Проснулся Константин Матвеевич чуть раньше восхода солнца. Минут пять он бессмысленно таращился в тёмный потолок, потом ещё минут пять на Жоркин будильник. И в том и другом случае перед глазами Сакурова стояли чёрные дыры. Вернее, чёрные пятна на фоне белёсого полумрака наступающего дня.

 - Ну, вот, допился до нетрадиционной астрономии, - пробормотал Константин Матвеевич и полез из постели. В астрономии, надо сказать, он, как бывший выпускник средней мореходной школы и штурман по специальности, разбирался.

 - Константин! – раздался в это время голос Жорки. – Работу не проспи!

 - Я уже проснулся! – крикнул в ответ Сакуров.

 - Тогда отпирай парадную дверь!

 - Иду, иду! – возразил Сакуров, напялил на себя кое-какую одежду и поспешил в сени.

 - Гони сотню баков, поправиться надо, - хмуро сказал Жорка.

 - Сейчас, - ответил Сакуров, смотался в тайник, отслюнил зелёную сотню и выдал её страждущему соседу. – Ты зелень хоть нормально меняешь? – поинтересовался Константин Матвеевич у Жорки, собирающегося линять в город.

 - Да как получится, - высунулся на свет страждущий Варфаламеев.

 - Здравствуй, Петька! – приветствовал жителя южной окраины Сакуров. – От Семёныча никаких вестей?

 - Здравствуй, Константин, - ответил Варфаламеев. – Лично я ничего нового не слышал.

 - Какие вести, - буркнул Жорка, - его же только вчера увезли.

 - Что ты говоришь? – удивился допившийся до потери самого себя во времени Варфаламеев.

 - Ну, мало ли, - поёжился от утреннего осеннего холода Сакуров, томимый нехорошим предчувствием на тему реализации американской валюты в условиях жесточайшего похмелья таких матёрых забулдыг, как Жорка Прахов с Петькой Варфаламеевым, и хронического отставания темпов капитализации Угаровской инфраструктуры от реализуемой в столице новоявленной России, где появились первые обменные пункты всяких конвертируемых валют. Короче говоря, валютных обменников в Угарове ещё никто не видел, поэтому…

 - Кстати, не хочешь с нами за компанию? – предложил Жорка. – Там и освежимся.

 - Мне же на работу, - стал отказываться Сакуров.

 - Зоотехник раньше девяти не приедет, - заверил Сакурова Варфаламеев. – А сейчас без десяти семь.

 - Даже если ты и опоздаешь, без тебя всё равно не начнут, - ухмыльнулся Жорка, и нырнул в предрассветную темень. Петька навострился за ним. И они оба скрылись там, где начиналась тропа через заболоченную низину в сторону заводской окраины Угарова.

 - Ладно, я только ботинки обую, - крикнул и заторопился одновременно Константин Матвеевич, также помирающий от похмелья.

 Когда компания миновала заболоченную низменность, между Жоркой и Варфаламеевым состоялась беседа, насторожившая Сакурова.

 - Как ты думаешь, жид уже на месте? – спросил Варфаламеева Жорка.

 - Трудно сказать, - ответил Варфаламеев.

 - Я его, козла, в четыре утра из дома выгнал, - сообщил Жорка.

 - Да ведь при его крейсерской скорости два узла в декаду до места можно в течение ближайшего полугодия двигаться, - возразил Варфаламеев.

 - Да, чёрт бы его побрал. Мы как-то с Семёнычем прошлый год послали его за бухлом, так чуть не померли, дожидаясь.

 - Почему я не помню про такой исключительно интересный эпизод из нашей пасторальной жизни? – удивился Варфаламеев.

 - Ты был отъехавши. А этот старый гадёныш, воспользовавшись поломкой телеги Семёныча, нашей с ним платёжеспособностью и удручающе болезненным состоянием, не позволяющим двигаться за лекарством самостоятельно, вызвался сбегать за ним сам.

 - И?

 - Пошёл в восемь утра, пришёл в восемь вечера. Принёс какую-то дешёвую дрянь по цене «Смирновской», вместе с нами её жрал, а потом заявил, что мы с Семёнычем ему ещё должны остались.

 - Посылать восьмидесятилетнего пацана за водкой – это очень оригинально, - резюмировал Варфаламеев.

 - Братцы, вы о каком пацане толкуете? – подал голос туго соображающий после обильной пьянки и литературно-астрономических снов Сакуров.

 - О Мироныче, о каком же ещё? – удивился Жорка.

 - А почему он жид? – задал новый вопрос Сакуров.

 - А это его так Семёныч прозвал, - доложил Варфаламеев. – Хотя для некоторых евреев это весьма обидное прозвище, если иметь в виду конкретного Мироныча, прозванного нашим дорогим односельчанином жидом.

 Варфаламеев, сам тайно и стопроцентно принадлежавший к одному из двенадцати колен Израилевых, выражался несколько туманно, но Сакуров его понял. В том смысле, что за такого козла, как Мироныч, могли не стыдиться одни только русские, в то время как остальная дружба народов…

 «Вот именно», - мысленно поддакнул Варфаламееву бывший морской штурман и спросил:

 - Так это, если я вас правильно понимаю, мы идём к его многофункциональной Азе Ивановне, которая не только делает самый дрянной самогон в округе, но и держит на дому пункт по обмену валюты?

 - Правильно понимаешь, - утешил Сакурова Жорка.

 - И по какому курсу нам предстоит сдать сто восхитительных американских долларов? – решил идти до конца удручённый Сакуров.

 Жорка сказал, Варфаламеев утвердительно крякнул, Сакуров споткнулся о кочку.

 - А чё делать? – превентивно и философски одновременно возразил Жорка. – Там же и бабки обменяем, там же и освежимся, там же и закусим. А потом сынок Мироныча доставит нас обратно.

 - Освежимся той дрянью, которую гонит Аза Ивановна? – уточнил Сакуров. – А сынок слупит с нас за доставку тройную таксу?

 - Освежимся спиртом, которым торгует сынок Мироныча, а сколько слупит, столько слупит, - ответил Жорка и на том разговор прекратился.

 «Удивительная страна, эта моя Россия, - задумался на ходу Сакуров, устремляясь за своими односельчанами через лощину, поросшую молодыми осинами и заполненную всамделишным туманом, а не каким-то сиреневым суррогатом из его давешнего сна. – И народ удивительный. Взять, к примеру, Жорку…»

 Сакуров с любовью посмотрел на Жорку, разгребающего белёсый кисель сумеречного осеннего утра сильными ногами.

 «…Умный человек, а тащится к известному упырю на поклон, потому что выпить ему, видите ли, охота…»

 Сакуров, осудив Жорку, тотчас разобрал свои собственные ощущения по части вышеупомянутой охоты, которая пуще неволи, и с полной ответственностью признался самому себе, что пусть бы он даже умирал с похмелья, никогда бы не пошёл на поклон к Миронычу. А тем более, не стал бы вступать с ним в заведомо ущербную для себя связь в смысле обмена валюты на сомнительное бухло.

 «…Или взять Петьку Варфаламеева, - продолжил мысленную тему Сакуров, - просто умнейший мужик, а туда же… Эх! Кстати, спросить его про Большой Взрыв и предпосылки возникновения чёрных дыр… Пусть просветит… А то нам в своё время про эти дела не очень-то рассказывали… Так, одна только карта звёздного неба да навигация с помощью неё…»

 Топая по тропинке за приятелями, Сакуров машинально сшибал перезрелые сморчки, которые весной употреблял в пищу всеядный Мироныч, и вспоминал сон.

 «Полная мура, - думал Сакуров, чувствуя во всём своём теле, голове и, особенно, в ногах, какую-то неполноценную невесомость, обусловленную иллюзией полёта над землёй в условиях плотно стелющегося над ней тумана, каковая иллюзия удручалась похмельным коэффициентом увеличения земного тяготения, - особенно про Герасимов и Му-Му, которые сначала превратились в стога, а потом – в звёзды. Надо, пожалуй, снова завязывать с пьянством…»

 Сакуров посмотрел вдаль, где горизонт безобразили трубы заводской окраины Угарова и несуразные постройки микрорайона. Трубы небо привычно не коптили, потому что внутренности завода пошли на лом, а в микрорайоне жил Мироныч со своей способной супругой. Константин Матвеевич вспомнил о предстоящей работе и мысленно отложил очередную завязку с пьянством на послезавтра, потому что сегодня понятно, а завтра надо будет опохмелиться.

 Без чего-то восемь были у Мироныча. Дом его, правда, нашли не сразу, хотя и Жорка, и Варфаламеев, забредали сюда не раз. Тем не менее, пришлось добывать информацию о более точном адресе, чтобы и дальше не блуждать меж четырёх похожих двухэтажных домов, построенных в конце сороковых добросовестными пленными немцами и выгодно отличающихся своей добротностью от более поздних пятиэтажных хрущоб.

 Информаторы, надо отдать им должное, на вопрос о месте проживания известного сквалыги и бывшего директора, злобно щерились и, не говоря лишних слов, убегали по своим ранним делам. Потом оказалось, что Мироныч стоит на своём балконе на втором этаже и высматривает своим близорукими глазами гостей, в то время как гости путались между четырьмя домами среди диких великовозрастных зарослей, стихийно образовавшихся за полвека на бывших пустырях.

 - Вот он! – наконец-то «прозрел» Жорка, случайно подняв голову и увидев старого хрыча, стоящего на балконе и прикладывающего ладошку козырьком к своим подслеповатым глазам.

 - Мироныч! – завопил Варфаламеев. – Выпивка уже на столе?!

 - Братцы! – завопил Мироныч. – Что же вы так долго?!

 - Что, доллар подорожал? – не преминул пошутить Жорка.

 Встречали гостей по первому разряду. Присутствовали сам патриарх, его молодая супруга, необъятная Аза Ивановна, и их младшенький, великовозрастный мошенник по имени Ванька. Последний выставил на стол две пол-литровые бутылки якобы со спиртом, хозяйка суетилась якобы с закуской, потому что никакой закуски не предполагалось, патриарх хлопотал о золотовалютном курсе, хотя ни о каком золоте не могло быть речи, поскольку предполагалось менять авторитетную зелень на то барахло, в которое стремительно превращался некогда авторитетный рубль.

 - Мироныч, - увещевал старого хрена Жорка, - доллар уже давно завалили за отметку…

 - Жорочка, - увещевал бывшего интернационалиста навозный жук Мироныч, - местная политика цен предполагает…

 - Товарищи офицеры, умираю, - взывал Варфаламеев.

 - Между прочим, про меня тут каждая собака знает, что от моего спирта ещё никто не отравился, - выступал со своей партией Ванька.

 - Ребята, вы, главное дело, не стесняйтесь, - уговаривала Аза Ивановна, переставляя на столе в кухне трёхкомнатной квартиры пустые тарелки.

 - Ладно, хрен с тобой, режь меня! – орал Жорка.

 - Да, с вас ещё за оперативность операционности, - скрипел Мироныч.

 - Чтоб ты сдох…

 - Так меняемся?

 - Меняемся…

 - Ну, что, по первой? – улыбаясь сладко, словно объелся мёда с малиновым вареньем, спрашивал великовозрастный мошенник.

 - Давай, - разрешал Жорка, таки сбагривший зелёную сотню за смешные рубли.

 - Закусить бы, - спросил Варфаламеев, первый опрокинувший стограммешник тридцатиградусного спирта.

 - Сейчас, сейчас, - засуетился Мироныч и кинулся резать репчатый лук. Порезав, старый хрен на секунду задумался о качестве сделки, принесшей ему долларов пятьдесят чистой прибыли и, ухарски махнув рукой, полил лук подсолнечным маслом.

 - Ну, вот, всю закуску испортил, - заволновалась Аза Ивановна.

 - Эх, батя! – вступился сын.

 - Будьте здоровы, опарыши! – брякнул Жорка.

 - Кушайте на здоровье, - не растерялась Аза Ивановна.

 - Сколько времени? – поинтересовался Сакуров.

 - Двадцать минут девятого, - сказал Ванька.

 - Пора линять, - решил Жорка.

 - Уже? – фальшиво испугался Мироныч.

 - Ну, вот вам ещё литр спирта, - разродился Ванька.

 - Спасибо, родной, век тебя не забудем, - прослезился Варфаламеев.

 - Спирт где тырил? – поинтересовался Жорка.

 - Так мы едем? – проигнорировал прямой вопрос Ванька.

 - Мы вам что-нибудь останемся должны за доставку? – спросил Сакуров.

 - Угощаю! – великодушно возразил Ванька.

 - Это… как? – не понял Мироныч, а Аза Ивановна чуть не хлопнулась в обморок.

 - Погнали, что ли? – напомнил Жорка и первый вышел из квартиры гостеприимных хозяев. За ним потянулись остальные: Сакуров, Варфаламеев, Ванька и Мироныч.

 - Да, ладно, батя! – мигнул старичку Ванька, а мамаше показал руками на прощанье что-то такое, после чего та решила в обморок не падать.

 - Вот я для того тебе машину дарил, чтобы ты на ней даром развозил всяких? - поехал на сынка Мироныч.

 Мироныч, надо отдать ему должное, съел полную дозу, пребывал почти на бровях и не ведал, что говорит. Вернее, он ведал, но не ведал того, что на уме у его сына.

 - Кого это всяких? – поехал на батю Ванька. – Ты, отец, зря так людей не уважаешь, а люди, они – того…

 Ванька с любовью посмотрел на Жорку. Жорка моргнул Ваньке, а Сакуров подумал, что никаких баков Жорка на обмен больше не получит. Варфаламеев посмотрел на всех по очереди и каждому подмигнул по очереди обеими глазами. Сакуров случайно заглянул в глаза Варфаламеева, увидел в них неизбывную тоскливую синьку бездонного русского неба с барашками мимолётных облаков утраченных надежд, мятущихся в ветре непонятных желаний, икнул и сел в тачку Мироныча, подаренную младшенькому его сыну, великовозрастному мошеннику Ваньке.

 Пока ехали, Мироныч, любитель поговорить, рассказал историю своей женитьбы на Азе Ивановне.

 Дело сладилось в сорок пятом, когда Мироныч, не заваливший за всю войну ни одного немца в силу известных причин, возвращался с войны (из побеждённой Германии) верхом на собственном вагоне с собственным барахлом. В это время, а именно – когда эшелон Мироныча обгонял очередной курьерский поезд – ему, Миронычу, приглянулась одна симпатичная девушка из окружения самого генерала…

 В общем, не  важно…

 Короче говоря, мелкий непрезентабельный Мироныч, апеллируя приглянувшейся девушке фактом многочисленности свиты ей подобных в стане известного генерала и количеством натыренного в побеждённой стране барахла лично им, мелким капитаном политических войск, сумел убедить черноокую красавицу в том, что ей лучше пересесть с генеральского экспресса на поезд, в составе которого шкандыбал вышеупомянутый капитан и его благоприобретённые вагоны с трофеями, которые ему, в общем-то, по праву не принадлежали. Девушка оказалась не дурой и пересела. А Мироныч, надо отдать ему должное, к тому времени уже пребывал в счастливом браке и имел трёх детей. Но обошлось, и с первой женой разошлись полюбовно: Мироныч обеспечил всех и таки женился на приглянувшейся девушке из генеральской свиты. С ней они прижил ещё четверых детей, а младшенький сейчас рулил на папиной тачке и перемаргивался с Жоркой. Старшенькие в это время осваивали новый русский бизнес. Ванька тоже хотел, но сильно пил. То есть, пил он сильно периодически, но так как данные периоды случались не совсем периодически, а совершенно спонтанно, то в остальные периоды, когда младшенький отпрыск от второго брака Мироныча пребывал в завязке (или в зашивке )(36), то нормальным бизнесом он заниматься не мог, но торговал разведённым спиртом, краденными стройматериалами и занимался брачным аферизмом, поскольку имел незаконченное высшее образование, вид - смазливый, а потенцию – выше средней статистической по Угаровскому району Рязанской области.

 - Отсюда, между прочим, - между делом бухтел Мироныч, - стоимость проезда до нашей деревни, если ехать на такси…

 - Здесь такси отродясь не водились, - перебивал старого мерзавца Жорка.

 - Да, ладно, батя, мы же русские люди! – скрипел Ванька и подмаргивал Жорке. Жорка подмаргивал Ваньке, Варфаламеев, трогая спирт, подмигивал обеими своими глазами попеременно, а Сакуров думал, что вот хрен им всем, а не Жоркины баки.

 «Надо обязательно найти какого-нибудь нормального менялу, - прикидывал Константин Матвеевич, проклиная угаровских коммерсантов, пока ещё не доросших до свободно конвертируемой валюты, - а то ведь если Жорке снова приспичит догнаться, мне трудно будет не выдать ему очередную сотню из его же денег. И эта сотня попадёт известно кому…»

 Соображая так, Сакуров смотрел на масляную физиономию младшенького сыночка мерзавца Мироныча, каковая маслянистость изобличала в его голове наличие радужных мыслей на предмет односторонне выгодного обмена зелёных сотен на минимальный рублёвый эквивалент, усугублённый спиртосодержащим коэффициентом компенсации морального ущерба клиента, рискнувшего вступить с младшим сыном профессионального стяжателя в определённые финансовые отношения. Смотрел и думал, что зря тот так радуется, поскольку он, Константин Матвеевич, обязательно найдёт более порядочного менялу даже в среде не доросших до свободно конвертируемой валюты угаровских коммерсантов, а Жорка, легко наобещавший Ваньке продолжение валютных операций, так же легко пошлёт его в жопу. Вместе с Миронычем и его Азой Ивановной.

 «Факт, пошлёт, - убеждённо думал Константин Матвеевич, - я Жорку знаю…»

 Прикидывая так, Сакуров только потирал руки от грядущего удовольствия послушать бухтёж Мироныча тогда, когда им с Ванькой выйдет полный облом по части обмишуливания забулдыги Жорки.

 В это время «жигуль» свернул на просёлок, ведущий к северной окраине Серапеевки, а Мироныч, ещё раз пять заикнувшийся насчёт вот какой стоимости проезда на такси от Угарова до деревни, таки заткнулся, но ненадолго, потому что решил изобразить арию Хосе из оперы «Кармен», написанную, якобы, Вивальди. Услышав про Вивальди применительно к «Кармен», Сакуров усомнился и посмотрел на Варфаламеева. Но бедный бывший штурман был так занят мыслями о спирте, что или не услышал откровенного вранья старого прохвоста, либо не придал ему никакого значения. Поэтому Сакуров посмотрел на Жорку и, пока старый хрыч терзал салон своей бывшей телеги и уши попутчиков звуками испорченного унитаза, пытался по выражению лица своего соседа определить, правильно ли его посетило сомнение насчёт Вивальди. Судя по ухмыляющейся роже бывшего диверсанта, правильно.

 - Я, конечно, консерваториев не кончал, - озвучил своё ухмыляющееся состояние Жорка, - и пою так себе, не то, что некоторые…

 Бывший диверсант подмигнул Ваньке, на что тот не преминул угодливо хихикнуть.

 - …Однако железно знаю, что Вивальди не написал ни «Кармен», ни даже «Аиду», потому что первую сделал Бизе. А вторую – его почти земляк, потому что где Франция, а где Италия, в общем, Верди. Впрочем, я их иногда путаю. Так же, как Вивальди с Гарибальди…

 Ванька, продажная душа, истерически заржал и так посмотрел на своего невозмутимого папашу, продолжающего терзать и так далее, что, казалось, в счёт будущих односторонне выгодных известных отношений с забулдыгой Жоркой, сейчас обзовёт Мироныча старым ослом. Но, надо отдать ему должное, не обозвал…