Эмма стояла в центре кают-компании парусника, чувствуя, что ее надеждам не суждено сбыться, она не знала, с чего начинать и что делать дальше. И так все эти дни.

Над ее головой Харлан равномерно и умело драил палубу. Этот ритмичный звук странным образом успокаивал ее, так же, как и его присутствие рядом. Странный мужчина все еще оставался для нее загадкой. Эмма не знала о нем практически ничего и, тем не менее, вела себя с ним нелогично, решаясь на бессмысленные поступки.

Вот, например, почему она достаточно безрассудно приняла его предложение жить и дальше на «Морском ястребе», объяснить невозможно. Эмма совершала ошибки в своей жизни, но эта могла побить все рекорды. Отшельник Харлан Маккларен расшевелил те ее чувства, о которых она перестала думать уже давно. Однажды она уже теряла голову из-за одного замкнутого мужчины, и это привело к катастрофе. И снова наступать на те же самые грабли? Ни за что!

Палуба под ее ногами вдруг поднялась — дыхание перехватило, закружилась голова. Ей почти почудилась угрожающая фигура в люке, только непонятно, почему Харлан все продолжал драить палубу.

Спустя мгновение она услышала звук двигателя проходящего мимо судна и поняла: это оно создало волну, приподнявшую «Прелестницу».

Эмма в изнеможении опустилась на сиденье. Она вся дрожала, ее глаза были полны слез. Да, она жуткая трусиха — с этого она начала обвинять себя.

Эмма легко справлялась с монотонными и нудными делами, квалифицированно — со сложными и тяжелыми заданиями, но когда дело доходило до опасности, пусть даже и незначительной, она тут же теряла присутствие духа.

— Эмма, вы хотите это… Что не так?

— Ни… ничего.

— Угу. Попробуйте еще раз.

— Я чувствую себя хорошо, — сказала она.

— Как бы не так!

Его ответ побудил Эмму к действию. Она подняла голову, пристально посмотрела на него и произнесла:

— Я даже не истекаю кровью.

Харлан слегка отступил назад. На его лице было написано, что он понял ее намек на его собственную травму.

— В самую точку, — промолвил он тихо и замолчал на какое-то время, потом догадался, что с ней происходит, и спросил: — Вас все еще трясет от этих неандертальцев?

Эмма не смотрела на него. Через мгновение он подошел и присел рядом.

— Вы в безопасности на «Морском ястребе», — произнес он.

— Дело не в этом.

— Что тогда?

Эмма вздохнула. Ей необходимо было выговориться кому-то. Сейчас Харлан был единственным из возможных собеседников.

— Я как курица, — призналась она. — Все эти приспособления в этой каюте, а я даже не подумала схватить одно из них как оружие.

— Эмма…

— Вместо этого я схватила тот дурацкий барометр…

— Не имея опыта, вы не могли знать, как обороняться. Это все равно, что садиться на мотоцикл, не имея навыков вождения. Кроме того, вы придержали налетчика.

— Но не остановила его. Если бы не вы…

— Вы нанесли удар, — уточнил Харлан.

Эмма чуть не фыркнула с отвращением.

— Изо всех сил, — сказала она с презрением, отводя от него взгляд.

— Вы не трусиха, Эмма.

— Тогда почему меня трясет, как лист, сейчас, когда прошло так много времени? Почему мне снятся кошмары? Почему я заново переживаю то, что случилось, просыпаясь ночью?

На какое-то мгновение воцарилась тишина, потом Эмма услышала протяжный, сдавленный вздох.

— Потому что время не имеет значения. Даже если событие закончилось в реальности, это не значит, что оно закончилось и у вас в мозгу. Нет ничего хуже краха собственных надежд.

Она подняла голову, медленно повернулась, чтобы посмотреть на него. Выражение лица Харлана было суровым, и в этот момент Эмма поняла, что он говорит о себе.

— Как давно это с вами произошло? — спросила она тихо.

Он напрягся, потом с видимым усилием успокоился.

— Некоторое время назад.

Эмма медлила с вопросом, зная его замкнутость. Но она никогда еще не видела его таким — готовым открыться.

— Что случилось?

Он помолчал какое-то время, потом, смирившись, начал говорить.

— Я был в Никарагуа, скажем так, в стороне от проторенных дорог. Слишком далеко. Мне вообще не следовало высаживаться на берег. В джунглях меня поймал военный диктатор Омар…

— Поймал? За нарушение?

— Сначала.

— И вы… не сражались? — спросила она осторожно, предполагая, что он имел в виду именно это.

— О, я сражался, как мог, — Харлан покосился на нее. — Но их было четверо.

— Но скажите ради Бога, почему вы просто не применили оружие? — спросила она, в то же время понимая, что Харлан и не был вооружен. Эмме показалось, что она заметила, как изогнулся уголок его рта, но он не ответил. Эмма решила подтолкнуть его к разговору дальше.

— И… что произошло дальше?

С минуту он молчал, и Эмма почувствовала: открыться — для него очень трудный шаг, и неизвестно, рассказывал ли он об этом кому-либо ранее. Мысль о том, что она будет первой, кому Харлан откроется, подняла в Эмме волну чувства, которого не было раньше.

Наконец Харлан начал рассказ.

— Они решили, что если я американец и нахожусь на территории, куда ни один нормальный американец не осмелится ступить, то я пришел туда по приказу.

— По приказу?

— К примеру, по приказу ЦРУ.

— О Боже мой! Почему люди всегда верят в эту глупость?

— Потому что они видят мир именно так. Омар не удовлетворился моим ответом.

— Чего он ожидал?

— Он ожидал, что я признаюсь.

— Но если вы не были… — она вдруг остановилась, и ее глаза расширились. — Мой Бог. Он пытал вас?

— Скажем так, он старался изо всех сил, чтобы мое пребывание там было максимально неприятным.

Так вот откуда этот изможденный вид! В своих глупых подозрениях Эмма оказалась так далека от истины, что сейчас чувствовала себя ужасно.

— Говоря, что нет ничего хуже краха собственных надежд, вы имели в виду это? Вы признались? Мой Бог, Харлан, ведь солдат и офицеров противника вынуждают под пытками делать то же самое, и их никто не осуждает. Нельзя считать, что все смогут выдержать…

— Я не признался, — сказал он, перебивая ее.

— Тогда почему вы чувствуете себя виноватым?

— Из-за того, что я не признался, Омар казнил невинного.

Эмма замерла: для нее все услышанное казалось неправдоподобным, чужим. На мгновение она подумала, что это фантастический рассказ, придуманный, чтобы произвести на нее впечатление. Но взглянув в страдальческие глаза Харлана, она поняла, что каждое его слово — это мучительная правда. И ей следовало бы не забывать, что в этом мире не везде безопасно.

— Кого? — спросила она почти шепотом.

— Моего проводника Мигеля. Он был хорошим человеком. У него остались жена и трое детей.

— Бедняги…

— Они ни в чем не будут нуждаться, — сказал Харлан с уверенностью в голосе. У Эммы тут же мелькнула мысль: не потому ли, вынужденный посылать им деньги, Харлан живет теперь у своего богатого друга?

— Как вы освободились?

— Этот славный парень, который владеет «Морским ястребом», отправил за мной одного человека. К счастью, это произошло до того, как Омар принялся убивать одного за другим тех, кто остался от корабельного экипажа, и до того, как нанес мне увечье.

Эмма вдруг вздрогнула, почувствовав себя очень одинокой в своем безопасном, маленьком мире, и промолвила:

— Мне очень жаль.

— Мне тоже. Я слышу этот расстрел каждую ночь. Омар никогда не грозил убийством — он просто делал это.

— Невозможно уповать на то, что сумасшедший обладает логикой, — она покосилась на него. — С сумасшедшими все понятно, но все-таки что вы делали в Никарагуа?

Харлан печально улыбнулся, тактично не упрекая ее за приклеивание ему ярлыка сумасшедшего человека.

— Я кое-что искал.

— Это «кое-что» должно быть очень важным.

— Только если вы верите в легенды, — загадочно промолвил он.

— Вы поэтому находитесь здесь? Чтобы… поправиться?

Харлан кивнул.

— И забыться.

— Помогает?

Харлан пожал плечами — Эмму выводил из себя этот жест, не подразумевающий никакого ответа. Но на этот раз за ним последовали слова:

— Говорят, что я скоро буду в прекрасной физической форме, но никто не может сказать, когда прекратятся ночные кошмары.

Харлан погрузился в молчание, и какое-то время Эмма сидела в раздумьях по поводу его истории. Осталось только одно, о чем она хотела спросить. Помедлив, Эмма промолвила:

— Почему вы рассказали мне об этом?

На этот раз Харлан посмотрел на нее в упор. В его взгляде отражалось пережитое.

— Потому что провел последние пару дней там же, где и вы. Это плохое место, Эмма, оно не подходит для проживания.

Это был ответ, но не тот, который она хотела услышать.

Почему он поведал обо всем именно ей?

Эмма находится на борту «Морского ястреба» только из-за ночного нападения на парусник, твердил себе на следующее утро Харлан. Конечно, теперь она не может жить на «Прелестнице».

Эти же слова не очень помогли ему сегодня ночью, когда все его тело стремилось к ней, разгоряченной и нежной, спящей в конце коридора. В его мозгу крутились всевозможные причины, чтобы пойти в ее каюту, начиная от бескорыстной — не страшно ли ей? — и заканчивая более практичной — убедиться, что он еще способен на что-то.

Но было и еще кое-что. Харлан не мог предложить Эмме ничего, кроме физического влечения. Он способен только на дружеские отношения, ничего больше, особенно с такой женщиной, как Эмма, — она просто не поймет его страсти.

После освобождения Харлана и возвращения домой Джош настоял, чтобы он посетил психолога. Та сообщила Харлану, что на некоторое время его чувства обострятся, он будет более впечатлительным. С этим он теперь согласился, ведь в Эмме не было ничего особенного, что могло затронуть его до глубины души, — это лишь подтверждало слова психолога.

Харлан поднялся, быстро оделся — он справился со своими чувствами и пребывал в лучшем настроении за все эти дни. Он просто должен был справиться с этим так же, как вылечить свое тело.

Мурлыкая песню, он вышел из каюты и в ту же минуту увидел Эмму, завернутую в полотенце, которая быстро шла по коридору в сторону своей каюты. У него перехватило дыхание.

О Господи, ее ноги так стройны, подумал он почти благоговейно. И остальные формы совершенны — этого не скроешь за полотенцем.

Но тут же его только-только оперившаяся уверенность в собственных силах разбилась напрочь, и он едва не спрятался в своей каюте.

«Вам захочется укрыться от мира, — говорил психиатр. — Запрещаю вам делать это. Только приняв все вокруг, вы обретете былую уверенность и силу».

— Легко тебе говорить, — пробормотал Харлан себе под нос, проходя мимо двери, которая отделяла его от соблазна, по пути в кают-компанию.

На камбузе ничего не радовало глаз, поэтому, налив кружку кофе, Харлан направился наверх на капитанский мостик. Необходимо было завести двигатели — он не делал этого с тех пор, как Эмма поселилась на яхте. Харлан проверил измерительные приборы, установил переключатели, потом включил зажигание. Мотор завелся легко, и на палубе под ногами стала ощущаться легкая вибрация, создаваемая ожившим судном.

Харлан провел серию тестов. У него никогда не было такого сложного судна, как «Морской ястреб», но он справился с ним. И это вселило в него чувство гордости: обычно судовая команда Джоша, дежурившая круглосуточно, состояла из трех-четырех человек. Работа в собственной компании позволяла Джошу Редстоуну приезжать сюда только несколько раз в год, поэтому к его приезду яхта должна была находиться в исправном состоянии.

Все, казалось, работало хорошо. Вообще, и самолеты, и яхты, которые создавал Джош, были не только самого высокого качества, но и эффективны. Не случайно они разрабатывались для тех, кто предпочитал эти характеристики внешнему блеску. Несмотря на то, что судовая команда «Морского ястреба», дежурившая круглые сутки, состояла из трех-четырех человек, яхта была разработана таким образом, что с ней мог вполне управляться и один.

Джош, как никто, понимает, что означает желание побыть в одиночестве, в который уже раз подумал Харлан.

Он изучил ряд датчиков с круговыми шкалами и снял показания приборов позади штурвала. Здесь на палубном компрессоре для кондиционирования воздуха, редко применявшемся на северо-западе, но зато часто — в тропиках, имелся один датчик, дающий неверные показания. Надо было проверить его и разобраться, что неисправно на самом деле — палубный компрессор или датчик. Харлан надеялся, что это был…

За дверью послышались шаги, приближающиеся к капитанскому мостику Харлан заставил себя продолжать изучать пульт управления, даже когда Эмма вошла.

— Я слышала, что заработал двигатель, — сказала она спустя мгновение.

Он мельком взглянул на нее, заметил ее опасливое выражение лица и спросил:

— Думаете, что я собирался отдать швартовы? Вы же, без сомнения, не собираетесь в плавание?

Эмма слегка покраснела, и Харлан понял: попал в точку.

— Вы ведь довольно подозрительны? — он приподнял бровь. — И уж тем более такая идея вам не по нутру?

Эмма покраснела еще больше.

— Да, — призналась она. — Я еще нервничаю оттого, что нахожусь на судне. Я никогда не любила море. Хотя… теперь должна сказать, что никогда и не предполагала… На яхте я успокоилась.

— Немудрено. Яхта — солидное судно.

— Это помогает и вам? — спросила она, переведя тему разговора на него самого.

— Может быть, — согласился Харлан.

Не может, а точно! Именно поэтому Джош поселил его здесь, на яхте. У Харлана перехватило дыхание, какое-то время он не мог проглотить слюну. Он понял, что происходит с ним сейчас. А ведь Джош Редстоун верит в счастливые, романтические окончания даже самых страшных историй. Не связано ли это с Эммой…

— Харлан?

До него наконец дошло, что нужно удивиться, увидев этот ее озадаченный взгляд.

— Что вы хотели? Удостовериться, что я не похищаю вас?

Эмма посмотрела неодобрительно, и он понял, что попытка отвлечься от своих мыслей получилась слишком резкой.

Пусть так, по меньшей мере, это лучшая оборона, подумал он и, заметив у нее в руках лист бумаги, спросил:

— Что это?

— Это… — она запнулась. — Возможно, мне не следовало говорить об этом больше, но раз вы были недавним другом Уэйна, может быть, у вас есть идеи по поводу письма?

— Письма? — повторил он, уже не на шутку тревожась.

— Это письмо от него. Я получила его через три дня после того, как… как Уэйн умер.

Харлан заметил легкую дрожь, которую Эмма не смогла сдержать.

— Должно быть… страшно?

— Очень. Он отправил его отсюда за день до смерти.

Эмма протянула Харлану письмо. Он не хотел брать его, не хотел даже дотрагиваться, словно ее простое прикосновение могло затянуть его еще глубже в этот сбивающий с толку водоворот, с которым он сражался.

Но Эмма вопросительно смотрела на него. Она ждала. Почти против воли Харлан протянул руку к конверту.

— Вы хотите, чтобы я прочитал его?

Эмма кивнула.

— Вы были ближе всех к Уэйну перед его смертью. Может быть, вам письмо скажет больше?

Харлан сомневался в этом. В те последние дни Уэйну недоставало трезвого ума, и, скорее всего, здесь написана бессмыслица. Неохотно взяв конверт, Харлан вынул уже потрепанный листок и нахмурился.

Письмо было написано на почтовой бумаге яхты «Морской ястреб», роскошном, бледно-сером пергаменте с очертаниями судна и его названием, напечатанным шрифтом темно-красного цвета, — это была эмблема компании «Редстоун». Харлан подумал: когда же Уэйн успел позаимствовать эту бумагу? Письмо было написано жутким почерком, если не сказать закорючками, что Харлан мгновенно отметил. В самом низу, у напечатанной линейки, буквы были выведены с нажимом, оставив следы на обратной стороне.

Пристальный взгляд Харлана уперся в последнюю строку у линейки: «ищи на «Прелестнице». Парусник хранит свои секреты глубоко, но они там». Почувствовав любопытство, он начал читать с начала, часто не разбирая букв, в нескольких местах почерк было почти невозможно разобрать.

Из того, что прочел Харлан, можно было сказать только одно: большей частью бессвязное письмо состояло из обычных резких обличений, отрицаний собственной вины, жалоб на то, что все ненавидели безвинного Уэйна. Также было написано, что когда-нибудь Уэйн станет богатым и пошлет весь мир и свою семью, за исключением Эммы, к дьяволу. Харлан должен был признать, что, по меньшей мере, одно было правдой: Уэйн на самом деле любил свою двоюродную сестру.

— А за что ее не любить? — услышал он свой шепот и вздрогнул. Это проклятое подсознание не только все время напоминает о себе, теперь оно стало проявляться в виде высказываний вслух. — Я знаком с большинством из этих тирад, — сказал он резко. — Единственное, о чем я не слышал, приведено в конце письма.

Эмму оскорбили его слова, но она не показала вида.

— Это я и имею в виду, — произнесла она. — Строка в конце письма.

— Как вы думаете, что это означает? — спросил Харлан.

— Я могу предположить только одно: Уэйн чувствовал, что находится… в беде.

— Вы имеете в виду предчувствие?

Эмма кивнула, в ее глазах читалась тревога.

— Что он мог умереть…

Ну, это безумие, подумал Харлан. Или у Уэйна под действием спиртного или наркотиков начались галлюцинации, или все-таки его самосознание подсказало ему, что однажды злоупотребление такими вещами закончится смертью.

Необходимо было признать и то, что Харлана все время беспокоило это ночное нападение на обшарпанный, видавший лучшие времена парусник. Рядом стояла куда более привлекательная, дорогая яхта «Морской ястреб», но вероятность того, что налетчики случайно ошиблись, была маловероятна. Они знали, за чем и куда идут.

Харлан теперь был уверен: Эмма может оказаться в опасности, если вернется на «Прелестницу». Возможность ее возвращения на парусник полностью исключается.