Мазила специализировался на бутылках.

Конечно, много на сборе бутылок заработать не удавалось. Часто приходилось довольствоваться настойкой боярышника, купленной в аптеке. Но порой ему удавалось добыть и что-нибудь получше и посущественнее — к примеру, портвейн «три семерки» или «Анапу». Тогда он мог позволить себе культурный отдых.

В этот день был именно тот самый случай. Вчера, в выходной, народ пил — и пил вполне много. И очень много бутылок оставил после себя — в наследство бомжам. Так что наутро Сашке-Мазиле даже и собирательством-то особенно заниматься не пришлось — он отлично знал все неприметные уголки на своей территории, где остаются пустые бутылки. Выручки хватило аж на целых два пузыря портвешка.

Вот с этим богатством в грязном потертом мешке он и забрел в небольшой скверик, расположившийся между плотно прижавшимися друг к другу домами в одном из центральных районов. Конечно, район-то был центральным, но вовсе не из тех, что демонстрируют туристам. Туристов везут к Исаакиевскому собору, к Смольному, им демонстрируют Невский проспект, Эрмитаж и Казанский собор. А совсем рядом, буквально через улицу-другую, располагаются те старые кварталы, которые никак не задействуешь в турбизнесе. Ну, если только какой-нибудь импортный сноб, уставший от культуры и красот, не попросит показать ему «пьетербургские трусчхоби». В чем-то он будет прав — со времен Раскольникова и старухи-процентщицы они изменились очень мало.

Вот в подвалах таких трущоб и угнездился Сашка-Мазила и ему подобные.

Нельзя сказать, что здесь все здания — ветхи, а жители — сплошь нищие. Ничего подобного — встречаются и вполне приличные узенькие улочки, живущие какой-то своей, несуетной и спокойной жизнью. Между прочим, именно в отражении таких кварталов на кромке может выжить даже провалившийся туда человек из нашего мира — конечно, если будет соблюдать некоторые несложные правила. По крайней мере, там — безопаснее всего.

Скверик, облюбованный Сашкой-Мазилой, был вполне нормален, правда, все скамейки на поверку оказывались ломаными — но на них можно было сидеть, а это не о всякой-то скамейке скажешь.

Между прочим, на одной из скамеек кто-то уже сидел. Сашка остановился, вгляделся, вылупив мутные похмельные глаза. Тут же выяснилось три вещи — во-первых, сидевший человек был женского пола, во-вторых, лица дамы было не разглядеть, в-третьих же, принадлежала она к тому, же самому сословию, что и Сашка-Мазила.

Симпатичной внешностью Сашка-Мазила не отличался никогда. Был он коренастым и (невзирая на бомжовскую жизнь) слегка разжиревшим. К этому можно добавит острый нос и обвислые щеки, словно бы изъеденные временем скитаний по подвалам. Ну, и, естественно, о бритве он позабыл давно и основательно.

Тем не менее, определенным успехом у дам он пользовался — что в прежней жизни, что в нынешней. Конечно, в нынешней дамы были определенного сорта и сословия, ну да Сашке-Мазиле к такому было не привыкать.

Поэтому присутствие на скамейке бомжихи его нисколько не огорчило — скорее, наоборот. Слегка подумав и проведя грязной ладонью по слипшимся волосам, Сашка решительно направился к скамейке.

Бомжиха даже не заметила, что к ней кто-то подваливает. Так и сидела в той же самой позе, слегка склонив голову и спрятав лицо в то, что можно было с некоторой (большой) натяжкой назвать рукавами одежды — рваного и ветхого рубища.

— Ну, вот оно… — пробормотал Сашка-Мазила, доставая из серой сумки одну из драгоценных бутылок, наполненных живительной жидкостью.

Бомжиха никак не отреагировала на его присутствие, так и сидела на краешке скамейки, словно бы не было на свете никакого Сашки-Мазилы — да и самого белого света тоже не было.

Это несколько обижало.

Впрочем, излишней обидчивостью Сашка не страдал — как и излишней брезгливостью. Он, памятуя о том, что отдых должен быть культурным, полез в сумку и достал то, что для бомжа можно считать большой редкостью — пару пластиковых стаканов, почти что чистых, стыренных им позавчера около какого-то лотка. Не пить же хорошую жидкость да из горла!

Уж этими-то благородными манерами он наверняка проймет даму, после чего, распив портвейн, они отправятся в знакомый Сашке подвал, чтобы там более обстоятельно продолжить знакомство.

Правда, запашок от «дамы» шел тот еще, но Сашка-Мазила не придал этому никакого значения — и от самого-то, знаете, несет не дорогим одеколоном, да и опять-таки, ему было не привыкать.

— Ну, это, — проговорил он, — надо — за знакомство, что ли?.. Меня вот, Сашкой кличут, а тебя?..

Бомжиха даже не соизволила посмотреть в его сторону.

«Уже где-то набухалась, что ли?» — подумал Сашка. Конечно, такое поведение свойственно еще и наркоманам, но наркоманы — все же люди более богатые, чем простые честные бомжи, и вряд ли будут выглядеть так.

— Да ты смелее, ну, это самое! — говорил Сашка, выставив стаканы, мастерски расправившись с пробкой и разлив до половины буроватую жидкость. — Ну, по-человечески, что ли…

Но и на такое заманчивое предложение не последовало никакой реакции.

Разве только запашок показался Сашке слишком отвратительным — но и на это он не обратил в тот момент внимания: все заглушал запах портвейна. Но надо было уговорить будущую подругу разделить с ним выпивку — кое в чем Сашка-Мазила все-таки был джентльменом!

— Ну, это… может, плохо тебе? — спросил он. — Чего сидишь-то так?..

Когда и на это ответом стало молчание, он перешел к другим мерам, отставив бутылку и стаканы.

— Заснула, что ли..? — он выругался, а потом потрепал бомжиху по спине.

Возможная Сашкина подруга словно бы оцепенела, но он продолжал трясти ее:

— Ну ты, давай пей, пока предлагают! Я сегодня добрый!..

Она освободила лицо от рукавов своего рубища и, наконец, слегка повернулась к Сашке. И это стало самым страшным зрелищем в его грешной жизни.

Лица, собственно, практически не было — была какая-то омерзительная, гниющая масса с дырками вместо глаз — но Сашка понял, что на него смотрят, и смотрят настолько жутко, что хуже этого взгляда уже и выдумать ничего невозможно.

Сашка с воплем вскочил на ноги, стаканы, предназначенные для культурного отдыха, упали на землю вместе с бутылкой, из которой потекла в осеннюю грязь и в траву драгоценная «горючая» жидкость. Но сейчас ему было совершенно не до того. Он забыл и про вторую бутылку в своей сумке, и про саму сумку, и стал медленно отступать из скверика, пятясь задом и всем видом походя на клопа, насмерть испуганного неожиданно включенным светом.

Покойница (а кто же это еще мог быть!) все так же смотрела на него отсутствующими глазами, но не делала попыток встать и наброситься на того, кто рискнул потревожить ее уединение.

И тогда нервы у Сашки-Мазилы окончательно сдали.

С диким нечленораздельным воплем, окончательно позабыв, зачем явился в этот скверик, он выскочил на тротуар, — и только там, едва не загремев костями об асфальт, решился повернуться спиной к «бомжихе». А потом Сашка бросился вперед, почти не разбирая дороги, — лишь бы оказаться подальше от этого чертова сквера!

Он свернул в переулок, выходящий к людному проспекту, налетел на дорожный знак, извещавший, что здесь идут земляные работы — и даже не почувствовал боли, только взвыл от неожиданности — и рванулся дальше.

На его счастье, милиция дежурила на другой стороне — у иностранного консульства. Но сейчас ему было не до ментов, да что там — он сам готов был бы броситься к ним в объятия, лишь бы только избавиться от гнусного видения.

Чуть поодаль виднелась церковь, попавшая в поле зрения Сашки, и тут он понял, куда именно ему следует бежать, нет, даже лететь со своим кошмаром. Конечно же туда — ведь сейчас ему явилось создание Ада, караулившее именно его, Сашку-Мазилу, чтобы утащить в Преисподнюю, а уж там — сожрать без остатка.

Поэтому Сашка прибавил скорости, насколько он мог себе это позволить. Прохожие шарахались в сторону, позади послышался возмущенный женский возглас — Сашка не видел ничего, кроме золоченого купола колокольни.

Каким-то чудом он вывернулся из-под поворачивающего с проспекта трамвая — еще секунда, и он в самом деле оказался бы если и не в Преисподней, то, как минимум, в морге, а в трампарке еще один вагон заслужил бы нехорошую славу убийцы. Но этого не случилось — Сашка вновь оказался на тротуаре. Стараясь отдышаться, он прислонился к ограде.

Рядом несколько пенсионерок торговали подержанными книгами и самым разнообразным старьем. Одна из них с неприязнью посмотрела на Сашку, и уже было открыла рот, чтобы высказаться — мол, ходють тут всякие! Но тут Сашка попытался оглянуться — и не смог. Ему казалось, что проклятая «бомжиха» гонится за ним, намереваясь ухватить костлявой рукой за ветхий воротник Сашкиной куртки — и тащить его в Ад.

Нет, спасение могло прийти только свыше, поэтому Сашка, кое-как переведя дыхание, бегом бросился ко входу в церковь.

На сей раз путь его был недолог — чья-то рука и в самом деле ухватила его за воротник, но рука оказалась не костлявой, а очень даже крепкой лапищей. К длинному носу Сашки-Мазилы потянулся весомый кулачина — тоже вполне материальный.

— Куда прешь, бомжара подзаборная? — спросили его тихо, но внятно.

Сашке ответить было совершенно нечего.

Его крепко держал какой-то тип в обносках и с красной мордой — по виду, точно такой же бомж, как и он сам. Но внешность обманчива. Красной морда типа могла стать от хорошего коньяка или качественной водки, и уж испарениями дешевого портвейна он точно не дышал.

— Ты отвечай, когда спрашивают! — почти добродушно посоветовал Сашке тип. — Я не понял, чё ты тут делаешь, бомжара? — сказал он, а мог бы и добавить новорусское «в натуре» — для таких, как Сашка, этот тип и был кем-то вроде «нового русского»: разжиревшим нищим, промышляющим около собора. К тому же, далеко не бездомным.

Надо было что-то отвечать.

Сашка и попытался это сделать.

— Там… в переулке… — он лихорадочно попытался собраться с мыслями, но они тут же начали ускользать и разбегаться. — В переулке… мертвая баба… Живая — только мертвая…

— Я не понял… — хотел было продолжить нищий, но тут какой-то из его приятелей, должно быть, более важный в здешней компании, заметил:

— Да он обделался со страху. И не нас с тобой он испугался. Эй ты, там трупик, что ли, обнаружился? — второй нищий указал в сторону, откуда прибежал Сашка.

— Отвечай, когда люди тебя спрашивают! — с угрозой в голосе прошипел тот, который продолжал удерживать бомжа за воротник.

— Трупик? Есть там трупик… — мелко захихикал Сашка. — Только живой трупик-то, живой!..

— Да он псих ненормальный, — вынес приговор Мазиле тот, что сейчас играл в «доброго следователя». — Вот что — если хотел здесь стоять, то хрен тебе. Тут — наше место, понял, бомжара?! А что там за трупик — то не наше дело…

— Мне… в церковь надо, — почти прошептал Сашка.

— В церковь ему надо! — передразнил нищий. — Обойдешься, бомжара. Вали отсюда поздорову. Проводи-ка его, — обратился нищий к своему здоровенному помощнику.

И Сашка почувствовал, что его тащат — но не в Преисподнюю, а лишь подальше от входа в собор. Он двигался, не упираясь — израсходовал все силы при своей пробежке.

Его дотащили за воротник до угла ограды, почти напротив рынка и станции метро, а потом здоровенный брезгливо дал Мазиле несильного пинка:

— Катись…

Сашка откатился до входа на рынок, а потом, обернувшись, и не увидев за собой погони — ни нищих, ни страшной адской твари, поднял глаза на купол собора и перекрестился (правда, он не помнил, как надо это правильно делать — то ли слева направо, то ли справа налево). Зато в первый раз в жизни он перекрестился вполне искренне и с чувством.

Уже потом, рассказывая в компании таких же, как он сам, об этом приключении, Сашка-Мазила начал привирать. Приключение обрастало подробностями, мертвая «бомжиха» шипела жутким голосом о том, что он, Сашка, попадет в Ад, сожрала портвейн вместе с бутылкой, и едва не откусила Сашке руку.

— Ну вот, так я и спасся, — говорил он. А его знакомая, вполне живая Мурка — полусумасшедшая баба, которую за любимое словечко прозвали «Клиникой», повторяла:

— Ну, и допился ты до «белочки» — это ж просто клиника! И покойники с косами по улицам ходят, и менты звереют, и воще!..

На то, чтобы объяснить, что такое это «воще!», ее словарного запаса уже не хватало.

— Делириум тременс! — авторитетно заявил бомж по прозвищу Хыня — признанный интеллектуал всей компании. И добавил:

— Был ты Сашка-Мазила, а будешь Сашка-Враль…

А «воще», между тем, продолжалось. Покойники (правда, безо всяких кос) и в самом деле разгуливали по улицам города, и ни один из них пока что не попался на глаза тем, кто и должен был заняться их дальнейшей судьбой. Все наружное наблюдение «стражников» пока что давало сбой: зомби явно не спешили явиться в знакомые по былой жизни края. Зато теперь в их передвижениях начала намечаться некая упорядоченность. Однако пока что никто этого не замечал.

 

Глава 11

В параллельном мире

Беспокойство не прекращалось — вот что было совершенно скверно. Кристина не знала, что об этом думать.

С матерью она если и говорила, то резко и раздраженно. Понять, в чем дело, что происходит с дочерью, та совершенно не могла — но списывала все на переживания из-за парней, а посему — была вполне снисходительна.

В школе все шло, вроде бы, как надо, как она того хотела. Ее реферат «Великая Французская революция и революционные движения XX века» был одобрен, больше того, работу посчитали примером для всего класса. Еще совсем недавно она необыкновенно гордилась бы этим — теперь же ей было все совершенно безразлично. И похвалы учителей, и разговоры с матерью, и даже добрые отношения с Алкой.

Та сама стала наблюдать, что с подругой происходит нечто непонятное. Но что именно, она даже не могла бы сформулировать как следует.

А Кристине становилось все хуже и хуже — не только с каждым днем, но и с каждым часом. Она даже не могла представить себе, что такое случилось уже со многими людьми. Вначале идет беспокойство — совершенно беспричинное. Потом начинается радость и эйфория — все удается, все просто замечательно, все заветные желания исполнились, ура!

А потом следует опустошение, когда «заветные желания» абсолютно не волнуют, хочется плюнуть на все.

Что бывает после, могла бы рассказать та самая «бомжиха», которая так напугала Сашку-Мазилу — если бы зомби такого рода вообще могли разговаривать.

Могла бы поведать об этом и женщина с красивым бледным лицом, по виду — цыганка или испанка, если бы она повстречалась с Кристиной в эти дни. Хотя вряд ли она стала бы говорить хоть что-нибудь — с мечеными незачем говорить и доказывать им, насколько они были неправы. Заключивших контракт надо от него освобождать — быстро и безболезненно, одним резки движением руки.

Хотя, попадись Кристина Изабелле, уже в этот момент она могла бы вызвать некоторую растерянность. Быть может, Изабелла и попыталась бы заговорить с девочкой.

Но этой встречи не произошло.

Наконец, кое-что о контрактах могла бы рассказать и Алкина сестра — если бы она жила в той квартире, где обитала подруга Стины, а не при своей малопонятной работе.

Так что не случилось и этой встречи.

И Кристина оказалась предоставленной самой себе и своим настроениям.

В то воскресенье она шла по Лиговскому проспекту без всякой цели, едва волоча ноги — так можно идти, если осознаешь, что завтра придётся опять отправляться в эту поганую школу, получать эти растреклятые «двойки», попадать под горячую руку предкам — пропади они пропадом!..

Ничего подобного в жизни Кристины не было, да и быть того не могло. Все было как раз ровно наоборот!

Но это не радовало, а лишь вызывало тревогу. А уж насчет хорошего настроения и думать было нечего — никакого настроения просто-напросто не было вообще.

Было другое — ей казалось, что с ней уже произошло нечто нехорошее, и жить, вообще-то, не стоит. Что именно — она понять не могла. Теперь уже тревога никак не связывалась с той злополучной анкеткой, заполненной матерью. Неприятности Стины были как бы сами по себе, не вмещались в какое-то конкретное событие.

И еще — отчего-то ей было очень страшно. Но чего надо бояться — она не знала и сама.

Вот в таком состоянии она и решила пройтись, сама не зная, куда, — может быть, осенний городской воздух прогонит эту совершенно беспричинную тревогу.

Городской воздух не спешил это делать. Скорее, наоборот — тревога только усилилась.

Она свернула с проспекта в переулок — почти не отдавая себе отчета, зачем ей это понадобилось. Просто так — на Лиговке было слишком много машин и слишком много людей, а здесь все-таки потише.

Узкая улица упиралась в небольшую площадь со сквером, где стоял памятник Пушкину. Сейчас на скамейках было довольно пустынно — хотя до зимы и морозов еще далеко, но питерская осень бывает слишком прохладной, чтобы долго задерживаться в сквере.

Кристина задумчиво присела на скамейку. Достала из кармана крохотные наушники к плееру, включила звук. Она даже не расслышала, что там за радиостанция, и уж, тем более, не расслышала название группы. Просто музыка — и все. По крайней мере, какой-то живой звук — и на том спасибо.

Кристина сидела с закрытыми глазами, стараясь отвлечься от своих тяжелых мыслей и ощущений.

Получалось это очень трудно. Ей неожиданно показалось, что если она сейчас откроет глаза, то окажется в каком-то совершенно ином мире — с теми же двориками и домами, улицами и скверами — но каждый подъезд «гостеприимно» распахнет перед ней хищную пасть, каждый дворик начнет сжиматься, пытаясь навсегда запереть, проглотить ее. И она будет вечно метаться по этим улицам, стараясь найти хоть какой-нибудь выход…

«Боже мой, что со мной такое творится!» Кристине вдруг подумалось, что она сходит с ума. Да-да, наверное, так и бывает со всеми сумасшедшими — только вот с чего, почему?!

Тут же явилась и спасительная мысль — если она представляет, что все эти настроения — неправильные, если она считает, что может сойти с ума — значит, на самом деле с ума она вовсе даже и не сошла.

Пожалуй, это хоть чуть-чуть, но утешало.

Песня прервалась, ведущая стала что-то рассказывать о некоей группе «Ойкумена», которая — совершенно неожиданно для всех — находится на вершине хит-парада радиостанции уже третью неделю.

— Обычно такое ожидается от, так сказать, мэтров — от Шевчука, Кинчева, Бутусова… Да вы и сами знаете, кто в последнее время занимал верхнюю строчку нашего чарта. А здесь произошло что-то странное — думаю, без колдовства уж точно не обошлось. В любом случае — вот она, песня, неожиданно опередившая все, что мы приготовили для вас. Итак, «Ойкумена», Санкт-Петербург…

Ведущая говорила еще что-то, когда зазвучала негромкая музыка. Кристина неожиданно подумала, что ее всегда это раздражало — болтливые ведущие на фоне уже начавшейся песни. Как будто им времени для своей болтовни мало. Зачем они так? Только портят все…

Она никогда не слышала «Ойкумену», поэтому подумала, что их солист должен быть парнем — ну, недаром же группу поминали вместе с Бутусовым и Шевчуком. Но нет — пела девушка, тихим, слегка вкрадчивым голосом. И этот голос, — в такт мыслям Кристины, — уводил куда-то, но совсем не в тот жутковатый мир, который только что возник в ее воображении.

Она снова представила себе те же самые узкие дворики, дома, тесно стоящие друг к другу, безлюдные скверы — но теперь никакой жути в них не было. Скорее уж, они были настроены дружески, пусть и слегка настороженно.

В этом мире было много непонятного. Почему-то над одним кварталом странного города светило солнце, в другом всегда шел дождь, а кое-где встречались январские сугробы. Где-то жили люди — и не только люди, но и какие-то совсем уж таинственные существа, где-то не было ни единой души.

Кристина словно бы пролетала над этим странным городом, пытаясь понять, что она видит и куда она попала.

А голос в наушниках звал и звал ее за собой — тихо, но властно.

— О, привет! Что слушаем? — эти слова, раздавшиеся совсем рядом, вывели Кристину из забытья.

Она открыла глаза. Рядом стояли девушка и длинноволосый молодой человек, — оба в черных плащах, — вполне по погоде, — и таких мощных огромных ботинках, в которых можно было смело отправиться в турпоход по самой пересеченной местности.

На плече у девушки была черная же сумка — Кристина обратила внимание, что на этом бэге красовались жутковатого вида череп и кости вместе с надписью «Смерть попсе!»

— Так, радиостанцию одну, — пожала плечами Кристина. Ей не очень-то нравилось, что кто-то вторгается в ее одиночество, но почему-то банально послать незнакомцев она не захотела. К тому же, в них не было ничего агрессивного — несмотря на слегка жутковатый вид.

— А… там редко чего-то хорошее бывает… — пожала плечами девица.

Только сейчас Кристина поняла, почему эта странноватая пара подошла к ней — она была одета в черную куртку и черные же джинсы — вполне похоже на их «национальные костюмы». Правда, заклепок нет…

— Слушать хорошо «Лакримозу» и «Найтвиш», — пояснил парень. — А из наших — Кипелова, конечно. А вот «Хим», например, — это так, ерунда.

Кристина кивнула.

— Тебя как, вообще, зовут? — спросил парень. — Ты тут, вроде, редко появляешься?

В этом скверике Кристина вообще прежде не появлялась, но говорить об этом она не стала.

— Стина, — коротко представилась девушка, протянув руку.

— Волчонок, — представился парень. — А это — Морриган, — он кивнул на девицу.

— Только не Моргана, — уточнила его подруга. — А то, сама знаешь, этих Морган — как собак нерезаных.

Через пять минут выяснилось, что Волчонок и Морриган пришли сюда, чтобы подождать какую-то из многочисленных Морригановских подруг, чтобы вместе пойти в клуб на какую-то вечеринку. Подруга динамила, что за ней водилось постоянно, так что время назначили специально пораньше, — глядишь, за лишний час она все-таки соизволит собраться.

— А что за клуб? — спросила Кристина, слегка насторожившись. Eй вспомнились хождения по клубам с матерью — ничего, в общем-то, хорошего, от таких «выходов в свет» не было — только усталость и головная боль. Но там человек в черном плаще или куртке, с амулетами на шее смотрелся бы просто дико.

— Так, «Гремлин» — около Новой Голландии, — пояснил парень. — Да ты знать должна…

Кристина слышала об этом клубе впервые, но признаваться в этом ей совсем не хотелось.

— Слушай, пока дойдем… — девушка по имени Морриган слегка нервничала — то ли и в самом деле из-за опаздывающей подруги, то ли ей не очень-то хотелось, чтобы подруга вообще шла с ними вместе. — Может, сваливаем? Нам бы еще зайти на Лиговку… — она назвала известный в городе рок-магазин.

— Да успеем, — спокойно сказал парень. — Когда из метро вышли, было полпятого… А вот и она.

Еще одна девица, объявившаяся в скверике, была куда более живописной. Начать с того, что волос на висках у нее не было вовсе — выбриты подчистую. Оставшиеся выкрашены даже не в рыжий, а в малиново-красный цвет и собраны в хвост.

Кристина во все глаза смотрела на это чудо природы.

— Привет, Дженнифер, — парень помахал рукой. — А мы тут уже час ждем.

— Да неправда. Мог бы и по мобиле звякнуть, если заждались, — раздраженно сказала подошедшая.

— А это — Стина. Ты, кстати, с нами, или как?

Кристина хотела было отказаться от предложения пойти в незнакомый ей клуб и снова остаться в одиночестве со своими мыслями и странноватыми видениями. Но тотчас же она поняла, что пойти в клуб было бы очень даже хорошо — хотя бы для того, чтобы развеять свое мрачное настроение. Почему-то сейчас все ее неприятности — точнее, неприятные мысли и тяжесть на душе, — не исчезли, но отступили куда-то в глубину. Зато появилось любопытство — к этой более чем странной компании.

— Наверное, с вами, — кивнула она. — А далеко?

— Ну, я же говорю — около Новой Голландии. Пешком далековато, ну да ничего, дойдем, — успокоил ее парень. — Там классно. Помню, в прошлом году все так перепились…

Волчонок стал рассказывать, что творилось в «Гремлине» в прошлом году на каком-то концерте — весело, просто замечательно, но никто ничего не помнит точно, а ведь наркота там под строжайшим запретом. Вроде, на сцене были какие-то спецэффекты, вроде, там организовали даже что-то вроде стрельбы в воздух… В общем, необычное что-то творилось.

— Ну чего, потопали?

— Да я ноги сотру! — возмутилась полулысая. — Вам-то хорошо, в ботинках, а я в этих, — ее сапожки и в самом деле были на высоком каблуке. — На троллейбус, как раз дотуда…

— Ну вот еще, деньги лишние платить… — пробормотал парень. — Ладно, давайте до остановки.

Они прошли по узкой улице до Невского, причем Дженнифер не переставала ныть, жаловаться на свою обувь и говорить, что этот путь — до Невского — ей тоже пройти нелегко. В конце концов, когда она в очередной раз подвернула каблук, Волчонку пришлось взять ее под руку — под не слишком-то приязненным взглядом Морриган.

Они перешли Невский у светофора на Лиговке, и Кристина подумала, что сейчас на них будет пялиться народ — вид у всех, кроме нее, был весьма экзотическим — особенно у Дженнифер.

Совершенно неожиданно для себя девушка представила, что вся их четверка идет, словно бы окутанная облаком серого тумана — как покрывалом. И народ, проходя мимо, обходит всю компанию — но ни на кого не смотрит.

Она хмыкнула над собственными дурацкими мыслями, потом подняла глаза. Люди и в самом деле шли молча, не глядя на компанию — будто их тут и не было.

Волчонок и Дженнифер не обращали ни на кого внимания, а вот Морриган выглядела слегка грустной и потерянной.

«Понятно. Те же проблемы, — подумала Кристина. — Ей бы с моей матушкой посоветоваться…»

Народу в троллейбусе было немного, даже сидячие места оставались, так что все четверо уютно поместились на сиденьях.

И вот в этот момент, когда Морриган полезла в карман плаща за жеваными десятками, а Кристина собиралась сделать то же самое, ей в голову пришла совсем уж дурацкая мысль.

— Подожди, — она придержала руку новой знакомой, которая уже хотела было протянуть десятки контролерше — похоже, деньги здесь водились только у Морриган, да еще у Кристины.

— Пускай контролерша сама спросит… если спросит.

Кондукторша прошла мимо, едва не задев Кристину — но даже не обратила никакого внимания на странноватую компанию. И это при том, что Волчонок и Дженнифер громко смеялись какой-то своей шутке.

Троллейбус миновал еще пару остановок, проехал мимо «Гостиного двора» — а кондукторше, казалось, не было никакого дела до молодого человека и троих девушек, ехавших без билета.

— Ты что-то такое делаешь? — шепнула Морриган, на мгновение отвлекаясь от мыслей о Волчонке и Дженнифер, которая явно решила приватизировать парня — по крайней мере, на сегодня.

— Сама не знаю, — так же тихо ответила Кристина. — Просто так получается — и все тут.

Она и в самом деле не понимала, что происходит. Около «Гостиного» в салон набился народ, все стояли вокруг их мест — и никто даже не думал возмущаться. Как будто ни этих мест, ни пассажиров, взгромоздившихся на них, не существует в природе. Это при том, что любителей делать замечания обычно хватает в каждом троллейбусе.

Кондукторша еще несколько раз прошла мимо них, требуя оплатить проезд — по требования эти она адресовала кому угодно, но только не компании, направляющейся в клуб.

— А как это у тебя получается? — спрашивала Морриган.

— Говорю же — не знаю. Вот получается — и все тут…

Около тяжелого здания из черного рваного камня троллейбус свернул налево — теперь до Новой Голландии было совсем недалеко.

Кристина все также молча сидела, представляя, что их окутывает туманное покрывало. И это действовало.

Через пару минут ей захотелось поэкспериментировать — тем более, что совсем рядом стоял подходящий объект для экспериментов. Какой-то молодой человек, оказавшийся рядом с ее сиденьем, как раз потянулся за десяткой. И в этот момент и его накрыло неощутимое облачко серого тумана.

Он достал десятку, протянул деньги контролерше.

Та молча протолкалась мимо, не удостоив его даже взглядом.

Молодой человек стоял в довольно дурацком виде, протягивая зажатые в руке деньги. Кондукторша оборачиваться не соизволила.

— Ну, не хотите — как хотите, — пробормотал вслух молодой человек. — Мне всего-то до Исаакия, остановку… — он возмущенно убрал деньги в карман.

Вышли они на конечной остановке — все вчетвером.

Дженнифер и Волчонок ничего странного вообще не заметили, кажется, было им сейчас не до того. Зато Морриган во все глаза уставилась на Кристину.

— Это все ты сделала? — словно бы сомневаясь, спросила она.

— Наверное, — Кристина и сама не знала, как реагировать на собственные способности. — Просто так получилось. Понимаешь, захотела — и все.

— Ни фига себе! — восхищенно проговорила Морриган. — Да ты, Стина, ведьма! Самая настоящая ведьма… Я про такое только слышала, даже не знала, бывает ли.

«Да и я не знала», — хотела было возразить Кристина — но на сей раз промолчала.

Вся компания дружно направилась в пустынный подземный переход.

В клубе было довольно темно и довольно жарко. Кристина подумала, что она-то себя чувствует здесь неплохо, а вот остальным в их плащах (никто и не подумал их снимать), наверное, неважно.

Теперь можно было не думать о невидимости — Кристина об этом попросту забыла, более того, история в троллейбусе как-то сама собой вылетела у нее из головы.

И было от чего!

Те, кто присутствовал здесь, были, в основном, таковы, что странный вид Дженнифер просто поблек перед ними. Волосы всех возможных оттенков, черные плащи, разукрашенные заклепками так, что они походили на рыцарские наряды, амулеты — пентаграммы, черепа, египетские кресты… Все это было мрачно, загадочно… и весело.

Все черные мысли давно уже перестали преследовать Стину — она и сама не заметила, как тревога и беспокойство исчезли, не оставив следа. Может быть, это случилось во время приключения в троллейбусе, может, чуть позже — не столь уж это было и важно. Сейчас девушке хотелось только одного — вдоволь натанцеваться, выпить пива, которое продавалось здесь же, в зале, слушать музыку — не важно, хорошую или не очень.

Она достала сигареты, предложила Морриган. Сигареты были дорогими, так что та еще раз удивилась своей новой подруге.

— Ты пачку убери, а то тут «стрелков» много, — посоветовала она, но от предложенного не отказалась.

Волчонок с Дженнифер куда-то убежали, причем теперь полулысой девице каблуки не мешали вовсе. Морриган и Стина встали в очередь за пивом, причем Морриган еще и успела занять место за столиком, кинув туда свой бэг.

— Не утащат? — спросила Кристина.

— Очень разочаруются, — усмехнулась Морриган. — Да и вообще — пускай попробуют!

А потом на сцену вышел ведущий — и грянула музыка! Именно что грянула — иного слова тут и не подберешь. По барабанным перепонкам ударило с такой силой, что Кристине показалось, будто она оглохла — на какой-то момент.

И разом вокруг нее закружился весь этот черный карнавал, словно бы пришедший из какого-то параллельного мира, а может, и из самой Преисподней.

Совершенно неожиданно Кристина почувствовала, что все ее неприятности давно остались позади, что сейчас пришло время веселиться, не оглядываясь ни на что на свете — ни на мамашу, решившую устроить ее счастье, ни на школу и выпускной класс, ни на подругу Алку. «Время разбрасывать камни, время собирать камни», — пронеслось у нее в голове. Сейчас для нее наступило время разбрасывать камни.

Группы сменяли друг друга, она танцевала с каким-то парнем, лицо которого было выкрашено в белый цвет — как раз по форме черепа. Почему-то ей это показалось необычайно забавным. Потом были какие-то другие парни и девицы, где-то рядом находилась Морриган, Кристина отпивала из кружки, поднесенной ею (похоже, это было уже не пиво, а что-то покрепче, носившее название «крюгеровка»), а потом она снова и снова оказывалась в самой гуще народа.

Какой-то уже основательно перепивший тип пытался клеиться к ней, тянул свои ручонки куда не следует и говорил нечто пакостное, — Кристина весело послала его туда, куда следовало, мысленно пожелав, чтобы он уполз на четвереньках. Парень не удержался, грохнулся на колени, и пополз — видимо, по тому самому, всем известному адресу. Но девушку это уже нисколько не волновало — она снова была в центре толпы.

Как Кристина оказалась на сцене, когда объявили конкурс на раздевание — она не могла бы сказать и сама. Просто оказалась — и все тут!

Заиграла музыка, — на сей раз фонограмма, — и в этот момент девушка поняла, что сейчас ей ничего не стоит завести весь этот зал. Она скинула легким движением куртку, потом туда же — на пол — последовала вся верхняя одежда.

Кристина видела себя словно бы со стороны — свои мягкие, плавные движения, слегка вытянутое лицо, обрамленное рыжими волосами — без всякой там краски и прочей ерунды.

Когда-то она считала себя слегка располневшей — но сейчас поняла, что стройнее и симпатичнее любой фотомодели. Она чувствовала, что весь зал смотрит на нее с обожанием — и не только парни, но и некоторая часть девушек, — а что, здесь такое, видимо, не считается слишком зазорным.

Она считала себя бледной и незагорелой — но сейчас, на освещенной сцене, рядом с какими-то девицами, которые и в подметки ей не годятся, она поняла — ее кожа просто-напросто белая, и тем прекрасней вырисовывается небольшая, но нежная и чувствительная грудь.

Но ей сейчас были даже неважны все эти мысли. Она хотела одного — покорить весь этот зал, стать на сегодня королевой черного карнавала, да так, чтобы не получить ни одного равнодушного взгляда.

Одежда слетала с нее как бы сама собой, что-то она просто бросала в зал (к счастью, все это тотчас же попало в руки Морриган). И толпа вздрогнула, увидев ее почти обнаженной…

…Кристина слышала, как выключилась фонограмма, как ведущий, слегка заикаясь, говорит:

— Девушка, вам сегодня — приз от нашего клуба.

Ей вложили что-то в руку, — позже оказалось, что это билеты на бесплатное посещение клуба. Рядом обнаружилась Морриган, увела ее за кулисы, подала одежду, с восхищением приговаривая:

— Ну, ты самая настоящая ведьма… У меня бы такое ни в жизнь не получилось… Нет, ну, ни фига себе!..

Потом они пили пиво, и Кристина стала почти такой же, как была обычно. Но то, что она участвовала в конкурсе на раздевание, да еще и заработала приз, нисколько ее не смущало. Наоборот, все это странное и совершенно необычное для нее приключение наполнило ее радостью — а ведь прежде сгорела бы со стыда! Наверное, сейчас ее мать принялась бы выговаривать за такой разврат, в душе тайно гордясь дочерью — но Кристине сейчас это было совершенно безразлично. Она хотела покорить всех — и сделала это!

Сейчас Стина и в самом деле была готова поверить в то, что она — самая настоящая ведьма.

— Ты просто супер, — говорила Морриган. — Только раньше тебя здесь, вроде, не было…

— А и не было, — согласилась Кристина, уже вполне одетая и как следует хлебнувшая пива. — Может, я вообще из параллельного мира…

Она громко рассмеялась.

Сейчас они с Морриган сидели в уголке за столиком, и Стина снова подумала, что неплохо бы создать невидимость — а не то начнут приставать всякие козлы, и придется их нудно спроваживать. А уж этого делать ей сейчас никак не хотелось.

Теперь они пили вдвоем и болтали о жизни. О том, что вообще-то, все парни — ну, по крайней мере, большинство — это уроды и козлы, каких поискать, что их — настоящих девушек — не ценит никто из этих уродов, а всем подавай каких-то дешевок. Кристина говорила о себе спокойно, не особенно задумываясь над сказанным и уж вовсе не переживая, как решила бы, наверное, ее матушка.

А потом — словно бы кто-то потянул ее за язык — она сказала ту самую фразу — про параллельный мир.

Пожалуй, будь Морриган трезвой, она бы только посмеялась шутке — и все. Но не сейчас — после того, что происходило сегодня, она готова была поверить во что угодно.

— Хочешь, в гости приглашу? — спросила Кристина, и сама не понимая, что такое она говорит.

— Хочу! — ответила Морриган, глядя на подругу так, словно бы та приглашает ее — вот так вот небрежно — в свой королевский замок.

— Тогда давай пойдем прямо сейчас, — предложила Кристина. — А то, знаешь, мне тут уже надоело…

— Ладно, только с Волчонком попрощаюсь… и с этой, — замялась Морриган.

— Пойдем, — Кристина взяла ее за руку. — Им сейчас не до тебя. Ну их всех на фиг!

Когда они вышли из клуба, Кристину вновь кольнуло ощущение тревоги. Но тревога никак не была связана с ее состоянием — скорее, просто что-то не так было с этой стороны Новой Голландии. Что-то тревожное и жутковатое обитало здесь в подворотнях — но что именно, она не могла себе представить.

Задумалась она о другом — куда бы привести Морриган. В гости? Пожалуй, мать будет только рада тому, что у Стины завелась новая подруга. Но слушать разговоры о тряпках да о модах? Нет уж, не надо!

Можно было пойти к Алке — она сейчас наверняка дома. Но Алка — слишком заучившаяся особа, и понравятся ли она и Морриган друг другу, было совершенно непонятно.

— Давай пойдем по набережной, — предложила Кристина.

Морриган, шедшая рядом и так и не выпустившая ее руки, покорно согласилась.

Около парапета набережной канала росла трава. Здесь не было ни души, а справа мрачным изваянием стояла Новая Голландия — сейчас, ранним сентябрьским вечером, она напоминала руины древнего рыцарского замка.

Девушки свернули направо, к воротам, к тому самому месту, которое в свое время облюбовала вампирша Изабелла. Но ни Кристина, ни, тем более, Морриган даже не подозревали о существовании охотницы за мечеными. Больше того — неясная тревога, возникшая у Стины в тот момент, когда они вышли из «Гремлина», сейчас полностью улетучилась. Она даже не понимала, с чего бы это могло возникнуть…

— Ну вот, пришли, — проговорила Кристина, облокотившись на ограду канала возле темнеющих во мраке ворот.

— Как — пришли? — непонимающим тоном протянула Морриган.

— А сама не знаю как, но мы уже пришли, — уверенно сказала Стина, доставая пачку сигарет и зажигалку.

То, что последовало после, она не могла бы высказать обыкновенными словами. Будто бы все то, что она напридумывала, сидя в сквере сегодня днем, вдруг обрело зримые очертания. Причем, Кристина оставалась совершенно спокойной, наблюдая, как мир стал расползаться, как мозаика в калейдоскопе, а потом, в какую-то долю секунды, сложился в совершенно новый и непривычный узор.

Рядом вскрикнула Морриган, а Стина лишь посоветовала:

— Давай отойдем от канала. Знаешь, там чего только не водится…

Почему она это знала — осталось загадкой для нее.

На месте, где еще с минуту назад стояли дома, теперь простирался луг, ограниченный рощицей изящных деревьев, совершенно непохожих ни на один известный на земле вид. За рощицей темнело несколько домов — только одноэтажных, каких здесь не было и быть не могло.

Стина обернулась, — медленно, очень медленно, она боялась, что открывшаяся картина растворится и исчезнет. Новая Голландия, окончательно превратившаяся в рыцарский замок, продолжала стоять на том же месте, ворота тоже никуда не делись — просто стали еще великолепнее в этой темноте.

— Здесь всегда безопасно — и ночью, и даже днем, — слова как бы сами собой слетали с губ Кристины, будто бы она всегда это знала. — Если хочешь, пойдем вон туда, — она указала в сторону рощицы и маленьких домиков.

— Погоди, а куда все остальное делось? — спросила вконец растерявшаяся Морриган, даже хмель у нее совершенно прошел.

— Да никуда, — улыбнулась Стина. — Просто я же тебе говорила — параллельный мир.

— Ты… ты — настоящая… ведьма… — задыхаясь, проговорила Морриган. — Значит, все это — правда?

— А ты решила, что я выдумываю? — Кристина гордо посмотрела на нее. — Все так и есть… — сказала она почти что равнодушно.

— А может, пойдем туда? — Морриган указала рукой на приземистый замок с узкими бойницами и воротами. Сейчас Новая Голландия выглядела слегка зловеще.

— Знаешь, пока туда не надо… — голос Стины прозвучал мягко, но очень убедительно. Она неожиданно сама очень захотела пройти сейчас на Новую Голландию по подвесному мосту — но тут же она поняла, что делать этого не следует, иначе они вполне могут никогда отсюда не возвратиться.

— Нет, нам с тобой — вот в ту сторону, — твердо заявила Кристина. — И вообще — здесь — почти везде — может быть очень опасно. Особенно — днем, но и сейчас — тоже.

Откуда явились такие познания, она совершенно не представляла. Явились — и все тут, причем девушка предпочитала слушаться таких предчувствий.

Какая-то маленькая часть ее сознания пыталась до нее докричаться, проорать, что никаких параллельных миров не бывает, и все это — самый настоящий бред, может быть, алкогольный, а может, и того хуже — черт знает что могло оказаться в кружке вместе с пивом.

Но эту часть сознания можно было совершенно не принимать в расчет. Кристина твердо знала — никто ничего ей не подсыпал, а то, что происходит сейчас с ней и Морриган — происходит на самом деле, все это реально. Они могут гулять в этом мире, но только на очень небольшой территории. Сунутся куда-нибудь еще — это гибель.

— Идем к роще, — повторила Кристина. — Здесь лучше всего…

И девушки, все так же взявшись за руки, направились в сторону лужайки и рощицы.

Совершенно неожиданно стало тепло.

— Почти, как летом, — сказала Морриган. — Такая теплая ночь…

— Тепло — здесь, — улыбнулась ей Кристина. — Там — она показала рукой назад — осень. Вот смотри, — в ясном лунном свете она наклонилась и подобрала пожухлый лист дерева. — Это залетает с Новой Голландии.

— А куда мы идем? — спросила Морриган.

— Наверное, к тем домишкам, — ответила Стина. — Там никто не живет, но нам с тобой, наверное, будут рады.

Все оказалось именно так, как она говорила.

Двери домика были гостеприимно открыты, электричества не было, но Стина, щелкнув зажигалкой, тут же обнаружила слегка оплывшую свечу. На столе даже нашлась посуда, а в крохотной спальне рядом были две уютно застеленных кровати.

— Вот видишь, нам рады… — Стина по-хозяйски улыбнулась подруге.

— А меня как раз есть немного хлеба и печенья, — обрадовалась Морриган. — Правда, больше ничего нет.

— А больше, наверное, и не надо, — успокоила ее Стина. — Вот и перекусим — а потом погасим свечу и будем смотреть в окно. И учти — нам надо уйти отсюда под утро.

Так они и поступили. Окно кухни выходило на лужайку. Стина распахнула форточку, и в кухню ворвался порыв свежего, но теплого и совсем не осеннего ветра. А потом девушки устроились около окна, и стали смотреть на игру теней на лужайке. Откуда-то слышалась тихая музыка, но музыканты оставались невидимыми — если они были вообще.

Зато на самой лужайке стали сгущаться какие-то неясные тени, и вскоре Морриган с восторгом увидела почти что рядом с окном важно прошествовавшего единорога. Она невольно вскрикнула от восторга, на что Стина шепнула:

— Не вздумай выходить, ты его напугаешь.

Лужайка была залита лунным светом, и в нем можно было различить какое-то движение — словно бы в воздухе порхали бабочки или кружились осенние листья. Кажется, на этот хоровод смотреть можно было бесконечно. Морриган сидела, боясь шевельнуться, чтобы не спугнуть яркие видения.

— И здесь ты живешь? — прошептала она, на мгновение оторвавшись от окна.

— Ну, можно сказать, что и здесь тоже… — рассеянно проговорила Стина. — Кстати, учти — тут время течет быстро. Еще чуть-чуть — и нам пора.

— Куда?

— Обратно, в Петербург. Утро уже скоро…

Они выскользнули из дома через дверь, располагавшуюся в стороне — и в тот же миг Стина почувствовала, как мир переменился еще раз. Дома встали на свои места, вместо лужайки обнаружилась пустая заасфальтированная площадка, а Новая Голландия приняла свой обычный вид. Все это было полускрыто туманом, приплывшим с Невы и Финского залива, так что очертания ворот Новой Голландии едва угадывались в утренних сумерках.

— Ну вот, прогулялись, — улыбнулась Стина новой подруге. — Будешь знать, где я живу. Правда, без меня тебе заходить туда не надо. Да и не получится пока…

Голова слегка ныла, к тому же, здесь оказалось довольно прохладно.

— А дома тебя искать не станут? — спросила Кристина.

— Нет, я одна живу, — покачала головой Морриган. Потом посмотрела на подругу так, что Стина поняла — сейчас девушка готова отдать что угодно за какое-нибудь еще чудо — пусть даже самое незначительное, а еще — за то, чтобы хоть когда-нибудь еще раз оказаться на этой лужайке, прислушаться к далеким звукам музыки, увидеть неясный хоровод при свете луны.

— Хочешь, ко мне сейчас поедем? Метро уже работает, — говорила Морриган.

— До метро еще дойти надо, — Кристина представила удовольствие на лице матери при словах: «Знаешь, познакомилась тут в клубе с одной компанией, заночевала у одной подруги…» Надо будет позвонить ей чуть погодя, а то еще станет волноваться. Ну вот, кажется, пророчество из дурацкой анкеты начало сбываться — новых друзей она себе нашла.

И нельзя сказать, что Кристину это не радовало.

— Ладно, поехали, — кивнула она. — Пива по дороге купим, а то голова немного наперекосяк…

И они отправились к «Сенной площади», скрывшись в тумане, окутавшем каналы, мосты и тротуары.

 

Глава 12

Крестовики и прочие милые жители Земли

Можно оставить след на песке в дождливый день. Можно — в застывающем вязком цементе. И — как говорится — почувствуйте разницу.

Примерно то же самое было и со следами в текущей реальности и на кромке.

Вроде бы, Яну было проще всего пройти к воротам Новой Голландии, туда, где он случайно повстречал вампиршу — и все было бы готово: след взят, артефакт заряжен, виновницу всей этой тревоги можно отлавливать.

Как бы не так! Артефакт кромки будет в этом случае совершенно бесполезной вещью.

Поэтому Яну пришлось прибыть в офис «Стражи», долго дожидаться Рэкки, а потом точно выяснять — где именно на кромке был обнаружен странный след около дома, где жил самоубийца.

— В те края собрался? — спрашивал Рэкки. — Не забывай — там не самое приятное место. Может, тебя подвезти?

— Да уж как-нибудь не забуду, что там опасно — нашими молитвами, — отвечал Ян. — Я в Автово, вообще-то, не впервые хожу… И доеду сам — на метро.

— Ну, смотри, — Рэкки протянул ему руку, что наблюдалось, кажется, впервые в истории. — Выйдешь оттуда — позвони по мобильнику, не забудь.

Ян только головой покачал — только подумать, какая отеческая забота о бывших контрабандистах! Однако протянутую руку пожал, с тем и отбыл.

На Петроградской чувствовалась осень, прохладный ветерок дул с залива, а народ уже оставил до следующего года летнюю одежду. Что поделать — лето в Питере короткое, оно исчерпывается календарными тремя месяцами — и то, если повезет.

Ян добрался до метро, миновал прозрачные двери, небрежно бросил жетон и спустился по эскалатору. И чего это Рэкки вздумал о нем заботиться? То заботился, чтобы отловить, отловив, решил на всякий случай взять — и отправить в ссылку на кромку. А теперь все и вообще переменилось: вчерашний преступник превратился в сегодняшнего сыщика. А может, шеф «Утгарда» и всегда считал, что Яна можно использовать, даже когда охотился за ним?

Может быть, именно так дела и обстояли. Мысли Рэкки никто не мог бы прочесть или предсказать, а в свои планы он не посвящает никого. Это с виду шеф Темных — свой парень. Что он есть в действительности — знает, наверное, он сам, а еще (и то — не факт) — Посредники, те странные маги, стоящие и над «Третьей стражей», и над Сообществом, которые обитают в Женеве…

Ян невольно поморщился. Вот уж чего бы ему в этой жизни не хотелось — так это попасть в мирный швейцарский город. А ведь именно от этой чудесной возможности в свое время его спас не кто иной, как Рэкки. Так что, пожалуй, шеф Темных и в самом деле рассчитывает на вампира с кромки.

Вот только со своей одноплеменницей Ян будет как-нибудь разбираться сам — пока не поймет, что она из себя представляет.

Он вышел в большом вестибюле на «Технологическом». Спешить было особенно некуда, так что Ян прошелся вдоль платформы и колонн, разглядывая барельефы с портретами великих ученых.

Честно говоря, он не слишком хорошо представлял, кто это и в честь чего им оказан такой почет. Оно было и неудивительно — вряд ли кто-то из петербуржцев, оказавшихся вместе с Яном на станции, понял бы, кому воздвигнуты памятники, стоящие на кромке. Сказать точнее — не понял бы никто. Мир кромки связан с нашей реальностью — но все же это совершенно другой мир.

Подошел поезд, идущий в «Автово», Ян спокойно вошел в вагон. Народу было достаточно много, и все сиденья оказались занятыми. Что поделать — вот и еще одна примета того, что лето изволило закончиться.

Выйдя в Автово, Ян остановился в некоторой задумчивости. Естественно, он не врал Рэкки, когда говорил что ходил на кромку здесь — причем именно в самых опасных и малоизученных ее местах. Но было это довольно давно, еще в ту пору, когда он был рабом поганца-мага. А с тех пор все могло измениться.

Да ведь и поменялось наверняка. Взять хотя бы эту недавно построенную дорожную развязку. Как она могла отразиться на кромке? Может быть, никак. А может, превратила здешний участок в запутанный лабиринт.

Рэкки говорил, что вампирша не полезла на кромку, остановилась где-то на границе двух миров. Что ж, это очень разумно с ее стороны. Видимо, и она почувствовала, что сюда лучше не соваться — место довольно гиблое.

Чем славна кромка в Автово? Ну, во-первых, днем там имеются механические монстры особого рода — такие появляются в тех местах, где шли бои. А во-вторых, есть еще и очень милая фауна.

Правда, Ян не представлял, следует ли считать двигающиеся шары, называемые крестовиками, фауной или все же флорой, неким отвратительным хищным растением. Вообще-то, ему было совершенно все равно, растения это или животные. Существенней было иное — как бы разминуться с ними.

Ян медленно зашагал по тротуару около магазинов. Пожалуй, не стоило торопиться. Может, лучше подождать, пока здесь настанет ночь, и тогда будет не так опасно? В темноте он видит отлично, как и все его племя.

Но по здравом размышлении Ян решил, что все же надо идти именно сейчас. Если он решит ждать до завтра, может стать поздно. Или вампирша прикончит кого-нибудь еще, или…

Пожалуй, это самое «или» — некое предчувствие опасности, гораздо более неприятной, чем знакомые монстры кромки, заставляло его двигаться дальше и дальше.

Ян припомнил, что колония этих самых зеленых шаров располагалась в районе кладбища, у речки Красненькой, которая была почти одинаково мутной и грязной — что на кромке, что в текущей реальности.

А танк, о котором помянул Рэкки — примерно там и отыскали след — стоял несколько дальше, в парке, неподалеку от жилых кварталов. Может быть, никаких тварей там не водится. Хотелось бы на то надеяться.

Ян выругал себя за то, что пошел сюда совершенно безоружным. Можно бы, конечно, прихватить с собой пару псов, провести их через текущую реальность прямо сюда… Ну да, а потом героически их спасать. Пожалуй, здешних тварей они никогда не видели, как вести себя с ними, не знают. Полезут на рожон — вот только этого и не хватало.

А чтобы настроить артефакт на след вампирши, требуется время — минут пять-десять, никак не меньше. И это время следует как-то продержаться. Обыкновенный пистолет против здешних тварей может оказаться вполне бесполезной штукой вроде детского пугача. Сюда бы пару огнеметов — тогда еще можно с тварями переговорить по-свойски. Беда заключается в том, что огнеметы на кромке, скорее всего, откажутся работать как положено. Так что придется рассчитывать только на собственные силы — а еще на хитрость.

С такими мыслями Ян миновал ворота кладбища и недавно построенную церковь, прошел по берегу Красненькой и углубился в парк. Да, то, что он пришел сюда днем, было глупо — Ян только сейчас начал понимать всю меру собственной неосторожности. Но отступать он просто не умел. Не был такому обучен.

В просвете между деревьями показался танк на постаменте. Ну вот, можно сказать, и пришли. Теперь надо осмотреться — и вперед…

Ян обошел танк, — к счастью, прохожих здесь не было, также, как играющих мальчишек. Можно было бы, конечно, разогнать их самым пустячным внушением, но любое подобное действие — это затраты энергии. А энергия сейчас ох как потребуется.

Значит, вампирша была здесь, около постамента, причем на границе между реальностью и кромкой? Вот и прекрасно, значит, на самой кромке должен проявиться четкий след ее ауры. Посмотрим, посмотрим, что отрыл тут Рэкки и его команда. Надо думать, след ауры должен остаться еще на несколько дней.

Ян в задумчивости прислонился к постаменту. Ну что ж, можно попробовать. Если что — всегда можно отправиться обратно. Хотя — не в тот момент, когда заряжаешь артефакт.

Он снял летучую мышь со шнурка. Чтобы активировать артефакт, нужно очень несложное заклинание. Гораздо сложнее — настроить его на конкретное существо, но и это можно сделать быстро. Но вот впитывать след ауры артефакт будет несколько минут, и поторопить его невозможно.

Держа серебристую летучую мышь в руке, Ян сосредоточился — и сделал шаг на кромку…

…Мир переменился мгновенно. В ноздри Яну ударил резкий запах гари, и он невольно закашлялся, зажмурив глаза.

Никаких деревьев здесь не было и в помине — земля оказалась полностью изрытой воронками, а небольшая рощица располагалась чуть справа от того места, где стоял Ян.

Откуда именно доносился запах гари и дума, понять было нельзя — казалось, что дым здесь повсюду, и укрыться от него невозможно.

Ян запоздало подумал о том, что сейчас была бы очень хороша обыкновенная марлевая повязка — но возвращаться ему совершенно не хотелось. Наоборот — надо как можно скорее выполнить задуманное — а тогда уж убираться со всей возможной скоростью.

Он осмотрелся, прежде чем начать работу.

Внизу проходила дорога, но не асфальтированная, а выложенная из бетонных блоков. Она тянулась от города на юг, а куда именно, не представлял даже Ян. Самого города было отсюда не разглядеть — он терялся в дымном облаке.

Впрочем, сейчас было не до любования ландшафтом. Пока реальной опасности нет, дорога пуста — вот и отлично. Можно начинать, тем более что след — вот он, его не перепутаешь. Довольно хорошо сохранившийся след, между прочим…

Ян положил на землю летучую мышь — как раз в самый центр следа, так дело пойдет скорее.

Все, теперь надо просто смотреть. Не глазами, разумеется, а магическим зрением — тогда будет видно, как серебристая летучая мышь постепенно наливается оттенками, которые имеются в следе ауры вампирши: фиолетовым, желтым, синим… Странное сочетание, кстати, не слишком-то характерное. Хотя все эти цвета и оттенки — условны, их придумали только для описаний, годных для тех, у кого магического зрения отродясь не было…

Ян не видел опасности ни со стороны дороги, ни из рощицы, отделяющей его от реки Красненькой. Именно поэтому он немного расслабился, глядя на летучую мышь, — артефакт завершал настройку. Еще чуть-чуть — и его можно будет взять в руки и немедленно исчезнуть отсюда. Можно сказать, все прошло гладко, очень гладко. Так почти никогда не бывает…

Эта расслабленность едва не стоила Яну жизни. Он не учел только одного — те самые шары обладают некоторыми магическими свойствами, например, внушением. Впрочем, такое случается, только если целая колония тварей выходит на охоту. К тому же, Ян прекрасно мог бы отгородиться и от более сильного внушения. Но сейчас его мысли были заняты другим…

Резкий звук, похожий на скрип детского воздушного шарика, заставил его обернуться.

Все верно — никто ему не угрожал ни из рощицы, ни со стороны дороги, где так и не появилось ни одного механического монстра.

Зато в стороне полуразрушенных домов, почти что скрытых дымовой завесой, наблюдалось какое-то движение. Какое именно, Ян уловил сразу. И тут же в мозгу сработал сигнал опасности, который перекрыл все внушения.

Десяти минут, проведенных на кромке, хватило, чтобы он стал объектом охоты. Да какой! Кажется, его эффектно окружали. А бежать сейчас значило потерять артефакт, а заодно — и возможность отыскать вампиршу.

Ян рассмотрел три зеленовато-серых шара, неторопливо двигающихся к нему. Суставчатых ножек видно не было, узоров на безглазых шарах, за которые они и получили прозвание крестовиков — тоже. Но это были именно они.

А надо было продержаться еще минуту или полторы. Вот только сейчас у Яна не было этой самой минуты.

Отвратительный скрип раздался снова, совсем рядом и откуда-то снизу. Значит, какая-то тварь — и хорошо, если одна, — спустилась по дороге, так, что Ян не мог рассмотреть ее с возвышения. Он едва успел упасть на землю — и проделал это очень вовремя! Рядом шлепнулся комок какой-то бурой слизи. Если бы плевок коснулся его незащищенной кожи — все, тогда он — покойник.

— Ну, быстрее же, давай быстрей!.. — Ян выругался, глядя на артефакт кромки. Но слова были совершенно неуместны — летучая мышь настраивалась так, как могла, никакие крестовики не заставили бы ее проделать это более поспешно.

Он откатился по земле чуть в сторону — и снова чутье его не подвело — еще один «выстрел» твари едва не задел его руку.

Ян взглянул на артефакт — все, теперь он был настроен на след вампирши. Вот только летучая мышка будет совершенно бесполезна, если останется валяться на кромке рядом с дохлым и выпотрошенным телом хозяина.

Ян протянул левую руку, артефакт моментально оказался в его ладони. Второй рукой Ян нашарил камень, о который больно ударился, когда падал, спасаясь от смертельного плевка крестовиков. Теперь этот камень очень пригодился — Ян зажал его в руке, пытаясь определить, где именно находится тварь, подбирающаяся к нему со стороны дороги.

Определять долго не пришлось — над невысоким обрывом, спускающимся к бетонке, показались суставчатые ноги с присосками, а следом — и серовато-зеленый шар, уже разинувший пасть (собственно, узор крестовика и был ничем иным, как этой пастью).

Ян обладал хорошей реакцией, и это сейчас его спасло. Вместо отвратительного скрипа раздался хруст и хлюпанье — камень, брошенный вампиром, угодил точно в шар, который немедленно сморщился, став похожим на сдувшийся футбольный мяч. Крестовик засучил ногами, пытаясь уцепиться за край обрыва — но это было уже совершенно неважно, тварь подыхала.

Ян пригнулся и бросился бежать в направлении рощицы и реки, пытаясь спастись от тех крестовиков, которых он заметил первыми. Конечно, можно было попробовать уйти в текущую реальность прямо здесь и сейчас — но для этого могли потребоваться минута или две, а он не был уверен, что у него есть хотя бы полминуты.

Позади раздался еще один скрип — но Ян был достаточно далеко, чтобы «выстрел» мог причинить ему хоть какой-нибудь вред. Сейчас ему требовалось только одно — выгадать хотя бы немного времени, чтобы можно было спастись. Пожалуй, речка была наилучшим вариантом. Если в нее нырнуть (и постараться не напороться на какую-нибудь из живущих там тварей — а Красненькая на кромке явно была населена чем-нибудь малоприятным), то шанс у него будет.

Ян увернулся от твари, прятавшейся в рощице — кажется, крестовик не сразу отреагировал на него лишь потому, что не ждал, что жертва вылетит прямо на него. Теперь до речки оставалось всего ничего, но Ян не знал, нет ли засады на берегу.

Засады не оказалось. Кажется, крестовики как раз и намеревались загнать его на берег реки, а уж там и прикончить. Возможно, они считали, что жертва не сможет плыть, а может, за рекой как раз и скрывались их основные силы — Ян этого не знал и знать не хотел.

Он обернулся — к берегу довольно быстро приближалось два или три крестовика, похожие на медуз ростом с человека. Выходить с кромки здесь было невозможно, твари добрались бы до него скорее, чем он успел бы сосредоточиться.

Значит, выход и в самом деле оставался один.

Преодолевать отвращения было некогда. Ян просто нырнул в грязную воду — и в очередной раз спас свою жизнь, поскольку он отчетливо расслышал все тот же мерзкий скрип.

Набрав в легкие воздуха, он скользнул в воду так, чтобы как можно скорее убраться с кромки.

Получилось у него или нет, Ян не знал — но вынырнуть ему все же пришлось.

Никаких крестовиков на берегу не было. Ян заметил церковь и розовую стену совсем не траурного цвета, опоясывавшую кладбище.

Кажется, он снова остался жив. Вот только надо было вылезти из потока, который водным можно назвать только с большой натяжкой.

Ян отфыркивался, пытаясь вылить жижу из ушей и носа. Артефакт кромки он так и продолжал сжимать в руке — даже когда стал вылезать на берег на виду у немногочисленных прохожих. Пожалуй, сейчас следовало сделаться незаметным — но у него уже не оставалось на это сил.

Он кое-как выполз на берег, пару раз сорвавшись обратно в речку. Хорошо еще, что вода здесь была довольно теплой, иначе купание оказалось бы совсем уж отвратительным.

Да еще эти прохожие, для которых он устроил бесплатное шоу «купание пьяного бомжа»! Пожалуй, во избежание осложнений следовало заняться ими в первую очередь.

Так он и сделал. Несколько человек, остановившиеся около церкви и наблюдавшие за его усилиями, немедленно вспомнили, что у них есть неотложные дела, по которым надо срочно отправляться.

Ян перевел дыхание — по крайней мере, с этой проблемой он успешно разобрался. Конечно, его появление в центре мутного потока видели из окон машин — но тут уж ничего не поделаешь, издержки производства. По крайней мере, никто не захотел останавливаться — спасибо и на том, очень часто равнодушие бывает штукой очень даже неплохой.

Артефакт он не потерял — а все остальное было не главным.

Ян, усевшись на берегу, полез в карман куртки. С отвращением вытряхнул мерзкую жижу, занесенную сюда с кромки — кажется, он зачерпнул карманом ил со дна.

Зато мобильник в кармане обнаружился. Причем, как убедился Ян, он был работающим.

Конечно, своя особенная гордость у него была, и пользоваться помощью своих новых коллег он считал во многих случаях зазорным. Но уж только не сейчас!

Ян представил себе, как, применив чары незаметности, поперся бы через весь город в таком виде… Нет уж, раз «стражники» сами предлагали помощь, глупо было бы сейчас от нее отказываться. По крайней мере, в отличие от случайных прохожих, они-то прекрасно знают, откуда он сейчас вылез…

— «Его нашли в реке, с отверстием в виске и русско-португальским разговорником в руке», — загадочно улыбаясь, промурлыкал Алекс, заходя в курилку.

— Это что, еще один твой приятель? — спросила Татьяна. Она и Марина уже успели выкурить свои сигареты до половины.

— Нет, это из не очень давней песенки Щербакова. Классику знать надо, — наставительно заметил Алекс. — А вообще-то, песенка — как про нашего замечательного Яна. Сейчас увидите, что Рэкки делать будет…

И точно — через пару секунд, так, что девушки не успели даже спросить, а что, собственно, приключилось с бывшим контрабандистом, — Рэкки быстро прошел к выходу с каким-то свертком в руке.

Только когда он скрылся, Марина все же спросила:

— Неужели его застрелили? Как?

Ей неожиданно стало жаль этого странного парня, который, конечно, извел немало нервных клеток всем «стражникам», но сейчас стал почти что своим.

— Никто его не застрелил, — ответил Алекс. — А вот в реке действительно нашли. Точнее, он сам там нашелся и потребовал по мобильнику хоть какую-нибудь одежду. Рэкки решил, что сам съездит. Да если бы он просто в реку залез. А то эта речка… Как бы ее назвать, да чтоб никто не покраснел… В общем, бедолага, как я понял, весь в дерьме. Зато клятвенно пообещал — теперь и пары дней не пройдет, как выловят хозяина зомбаков. Точнее, хозяйку. Видимо, ту самую Анну Дюпон.

— Вот умоем-то этих бразильцев! — Марина еще не забыла, как с ней разговаривали в отделении бразильской «Стражи».

— Да ты бы на них не сердилась, — Татьяна слегка улыбнулась подруге. — Мы с тобой сами виноваты. Надо было начинать издалека, спросить, как там дела с местным футбольным чемпионатом. А потом, когда прошло бы минут сорок, можно бы переходить и к главному… Вот тогда бы они уважаемой сеньоре из России все рассказали.

Марина не поняла, шутит Таня — или в этой шутке есть доля правды.

— Так я же их команд не знаю, — ответила она.

— Да какая тебе разница! Главное — спросить.

— Бразилия — дело тонкое, — поддержал Таню Алекс. — Вот помню, был у меня один знакомый в Сан-Паулу…

Пожалуй, Ян впервые обрадовался, когда за ним подъехал автомобиль «Стражи» — на первый взгляд, раздолбанные «Жигули» советской модели. Но судя по времени, которое прошло с момента звонка на Петроградскую до появления машины в Автово, Рэкки вел гоночный автомобиль — причем, не надо забывать еще и пробках, и о том, что превышать скорость в городе запрещено. Должно быть, шефу Темных пришлось поколдовать.

Ян все так же сидел на берегу — а что еще оставалось делать?! При этом он старался сохранять гордый и независимый вид — насколько это вообще возможно в промокшей до нитки одежде.

— Ну и видок у тебя, Шарапов! — поприветствовал его Рэкки, подходя поближе. — Переодевайся, потом все расскажешь. Да не беспокойся, за иллюзоркой я прослежу, сейчас здесь будет видно только пустое место.

— Надеюсь, — буркнул Ян, уже успевший скинуть часть одежды — слишком неприятно было находиться в ней.

— Вот и прекрасно, — Рэкки осмотрел своего подчиненного. — Все, в чем был, можешь здесь и бросить. Нет, погоди-ка, — он поднял с земли куртку Яна — осторожно, двумя пальцами. — А это что еще такое?

На спине красовалась выжженная дыра размером с две пятирублевых монеты.

Только теперь заметил дыру и Ян.

— Попали, значит, сволочи, — пробормотал он. — Наверное, когда я нырял…

Он поежился. Если бы не нырял, если бы «выстрел» крестовика достал бы его на берегу — он бы вряд ли сидел и разговаривал.

— Хоть не за просто так, — сказал Ян.

Рэкки не надо было объяснять, от кого именно спасался Ян — ведь он и сам выходил на кромку именно здесь.

— Ну и ну! — Рэкки отбросил куртку. — Поехали. Артефакт свой не забыл?

— Нет. Только искать буду я сам. Отмоюсь у вас в офисе — и вперед…

— Ну ты и гвардеец! О чем я всегда догадывался, — усмехнулся Рэкки. — Я и не предлагаю отдавать твой драгоценный артефакт. Так что искать будешь сам. Но все-таки… — он еще раз посмотрел на Яна, на прожженную куртку — и в его глазах (что было видно даже за очками) на секунду промелькнуло вполне искреннее уважение.

История с крестовиками стала известна «стражникам» сразу по прибытии Яна. Правда, не все сотрудники «Третьей стражи» сталкивались с этими тварями — колоний крестовиков было немного, и они не расширялись.

Разумеется, Ян отмылся и переоделся — причем Рэкки достал откуда-то из своих запасов совершенно новую куртку и довольно модные кожаные штаны.

После этого Ян хотел было откланяться и немедленно идти отлавливать вампиршу. Но не тут-то было. Его буквально заставили спуститься в столовую, что произошло в самый первый раз, усадили на почетное место… Только тут он понял, что все это правильно — Ян был зверски голоден и страшно устал.

И лишь после того, как он расправился с двумя порциями отбивных, от него дождались подробного пересказа всех событий.

Словом, он покинул офис только затемно. И, подходя к метро, решил, что сейчас настало время для поисков.

В скверике у памятника профессору Попову Ян нашел незанятую скамейку, после чего достал летучую мышь. Сейчас перед ним была просто самая обыкновенная серебряная безделушка, но стоило ее активировать…

Ян положил артефакт кромки на ладонь — и он начал светиться неярким темно-красным светом. Конечно, для стороннего наблюдателя все это было бы совершенно незаметно — но не для Яна.

Теперь можно было настраиваться на то, что хочешь разглядеть.

Он закрыл глаза и замер, все так же держа в ладони артефакт.

А потом в его мозгу появились вполне отчетливые образы — как будто он смотрит чужими глазами.

…Ян увидел вестибюль метро — он попытался припомнить, какой именно — но это было где-то не на его территории. Ничего страшного, можно будет позвонить и спросить, где есть станция с зеркальной стеной напротив входа на эскалатор (получалось, что ее размеры увеличивались вдвое).

Поезд только что подошел, но вампирша (Ян не сомневался, что артефакт показывает то, что видит сейчас она) не спешила идти на выход. Она сбавила шаг, словно бы ожидая кого-то.

Кого именно, Ян понял не сразу.

Лишь когда вампирша и ее будущая жертва вышли на свежий воздух, стало ясно, за кем она следует. Ян видел жертву только со спины, и уж совершенно не мог понять, чем этот человек во вполне приличном пальто — судя по всему, мужчина средних лет — мог провиниться перед ней.

Теперь жертва и ее преследовательница углубились в пространство между домами. Часть из домов то ли строилась, то ли была на ремонте, пространство было узким, так что здесь еле-еле могли разойтись два человека. Ян решил, что именно тут и произойдет убийство.

Но нет, должно быть, вампирша решила «вести» жертву до подъезда — так, чтобы прикончить наверняка и не оставить ни единого следа.

Конечно, стоило бы сейчас прервать контакт с артефактом кромки, выхватить мобильник и немедленно предупредить «Стражу» — происходит убийство! Около станции метро, которая выглядит… Но что бы они там нашли? Труп, вероятно. А больше — ничего.

И Ян решил, что он досмотрит до конца происходящее и все же попытается понять — а зачем ей надо убивать людей.

Тем временем, узкое пространство между заборами закончилось. Жертва двинулась к магазину, угадывавшемуся впереди по освещенной витрине. Вампирша следовала за ним примерно метрах в восьми.

Человек, шедший впереди, не оборачивался. Впрочем, если бы он и обернулся, то вряд ли заметил бы хоть что-то подозрительное в женщине, спокойно следующей за ним. Ян видел ее и был уверен — ни малейших подозрений вампирша не вызвала бы. Конечно, если ее жертва — обычный человек.

Она свернула к магазину, видимо, намереваясь зайти вслед за жертвой, и в этот момент что-то произошло…

Ян сперва даже не понял, что именно. Картинка как будто дернулась и встала дыбом, дома перекосились, витрина исчезла из поля зрения.

Зато через мгновение в поле зрения возникло лицо… Если, конечно, такое можно назвать лицом. Один глаз этого жуткого существа вытек, второй смотрел вполне бессмысленно, причем не на вампиршу. Что же до одежды, то она, вроде бы, когда-то была нормальной, но теперь превратилось в рубище бомжа.

Ян смотрел дальше, не отрываясь.

Видимо, это существо (Ян уже понял, кто это мог быть) схватило вампиршу за волосы, когда та вышла из коридора между заборами. Возможно, оно пряталось где-то рядом и, судя по всему, было настроено именно на вампиршу — и ни на кого иного.

И все же сил у существа было не слишком много. Так или иначе, вампирше удалось подняться на ноги, мерзкая тварь, судя по всему, отлетела в сторону. Но в этот момент Ян заметил, что со стороны магазина к дерущимся бежит еще кто-то — резкими скачками, совершенно не так, как может бежать человек.

Конечно, это мог быть какой-нибудь нищий, увидевший драку — но Ян не сомневался, что никакой это не бомж.

«Беги! — невольно прошептал он, обращаясь к вампирше — как будто та могла сейчас его услышать. — Наподдай первому — и беги!»

То, что она последовала совету Яна, было чистым совпадением.

Он видел, как меняется и дрожит картинка, как проносятся мимо в обратном направлении заборы, ступеньки… Надо отдать должное вампирше — на станцию она уже не забежала, а зашла. Правда, оглянулась напоследок — нет, никто за ней не гнался.

Ян прервал сеанс.

Теперь следовало звонить, и как можно скорее.

— Да, — ответил Рэкки. — Ян, это ты? Неужто все так быстро?

— На какой станции метро, — быстро начал Ян, никак не отреагировав на приветствия, — есть зеркальный вестибюль?

— Дай подумать… Ну, на «Крестовском острове», там еще парк аттракционов и стройка…

— Стройка?! — воскликнул Ян. — Именно!

— А что, эта тварь обнаружилась там?

— Если вы приедете, — четко сказал Ян, — и обшарите эти стройки, то найдете двух живых мертвецов — хотя их там может быть больше. С вампиршей разберусь я сам. Да, запомните — она не создавала зомби, они сами на нее охотятся…

— На Земле так много непонятного, — пробормотал Рэкки, убирая мобильник. Дело было как раз в столовой, ужин, к счастью, уже заканчивался. — А на десерт, — громко сказал шеф Темных, — у нас блюдо сюрприз… Подразделение! Боевая тревога!..

 

Глава 13

Тени в переулках и на площадях

Изабелла ворвалась на станцию метро с той стороны, где был выход — о том, что надо обойти здание да еще и подняться по огороженной непонятно зачем части лестницы, она и не подумала. Было совершенно не до того.

Сейчас место разума занял один-единственный инстинкт — инстинкт выживания.

В вестибюле стояла какая-то молодежная компания, Изабелла едва не сбила с ног девицу, услышав за спиной сдержанное ругательство.

Даже пройдя через турникет (к счастью, жетоны Изабелла купила заранее), она не смогла остановиться — пробежала несколько десятков ступенек — до того момента, когда сознание, наконец, полностью включилось.

Никаких чудовищ в метро быть не должно! Правда, на кромке встречается и кое-что похуже, но она-то пока что здесь!

Что же творится, почему на нее напали — и кто?

То, что нападение случайным не было, Изабелла поняла вполне отчетливо. На нее набросились в тот момент, когда она пыталась дотянуться до очередного меченого — и это ей почти удалось. Конечно, он мог зайти в магазин, но потом все равно отправился бы домой — по малолюдному кварталу. Она уже выслеживала его в этих краях…

Вот-вот, уже выслеживала. Уже появлялась здесь, на этой станции метро. А значит, ее здесь ждали очень даже неслучайно. Если бы это было простое нападение, набросились бы и на меченого… Да нет, какое там простое — просто напасть могут люди, а не…

Эти людьми не были — вот что оказалось страшнее всего, вот что заставило Изабеллу бежать сломя голову! Больше всего они походили на живых мертвецов из какого-нибудь фильма ужасов.

Она сошла с эскалатора на почти пустую станцию, остановилась, увидев свое отражение в зеркальной арке. Удобная станция, ничего не скажешь — если за ней следят, если есть погоня, она наверняка ее заметит. Кстати, насчет «следят»… Перед тем, как на нее накинулись эти существа, у Изабеллы возникло какое-то странное ощущение — как будто кто-то и в самом деле следил за ней. Хотя она все проверила, и уж никаких «хвостов» быть не могло.

Так что же все-таки произошло?

Она присела на скамейку в ожидании поезда. Нужно ехать к себе домой, охота на сегодня закончилась… Стоп, закончилась ее охота! А вот у тех, кто охотится за ней, она могла только начаться. И кто может сказать, не ждут ли ее в подъезде такие же существа?

Неужели тварь поняла, наконец, кто именно ей угрожает, и принялась за Изабеллу всерьез? Такое можно было допустить, но Изабелла представляла себе нечто совершенно иное — тварь или загнется в Париже, или же явится сюда уже ослабленной. И тогда Изабелла найдет способ с ней управиться — раз и навсегда.

А теперь оказалось, что все иначе — на нее саму открыли охоту.

Подошел поезд, Изабелла вошла в вагон, предварительно очень внимательно осмотревшись. И тут же подумала, что слишком легко поддалась, что ее нервное расстройство было бы сейчас очень на руку твари. Ну, если хорошо подумать, откуда здесь могут взяться те, кто станет следить за ней? Так можно дойти и до мании преследования.

Но беспокойство так просто сдаваться не собиралось. Она чувствовала, что незаметная слежка за каждым ее движением идет и сейчас — вот только с чего бы это? И кто мог следить? Может быть, те парень и девушка на сиденье напротив, которые целуются при всех и ничего не желают замечать. Или женщина, демонстративно отвернувшаяся от них — может, именно она — источник беспокойства? О, Всевидящее Небо, о, Верховное Существо — какая же это чушь!

Поезд миновал две станции, прошел строящуюся, но так пока и не построенную «Адмиралтейскую» — и вновь прибавил скорости. Изабелла решила, что выйдет на следующей станции — просто выйдет на свежий воздух, немного пройдется, чтобы успокоить нервы.

Следующей была «Сенная» — место, где всегда много народа. Уж там-то никто на нее набрасываться не станет, это гарантировано. Почти гарантировано.

На Сенной площади около павильонов и в самом деле толпился народ. Изабелла задумалась, куда ей, собственно, идти. Почему-то на свежем воздухе легче ей не стало — снова появилось это отвратительное ощущение слежки. Но, сколько бы она не наблюдала за окружающими, увидеть «хвост» ей так и не удалось.

Но здесь, по крайней мере, было вполне спокойно. Конечно, толпа сейчас, поздно вечером, была не самой приятной. Изабелла неожиданно улыбнулась, подумав, что всю жизнь сторонилась толп — а теперь приходится спасаться именно среди людского муравейника.

Пожалуй, ей сейчас требовалось перекусить. Конечно, не так, как должно — но где здесь, скажите, можно достать кровь, хотя бы и бычью или свиную? Но, по крайней мере, человеческая пища ей сейчас не повредит.

Она подошла к лотку, за которым стояла тетка, больше похожая на молотобойца, чем на продавщицу. Тетка весело рекламировала свой товар, то и дело выкрикивая — неожиданно мелодично:

— Пирожки горячие! Сосиска в тесте! Последние остались!

Изабелла положила деньги на прилавок, подумав, что следовало бы уже начать экономить — приехав сюда, она взяла не слишком много средств.

— Сосиску в тесте. Одну, — тихо проговорила одна.

— С горчичкой, с кетчупом? — деловито осведомилась тетка, на минуту прервав свои выкрики.

— С кетчупом, — решила Изабелла. И не просчиталась — тесто оказалось настолько жирным, что без приправы проглотить это оказалось слишком трудно.

Она отошла к скамейкам.

Теперь, слегка перекусив, Изабелла подумала, что поступила довольно глупо, оказавшись здесь. Если те, кто следят за нею, переодеты нищими, то здесь для них самый настоящий рай — затеряться в этой толпе нищему или бездомному («клошару», — подумала она про себя) ничего не стоило.

Выходов с площади было несколько. Лучше всего было пойти по освещенной Садовой улице к Невскому — уж там-то она точно оказалась бы в безопасности. Там, пожалуй, и ночью бояться нечего — ну, или почти нечего. Но сейчас было еще не поздно.

Ее беспокоило другое — следует ли сегодня появляться на своей съемной квартире. Если кто-то принялся за нее всерьез, то обнаружить квартиру будет очень даже просто. Пожалуй, лучше было бы переночевать где-нибудь в другом месте. Да хоть на вокзале! А еще лучше — в Интернет-клубе на Невском, который она хорошо запомнила во время своего «патрулирования» города. Конечно, это расходы, но от них зависит выживание.

Изабелла поднялась и медленно, стараясь идти ровно, словно бы и не было ни слежки, ни нападения, двинулась к Садовой, к тому самому отрезку, который соединяет площадь с Невским.

А может, махнуть на все рукой — и уйти на кромку? Это тоже вариант, но его надо приберечь на самый крайний случай. Кромка в этом городе весьма и весьма небезопасна сама по себе. А уж если за ней следит тварь, то ей вполне по силам организовать на кромке «комитет по встрече».

Сенная была и осталась неким центром торговли — причем не рыночной, а самой что ни на есть базарной. Стоило Изабелле сделать пару шагов — и она очутилась в узком пространстве, по которому могли идти пешеходы — весь остальной тротуар был занят бесконечными разложившими свой товар «купцами» и «купчихами». Чего тут только не было — от носков и детских игрушек до деталей водопроводных кранов. Но сейчас никто из этих самостийных продавцов Изабеллу не интересовал.

Она прошла мимо банка, посмотрела на темнеющие впереди арки Апраксина двора — и решила, что если и устраивать где-то нападение, то лучшего места будет не найти. Поэтому она перешла улицу и двинулась по более свободному пространству, все так же глядя в сторону Невского.

Но она успела пройти только пару десятков шагов.

Резкий удар свалил ее с ног, когда она проходила мимо темного переулка. Изабелла успела заметить угол здания — почему-то она заметила скульптуру — выпирающие из фасада лица, словно бы пытающиеся мучительно проломиться через камень. И это все, что она заметила. Боли Изабелла не почувствовала. Зато ощутила запах — мерзкий запах гниения.

Ее куда-то волокли — молча и деловито. Для этого надо было обладать немалой силой, но похититель, видимо, был вполне силен.

Она получила еще один удар, попыталась вывернуться, а потом что-то случилось с миром. Дико закружилась голова, и она потеряла сознание.

* * *

Париж, 1794 год.

— Все не так плохо, гражданка Исабо. Вам совершенно не о чем переживать…

В слегка насмешливом голосе Жака Гарио послышались теплые нотки.

Жак был тем самым помощником в комитете с длинным и непроизносимым названием, которому Изабелла была обязана приходить с докладом примерно раз в десять дней. Он слушал ее донесения — по-прежнему совершенно никчемные, по крайней мере, Изабелла очень надеялась, что такие доносы никому не будут стоить головы.

— Я же вижу, как вы ко всему этому относитесь, — продолжал молодой человек. — Не думайте, что вы — единственная…

Изабелла подняла на него глаза. То, что он говорил, звучало почти как подозрительные речи.

— Вы удивлены?

Он ждал ответа. И почти что ничего не дождался.

— Я всего лишь занимаюсь своим ремеслом, — медленно, стараясь подбирать каждое слово, сказала Изабелла.

— Вот именно, своим ремеслом. И из тех самых ваших донесений — они совершенно никуда не годны с точки зрения обвинения, — я увидел, что вы и впрямь знаете свое ремесло. Впрочем, для этого даже не нужно их читать…

Изабелла промолчала. Этот молодой человек обладал чрезвычайно располагающей внешностью, но то, что он говорил, было жутко. Откуда он так хорошо знает ее?

— Я хочу дать вам прочитать одну бумагу, — продолжал гражданин Гарио. — Просто ради ознакомления — ей не дан ход. После этого мы и проявили к вам некоторый интерес.

Он взял со стола сложенный вчетверо лист, протянул ей.

Изабелла молча углубилась в чтение.

Строчки наползали друг на друга, буквы были выведены кое-как, — видимо, автор был не слишком-то хорошо обучен грамоте.

Это был донос. Донос на нее, на Изабеллу. Ее изобличали в речах, направленных против революции, в том, что она в своих предсказаниях неизменно говорит о скорой гибели республики… Даже двух этих пунктов, изложенных коряво и косноязычно, с лихвой хватило бы для эшафота.

— Прочли, гражданка? А теперь дайте сюда…

— Кто? Кто возвел эту напраслину? — она развела руками и почти с мольбой посмотрела на молодого человека.

— Какая разница — недоброжелатели есть у каждого из нас. Возможно, этот человек позавидовал вашему богатству — не трудитесь отрицать, он может считать богатством то, что у вас есть крыша над головой. Возможно, вы случайно предсказали не то, что ему по праву… Это без разницы — я показал вам это послание, чтобы выбросить его в камин. Прямо сейчас, — он, улыбнувшись, действительно подошел к едва теплившемуся камину и выкинул листок.

— Важно, что с этого момента мы обратили внимание на некую гадалку Исабо, — продолжал Жак Гарио, возвращаясь к столу. — И не просто так обратили. Впрочем, я уже давно следил за вами — поверьте, это совсем не сложно при определенных способностях.

— Что вам нужно от меня? — Изабелла смотрела на него окаменевшим взглядом. — Если вы хотите погубить…

— Мы хотим не погубить, а спасти, — настойчиво проговорил молодой человек. — Спасти — республику, революцию, то, что дорого нам — и, я очень на это рассчитываю, и вам. А для этого нам понадобится ваша помощь и некоторые способности. Эти… донесения вам больше не нужно писать. Хотя — для того, чтобы соблюсти некоторую видимость, напишете, пожалуй, еще два-три… Но нам необходимы совсем иные ваши способности. Да, должен вас предупредить — вы вправе отказаться, таково наше правило. И мы не станем преследовать вас.

Он с интересом посмотрел на гадалку, — как-то она отреагирует на такие речи.

— Прежде всего — кто такие вы? — спросила она, глядя в темные непроницаемые глаза гражданина Гарио. — И что мне предстоит сделать?

— Хорошие вопросы — коротко и по существу, — рассмеялся он. — Как я понимаю, гадание для вас — семейное дело? Неужели вам никогда ничего не говорили о нас? Впрочем, это вполне понятно…

Он замолчал, ненадолго задумавшись. Изабелла не представляла, чего ждать дальше. Она тоскливо посмотрела на дверь, ожидая, что в любое мгновение оттуда могли появиться жандармы.

— Если вы полагаете, что сейчас придут вас арестовывать, то вы неправы, — с легким упреком сказал гражданин Гарио, словно бы прочитав ее мысли. — Вам ровным счетом ничего здесь не угрожает.

— Но кто такие вы? О чем вы говорите, что мне должны были сообщить?

— Например, то, что люди с вашими способностями не остаются без контроля и руководства. Есть две организации — нет-нет, комитет здесь не совсем причем, — он улыбнулся, предупреждая ее очередной вопрос. — Вам приходило в голову, что оборотни, вампиры, могущественные колдуны — это не только плод людских сказок? Не нужно искать здесь чего-то сверхъестественного — напротив, все это лишь проявление неких сил природы. Как и ваши способности.

Она ждала от него каких угодно фраз — о долге перед новорожденной республикой, о защите революции — да о чем угодно. Но этот разговор привел Изабеллу в полную растерянность.

— Итак, предположим, все они делятся на две категории — как, скажем, монархисты и сторонники республики среди людей, — продолжал Жак Гарио. — Одним нужно развитие человечества, другие этого очень не хотели. А потом среди тех, кто был за развитие, произошло то, что можно назвать предательством. Было решено, что революция в мире людей — мы называем его текущей реальностью, и вы позже поймете, почему, — это нечто, их совершенно не касающееся, более того — враждебное их планам. И эти предатели бежали отсюда — еще до всех бурь прошлого года. Бежали вместе со своими злейшими врагами! Но, как вы понимаете, далеко не все. Но мы ослаблены теперь, нам нужны новые силы, если угодно — новая кровь…

— Если вы говорите правду… — начала Изабелла.

— В этом вы убедитесь сами, — кивнул молодой человек. — Предатели решили, что вдали отсюда гарантированно останутся в живых, — он вновь возвратился к своей речи, видимо, слишком долго складывалась она в его сознании. — Но они наказаны, жестоко наказаны. Именно мы проводим здесь те эксперименты, о которых они могли только мечтать.

— Но как же люди, которые гибнут сотнями? Я ведь знаю — многие из них ни в чем, совершенно ни в чем не виновны! — Изабелла прекрасно отдавала себе отчет в том, что если гражданин Гарио разыгрывает перед ней провокацию, то она уже осуждена среди тех самых невиновных.

— Это действительно так, — неожиданно согласился он. — Вместе с виновными гибнет и много невиновных. Притом все происходит как бы само собой. Мы пытаемся остановить это… И никаких результатов. Но у нас есть предположения, в чем тут дело… Возможно, именно ваша помощь позволит остановить зло.

Беседа становилась все более неожиданной.

— Я рекомендую вам вот что, — сказал молодой человек. — Сейчас вы пойдете домой и займетесь своими делами. При этом — хорошенько подумаете над всем, что я вам сказал. Примерно дня через три я буду ждать вас здесь… с вашим новым донесением. И мы очень обстоятельно поговорим обо всем — и о том, каковой нам видится ваша роль, и о том, как обстоят дела. Надеюсь, вы будете молчать о том, что увидите и услышите. Есть вещи, о которых даже самым патриотичным беднякам не следует слышать… пока что не следует. Да, быть может, вас проводить?

— А что могут подумать… — Изабелла впервые за время бесед с ним улыбнулась — настолько эти слова были непохожи на пламенную революционную речь.

— На улицах довольно опасно. А отводить глаза вы пока что не научились, — пояснил он. — Вместе никто нас не заметит. По меньшей мере, не должны…

…Они вышли на площадь, и Изабелла, не удержавшись, показала на зловещий силуэт гильотины.

— Видите? Разве это не ваши прекрасные идеалы? «Национальная бритва», кто бы мог подумать!

— Если бы вы знали, как все болезненно и непросто, — тихо произнес Жак Гарио. — Если бы вы только об этом знали!..

* * *

Лицо гражданина Гарио расплылось, а потом и вовсе рухнуло в бездну, оставив лишь пустоту. И пустота шевелилась, что-то говорила ей — Изабелла старалась прислушаться, но у нее ничего не выходило. Но пустота не унималась, она все громче и громче нашептывала что-то, какие-то слова, которые касались именно гадалки. И нужно было что-то ответить.

Изабелла попробовала пошевелить языком, и это почти что получилось. Но она так и не могла выдавить из себя ни полслова.

Но все же ей удалось различить далекий, насмешливый голос пустоты:

— Если бы ты только знала, сколько тут было этих тварей!.. Лежи спокойно, здесь они не живут…

* * *

— Ян, ты уверен, что справишься один? — спрашивал Рэкки по мобильнику.

— Уж как-нибудь, — буркнул бывший контрабандист, стоя на эскалаторе. — Вы там управьтесь как-нибудь…

— Где сейчас объект? — шеф «Утгарда» пропустил иронию, которую, разумеется, не мог не заметить.

— Движется. От «Крестовского» — наконец-то, название разобрал — к юго-востоку…

— То есть, в центр?

— Именно так. Попробую перехватить на «Сенной».

— Пробуй — и держи нас в курсе.

— Постараюсь, — ответил Ян, отключая связь. — Смотри, как бы вас зомби не скушали, а уж за меня не беспокойся — не один раз от тебя уходил.

Ян рассчитывал, что никакого нападения в метро не произойдет — во всяком случае, пока вампирша находится в вагоне, она почти что в безопасности. Вот на перроне — иное дело, там ее можно и под поезд столкнуть. Уж каких только нищих по метро не ползает. А если зомби переодеть, запах чем-нибудь отбить — получится почти что нормальный человек, ну, лицо чем-нибудь слегка закрыть — и вперед.

Но пока что кандидата на роль «живого мертвеца» в вагоне не было. Можно немножко расслабиться и подумать — с чего это вампирша так не понравилась зомби?

Ну, во-первых, «не понравилась» — это всего лишь слова. Зомби не может что-то нравиться или не нравиться — по сути, это тот же покойник. Только ходячий, не ощущающий ни боли, ни голода, никаких эмоций. Это, строго говоря, вещь, орудие в руках хозяина, причем оружие уязвимое и недолговечное. Его не так просто прикончить, но причинить вред зомби может только при внезапном нападении. Ну, или, если «живых мертвецов» будет несколько.

Во-вторых, можно, конечно, вообразить, что вампирша сама их и создала — а теперь ходячие покойнички взяли, да и взбунтовались против своей хозяйки.

И это будет чушью. История таких случаев не знает, а если они и были, — значит, создатель зомби — безумец, одержимый манией самоубийства. Ведь это примерно то же самое, что восстание левой руки или правой ноги против остального организма.

А значит, хозяйка зомбаков — не вампирша. Интересно знать, кто, в таком случае? Но ведь нет сомнений в том, что она действительно убивала людей. Причем, именно тех, кто заполнял те самые дурацкие анкеты. Ведь наверняка и последняя ее жертва — тот человек, которого с такой яростью защищали зомби (а он и не заметил, кто и от чего его спас), — умудрился подписать контракт с той самой Анной Дюпон. Во всяком случае, эта вампирша наверняка очень хорошо знает, кто такая Анна Дюпон. Возможно, именно поэтому ее и стремятся убрать. Да, вероятно, так оно и есть.

И все же вампирша успела выйти на «Сенной» раньше, чем туда прибыл Ян. Он следил ее глазами за пространством вестибюля, за эскалатором — кажется, ничего подозрительного не наблюдалось. Но вот то, что она собралась выходить именно там, было плохо, очень плохо.

Конечно, бомжи и нищие есть везде. Но все же распределены они по городу не очень равномерно. Скажем, можно встретить нищего самого отвратительного вида — и просто его не заметить. А где-нибудь на окраине он будет вполне заметен, особенно, если отойдет от станции метро или скопления киосков. Чего ему в спальном районе делать? Никто там никому не подает…

Поэтому сейчас вампирша оказалась в большой беде. Если за ней началась охота, то главные силы находятся именно в историческом центре. Наверняка зомби, ушедшие с кладбищ, в основной массе находятся именно там. А добраться до Сенной площади они смогут более чем легко…

Как оказалось, вампирша решила смешаться с толпой. Это было и хорошо, и не очень. В разношерстной толпе подобраться к ней можно было без особых проблем. Ян постарался усилить действие артефакта кромки до максимума — наверняка она сейчас должна почувствовать тревогу, возможно, ей померещится «хвост». И хорошо, пускай мерещится — это заставит ее быть осторожнее. А там или она уйдет на кромку, или Ян сможет догнать ее здесь — в любом случае она у него в руках.

Резко вякнул мобильник, Ян с неудовольствием поднес его к уху:

— Это Алекс. Рэкки просил держать тебя на связи. Ты сейчас где?

— В перегоне между «Гостиным» и «Сенной». Она уже вышла из метро, не беспокойтесь, я ее догоню.

— На всякий случай вышлем машину…

Ян поморщился — в бытность свою контрабандистом ему каким-то образом удавалось проводить свои операции без всякой поддержки «Третьей стражи» — скорее, все было наоборот. И ничего, справлялся. А теперь, видите ли, помощь навязывают.

— Хорошо, высылайте машину. Если я все правильно понимаю, там сейчас будет половина живых мертвецов города Питера. Если отловите парочку — будет хорошо. А обо мне — не беспокойтесь.

— Хорошо, Ян, до связи. Только не будь самонадеянным…

Он выскочил из вагона, едва лишь начали открываться двери. Он хотел пробежать вверх по эскалатору, но поезд с другого направления подошел полминуты назад, и теперь лестница была полностью занята. Ян чертыхнулся вполголоса, но пришлось смириться — никакого резона проталкиваться не было. К тому же, Ян сейчас отлично чувствовал, где находится объект — достаточно было прикоснуться рукой к артефакту кромки.

Далеко вампирша не ушла, вероятно, есть шанс ее перехватить. Пока еще зомби подойдут — их боевые и походные качества были, как правило, очень невысокими.

Он прорвался через толпу у входа, спустился на площадь, перепрыгивая через ступеньки, на мгновение остановился, определяя направление. Сейчас нужно было повернуть направо — вампирша двинулась в сторону Невского проспекта.

Мобильник, как всегда, сработал не вовремя.

— Ян, как дела? — раздался голос Алекса.

— Как сажа бела, — рыкнул Ян. — Здесь она, здесь, на Садовой, идет к Невскому. Хотите выслать машину — валяйте, но с ней разберусь я!..

Он уже почти чувствовал приближение к объекту. Вампирша была в нескольких десятках метров, и Яна охватил охотничий азарт. Ему даже показалось, что где-то впереди он увидел знакомый силуэт.

И в этот момент что-то случилось — кажется, вампиршу неожиданно ударили сзади, но на сей раз — сильнее, чем на Крестовском.

Ян рванулся через дорогу, в несколько прыжков добежал до того самого переулка, где должна была находиться вампирша. Артефакт кромки больше ничего не показывал, оставалось только надеяться, что вампирша еще жива. Да и не было сейчас никакой нужды в артефакте — он, свернув за угол, увидел в плохо освещенном переулке неясные тени. Кажется, тело неуклюже пытались затащить во двор.

Драться с зомби сейчас не было никакой возможности — нужно было спасать охотницу, окончательно ставшую жертвой. Правда, он не был уверен, жива ли она и сможет ли хоть что-то рассказать. Но обо всем этом можно подумать и потом, а сейчас…

Прохожие на Садовой, возможно, и видели происходящее в переулке — но, поскольку все они были воспитаны в духе невмешательства, скорее всего, предпочли ничего не замечать. Их не стоило и осуждать: вмешаешься в потасовку, станешь разнимать дерущихся — хуже от этого будет только тебе, такой неписаный, но очень тщательно исполняемый закон уже давно установился в стране.

Хотя сейчас, пожалуй, это было и правильно.

Так что прохожие видели, как вроде бы прилично одетый молодой человек подлетел к компании бомжей и одним ударом ботинка отпихнул одного из них — тот вылетел на тротуар, да так и остался там лежать, дергаясь и извиваясь.

Второй бомж, кажется, решил защищаться — но его удар ушел в пустоту, и сам он не удержал равновесия.

А парень, не обращая на бомжей никакого внимания, склонился над предметом, который они тащили куда-то в лабиринт дворов.

А потом произошло нечто и вовсе из разряда мистики. И хорошо, если прохожие шли, отводя глаза и не задерживаясь. Иначе они могли принять происходящее за галлюцинацию и решить, что от нынешней хорошей жизни они начинают потихоньку сходить с ума.

Просто еще через мгновение в переулке с изломанным и вздыбленным асфальтом не осталось ничего: ни бомжей, ни разъяренного парня, ни даже того предмета, который волокли нищие.

Вот разве что капельки крови на тротуаре никуда не делись. Но сейчас наступала ночь, и различить их в темном и плохо освещенном переулке было невозможно.

— Сразу надо было… — пробормотал Ян, не слишком-то довольный собой. Ну конечно, лучший способ избавиться от зомбаков — это просто взять и перетащить их на кромку. Тут им, оставшимся без связи с создателем, и конец.

Так оно и получилось — живые покойники превратились в покойников самых обыкновенных, причем — в степени основательного разложения.

Все три зомбака сделались очень спокойными, а на мерзкий запах Ян сейчас не обращал никакого внимания.

Гораздо больше его волновало другое.

Здесь на кромке был жилой квартал, причем ночью — вполне оживленный. Но селились в этих краях, как правило, оборотни, которые не слишком-то любили чужаков.

Так что следовало быть поосторожнее.

Низкие двухэтажные и трехэтажные дома остались такими же невысокими. Зато не стало разломанного асфальта, — между рядами домов находился сквер, и сейчас кроны деревьев темнели у Яна над головой. Полуоблупившаяся арка, выходившая на канал, здесь была вполне целой, больше того — над ней четко вырисовывалась скульптура грифона, расправляющего крылья.

Пока в скверике никого не было, но Ян заметил, как в окне мелькнул огонек свечи. Вот только того не хватало, чтобы сейчас начать объясняться с грифонами. Уж пускай как-нибудь сами уберут эти трупы из сквера.

Гораздо важнее было то, что происходило сейчас с вампиршей. Похоже, ее настолько сильно ударили о тротуар, что она потеряла сознание. То, что она все же не погибла, Ян понял почти сразу же, как только они оказались на кромке. Значит, и не пропадет — у вампиров гораздо больший запас прочности, чем у людей. Вот только допросить ее прямо сейчас было невозможно.

— Если бы она только знала, сколько я угрохал на нее сил… — пробормотал Ян сквозь зубы, пытаясь понять, что делать дальше — то ли возвращаться с вампиршей в текущую реальность, где уже наверняка на Садовой появился кто-то из «Третьей стражи», либо пока повременить с этим.

Через мгновение он все же принял решение и, не дожидаясь, пока кто-нибудь из местных жителей выйдет посмотреть, что здесь случилось, подхватил вампиршу на руки — она оказалась довольно легкой — и двинулся в направлении к каналу, пройдя под аркой с грифоном.

 

Глава 14

«Солдат проигранной войны»

— Ну, если он только…

— Успокойся, Кор, — голос Рэкки прозвучал резче, чем обычно. — У него нет резонов вводить нас в заблуждение. Лучше подумай, как не перепугать мирных жителей.

Пожалуй, в предстоящей охоте на зомби это было самым важным — мало того, что надо очистить район от «живых мертвецов», но сделать это предстоит чисто, почти незаметно. Журналисты бульварных и прочих газет обойдутся без сенсаций.

— Ну и упрямец, — проговорил Алекс, пряча мобильник.

— Как там у него? — спросил, не оборачиваясь, Рэкки, который вел машину.

— Жив-здоров, преследует вампиршу, она сейчас где-то в районе Сенной…

— И от нашей помощи отказывается?

— Конечно, — хмыкнул Алекс. — Сам с усам…

— И всегда был самолюбив, — заметил Рэкки. — Да не сомневаюсь — вампирша у него уже в руках. Весь вопрос — что она расскажет.

— Все бы ничего, но там — парк, — заметила Таня, ни к кому персонально не обращаясь.

— С замечательным аттракционом «Вечер с живыми покойниками» — такого в этом парке еще не было, — улыбнулся Алекс. — Думаю, детей оттуда уже увели. Нам меньше работы…

— Если зомби будут агрессивны не только к вампирше… — проговорил Рэкки.

— Будем вводить полную эвакуацию? — спросил Корвин.

— Частичную. Полностью метро закрывать нельзя. Пускай перекроют только выход. Ты, Алекс, внушишь милиционерам любой предлог…

— Хорошо.

— Думаю, милицейское оружие против зомби бесполезно? — спросила Таня.

— Совершенно бесполезно, — подтвердил Рэкки. — Если бы хотя бы автоматы, да и то… А из табельного можно палить сколько душе угодно — и без толку. Ладно. Приехали, кажется…

Машина плавно затормозила около еще одного строящегося дома около метро. Рядом уже стояли несколько автомобилей, вслед за Рэкки и «Утгардом» подъехало еще два. Всего здесь было десятка три «стражников» — операция предстояла внушительная.

Алекс и Татьяна сразу же направились к метро. Марина, которой никто никаких команд не давал, попыталась последовать за ними, но ее немедленно остановил Корвин.

— Нам с тобой — в парк. Кстати, не только нам. Пора действовать, стажер… Да, и даже не думай об иллюзорке. Наша задача — увидеть и доложить. Если другого выхода нет — то самой и упокоить. Держи… — он протянул девушке тонкий жезл, блеснувший серебром в свете фар. — Помнишь, что это такое? Если не у нас, то уж в Англии тебя учили.

Марина помнила. Такой жезл с кварцевым кристаллом и в самом деле мог упокоить псевдожизнь — безо всяких заклинаний. Правда, когда она слушала лекции леди Ховарт, ей казалось, что это — только теория. Вот оно, оказывается, и на практике пригодилось.

— А иллюзорка… — Марина припомнила недавний поход в редакцию. — Если что…

— Если что — нас прикроет Альдис и ее группа, — Корвин кивнул на слегка полноватую блондинку с косой, уложенной вокруг головы — кажется, это было ныне модно на Украине, но Альдис — правая рука шефа «Асгарда» — носила такую прическу задолго до этой моды, а возможно — и до рождения законодательницы моды.

— Теперь — в парк, — приказал Корвин.

Парк начинался буквально в нескольких десятках метров от метро — стоило только перейти дорогу и пройти чуть дальше, к стадиону. Вообще-то, никто не мог сказать, куда ушли зомби после неудачной попытки нападения — они могли оказаться где угодно в этом районе. Одно дело — парк аттракционов, и совсем другое — сам по себе парк, тянущийся до самого залива. По идее, там мог на некоторое время спрятаться целый батальон зомби. И это — не говоря уже о стройке, о жилом квартале. Одним словом, «стражников» для того, чтобы хорошенько прочесать всю местность, могло и не хватить.

Единственное, что пока более или менее радовало — это оперативность сообщения. Сейчас «живые покойники» не могли уйти слишком далеко, Ян очень вовремя сообщил об их появлении.

Именно парк аттракционов и должны были обследовать Марина и Корвин — точнее, его дальнюю часть. Конечно, при желании можно было спрятаться и у входа — скрытых уголков здесь было предостаточно. Но в дальней части парка, около деревьев и строящихся американских горок невиданной высоты, зомби могли чувствовать себя более чем вольготно. Если, конечно, они туда полезли.

Марина и Корвин прошли через пост охраны, причем никто на них внимание не обратил — похоже, Корвин даже не стал использовать иллюзорку. Ну, прошли парень с девушкой — и что с того? Поясов шахидов на них явно нет, а деньги, которые они вознамерились оставить в парке, возможно, как раз и есть.

— Сразу идем дальше, — предупредил Корвин. — Крытые американские горки и всю ближнюю часть обследует «Асгард».

Марина согласно кивнула, и они прошли мимо карусели «Осьминог» — морской моллюск держал в щупальцах вращающиеся сиденья.

— Здесь — вряд ли, — заметил Корвин. — Скорее всего, они будут скрываться. Эх, перекинуться бы сейчас — мигом бы их отыскал. По запаху…

Марина представила, что бы здесь произошло, если бы Корвин и в самом деле надумал взять и перекинуться в свой второй облик. Гуляющие по парку парочки, визжащие на каруселях и американских горках, завизжали бы уже всерьез, если бы перед ними ни с того ни с сего предстал во всей красе громадный саблезубый кот. Такое зрелище они запомнили бы надолго — если бы остались живы в давке.

— Теперь так, — сказал Корвин. — Я — в сторону американских горок, ты — вон туда, — он указал рукой туда, где под старую добрую музыку группы «Спейс» вращалось наклонное колесо «летающей тарелки». — Встречаемся через десять… нет, лучше через пятнадцать минут. Думаю, этого нам хватит, чтобы осмотреть все, как следует.

Девушка коротко кивнула, подумав, что и в человеческом облике у Корвина есть кое-какие преимущества — например, очень острое ночное зрение. А вот ей придется долго вглядываться в темноту между деревьями, пытаясь определить — там действительно спрятался зомби, или же ей показалось?

Но приказ есть приказ — по тревоге «стражники» становились не просто хорошими друзьями и знакомыми, а единой боевой группой. И если Корвин приказал осмотреть именно темную сторону парка — значит, на то есть свои резоны.

Марина прошла мимо каруселей — на первый взгляд, самых обычных цепочечных, на которых она каталась в детстве. Но лишь на первый взгляд — через несколько мгновений карусели буквально взмывали в небо. Даже смотреть на это было захватывающе…

«Не отвлекайся, ты сейчас в патруле», — напомнил ей внутренний голос, и Марина поспешно отвела глаза — к дорожке, которая вела в сторону «летающей тарелки». По краям дороги помещались детские аттракционы, сейчас они уже не работали. Марина пригляделась повнимательнее — нет, никого там не было, да и вообще, на них мудрено спрятаться. Вряд ли там мог укрыться хоть один «живой мертвец». Что ж, надо было идти дальше.

Патрулируя дорожку, она пару раз натыкалась на гогочущие компании, ищущие развлечений, но никто ее не замечал. Можно было, конечно, понадеяться на направленную иллюзорку, но Марина решила, отвести глаза — мера не самая лишняя. Правда, зомбаков этим не проймешь — у них и глаз-то нету, нечего отводить. Тем лучше — возможно, они проявят агрессивность, и тогда…

Она сжала в руке жезл с кристаллом. На каждую тварь нужно свое оружие, это — идеально подходит именно для «живых мертвецов». Почему-то она не боялась встречи с ними — возможно, оттого, что знала о зомби лишь теоретически. Да, такое иногда бывает, особенно — на Карибах и в странах Африки. Ну и что с того? Ей уже доводилось встречаться с псами, нелегально переброшенными с кромки — а эти твари, пожалуй, поопаснее любого ходячего покойника.

Она оглянулась на освещенный силуэт каруселей — и неожиданно подумала о младшей сестре. Как было бы здорово — покончить с этой историей с зомби, взять выходной, прийти сюда вместе с Алкой и просадить здесь… да неважно, во сколько обойдется это удовольствие — главное, прокатиться на всем, на чем захочется — на «американских горках», на всех этих странных каруселях, от одного взгляда на которые начинает кружиться голова, да хоть на «летающей тарелке». А то ведь сестра вроде и учится хорошо, и все эти свинские компании давно забросила, и денег ей хватает — а все равно одна, а старшая сестра, которая должна бы хоть как-то заменить ей родителей, вечно занята черт его знает чем…

«Вот покончим с зомби — так и сделаем, немедленно поедем сюда», — твердо решила Марина. И в этот момент «черт знает что» властно напомнило о себе.

Вообще-то, ничего странного вокруг девушки не происходило. Уже не очень многочисленные посетители уселись в кресла «летающей тарелки» — самой настоящей центрифуги, только очень удобной. С шипением опустились держатели, заменявшие ремни безопасности — каждый пассажир оказался жестко закрепленным в своем кресле.

Врубили музыку — на сей раз это был не «Спейс», а что-то еще в том же духе — электронное и космическое.

Марина смотрела не на сам диск «тарелки», а поодаль, пытаясь понять, что именно ее так встревожило. Вроде, все нормально. Вот начинает кружиться «тарелка» — какая-то девица уже визжит — не от боязни высоты, а просто от предвкушения полета. Вот рекламные щиты — закованный в бронескафандр инопланетянин, звездолеты, космические города — примерно так мог бы выглядеть плакат: «А ты записался в Звездный флот Галактической Империи?!»

А вот около плаката… Марина сделала шаг в сторону, пытаясь всмотреться в темноту магическим зрением. И у нее получилось — настолько хорошо получилось, что она невольно отступила назад. На нее уставилось безглазое лицо, которое сложно было назвать человеческим.

Зомби прятался в тени плаката, если бы Марину не остановило предчувствие, она бы наверняка его пропустила.

Конечно, теперь нужно было соблюсти инструкции, вызвать по мобильнику подмогу. Но ведь сам Корвин сказал — действуй, если что!

А значит, и надо действовать, иначе зомби попытается скрыться.

Марина рванулась в темноту, сжимая в руке жезл с кристаллом.

Все, что произошло потом, заняло несколько мгновений — когда «летающая тарелка» начала «заходить на посадку», боевое применение магии уже завершилось, а Марина, сжимая жезл в дрожащих руках, с ужасом смотрела на четыре трупа, лежащие около нее.

Если бы она знала, что там окажется целое гнездо зомби, она ни за что не бросилась бы их уничтожать. Корвин подоспел бы через минуту, а остальные — через две.

Она посмотрела на жезл, пытаясь унять нервную дрожь. Ей показалось, что кристалл налился красным — быть может, так оно и было на самом деле… Только сейчас девушка ощутила отвратительный запах, идущий от зомби — теперь уже вполне упокоенных мертвецов.

Сделала она все очень быстро, просто не успев испугаться — с вершины кристалла слетела еле видная серебристая искорка, и зомби свалился, будто подкошенный этим разрядом. И когда из-за плаката появились еще двое, Марина проделала ту же операцию столь же быстро. А потом резко обернулась, чтобы встретить еще одного «живого мертвеца» — тот все же попытался напасть на нее, но совершенно безуспешно.

— Кор? — Марина, кое-как уняв дрожь, вытащила мобильник.

— Есть что-нибудь? — немедленно отозвался Корвин. — У меня пока все чисто, уже иду на место встречи…

— Там… там четыре трупа, — выдавила из себя она.

— Стой где стоишь! — приказал Кор. — Ты — около «тарелки»? Контролируй их передвижения, сейчас буду…

— Ну да, около «тарелки»! Только я их уже…

— Ну ты и сумасшедшая, — говорил Корвин, который подбежал меньше чем через минуту. — Ну ладно, если бы я полез в темноту со своим зрением — это понятно. Но ты! Кстати, а откуда взялся четвертый зомби?

— Н-не знаю, — протянула Марина, слегка заикаясь. — По-моему, он лежал на земле…

— Ничего себе… Упокоить четырех зомби за несколько секунд — это, знаешь ли, для книги рекордов. Сейчас оповести Рэкки, узнаем, как там у него дела… Может, эти зомбаки — все что есть…

— А куда девать это? — спросила Марина.

— А как Рэкки распорядится. Сейчас главное — невидимость поддерживать, граждане отдыхающие наверняка насмерть перепугаются этих безобидных трупиков. А там — вывезем, недаром «газель» сюда пригнали. Неплохо бы исследовать этих тварей. Ладно, я звоню.

Еще через несколько минут около «летающей тарелки» собралась большая часть оперативной группы. В тот день «тарелка» больше не поднялась в воздух — смотрители аттракциона неожиданно обнаружили какой-то дефект и моментально выставили с площадки всех гуляющих. Сами они, повинуясь внушению, полезли осматривать подъемный механизм, совсем не замечая суеты вокруг рекламного щита.

Марина все еще не могла как следует прийти в себя. Она смотрела на жезл, на стражников, на лежащих на земле бывших зомби — и ее едва не начало снова трясти от ужаса.

— Думаешь, ты их со страху так? — шепнул Рэкки, когда остальные «стражники» принесли носилки и начали, слегка морщась, укладывать трупы. — Вот спорю на что угодно — когда ты их упокаивала, руки у тебя не дрожали. А значит, все как надо!

Тут же выяснилось, что это не все «живые мертвецы», которые сегодня нашли окончательную и бесповоротную смерть. Оказывается, на Крестовском было как минимум шестеро зомби — четверых уничтожила Марина, а двоих прикончили в районе стройки, причем там отличился Игорь — стажер, пришедший в «Третью стражу» вместе с Мариной, и избравший подразделение «Асгард».

— Это еще не все, — закончил Рэкки. — Вот с Яном — намного серьезнее. В последний раз вышел с нами на связь, когда мы готовились осматривать Крестовский. А теперь он куда-то исчез… Думаю, утащил вампиршу на кромку, хотя черт его знает.

На сей раз никто и не подумал сказать хоть одно злое или ироничное слово в адрес бывшего контрабандиста. Его предупреждение насчет зомби на Крестовском оказалось чистейшей правдой. Значит, и в остальном ему можно было вполне доверять.

Сцена, последовавшая через несколько минут, была не для слабонервных. Принесли носилки, на них сгрузили зомби, после чего все «стражники» неторопливо двинулись к выходу из парка. Естественно, те, кто шел налегке, обеспечивали невидимость для носилок и для груза.

Мимо проходили посетители парка, болтали о чем-то, громко смеялись — порой они оказывались совсем рядом с носилками. И совершенно ничего не замечали.

— От Яна пока ничего, — объявил Алекс, выходя со станции метро. — На Садовой сейчас дежурная группа — никого в том месте не нашли. Ни его, ни зомби…

— Значит, на кромку ушел, — проговорил Рэкки. — Пожалуй, пока за ним идти не стоит. Алекс, передай им — пускай возвращаются к офису. Или нет, я сам…

* * *

— А теперь — рассказывай. Желательно — все по порядку, — наставительно сказал Ян своей гостье — или все же пленнице. — Почему они на тебя напали? Ударили тебя сильно, но говорить-то ты можешь!..

— Я не знаю! Я сама не знаю! — слабо прошептала Изабелла.

— Не думаю, — покачал головой Ян. — Кое-что ты прекрасно знаешь…

— Где я нахожусь?

Яну очень хотелось сказать что-нибудь вроде: «Здесь вопросы задаю я!» Но отчего-то вместо этого он, поглядев на Изабеллу, слегка смягчился — возможно, подействовал вид раненой вампирши.

— Так и быть, отвечу. Ты — на кромке Санкт-Петербурга. Примерно в том месте, где мы с тобой встретились в первый раз. Ты довольна?

Вряд ли у Изабеллы была причина для довольства, но она нашла в себе силы слабо кивнуть.

— Я и правда не знаю, кто они…

— Ну, предположим, об этом знаю я. Это зомби, ходячие мертвецы. Так просто — от сырости — зомби не заводятся, кто-то их должен создавать и ими управлять. Эти, во всяком случае, завелись здесь очень даже не просто так.

— За мной следили, и…

— Это я тоже знаю, — с готовностью подтвердил Ян. — Следил я сам. Знала бы ты, чего все это мне стоило, — была бы, наверное, поразговорчивее, — он, нахмурившись, посмотрел на Изабеллу. — Впрочем, есть одно хорошее средство, чтобы тебя разговорить.

Ян сказал это с таким видом, что Изабелле было в пору предположить — он отправился за самыми изощренными орудиями пыток. Вместо этого он вытащил из куртки небольшой пластиковый пакет.

— Думаю, тебе сейчас это в любом случае не помешает. Это кровь. Бычья. Человечьей я брезгую, надеюсь, ты — тоже. А то иные подумают, что сегодня я уплетал только обыкновенную пищу…

Изабелла потянулась за пакетом, и тут же невольно вскрикнула — рука отозвалась дикой болью.

— Обездвижили они тебя качественно, — заметил Ян. — Ничего, главное, голову не оторвали. Я тебе это скормлю, но при одном условии. Ты должна рассказать мне все — кто охотился за тобой, за кем и почему охотилась ты, откуда взялись эти ходячие покойнички. Расскажешь?

— Это — моя война, — твердо ответила Изабелла. — Тебе не следует вмешиваться. И никому не следует… — она бессильно откинулась на подушки.

— Так-так, значит, твоя война? — переспросил Ян, и его тон не предвещал ничего хорошего. — А ты не думала, что ты свою войну можешь запросто проиграть? И что будет тогда?

Изабелла молча уставилась в потолок.

— Значит, нечего возразить? Понимаешь, там, в текущей реальности, один за другим погибали люди. Мне-то это, в общем, без разницы, но у меня есть кое-какие обязательства. А посему, будет очень неплохо, если ты кое-что расскажешь. Для тебя, между прочим, неплохо…

Он еще раз мрачно поглядел на раненую вампиршу.

— Понимаешь, погибали люди, — продолжал Ян. — Одних закалывала некая вампирша. Другие умирали как бы ни с того ни с сего — эти превращались в зомби. И вот что характерно — каждый из погибших незадолго до своей смерти подписывал некий контракт…

— Тебе и это известно? — вскинулась она.

— Еще как известно, — подтвердил Ян.

— Значит, эти… зомби, — из тех, кто подписал контракт?

— Можешь в том не сомневаться. Странно, что ты об этом спрашиваешь. Теперь-то станешь говорить…

— Я не знаю, почему ты за мной следил и зачем спас, — тихо сказала Изабелла, — но ты вмешался не в свое дело. Это очень давняя история, и она касается…

— Касается только тебя? — насмешливо спросил он. — Ну да, правильно — только тебя и твоих жертв, которых было довольно много…

— Они все равно были покойниками! Их все равно было не спасти! — воскликнула она. — После этого контракта… они все мертвы!

— Вот оно как? Отлично. Пойдем дальше. Тебе известно такое имя — Анна Дюпон? И, кстати, как тебя зовут?

— Можешь звать меня Изабеллой. Если ты решил, что Анна Дюпон — это я…

— Ничего я пока что не решил. А решу, когда выслушаю тебя. Так что в твоих интересах рассказать все — и ничего от меня не утаивать. Все равно не получится. А теперь объясни — с кем и ради чего ты вела войну? Проигранную, между прочим… Да, держи, а то страшно на тебя смотреть…

Он осторожно усадил ее на постели, стараясь не причинить боли, и подал пакет с кровью.

— Думаю, после этого ты станешь разговорчивее, Изабелла.

Она почти что с жадностью выпила содержимое пакета, облизала губы и вновь откинулась на подушки.

Ян терпеливо ждал.

— Ты знаешь, что мне очень много лет? — спросила она.

— Теперь узнал, — улыбнулся Ян, присаживаясь на край постели.

— И этой войне — за двести лет, — продолжала она. — Ты слышал о французской революции?

— Какое-то событие из жизни текущей реальности? Как-нибудь поинтересуюсь…

— Ты должен понять — все это идет оттуда. Тогда была создана… эта тварь, которая зовет себя Анной Дюпон. Я должна ее уничтожить. Именно я. У меня к ней — особый счет.

— Значит, ради этого ты и убивала людей?

— Говорю же, это не люди — покойники. У них выжгло душу.

— Готов поверить. Что с того?

— Они служили пищей для твари. Она забирала их жизнь.

— Кажется, начинаю понимать. Если вот так прирезать ее жертву, то тварь лишается ужина, я верно говорю?

— Примерно так оно и есть. Если перебить большинство заключивших контракт, меченых, то она вынуждена будет или умереть, или…

— Принять меры. Судя по твоему печальному виду, тварь решила выбрать второй вариант.

— Возможно. Я не знаю, кто на меня напал и почему, но это были не люди. Может быть, они служили ей…

— Говорю же — незадолго до своей смерти каждый из них подписал тот самый контракт. А потом они вырылись из могил и пошли блуждать по городу.

— Может, оно и так, — повторила Изабелла. — Но ты все еще не понимаешь, во что ввязываешься.

— Главное — рассказывай. Я очень даже понятливый, хотя и помоложе тебя. Откуда взялась эта самая тварь, и что с ней делать?

— Да если бы я знала, как ее уничтожить! А взялась… Ее создали. Искусственно создали. Люди — и не только люди. Среди них были такие же, как мы с тобой, были сильные некроманты, даже оборотни…

— Может быть, все это называлось Сообществом? — предположил Ян.

— Нет, — она отрицательно покачала головой. — У них действительно было название. «Третья стража».

— Что-о? — Ян едва не подскочил со своего места. — Ты это… правду говоришь или издеваться изволишь?

— Почему ты так спрашиваешь? — изумленно проговорила Изабелла. — Тебе знакомо это название?

— Будем считать, что да. «Третья стража»? Французская?

— Именно так. Они создали некое особое существо — голем — и оно уничтожило своих создателей. И дожило до сегодняшнего дня. Ты, возможно, даже видел эту анкету?

— Видел. Милые, хорошие просьбы. И почти каждая ведет на кладбище.

— Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось, — проговорила Изабелла.

— Ну, это не в твоей власти. Со мной что-то случилось, когда я здесь родился. Потом случилось, когда я попал в ваш мир. Потом еще много раз случалось. Так что ты можешь не переживать. Лучше скажи — почему бы не достать эту Анну Дюпон в самой Франции? Прямо сегодня?

— Она умеет хорошо прятаться, — грустно улыбнулась Изабелла. — Тварь оживала во время больших войн, она становилась сильнее — а потом снова впадала в спячку. А теперь… Теперь у нее новый способ поддержки своей жизни. Она проделывала это уже не раз. Я моталась по свету — и не успевала. А сейчас успела. Мне так казалось…

— Можешь не переживать, если на тебя напали — значит, твоя тварь почувствовала неладное. Думаю, мы ее прихлопнем окончательно.

— Мы? Кто?

— «Третья стража», — тихо сказал Ян. Она вздрогнула. — Только не французская, — продолжал он. — «Третья стража» Санкт-Петербурга. Или ты хотела вызвать ее на дуэль и героически отправить в небытие?

Судя по выражению лица Изабеллы, именно так она и хотела поступить. Да вот не вышло.

— Ты пойми, она отняла у меня все. Единственный, кого я любила… Его звали Жак Гарио. И если бы не эта тварь, мы могли быть счастливы…

На сей раз Ян слушал молча, что было едва ли похоже на него. Конечно, ему очень хотелось сейчас сказать: будь спокойней, у тебя есть ты сама, и это — самое важное. А ведь сегодня ты могла этого лишиться — вампиры живут долго, но они вовсе не бессмертны. И вообще — вот была у меня девушка из людей, из текущей реальности. И она очень плохо со мной обошлась. Ты думаешь, я стал сильно переживать? Нет, конечно! Еще ей и отомстил…

Но ничего этого Ян так и не сказал. Он просто молча посмотрел на Изабеллу.

— Думаю, что так оно и есть, — проговорил Ян. — А это значит, что тебе ничего не угрожает. Вот только твоя война закончилась сегодня. Хотя, нет, вру — она закончится, когда ты все повторишь Рэкки. Это, к твоему сведению, один из шефов «Третьей стражи».

— А потом?

— А потом будешь спокойно лечиться. Кровушку пить, — он рассмеялся. — А после иди, куда хочешь. Если пояснишь, почему ты убивала, думаю, вряд ли тебя станут трясти. А уж твари отомстят. И за тебя, и за этого самого Жака Гарио… За все про все, можешь не волноваться.

Изабелла не ответила ничего — просто отвернулась, уткнувшись в подушки.

Ян посмотрел на нее, потом повернулся, чтобы выйти.

— Да, вот что, — сказал он на пороге. — Думаю, ты тут без меня никуда не убежишь и никаких глупостей не сотворишь. Вернусь через пару минут, и мы спокойно отправимся к Рэкки. Полагаю, сегодня он тебя даже допрашивать не станет.

Он вышел.

Ян отворил дверь — в лицо ему подул свежий летний ветер. Здесь на кромке всегда было лето. Пожалуй, он правильно сделал, что не потащил вампиршу к себе, в Собачью слободу. Она была дальше, а сегодня с ним случилось слишком много приключений. Даже для вампира и контрабандиста это было как-то чересчур, тем более, что приключения, кажется, не закончились.

Во всяком случае, кое-что малоприятное Ян обнаружил.

Конечно, он редко заходил в этот домик, стоящий за цветущей лужайкой у канала. Но ведь заходил же — все равно здесь никто не живет. И вообще, с некоторых пор он считал это место своей вотчиной. Но, оказывается, кто-то — причем, совершенно непонятно, кто именно, след ауры читается очень скверно — пришел сюда совсем недавно. И без его приглашения!

В пору было задаться вопросом: «А кто это спал на моей постели — помял ее, а кто это ел из моей миски?..»

И вот на этот вопрос он совершенно не мог ответить, а уж от своей гостьи-пленницы и тем более не ждал помощи.

Впрочем, сейчас надо думать не об этом.

Он, сосредоточившись в который уже раз за день, вышел в текущую реальность — и оказался на совершенно пустынной набережной в предутренний час.

Ян представил себе, как разбудит уставшего после операции Рэкки — интересно, они зомбаков отловили или нет? — и начнет рассказывать о вампирше.

— Не разбудил? — осведомился Ян; набираться какой-то особенной наглости ему для этого было совершенно излишне.

— Не ложился, — коротко ответил Рэкки. — Все думал — вот как вытащу сейчас с кромки одного типа, как скажу ему все, что о нем думаю… Ты где, вообще, пропадал? Мы тут твоих зомби перебили, целых шесть штук, — а потом записали тебя в без вести пропавшие герои. Так что гордись.

— Можете вычеркивать из списка. А потом подъезжайте к воротам Новой Голландии — за мной и за вампиршей.

— Ты ее отыскал?

— Именно, а заодно — допросил. Можете быть уверены — Анна Дюпон — не она. Все остальное она сама расскажет. Она, между прочим, серьезно ранена, так что…

— Понял, никакого давления.

— Да, можете записать на мой счет еще троих зомбаков…

— Троих? Ну, тут ты отстаешь. У нас сегодня кое-кто четверых подряд упокоил.

— Так едете? — спросил Ян.

— Прямо сейчас.

 

Глава 15

Поход на кромку

Все неприятное рано или поздно должно закончиться. С Кристиной произошло именно так, ей было плохо, очень плохо — но сейчас, после вечеринки в клубе и более чем странного путешествия в какой-то совершенно иной мир, от кошмаров, мучивших ее, не осталось ровным счетом ничего.

Теперь нужно было разобраться, что все-таки с ней произошло. «Ведьма Стина» и разбиралась — как умела и как могла — в силу собственных представлений.

Еще до того, как они оказались в жилище Морриган — у той была хоть и отдельная, но очень небольшая комната, — первое, что сделала Кристина — это взяла клятву с новой подруги: «И чтобы никому, чтобы ни-ни!..»

С одной стороны, их путешествие было настолько сумасшедшим и мистическим, что Морриган все равно не поверили бы. С другой стороны — лишняя клятва не помешает, поскольку у девушки было много друзей, причем, любящих всяческую мистику.

— Видишь ли, — пояснила Кристина, — если кто-то об этом проговорится — тут же сработает проклятие, и я ничего уже не смогу сделать, хоть и рада была бы тебя спасти.

Морриган закивала. Скажи Кристина, что за нарушителем обета немедленно явятся краснокожие пузатые бесы с вилами наперевес, или же, наоборот, его возьмут под белы рученьки существа с глазами-блюдцами, прилетевшие в НЛО — Морриган поверила бы и в такое, даже нисколько не задумавшись. Ведь она — страшно вымолвить — действительно была в параллельном мире! И стала хранительницей тайны своей подруги, которая оказалась самой настоящей сильной ведьмой!

Конечно, ведьмами среди готов — любителей мистики — считали себя почти все девушки. Но одно дело — считать, и совсем другое — быть!

— Так что будет лучше, если я сделаю небольшое заклятие, — Кристина провела в воздухе рукой около лица Морриган. — Вот теперь ты точно ничего никому не расскажешь…

И снова — она была уверена: заклятие действительно получилось. Оно работает, что, собственно, она сделала — сейчас Стина об этом даже не задумывалась.

— Кстати, похмелье можно снять без всякого пива, — сказала Кристина, когда подруга пересчитала свои деньги. — Сейчас научу…

Она внимательно посмотрела на подругу.

— Дай-ка сюда, — Кристина показала на металлический браслет с шипами на левом запястье Морриган. — Ты его всегда носишь?

— Вообще-то, да, — пожала плечами девушка, но сняла браслет и отдала его Стине.

Та опять же провела над ним рукой и начала нашептывать что-то — что именно, она не представляла и сама: глухие, резкие фразы складывались в голове как бы сами собой.

— Н-канат Ки Азатот Рийяр Уфаг…

Она понимала, что и без этого странного заклятия можно спокойно обойтись — достаточно собственной воли и силы. А заклятие — оно очень хорошо действует на других, и этим не надо пренебрегать. Потом она протянула браслет Морриган:

— Надевай. Теперь «крюгеровка» тебе нипочем.

Что характерно, сработало и это — девушки отправились от ларьков на станции метро к дому, где жила Морриган, и с каждой минутой начавшаяся было головная боль стала уходить, и к своему дому она подошла во вполне нормальном самочувствии.

Оказавшись в комнатке Морриган, Стина улеглась сразу же. И, как ни странно, никаких снов она не видела вообще — как в бездну провалилась.

— Слушай, но ты ведь сможешь меня ну хоть чему-то научить?

Вот теперь это стало проблемой. И проблему надо было срочно решать. Кристина строго посмотрела на Морриган.

— А ты уверена, что сможешь? — осторожно спросила она.

— Ну, я буду очень стараться, — заверила ее подруга.

— Понимаешь, — начала Стина, — я ведь действительно оттуда, из того самого параллельного мира. И — ну да… у нас разные свойства, — кажется, она и сама начала верить в то, что придумала.

Сейчас она была уверена, что сама сумеет сделать что угодно — ну, или почти что угодно. Но обучить своим способностям хоть кого-то еще — это было почти нереально.

— Я буду очень стараться, — Морриган перевела взгляд с подруги на книжную полку, где было великое множество трудов по магии, начиная с Папюса и заканчивая скачанным из Интернета, распечатанным и бережно переплетенным «Некрономиконом».

— Магию по книжкам не изучают… — строго сказала Стина. — Ты сама должна почувствовать в себе силу…

Вернулась домой она уже под вечер. Раиса Ивановна взглянула на дочку, но ругаться не стала. Просто спросила:

— Ну, и как?

Никакого упрека в этом вопросе не было — скорее уж, любопытство.

— Нормально, — ответила дочь. И на сей раз она загадочно улыбнулась.

— И кто он? Из твоего класса?

— Не он, а они, — поправила Кристина. — Такая хорошая компания. Мы вместе пошли в один клуб… ну, ты его все равно не знаешь, «Гремлин»…

Раиса Ивановна и впрямь не знала такого названия.

— Ну и классно мы там зажигали!

У Раисы Ивановны отлегло от сердца. Кажется, то, что она хотела достичь, получилось! Но как? Неужели колдовство этой самой Анны Дюпон? А выходит, что так оно и есть! Оно работает!

— Ты только предупреждай в следующий раз, когда будешь уходить на ночь. Ты — девочка взрослая, самостоятельная, но все-таки…

Честно говоря, Раисе Ивановне очень хотелось, когда дочка в очередной раз уйдет к своим друзьям, отыскать еще одну анкету Анны Дюпон и написать самой. А почему бы и нет? Она еще молода, и желаний у нее достаточно — тем более, что они реально сбываются! Но, увы, журнал с анкетой был всего лишь один.

— А я еще завтра хотела бы уйти, — казала Кристина. — После школы. Вот и предупредила…

— Ну и ладно, только смотри, чтобы все было в порядке.

На самом деле, Кристина ни к какой компании присоединяться не хотела. Даже Морриган пускай подождет. Ей хотелось одного — как можно скорее самой попасть в тот параллельный мир, который она… выдумала? Нет, это — вряд ли. Никакая это не выдумка!

Она чувствовала бешеный прилив сил — такого она никогда и ни от чего не ощущала. Ни в тот момент, когда считала, что влюбилась (а было с ней и подобное, да не однажды), ни когда в школе все складывалось для нее лучшим образом. И новая компания здесь совершенно ни при чем.

А что же тогда? Откуда вдруг возникли эти ее способности?

На это у Стины был готовый ответ: «А эти способности были у меня всегда. Только прежде я их не замечала».

На том она и успокоилась. Неважно, откуда что взялось — важно, что это ей даст. Ну, например, она может исследовать открытый ею мир. «Мой мир, — подумала она. — Не открытый мною, а просто мой».

Эта мысль оказалась столь поразительной, что Кристине захотелось немедленно бросить все и поехать к Новой Голландии — и тут же оказаться в этом мире вечного лета. Но сейчас она не станет ограничиваться тем небольшим куском пространства этого странного города, куда она привела Морриган. Нет, она пойдет гораздо дальше. Она — ведьма Стина, хозяйка этого замка и этого города!

То, что этот мир может быть населен кем-то еще, теперь даже не приходило ей в голову.

Кристина с удовольствием расправилась с ужином — несколько месяцев тому назад мать была увлечена вегетарианством, а дочка этого терпеть не могла. И сейчас ничего мясного на столе не было и в помине. Обычно Кристина чувствовала голод, едва только вставала из-за такого, с позволения сказать, стола. Теперь же все эти салатики показались ей вполне вкусными и, что характерно — сытными.

Вот теперь прежняя Кристина должна была буркнуть «спасибо» и зарыться носом в учебники. И еще несколько дней назад она именно так и поступила бы. Однако сейчас она неожиданно поняла: что бы там не задали, у нее все равно все будет о-кей — сделает она уроки или нет. А если так, то можно и телевизор посмотреть.

В итоге, она оказалась перед экраном раньше несказанно удивленной Раисы Ивановны.

— Надо и мир посмотреть, — улыбаясь, сказала Стина, подумав про себя — вот-вот, конечно, посмотреть, только весь вопрос, какой именно мир — здешний или параллельный?

— Ну, давай, — не очень уверенно произнесла Раиса Ивановна.

По первому каналу выступали очередные юмористы, и их дружно отвергли. Отвергли и спортивный канал. Зато на еще одном канале нашелся какой-то фантастический голливудский фильм.

Фильм был не новым, Стина когда-то видела его, но урывками. Речь шла о джинне, которого «арестовали», спрятав в рубин, а сам рубин спрятали в статуе бога. Потом, через тысячи лет, статую перевезли в Штаты, и какой-то не очень трезвый рабочий умудрился ее раскокать. Рубин выпал, его исследовали, — да так, что джинн обрел свободу. И начал усердно трудиться, исполняя желания — причем пожелавшим приходилось плохо, очень плохо…

Мать смотрела фильм, благостно улыбаясь, и не забывая при этом пролистывать какой-то модный молодежный цветной журнал — у Стины на такие вещи была стойкая аллергия. В очередную рекламную паузу она посмотрела на Раису Ивановну, и неожиданно ей стало страшно — на секунду, только лишь на секунду Стина представила, что анкету рассылал вот такой же самый джинн, и, если он и исполнит какие-то желания, впрок они точно не пойдут.

Да, если взять и вообразить это хотя бы на мгновение? И что случится тогда?

Желание будет исполнено. Но кончится все непременно плачевно. Захотел не нуждаться в деньгах — не будешь нуждаться, просто умрешь — и все. Захотел получить просто так образование, хорошую работу — ты их получишь, но ведь не сказано, сколько ты там проработаешь?!

— Мама, я хочу кое-то посмотреть, — сказала Кристина.

Раиса Ивановна оторвалась от своего чтения.

— Ту самую анкету, которую ты заполнила, — попросила девушка.

— Ну вот, ты и сама поняла — я тебе плохого не хочу, — гордо заявила Раиса Ивановна, поднимаясь с кресла.

— Дело не в том… — Кристина не знала, как все это объяснить, слова не шли ей на ум.

— А, хочешь посмотреть, еще раз и повнимательнее, — Раиса Ивановна подала ей журнал.

И Кристина еще раз пробежала глазами странную анкету. Нет, вроде бы, все в порядке. Мать пожелала, чтобы у нее появились новые друзья — и они действительно появились. Но здесь даже не было пункта о каких-нибудь паранормальных или экстрасенсорных способностях. Значит, они возникли сами собой?

«Не возникли, а проявились», — поправила сама себя Кристина. Они были всегда, и это никак не связано ни с какими контрактами с Анной Дюпон.

Во всяком случае, не было здесь ни одного пункта, который можно истолковать как «путешествие в параллельный мир» или «получение ведьминского дара». Правда, было желание «отправиться в долгое путешествие» («На тот свет», — подумала Кристина), но этот пункт как раз был обойден вниманием ее матери.

И это немного успокоило девушку. Возможно, и то нервное состояние, которое было у нее до вечеринки в «Гремлине», совсем не связано с анкетой.

«А почему это оно должно быть связано? — удивилась про себя Кристина. — И ничего подобного. Может, так оно и бывает, когда рождается ведьма…»

Что-то настораживающее было в этих словах — о рождении ведьмы, что-то, очень больно задевшее Стину. Она совершенно не могла понять, что именно — и оттого на душе неожиданно снова стало тоскливо и неуютно.

Рекламная пауза давно кончилась, снова начался фильм — джинн делал с не слишком-то разумными американцами все, что только могла придумать извращенная фантазия режиссера. Но впереди джинна ждала непреодолимая трудность — Главная Положительная Героиня…

— Что-то спать хочется, — проговорила Кристина. — Да и вообще — конец фильма я видела. Пойду, пожалуй, — она отложила анкету, встала и прошла в ванную.

То, что она увидела в зеркале сейчас, ей показалось очень даже симпатичным. Пожалуй, с такими рыжими волосами, с такой улыбкой и темно-зелеными глазами она и действительно могла очаровать кого угодно, — не только завсегдатаев «Гремлина». Но Стина тотчас же вернулась к своим мыслям. Что-то во всей этой истории было неправильно, не давало покоя…

А что именно? Сила, взявшаяся как будто из ниоткуда? Умение вот просто так взять и пройти в параллельный мир, о существовании которого она не подозревала всего лишь пару дней назад? Знание, внутренний голос, говорящий, что и как надо выполнять?

Да и с чего она сделалась ведьмой?

А ведь была, была причина!

Она знала, что у ведьм (в которых, как любой городской цивилизованный человек, до сей поры не верила), сила передается через поколение. Скажем, у отца, который давным-давно жил в Москве в совершенно другой семье, и раз в год присылал открытку «дорогой Кристинке», никаких способностей не было и быть не могло. А вот бабушка, которая умела гадать на картах, которая могла остановить кровь, если внучка расшибла коленку… Выходит, она была самой настоящей ведьмой!

Вот что не давало ей покоя. Бабушка, ну конечно же! Ее способности неожиданно передались Стине, но отчего-то необыкновенно усилились. Вот и все объяснение! А анкета здесь и вовсе даже ни при чем…

Она прошла в маленькую комнату, пожелав матери спокойной ночи (та все еще смотрела телевизор). И немедленно выключила свет. Сон долго не шел, Кристина ворочалась, пытаясь понять — что, все-таки, с ней произошло…

…Сон возник как бы сам собой — она оказалась в том самом месте, где гуляла по параллельному миру. Кристина на сей раз была одна, без Морриган. Она прошла в дом, зная, что не одна здесь. И от этого на душе было спокойно и легко.

— Здравствуй, Рыжик, — этот голос — тихий, добрый и ласковый, — она узнала бы из миллионов. — Говоришь, тебя сейчас надо звать «ведьма Стина»?

Она обернулась — да, перед ней была бабушка. И одета она была точно так же, как запомнила Кристина в детстве.

Кристина подалась вперед, пытаясь обнять бабушку, в груди невольно что-то сжалось, ей хотелось реветь — но она так и не смогла сделать ни шагу.

— Погоди-погоди, Рыжик, — усмехнулась бабушка. — Если бы ты могла вот так до меня дотронуться — плохи были бы твои дела, внучка. Совсем плохи.

Она улыбнулась Стине, как тогда, в детстве, когда заговаривала кровь.

— А ты совсем большая стала. Большая — и очень сильная. Только не понимаю я этих ваших имен! Стина — так собаку можно подзывать… Ну да это твое дело — на то ты и молодая.

— Ты все знаешь? — Кристина совершенно не обратила внимание на неприятие бабушкой ее имени — «истинного имени», как сказали бы ее новые друзья.

— Да уж знаю, Рыжик, — сказала бабушка. — Мать твоя непутевая, кто бы ей ума дал… Зато ты сильной теперь стала, и супротивнице твоей конец близок.

— Супротивнице? Ты о ком? — не поняла Кристина.

— Сама поймешь, на то тебе и голова дана. Только слушай — ты от той супротивницы силу заберешь, а что с ней дальше делать, знаешь? То-то, что не знаешь ты ничего! Скоро тебе никто ничего подсказывать не сможет, будешь со всем сама разбираться. Только смотри — носа-то не задирай, — проворчала бабушка. — Помни — твоей заслуги в твоей силе маловато.

— Бабушка, а ты знаешь, куда я попала? Что это за место? — она обвела взглядом комнату.

— Вот и говорила я тебе — носа не задирай, будь поскромней да помудрей, — твердила свое бабушка. — Сама же сказала, что хозяйка здесь. Думай теперь, где и как хозяйствовать станешь…

Отчего-то Стине стало жутко стыдно. И в самом деле — не зная ничего, наговорила подруге всякой чуши. Вот расхлебывай это теперь…

— Это — рай, бабуля? — прямо спросила она.

— А ты сама-то как думаешь? Если рай — попробуй-ка взять и выйти отсюда — просто лужайку перейти. День, солнышко светит — а ты лучше этого и не пробуй…

Кристине вдруг стало настолько страшно, что она не только не последовала совету попробовать уйти отсюда, но даже и с места не сдвинулась. Она выглянула в окно — лужайка выглядела как должно, только при неярком дневном свете, а вот замок за каналом показался ей вдруг зловещим.

— Так где же мы, бабуля?

— Разберешься, Рыжик, разберешься. Супротивницу одолеешь — и разберешься. Только осторожней будь, Рыжик…

…Сон вдруг сделался размытым и нечетким, лицо бабушки исчезло — и Кристина, открыв глаза, увидела над собой темный потолок.

Почему-то силуэты в комнате, освещенной светом фонаря на улице, тоже были размытыми, и она поняла, что плачет.

А потом Кристина вновь уснула — уже спокойно и без сновидений.

Конечно, утром надо было идти в школу. Точнее, надо бы — девушка вдруг поняла, что у нее совершенно нет никакого желания сидеть на уроках, что-то записывать в тетради… Нет, пожалуй, если она прогуляет один день — ничего страшного не случится. Она должна, просто обязана разобраться в происходящем. А для этого надо будет еще раз выйти в параллельный мир — чтобы просто осмотреться. Во-первых, что там можно обнаружить страшного? Пожалуй, совершенно ничего. По крайней мере, когда они с Морриган там побывали, все было просто замечательно.

Во-вторых, а кто такая эта самая «супротивница»?

Кристина подозревала, что сон был неспроста, хотя в загробную жизнь она почти не верила. Просто ей дано какое-то предупреждение — понять бы еще, к чему оно?

Пока она ничего не понимала.

Если есть выход в параллельный мир у Новой Голландии, то должны быть и другие, — размышляла она. А если попробовать их найти — может быть, это что-нибудь даст? Кстати, ведь в первый раз она почувствовала, что параллельный мир действительно существует, когда сидела на скамейке в том самом сквере у памятника Пушкину. А если взять и пойти туда снова. А потом…

Что она будет делать потом, Кристина совершенно не знала, но была уверена, что стоит ей только захотеть — и все прекрасно получится. Само собой.

Алка так и не дождалась подругу. После первого урока она позвонила ей по мобильнику. Пара гудков — и Кристина объявилась на связи.

— Привет!

— Ты чего, болеешь? — спросила Алка.

— Нет… Просто, понимаешь, тут проблемы… — Кристина замялась, но тут же поняла, что говорить Алке обо всем случившемся, да еще по телефону, не следует. Да и вообще не следует — по крайней мере, пока сама во всем не разобралась.

— С матерью? — понимающе проговорила Алка.

— Ну да, можно сказать и так… И вообще…

— Стин, тебе чем-нибудь помочь?

— Да нет, не надо, — голос Кристины обрел некоторую уверенность. — Сама справлюсь.

— Ну, бывай, — Алка дала отбой.

«Сама справлюсь», — повторила про себя Кристина, сидя в том самом скверике на той самой скамейке — правда, сейчас здесь было пусто. Накрапывал мелкий дождик, даже не дождик, а какая-то водяная взвесь — так часто бывает осенью в Питере.

Кристина достала зонтик, но он оказался совершенно бесполезен — пришлось просто поплотнее закутаться в куртку.

Она тщетно пыталась сосредоточиться, чтобы представить себе свой переход в параллельный мир. Вчера ей это удалось без всякого усилия — как будто кто-то извне подсказывал, как именно надо действовать. Сегодня все было совсем иначе — эти знания, которыми она пользовалась, не отдавая себе отчета, откуда они берутся, исчезли. Она отчего-то знала, что у нее хватит сил на переход в параллельный мир — вот только не было прежней уверенности и понимания, как именно поступать.

А потом мир все же переменился…

…Все произошло так быстро, что Стина едва успела отреагировать, когда скамейка просто исчезла. Такой подлости она не ждала, и едва не упала на землю, но все же, каким-то чудом, сумела удержаться.

Она встала и огляделась.

Тяжелые серые тучи висели над городом, но дождя не было — это было первое, что она заметила.

Но перемены, произошедшие с небом, были далеко не единственными.

Ограда вокруг сквера, который неожиданно сделался более узким, как ни странно, осталась почти без изменений. Но сам памятник исчез напрочь — будто его и не было. На его месте оказалась стела из черного камня, напомнившая Кристине верстовые столбы, стоящие на Московском проспекте.

Она обошла этот странный памятник.

На одной из граней стелы были высечены буквы совершенно непонятного алфавита — линии, черточки, углы… Сперва Стине показалось, что буквы просто высечены на черном мраморе и покрыты какой-то краской. Но, подойдя поближе, она заметила — странная надпись просто неярко светилась красноватым. К обелиску была прикреплена медная табличка со вполне русской надписью: «Локальная защита».

Больше здесь не было ничего.

Кристина подумала, что обелиск может светиться из-за радиации и собралась было отбежать как можно дальше — но тут же поняла, что дело может быть и совсем в другом. «Без магии не обошлось, — решила она, — вряд ли это что-нибудь очень страшное».

Внутренний голос, на который она надеялась, хранил молчание — Кристина не могла разобрать надпись или сказать, что такое эта «локальная защита».

Пожалуй, стоило прогуляться по этому кварталу, посмотреть на мир, где она, якобы, живет.

Поэтому девушка сделала несколько шагов в сторону переулка, выходившего к Лиговскому проспекту и московскому вокзалу. И остановилась, словно вкопанная.

Никакой огромной ямы за забором — памятника долгострою и экологам, выцыганившим прекращение строительства скоростной магистрали — не было и в помине. Впереди возвышалось огромное здание нового вокзала. Стина на мгновение остановилась — ей вдруг захотелось пройти в этот гигантский дворец. Но тут же она увидела, что сквозь здание просвечивают облака, а само оно колышется в воздухе, словно бы сотканное из затвердевшего тумана.

«Интересно, а на что здесь следует посмотреть еще?» — подумала девушка, озираясь по сторонам. Никаких магазинов, витрин и вывесок. Просто жилые здания, причем их облик немного переменился. А что, если выйти на Лиговский проспект? Вроде бы, Морриган говорила про рок-магазин здесь неподалеку. А что находится на его месте?

Кристина уже поняла, что мир, в котором она оказалась — действительно параллельный. Чем бы этот город не был — это Петербург, только очень странный Петербург. Что ж, тем интереснее будет его обойти.

До рок-магазина она так и не добралась.

Стина успела присмотреться к зданиям в переулке — одно из них, построенное из черно-красного кирпича с башенками-трубами, внушало ей неясную тревогу. Чем нехорошо это здание, она так и не поняла, но, на всякий случай, решила обойти его стороной.

Отсюда до Лиговки было всего ничего. Больше всего Кристину поразило, что город — абсолютно пустой. За те несколько минут, что она находилась здесь, девушка не встретила ни души.

Да и сам проспект, судя по всему, был совершенно безлюдным. Вот разве что одинокий автомобиль ехал навстречу Кристине со стороны Невского.

Значит, город все же не вымерший, кто-то здесь есть…

Девушка прошла пару метров — и заметила, как автомобиль свернул на пешеходную полосу и двинулся по ней, словно бы водитель ее совершенно не замечал. Она слегка отступила в сторону, махнула рукой — никакой реакции не последовало, машина не остановилась и не сбавила скорость — наоборот, она понеслась вперед.

И тут уже не внутренний голос, а самый обыкновенный первобытный инстинкт страха подсказал Кристине — надо бежать, причем как можно скорее! И она рванулась назад, к переулку.

За спиной слышалось урчание мотора, будто бы водитель решился раздавить любого пешехода, оказавшегося в этот момент на проспекте. Девушка вскрикнула и рванулась в переулок.

Встав под арку одного из домов, она увидела, что машина слегка замедлила скорость, но со своего пути не свернула. Она притормозила, просигналила, а потом унеслась куда-то.

Но странным было иное. С этим автомобилем творилось что-то неправильное, что-то, чего не может быть. Только через несколько мгновений, когда Стина перевела дыхание, она осознала — за прозрачными стеклами автомобиля не было никакого водителя! Машина двигалась сама по себе!

И вот это было совсем невероятно.

Ноги подкосились сами собой. Кристина уселась на тротуар, даже не думая о простуде или о том, что запачкает одежду. Она оказалась в странном, неправильном, сумасшедшем мире! Каждый шаг здесь требовал осторожности. Если ты не знаешь, куда идти — лучше не идти вообще. Иначе все обернется кошмаром.

Только гордость не позволила Кристине разреветься.

Ведь она — сильная, она должна со всем этим справиться. В конце концов, ведь это — ее мир! Нужно только получше узнать его законы.

— А ты чего здесь делаешь? — окликнул ее удивленный мужской голос.

Кристина обернулась — рядом с ней стоял парень, по виду — точь-в-точь из тех, кто часто заходит в клубы вроде «Гремлина» — кожаная черная куртка, кожаные штаны, длинные черные волосы до плеч.

— Сижу вот, — буркнула Кристина.

— А вообще-то, это мой дом и моя территория, — с вызовом произнес парень. — Мы обычно не пускаем сюда чужих, особенно — днем… Ты откуда пришла?

— Так… оттуда… — Стина махнула рукой в сторону Лиговки. — Что там такое творится? Меня чуть не задавили! — не выдержала она.

— Чуть не задавили? — парень расхохотался. — Да ты с ума сошла — ходить днем по проспекту?! Чуть!..

— А что такое-то?

— Ты правда сумасшедшая — или притворяешься? — спросил парень. — Ты что, в первый раз это видишь? — он показал рукой на проспект, по которому пронеслась еще одна машина.

— Ну, не в первый… Только зачем же давить? И вообще — кто в нем был?

— Что значит, кто в нем был? — удивился парень. — Это — автомобиль. Ав-то-мо-биль — поняла? И никого в нем не было, да и быть не могло…

— А как же он едет?

— Ну, знаешь… Даже младенцы — и те рождаются уже с какими-то понятиями, — обиженно сказал парень, должно быть, окончательно решивший, что девица, сидящая на земле, или придуривается, или на самом деле сумасшедшая. — Он едет — и все тут. Правда, только днем, — он все-таки решил вдаваться в объяснения.

— А если так, то почему он сюда не заезжает? — спросила она.

— А потому что там — Защитник, — наставительно произнес парень. — Видишь? — он указал на чернеющий в сквере обелиск. — Они сюда вообще не заезжают, а то бы я днем не смог здесь гулять.

Теперь до Кристины начало доходить, что такое «локальная защита». Но она решила и дальше продолжать расспросы.

— А, видела. Там еще буквы какие-то…

— Ну, ты вообще, откуда взялась?! Буковки… Это же древнее письмо Атлантиды, магический алфавит, его в школе изучают. У меня, вообще-то, с языками неважно, но чтобы совсем ничего не знать… С луны, что ли, свалилась? Или — из другого мира?

— Считай, что из другого мира, — Стина решила, что сейчас честность будет лучшей политикой.

— То-то я и смотрю… Я тебе почти верю — просто знаю одного парня, который бывает и здесь, и там. Про него такое говорят…

— Это ты про кого? — девушка неожиданно поняла, что она — совсем не первооткрывательница новых земель.

— А, в Собачьей слободе живет, к нему лучше не ходить. Тоже вампир, как я. Да и вообще, я с ним не знаком.

— Вампир?

— Ну да, а что тут такого? — парень улыбнулся, обнажив очень острые клыки. — Вот будь я дракон-оборотень — могла бы и удивляться, я слышал, что такие бывают, только сам никогда не видел.

Кристина на всякий случай поднялась с земли и сделала пару шагов прочь.

— Постой, ты куда? — спросил парень. — Я-то тебя давить не собираюсь… Ты, вообще, кто?

— Что значит — кто?

— Ну, то, что ты не вампирша, я понял — иначе с тобой был бы другой разговор — не хватало еще, чтобы всякие шатались по моей территории. Но ты и не оборотень… Погоди-ка, дай взглянуть, — как ни странно, после этих слов парень протянул к ее лицу руку. Кристина невольно отстранилась.

— Ну, ничего себе! — пробормотал парень. — И после этого ты говоришь, что ничегошеньки не знаешь?! Это с такой-то силищей! Хватит придуриваться-то! Кто ты такая?

— Я — ведьма, — сообщила Кристина — на сей раз, без особой гордости.

— Раз ведьма — значит, должна ведать, — резонно произнес парень. — Ну, и зачем ты меня разыгрываешь? Автомобиля испугалась — так я тебе и поверил!

— Нет, правда ведьма — только с той стороны, — возразила она. — Из… параллельного мира.

— Да не бывает такого, — раздраженно заявил вампир. — Вот что я скажу — здесь не болтайся, а если шла в ту сторону, — он кивнул на обелиск, — так и иди себе. Будет она тут честных жителей разыгрывать!

Кристине ничего не оставалось делать, как удалиться.

Она опять оказалась в сквере — возможно, он считался здесь ничейной землей. Теперь, немного подумав, она поняла одно — этот мир надо изучать, а беседа пошла ей на пользу. Надо бы порасспросить этого парня, где здесь существуют безопасные тропы, как можно до них добраться… Значит, он считает, что самое безопасное время в этом мире — ночь? Надо проверить и это…

Девушка еще раз обошла обелиск, потом, как будто вспомнив о чем-то, достала из сумки тетрадь и начала тщательно перерисовывать незнакомые буквы. В конце концов, почему бы не наткнуться на такой же алфавит и в обычном мире? Ведь этот парень говорил по-русски… Или виной тому — телепатия?

Пока что вопросов было больше, чем ответов. Но она твердо решила — если внутренний голос, подсказывающий ей, что здесь можно, а что — нельзя, умолк, то в этом нет ничего страшного. Ответы она как-нибудь отыщет. А вот то, что этот странный парень уловил в ней какие-то особые силы — это было гораздо важнее. Она и сама чувствовала, что ее энергии хватит на нескольких человек. А значит, все у нее получится. Но пока что надо возвращаться в обычный мир и до поры до времени вести обычную жизнь.

Она закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться и представить сквер с памятником Пушкину. Кристина рассчитывала, что ей предстоят очень долгие усилия — ведь сюда она попала далеко не с первого раза.

Однако на третьей попытке девушка ощутила, как на ее лице оседает противная мерзкая морось — такая обыкновенная и понятная в ее обычном, реальном осеннем Петербурге.

«Значит, с этим мы справляться научились», — подумала Кристина, оглядываясь по сторонам. Нет, все было в порядке, редкие случайные прохожие не обратили внимания на ее внезапное появление.

Пока что ей было известно, что — ничего не известно. Однако сейчас Стина твердо решила — знания она получит, и действительной хозяйкой этого странного параллельного мира станет. Но сперва неплохо бы выяснить, откуда у нее взялся такой источник силы, который слегка напугал (она это успела заметить) даже парня из параллельного мира.

 

Глава 16

«Солдат проигранной войны» (окончание)

— Значит, Жак Гарио, — медленно проговорил Рэкки. — Вот кто бы мог подумать, что через столько лет…

…Все было уже почти что в порядке. Изабеллу разместили в специальном помещении офиса «Третьей стражи», где содержали задержанных до особых обстоятельств — некоторое время назад там оказался не кто иной, как Ян. Рэкки самолично занялся лечением вампирши, а заодно и устроил допрос — точнее, просто беседу.

— Теперь все укладывается в схему, — покачал он головой. — Знаешь, Кор, есть некоторая часть «Третьей стражи», которая гораздо хуже наших заклятых друзей. Я бы предпочел иметь дело с Цибуленко и всем московским Сообществом — но не с парижским отделением «Стражи».

Корвин удивленно поднял брови.

— Думаешь, они что-то знали?

— Не просто знали — они положили проблему под сукно. Да, была такая группа Жака Гарио, проводили какие-то странные эксперименты — как раз во время революции. Причем, сперва Гарио сотоварищи вдрызг разругались со всей прочей «Третьей стражей». Те стояли против вмешательства в политику и, будучи разумными, вовремя подались из Франции. Потом группировка погибла — едва ли не в полном составе. Кто-то — в ходе экспериментов, кто-то — просто на гильотине, хотя есть мнение, что казнили уже мертвых. И это все… Такова официальная версия. Да, сам Жак Гарио считался одним из рьяных сторонников Робеспьера, его труп был найден на следующий день после переворота, и его гильотинировали. Не знаю, чем это объяснялось — возможно, что-то вроде контрольного выстрела…

— А что случилось на самом деле?

— На самом деле — Жак, конечно, был парнем безответственным до жути, надо было дать ему ума. И, хотя бы, уничтожить то, что он понатворил — все эти милые последствия. А они решили, что если ничего не замечать, дольше проживешь. И прожили, Кор, они прожили! Вернулись при Наполеоне, потом опять эмигрировали, потом кому только не служили. И все живы и здоровы, что характерно! Во французской «Третьей страже» есть хорошие ребята — но только не в руководстве!

Рэкки взял со стола какую-то бумагу.

— Это — их официальный ответ. «…История создания голема является мифологической, есть большая вероятность, что данный миф был создан Сообществом. В связи с этим вынуждены предупредить, что мы не обращались с просьбами о совместных действиях „Третьей стражи“ Санкт-Петербурга. В случае, если таковые будут предприняты, это станет нарушением конвенций и договоров, в связи с чем мы будем вынуждены принять адекватные меры…» Посредникам в Женеву станут жаловаться, что ли? Мы, мол, сидели и моргали, а русские взяли и у нас под носом прикончили голема — мифического, разумеется? Так, что ли? Дальше они долго заверяют нас в своем непреходящем уважении.

— Издеваются, что ли?

— Нет, — усмехнулся Рэкки, — это — дипломатия. Помнится, во время Крымской войны они конвенции отменили. «Стражники» других стран сразу же объявили о нейтралитете и нежелании действовать против русских коллег — но они тогда решили именно действовать. Потом извинения принесли…

— И что, придется позволить голему жить дальше?

— Придется смотреть по обстоятельствам. Голем сейчас, вероятно, ослаблен — Изабелла все рассчитала правильно. Вот только пока что он жив. Более того, мы даже не знаем, где точно находится эта самая «Анна Дюпон». У меня есть предположение, — но только предположение, что она большую часть времени проводит на границе между кромкой и текущей реальностью. Но местоположение нам выяснить не удается.

— Значит, оставить все как есть? — резко спросил Корвин.

— Нет, вероятно, надо отправиться в Париж — неофициально. И попробовать понять, что, где и как. Действовать будем по обстоятельствам. Хотелось бы, чтобы Изабелла прикончила эту тварь — но есть у меня некоторые серьезные сомнения.

— Но почему голем настолько неуязвим? — спросил Корвин. — Ведь той же Изабелле было бы проще найти его во Франции, а не убивать этих несчастных.

— Не проще. Тварь создана так, чтобы не оставлять никакого следа ауры — вероятно, гражданин Жак Гарио перестраховался от бывших коллег по «Третьей страже».

— А что зомби в Петербурге?

— Будем проводить отлов. Я не слишком хорошо представляю, как они себя поведут, если с Анной Дюпон будет покончено. Может быть, рассыплются в прах. А может, и нет.

* * *

Париж, 1794 год.

Зал был освещен трепещущим светом факелов, едва различимым сквозь повязку на глазах. Изабелла не представляла, где она находится — вполне возможно, это были какие-то подземелья под городом. Но очень может быть, что зал вообще располагался не в этой реальности — Жак долго говорил ей о том, что существует еще и кромка, другой мир, который когда-нибудь тоже должно привести к высшему порядку. Но сейчас надо было думать о мире людей, мире текущей реальности.

— Кто перед нами? — тихо прошелестел чей-то голос, Изабелле показалось, что вопрос задала женщина.

— Ищущая посвящения, человек, — ответил Жак.

— Она слепа?

— Она готова увидеть истину.

Жак предупредил, что во время ритуала Изабелле необходимо хранить молчание, пока к ней не обратятся с вопросом. А когда обратятся — следует отвечать быстро и не задумываясь. Впрочем, они все уже прорепетировали, к тому же, Жак, судя по всему, был главой этой странной организации, называвшей себя «Третья стража».

— Снимите с нее повязку, — наконец, сказала женщина.

Глаза резанул свет факелов, Изабелла невольно моргнула. Когда же зрение окончательно возвратилось к ней, она увидела, что стоит у стены, а к ее груди приставлено три шпаги. Жак предупреждал и об этом — самым главным было запомнить, что отвечать, а иначе шпаги могли вонзиться в тело посвящаемого. Правда, такого никогда не случалось.

Оружие держали в руках люди в масках, закутанные в темные балахоны так, что было непонятно, кто здесь мужчина, а кто — женщина.

Жак стоял поодаль, вмешиваться в происходящее он был не должен. С другой стороны, посвященных было очень мало, а он считался их командиром. Уж о каком тут невмешательстве говорить.

— Готовы ли вы верно служить республике, единой и неделимой, используя все имеющиеся у вас способности?

— Готова, — ответила Изабелла.

— Готовы ли вы охранять тайну магии от непосвященных?

— Да.

— Готовы ли вы умереть за свободу, равенство и братство всего человечества?

— Да.

— Готовы ли вы к тому, что ваше имя после этого окажется забытым или очерненным врагами народа и республики?

— Да…

Сейчас ей хотелось одного — чтобы все закончилось поскорее. Участвующие в ритуале, даже Жак, вдруг показались ей похожими на компанию мальчишек, играющих в пиратов. Вот только оружие было не деревянным, а вполне настоящим. Она кое-что слышала о масонских ритуалах — возможно, здесь было что-то подобное. Она не слишком хорошо понимала, зачем все это нужно.

— Готовы ли вы со всем тщанием овладевать силами природы, делать непознанное приносящим пользу?

— Да…

Перечень вопросов, наконец, завершился.

— Она готова к посвящению, — объявила женщина. — Начинаем… Веруем в Высшее Существо, создавшее людей равными и свободными…

Последовало долгое восхваление Верховного Существа, дающего силы и энергию всему живому. Изабелле пришлось всего лишь повторять слова, которые произносили все остальные — это ее вполне устраивало. Запомнилась одна фраза: «Без разделения на Свет и Тьму, что противоречит самой природе…»

— Она принята, магистр, — объявила женщина, обращаясь к Жаку.

Странная игра для взрослых детей закончилась. Жак и остальные участники сняли маски.

«Зачем они их только надевали? — думала Изабелла. — Ведь все они отлично знают друг друга…»

Это было правдой — невысокая темноволосая женщина, которая участвовала в ритуале, теперь обращалась к Жаку, словно к старому приятелю (и нельзя сказать, что Изабелле такое обращение нравилось).

— Теперь пора вводить новенькую в курс дела, Жак. Как я понимаю, ее дар — предсказание будущего?

— И не только. Есть способности для перехода на кромку, хотя сейчас переход выполнялся мною.

— Понятно… Тогда, пожалуй, начнем…

Изабелле пришлось услышать довольно много странных вещей. Как она поняла, культ Верховного Существа, который становился официальной религией республики, был разработан не без участия той организации, которой она только что поклялась в верности.

Но главным было не это.

— Больше всего нас не устраивает волна террора, — говорила женщина. — И это случилось по нашему недосмотру, Жак…

— Я знаю, Юнона, но все вполне исправимо, — отвечал Жак Гарио. — Мы не рассчитали подпитку голема энергией, но сейчас это должно прекратиться. Я жду со дня на день, что Защитник будет введен в норму. Между прочим, для этого подошла бы церемония в честь Верховного Существа в центре Парижа.

— Полагаешь?

— Знаю! В этом случае голем будет подчинен благу… Конечно, нужно участие большого числа жителей. Но это можно обеспечить.

— Не знаю, — пожала плечами Юнона. — Ты бы лучше сообщил новенькой, в чем именно дело.

— Да я так и собирался сделать, — проговорил Жак. — Видишь ли, Исабо, и я, и Юнона — достаточно сильные некроманты. Таковы наши способности.

Что такое «некромантия», Изабелла знала — и невольно поежилась.

— В этом нет ничего особенно страшного, — успокоил ее Жак. — Некромантия — всего лишь владение определенными силами природы, как и все остальное, как, к примеру, твой дар. В нем нет ни зла, ни добра — как ни в каких природных силах или вещах. Добро и зло может быть лишь в тех, кто наделен разумом…

— Нужно, чтобы она знала обо всем по существу, — настойчиво сказала Юнона.

— Да, хорошо. Так вот, революции была необходима защита со стороны тех сил, которые люди считают магическими. Ты же помнишь, Исабо, что творилось в прошлом году? Нападения, мятежи, подлые убийства… Нужна была мистическая, высшая защита.

— И мы ее создали! — торжественно проговорила Юнона. — Мы создали Защитника…

— Позволь, я все объясню. Не все так просто, — слегка отстранил ее Жак. — Защитник создан, но действует он не совсем так, как мы рассчитывали. Как бы это объяснить? Ты же понимаешь, Исабо, что для всего, ну, например, для гадания, требуется жизненная энергия? Тем более — для таких невероятных событий, как революция!

— И что же? — Изабелла пока не понимала, к чему они клонят.

— А дальше все просто. Жак отыскал тело без сущности — можно сказать, что и без души, — сказала Юнона, понимая, что придется объяснять все с азов. — Это была тихая помешанная из одного выродившегося дворянского рода. Он сумел вызвать и вложить в нее некую сущность, очень сильную сущность. Теперь она должна была стать Защитником, големом. Внешне все выглядело, как обычная одержимость — мы на это и рассчитывали.

— Одержимость? — Изабелла вдруг вспомнила сумасшедшую, которую впервые увидела в день казни короля.

— Именно. Кстати, если я правильно читаю твои мысли, — поддержал разговор Жак, — ты уж прости, но так оно пока получается, что я их слышу, — то ты знаешь эту одержимую. Как раз в день казни короля голем прошел последнюю инициацию — инициацию кровью. Тогда именно я его контролировал. А теперь эта «одержимая» — одна из «вязальщиц».

— Из тех, кто руганью и плевками провожает идущих на казнь?

— Верно. Вот в том-то все и дело — Защитник начал работать не совсем так, как мы задумывали. Мы все считаем, что террор был необходим — но это временная мера, пока не установится твердый мир, пока революция не победит окончательно. Но ты же сама видишь — казни продолжаются, причем казни невиновных. Все — и трибунал, и комитеты, и жандармы, и доносчики, и даже сами осужденные, — все они находятся под влиянием некоей определенной силы. Ты ведь и сама это замечаешь, не правда ли? Даже Макс не избежал этого влияния — а ведь его сила воли велика, при определенных обстоятельствах он мог бы стать одним из нас…

— Кто? — спросила Изабелла, которой почему-то стало жутко.

— Максимилиан Робеспьер, — строго подсказала Юнона.

— А корень влияния — в среде «вязальщиц», — продолжал Жак.

— Ну так уничтожьте эту сущность! — непонимающе воскликнула Изабелла.

— Это не так-то просто сделать, Исабо. К тому же, не следует прерывать эксперимент, лучше попытаться попробовать что-то изменить. Мы и попытаемся. Людям нужны иные праздники, чем смертная казнь. Мы должны создать новую религию. Ведь это Макс сказал — если бы бога не было, его следовало бы изобрести…

— Это сказали до него, Жак, — поправила его Юнона.

— Не важно. Главное — постараться что-то переменить к лучшему, — убежденно сказал Жак.

Она не знала, что именно так тянуло ее к Жаку. Они не просто были на ты — однажды он, как всегда, провожал ее домой — и остался у нее. Брак перед лицом Верховного Существа и Природы — что может быть естественнее и проще!

Ей тогда было не слишком важно, кто он, сколько ему на самом деле лет (то, что он сказал, звучало захватывающе и жутко, но Изабелле пришлось поверить в эту цифру). Даже то, что Жак оказался вампиром, правда, предпочитающим кровь животных, нисколько ее не смутило.

Изабелле вдруг захотелось счастья — и вот оно появилось. Правда, порой она вспоминала предостережение бабки: «Настоящая гадалка не может быть счастлива в семье, возле мужчины… Мы мучаем судьбу своими вопросами, — она нам это припоминает».

Но сейчас и эти предостережения ушли куда-то в самый дальний уголок сознания. Конечно, она боялась за Жака, ведь гильотина крушила не только дворян и сторонников короля — нет, ее нож бил и по тем, кто еще совсем недавно считались глашатаями революции! Но было похоже, что террор вот-вот уступит место миру, и все пойдет именно так, как говорит Жак — а уж он умел убеждать.

Праздник в честь Верховного Существа и в самом деле состоялся, и Изабелла с Жаком участвовали в процессии.

— Кто этот разряженный щеголь? — тихо спросила она, глядя на толпу.

— Как, ты не знаешь?! Это — никакой не щеголь, это же сам Макс! — с легким возмущением ответил Жак. — И одет он так в честь праздника…

Изабелла вгляделась, и то, что она увидела, очень ей не понравилось.

«Разряженный щеголь» шел один, казалось, он и вовсе не замечал толпы, погруженный в свои мысли. Этот человек небольшого роста, так же, как и Жак, хотел что-то переменить — и чувствовал, что время уходит, а он терпит поражение за поражением.

И праздник, по сути, стал поражением. Изабелла видела, как слетели покровы со статуй, изображающих добродетели, как горело то, что должно было изображать зло, как пламя лизнуло лица статуй… Предзнаменование оказалось на редкость скверным.

— …Знаешь, я решился, — сказал ей тем же вечером Жак. Обыкновенно веселый и говорливый, сегодня он пребывал в том же задумчивом и мрачном настроении, как и его революционный кумир. — Ты должна стать такой же, как я сам. Бояться тебе нечего, это — возможность бессмертия. Кто знает, что нам еще предстоит?

— Таким же как ты?

— Да. Вампиром. Пить человеческую кровь — совершенно необязательно, а на солнце мы с тобой сегодня отлично гуляли. И, как видишь, ничего…

— Но…

— Стать вампиром — это не значит стать мертвым. Просто твое тело должно перестроиться, стать другим. Ты сама почувствуешь себя иначе. Ты хотела бы этого?..

— Я не знаю. Но если это означает, что мы будем вместе… Тогда я согласна.

Становиться вампиром оказалось не смертельно — зато чрезвычайно болезненно. Изабелла не могла прийти в сознание недели полторы или две. Когда же она стала поправляться, выяснилось, что новости очень неутешительны.

Перестроить Защитника не удалось — казни по приговорам революционного трибунала продолжались с новой силой. Гораздо хуже было то, что террор свирепствовал и в провинции — оттуда приходили совсем уж жуткие слухи, в сравнении с которыми в Париже было еще относительно благополучно. Иногда приговоренных расстреливали из ружей — едва ли не сотнями, порой их топили и даже били по ним из пушек. Часто среди них почти не было бывших аристократов — гибли те, во имя кого революция и делалась.

После выздоровления Изабелла еще несколько раз была на собраниях «Третьей стражи». Они устраивались все там же, в мрачноватом подземелье, которое находилось не в этом мире. Что такое кромка и текущая реальность, Изабелла уже знала, но самостоятельно выходить туда пока что не умела.

Лица собравшихся становились все мрачнее. Говорили о големе, полностью вышедшем из-под контроля, о том, что новая религия пока что не принесла плодов. В конце концов, Юнона и еще трое участников потребовали от Жака уничтожить Защитника — только так можно будет остановить безумие.

— Вы забываете, друзья, — отвечал Жак, — что ему придана функция неуязвимости. Уничтожить его можно только одним способом — лишив подпитки. И будет хорошо, если он не изобретет новый способ…

— Лишить подпитки — значит, прекратить террор, прекратить пролитие крови? — с печальной усмешкой спросила Юнона. — Но тогда получится замкнутый круг…

— Можно будет попытаться его разорвать. Я работаю над этим. И потом — не забывайте об этом, — я единственный из вас, кто имеет некоторое влияние на Макса — и не только на него.

— Если так пойдут дела, и Макса скоро не станет, — задумчиво проговорил кто-то.

Лето выдалось необыкновенно жарким и душным. Дождя не было, как бы ни надеялись на него парижане. В июне пришло известие об очередной великой победе республиканской армии — и победу праздновала вся столица. Но Жак Гарио становился все печальнее и печальнее.

— Они сошли с ума, они все сошли с ума — и Макс, и остальные! Готовят новые законы — страшнее прежних.

— Разве могут быть еще страшнее? — спрашивала Изабелла. — Ведь они уже убили половину своих друзей!

— Могут, — вздыхал Жак. — Очень даже могут…

И новые законы действительно приняли. Теперь суд стал еще более упрощенным, адвокатов отменили, а трибунал получил невероятные полномочия. Карать могли кого угодно и за что угодно. Но не как угодно — здесь уже сложился отработанный ритуал, заканчивавшийся у эшафота.

Это были уже реки крови. И, как знала о том Изабелла, есть кто-то, кто купается в этой крови, кто-то, кому был радостен любой закон, который привел бы на гильотину любую новую жертву.

— Скажи, а может, эту одержимую все-таки можно убить? — спрашивала Изабелла.

— Если бы это было в моих силах, сейчас я сделал бы это! — отвечал Жак. — И это говорю я, создатель голема! Но это — невозможно, к сожалению невозможно.

История катилась куда-то сама по себе, и никто не мог бы сказать, что ждет потом.

Еще одна странная встреча произошла, когда они гуляли жарким вечером по городу — в это время не было так душно и тяжело дышать. Изабелла даже не сразу узнала этого человека — так он изменился всего лишь за несколько недель.

Скромная одежда, маленький рост — он казался почти хрупким, изможденное лицо, — Изабелла задумалась, где она могла видеть это лицо, когда человек поздоровался с Жаком и с ней. Рядом с незнакомцем бежал большой пес.

— Гуляешь, Жак? Я тоже… — человек вздохнул, слегка покосившись на Изабеллу.

— Неважно выглядишь. Ты не должен отчаиваться, — хмуро произнес Жак. — Люди верят в тебя…

— Верят? — грустная усмешка появилась на тонких губах незнакомца. И тут Изабелла вспомнила — этот тот самый щеголеватый вождь революции, Максимилиан Робеспьер, Неподкупный. Что с ним произошло? Она стала за это время вампиром, а он? Постоянной жертвой вампира, любящего мучить тех, из кого сосет кровь?..

— Верят? — повторил он. — Сегодня с утра Макс Робеспьер прошелся по очередям в мясных лавках — чтобы услышать, что именно люди говорят о Робеспьере. Был неузнанным, как калиф Гарун ар-Рашид — и услышал… Многое услышал. Республики почти что нет, Жак… Я уже ничего не смогу сделать, я плыву, словно в темном потоке. Мы все в летаргии…

— Я не верю этому, пройдет неделя, другая — и мир увидит тебя прежним, — горячо возразил Жак.

— Возможно ли? Возможно… — повторил Максимилиан. — Но события всяко не заставят себя ждать… До встречи, Жак. Пошли, Броун! — окликнул он пса.

— Знаешь, я думала, он страшен, — сказала Изабелла, когда человек скрылся в переулке. — А он… Знаешь, кого он мне напомнил?

— Кого же?

— Короля… перед казнью.

— Луи? Почему? — брови Жака слегка приподнялись.

— Не знаю. Он — такой же растерянный. И потом…

— Ты почувствовала что-то? — тихо и серьезно спросил Жак.

— Да, почувствовала, — кивнула она. — Ты же знаешь, каков у меня Дар…

Она чувствовала — и если бы только то, что высказала Жаку! Нет, все было гораздо хуже и страшнее. Но она гнала от себя эти мысли, порой проклиная свой Дар, порой — стараясь вспомнить, где и в каком гадании она ошибалась хоть когда-нибудь. Ведь были ошибки, были! Значит, судьбой предопределено далеко не все!

Каждое утро этого жаркого и удушливого лета она надеялась — сегодня все решится, сегодня Жак — создатель голема — найдет, наконец, способ уничтожить свое творение. А творение, меж тем, направляло энергию на сотни и сотни казней. Люди действовали, считая, что они существуют сами по себе, сами осуждают, сами кричат: «Смерть врагам народа!» — провожая на казнь своих собратьев.

Но это было далеко не так…

Иногда Изабелла почти физически чувствовала, как в самом центре столицы засела безумная, насосавшаяся крови тварь — тварь, которой чуждо все, что дорого людям, которая требует только одного — крови и смерти.

И все-таки, даже в эти дни она пыталась надеяться на лучшее. Пыталась — насколько могла.

Ей было совершенно все равно, будет ли жива нынешняя диктатура, или же случится что-то еще — но лишь бы прекратились казни, лишь бы Жак был просто рядом.

И все же катастрофа произошла внезапно — вечером Жак ворвался в ее квартиру с возгласом:

— Макс арестован! В городе — восстание!

Дальнейшее Изабелла вспоминала словно бы в дымном мареве, которое окутало город в ту ночь.

Она и Жак бегут куда-то по центру города. Они не одни — их несет толпа. Изабелла оглядывается. Что-то резко переменилось во всех этих людях. Она ненавидела толпы — с тех самых пор, когда казнили короля. Но сейчас в глазах людей читалось иное — воля и решимость. Они пытались думать, эти люди — и не важно, кто из них был полуграмотным, а кто — нет.

— Неподкупный освобожден!.. — услышали они. — Все — к ратуше!.. Восстание!.. Долой предателей из Конвента!

На Ратушной площади оказались, не сговариваясь, все участники «Третьей стражи». Но то, что они мгновенно нашли друг друга — это уже никакой случайностью не было.

— Все мы знаем, что делать! — страстно говорила Юнона. — Даже если завтра Макс победит — а он должен, обязан победить, — это ничего не изменит! Прольется еще одна река крови — или не одна.

— Я должен убить голема. Немедленно, — кивнул Жак. — Я виновен во всем, это была моя идея…

— Наша идея, Жак. Наша, гражданин Гарио! Только сил у нас маловато, — возразила Юнона.

— Тогда — вперед, — Жак снова оказался во главе небольшого союза тех, кто хотел повернуть с места неподъемное колесо истории.

— Я иду с вами! — решительно объявила Изабелла.

— Ты? — Юнона посмотрела на нее, и в глазах ее промелькнули и жалость, и удивление — и дикая тоска. — А ты знаешь, что возврата может не быть?

— Я клялась! — настаивала девушка.

— Тебе, должно быть, совсем немного лет. Не обманывайся внешностью — среди нас нет никого, кто не пережил бы век. Ты же… ты же на кромку можешь выйти с трудом, тебе бежать некуда.

— Нет, — Изабелла помотала головой, и Юнона поняла — этот ответ окончателен.

…А потом что-то и в самом деле сдвинулось с места — должно быть, то самое колесо истории. Изабелла видела ворвавшихся на площадь солдат — здесь и свои, и чужие были похожи, как родные братья, понять, кто есть кто, оказалось почти невозможно.

Слышались звуки стрельбы, свистели пули — рядом бежали и падали люди. Верные предателям войска штурмовали Ратушу.

— Нам надо успеть, — тихо говорит Жак, но Изабелла слышит его. Их четверо — это все, кто остался от революционной «Третьей стражи». Остальных не следует дожидаться — они остались там, возле Ратуши. Почти бессмертные тоже могут умирать.

Изабелле никто ничего не говорит — она чувствует все сама.

— Где может быть тварь? — спрашивает она.

— Около площади… Да где угодно — сегодня она упьется смертью! — кричит Юнона. Она ранена, но еще может идти. — Попробуй прикончить ее, Исабо… Если у тебя хватит сил… Должно хватить… — шепчет она, остановившись. — Держи, попробуй понять, как оно действует, — она вынимает откуда-то из рукава серебристый тонкий жезл. — Я больше не могу…

Юнона усаживается на ступеньки какого-то дома, ее голова медленно заваливается набок…

…Жак что-то глухо объясняет на бегу, Изабелла не слушает его — и не глядит в его лицо. Потому что сейчас оно — страшно. Это лицо вампира из самых жутких рассказов, только сейчас его ненависть оборачивается не на людей.

Изабелла и без того знает — созданное по ошибке существо не возьмешь пулями. Да и серебро, которое, говорят, охраняет от нечистой силы, бессильно. Возможно, поможет тот жезл, что отдала ей Юнона, возможно — причудливая резная статуэтка в руках Жака — когда-то Жак рассказывал Изабелле, что сей предмет был привезен из далекой колонии в Новом Свете.

А возможно, против твари не поможет ничего…

— И все я думаю, а куда же это они запропали?! Придут, придут, обязательно придут!.. — слышится рядом насмешливый клекот. — Вот я вас, голубчики, и дождалась…

Почему-то Изабелла очень хорошо различает во тьме эту женщину — и силуэт гильотины за ней. Глаза твари светятся, но не безумием — скорее, бешеной злобой, которой не бывает, не может быть у обычных человеческих созданий.

— Во имя свободы, — каркает тварь, и острый кинжал, появившись словно бы из ниоткуда, с невероятной силой вонзается в глазницу их третьего спутника.

— Во имя равенства! Ты же считал меня неравной себе, не так ли? — шипит тварь, и Жак не успевает. Еще один кинжал — и статуэтка разваливается в его руках. И Изабелла понимает — что бы она не сделала — она тоже опоздала.

— Что, милочка, я же говорила — мы с тобой увидимся! И увидимся здесь, около этой милой бритвы, — тварь взмахивает рукой в сторону гильотины. — Мы с тобой поговорим еще о братстве, милочка!

— Беги на кромку, Исабо, беги немедленно! — хрипит Жак. Кажется, что гигантская удавка затягивает его шею.

Изабелла медлит, и тогда словно бы какая-то сила подхватывает ее — и резко, со всего размаха, ударяет о мостовую…

…Она пришла в себя от шума дождевых капель. Поднялась на локте, присмотрелась, не обращая внимания на промокшую насквозь одежду.

Здесь, на этой площади, не было никого — ни Жака, ни сотворенного им голема. Не было и гильотины. Просто сама площадь оказалась какой-то странной. Неправильной, что ли. Что именно было здесь неправильного, она поняла чуть позже.

Никакой мостовой здесь не было, девушка сидела на земле, не зная, что делать дальше. Нужно было возвращаться. Жака больше нет. Никого из них больше нет. Она осталась одна — ученица могущественных магов, почти не способная не только что победить созданного ими голема, но даже просто выжить.

Медленно наступал рассвет — хмурый и дождливый. И в этот момент неподвижно сидящая на земле Изабелла поняла, что именно здесь неправильно.

Все пространство, почти неотличимое от оставшейся в ее мире площади Революции, поросло кроваво-красной травой.

 

Глава 17

Завершение жатвы

Изабелла грустно глядела в окно. Ее война действительно завершена. Завершена — и проиграна. Точно так же, как лето проиграло осени — и вынуждено уйти, усыпав поле боя желтыми и красными листьями. Только лето еще вернется. А вернется ли она в мир людей?

Здесь, в офисе «Третьей стражи», было уютно и безопасно. Но что она найдет за его стенами?

— Осень, — послышался голос в такт ее мыслям. Она обернулась. Рядом стоял Рэкки — тот самый маг, который ее лечил, не забывая расспросить обо всех событиях, связанных с тварью.

Он совсем не походил ни на Жака, ни на кого-нибудь из той самой «Третьей стражи», где так недолго служила гадалка Исабо.

Здесь не играли в игры, не было никаких сложных ритуалов посвящений с клятвами и горячими молитвами. Здесь был бой, порой — жестокий, но всегда — повседневный. Должно быть, это как-то связано с самим городом — холодным, строгим… и невероятно наполненным магией.

— У меня для вас новости, Изабелла. Неплохие новости, — сказал Рэкки. — Мы вынесли окончательный вердикт — ваше дело даже не станет рассматриваться Посредниками. Ни очно, ни заочно, ни как-либо еще. Поскольку убийства были оправданы…

Изабелла молча кивнула. Ей было совершенно все равно. Никого нельзя вернуть в этот мир — сумей она отомстить или же нет, жив голем, или уничтожен. А он, между прочим, оказался хоть и ослабленным, но живым.

— Я вижу, вас это не особенно-то и радует. Понимаю — но, если вы проживете еще лет двести, вы научитесь ценить жизнь. И саму себя. Тогда мы еще вернемся к этому разговору.

— Я… должна буду продолжить войну, — медленно сказала она. — Пока тварь жива, мне все равно, что случится со мной.

— Вот насчет этого я и хотел с вами поговорить, — серьезно произнес Рэкки. — Нам уже пришлось сообщить вам, что представляет из себя руководство «Третьей стражи» Франции. Так вот — есть у нас и неформальная, скажем, информация — не от их вождей. Они, как вам известно, очень не хотят нашего появления в Париже. Мы вынуждены были согласиться, — он замолчал, подошел к окну.

Порыв октябрьского ветра сорвал еще несколько листьев со стоящего неподалеку тополя, швырнул их на оконное стекло.

— Так вот, согласно этой информации, в Париже происходит нечто странное, что местное руководство совершенно не хочет замечать, — продолжал Рэкки. — Несколько… скажем так, одержимых, были задержаны полицией неподалеку от того места, где стояла гильотина. Разумеется, их лечили и выпустили. Между прочим, все они в своем бреду поминали площадь, поросшую красной травой… Это не похоже на эффект кромки — здесь нечто еще. Похоже, что с големом что-то происходит — вот неясно только, что именно.

— Думаете, подействовало то, что проделала я?

— В какой-то мере. Учтем, что это существо чрезвычайно опасно, мне доводилось иметь дело кое с чем подобным, но у тех тварей была совсем иная природа — по крайней мере, никто их не создавал.

— И что вы намерены делать?

— Наблюдать, — зло проговорил Рэкки. — Остается только наблюдать — и не вмешиваться. Да, и вот наблюдение номер один — к нам перестали поступать сообщения о новых живых мертвецах. Сложно сказать, сколько их осталось — хотел бы думать, что ни одного, но в такие чудеса я верю плохо. По крайней мере, новых зомби не заводится. Кстати, очень странный эффект — впервые сталкиваюсь с зомбированием на расстоянии. Да ведь голем еще и попытался ими управлять… Ладно, это не столь очевидно. Предположим, вы уничтожили эту Анну Дюпон. Ну, или, по крайней мере, очень сильно ослабили. Похоже, с големом приключилась еще какая-то неприятность — не могу пока сказать, что именно. Так вот, предположим, проблема решится. Что вы намерены тогда делать?

— Не знаю, — честно ответила Изабелла. — Просто не могу вам сказать…

— Видите ли, тут вопрос сложный. Ведь вы поступили в «Третью стражу» — там, в Париже.

— Но ее не стало!

— Это как сказать. «Третья стража» есть и во Франции, и здесь. С французской иметь дело не советую. А с нашей… Я ничего пока не предлагаю, просто советую подумать.

— Я мечтала уехать куда-нибудь в глушь. И просто жить — спокойно жить. Но теперь… Теперь даже и не знаю, что дальше. Кроме того, моя проблема не решена. И я не хочу выбирать — Свет, Тьму, Сообщество, «Третью стражу». Моя война должна закончиться.

— Все войны когда-нибудь, да заканчиваются, Изабелла. И знаете, кто их обычно выигрывает? Тот, кто уже во время войны начинает думать о будущем мире.

* * *

«Летающая тарелка» крутилась, как ни в чем ни бывало. Как будто и не было в этом парке никакой битвы с зомби.

А у Марины слегка кружилась голова. Сколько раз она с сестрой сегодня побывала на всех этих каруселях, она уже не помнила — сбилась со счета. Резко вверх — и на тебя наваливается серое октябрьское небо, резко вниз — где-то совсем рядом проносится очередь в кассы, бортик ограждения, плакат с героем-инопланетянином. А вот там, около плаката…

Впрочем, какая теперь разница. Готовность номер один отменена, можно даже взять выходной, чтобы просто съездить с сестренкой в этот парк. А потом — побродить по городу, забыв о восставших из гробов покойниках, об анкетах, которые привели на кладбище стольких любителей красивой жизни, об этой странной вампирше, убивавшей меченых… Да о многом можно сейчас забыть.

Они сошли с карусели, Алка радостно смеялась, а Марина чувствовала, что твердая земля на самом деле стала какой-то очень зыбкой и слегка подрагивающей.

Девушка твердо решила — если Алка снова захочет на «американские горки» или на такую вот карусель — пускай идет одна. А с нее, пожалуй, на сегодня хватит.

— …Слушай, а помнишь, я тебе говорила про одну девчонку из нашего класса? — говорила между тем сестра. — Ее зовут Стина. Вообще-то, она, конечно, Кристина, но не любит, когда ее так называют…

Марина слушала вполуха — и не слышала. Ее словно бы кольнуло какое-то неясное предчувствие. Очень неприятное и тоскливое.

— Так вот, представляешь — с ума сошла…

— Всяк сходит с ума по-своему, — философски заметила Марина.

— Нет, но реалу… Представляешь — стала одеваться во все черное с серебром — как готы. Мода такая, что ли… Правда, учебу она не забросила, но стала какой-то… как не в себе. Там у нее с матерью проблемы… — Алка наконец-то вспомнила о своем обещании поговорить с Мариной о не самой счастливой судьбе своей подруги, но до истории с заполнением анкеты так и не дошла.

Мелодичный перезвон прервал ее речи.

— Слушаю, — Марина достала из кармана куртки мобильник.

— Привет, где сейчас находишься? — спрашивал Корвин.

— На Крестовском острове, а что?

— Через сколько минут будешь здесь? Боевая тревога!

— Уже иду, — коротко ответила Марина, после чего поинтересовалась:

— А что случилось?

— В центре два случая нападения зомби на людей…

— Кор, я с сестрой. Я провожу ее домой?

— Хорошо, — после секундного раздумья сказал Корвин. — Да, проводи, ведь она живет как раз в центре. Пускай никуда не выходит. А потом — быстро к нам.

— Ну вот, так оно всегда, — обиженно проговорила Алка. — Мы еще не были…

Марина очень строго посмотрела на нее — чуть пристальнее, чем обычно.

— Да. Завтра контрольная по алгебре, — вздохнула Алка. — А мне надо еще успеть… Верно, погуляли — и хорошо, — она зашагала к выходу из парка — быстрее, чем старшая сестра.

Марина терпеть не могла таких вот внушений — ей казалось, что ими можно сломить волю человека, особенно — если он тебе близок. Но сейчас выхода не было. Нападения… на людей… в центре…

До «Владимирской» добрались довольно быстро.

— Ну, ты, как всегда, поедешь к своим? — спросила Алка, стоя на платформе.

— Нет, не сразу. Сперва тебя провожу. Мне надо взять одну книгу, — солгала Марина на ходу. Ей вдруг показалось, что Алку надо непременно довести до дверей квартиры. А вдруг живые мертвецы окажутся на лестнице? Где были нападения, что именно произошло — об этом Кор по мобильнику не распространялся.

Сестры едва не бегом поднялись по лестнице — нет, все здесь было в полном порядке, никаких жутких зомби не объявилось.

— Значит, слушай, — Марина даже не пыталась искать какую-нибудь книгу, ей сейчас было совершенно не до того. — Ты не должна выходить из квартиры, пока я не позвоню. Еда в холодильнике есть?

— Есть, — словно загипнотизированная, односложно проговорила сестра.

— Это хорошо. Значит, не надо выходить вообще. Запомни — пока я не позвоню. Контрольные, школа, подруги — все по боку. Скажешь, что приболела. Не выходить.

— Хорошо.

— Тогда — молодец. Выполняй.

Она отпустила слегка удивленную сестру, зная, что через минуту она забудет этот разговор, зато и в самом деле почувствует себя не слишком хорошо, после чего сможет смело сказать, что заболевает. И отлично, домашние задания можно выполнять и дома. Можно вообще учиться дома — до тех пор, пока по городу ходит хоть один живой мертвец.

В офисе Марина нашла только Рэкки и Алекса, причем оба собирались уезжать.

— Пять, — сказал Алекс. — Уже пять нападений. Такого я не припомню. Были бы у них мозги — сказал бы, что с ума посходили…

— Значит, смотрим: районы локализации — Васильевский остров, все эти проходные дворы — это раз, — Рэкки сухо кивнул Марине. — Второй район — Сенная площадь и прилегающая территория. Больше ничего и нигде не отмечено. Мы сейчас — к Сенной, ты, Марина, едешь с нами.

— Подождите! — в офис без стука вошла вампирша. Вообще-то, так было не принято, но откуда ей, чужачке, знать местные порядки. — Подождите! Я должна ехать с вами.

Все трое молча уставились на нее.

— Я — сотрудница «Третьей стражи», моей клятвы никто и никогда не отменял, — продолжала она, глядя на собравшихся.

— Вы хотя бы понимаете, насколько это опасно для вас? — проговорил, наконец, Рэкки. — Это смертельно опасно! Уж если раньше зомби напали на вас, что будет теперь?!

— Именно поэтому я и прошу, — настойчиво продолжала Изабелла. — Я хочу стать наживкой для них. Это ваш шанс уничтожить всех живых мертвецов сегодня же, прямо сейчас. Ведь вам неизвестно, сколько их еще осталось?

Алекс сделал протестующий жест, но Рэкки рассудил иначе:

— Хорошо, будь по-вашему. Но учтите — могут быть любые неожиданности. А нам еще необходимо позаботиться, чтобы в городе не возникло паники. Едемте — и как можно скорей.

До Сенной автомобиль долетел с невероятной скоростью. Однако времени поездки оказалось достаточно, чтобы Рэкки успел сообщить, что происходит в городе. Информация о нападениях поступила из милиции. Разумеется, все случившееся теперь должно быть представлено, как нападения хулиганов и бомжей, над этим работает специальная группа.

Стоило машине затормозить, как зазвонил мобильный телефон у Рэкки.

— Да, слушаю… Сколько? Троих? Отлично, продолжайте поиск… Отбой. На Васильевском прихлопнули троих, — сказал он, обернувшись к Марине. — Теперь — наша задача. Патрулируем район напротив Юсуповского сада. Там и случилось первое нападение. Вот оружие, — он протянул уже знакомые жезлы Марине и Изабелле. — Я буду поблизости, Алекс координирует звонки. Что делать, вам известно — касание жезла упокоит зомби. Удачи!

И Марина с Изабеллой оказались на площади.

Район, который они должны были обойти, занимает очень небольшую территорию. Вся беда в том, что там — великое множество дворов-колодцев, проходных дворов и тупиков, черных ходов — так что здесь, при большом желании, можно спрятать целый полк.

Изабелла остановилась, словно бы ожидая указаний. Марина посмотрела на нее — честно говоря, она не ожидала, что окажется старшей в группе. Прежде такого быть просто не могло.

— Идем по набережной канала, — сказала она. — От остановки маршруток — и дальше по кварталу. Главное — не отставать от меня.

И они медленно двинулись по набережной с таким видом, словно бы были не в патруле, а просто на прогулке. Но ни Марина, ни Изабелла не забывали присматриваться к любым прохожим и любым деталям местности.

Похоже, сегодня на Сенной усиленно работала не только «Третья стража», но и самая обыкновенная милиция. Разумеется, прилично одетые девушки нисколько стражей порядка не интересовали — они были заняты выдворением с площади бомжей и прочих подозрительных типов.

Как раз в тот момент, когда Марина с Изабеллой сворачивали за угол, чтобы пройти на набережной канала, до них донесся скандал. Марина на всякий случай решила взглянуть, что делается — если на милиционеров полезет зомби, они окажутся столь же беззащитными, как и любой мирный житель. Но нет, все оказалось куда проще.

— Серость! Дети лавочников! Место вам в винной очереди — или в коррецк… коррекционном классе! — послышался пропитой женский голос.

— Пшла вон, кому было сказано! — гораздо тише, но вполне внятно приказывал милиционер.

Марина посмотрела на женщину с землисто-серым лицом и лохмами неопределенного цвета. Нет, места в винной очереди ей бы точно не нашлось — разве что в очереди в аптеке за настойкой боярышника.

— Сволочи! Клиника! Честных людей обижают! — сипела женщина.

Мент с крайне недовольным выражением лица — было в нем что-то от собаки со свисающими щеками — попытался было применить силовое объяснение. Его остановил сотоварищ:

— Не связывайся ты с этой, Андрюха! Ну ее на фиг!..

Марина и Изабелла прошли метров десять по набережной, но за спиной все еще слышались вопли:

— Клиника!.. Обурели совсем!

— Милые порядки, — усмехнулась Изабелла. — Впрочем, где такого нет…

Но вот уж чего точно не было — причем, нигде в мире — так это существа, неожиданно вылетевшего на них из-под арки. Вероятно, оно там и пряталось, возможно, дожидалось темноты (а темнеет осенью в Питере довольно быстро, и сейчас уже стояли сумерки).

Спасло девушек только одно — у Марины оказалась достаточно хорошая реакция. Зомби рухнул, словно подкошенный.

— Отведи глаза прохожим, — приказала девушка Изабелле, неожиданно переходя на ты. Но это не было и тенью пренебрежения: просто правила вежливости хороши в мирной обстановке. А в бою нужны короткие и отрывистые команды. Рэкки в свое время приводил пример — японцы проиграли воздушную войну с Америкой именно оттого, что просто не могли избежать всех вежливых оборотов и вывертов этикета при радиопереговорах. А у американцев все было проще: «есть, сэр!» и «о-кей».

— Первый готов, — сказала Марина по мобильнику. — На набережной. Что? Двор пока не осматривать? Хорошо, отбой…

— Ждем? — спросила Изабелла.

— Вот именно, — проговорила Марина, вглядываясь в темное пространство арки. Вроде бы ничего подозрительного там не было.

Ждать пришлось очень недолго — через пару минут возле арки затормозил фургон, и «стражники» под командой Тани почти мгновенно убрали труп.

— На Васильевском «Асгард» упокоил еще двоих, — бодро сообщила Татьяна. — Настоящий бой устроили. Это у нас тут тишь да гладь…

«Тишь да гладь» на Сенной за последующие три часа обернулась еще двумя «живыми мертвецами». Технология повторялась почти что один к одному — хотя последнего зомби упокоила все же Изабелла. Важней было другое — каждый новый ходячий покойник оказывался более квелым, чем предыдущий. Последней была женщина, еле передвигавшая ноги — но даже при этом она попыталась ухватить Изабеллу, протянула руки к ее горлу.

Однако сил у зомби уже не было.

— Что бы это значило? — задала Изабелла вопрос не столько Марине, сколько самой себе. — Возможно ли, что тварь умирает?

— Почему бы и нет? — ответила Марина, устало вглядываясь в темноту.

— Но ведь я всего лишь немного ее ослабила. Возможно, есть какая-то иная причина…

Марина не знала, как ответить на этот вопрос — да и никто, в общем-то, не знал. Но все же она сказала:

— Знаешь, если бы не ты — наверное, ничего бы не получилось. Но меня интересует вот что — ведь не все же заполнившие анкеты были убиты тобой. И, если тварь подохнет, то они-то останутся живы?

— Вы… ты думаешь? — Изабелла внимательно посмотрела на нее. — Не знаю. Ведь есть много таких людей — ходят, говорят, даже считается, что они могут думать. А сущности, души в них нет. И ведь живут себе…

Поиски случайно уцелевших зомби продолжались весь день и всю ночь — хотя после «живого мертвеца», упокоенного Изабеллой, никого больше не отыскали. Тем не менее, Рэкки не хотел отменять боевую тревогу прежде времени — кто знает, что произойдет, если оставить хотя бы одну тварь. Если они проявили агрессивность, их нужно уничтожить как можно скорее.

«Стража» потерь не понесла, если не считать парня из подразделения Нейтралов, который умудрился подвернуть ногу, когда отправился осматривать один из чердаков в старом доме на Васильевском. Были жертвы среди обычных людей — один погибший и пятеро раненых, но милиция, то ли подчиняясь здравому смыслу, то ли под некоторым внушением списала все на хулиганство и попытки ограбления.

Словом, где-то в шесть утра Марина позвонила совершенно заспанной сестре, сообщив, что та может выходить из дому и идти на свою контрольную. Похоже, Алка даже не проснулась — однако внушение подействовало.

На том история «живых покойников» в Питере и окончилась. Началась другая — история предсмертной агонии твари.

Собственно, агрессивные зомби и были началом этой агонии.

Уже на следующий день из Франции начали поступать странные, очень странные известия.

Люди совершали абсолютно немотивированные поступки. Драки и поножовщина вдруг стали обычными и для французской столицы, и для предместий, потом огненная волна покатилась и по провинциям.

И никто не мог сказать, что, собственно, происходит. Эмигранты жгли машины — но, даже будучи арестованными, не могли сказать, зачем они это делают. Это не было похоже ни на теракты, ни на грабежи, ни на рассылку по почте пакетиков с серым порошком. Как будто бы страну накрыла волна чудовищной эпидемии — и что с ней делать, не представлял никто.

Поджигатели не выставляли никаких требований, похоже, им просто нравилось сбиваться в кучи и жечь машины — неважно, богатые они или так себе.

И лишь немногие догадывались, в чем тут причина, и никто, даже Рэкки, не знал эту причину полностью.

Голем умирал, медленно и мучительно. Но перед смертью он делал то же самое, что и при жизни — пытался дотянуться до людских душ и сознаний. Те, кто оказывался менее приобщенным к цивилизации, были более податливы и уязвимы. Они и становились первыми жертвами.

Кое-что об этом наверняка знала французская «Третья стража», кое-что Рэкки. Но причину гибели голема так никто и не выяснил — по крайней мере, на тот момент.

Подошел Хэллоуин, наступило похолодание. Веселей всего канун Дня всех святых отметили, конечно же, во Франции — там вместо выдолбленных тыкв с горящими внутри свечами использовали выпотрошенные автомобили.

Французское отделение «Третьей стражи» неожиданно сменило гнев на милость — теперь даже поступила просьба прислать специалистов по массовым психозам из числа русских коллег. Собрался триумвират «Третьей стражи» — и появилось на свет письмо. Оно было куда вежливее, чем письмо запорожцев турецкому султану, но смысл и того, и другого посланий оказался одним и тем же — накося выкуси!

Выкусили, а что же оставалось делать! Французское отделение готово было пуститься во все тяжкие — лишь бы никто не стал ворошить прошлое, вспоминать бегство «стражников» из страны, упоминать хоть где-либо «отщепенцев Жака Гарио». Тамошнее руководство умело хранить тайны — особенно, позорные и свои.

Поджигатели свирепствовали еще несколько недель — а потом поджоги резко пошли на убыль, окончательно прекратившись к новому году.

И означать это могло лишь одно — голем, казавшийся своему создателю неуязвимым, наконец-то умер.

Но отчего?

Причина гибели госпожи Анны Дюпон и не подозревала, что сделалась причиной чьей-то гибели. Более того — она и думать забыла про анкету, заполненную матерью, у нее появились куда более интересные дела. Новых знакомств, надо сказать, прибавилось — но вряд ли она связывала их с анкетой.

Смерть госпожи Анны Дюпон называла себя ведьмой Стиной — только так, и не иначе.

Девушка ощущала одно — она переполнена энергией, и нужны лишь знания, чтобы стать самой великой из ведьм, которые хоть когда-либо жили на свете. А в том, что ей удастся покорить этот странный параллельный мир и сделать его своим жилищем, она нисколько не сомневалась — ни единой минуты.

И ни на секунду Стина не задумалась — а откуда у нее взялась эта таинственная чудесная сила, которая помогает ей спокойно проходить в параллельный мир, словно в открытую дверь. Есть энергия — этого и достаточно, — так размышляла она.

А если бы Стина поразмыслила чуть лучше — могла бы и поблагодарить мать: Раиса Ивановна, сама того не зная, сделала дочери роскошный подарок. Правда, рассчитывала она на одно, а вышло все совершенно по-другому, но тут уж делать нечего — судьба. У голема — своя, у его создателя — своя, у Стины — тем более.

Все случилось по странному стечению обстоятельств.

Анкету заполнили за Стину, не выяснив, чего бы на самом деле хотелось ей.

У девушки были непроявленные способности к магии, которые раскрылись в самый неожиданный момент.

И именно в этот момент она вышла на петербургскую кромку — едва ли не самую странную во всей Европе.

А все вместе привело к одному: энергия голема была выкачана из него точно так же, как тварь выкачивала ее из людей.

Теперь, если Стина говорила матери, что останется ночевать у подруги, это означало одно — очередной поход на кромку. Ходить туда днем она пока что зареклась напрочь — сперва надо понять, что и как. «Когда-нибудь меня и это не остановит», — думала она. Но пока что механических монстров и прочих опасностей ей хватило с лихвой.

Она научилась проходить на кромку в самых различных местах, и делала открытие за открытием. К примеру, сперва ей просто чем-то не понравился вид станции метро на кромке — причем станция эта была расположена там, где в реальном Петербурге никакого метро нет. Поэтому она не решилась туда спускаться и даже заходить в вестибюль.

А уже потом, из «случайно» подслушанного разговора двух обитателей параллельного мира она поняла — правильно она поступила, очень даже правильно! В метрополитен не сунется ни один уважающий себя житель кромки — если он не самоубийца.

Не совалась Стина и на окраины города, каким-то чутьем угадав, что там ничего хорошего ее не встретит. Потом и это подтвердилось.

Иногда девушка вступала в осторожный разговор с кем-нибудь из обитателей кромки, чаще просто шла по улицам, прислушиваясь к голосам. И это было для нее очень важно — так она могла выведать мельчайшие подробности, которые сделали бы ее похожей на местную жительницу. Впрочем, одевались в этом мире всяк по-своему, да и внешних различий было великое множество. Так что Стина при желании уже и сейчас могла вполне сойти на кромке за свою.

 

Эпилог

— Ну что, тебе все еще не хочется жить?

— Нет, это не так. Я бы с удовольствием поселилась где-нибудь в глуши. Ты же знаешь, мне трудно в перенаселенном городе, я уже говорила. В Париж возвращаться точно не стану…

— Да и зачем? Правильно, не надо. Кстати, у меня есть на этот счет кое-какие соображения.

— Кромка? Я уже думала об этом…

— Не просто кромка, Изабелла. Все намного интереснее. А что, если тебе поселиться в одном из самых безопасных мест кромки? И самых незаселенных?

— Где именно?

— А ты там уже побывала — как раз туда я тебя и перетащил, когда было нападение зомби. Там все для тебя есть — и безлюдность, и природа, и даже всегдашнее лето. А я иногда заходил бы в гости…

— Надо посмотреть — как-нибудь потом…

— А почему не прямо сегодня?

Ян при желании мог уговорить кого угодно и на что угодно — иначе не был бы он хорошим контрабандистом. И даже своих собратьев-вампиров он был вполне способен заставить сделать то, что нужно ему.

Впрочем, на сей раз речь шла не только о том, что нужно ему — лучшего места для Изабеллы просто не могло отыскаться!

Кромка — это безопасность. Конечно, ей не предъявили обвинений в убийствах — но кто знает, как могут повести себя Посредники?

Во-вторых, тихое и уединенное место — это как раз то, что могло бы окончательно вернуть ее к жизни.

И, наконец, были у Яна некие собственные соображения на этот счет.

Нет, ни о каком начале любовной истории не шло и речи. Дело было совсем в другом.

Ян давно уже считал райский уголок на кромке около ворот Новой Голландии своим собственным поместьем. Ведь все равно никому не принадлежит? Что ж, значит, будет принадлежать ему.

Все бы хорошо, но ведь кто-то умудрился побывать в этом домике — правда, ничего не натворил, но лиха беда начало. Так что пускай Изабелла, сама того не зная, поработает сторожем. В конце концов, это не такая уж высокая плата за ее спасение.

За несколько дней до нового года вампирша попрощалась со «стражниками». Путь до выхода на кромку они с Яном проделали сперва на метро, а потом — пешком. И с тех пор, если ее и видели в Петербурге в текущей реальности — то очень нечасто.

Дня через два после ухода Изабеллы Рэкки вызвал Марину в свой кабинет. Поскольку «Третья стража» — это не самая обычная контора, то и вызов на ковер мог означать что угодно. Но, скорее всего, означал он некую важную для Марины новость. Так оно и оказалось.

— Не знаю, обрадую тебя — или наоборот, очень сильно огорчу, — начал он. — Да ты бы присаживалась, в ногах правды нет.

— Это как-то связано с делом мертвецов? — спросила девушка, усаживаясь в мягкое кресло.

— Совсем никак не связано, — сообщил Рэкки. — Если хочешь — это привет из прошедшей весны. Весомый, знаешь ли, приветик…

У Марины подкосились бы ноги, если бы осталась стоять.

— С ним все в порядке? — спросила она прерывающимся голосом, чувствуя, как кровь приливает к лицу.

А ведь хотела все забыть! Забыть человека, в которого, сама себе не отдавая в том отчета, оказалась по уши влюблена. Человека, который оказался жестоким убийцей — к тому же, убийцей идейным: ни одна из его жертв не была невиновной даже перед людскими законами. Другое дело, что законы эти слабы и работают далеко не всегда. Ну, вот он слегка и восстановил справедливость.

Восстановил… Дело едва-едва не дошло до большой войны «Третьей стражи» и Сообщества! Дело едва не закончилось его собственной гибелью. И даже Марина оказалась вовлеченной в весь этот кошмар — ей пришлось разыграть из себя заложницу, чтобы он смог спастись.

Правда, сейчас, глядя на Рэкки, она вновь начала подозревать, что так изначально и было задумано, что ее роль во всем этом деле оказалась предопределенной едва ли не с момента ее появления в «Третьей страже», — а может быть, и гораздо раньше.

Но, как бы там ни было, она не смогла забыть этого человека. И считать чужим — тоже не смогла.

— Все правильно, только он не человек, а оборотень. Отсюда и все проблемы, — наставительно проговорил Рэкки. — А на голливудский вопрос голливудский же ответ — с Сергеем Казарским все более чем олл райт. Приветы он тебе передает. Странноватые, но вполне в его духе. Теперь смотри. У нас этого не увидишь, это запись «Си-эН-эН».

Рэкки щелкнул пультом, и в следующий момент на экране, стоявшем в углу, появилось изображение. Корреспондент говорил по-английски:

— Двенадцатого декабря в столице Республики Килуанги совершен военный переворот. Власть перешла к комитету национального спасения во главе с капитаном Томасом М’Поло. Как заявило радио Килуанги, капитан М’Поло возложил на себя обязанности президента страны. Предыдущий президент попытался бежать из страны, но был арестован верными новому правительству солдатами…

Все это время на экране шел обычный в таких случаях видеоряд: куда-то торопились негры с автоматами Калашникова наперевес, проехало несколько армейских машин с вооруженными людьми, кто-то изображал на пальцах знак победы.

Затем картинка сменилась — все те же негры с «калашами» штурмовали президентское бунгало. Где-то поблизости разорвался артиллерийский снаряд, картинка утонула в дыму.

— В этом репортаже отражены события прошлой ночи. Сегодня столица патрулируется верными новому режиму войсками, введен комендантский час. В полдень по радио и местному каналу телевидения выступил президент М’Поло…

Камера выхватила новую картинку — точно такой же негр в форме желто-зеленого цвета, как и те, что шли на штурм. И, кажется, мало отличается от них возрастом.

Рядом с ним — новое правительство, все из тех же военных. Правда, есть один гражданский… Белый… Не узнать которого просто невозможно!

— …Наши недра, наша нефть должны перестать быть нашим проклятием, — говорит новый президент. — Мы должны и мы сможем построить общество справедливости, учитывая все ошибки режимов прошлого. Мы сумеем примирить мусульман и христиан нашей страны, мы — один народ. И мы сможем доказать нашу силу. Когда-то, тысячи и десятки тысяч лет назад, разумный человек впервые появился в Африке. И теперь в Африке появится общество, построенное на разумных началах…

Кто мог написать эту речь, Марина отлично знает.

Камера дает крупным планом улицы столицы, пальмы, невысокие дома.

— Военный переворот, по всей видимости, готовился уже давно. Иначе как объяснить, что немедленно последовал декрет о национальных символах страны…

В кадре — толпа народа под предводительством военных казнит статую какого-то местного деятеля — возможно, свергнутого президента. Ему завязывают глаза только что содранным пестрым флагом, а потом подгоняют кран. Мгновение — и статуя оказывается в петле.

Толпа взрывается радостными криками — должно быть, прежний президент был всеми любим и уважаем.

— Заменен даже гимн республики, причем это сделано немедленно, — удивленно говорит журналист.

Камера выхватывает оркестр, марширующий по городу. И тут Марина поняла, что имел в виду Рэкки, когда говорил о привете.

Это была мелодия, хорошо знакомая ей и Сергею. Песня группы «Ойкумена», переделанная в гимн. Ничего африканского в этой мелодии, только-только разученной оркестрантами, не было, когда-то она звучала для них, только для них двоих.

Конечно, слова сейчас были совершенно другими, но за ними угадывалось не Африка, а Россия, Петербург…

Запись закончилась, экран пошел рябью, а Марина так и сидела в кресле, не в силах сдвинуться с места. Слезы невольно хлынули из глаз, а вслед за этим пришел испуг — не увидел бы этого Рэкки!

Потом она осторожно повернула голову — нет, шеф подразделения «Утгард» не видел ничего. Как он смог выйти настолько незаметно — осталось его магической тайной.

Шеф подразделения «Утгард» был занят своими мыслями. Сергей Казарский с его чудесным возвращением — это вовсе не тайна. Гораздо важнее другое. Еще чуть-чуть — и наступит новый год под номером 2006. Может быть, именно ради этого года и существует в Санкт-Петербурге с петровских времен незримая организация под названием «Третья стража».

Пророчество… Заклятое пророчество: город простоит триста лет и три года, а потом быть Петербургу пусту. Можно, конечно, ни в какие проклятия и пророчества не верить — это личное право каждого. Но тогда, что характерно, они как раз и начинают сбываться, причем делают это самым неожиданным и самым неприятнейшим образом. Так что теперь — наблюдение, осторожность и действие! Только так можно переломить это старинное проклятие — и жить дальше.

Нет, он нисколько не сомневался в том, что Пророчество не исполнится, что победа будет. Но ничто не дается просто так, задаром, бесплатно, да еще и чтобы никто не ушел обиженным. Это, знаете ли, фантастика, причем ненаучная.

Поэтому желал он на новый год только одного — переломить Пророчество с самыми минимальными потерями. Но это — как получится, как карта ляжет. В конце концов, все здесь зависит от «Стражи», от всех, кто в ней служит — от «триумвиров» до самых молодых стажеров…

— Стина, а я, кажется, придумала!.. — Морриган готова прямо тут же, у станции метро, где раз в неделю собирается тусовка, петь и плясать от счастья.

— Что придумала? — не понимает Стина.

— А давай встретим Новый год там, где ты живешь, — в параллельном измерении!

Ох, Морриган, знала бы она, о чем просит! Стина отлично изучила кромку, — по крайней мере, настолько, чтобы понять, куда соваться можно, а куда — лучше не стоит.

— Знаешь, можно еду заготовить заранее, ну, закупить, чего нам там надо будет. Давай пойдем туда вдвоем…

— А твои приятели — ну, с которыми мы тогда пошли в «Гремлин». Дженнифер, Волчонок…

— Да поругалась я с ними давно!..

Стина качает головой. Пожалуй, можно было бы пригласить еще и Алку, только в последние два месяца они не то чтобы рассорились — нет, конечно, — но из подруг превратились в приятельниц. А Морриган… Всем бы она хороша, вот только упорно хочет во всем подражать ей, ведьме Стине, жительнице параллельного мира. Даже волосы в рыжий цвет выкрасила!..

А что получилось? Да бледная тень получилась, ничего, в общем-то, хорошего.

И все-таки, не хочется отказывать Морриган — это все равно что котенка обидеть. Котенка?! «А ведь она меня старше», — думает Стина. Но почему бы и в самом деле не отпраздновать Новый год на кромке?

— Во-первых, параллельный мир имеет свое название, — терпеливо объясняет Стина. — Это — кромка.

— Ну да, я это и хотела сказать, — пожимает плечами Морриган и тут же нахохливается, предчувствуя, что сейчас ей откажут.

— А во-вторых, надо не забыть елочные игрушки. Обрядим живое дерево — будет очень здорово, готично и экологично, — говорит Кристина, и Морриган прыгает от восторга. Как сумасшедший ребенок, честное слово. А вот она, Стина — совсем не ребенок, она знает цену каждого шага по кромке.

Правда, цена ее силы так и осталась для нее неизвестной.

В романе использованы стихи Майи Астаховой, Юрия Нестеренко, Михаила Щербакова.

Санкт-Петербург,

2005–2006.